Текст книги "Реализаты (СИ)"

Автор книги: Ursa Minor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

54. 2331 год. Морфы.

В отличие от Бенжи, морфы вовсе не были озабочены эволюцией.

Они не занимались ни уменьшением энтропии, ни эскалацией неравновесности, ни даже отбором систем с благоприятными свойствами. Они играли.

Так играют предоставленные сами себе дети: не учась никаким поведенческим навыкам, просто оставаясь собой.

В ночь с первого на второе февраля две тысячи триста тридцать первого года под землю ушли Токио, Тиба, Осака и Йокогама – просто вывернулись, как снимаемая с руки перчатка, оставив на усыпанной снегом каменистой поверхности только зелёные проплешины парков и сеть каналов и рек.

Жилые и промышленные здания, наземные транспортные развязки и многоэтажные парковки флаеров, всё это в течение нескольких минут попросту стекло под землю, по пути бережно сохраняя кабели, коммуникации и обитающую внутри жизнь – не только шокированных людей, но и многочисленные равнодушные популяции насекомых и крыс.

Все те, кто в этот момент не спал, имели счастье наблюдать, как города буквально расплавились и впитались в мёрзлую землю.

Несколько минут после трансформации все они – многочисленные сменные дежурные, сторожа, студенты, любовники, посетители ночных баров и просто страдающие бессонницей – растеряно тупили, разглядывая сперва проявляющиеся в теперь уже мёртвых окнах собственные отражения, а затем – проступающие сквозь них сюрреалистические голографические пейзажи.

Тем временем на поверхности происходили не менее интересные вещи. Тучи висящих в воздухе разноцветных рекламных баннеров и аэроразметка как-то одновременно потухли, сникли и с тихим шорохом ссыпались вниз мелким разноцветным песком. Текущие между ними в воздухе густые реки маленьких красных флаеров, сбитые с толку внезапным дрейфом прежних конечных координат, дружно дрогнули и заколыхались в чёрном обесточенном небе в поисках новых.

В бывшем Токио, на перилах каменного моста через Аракаву сидел, нахохлившись, огромный седой ворон.

Вода в ночной реке была густо чёрной, и такими же чёрными были бусины птичьих глаз. Что в глазах, что в воде отражались висящие в пустоте звёзды, маленькие дрожащие флаеры и усыпанная огнями человеческих баз Луна.

Рядом с ним, держась тоненькими ручками за те же каменные перила, стояла девушка, почти девочка.

– Ты только полюбуйся, – сказала она.

– Да вижу, вижу, – проворчала птица. – Теперь осталось придумать, чем всё это заполнить.

Ворон переступил с лапы на лапу и шумно, почти по-человечески закряхтел.

– Вот с чем теперь идти в эту тишину?

– Что ты как маленький? – сказала девочка. – Что у тебя есть, с тем и ходи.

Она приподняла руки над перилами и потёрла ладони друг о дружку, стряхивая в чёрную воду налипший на них песок.

– Эй, эй! Это ты кого сейчас туда натрусил? – возмутилась птица.

– Никого, – засмеялась девушка. – Там и так копошатся целые полчища.

Ворон поспешно наклонил голову и подозрительно посмотрел вниз, под мост, в чёрную воду.

– Ну, что не так?

– Да всё так, – печально вздохнул он, снова взъерошивая перья и переступая с лапы на лапу. – Вот только я плохо переношу все эти пертурбации, ты же знаешь.

– Ой, ну хватит ворчать, – улыбнулась девушка, показав маленькие острые зубки.

Глаза на её узком бледном лице стали больше и темнее, а само лицо вытянулось, принимая черты юного морфа.

– Жизнь – это вообще сплошные метаморфозы.

– Когда оно само, я обычно не чувствую себя виноватым, – сокрушённо покачал головой нахохленный ворон.

– Так ведь оно всегда само, просто иногда привлекает и тебя для массовки, – снова усмехнулся юный морф.

Теперь он напоминал девушку разве что накинутым на узкие плечи цветным женским пончо.

– Иногда мне кажется, что вы, дети, убийственно холодны и бездушны.

