Текст книги "Сделка (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Кто Вы? – прохрипела Алексия, бессильно замерев на полушаге, покосившись на такую же напуганную Перл и переведя взгляд на сына, так по-детски светло воспринимающего это игрой.
В голове ее судорожно сталкивались и хаотично разлетались, не принося никаких разумных мыслей, догадки и «а что если». А что, если вызвать полицию? Да разве успеет она сделать хоть шаг, сможет ли потянуться в карман за мобильным телефоном прежде, чем этот незваный гость выстрелит в её сына или неё саму? А что, если броситься на него? Что она сможет сделать против вооруженного мужчины? А что, если это просто грабитель? Было ли у неё, чем она могла от него откупиться: достаточно денег, достаточно стоящая машина, достаточно техники в доме? А что, если это из-за работы? Ведь это не могло быть случайностью – он знал что-то из её прошлого.
– Кто Вы?! – так же сипло, едва выдавливая из себя слова, повторила Алексия, и гость за спиной её светлого невинного сына снова оскалился.
– Майло, – и, всё так же кривя губы, он повернулся к Оливеру. – Эй, дружище, давай, пускай мою игрушку и идите-ка с бабулей спать.
– Но я ещё не хочу! – заявил тот, но руку с пистолета всё же убрал.
– Будешь крепко спать и сытно завтракать – очень скоро вырастешь большим парнем, как я, – гость подмигнул Оливеру, вызывая у того улыбку, вмещающую выразимую лишь детским лицом смесь непонимания и восторга. – И тогда у тебя будут такие же штуки.
Сердце с силой ударилось о ребра и замерло, сжавшись в ужасе – дуло пистолета совершило плавное движение в сторону, нацелившись в сына почти впритык.
– Олли! – взвизгнула Алексия, едва сохраняя сознание. – Иди с Перл наверх, немедленно!
Он посмотрел на неё, улавливая в её голосе почти неподдающуюся контролю истерику, и растеряно хлопнул ресницами. Грин различила на его личике тень испуга, а в глазах – блеск подкативших слёз, и поспешила добавить тише и ровнее:
– Пожалуйста, сынок. Идите с Перл в твою комнату и поиграйте или почитайте, ладно? Мне и мистеру Майло нужно поговорить. А затем я к Вам поднимусь, хорошо?
Когда они ушли и на втором этаже постепенно стихли их шаги, гость с пистолетом поднялся из кресла, лениво расправляя плечи и устало выгибая спину до короткого хруста суставов.
– Пушка есть?
Теперь, когда главная ценность её жизни оказалась в сравнительной безопасности, Грин частично возобновила способность мыслить. А вместе с ней и пробивающуюся нерациональную защитную реакцию – дерзость.
– Вам обо мне известно достаточно, чтобы знать, что нет, – ответила она, сжимая руки в кулаки и ощущая на ладонях влагу. – Я юрист, а не полицейская – у меня нету табельного оружия.
Гость быстро вскинул брови и хмыкнул.
– Табельного нет, – согласился он. – А личное? Давай сумку, снимай пальто, подними руки и медленно покрутись.
С постным лицом, но трепещущимся прямо в глотке сердцем Алексия выполнила сказанное. Мужчина осмотрел её с расстояния, не подходя и не ощупывая в поисках спрятанного под одеждой оружия – похоже, ему было интересно просто покомандовать. Он вытряхнул на пол содержимое сумки Грин: её старый затертый кошелек, две связки ключей, опустевший лоток из-под обеда, записная книжка, разлетевшаяся веером воткнутых в неё листков с записками и визиток, комок смятых квитанций, расческа, надорванная и закрытая канцелярской скрепкой упаковка мармеладных конфет, пачка сигарет и зажигалка. Всё это рассыпалось по ковру с мягким стуком. Гость снова подернул бровями и проворно присел. Он взял сигареты, вытянул из упаковки одну и сунул между губ.
– Мы в доме не курим, – сообщила ему Алексия, в ответ на что гость криво усмехнулся и щелкнул зажигалкой.
