Текст книги "Альтер Эго (СИ)"
Автор книги: Villa Orient
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 39
Горячее решение
Я ненавижу первый снег. И всегда ненавидела. Белая масса падает сверху и хлюпает под ногами. Тяжестью ложится на ветви деревьев. Самые слабые из них ломаются.
Возможно, расстройство личности всегда было во мне. Возможно, травма – смерть матери – стала толчком к развитию психопатии. Было ли это органическое повреждение или лишь моё больное воображение? Я бесчисленное количество раз задавалась вопросом, почему я такая. И я до сих пор не знаю ответа. Никогда не узнаю.
Я была у психотерапевтов, читала книги профессионалов о расщеплении личности, но ничего из этого не даёт мне ответа. Это как чёрная дыра, которую можно исследовать только по косвенным признакам, которые она создаёт вокруг себя. Я не могу понять, что происходит, и не могу это остановить, потому что я как будто бы сплю и смотрю на всё со стороны, не в силах пошевелиться и сказать хоть что-то. В такие моменты я не существую, хоть и могу мыслить, но меня, именно меня, нет. На моём месте другой человек, который живёт другую жизнь, совершает действия, которые я никогда бы не смогла совершить. Как в тот день.
В тот день наконец-то снег перестал таять. Температура понизилась, снег всё ещё был мокрым, но всё же ложился на землю ровным слоем и больше не исчезал, превращаясь в воду. Я опаздывала в школу и решила срезать через парк вдоль пруда. Папа не разрешал мне так делать. Время неспокойное, много плохих людей, которые без труда могут обидеть ребёнка. Как же он заблуждался по поводу того, кто и кому может причинить зло.
Мы жили в новостройках. Дома построили, а школы там не было, поэтому мы ходили в соседний микрорайон. Дорогу тоже никто не удосужился построить. Единственная асфальтированная дорога шла вдоль шоссе, и нужно было делать приличный круг – дополнительно полчаса, чтобы дойти до школы. Обычно я слушалась папу и ходила так. Но когда времени не было, мы с Ирой, да и не только мы, бегали через парк. В общем, это был лесопарк с протоптанными дорожками. Самая короткая шла вдоль пруда. По ней я и бежала тем утром, когда увидела впереди знакомую фигуру.
В этом году к нам пришла новенькая, звали её Маша. Она была замкнутая, необщительная, но в обиду себя не давала. Ире она понравилась, и они даже начали дружить, разговаривали, шутили, смеялись вместе. А мне это всё не нравилось. В нашу дружную компанию вклинилась помеха. У меня и так, кроме Иры, нет друзей, а тут ещё эта стала занимать время единственной подруги. На самом деле, Маша и Ира были очень похожи. У них даже пряди волос были одинаково выкрашены розовым шампунем. Они обе бойкие и весёлые. А я от них отличалась.
Маша шла без шапки, розовая прядь стала мокрой от снега и повисла как сосулька рядом с другими сосульками из волос соломенного цвета. Дорога через парк, конечно, была короче, но всё равно занимала минут двадцать. Я быстро её догнала.
– Опять опаздываешь.
Она повернулась ко мне.
– Ты тоже опаздываешь.
– Хочешь наперегонки?
– Вот ещё, школа никуда не убежит, – Маша фыркнула.
Мы пошли рядом. Я не выдержала первой и спросила:
– Домашку сделала?
– Тебе-то какое дело? И потом, я всё равно не иду на первый урок.
– Это ещё почему?
– Потому что мы с Иркой решили прогулять.
– Вы с Иркой? А зачем же ты тогда в школу идёшь?
– Чтоб родаков не злить. Пусть думают, что я в школе.
– Ирка мне ничего не говорила.
– Ну ещё бы! Ты будешь отговаривать.
– Не буду! Я, может, с вами бы пошла.
– Не может. Ты такая правильная.
– Ты зато неправильная.
