Текст книги "Сделка (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Усевшись за стол, он обвел взглядом фронт работы и решил, что примется за актуальное. Главной целью его ковыряния в архиве было найти какие-то идеи, прецеденты открытия судебного преследования на основании схоже мизерных изначальных данных. Он отыскал несколько на первый взгляд подходящих под аналогию расследований коллег из соседнего Блэкпула и из Лондона. И теперь заново перебирал свои записи и снятые с материалов ксерокопии, откладывая их в отдельную папку, которую намеревался с понедельника занести к Алексии Грин. Объективно ему нужна была её юридическая подсказка. Субъективно ему хотелось её компании.
За менее чем неделю с их встречи в холле прокуратуры Блэк Уилер стал всё чаще ловить себя на мыслях об Алексии. Несколько раз он порывался ей позвонить, но одергивал себя: установленный им самим лимит праздных звонков и встреч он исчерпал, а реальных поводов всё никак не появлялось.
Было в Грин что-то такое, на что он когда-то попадался с женами, что, возможно, приписывал ей из собственного представления о её голосе из радиоприемника патрульной машины – теплое и обволакивающее. И пусть она вела себя с ним приветливо, но сдержанно, отстраненно – Блэк понимал это, ведь Алексия Грин совсем его не знала. Но хотел узнать, тот свет в её янтарно-карих глазах ему виделся или действительно пробивался изнутри. Уилер ценил в женщинах мягкость, искал в них душевный уют, потому что только в нежных женских руках мог скрыться от гильотиной нависающей над ним тяжести работы. И в Алексии – ему хотелось верить – могли соединяться эта заботливая теплота и то, чего не хватало предыдущим женщинам Блэка, – понимание и согласие со спецификой его профессии.
Он чувствовал себя одиноким и одновременно уставшим от претензий, ему хотелось, чтобы его кто-то ждал, но не хотел, чтобы это превращалось в обузу, обращающую отношения в ловушку. Ему хотелось, чтобы в ночи вроде этой кто-то выходил вслед за ним из спальни, молча обнимал, подливал чай или уволакивал обратно в постель, но не спрашивал, зачем он это делал и уж тем более не упрекал.
Залив кипятком брошенные просто на дно чашки листки чая, Блэк Уилер включил компьютер и стал готовить черновик официального запроса на солиситора отдела по борьбе с организованной преступностью.
========== Глава 6. Точка кипения. ==========
Новая неделя началась солнечным, но холодным утром. Выйдя на улицу и заведя машину, Алексия была вынуждена вернуться в дом и переодеться. Вместо строгого пиджака она надела кардиган, сверху воротника пальто намотала объемный шерстяной шарф. Включила в Вольво обогреватель.
Всё воскресенье она провела дома с сыном, не показываясь наружу, не отвечая на телефонные звонки, игнорируя хмурящуюся на неё тетю Перл. А как только наступило ранее утро понедельника, спешно собралась и отправилась на работу. Отбыв собрание у Майкла Берри, она увернулась от разговора с Блэком Уилером, чей взгляд находила на себе каждый раз, когда отрывалась от бумаг, и забаррикадировалась в кабинете, отсекая все встречи и звонки, которые могла безболезненно перенести или вовсе отменить.
Ей нужно было сосредоточиться. Слову Майло Рэмси о том, что деньги она всё же получит, Алексия верила. Впрочем, открытым оставался вопрос – когда. Понятие «скоро» было весьма растяжимым и представления о нём у Майло и у неё самой могли кардинально различаться. Но всё равно, понимая, что отработала все 120 тысяч на максимум, уже ощущала нетерпение их потратить.
Весь понедельник, включая даже обеденный перерыв, на который она не вышла, Грин провела за тем, что писала в «Клаттербридж» насчет курса лечения, запрашивала у них перечень необходимых бумаг и вещей; созванивалась с преподавателями Оливера в школе с просьбой составить для него индивидуальную программу для самостоятельных занятий на время лечения. И даже несмело заглянула на несколько сайтов туристических агентств. Когда всё закончится, она хотела увезти Олли на отдых куда-нибудь, где ничто из Ливерпульских забот и тягот их не достанет, где он сможет отдохнуть от долгой изнурительной борьбы, а она сможет насладиться тем, чего давно не испытывала – счастьем без металлической примеси страха.