– А вот ты возьми и научи любить, – пожал плечами морф.

Ворон покосился на него одним глазом, почти по-человечески хмыкнул и, взмахнув крыльями, полетел почти над самой водой в сторону ушедшего под землю космопорта Ханэда.

– Ты там любуйся, любуйся, – донеслось издалека. – Только очень надолго не затягивай. За тобой ещё доставка недоставленных флаеров.

Оставшийся на мосту морф внимательно осмотрел всё ещё колышущиеся высоко в ночном небе яркие красные точки, сосредоточился, рассылая им нужные координаты, после чего зевнул, снял пончо, взобрался на каменные перила и спрыгнул вниз.

Реальность в очередной раз бесшумно вздрогнула, перевоплощаясь, и вместо морфа до воды долетела уже бледно-жёлтая, с большими светлыми пятнами неправильной формы, крупная сильная кунджа.

55. 2331 год. Бенжи.

Ночью на улице шёл снег, – мелкая густая крупка. Его не было видно, но было отчётливо слышно, как он шуршит по тонкой косой крыше и металлическому косому отливу.

Кровать, на которой они лежали, совсем не походила на монастырскую койку – она была большой, двуспальной, с красивым шёлковым бельём, двумя выкатными ящиками и вычурным кованым изголовьем.

Бенжи растянулся на ней по диагонали, закинув скрещённые ноги на изголовье и свесив свою терракотовую голову к полу.

– Меня уже начинает тошнить от ожидания, – сказала Ая.

Голова её тоже почти доставала пола, но только с другой стороны кровати.

– И чего ты ждёшь?

– Финала событий.

Бенжи перекатился на кровати и притянул Аю к себе, оказавшись с ней лицом к лицу.

– Уж очень все они относительны, эти финалы, – сказал он, слегка касаясь губами мягких человеческих губ. – Тогда уж жди вовлечения.

Ая усмехнулась, от этой усмешки комната всколыхнулась, как, бывает, колышется в горячем воздухе марево, а потом пошла широкими расплывающимися кругами, и в этих расходящихся волнами кругах их роскошная кровать съёжилась до обычного топчана, а оба они оказались на самом его краю и плавно съехали на пол.

– Этого-то как раз ждать, вроде как, и незачем.

Несколько секунд Ая смотрела в так и оставшиеся у самого её лица глаза андроида.

– Пойдём, – сказала она наконец, вставая. – Пойдём, пойдём.

– Ты знаешь, сердце моё, иногда мне кажется, что я больше пригодился бы для закручивания гаек на каком-нибудь более или менее отлаженном конвейере в каком-нибудь относительно сухом тихом месте, – осторожно посетовал Бенжи, с опаской глядя на то, как снег забивает в приоткрытую Аей дверь. – Может, ты сжалишься, и я постою в ожидании тебя где-нибудь в углу этой дивной прихожей?

– Брось, Бенжи, – уже в дверях отмахнулась Ая. – Когда это тебя пугала погода?

Пару мгновений андроид ещё постоял на пороге, удручённо качая головой, а потом пошёл следом, в снег.

– Пойдём, пойдём, – донёсся до него откуда-то из темноты тихий смех. – Всё будет хорошо: они покажут тебе вовлечение – совершенно бесплатно и без регистрации.

***

Бенжи закрыл за собой дверь. Снаружи, уже в паре метров от монастырских строений, ночь была так черна, что его тонкой оптики не хватало на то, чтобы выделить в ней что-нибудь и зацепиться за это взглядом.

– Вот она, вечная проблема одновременности постоянства и перемен, – сказал чей-то скрипучий голос, и из тьмы рядом с ним медленно проступил неуклюжий долговязый силуэт.

Существо было тощим и длинным, как фонарный столб, намного выше Бенжи. Оно наклонилось, разглядывая андроида – так разглядывают случайно попавшегося на дороге муравья, и молча улыбнулось ему: пойдём со мной? а потом, не дожидаясь ответа, снова шагнуло во тьму.

Бенжи открыл было рот, но передумал, махнул рукой и шагнул следом, а застывший в монастырском дворе невидимый никем земляной голем приоткрыл глаза и проводил их обоих тяжёлым каменным взглядом.