– Зато мы с Иркой подружились, а ты завидуешь!
– Ничего вы не подружились. Ирке просто скучно. Мы с ней с самого детства дружим, на одном горшке сидели.
– То же мне дружба, – Маша рассмеялась, и видно было, что она и правда не очень уважительно относится к нашей с Ирой дружбе. – Ирка сама не хотела тебя звать, зануда!
– Да что ты об этом знаешь? У тебя друзей вообще нет, чужих отбираешь.
– Ира сама хочет со мной дружить, а ты ей надоела.
Я не замечаю, когда приходит другая я. Это всегда происходит неожиданно, как будто тумблер в голове переключили. Я стала холодной и злой. Я больше не думала о дружбе, о том, что правильно, я была очень обижена и хотела наказать того, кто причинил боль. Я просто чувствовала неконтролируемую ярость. И желание решить эту проблему раз и навсегда. Её не должно быть. Она не должна вставать между мной и моей подругой. Никогда. А если встала, то уже поздно, и ей сейчас будет плохо. Я хочу решить эту проблему раз и навсегда.
Я схватила Машу за рукав куртки и резко развернула. Она этого не ожидала. Я была ниже её ростом и худее, но сил у меня неожиданно прибавилось. Я холодно сказала:
– Не смей так больше говорить.
И Маша меня испугалась. Я видела это в её глазах. Её взгляд изменился за секунду. Она перестала улыбаться, стала неуверенной, открыла рот и крепче вцепилась в рюкзак.
– Ты чего? Ну, хочешь, пойдём с нами?
– Нет, я хочу, чтобы тебя не было с нами. Ты нам мешаешь.
Я не знаю, что хотела сделать. Хотя, нет, знаю, я хотела её наказать. Я её просто толкнула, сильно и направленно. Сзади неё был каменный блок, поставленный здесь много лет назад неизвестно зачем и сточенный временем, из него торчала арматура. Она упала, ударилась головой об угол, скатилась и больше не поднималась. Её глаза были закрыты. Нежно-белый, свежий снег стал быстро пропитываться алой кровью с её затылка. Мокрые от снега волосы повисли паклями вокруг бледного лица, а розовая прядь нелепо оттопырилась и, как будто оторванная, лежала в стороне.
Сначала я ничего не поняла. Я этого не хотела. Я не должна была так поступать. Никто не должен. Но я тут, и всё самое страшное уже случилось. Мне стало страшно и очень стыдно. Я смотрела на тело девочки и осознавала, что совершила.
Мой мозг работал сейчас просто как механизм. Об этом никто не должен узнать. Мало ли, что может случиться с девочкой, которая утром в декабрьских сумерках идёт через парк одна. Никто не должен узнать, что с ней случилось. И про меня никто не должен узнать. Папа расстроится. Я не могу провести годы в колонии для малолетних преступников.
Теперь нужно действовать быстро. Я огляделась по сторонам. Утром тут было тихо и почти никто не ходил, тем более в плохую погоду. Асфальта нет, и везде грязь теперь ещё и в снегу. Здесь рядом небольшой обрыв, где-то метр высотой. В пруду, правда, совсем неглубоко, а летом, когда вода испаряется и водоросли разрастаются, дно видно, но не в этом месте, что очень удачно. Зато рядом валялись кирпичи со стройки. Не знаю, кто их сюда тащит и зачем, но сейчас они – то, что мне нужно.
Я схватила два и подтащила их поближе. Стянуть рюкзак с Маши было тяжело, она лежала на нём спиной, поэтому я перевернула её набок, это тоже оказалось непросто, и тело не сразу поддалось, она всё-таки крупнее меня. Я засунула сначала один кирпич ей в рюкзак. Это далось мне просто, потому что она не носила учебники, и места внутри было много, потом затолкала второй, это было уже сложнее. И застегнула рюкзак.