Воскресенье было настоящим испытанием для Алексии, пытавшейся собраться в кучу, а понедельник выдался удивительно хорошим. Выходя вечером из прокуратуры и садясь в машину, неся пальто и шарф в руках – солнце за день разогрело бетонные стены, асфальт дорог и тротуаров и металл машин настолько, что апрель казался августом – она ощущала, что ей полегчало. Её отпустили сразу несколько угнетающих забот и мыслей, впервые за долгое время она испытывала надежду.
Незаметно для себя, но как-то естественно она подпевала радио, толкаясь в привычной тянучке, сковывающей центр Ливерпуля в конце рабочего дня, а вырвавшись за пределы узких развязок и пересечений улиц с односторонним движением даже опустила окна, впуская в салон ароматный вечерний ветер, расчесывая его пальцами, подставляя ему лицо, обгоняя его на пределе допустимого скоростного лимита между светофорами.
Остановившись на одном из них, Алексия потянулась в карман валяющегося на соседнем сидении пальто за телефоном. Она собиралась позвонить Перл – на волне легкости даже забыв о воцарившемся между ними молчании – и предложить купить что-нибудь особенное к ужину, когда задние двери Вольво вдруг распахнулись – приборка коротко просигнализировала об этом, вспыхнув лампочкой – и захлопнулись с такой силой, что кузов качнулся. Грин вздрогнула и попыталась повернуться, различив за собой две невнятные тени, но ощутила на шее острое жжение.
– Не рыпайся, не то вскрою! – прошипел приглушенный маской голос из-за подголовника.
Алексия скосила взгляд в зеркало заднего вида, но различила лишь покрытые темной тканью овалы с прорезями для глаз. К её шее был приставлен нож. Она оглянулась по сторонам, но люди в соседних машинах, медленно покатившихся на зеленый, казалось, не обратили никакого внимания ни на то, что она осталась стоять, ни тем более на то, что происходило внутри. Неоновых сине-желтых квадратов полицейских машин рядом тоже не оказалось.
– Я из прокуратуры, – проговорила Грин в слабой надежде, что это было банальное ограбление и такого аргумента могло хватить.
– Знаю, шлюха легавая! Ты легла под Майло Рэмси!
Звучание его имени ударило по ушам с болью сильнее, чем вдавливало в кожу лезвие.
– Что Вам нужно?
– Пока ничего. Только донести до твоего сведения, что много кому такой расклад не нравится.
– Кому?
Острое давление поперек шеи резко усилилось.
– Захлопнись, тварь продажная.
Машина снова покачнулась из стороны в сторону, и две тени спешно исчезли с заднего сидения. Как только двери за ними закрылись, Алексия ткнула пальцем в кнопку блокировки замков и вжала педаль газа, вызвав возмущенное гудение у тронувшегося поперек неё потока машин. Она промчала, едва осознавая свои действия, несколько кварталов, а затем вильнула в свободное у обочины место и остановилась.
В горле пересохло и гулко ощущалась пульсация. Ворот рубашки стал липким, холодно потяжелевшим. Алексия дрожащей рукой, едва расцепив пальцы, намертво сжавшие руль, поправила зеркало. В узком отражении она рассмотрела сначала напитавшуюся алым ткань, затем продолговатый горизонтальный порез, из которого по коже стекали тонкие ручейки крови. Её бросило в жар, а в желудке завернулась паническая тошнота. Грин схватила с сидения шарф, спешно прижала к шее, принялась искать телефон в пальто и, дважды натолкнувшись на один и тот же пустой карман, громко выругалась. Она не знала, куда собиралась звонить: в полицию, в скорую? И что им сказать, тоже не имела представления.
