Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"

Автор книги: Vlad Holle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Наивный я, – сказал Женя. – Пиздец, какой наивный.

– Ну, это относительно, Женек, – сказал Родион. – Смотря, когда.

Коля посмотрел на своего друга, взгляд типа «нашел время шутить». Может, Коля и любил шутить, веселиться, но тут не было причин улыбаться.

– А мыслей, кто мог кинуть Полинке видео, нет? – спросил Коля.

– Ни одной, – помотал головой Женя. – Думал, что вы, только вот на кой вам это.

– Дело говоришь, – согласился Родион. – Это, должно быть, одна из девчонок сделала.

– И кто? Может, поделишься до конца своими мыслями по этому поводу?

– Я не знаю. Ты ж никому не насолил, Женек. Да и уважают тебя все. Поэтому, сам понимаешь, никому твоя трагедия на руку не играет.

Лев смотрел на Женю, он не мог ничем помочь, как и его друг, когда Льву требовалась помощь. Каждый, кто терпит расставание, понимает сразу: не люди излечат тебя, а время. Люди будут тебя окружать, мелькать перед глазами, но склеить сердце не смогут.

Любовь – болезнь. Только у некоторых есть иммунитет к ней, она их не погубит, с другими она развлечется как следует, как развлеклась с Левой, а теперь с Женей.

И Лев боялся только одного – как бы Женя не замкнулся в себе, как это сделал их общий знакомый, молчаливый одногруппник.

– Так, хватит тут сопли пускать, – сказал Лев. – Давайте-ка переодеваться, а то девочки сейчас придут.

Коля и Родион пошли к своей простой одежде, начали переодеваться.

– Тебя это тоже касается, – сказал Лев Жене.

Тот лишь кивнул и принялся переодеваться.

– Пацаны, – обратился к одногруппникам Коля, – а наше культурное мероприятие?.. Вы пойдете?

– Конечно, – ответил Лев. – Но вот вопрос: когда? Думаю, после экзаменов будет самое то!

– М-да, но там производственная практика будет. Нажремся и придем с бодуна сюда. Да, Родя?

– Стоит сразу выбрать день, – сказал Родион, снимая рубашку (у парня была волосатая грудь), – потому что у моего знакомого днюха. А я хочу там и там побыть. Везде надраться.

– Надираться будешь с нами, понял, засранец? Там не пей.

– А чего так?

– А ничего! Бухай, с кем хочешь, пидарок. Неверный, черт.

– Развел истерику, – вздохнул Коля. – И на сколько ты опоздаешь?

– Хрен знает. По-быстрому схожу в лес отметить. Ебану там водочки для легкой походочки и к вам. Приду – страху наводить буду на всех!

– Паршивец, – улыбнулся Коля. – За это я тя и люблю.

Хорошая была идея – напиться после экзаменов, разом все знания выветрятся из головы. Коля поднимал эту тему несколько раз, и все давали один ответ: все пойдут. Однако до мероприятия далеко, еще некоторые еще сто раз передумают прежде чем идти.

– А мысли, где будем бухать, есть? – спросил Лев.

– Есть один домик, – ухмыльнулся Коля. – Снимем его.

– На девятнадцать человек? А дом не лопнет от такого количества людей?

– Он от наших рвотных масс затонет! – заржал Родион. – Нажираться, – так от души, чтоб все лето потом не пить.

– А жрать, что будем? – спросил Женя.

Одногруппники повернулись к Жене, удивились.

– Пойдешь? – спросил Коля.

Женя кивнул.

– Тот факт, что я лишился девушки не означает, что меня не заинтересовала идея выпить в компании друзей. По сколько скидываемся, пацаны?

Глава 18

Поесть. Нужно поесть. Лев пошел на кухню, взял булку с творогом. Стоило чай сделать, чтоб в сухомятку не есть, но времени уже нет. Каких-то жалких двенадцать часов до общего экзамена. Вся ночь впереди, чтобы выучить все, что изучалось несколько месяцев. Спасало только одно – вопросы с ответами на тесты. Они были по каждому предмету, сотни вопросов, и неизвестно какие попадутся.