Теперь осталось самое сложное – Машу надо было подтащить к обрыву. Я подошла к ней со стороны головы, покрепче схватила её подмышки, упёрлась ногами в землю и сделала рывок. Сначала у меня ничего не получилось. Я упёрлась ещё раз, и на этот раз тело сдвинулось на пару сантиметров. Я взмокла, лицо покраснело и горело. Холодные снежинки кололи разгорячённую кожу как иголки.
Бледное лицо Маши было совсем близко. Мне даже показалось, что она ещё дышит, но это уже неважно. Она не должна ничего рассказать про меня и про то, что произошло. Я напряглась ещё немного, и на этот раз мне удалось подтащить тело ближе к краю. Мне пришлось ещё три или четыре раза поднапрячься. И в следующий раз я перевернула и толкнула её сбоку, подкатывая к краю, а потом ещё раз, и ещё. И она наконец упала в воду лицом вниз, но быстро перевернулась. Синтепоновая куртка надулась.
Она лежала на воде, как кукла, как будто просто уснула. Я хорошо видела черты её лица, бледные и теперь спокойные, уже без вызова, без ухмылки. В какой-то момент мне показалось, что она никогда не пойдёт на дно, но воздух всё-таки закончился, последние пузыри вышли на поверхность, кирпичи в рюкзаке утянули её на дно, и тело скрылось в холодной воде полностью.
Ещё немного, и пруд заледенеет, уже со дня на день. Вряд ли её начнут искать здесь. В этом месте вода глубже. Если тело и всплывёт, то только весной, а тогда найти следы будет уже невозможно. По крайней мере, никто не подумает на меня. Да и сейчас не подумает. Снег быстро заметал следы. Наши следы, которыми мы пришли сюда, уже почти скрыты. Ярко-алое пятно крови на снегу было очень заметно. Я взяла толстую палку и смешала окрашенный снег с мокрой землёй под ним, пока кровавое пятно не стало коричневой и непонятной субстанцией из грязи, и выкинула палку в воду.
Потом я внимательно осмотрела себя. Руки были грязные, ботинки тоже, пока я тащила тело Маши, то почти полностью провалилась в мягкой сырой земле, но для ребёнка, который бегом бежал в школу через парк, чтобы не опоздать, это обычное дело. На куртке следов не было. Кровью я тоже не испачкалась. Это главное.
Я ещё раз подошла к краю пруда и заглянула в воду, но ничего не увидела, только тёмная холодная вода, которая теперь хранила мою тайну. Я отошла в сторону и осмотрела берег. Если не знать, что здесь произошло ещё пять минут назад, то ничего подозрительного не видно. Даже то место, где была Машина голова, уже скрывалось под снегом. Немного крови было на выщербленном камне, где Маша ударилась головой, но и она теперь размылась и уже не была похожа на кровь. Я пошла прочь. Через несколько шагов я обернулась, но никого поблизости не было, а место рядом с камнем было просто местом рядом с камнем.
Всё это неправильно, но я ничего уже не могу исправить. Я буду жить с этим всю оставшуюся жизнь. Это самое страшное наказание.
Я прибежала в школу, взмокшая и с красным лицом, опоздала на пять минут, потому что пришлось в туалете вымыть руки, но никто ничего подозрительного не заметил. Все просто подумали, что я так торопилась в школу на первый урок. Учительница меня поругала.
Иры не было. Она пришла на второй урок, грустная и расстроенная. Мне сказала, что проспала, но я-то знала, что её подруга не пошла с ней гулять и сама пропала, как будто нашла, с кем ещё можно повеселиться, а это всегда обидно.
Машу начали искать только через два дня. К тому времени и следа в парке не осталось. Её искали, но она была девочкой непослушной, много прогуливала, ходила неизвестно где одна, так что никто не мог сказать, где она и что с ней. А ещё она водила дружбу с плохой компанией старшеклассников, на них и пало первое подозрение, хотя нас всех тоже спрашивали. Тело её так и не нашли. Её пропажа, конечно, потрясла всех, но ненадолго, через месяц одноклассники о ней забыли, как будто её и не было никогда. Только Ира до сих пор о ней помнит. И я.