Глаза застелила подрагивающая соленая пелена. В ней растворились руль, приборы, задница впереди припаркованной машины. Алексия, не в состоянии осознать происходящее, беспомощно заплакала. Это было слишком – за пределами того, что она была в состоянии вынести. Грин никогда не была толстокожей и непробиваемой. Первые годы работы помощником юрисконсульта для неё слились в один полуобморочный кошмар, потому что к материалам многих расследуемых отделом преступлений она оказалась не готовой ни физически, ни морально – едва добегала до урны или туалета, чтобы выблевать завтрак, и мучилась затяжной бессонницей от увиденных фотографий и детальных описаний. Три года назад она едва приучила себя не вздрагивать от любого шороха и движения тени, не пытаться убежать от любой попадающей в поле зрения синей машины. Всё воскресенье потратила на то, чтобы затоптать, будто красные угли не затушенного костра, обуревавшие её переживания. И вот теперь оказаться жертвой терок между парнями Гранта Джошуа и кем-то ещё было тем, на что ей сил уже не хватало.
Просидев так несколько минут, глотая слезы и судорожно утирая шарфом проступающую кровь, Алексия снова осторожно посмотрела на себя в зеркало. Нет, уговаривала она восставшую волну тревоги, это вовсе не было смертельно. Скорая ей объективно не требовалась – разве что компания других людей, готовых о ней позаботиться. Полиция – тем более.
Слезы высохли на щеках солоноватой, стягивающей кожу коркой. Грин растерла её покрасневшими от пропускаемой шарфом крови пальцами и решительно перевела рычаг коробки передач из парковки в движение. Оставаться так непосредственно близко к месту нападения было небезопасно и глупо. Ей оставалось только скорее добраться до дома. Чтобы убедиться, что там всё в порядке и никто не решил нанести Перл и Оливеру схожий визит. И чтобы прийти в себя, а после подумать, как вести себя дальше.
Перед поворотом на Давентри-Роуд Алексия, воровато оглянувшись на тротуары, чтобы убедиться, что поблизости никого не было, вышла из машины, надела жаркое пальто и, поставив ворот, старательно спрятала за ним шею. Только затем села обратно и покатилась к дому.
Олли привычно встретил её в коридоре, сжимая в руке длинную линейку с голографическим, сменяющимся изображением животных. Он, захлебываясь восторгом, принялся рассказывать о том, что решил начертить строение самолета в разрезе, но Алексия, оборачиваясь так, чтобы оказаться к нему спиной, протолкнулась мимо него к лестнице и взбежала к себе. Ей вслед донеслось вопросительное, немного обиженное:
– Мама?!
Но она поспешила захлопнуть дверь спальни прежде, чем гадкое ощущение вины её догонит. В первую очередь, нельзя было напугать Оливера. А потому ей нужно было переодеться, умыться и спрятать порез. И только затем можно поговорить о самолете.
Различив на лестнице решительные шаги, Грин бросила:
– Олли, сынок, дай мне минуту!
Но в ответ услышала тетю Перл:
– Алексия, что с тобой?
– Всё в порядке, одну минуту!
Она сбросила пальто, через голову стянула рубашку и стала спешно искать в шкафу и ящиках комода целлофановый пакет, в который смогла бы сунуть её и перепачканный шарф. От них нужно было избавиться – бросать их в общую корзину грязного белья, стиркой которого обычно занималась Перл, Грин не собиралась. Отыскав не распакованные с покупки носки в фирменном непрозрачном пакете, Алексия спешно вытряхнула их просто на пол и стала заталкивать вместо них взявшуюся высыхающими, темнеющими разводами одежду. Именно в этот момент Перл решила без стука войти.
– Нет! Подожди! – вскрикнула Алексия, но тетя уже шагнула в комнату и сфокусировала свой взгляд на ней – ссутулившейся в брюках и лифчике, с красными разводами на коже, затвердевающей, зудящей коркой на шее и комком бурой ткани в руках.
– О Боже! – выдохнула Перл, в ужасе округляя глаза. – Боже! Что это? Что такое?!
Все инстинкты и чувства вдруг обострились в Грин настолько, что она различила едва слышный скрип половиц, когда Оливер вслед за Перл прокрался наверх по лестнице. Прежде чем разбираться с не оставившей никакого выбора тетей, Алексия мимо неё шагнула к двери и решительно её захлопнула. И только потом проговорила:
– Спокойно! Всё нормально.