Лев пошел обратно в комнату, сел за комп, который недавно починили. Одногруппники сидят в Интернете, некоторые спрашивают, кто готовится, но это глупый вопрос. Если бы кто-то готовился, то не сидел бы в беседе, и уж тем более не писал в ней. Юноша не видел лица одногруппников, но чувствовал, что они устали также, как и он. Два дня перед экзаменами пролетели незаметно, Лев даже не успел понять, как прошло это время. И вообще он не брал в руки ни лекции, ни учебники, в которых все подано поверхностно, ни вопросы к экзаменам. Но время пришло, остается меньше двенадцати часов.

Были времена, когда Лев говорил себе, что зря выбрал этот путь. Другие, его одноклассники, пошли на юристов, экономистов или еще на кого, где не легче. Но юноша не обращал на это внимания, потому что, давая кредит, занимаясь инвестициями, финансами, ты не будешь работать с человеком, который истекает кровью, лежит с инфарктом, перед тобой не будет сидеть женщина, чьи воды отошли несколько минут назад. Зачем нужна вся эта хрень? Градус ответственности выше некуда из-за человеческой жизни. Многие будут говорить, мол, да это серьезно, но вот у финансистов... В жопу финансистов, в жопу!

Лев перечитывает вопросы и ответы по фармакологии, далее запоминает гигиену с генетикой, дальше патологию, которая шла легче, чем основная анатомия. Ни атласов, ни путевых учебников, ни полных лекций – Лев чувствовал себя отрезанным от возможности все хорошо сдать. Клонило в сон. Нельзя, надо прийти в шарагу хоть с чем-то, а не просто так взять и провалиться. Если провалить экзамены, то так, чтобы было видно, что шансы сдать были.

А может, к черту эту учебу? Пойти завтра и забрать документы – в армию пойти. Если удастся, то там можно будет работать по контракту. Такого парня, как Лев, могут поднатаскаться за год, а потом он сам будет, по собственной воле, Родине служить.

Андрей, Лена и Ульяна сидели у себя в комнатах. Под бледно-желтым светом столовой лампы они пролистывали лекции по анатомии, готовясь к этому же предмету. Другие предметы они запомнили наизусть просто – какое-то слово из вопроса и ответ. Видишь на мониторе то самое слово, понимаешь, какой выбирать ответ. Но с анатомией было сложнее. Студенты понимали, что толком ничего не помнят, они знали, но забыли.

На часах час ночи. Соседи по комнате давно забили на экзамены и дрыхли в кроватях.

Храп соседа по комнате отвлекал Андрея.

– Хватит храпеть, – сказал Андрей. Но сосед не отреагировал, продолжал спать.

Ульяна чувствовала тяжесть в веках. Выпила кофе, но его хватало только на двадцать минут, а потом организм уставал еще сильнее. Убрала рваный учебник по анатомии, взяла вопросы по генетике. Единственное, что пугало, это задания с несколькими вариантами ответа, где нужно делать сопоставления. Одна ошибка, и неважно правильно ли все остальное.

Лена не заметила, как, заучивая патологию, она скатилась по креслу и заснула. Усталость брала вверх и выиграла, когда на часах было три часа ночи.

Кристина и Даша поступали по такой же схеме, как их одногруппники из общежития. Они находили такие слова, которые не попадались в других вопросах. Одно слова, ассоциация, и ответ всплывает в голосе. Девушки пытались мысленно вспоминать ответы, видя только вопросы, но это так не работало. Весь поток информации, который студентки заливали в себя, откладывался в кратковременную память. Сдадут экзамен – забудут, и останутся капли тех знаний, которые они учили в эту ночь.

Маша и Наташа были готовы уже давно, просто прошлись глазами по материалу еще раз. Девочки видели лекции, вопросы и знали ответ.

Они крепко спали, когда часовые стрелки медленно подползали к четырем часам.

Начинало светать.

Макс сложил все записи, вопросы и ответы в одну стопку. Выпив чай, вернулся в зал, где дрых Вася. Максиму казалось, что он не было готов, он будет так говорить всем, кто спросит его об этом. И потому будет слышать, что врет, что он все знает. И они раскусят его, потому что сегодня он был готов. Уверенность была слабой, не была закреплена знаниями, которые он вместил в свою голову за несколько часов до экзамена.