Тот день – это моё личное дно рядом с Машей. Для меня это полное разрушение – представлений о правильности, представлений об опоре.
Я достигла такого состояния, где я перестала грести, перестала пытаться всплыть и что-то контролировать. Я перестала задаваться вопросами, кто виноват, что делать, на кого злиться, на кого обижаться, как себя наказать. Меня прошлой больше не существовало. Я рассыпалась на две личности. У меня нет скелета, нет опоры. Моя новая опора родилась в состоянии безысходности, там, где мои мысли оказались бессильны. Мой истинный дух родился на дне.
Если бы я попыталась тогда бежать от себя, от невыносимого состояния, пытаться всплыть с этого дна, то я потеряла бы часть себя. Я не знаю, какую, но я лишилась бы части своей души. Я была злая, слабая, горюющая. Я не приняла ответственность за то, что сделала. До сих пор я считаю, что мне очень повезло, что меня не поймали, и сама я не сдамся. Я заново научилась дышать, проживать своё бессилие и стыд.
Я ушла настолько внутрь себя, что в итоге я увидела в себе ту вторую личность, я её поняла и приняла. И только потом я стала всплывать. Я была на дне не один раз. И каждый раз я всплывала более ясной и честной с собой. Я знаю, какая я настоящая.
И всё это время, которое заняло больше года, я ничего не делала. Точнее, я жила, как раньше, училась, ходила на занятия, дружила с Ирой. На всё остальное у меня не было сил. Я ничего не хотела. Я жила по инерции. Это меня и спасло.
Большинство преступников погорают на активной деятельности. Они хотят исправить то, что натворили. Они хотят скрыть следы, отвести подозрение. Они задают лишние вопросы, говорят лишнее, пытаясь узнать, как идёт расследование и исправить ситуацию. Они возвращаются на место преступления, чтобы замести следы, ещё раз взглянуть, ничего ли не осталось и не наведёт. Но чаще всего они наводят на себя сами.
Это я прочитала много позже, когда изучала криминалистику и психологию маньяков. Я боялась себя. Я боялась, что я буду продолжать.
Глава 40
Ложь в обувной коробке
– Маргарита Владимировна, приношу свои соболезнования. Как вы держитесь?
– Спасибо, держимся, как можем, – жена Иванова всхлипнула и вытерла глаза рукавом.
– Простите за беспокойство, но нам нужно ещё раз с вами поговорить.
– Я понимаю.
Жена Артёма сидела в чёрном платье. Его фотография стояла в шкафу в чёрной рамке. Вадим Игоревич посмотрел на фото, потом на жену Иванова и снова подумал, что не понимает, чем человек с фотографии смог заинтересовать Аврору Виннер. Да и Маргариту тоже. Виннер – из другого мира. Ей бы подошёл министр иностранных дел, политик, олигарх, директор заводов-пароходов, известный какой-нибудь спортсмен или учёный.
Да и Маргарита молодая, миловидная, даже в горе и чёрном трауре выглядит хорошо. А Иванов не то чтобы обычный, он не особо привлекательный, а в жизни даже неприятный. Вадим Игоревич хорошо представлял такой типаж.
Что за личные проблемы у Виннер? Она не нашла силы, чтобы уйти от него сама, но ей повезло, что тот сам от неё ушёл. А Маргарита искренне горюет по нему. Как так? Что он с ними делал?
– Я вам очень благодарна, что вы его наконец-то нашли, хоть так. Мы теперь можем похоронить его, – она снова всхлипнула и стала вытирать нос платком.
– Маргарита Владимировна, теперь вы, может быть, вспомнили что-то необычное, что может нам помочь найти его убийцу?