– Нормально?! – взвизгнула Перл, прикипев взглядом к шее Алексии, поднимая руки, но бесцельно останавливая их перед собой. – Ты вся в крови!
– Тише ты!
– Что случилось?
– На меня напали, но я в порядке.
– Напали? Кто?! Этот… – она махнула рукой куда-то в сторону лестницы и первого этажа, очевидно указывая на Майло Рэмси. Алексия мотнула головой:
– Нет, не он. Не важно – кто. Главное, что со мной всё нормально.
Тетя стремительно побледнела, в усталых припухлостях под глазами набралась густая, болезненная синева. Перл будто в ступоре замерла с поднятыми руками и окаменевшим взглядом. Алексия подошла к ней, взяла её за плечи, подвела к краю кровати и заставила сесть.
– Так, посмотри на меня, – наклоняясь и заглядывая ей в лицо, проговорила Грин с решительностью и твердостью, которых в себе вовсе не ощущала. – Посмотри на меня внимательно. Я в порядке, видишь? Я цела. Я в безопасности. И вы с Олли тоже в безопасности.
Перл медленно моргнула и так же медленно, будто это движение приносило ей боль, перевела взгляд выше, в глаза Алексии. Она осунулась за мгновенье так, будто прожила десятилетие. Грин ужаснулась радикальности перемены. Тот же страх, что пылал в ней за её жизнь и здоровье по пути домой, теперь вспыхнул с новой силой – она боялась за Перл.
– Что же это такое, девочка моя? – с придыханием, едва различимо сказала та.
– Сиди здесь, – приказала ей Алексия. – Я сейчас оденусь, принесу тебе воды, и мы обе успокоимся. Ладно?
Когда она вернулась с полным стаканом, Перл всё так же сидела на краю, но уже опустив голову и закрыв глаза. Грин показалось, что она плачет, но затем поняла, что тетя не всхлипывает – слабо хрипит на каждом вдохе. Левая рука устало легла на бедро, кисть свесилась между ног, а правой она медленно массировала плечо.
– Что? – коротко спросила Алексия, падая перед Перл на колени, чтобы рассмотреть её опущенное лицо. Та приподняла веки и слабо качнула головой.
– Как-то мне… нехорошо. Дай воды.
– Сердце?
– Нет… кажется, нет.
Но вспыхнувшая в голове Алексии тревожная лампа настойчиво сигнализировала, что да. Когда-то перед поступлением на службу в диспетчерскую на прием звонков от населения она в числе их группы новобранцев проходила короткий тренинг, разъяснявший, как определить по нескольким вопросам к растерянным, часто сильно травмированным физически или психически людям, действительно ли им требовалась полиция, или их звонок следовало перенаправить в скорую или службу спасения. То, что она видела сейчас перед собой, выдергивало из памяти давно похороненные под пылью знания.
Передав стакан, Алексия подтянула к себе пальто, наконец отыскала в нём телефон и быстро набрала экстренное 999. Спустя два коротких гудка женский голос в трубке ответил:
– Служба скорой медицинской помощи. Что у Вас случилось?
– Давентри-Роуд 6, женщина, 58 лет. Тяжело дышит, жалуется на боль в руке, проступила испарина, только что пережила сильный стресс.
Спустя всего несколько минут спешно примчавшиеся парамедики осмотрели Перл, устало повалившуюся на угол кровати, распечатали длинный зигзаг кардиограммы и, нахмурившись в него, подтвердили жуткие опасения Алексии – возможный инфаркт.
– Нет, – собрав все силы в строгость голоса, ответила Перл, когда парамедики стали настаивать на осмотре в больнице. – Я никуда не поеду.
– Тетя, пожалуйста! – пряча под ладонью и высоко, до самой челюсти натянутой горловиной водолазки порез, встряла Алексия. – С сердечным приступом шутки плохи.
– Нет у меня никакого сердечного приступа, – возразила она. – Я вас с Олли тут одних не оставлю.
– Ох, Перл!
– Ладно, – сдавшись, проговорила одна из фельдшеров. – Тогда подпишите вот это, – она протянула планшетку с закрепленной на ней бумагой и пояснила: – Это форма, в которой Вы подтверждаете, что осознаете риск фатального исхода, отказываясь от медицинской помощи.