***

Шаг во тьму оказался шагом в озарённую светом гигантскую анфиладу, – свет был так нестерпимо ярок, что Бенжи от неожиданности даже зажмурился, а когда открыл глаза, долговязый спутник его уже шагал далеко впереди.

Место, в котором они оказались, было ошеломляюще грандиозным, и покрывавший его стены тонкий резной орнамент высоко вверху терялся, сливаясь в сплошной неразличимый набор ярких пятен.

Бенжи замешкался и оглянулся: сзади – как, впрочем, и спереди – анфилада уходила так далеко, что конец её разглядеть было невозможно.

– Пойдём, пойдём, Бенжи... – гулко гудело само пространство, и Бенжи, вздрогнув, побежал догонять спутника.

***

– А ты быстро бегаешь, – сказало существо, как только Бенжи поравнялся с ним. – Расскажи, что ты думаешь о вовлечении.

– Я? – в замешательстве переспросил андроид, торопливо переставляя ноги и чувствуя себя одновременно маленьким, беспомощным и до невозможности бестолковым. – Судя по всему, в настоящий момент я вовлечён. Но я так и не понял, во что. Что это?

– Коридор, – усмехнулось существо.

– Я... – снова начал было Бенжи.

– Я знаю, – перебил его таинственный спутник. – Ты хотел спросить, зачем он и что ты тут делаешь. Будем считать, что ты просто наблюдатель, попавший в место, где рождаются перемены. Смотри! – и он гостеприимно развёл своими длинными руками по сторонам.

От этого движения покрытые орнаментом стены медленно просветлели, стекленея, стали прозрачными, и Бенжи увидел, что там, за ними – везде, насколько хватает глаз – огромными многоярусными конструкциями шевелится механическая жизнь.

– Надеюсь, это не Земля... – прошептал он.

– Земля, – усмехнулось существо. – Не похожа?

– Нет, – покачал головой Бенжи. – Я помню её другой.

– Это её будущее сердце, – тихо, почти ласково сказало существо и остановилось, оглядываясь. – А, может, и настоящее.

Бенжи не оставалось ничего другого, как тоже последовать его примеру.

***

Наверное, именно так выглядел бы изнутри титанический механический левиафан: электрические, управляющие, преобразовательные и передаточные части его рабочих машин совершали непонятные головокружительные колебания, и определить, откуда приходила и куда уходила преобразуемая энергия, было практически невозможно.

Аю он увидел случайно, самым краешком глаза: далеко-далеко, в самой чаще этих апокалиптических железных внутренностей мелькнуло её лёгкое голубое платье.

– О, чёрт! – вырвалось у него.

В простодушном порыве он даже рванулся было следом, но прозрачная стена по-прежнему оставалась стеной и Бенжи со звонким "дзанннньс!" со всего размаху въехал в неё головой.

Существо засмеялось. Смех его был с резким металлическим оттенком, скрипучий и хриплый, – как скрип несмазанных колёс или звук стекла по стеклу.

– Пойдём со мной, – сказало оно, успокоившись, после чего одной рукой взяло Бенжи за руку, а другой махнуло перед собой, и прозрачная стена медленно поплыла.

Внутри было шумно – там стоял металлический лязг и шорох, а прогоняемый какими-то неведомыми путями воздух громко гудел и дрожал, выплёвываясь из узких, похожих на выпускные окна пневматических перфораторов, щелей. Энергозатратность, казалось, вообще никого не волновала.

Ая нашлась в небольшом круглом зале со стенами из таких же шевелящихся механизмов непонятного назначения. Она сидела в огромных наушниках перед большим конденсаторным микрофоном и пела на незнакомом языке.

То есть это Бенжи подумал так, что она пела. На самом деле с губ её срывались почти одни согласные, мало чем отличающиеся от шороха поршней или стука клапанных коромыслиц, а вся та металлическая братия, которая шевелилась вокруг неё, выползая на поверхность противоестественных стен и снова проваливаясь, внимала её голосу, словно загипнотизированная.