Пнув одногруппника ногой, Максим сказал:

– Подъем, повторяй давай, пока не поздно.

– На хуй иди, дай еще поспать, – пробубнил Вася и уткнулся лицом в подушку.

Коля и Родион уснули, держа в руках вопросы по анатомии. Родиону было все равно, он был готов и знал, что сдаст. Говорил, что нет ничего сложного, просто нужно понять, что за что отвечает и где находится. Ему было легко говорить в то время, когда Коля уже валился с ног и думал только об одном – о кровати.

Золотой луч скользил по потолку, сползал по лицу Родиона, и тот очнулся. Сонными глазами посмотрел на комнату, которая ярко освещалась первыми лучами солнца, увидел часы. Пять часов утра.

– Вставай, – сказал Родион Коле, – время очко поджимает.

Галя и Алена спокойно спали в кроватях, когда на часах было семь часов утра. Они готовились два дня, не выходили из дома. Вечером, перед экзаменом, они были готовы. Пройдя несколько курсов медфака, девушки понимали, что готовиться к экзаменам нужно в любое время. Или в последние два дня, которые другие использовали, как выходные.

Женя учил вопросы к экзаменам весь день. Со звоном будильника, Женя надел чистую одежду, сложил выглаженный халат в рюкзак. По дороге в колледж он повторял ответы, смотрел на вопросы – выбирал «ключевые» слова, которые ударят парня по голове, и он вспомнит ответ на вопрос.

Полина уходила на второй план. Женя придавался воспоминаниям, глядя на нарисованный портрет, который она вернула через день после разлуки.

– Делай с ним, что хочешь, – сказала она, отдавая портрет.

Жене хотелось порвать нарисованное лицо девушки, изрисовать, прожечь в больших, темных глазах портрета дыры, чтобы они не смотрели на него. Но он не мог так поступить. И дело было не в Полине, а просто в том, что он нарисовал картину, потратил на ее уйму времени. Старосте плевать, она его только получила и пару минута маялась над тем, куда прикрепить свое изображение. Но сам художник... Картина вызывала тяжесть на душе, проникала своим взглядом глубоко в сознание Жени, видела сокровенные тайны, мечты, связанные с Полиной.

Но копаться в себе, чувствовать, как внутри все обрушивается, не давали экзамены. Если, однажды, Женю спросят, как он справлялся с разлукой, он ответит, что есть более важные вещи, которые, скорее всего, разрушат не твои розовые мечты, а саму жизнь. Жизнь, которая полна непредсказуемых вещей, удивительна, ужасна и прекрасна одновременно, бессмысленная и полна мечтаний и целей. А девушка, или парень, заполнявшие какую-ту брешь в сердце и ушедшие также неожиданно, как появились, не дают причин опускать руки перед более ответственными вещами. Жене было тяжело держать такие мысли в голове – не придаваться забвению и уйти в воспоминания вновь. Надо было учить, и он учил.

Казалось, солнце поднимается медленно специально, чтобы дать еще время на повторение. Но этого уже не хватит, никакого времени уже нет. Если вчера не учил, не учил позавчера, то за это прохладное утро ты не выучишь ничего.

Я не хотел, чтобы кто-то провалился из группы. Вечером, может, и были мысли о том, что некоторым не место в колледже, но это так, злость и страх, что я сам не сдам ничего. Но теперь, сидя в маршрутке и зубря через телефон ответы, я понимал, что это только первый курс. Мы не имеем права провалиться, потому что первый курс – ничто. У нас не было экзаменов зимой, мы не ходим в университет, где до экзаменов нужно еще дожить. Жизнь студента полна зубрежки, алкоголя, любви, у кого-то секса, но это на первый взгляд. На деле – ты просто подстраиваешься под новую систему и не замечаешь, как обыденно существуешь до экзаменов, времени, когда ответственность за свой кутеж просыпается перед самым ответственным моментом в данный момент.