Она задумалась, опустила глаза, потёрла нос платком, но покачала головой:
– Нет, ничего.
– А можете ещё раз проверить, какие документы и личные вещи Артёма Михайловича дома?
Она ещё раз всхлипнула и встала:
– Посмотрю сейчас.
Вадим Игоревич и Коля остались ждать в комнате, осматриваясь. Вскоре жена Артёма вернулась с обувной коробкой.
– Я тут сложила его документы.
Следователь взял коробку, перебирая паспорт, загранпаспорт, военный билет, СНИЛС, белый пропуск. И среди вещей был телефон.
– Маргарита Владимировна, а телефон тоже вашего мужа?
Она пожала плечами:
– Наверное.
Вадим Игоревич с Колей переглянулись:
– Мы возьмём телефон для сверки?
Она ещё раз пожала плечами:
– Да, берите, конечно.
– Коля, сделай опись, пожалуйста. Коля сразу же сел писать рапорт об изъятии, а потом дал подписать жене Артёма.
Она подписала, не читая. Вадим Игоревич с Колей снова переглянулись.
– Разблокировали телефон? – Вадим Игоревич нетерпеливо подошёл к Коле сразу, как тот вернулся в кабинет. – Да, работает. Давайте посмотрим сообщения.
Коля нашёл мессенджер и открыл его. Оба следователя, старший и младший, уставились в экран.
– Смотри-ка, что он писал «Кукле-3»: «Хочу увидеть тебя снова… Запах твоей узкой киски не выходит у меня из головы…» – следователь присвистнул. – Смотри, какая длинная амурная переписка. Этих сообщений не было в отчёте.
– Не было, точно, Вадим Игоревич. И контактов таких у него не было. Тут «Кукла», «Кукла-2», «Кукла-3», а других контактов нет.
– А сколько провайдеры хранят информацию? Может, это старые сообщения?
– Нет, они в том же месяце, когда его убили.
– А посмотри, в тот день было что-то? Встречи назначены?
Коля листал сообщения:
– Нет, ничего в тот день. Есть за два дня до смерти: «Хочу тебя увидеть» «Я тоже хочу» «Давай встретимся в четверг» «Давай» «Там же, где и всегда» «У меня есть идея получше. Давай среди деревьев и памятников. Там тихо. Никто не увидит» «Мне не нравится это место» «Ну пожалуйста» – Тут он думал целых десять минут и согласился. Похоже на описание кладбища, Вадим Игоревич.
– Ещё как похоже. И похоже, наша «Кукла-3» – это Аврора Виннер.
– Да почему, Вадим Игоревич?
– А кто ещё на кладбище звать будет?
– Ну не знаю. Сейчас, подождите, – Коля написал сообщение и отправил на свой номер, а потом взял свой телефон.
– Вадим Игоревич, это другой телефон. Вот смотрите, номер другой, не тот, что на него зарегистрирован, и не тот номер, который жена сначала давала.
Они переглянулись.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Она нам второй его телефон отдала. Она знала, что у него есть второй телефон.
– А первый где?
Вадим Игоревич нашёл на столе дело Иванова.
– Фрагменты телефона нашли при нём в могиле. Предположительно, телефон разбит тем же орудием, что и нанесены травмы. Сим-карту не нашли, но она тоже, скорее всего, сломана и валяется где-то в земле. А вот смотри, показания его жены. Она сказала, что телефон был при нём. Она звонила ему где-то в двенадцать часов дня, и он ей ответил, – Вадим Игоревич стал листать дело. – А вот распечатка звонков, тут есть этот их разговор, три минуты. Значит, телефон был при нём. А сейчас она отдала его нам, как ни в чём не бывало. И сказала, что это его телефон.
– Она сказала: «наверное».
– Да, но ты понимаешь, что это значит?
– Она знала, что у него есть второй телефон.
– Знала, и переписку читала. Вот что бывает, Коля, когда задаёшь одни и те же вопросы через год. Достань-ка ордер на обыск.