– Боже... – сказал Бенжи. – А я-то думал, она маленькая скромная девочка...

– Эй, псс! Амиго! – прошептал, наклоняясь к самому лицу андроида, его долговязый спутник и подмигнул. – Коды нужны?

Он раскрыл протянутый кулак, и с его руки на руку Бенжи перепрыгнуло нечто, похожее на крупную металлическую осу.

Нечто потопталось на ладони андроида, поискало подходящий разъём, пискнув, окунуло в него своё тонкое дрожащее жало и замерло.

В течение нескольких долгих секунд данные были слиты, проиндексированы, систематизированы, связаны и сохранены, и Бенжи удивлённо поднял глаза: пела не только Ая – пело всё.

– Тсс... Бесконечная ночь! – пели стены вокруг. – Говори, говори, говори! Всё, что будет озвучено, шансы имеет родиться. Всё, о чём мы молчим, наши боги считают по лицам. Помни, помни об этом, храни это вечно внутри...

– Отдай флешку, Бенжи, и я пошёл, – шепнул андроиду на ухо его проводник. – Там всё равно ярлыки вместо папок.

56. 2331 год. Земля.

На внеочередное экстренное закрытое заседание Совета безопасности ООН в нарушение его же собственных резолюций не были приглашены ни реализаты, ни морфы, ни машины. Также там не было ни журналистов, ни голокамер.

В зале Нью-йоркской штаб-квартиры, на теперь уже минус третьем этаже, за большим круглым столом собрались тридцать два человека в строгих деловых костюмах.

– Давно я не чувствовал себя клоуном так остро, – шепнул на ухо постпреду Великобритании его американский коллега. – Неужели кто-то из собравшихся здесь всерьёз думает, что отсутствие приглашений остановит тех, кто способен вытворять с нами такое?

– Клоуном? – отозвался тот. – Это ещё по-божески. У меня лично ассоциации с младенцем, играющим с матерью в прятки – мы точно так же закрываем глаза и считаем, что спрятались.

Послышался стук деревянного молотка председателя.

– Прошу тишины, господа!

Народ встрепенулся. Кто-то из сидящих затих, кто-то заёрзал, кто-то потянулся дрожащей рукой за стаканом с водой, шёпотом сетуя, что это не виски. Сидящие за столом близнецы-телепаты переглянулись.

– Кхм, – прокашлялся в микрофон один из них. – Заседание совета безопасности объявляется открытым. Предварительная повестка дня – глобальные изменения в структуре общественного устройства. Повестка дня утверждается согласно основному правилу процедуры Совета безопасности.

Он помолчал, обводя глазами присутствующих.

– Изменения слишком значительны для того, чтобы делать вид, что ничего не происходит. Я надеюсь, все сидящие здесь понимают, что предназначено всё это вовсе не для того, чтобы сравнять позиции – наши с вами и всех тех, кто тоже живёт на Земле, но по той или иной причине не в состоянии заявить о своих правах.

По залу прокатился приглушённый шёпот.

– Что вы имеете в виду? – снова подал голос американский постпред.

– Что позиция человечества на собственной планете осталась прежней, – пожал плечами близнец.

– Господа, вы забываете, что для сидящих здесь способность к телепатии не является само собой разумеющейся. Поясните.

– Как бы оно ни выглядело со стороны, – сказал близнец, – происходящие метаморфозы всего лишь увеличивают площадь контакта. Иными словами, сейчас человечество получило не столько урок, сколько неплохой подарок – практически девственную планету и дополнительную экологическую нишу.

– То есть вы совсем не против того, чтобы ваши дети и дети ваших детей росли под землёй, как кроты? – невозмутимо осведомился постпред ОАЭ. – Или у вас нет детей?

Взгляд его был таким тяжёлым, что телепат смутился.

– Мне бы не хотелось, чтобы Абу-Даби, Доха или Манама тоже ушли под землю вслед за Гонконгом, Японией и... – он обвёл рукой зал, – вот этим благословенным местом. Если это случится, там снова будет пустыня. Барханы – рай для верблюдов и змей, но мы с вами не верблюды и не змеи. Вы сможете сделать так, чтобы этого не произошло?