Я волновался, родители предлагали принять успокоительное, но мне нравилось чувствовать этот страх, как он ползает по телу, лезет в голову, перебирая все вопросы, ответы, знания, которые в голове уже давно. Ничто так не мотивировало меня, как страх провалиться. Что на ГИА и ЕГЭ, что сейчас. Страх. Он заложен с самого рождения, мы боимся еще детьми монстров в шкафу, растем и начинаем бояться, что нас никто не полюбит, что не сможем найти себя. И именно страх подталкивает нас действовать – искать, любить, бороться. Учить.

Полина зашла первая в аудиторию, села за компьютер. По указке очкастого преподавателя включила тест и начала решать. Рядом с ней сидела Галя, которая быстро отвечала на вопросы.

Девушка учила все два дня. Чувствовала, что устает, но продолжала набивать голову ответами на вопросы. А Женя... кто он теперь для нее, как не человек, который просто существует. Таких, как он миллион, таких, как она столько же. И теперь они – одногруппники, бывшая пара. Окончат учебу и забудут, не вспомнят друг о друге, будут думать, что кто-то из них уже свел счеты с жизнью. Полину такой расклад устроил бы, она не проронит ни слова, ни одарит скорбящих жалостью. Ухмылка на лицо и красивая походка мимо своей первой любви.

В аудитории слышны только щелчки кнопок мыши, тяжелый вздох кого-то в другом конце аудитории. Ритмичный стук сердца слышится в ушах, кажется, что его слышат все присутствующие. Пальцы медленно скользят к нужно кнопке. Курсор на мониторе стоит на нужном месте, ждет указаний. Вопросы плывут перед глазами, появляются точки около нужных ответов, исчезают и дальше по кругу, пока все тесты не заканчиваются.

Очкастый учитель, худой мужчина с обвисшей кожей на лице, делает подсчет процентов, полученных от каждого теста. И вот он говорит:

– Немного не хватило.

В эту секунду хотелось провалиться глубоко под землю, или уйти куда-нибудь, где никому не сдался твой сраный диплом уже с пятью тройками. (Да и вряд ли он будет нужен, оценки – не показатель твоего интеллекта.)

Девушка вышла в коридоре. Ее словно окружила толпа репортеров, которые вели прямую трансляцию своего канала.

– На сколько сдала?

– Трудно было?

– Списать вообще нельзя?

– На «3» сдала, – холодно ответила Полина. – Отвалите от меня.

Подготовка была в жопе, по крайней мере такое чувство было не только у меня. Зашел, сел и чувствуешь, как задний проход забит двумя днями зубрежки.

И все равно «3», и иди на хрен отсюда – зови другого.

Мог получить только две тройки, а получил целых шесть! Это же, сука, надо так проебаться на экзамене! Стараешься, тратишь время и все через жопу.

– Надо было сливаться сразу, – сказал Максим, у которого была аналогичная ситуация с Полиной и мной. – Так бы пересдал сразу осенью, а теперь... На хуе вертел эти экзамены!

– Угомонись, Макс, – сказал Родион, который сдал на «5», – у нас еще анатомия осталась.

– Ха-ха-ха... а-а-а, сука... – Макс положил голову на плечо Родиона. – Столько времени, а все... каким образом-то?!

– Хер знает, каким, но... вот так вот.

Льву было плевать на все. Что там будет с анатомией его не волновало. Провалится – и пусть. Он провалился разом с пятью предметами, поэтому теперь ему ничего не страшно. Бояться нечего, потому что изначально было плевать на результат.

Женя сдал, но был на самом краю, чтобы упасть вместе с Левой и еще несколькими студентами. И тогда его охватило сладко чувство победы, которая охватывала каждого студента-медика, вообще сдавшего экзамены. Тогда никому не было важно, какой результат они получили, студенты просто радовались, что справились. Остальное было неважно. То, что они сдавали не сделало бы их фельдшерами. Было стыдно провалить фармакологию или патологию, но все остальное... Никому нет дела до всего остального. Кому какое дело, если ребенок имеет отклонения при рождении, – это не забота фельдшера. Куда смотрят окна здания и с какой стороны стоит мусорная корзина около двери – это не к фельдшеру.