Перл подмахнула бумагу торопливо, даже не заглянув в неё. И, будто торопилась спровадить парамедиков, стала нетерпеливо сдергивать приклеенные к груди датчики. Растеряно оглянувшись на Алексию, вторая фельдшер тихо произнесла:
– Пожалуйста, если ей станет хуже, вызовите нас снова.
Грин с готовностью закивала.
– Я постараюсь убедить её сходить к врачу.
Проведя их, поблагодарив за оперативность и помощь, закрыв за ними дверь, Алексия обняла напугано вжавшегося в стенку прихожей Оливера и вместе с ним поднялась обратно в свою спальню. Перл уже сидела.
– Ну какая же ты глупая и упрямая! – не сдержавшись, выпалила Грин. Тетя скривила губы и кивнула.
– Вся в тебя.
***
Свечение экрана мобильного ударило в едва приоткрытые глаза острой резью, Майло поморщился и зашипел от полоснувшей по вискам боли. Часы показывали начало восьмого утра, а в дверь уже кто-то настойчиво колотился. Рэмси сел в кровати, нашел повисшие на углу спортивные штаны, натянул их, затем встал и взял из прикроватной тумбы пистолет. Взведя курок, он пошел в коридор, с каждым шагом ступая всё осторожнее и тише. Гостей он принимал редко, без собственного предварительного приглашения – никогда. Соседей, поначалу старавшихся по незнанию завести с ним знакомство, он быстро и успешно отучил соваться к нему. Своих людей вымуштровал ещё с предыдущей хаты – приезжать в назначенное время и ждать у дома, не входя и не стучась. Те варианты, что оставались, были один хуже другого: полиция, колумбийцы.
Но к своему удивлению в дверном глазке Рэмси различил невысокую тонкую фигуру прокурорши. Та была одна, неспокойно оглядывалась на коридор и двери соседних квартир, косилась на наручные часы. Уж её у себя на пороге Майло ожидал увидеть в последнюю очередь.
Он вернул пушку на предохранитель, сунул её за пояс – тяжелый металл морозно впился в разгоряченную ото сна кожу голой спины – и отпер дверь.
– С хуя ли приперлась?
Алексия Грин вскинула на него прямой, решительный взгляд. В темных глазах была твердость, которой прежде Рэмси там не различал, веки нездорово покраснели, будто после слёз. Когда она заговорила, голос звучал глухо:
– Ты обещал, что меня никто не тронет.
Подняв руку, прокурорша сдвинула плотно обхватившую её тонкую шею горловину, и Майло рассмотрел длинную темную линию с взбугрившимися комками высохшей крови, с желтоватым следом антисептика на коже, перечеркивающую шею посередине. В ушах Рэмси загрохотала злость, обвилась судорогой вокруг позвоночника, воспламенилась в его ладонях, и он поспешил сжать кулаки, опасаясь, что это пламя могло вырваться красными яростными языками. Оставленный чужой рукой грязный след на светлом шелке кожи Алексии одним сильным замахом повыбивал в Майло все предохранители.
– Войди, – хрипло скомандовал он, распахивая дверь шире. И, не дожидаясь Грин, развернулся и порывисто зашагал на кухню. Там раздраженно выдернул холодящий поясницу пистолет, весом оттягивающий резинку штанов вниз, и бросил на стол.
Он обещал ей. Он действительно ей обещал, а своё слово Майло всегда держал. Он с юности тяжело работал над тем, чтобы у его слова был вес. Его обещания и угрозы имели силу всегда, и даже сама перспектива получения угрозы в свой адрес служила достаточным стимулом к сотрудничеству, потому что озвученный приговор неизменно всегда приводился в действие. Это было принципиально важно для самого Рэмси и в его деле вообще. И вот теперь на прокуроршу кто-то посмел замахнуться, а она оказалась безразлично брошенной под этот удар, хотя он ей обещал безопасность. Вот блядство!
– Ты узнала того, кто это сделал? – спросил Майло, когда Алексия – у него в сознании возникло головокружительное дежавю – остановилась в нескольких шагах от него, сомкнув и опустив перед собой руки.