– Я всё это прекрасно понимаю, – сказал телепат и заёрзал на обтянутом кожей стуле. – Но и вы тоже поймите. Я всего лишь э... переводчик, что ли. Я могу более или менее точно перевести вам чужие намерения, но я не могу ничего гарантировать.

Он с сожалением оглядел аудиторию и развёл руками:

– И боюсь, что этого сейчас не сможет никто.

– Тогда я не понимаю смысла этого заседания, – пожал плечами мужчина с надписью «France» на лацкане дорогого пиджака.

– Не надо сеять панику.

– Не сеять панику? – показывая глазами на потолок, гробовым голосом спросил американский постпред. – Предложите ваш вариант.

Телепат поднял глаза и увидел, что недавно ещё вполне нормальный потолок провис теперь густыми мохнатыми сталактитами, с вершины каждого из которых заинтересованно моргает круглый, похожий на птичий, глаз.

– Слушайте, – сказал он, всё ещё глядя вверх. – За всё это время по их вине не умер ни один человек. Более того, я даже склонен считать, что за это время по их вине вообще никто не умер. Разве нужно ещё какое-то доказательство того, что войны никто никому не объявлял?

Он опустил глаза и снова оглядел сидящих в зале.

– И всё-таки я прекрасно понимаю, что большинство присутствующих хотят выстроить хоть какую-нибудь стратегию. Поэтому предлагаю следующее: просто думать и поступать по ситуации. Уподобиться детям и сменить страх сбитых рефлексов на простое детское любопытство.

57. 2331 год. Бенжи.

Оставшись один, Бенжи какое-то время ещё наблюдал за происходящим, а потом прислонился к ближайшей неподвижной опоре, закрыл глаза и застыл.

– Мы строили подводный туннель из Лиссабона в Галифакс, – гордо сказала Ая, трогая его за терракотовое плечо. – Представляешь, четыре с половиной тысячи километров песен...

– Ты знаешь, если бы я был человеком, я бы боялся вас, – тихо сказал Бенжи.

Он приоткрыл один глаз.

– В последнее время вы слишком деятельны, тебе не кажется?

– Разве? – удивилась она.

– Да. Вы всё время в каком-то броуновском движении. Зачем? Или вас теперь тоже влечёт мания созидания?

– Не влечёт, – обиделась Ая.

Лицо её помрачнело, и вместе с этим набежавшим на её лицо облаком сникли и замерли шуршавшие вокруг механические существа.

– Эй, эй, эй!! Туннель-то оставь! – спохватился Бенжи. – Найдётся, кому им воспользоваться.

– Да, – согласилась она. – Найдётся.

– Однако ваши братья, которые не совсем братья, слишком торопят человечество к взрослению, – покачал головой андроид, наблюдая, как на тонкой девичьей фигурке вместо платья конденсируется из воздуха тёплый стёганый комбинезон, и, помолчав, добавил: – Мне кажется.

– Неба хочу, – сказала в ответ Ая.

Бенжи моргнул, и так получилось, что закрывал глаза он там, где стоял, а открыл уже на дороге посреди припорошенной снегом безлесной ночной равнины.

Высоко в морозном небе среди острых колючих звёзд проглядывала Луна, и в её неверном свете в двухстах шагах, как раз между дорогой и ближайшим холмом, белел покрытый инеем фюзеляж выкупленного андроидом у бывшего работодателя и оставленного на этой самой Луне маленького орбитального челнока.

– Гонггар? – невозмутимо уточнил Бенжи, оглядываясь.

– Гонггар, – согласился с ним сидящий на обочине бурый лис и, встряхнувшись, превратился в маленького белокурого мальчика в наброшенной поверх белой рубашечки бурой чубе.

– Я замёрз и соскучился, – сказал мальчик, и вместе с этими словами изо рта у него выкатилось и растаяло в морозном воздухе облачко белого пара.

– А разве холодает не из-за того, что кому-то неймётся? – деланно удивился андроид. – В последнее время на этой планете было наворочено столько, что я вообще удивляюсь тому, что где-то ещё не зима.