Тем зимним вечером Майло Рэмси весьма доступно к пониманию Алексии донёс, что от неё требовалось: сливать информацию, препятствовать деятельности полиции в делах, касающихся парней Джошуа, саботировать их передачу в суд и при необходимости подмазывать нужным людям. На кону, в первую очередь, стояла жизнь семьи Грин, и для неё это было достаточным стимулом пойти на сделку.
В конечном итоге, пыталась она договориться со своей порой поднимающей возмущенный тон совестью, в Ливерпуле так или иначе существовал свой устоявшийся за многие годы криминальный климат. Изменения происходили лишь в направлении ветра, и тот сейчас гнали из банды Гранта Джошуа. В одиночку восставать против них – с учетом их обратившегося на Алексию внимания – было так же глупо, как выставлять против тайфуна бумажный щит – её порвало бы в клочья.
Комментарий к Глава 1. Эхо прошлого.
* В Объединенном Королевстве (Англии и Уэльсе в первую очередь) существуют две категории практикующих юристов. Высший ранг адвокатов – барристеры, ведущие дела в судах (часто, наивисшей инстанции).
Солиситор – низший ранг адвокатов, которые преимущественно ведут подготовительную работу для барристеров и могут представлять дела в судах низшей инстанции.
Эти юристы могут вести как самостоятельные практики, так состоять в адвокатских конторах, являтся сотрудниками юридических консалтинговых компаний и юридических отделов, а также работают в правоохранительной структуре Великобритании. В первую очередь, в прокуратуре, где оказывают юридическую консультативную помощь полиции и являются представителями обвинителя в судах.
Солиситоры в прокуратурах являются помощниками прокуроров. Прокурорами становятся барристеры.
**Мерсисайд – графство на Северо-Западе Англии, крупнейший город и своеобразный центр которого – Ливерпуль.
========== Глава 2. Актуальная система кооридинат. ==========
Дождь гулко барабанил в зонт, между подсвеченными витринами магазинов тесной пешеходной улочки эхом отражались голоса прохожих. Алексия шагала порывисто, прижимая к шее намотанный вокруг неё шарф, наклоняясь против ударяющего в лицо ветра. Апрельская погода была невыносимо переменчивой: когда выходило солнце, становилось достаточно жарко, чтобы раздеться до рубашки, но когда надвигались тучи и проливались влагой, становилось настолько холодно, что даже пальто, перчатки и шарф не согревали.
До «Хибби-Джиббис» оставалось лишь дойти до конца квартала и свернуть, а Грин так и не удалось найти пустынного укромного уголка, где она смогла бы спрятаться от мамочек с колясками, посторонних взглядов и стихии, чтобы выкурить необходимую дозу никотина. Без него совладать с собой она не была способна.
На принятие решения у неё ушло достаточно – возможно, даже непозволительно много – времени, и она, казалось, смогла убедить себя в том, что ради сына готова пренебречь и совестью, и страхом, и риском оказаться за решеткой. Но чем ближе становился разговор, тем тяжелее Алексии было, и тем безжалостнее она себя за это пинала. В конечном итоге, чего стоили её трусливость и призрачная гордость в сравнении с жизнью сына?
Первыми тревожными звоночками ещё год назад были внезапно наступавшие и так же быстро проходившие вспышки повышения температуры. Они редко сопровождались простудными проявлениями. Оливер просто вдруг становился очень вялым и жаловался на ломоту в мышцах. Он стремительно исхудал и большинство дней стал проводить, лежа в кровати или на полу, свернувшись клубком и тонко постанывая от приступов боли в животе. Несколько месяцев бессонных ночей и бесконечного хождения по врачам ушли на попытку понять суть недуга, и когда жуткий диагноз – рак нервной системы – наконец был поставлен и подтвержден, опухоль уже разрослась и дала метастазы в лимфатические узлы и печень.