Грин мотнула головой. Она неспокойно покосилась на пистолет.
– Где это случилось?
– В моей машине, на перекрестке Сефтон и Хилл-Стрит.
– Когда?
– Вчера незадолго после шести вечера.
– Сколько их было?
– Двое. В масках. С ножом.
– Что они хотели?
– Дать мне понять, что о том, что я работаю на тебя и Гранта Джошуа, кому-то известно. И о том, что я с тобой переспала, они тоже знают.
Затхлость «Королевства» возникла в носу Майло прежде, чем он успел осознанно вспомнить о клубе. Он поцеловал её при свидетелях – в других кабинках были посетители, а главное, рядом с Грантом Джошуа сидели двое. То, что Грин из прокуратуры и выполняет поручения банды, могли понять из соседних кабинок, но точно знали только двое гостей Джошуа. Чтобы воспользоваться услугами купленных Грантом легавых, этим двоим нужно было заплатить втридорога Джошуа, но если припугнуть Грин напрямую, её услуги могли обойтись значительно дешевле.
А ещё всё то же знал сам Грант.
И какой бы из этих вариантов – ничего помимо них Рэмси пока не рассматривал – ни был правдой, одинаково вел к Джошуа, и пламя в сжатых кулаках разжигалось до невыносимой, едва сдерживаемой потребности свернуть ему шею.
Рэмси тряхнул головой. Он выдернул себя из голодно втягивающего его болота ярости и посмотрел на прокуроршу. Темная упругая ткань её кофты спрятала под собой рану, но Майло даже поверх неё видел кровавый росчерк. Тот болезненно отпечатался в нём самом.
– Сходи с этим к врачу, – сказал он, и Алексия ответила коротко:
– Угу.
Ему вдруг захотелось произнести что-то такое, что успокоит её, но что не выдаст его намерений. Грин, конечно, работала на него и на Гранта, но прямое заявление было чревато таким же прямым и безапелляционным обвинением.
– Такое больше не повторится.
Алексия кивнула и, будто пришла именно ради того, чтобы это услышать, развернулась. Она сделала два шага, когда Майло вслед её узкой спине выпалил:
– Прости.
Она резко остановилась. Рэмси, охуев от того, что ляпнул, до острой боли прикусил язык. Грин оглянулась и удивленно приподняла брови.
– Что ты сказал?
Из-за уха выбилась тонкая медная прядь и повисла, перечеркивая глаз Алексии, вздрагивая от взмаха её ресниц. Майло захотелось её убрать и заглянуть в глаза без этой помехи, различить в них правду о самом себе – был ли он ещё физически способен на сожаление, на искреннее раскаяние. Потому что к пустой вежливости он был непривыкшим, не видел в ней ничего полезного. И не хотел сейчас сотрясать воздух впустую. Но повторил:
– Прости меня.
***
Вызов поступил в среду утром от гражданина, выгуливавшего свою собаку, когда та сорвалась с поводка и вбежала в дом, двери которого оказались незакрытыми. Поспешив за ней, мужчина увидел на полу перевернутой вверх дном комнаты два тела с глубоко перерезанными глотками. Их кровь пропитала кипы вещей, ковер и просочилась даже в доски. Запах стоял тяжелый, горько-металлический. Ближе к обеду прибывший судмедэксперт установил, что двоих убили поздним вечером накануне. У первого было только одно – смертельное – ножевое ранение. С другим убийце, очевидно, пришлось драться, а потому у него на туловище было обнаружено несколько свежих синяков и ссадин, на руках – разной глубины порезы от того же ножа, что в конечном итоге вскрыл ему артерию.
Всю среду, четверг и пятницу дом и прилегающая территория были оцеплены, крыльцо и подъездная дорожка – накрыты палаткой, чтобы защитить возможные улики от ветра и влаги. Утром в субботу на месте происшествия осталось только несколько дежурящих патрульных.