Он пошел в общежитие сдавать анатомию. Рядом шли Коля, Родион, Максим и все остальные.

«Леч Д» шел сдавать анатомию уже с измотанными, уставшими головами. У половины группы не было желания даже повторять что-либо, все перестало иметь значения. Кто-то сдал, кто-то нет, но они закончили первый курс, а производственная практика – это то, что им не хватало. Некоторые перешептывались, говорили о том, что лучше все лето практиковаться в больнице, чем сдавать экзамены. Студенты-фельдшера видели своими глазами только дну сторону медицины. Уколы, капельницы – это обычное дело, которому можно обучить каждого.

***

Несколько человек сидели на ступенях в общежитие. Стоять, идти домой не было сил. Отдохнуть. Нужно подышать воздухом, проветрить голову, никуда не направляясь. Голова пустовала, какие-то небольшие картинки мелькали перед глазами. В основном это был подсчет результатов, поставленные в зачетку оценки. Но ни вопросов, ни ответов, ничего, что отняло так много времени, уже не было в сознании. Летний ветер унес все с собой.

– Надо напиться, – сказал Лев.

– Согласен с тобой, – промолвил Коля, сдавший экзамены на «4». – Я хочу забыть весь этот день.

– И это только первый год! – поражался Лев. – Какие из нас медики получатся?

– Удивляюсь, что ты задаешься этим вопросом, – заметила Маша.

– В такие моменты появляется пища для размышления. Только вот, пережевав все, понимаешь, что ты тут никому не нужен. Платишь им – они тебя терпят, только бабки неси.

– Ну, коли платишь, то тебя сразу пинками не выпроводят из шараги, – отозвалась Галя. – Это не медфак.

– И, слава Богу, что это так!

– Что, ребята, – обратился к присутствующим Коля, – будем послезавтра заливать в себя все, что можно?

– Еще закурим как следует, от души, – сказал Родя. – Мы должны отметить конец курса. Эй, Макс, за бухлом поедешь со мной?

– А денежка есть? – усмехнулся Максим.

– Ты че, угощать не будешь нас?!

– Перебьешься, Родя!

Смех пронесся по группе.

– Я не смогу, – сказала Даша.

– Ой, и я тоже, – добавила Кристина.

– Да как, почему? – не понял Коля.

– Мне домой надо, – с грусть в голосе сказала Кристина.

– А у меня дела, куда не вписывается кутеж, – сказала Даша.

И обсуждали, спорили одногруппники долго. Я свое слово сказал. Я пойду. В какой-то момент меня начинало терзать вся эта отстраненность. Эти люди добры ко мне, по-своему умны и интересны. Оставалось только идти рядом с ними, смотреть на них, как когда-то я смотрел на одноклассников, чьи лица уже забыты, а имена... это просто список имён.

– Ты пойдешь пить? – спросил у меня Женя. Я смотрел на него и не видел скорби по Полине, которая успела покинуть компанию, сдав анатомию раньше всех.

– Думаю, что пойду, – улыбнувшись, ответил я. – Но я не буду пить.

– Значит, мясо поешь.

Мясо. Шашлык. Огонь.

– Слушай, – сказал я Жене, – а портрет, который ты рисовал Полине, остался? Ты ничего с ним не сделал?

Женя вопросительно помотал головой.

– Привези его. Я хотел бы посмотреть на портрет. Оценим твой талант и придумаем, что с этим делать.

***

Я собрался на пьянку. Родители недобро пожелали мне хорошо провести время. Они долго будут помнить о том, как я сдал экзамены.

Женя пришел ко мне домой, так как я предложил ему поехать вместе. Вместо того, чтобы он добирался своим ходом и приехал непонятно, когда, я сказал ему, что нас отвезет мой батя.

– Ты принес картину? – спросил я первым делом, когда я встретил его на железнодорожном вокзале.

– Да, – кивнул Женя, он хотел вытащить портрет, но я его остановил.

– Покажешь там, – сказал я.

– Не понимаю, а почему не сейчас? – Женя недоверчиво смотрел на меня, догадывался, что у меня есть планы на его художество.