– А так можно?
– Можно, когда есть подозрения, что близкие не всё помнят, вещи найти не могут, мы им помогаем. Тем более, у нас теперь дело об убийстве. И вызови мне Аврору Виннер на допрос по подозрению в убийстве.
– Есть, товарищ майор. Я тоже могу присутствовать на допросе?
– Ты должен присутствовать на допросе, младший лейтенант. Теперь надо отработать связи Иванова, выяснить, кто такие эти Куклы, и проверить алиби.
– А основание, мотив?
– Мотив у них у всех есть: ревность, месть. Иванов – тот ещё ловелас.
– И у жены тогда тоже есть мотив.
– И у жены в свете последних находок тоже есть мотив. Её будем тоже отрабатывать. Но прежде всего Аврору Виннер.
Глава 41
Алиби и шарф с кровью
– Вадим Игоревич, с Авророй Виннер проблема.
– Какого рода?
– У меня был очень неприятный разговор со службой безопасности МИДа. Она на госслужбе, и у неё юридический иммунитет. Её делом может заниматься только ФСО. Но это неважно. Вам сначала хорошую новость или плохую?
– А сейчас какая была?
Коля нахмурился и махнул рукой.
– Ладно. Я понял. В нашем деле хорошие новости бывают редко. Она сейчас в длительной командировке на три года на острове Маврикий, поэтому вызвать её на допрос нельзя.
– Так… А хорошая тогда какая?
– У неё алиби на день убийства.
Вадим Игоревич всплеснул руками и вскочил со стула.
– С чего ты взял, что это хорошая новость? Да как так-то? Где же она была? И кто это подтвердил?
– Она была в Санкт-Петербурге на Международной конференции по мягким вычислениям и измерениям. Она зарегистрирована на ней все три дня. Прибыла за день до дня пропажи и убийства Иванова. Есть билет на «Сапсан». Две ночи она была зарегистрирована в гостинице «Нева». Выступала в день убийства с докладом. Несколько десятков людей могут подтвердить. И камеры тоже. В общем, я, конечно, всё проверю ещё раз, но, похоже, это не она. Ну, не успела бы она и в Питере выступить, и на Митинское кладбище сгонять.
– Ну ладно, сложно с ней всё. С Маврикия, конечно, мы её не вызовем. Где это вообще?
– Очень сложно, Вадим Игоревич. Внутренняя безопасность МИДа мне дали понять, чтобы мы больше не спрашивали о ней и все запросы отправляли сразу в ФСО.
– Ну, это мы ещё посмотрим. Давай начнём с того, что проще.
– Здравствуйте, Маргарита Владимировна.
– Опять вы? Что-то вы зачастили. То нет от вас вестей целый год, а то приходите два раза на неделе. Никак не можете оставить нас в покое. Что ещё вам нужно?
Она была зла и не скрывала раздражения. И Вадима Игоревича это удивило.
– У нас постановление на обыск квартиры.
– Чего?
– Вот, можете ознакомиться, – Вадим Игоревич протянул бумагу с печатью. Она посмотрела и пробежалась по строчкам глазами.
– И что это значит? Зачем?
– Теперь это дело об убийстве. Ищем улики.
– Здесь?
– Здесь, Маргарита Владимировна. Давайте не будем терять время, – следователь прошёл мимо неё в коридор. – Николай Дмитриевич, найдите понятых, пожалуйста. Маргарита Владимировна, я присяду в комнате за столом писать протокол.
Пока следователь проходил в комнату, Маргарита старательно ему мешала протиснуться в коридоре.
– Что вы хотите найти?
– Что-то, что даст нам зацепку.
– Зацепку для чего?
– Где искать дальше. Маргарита Владимировна, не переживайте так. Мы постараемся всё сделать аккуратно.
Но она и не думала успокаиваться, и даже закричала, превратившись в фурию:
– Убирайтесь! Вон отсюда!