Детективы, прорабатывавшие соседей и контакты обеих жертв в субботу днём впервые услышали от свидетелей имя Майло Рэмси. Друг одного из убитых сообщил, что тот говорил, что опасался Рэмси в связи с подработкой, которая ему выпала. Деталей друг не знал, но его слова позже подтвердили ещё двое. И так в понедельник утром имя Майло Рэмси оказалось официально внесенным в материалы по делу, в тот же день он был задержан и доставлен для допроса в полицейский участок. Из-за отсутствия алиби и заживающих на руках сбитых ран его задержали на сутки, но ещё до полдня вторника выпустили – весомых оснований продлевать арест не обнаружилось.
Блэк Уилер, чье внимание оказалось привлеченным к этому делу, увидев в базе распоряжение об освобождении из-под стражи, едва сдержался, чтобы не прыгнуть в машину, не приехать в участок и не взяться за Майло Рэмси так грубо, как только вообще мог себе вообразить. Но вместо этого отправил на печать фото, сунул их в увесистую папку прежних наработок и вместе с ней, почти переходя на нетерпеливый бег, направился в прокуратуру.
Сначала он заглянул к Алексии Грин. Та привычно сидела, уткнувшись в монитор компьютера, почти полностью спрятавшись под завалами бумаг, в не по погоде плотно повязанном вокруг шеи шарфе.
– Привет, – сказал Блэк, шагая в дверь. – Нездоровится?
– Что? – с непониманием нахмурилась Грин. На её лбу и щеках проступила краснота жара, голос показался гнусавым.
– Я иду к Майклу Берри. И ты мне там нужна.
– Давай я сначала посмотрю… – отнимая от клавиатуры руку, предложила Алексия, но Блэк решительно покачал головой. Он знал, что всё, что попадало на стол прокурора, проходило тщательный отбор его солиситорами, – Алексией, в первую очередь – и так же хорошо знал, что Грин скажет по этому поводу, – негодящая куча макулатуры – но был твердо намерен поговорить напрямую с Берри. К какому-то решению тут всё же можно было прийти, и он не собирался впустую тратить выпавший шанс поднажать.
– Нет. Идём. У Берри всё увидишь.
– Блэк, так это не работает.
Он едва не вспылил. Так, как было принято, вообще ни черта не работало. Они топтались на одном и том же месте, стыдливо пряча глаза от общественности, бесстыдно нагибаемые Грантом. Но он сдержался – Алексии Грин в лицо говорить такое, даже если это было правдой, он не хотел. А потому заставил себя улыбнуться.
– Я всё равно туда пойду, – сказал он как можно ровнее. – И было бы отлично, если бы ты присутствовала.
Уилер надеялся, что их двоих сразу уговорить будет легче. Основную ставку он делал на Алексию. Рассчитывал, что его доводы окажутся достаточно убедительными, и их подкрепит их знакомство и то доброе впечатление, которое Блэк отчаянно пытался на неё произвести – и, кажется, в этом отчасти преуспевал. А через Грин, имеющую прямое влияние на прокурора, сможет уговорить и Майкла Берри. Или – чем черт ни шутит – Блэку удастся переманить на свою сторону Берри, а уже под его давлением и педантичная, обычно дающая зеленый свет на проработку только юридически весомым материалам Алексия промнется. Оба по отдельности были тяжеловесами, способными пробить каменные глыбы, но одновременно категорично топчущими несущественное и сырое. Вместе по задумке Уилера у них на двоих должно было оказаться достаточно сомнений и личной неприязни к Гранту, чтобы действовать иначе.
– Так-с, мои верный оруженосец и новобранец, – откидываясь на спинку кресла, проговорил Майкл Берри, когда они вошли. – С чем пожаловали?
Он сложил руки с подкатанными до локтя рукавами рубашки себе на выпирающий живот, циферблат его массивных наручных часов отбросил на стену пугливый солнечный блик.
– У детектива Уилера какое-то срочное дело, которым он со мной не поделился, – проговорила Алексия, хозяйским широким шагом переходя просторный кабинет, выдвигая себе стул перед столом Берри и опускаясь в него. Блэк последовал за ней, но перед тем как сесть, развернул папку и положил перед прокурором две фотографии.
– Сэр, людей на этих снимках зовут Томас Уайт и Дэвид Мэтьюс. 24 апреля их нашли мертвыми в доме Томаса Уайта. Им было по двадцать и двадцать три года, подружка Дэвида беременна.