– Потому что я сейчас не могу тебе показать свои первые рукописи. В буквальном смысле – они у меня от руки, а не напечатаны, как тот рассказ.

– Хм, ну ладно.

Эпилог

Это была пятница. Эту пятницу ждали многие по нескольким причинам. Одни собирались ехать домой, в соседний город или республику, как, например, Полина. Коля и Родион не стали уговаривать старосту оставаться и праздновать полное завершение первого курса. У каждого студента группы был выбор: дом или заключительная встреча этим летом. Многие выбрали второе.

Первую половину дня «Леч Д» пил на улице, ел шашлыки, приготовленные Андреем. Коля играл на гитаре, пел. Рядом с ним сидела Маша, подпевала ему. Особенно отличилась Валя, которую, наверное, слышали другие жители соседних домов.

Шел дождь, ждали, пока он закончится.

Лев нормально так напился, что давал своим рукам свободу по отношению к Гале. Они оба напились, оба танцевали, плотно прижавшись, друг к дружке. В глазах все кружилось, диван, стол, еда – все стало размываться. Неизменным, четким во всех отношениях оставалось радостное лицо Гали.

Студенты продолжали кутить, пока у них были силы, и пока Макс не очнется от позыва начавшейся интоксикации (он напился быстрее всех, поэтому его отвели в дом, поспать).

Галя чувствовала теплые, крепкие ладони Льва у себя на бедрах. Она мало выпила, но в голове все равно помутнело. Сознание потеряло всякую границу, она первая прижалась ко Льву и чмокнула его в шею. В обычное время, когда голова была в трезвом состоянии, она бы не позволила себе такого, но сейчас ей было все равно. Мы пьяны, доходило до нее, это не всерьез, это по пьяни... по дружбе, максимум.

В один момент, когда перестала играть музыка, и меломан включил Сергея Жукова, Галя повернулась к одногруппнику спиной. Они кружились, покачивались, будто оказались в русле реки. Девушка чувствовала, как ладони Левы скользят вверх, нежно гладят ее стройный живот.

Перекрикивая музыку, которую включили на максимальную громкость, Лев сказал, что устал, и потянул Галю к винтовой лестнице, которая вела на второй этаж.

Лев заметил, как Макс, морщась от яркого света и громкой музыки кричит, что его выворачивает наизнанку. Он сбегает по лестнице и стремится попасть в туалет. Одногруппники расходились перед ним, пока Лев тянул за собой Галю в освободившуюся комнату.

Еще в самом начале, когда он был трезв, Лев понимал, что многие останутся ночевать, поэтому нужно было немедленно занять хорошее место. А хороших мест было всего два, – как и две спальные комнаты, где было по одной кровати.

Это происходило само собой, вроде и можно остановиться, но внутренний голос говорит, что нужно продолжать, поскольку, когда еще выпадет такая возможность? Возможно на следующей пьянке, но до нее еще нужно дожить. До этой были хорошие шансы не дожить, поэтому хотелось ухватиться за момент. Ухватиться за девчонку из группы.

Кровать была мягкой, пружинистой.

Лев боялся сделать Гале больно, ему было страшно, что он все может испортить. Но только, чего тут портить? Студенты смотрели друг на друга, улыбались, нежно покусывали друг другу губы.

Галя чувствовала на языке вкус сладкой крови из губы Левы. Он осторожно лег рядом с ней, чуть ли не оказался над ней. Она гладила его широкую спину, пыталась прижать его к себе, но он, Лев, упирался руками о кровать, нависал над Галей.

Может, это правильно, что Лев не дает себе разойтись так, как мог бы, возникла мысль в голове Гали. Он не испытывает к ней чувств, а эти поцелуи, которые могут длиться всю ночь напролет, – гипноз нескольких рюмок водки. Галя смотрела на Льва и не видела того, чего хотела. Не было влюбленности, было лишь желание, которое парень держал в себе. Оно в нем было всегда, в каждом парне есть тайник, где лежит множественное количество материала, связанное с девушками, с каждой из них. Разные по хронометражу, по качеству, по сценарию, по всему. И часто, почти никогда, эти грезы не сбываются. А у Левы, думала Галя, есть возможность, но он не отваживается реализовать ее. Он знает, что это неправильно во всех смыслах.