Когда Алексия укладывала Оливера спать в его первую ночь в детском онкологическом отделении, его было вдвое меньше. Остро выпирали под бледной, проступающей синюшными узлами кожей кости, голова стала непомерно большой и слишком тяжелой для хрупкого тельца, глаза потускнели, утратив свой бирюзовый блеск. Голос Оливера стал очень тихим, он редко разговаривал, не ел, плохо спал, но стойко запрещал себе плакать и часто гладил дремлющую рядом с его койкой Алексию по голове.
После двух операций и курса химиотерапии в государственной больнице, предоставлявшей лечение бесплатно, бессильно развели руками. Нейробластому четвертой стадии теперь могла остановить только пересадка костного мозга. Ни Алексия, ни Перл донорами быть не могли, а очередь национального медицинского траста растягивалась на годы вперед, которых, конечно, у Олли уже не оставалось.
Достаточно богатым на выбор донорских клеток и со значительно более коротким списком ожидания был частный онкологический центр «Клаттербридж» на другом берегу реки Мерси, но курс лечения там, включавший подготовку, саму операцию, восстановление после и потенциальную трансплантацию печени, должен был обойтись в сто двадцать тысяч фунтов стерлингов. Такой суммы у Алексии – вместе с зарплатой, сбережениями её самой и тети Перл, приносимыми от Гранта Джошуа взятками – не было и не могло собраться в ближайшем будущем. Продажа машины и дома, помимо того, что создавали бы дополнительные проблемы, могли непредсказуемо растянуться по времени.
Алексия снова и снова это повторяла, зачитывая мысленным речитативом под барабанный ритм собственных шагов, словно мантру. Сокращая между собой и входом в клуб последнее безопасное расстояние – переходя улицу, она глубоко вдохнула и шумно выдохнула. Дверь «Хибби-Джиббис» была закрытой, но не запертой. В основном зале все стулья были подняты на столы ножками вверх, и парень с на модный манер зачесанными набок волосами толкал по полу обмотанную тряпкой швабру. Он обернулся поверх плеча, сфокусировал на Алексии взгляд, узнал и кивнул, молча взглядом предлагая пройти дальше.
Она вошла во второй зал, с красными стенами и массивными бочками, служащими столиками. Вычурные хрустальные лампы, стоящие по периметру барной стойки, были единственным источником света здесь, а потому в их тусклом, узорчатом свечении Грин не сразу рассмотрела Майло Рэмси. Он сидел в дальнем углу, закинув ноги на соседний стул, и хмурился в развернутые на коленях бумаги. Заметив Алексию, он вскинул на неё взгляд, и тот хлестнул её физически ощутимой пощечиной.
– Добрый вечер, – проговорила она.
– Добрый. Чего-нибудь выпьешь? – отозвался он.
– Нет, спасибо.
Рэмси утвердительно кивнул, будто это было правильным ответом и, скажи она что-то иначе, он всё равно ничего бы ей не налил, и, лениво растягивая движения, поднялся. За три с лишним года работы на Гранта Джошуа – с которым, впрочем, ей никогда не доводилось встречаться лично – она надрессированным зверем приучилась к правилам поведения. Подходить к Майло Рэмси, особенно когда он работал с бумагами, разговаривал по телефону или с другими людьми было запрещено. Разговор начинался только тогда, когда Рэмси подходил сам. И порой Алексии приходилось ждать его подолгу.
– Покурим? – поравнявшись с ней, бросил Майло, и, не дожидаясь ответа, пошел к ведущей во внутренний дворик двери. Снаружи было пусто, на потемневших каменных плитах, застилающих землю, неспокойной рябью дождевых капель играли лужи. Они остановились под накрытием крыльца. Оба молча достали сигареты, раскурили каждый от своей зажигалки, сделали по глубокой затяжке, и только потом Алексия снова заговорила:
– Во-первых, на ночлежку на Хайгейт-Стрит в пятницу вечером готовится облава. Полиция считает, что там функционирует бордель.
Она избегала смотреть прямо в лицо Майло, но поглядывала краем глаза, потому что по его выражению многое научилась понимать. Рэмси крайне редко выражал своё мнение по поводу услышанного и очень коротко выдавал распоряжения, но по его взгляду, по вскинутым или нахмуренным бровям, по задержанному в легких сигаретному дыму Алексия могла что-то различать.