Прокурор хмуро заглянул в фото и коротко кивнул, когда Алексия потянулась к ним. Её брови тоже сдвинулись к переносице, глаза помрачнели, лицо в неразличимом выражении вытянулось, она спешно подхватила рукой шею. Блэк встревожился:
– Тебе плохо?
– Нет. Продолжай.
Снимки трупов крупным планом были одним из тех более сентиментальных, чем разумных аргументов, на которые Уилер собирался давить. Ведь, оторвавшись от полевой работы, порой легко было забыть настоящие ужасные плоды процветания организованной преступности. Рэкет и наркотики почему-то всегда ставились во главе списка их преступлений, и подобные кровавые расправы оставались вне ярко освещенного фокуса внимания, принимаясь неизбежными побочными эффектами. Блэк хотел напомнить, что смерть – от чьих бы рук не исходила и по какой бы то ни было причине – была страшной. Но напугать Алексию Грин до тошноты он не хотел. И потому постоянно встревожено на неё косился.
Он рассказал о собранной следователями по деле Уайта и Мэтьюса информации, добавил о Чарли Стюарте, избитом 9 апреля и три недели спустя всё ещё находящемся в больнице, напомнил об убийстве пятилетней давности, в контексте которого тоже упоминалось имя Майло Рэмси.
– Какие улики? – прервав его пламенную тираду, сухо поинтересовалась Алексия.
– Пока никаких, – нехотя признался Блэк. Майкл Берри смерил его строгим взглядом, затем перевел его на Грин и кивнул. Уилер напрягся. Их совмещенный юридический танк, похоже, собирался переехать его в кашу. Он поспешил добавить: – Как и свидетелей. Те либо не хотят, либо уже не могут говорить. Кто заикнется о Рэмси – спустя какое-то время отказывается от слов. И в том-то и дело! Нам не взять его таким способом. Он слишком чисто и одновременно грубо работает.
– Любой другой способ, – со вздохом возразил прокурор, до этого лишь внимательно слушавший, – не приведет его за решетку.
Так во вторник Блэк Уилер остался ни с чем, а в коридоре ещё и выслушал от Алексии раздраженное замечание о том, что, дергая Берри по такому сомнительному поводу в обход неё, ничего не добьется. Но в среду утром стало известно, что друг Томаса Уайта, упомянувший Рэмси, попал в реанимацию. В автобусную остановку, у которой он стоял, на полной скорости, сметая пешеходов, влетел мотоцикл.
Блэк позвонил Майклу Берри напрямую и задал всего один вопрос:
– Вы, правда, думаете, что это трагичная случайность?
Прокурор выдержал долгую задумчивую паузу. А потом коротко, но твердо дал добро.
========== Глава 7. Побочные явления. ==========
Приближение мая ощущалось в воздухе пряным ароматом цветущих деревьев и загустевшим теплом. Алексия чувствовала, как от быстрого шага на спине собиралась липкая влага. Прохожих становилось заметно больше, пешеходные улицы центра заполнялись ими под завязку даже в послеобеденное время буднего дня. Одежды на всех становилось меньше, многие спешно оголили руки, а некоторые ноги – в шортах и легкой обуви. Грин в строгости прокурорского дресс-кода могла позволить себе лишь чуть тоньше ткань брюк и короче рукав рубашки. И все равно под высоко повисшим солнцем ощущала, что медленно плавится. Снаружи и изнутри.
Всю ночь она проворочалась, видя перед собой бледные лица двух молодых парней. Её собственный порез на шее стремительно затягивался, но от увиденного фантомно остро саднил; их же раны мог соединить теперь только патологоанатом. Она сама не знала наверняка, были ли это именно те двое, но почему-то ни капли не сомневалась в правоте Блэка Уилера: их убил Майло Рэмси. Убил из-за неё. Алексия терзала себя мыслями о том, случилось ли бы нечто подобное, не приди она неделю назад к Рэмси с претензией. Узнал бы он иначе? Она пыталась уговорить себя, что узнал бы, а так – её вины в случившемся не было.