И начала мешать служителям закона, захлопывая перед ними дверцы шкафа, который они собирались осмотреть.
– Маргарита Владимировна, если вы будете мешать, я вынужден буду вас заковать в наручники.
Молодая хозяйка отошла, заламывая руки и бешено вращая глазами, что ещё раз убедило следователя в том, что он пришёл верно.
– Где сын?
– Вам-то какое дело? В саду он.
Следователь подумал: «Хорошо, что ребёнок при этом не присутствует. Не понятно, что он запомнит».
Обыск длился уже час, и всё это время Маргарита металась из угла в угол как бешеный зверь. Когда Коля позвал старшего следователя в другую комнату, то она метнулась быстрее него, как будто знала, что сейчас произойдёт.
– Вадим Игоревич, понятые, смотрите, шарф с красными и коричневыми пятнами. Найден в шкафу, на верхней полке. – Маргарита Владимировна, это ваш шарф?
– Нет, – она отчаянно замотала головой.
– Знаете, чей это шарф?
– Нет.
– Шарф Артёма Михайловича Иванова, вашего мужа?
– Нет! – Маргарита разрыдалась.
Вадим Игоревич взял её под локоть:
– Пойдёмте, Маргарита. Он увёл её в другую комнату, где никого не было, и усадил на диван, пока она плакала навзрыд. Он дал ей платок и подождал, пока рыдания станут тише.
– Маргарита, я всё понимаю, вас понимаю. Я знаю, что случилось. И знаю, почему. Давайте я начну, а вы меня поправите, – он вздохнул. – Артём вам изменял.
Маргарита смотрела в одну точку перед собой. Следователь продолжил:
– С бывшей женой.
Она зажмурилась и кивнула.
– Вы об этом узнали. Телефон нашли, переписку, верно?
Она кивнула и сдавленно произнесла:
– Поздно вечером как-то. Я спала уже. У него телефон на вибрации был. Он в туалет пошёл и забыл его заблокировать. Он не знал, что я проснулась. Ушёл, а я посмотрела. Там переписка была с его любовницей, – она замолчала.
– Вы за ним следили?
– Да, мы с ним встречались на съёмной квартире в Чертаново. Я пошла туда проверить, так как знала время из сообщений. Я не верила сначала. Думала, всё в прошлом у него. Такая дура была. Если он со мной изменял, то и мне изменит. Человек не изменился совсем.
– Вы видели его с бывшей женой? С Авророй Виннер?
– Виннер? А, фамилия её… Да, с ней он встречался.
– Вы ведь не были с ней знакомы лично. Откуда вы знаете, что та женщина, с которой вы выдели мужа в Чертаново, Аврора Виннер?
– Пфф, вы же следователь. Двадцать первый век на дворе, вся жизнь на виду.
Следователь кивнул.
– Когда это было?
– Года полтора назад, летом это было.
– Она была не единственной?
– Нет. У него было несколько любовниц: две или три. Дальше я не проверяла уже. И одной было достаточно. С бывшей у них странная переписка была.
– Про место на кладбище?
Маргарита удивлённо распахнула красные глаза.
– Откуда вы знаете? Да, про кладбище. Она переживала, наверное, смерть ребёнка. Хотя, какая там смерть, ребёнка-то ведь не было ещё. У неё маленький был срок. Хоронить всё его хотела. Он кремирован был, а она могилку хотела. Я знала, что она купила место на кладбище. А потом я увидела, что они там с ней встречаться собирались. Я и подумала…
– Хотели их вместе увидеть?
– Да.
– Но она не пришла.
– Нет. Он один был. Но это неважно уже было. Я стояла у входа с другой стороны за колонной. Он пришёл. Я пошла за ним. Он шёл куда-то, я не знала, далеко ли, так и подмывало меня поговорить с ним прямо сейчас, и я окликнула его.
– Это была другая могила, подготовленная на завтра.