Рэмси был ростом с неё, но рядом с ним Грин чувствовала, будто её придавливает к земле. Его внутренний стержень и слава значительно превосходили в силе и значимости его обманчивое телосложение.
– Во-вторых, в воскресенье в Кафедральном соборе пройдет похоронная служба бывшего декана Ливерпульского университета, планируется значительное усиление патрулей по периметру квартала и всей Аппер-Парламент-Стрит. Мероприятия продлятся до вечера, патрульных нацеливают на то, чтобы шманать все точки сбыта в округе.
Алексия поднесла сигарету к губам, делая паузу, но вместо сделать затяжку, просто глубоко вдохнула. Она сомневалась в том, что сейчас собиралась говорить почти так же сильно, как и в просьбе, которую должна была предъявить в конце. С одной стороны, о Блэке Уилере и сам Майло, и Грант Джошуа не могли не быть наслышанными и точно узнали бы о его переводе из другого источника, а потому она могла бы безвредно умолчать. Так было бы относительно правильно в виду старого знакомства с Уилером. Но с другой стороны, Алексия видела в этом дополнительный шанс выслужиться.
– Из наркоконтроля в организованную преступность перевелся следователь Уилер, у него внушительная кипа материалов.
Майло провел кончиком бледного языка по верхней губе и неясно тряхнул головой – то ли это уже было ему известно, то ли он кивал, потому что принял эту информацию к сведению. Такие встречи обычно проходили раз в неделю. Кому-то из них непременно было что сказать другому, но порой, придя в бар, Алексия узнавала от бармена, что Майло нет и сегодня уже не будет. Длились эти короткие сводки по несколько минут, проходили в пустынном зале, на пустой, пахнущей недавно законченной уборкой кухне или во дворе и никогда не имели свидетелей. Было что-то особенно скользкое в том, что сотрудничество мафии и тех, кто призван с мафией бороться во благо населения, проходили там, где молодежь этого самого населения беззаботно отрывалась по вечерам.
– И ещё одно, – глухо проговорила Грин. – Мне нужны деньги.
– Вздумала повысить ставки?
– Нет.
За несколько дней до встречи и даже по пути сюда она раз за разом складывала слова, как разрозненные пазлы, пытаясь собрать их ровно и ёмко, но в конечном итоге всё равно едва сумела объясниться:
– Я не прошу платить мне больше… Я… Мне нужна одноразовая выплата. Вместо… то есть, как аванс.
– Сколько?
– Сто двадцать тысяч.
– С хуя ли это?! – прыснул Майло Рэмси, сменяя ленивый полусонный тон надменным, насмешливым, и повернулся. Его подошвы скрипнули на влажной ступени крыльца. Алексия уставилась в мутную лужицу под своими ногами, избегая встречаться с его взглядом – лезвием ножа.
– Мне нужны деньги на лечение сына.
– Да мне так-то одинаково, на что тебе вздумалось их тратить. Гранту какой с этой сделки интерес?
– Как аванс…
– Ты за три года – с тех пор, как мы на тебя вышли – не наработала на такую сумму, – резко напомнил ей Майло. – И Джошуа не платит наперед. Нужно – заработай. И тогда, может быть, получишь бабло.
Он выстрелил наполовину скуренной сигаретой и развернулся, чтобы уйти. Грин запаниковала – от неё уходил последний, самый отчаянный шанс – и, не осознавая собственных действий, схватила Рэмси за немного влажный рукав его куртки. Под тканью заиграли напрягшиеся мышцы, взгляд Майло скользнул с сжавших его предплечье пальцев вверх и врезался в лицо Алексии. Она ахнула, будто получила под дых, и отпустила руку.
– Пожалуйста, – едва сдерживая подступившие к глазам слезы, пробормотала она. – Это не может ждать.
Она в порыве слепой надежды заглянула Рэмси в лицо, но, конечно, не нашла в его нахмуренных бровях и шраме сочувствия.