Лев едва мог разглядеть лицо Гали в темноте. Только слабый, голубоватый свет просачивался через окно. Он целовал Галю в губы, ласкал ее тонкую, нежную шею. Ему очень хотелось большего, но нельзя, он не станет так поступать потому, что он не такой.

Он поймал на себе взгляд Гали. Взгляд девушки завораживал, говорил о многом, что сама Галя не рассказывает. Девушка провела ладонью по щеке Левы, вцепилась пальцами в затылок и притянула к себе.

Лев чувствовал, что не может себя контролировать. Он хочет дать себе свободу, которую Галя вытягивает из него.

У «Леч Д» был большой костер, который они разожгли ближе к полуночи. Все едва держались на ногах, но никто не хотел заходить в дом. Все стояли вокруг огня, смотрели, как маленькие, оранжевые искры взлетают в воздух и угасают, смешиваясь с ночным, звездным небом. Допивали из горла вино и шампанское, разливали оставшуюся водку по одноразовым стаканам и закусывали шашлыком.

Женя стоял ближе всех к костру, в одной руке у него была бутылка красного вина, которую ему дал Родион, чтобы тот опустошил ее. И понятно, почему. Все знали, но никто об этом не говорил, зачем в лишний раз давить на больное? Во второй руке был портрет, который развевался на ветру. Женя и сам не мог понять, зачем взял его с собой. Ему было одиноко, он чувствовал, как пустота селится в нем, обустраивает все так, чтоб ему, Жене, было трудно засыпать, было трудно думать о чем-то более важном. А портрет только утяжелял ношу.

Женя смотрел на Колю и Машу, то, как они были счастливы, влюблены. Коля укрыл девушку пледом, просунул ей стакан с шампанским. Женя представлял себе, как он мог бы стоять так же с Полиной. Он напился, чтобы не думать об этом, но вместо этого чуть не начал писать бывшей.

Но я ему не позволил.

Мне нравился костер, он рос на глазах, грел нас всех в эту прохладную июньскую ночь. И честно признаться, даже такое, пусть и скромное, торжество было лучше, чем весь выпускной вечер. Мы угрохали мало денег, а у нас было практически все, что было у меня год назад. Музыка, еда, медленный танец, чувство одиночества в шумной компании. Я свыкся с этим, и просто улыбался, глядя на огонь. Пожирающий все, что попадется ему на пути.

Я видел, что Женя сжимает портрет Полины. Это был хороший портрет, нарисованный талантливо, с любовью к человеку, который изображен на холсте.

Родион сказал мне принести начатую бутылку водки из дома. Пошел и вернулся с бутылкой в одной руке, и текстами, которые были записаны в ежедневники, – в другой.

Отдав Родиону бутылку, я подошел к Жене. Его словно зомбировало пламя, так он пристально смотрел в него. Он там ничего не увидит. Но я решил ему помочь.

При нем, при всех своих одногруппниках, которые были на пьянке, я бросил первую стопку текстов в огонь. Костер вспыхнул дюжиной ярких языков, которые принялись съедать все, что было мной написано. Стихия, коварная, убивающая тебя мучительной смертью, медленно расправлялась с переплетом дневников.

Я не чувствовал печали, что бросил три года своей жизни в огонь, как и ощущения пустоты. На месте всего этого появилась свобода в голове.

Женя посмотрел на меня, я поднял бровь, мол, вперед, ты же хочешь этого!

И он это сделала, за что получил бурные возгласы со стороны парней. Женя наблюдал, как огонь быстро съедает портрет. Первыми были съедены глаза, затем туловище, а потом лицо, которое, может, и не осталось на холсте, но осталось в сердце юноши.

Женя кивнул мне, а остальные подталкивали меня, подстрекали устроить косплей на Гоголя. Я не стал лишать их этого представления.

Казалось, огонь вот-вот выскочит, охватит нас, и всю базу отдыха. Дневники горят, голова очищается, а я заявляю:

– Пусть прошлое останется в прошлом, и горит оно в огне!