– Не знаю, наверное. Он разозлился на меня. Не ожидал меня там увидеть. Ну и, в общем, злой был, что я всё узнала, телефон его читала. Отмахнуться от меня хотел. Шипел на меня, чтоб я домой шла. Он не кричал никогда, особенно на людях боялся чужого мнения. Такой трус. Там и не было никого, а он всё равно шипел, как змея подколодная.
С этого момента следователь понял, что дальше она всё расскажет сама.
– Там рядом лопата лежала. Видимо, недавно выкопали и оставили. Я её взяла. Он стоял прямо спиной к яме. Я его лопатой ударила. Не хотела, но оно само вышло по шее… Он ничего не понял. Схватился за шею и протянул ко мне руки. Я только успела его за шарф ухватить. И он упал в яму.
Она посмотрела на свои руки, как будто до сих пор держала тот шарф.
– Вы пытались ему помочь?
Она качнула головой.
– Не знаю. Чем я могла ему помочь? Он лежал на спине в яме, держался за шею, но всё быстро было. И он перестал двигаться.
– Его шарф остался у вас руках.
– Да.
– Куда вы дели свою одежду?
– Я в дождевике была и в резиновых сапогах до колен. В тот день дождь был сильный. Я ещё подумала, какой же дурак в такую погоду на кладбище поедет, ради чего. А потом поняла: ради любви. Он её любил всё это время. А я его любила. Поэтому мы с ним там и оказались. А Аврора, видимо, уже не любила, – Маргарита горько усмехнулась. – Пока закапывала Артёма, кровь почти смылась дождём.
– Куда вы дели лопату?
– Никуда. Она вся в мокрой земле была. Я её там и бросила.
– А дождевик?
– Я его сняла по пути до автобуса и выбросила на обочине
– А шарф привезли домой?
– Я его сложила в карман пальто и забыла. Так и привезла домой. И решила не выкидывать. Она подняла глаза: – Что теперь со мной будет?
– Это будет суд решать.
– Ну вы же знаете, сколько?
– Зависит от того, как прокурор будет квалифицировать дело. Если непредумышленное убийство, то можете условным сроком отделаться, тем более что ребёнок у вас маленький. Если посчитают тяжким, то могут от восьми до двенадцати лет запросить. Ваш адвокат может попросить отсрочку до достижения ребенком четырнадцати лет.
Маргарита опустила голову и заплакала. До этого момента она не сожалела о его смерти. Да, ей было страшно, и груз ответственности заставлял её чувствовать себя виноватой. Она даже хотела переложить вину на его бывшую, но не смогла, та ей даже посочувствовала.
Они обе его любили, а он их предавал. Бывшая смогла с этим справиться, а она – нет. Она вдруг подумала, что Артём был плохим человеком, но заслужил ли он такой смерти в чужой могиле? Отец её сына. Она не находила ответа на этот вопрос.
Почему она взяла ответственность за его смерть, за избавление мира от него, и теперь должна отвечать? Она этого тоже не понимала. Поняла только, что ошиблась, когда начала с ним отношения, когда полюбила, когда решила родить от него ребёнка, когда создала с ним семью. Он этого не заслужил, не достоин. Но теперь он в земле, а она окажется в тюрьме.
Что станет с их сыном?
Следователь снова заговорил:
– Маргарита Владимировна. Я вам дам подписку о невыезде. Прямо сейчас арестовывать не буду. Заберите сына из сада и подумайте, с кем его оставите на время суда, это время вы будете под арестом в СИЗО. Ну и потом тоже.
– У меня никого нет.
– Родители?
– Только мама, но она ещё работает.
– Родители мужа?
– Я с ними почти не общалась. Они в Туле живут.
– Думаю, нужно с ними поговорить. Они не откажутся взять внука на время.
Маргарита снова заплакала. Следователь тяжело вздохнул и пошёл дописывать протокол.