– Это не благотворительная организация, – выплюнул тот. – Хочешь сто двадцать кусков? Шевели задницей.
***
Рэмси слабо представлялось, как должно было выглядеть это помещение, и уж тем более он не понимал причины такой счастливой ухмылки Гранта Джошуа, вышагивающего по пыльной бетонной стяжке. Стены были голым кирпичом, окна были завешены черным целлофаном, просто посередине комнаты лежали сваленные в груду деревянные паллеты, плотный моток черного шланга, выстроились в шаткую башню несколько грязных ведер с краской.
– Да-а, – довольно протянул Грант, сомкнув руки за спиной. – То, что надо. Через две недели закончите?
Прораб, мнущийся в углу и настороженно поглядывающий на Майло, мотнул головой, но ответил утвердительно:
– Всё сделаем в лучшем виде.
Джошуа вздумалось отстроить что-то вроде центрального офиса, в котором у него был бы личный кабинет. Но Майло – как и многие из парней – в правильности этого решения сомневались. Было что-то небезопасное в такой показушности, Гранта всегда могли тут настигнуть легавые или колумбийцы и сцапать прямо через окна в пол. Но слово босса, безусловно, было законом. А потому Майло оставалось только молча поджимать губы и надеяться, что Джошуа решит полюбопытствовать чужим мнением.
– Отлично, отлично, – приговаривал Грант. Он запрокинул голову и стал с интересом рассматривать высокий потолок, и Майло понял, что у босса к строителям вопросов не осталось. Он махнул прорабу рукой, чтобы тот убрался.
Рэмси был с Грантом Джошуа с самого начала, больше десяти лет. Это его кулаками Грант выбивал из города колумбийцев, это его Грант срывал с цепи на каждого отказывающегося платить или сотрудничать. В конечном счете, это за ним Грант Джошуа прятался, когда кто-то ещё пытался давать отпор. И именно Майло как никто другой из парней видел, насколько одновременно беспечным и необоснованно жестоким становился босс. Градус жадности в нём повышался, а поскольку доить приходилось одних и тех же истощенных, каждое повышение ставки производилось только применением всё большей силы.
Однажды Рэмси едва пронесло, но ему всё настойчивее казалось, что вот-вот он попадется из-за Джошуа снова и на этот раз точно сядет за убийство. А обратно в тюрягу Майло не хотел.
Когда его замели, он как-то самонадеянно рассчитывал пройти через символический срок малой кровью. К обезьянникам в полицейских участках он привык с детства, а потому предполагал, что к камере длительного заключения уже подготовлен, но тюрьма оказалась вовсе не прогулкой. Во-первых, потому что стараниями самого же Гранта за решеткой оказалось много колумбийцев и лондонских верзил, успевших установить свои правила и подмять под них многих надсмотрщиков. А потому каждый день в относительном спокойствии Майло приходилось буквально выцарапывать. И во-вторых, потому что, как только Рэмси перестал быть полезным Гранту, тот перестал распространять на него своё покровительство. И так деньги на адвоката, способного вытянуть его раньше положенного, закончились очень быстро.
Долгое время Майло был обозленным на Гранта и всерьез намеревался объявить ему войну, когда выйдет, но за три года снаружи позиции Джошуа усилились, отъявленных придурков в его армии прибыло, да и сам Грант скользкой змеей обернулся вокруг Рэмси накануне освобождения. И как-то так вышло, что важность Майло для Гранта будто была снята с паузы, ему вернули значимость в банде, власть и даже подогнали в подарок тачку.
Рэмси злился на себя за то, что позволил себя так безропотно продавить, но и альтернативы этому не видел. Уезжать из родного Ливерпуля он не хотел, а город и вся округа принадлежала Гранту. Начинать в таких условиях войну, не имея за спиной ни одного хоть немного надежного союзника, было ебануться как глупо. И постепенно Майло уговорил себя, что ничего плохого-то и не случилось. Из тюряги он действительно был Джошуа бесполезен, а потому временно оставлен в покое, но ядовитые испарения этой старой обиды порой просачивались из подсознания.