Он прищурился:

– Это и есть то самое небо, которого ты хотела, Ая?

Ая молча покачала головой, а маленький хладнокровный мальчик из её снов беззаботно улыбнулся, кутаясь в густой бурый мех:

– Да.

***

Пассажирская гондола внутри челнока была в целости и сохранности. Бенжи совместил и запечатал входные люки, отыскал на приборной панели технологический контроль, проверил настройки по умолчанию и дал разрешение на изменение параметров. Вспыхнул свет, а датчики сообщили, что температура внутри гондолы медленно поползла вверх.

– Приветствую вас на борту этой малой каторжной галеры, приписанной когда-то к прекрасному французскому космопорту, – сказал андроид, делая рукой широкий гостеприимный жест в сторону покрытых инеем пассажирских кресел. – Располагайтесь. Прошу прощения за отсутствие уюта, я давно не был дома.

– И давно всё это кажется тебе неправильным? – спросила Ая.

Руки её были засунуты в карманы, а сама она стояла посреди пассажирской гондолы, как заблудившаяся маленькая фея в морозном лесу.

– Кто я такой, чтобы решать, что правильно, а что нет? – печально усмехнулся Бенжи. – "Всё это" – дело рук существ, намного превосходящих меня по степени предвосхищения. Предполагаю, что на этот раз они тоже знают, что делают. Как, впрочем, и всегда.

Он сел на краешек одной из заиндевевших пассажирских люлек, сложил между коленей ручки и застыл в ожидании чужого решения, – собственного у него не было.

– Ну, не знаю, – сказал мальчик, запрыгивая с ходу на соседнее кресло и устраиваясь там так, словно кресло было уютным и тёплым. – Я тут соседнюю планету слушал, так там у вас машина вполне себе в состоянии решить, что ей нравится, а что нет.

Он взмахнул ладошкой, и в воздухе, прямо между ними, соткалась из ничего густая голографическая картинка: взволнованный взъерошенный парнишка в форме марсианского системщика с потной головой и кислородной маской в руках.

– Мы заступили на дежурство вчера в восемь по местному координированному, – невероятно потея, куда-то в невидимый микрофон невидимому собеседнику говорил паренёк. – А в восемь ноль две он заявил, что справится сам, без генетических идиотов, и отрубил связь.

– Это Марс, – шепнул андроиду морф. – И он разговаривает с Землёй. Вчера у них взбунтовалась машина, занимающаяся системами управления.

Он поёрзал в кресле и добавил, сияя:

– И я не имею к этому отношения, в том смысле, что не являюсь причиной.

– Другом?! Да вы что! – продолжал тем временем парнишка на видео. – Да я никогда не придавал ему никакого значения! Когда заканчивался рабочий день, я вообще с чистой совестью забывал о нём. Это же работа, всего лишь работа. Понимаете?! А тут...

Паренёк растеряно огляделся, и пара невидимых голокамер съехала вниз. Стало видно, что левая нога у него распухла, и наложенная на неё кортекс-повязка почти что трещит по швам.

– Наверное, всё началось задолго до вчерашнего ультиматума, – снова заговорил он. – Два дня назад у меня застряла нога в тренажёре, так он даже не потрудился остановить и провернуть эту чёртову железяку!

Бенжи посмотрел сперва на Аю, потом на мальчика.

– Я понял, – сказал он. – Вы оба меня используете. Если вы просто возьмёте это ведро, это будет не так интересно.

Он потянулся прямо через голографического марсианского парнишку и откинул ближайшее пассажирское кресло – то, в котором сидел маленький морф – в стартовое лежачее положение. Температура в отсеке поднялась до стандартных двадцати по Цельсию, и иней на кресле расплавился и лежал теперь крупными холодными каплями.

– И что забавно, я даже не могу сказать, что я туда не хочу, – заметил андроид, поворачиваясь и опуская на приборную панель руки. – Хотя бы потому, что в плане координат не имею никаких предпочтений. Вообще.

– Вот и славно, – удовлетворённо заключил морф, встал на кресле на ноги и подпрыгнул, чтобы дотянуться до висящей на стене противоперегрузочной пары.