Грант со скрипом бетонной крошки под подошвами остановился напротив Майло и повернулся. В его узком прищуренном взгляде было что-то совершенно безумное. Голос звучал низко и приглушенно, будто отдающаяся вибрацией в теле холостая работа мощного двигателя. От этого начинало немного подташнивать.
– Ты разобрался с этим сопляком Стюартом?
– Да, босс.
В этом было парадоксальное умение Джошуа держать при себе людей и одновременно не позволять им забывать своё место, окуная их пастью в дерьмо. Майло вроде и считался его приближенным, самым схожим с понятием правой руки человеком, насколько это было возможно для отрешенного тирана Гранта, но в то же время лично занимался всякой мелкой хуйней, вроде толкающего небольшие партии Чарли. Среди парней Джошуа было много тех, кому не помешало бы сбить свои девственные костяшки об зубы таких трусливых придурков.
– Теперь нужно потолковать с стариком Муди, – сообщил Грант и прищелкнул языком. – Он вздумал заказать товар самостоятельно и сэкономить. Донеси до него, что эта партия застрянет в наших доках, пока мы не сойдемся на цене и сроках.
Сойтись на цене и сроках в лексиконе Джошуа означало немедленно выплатить всё затребованное бабло. С Обри Муди, когда ему выставлялась такая претензия, договориться порой было непросто. Во-первых, Муди действительно был стариком, достаточно потертым жизнью, чтобы не бояться ни словесных угроз, ни избиений, ни разнесенных в щепки магазинов. Он держал сеть алкогольных и табачных лавок ещё с незапамятных времен, а так, имел достаточно опыта с наездами дельцов разного масштаба. Во-вторых, когда-то по прибытию в город Грант работал на Муди, отбирал в порту и провозил ему ночью фургоны бухла. И потому Джошуа постоянно выплясывал ритуальный танец, одной ногой отбивая привычный ритм жадности, второй выковыривая из себя что-то вроде уважения и признательности. Так, трогать самого Муди было запрещено. Детей у него не было, бывших жен значилось полдесятка, но ни одна из них не была достаточно весомым аргументом, магазинов было так много, что ежемесячные поборы с них составляли приличный кусок прибыли Джошуа. Разгром нескольких из них был Муди по хую, разгром всей сети был значительными материальными потерями уже для Гранта.
Донести что-либо до Обри Муди означало для Майло извернуться так, чтобы его голова пролезла через собственную задницу. Он мысленно ругнулся, но вслух ответил:
– Да, босс. Завтра сделаю.
***
Снаружи уже стемнело, внутри отдела по борьбе с организованной преступностью главного полицейского управления города Ливерпуль и района Мерсисайд стало заметно тише. Многие уже ушли, а те, что остались, сосредоточено работали в своих коморках. Главное рабочее помещение было просторным залом, с окнами, выходящими на доки и остроугольную геометрию морского музея на набережной. Оно было до отказа заставлено рабочими столами, разделенными невысокими синими переборками, забитыми стопками бумаг алюминиевыми шкафами и вращающимися стульями на колесиках, которых, казалось, было значительно больше, чем требовалось, и многие из них просто мешались в узких проходах. Часть потолочных ламп была уже отключена, желтыми шарами свечения в наступившем полумраке возникали настольные лампы.
Новое место Блэка Уилера за несколько дней из девственно чистого превратилось в хаотическую свалку бумаг, разом снесенных всем отделом к новому следователю, и разобраться в них Уилер пока не успевал.
Сегодня за кофе с Алексией Грин он успел выяснить главное – Майкл Берри был всецело на их стороне и при необходимости мог выжать из судьи нужные ордеры. Такая поддержка профильного прокурора обнадеживала, и весь последовавший после собрания и разговора с Алексией день Уилер потратил на то, что систематизировал собственные наработки в порядке от наиболее готовых к сырым. Они с Грин договорились на ещё одну встречу в её кабинете на следующей неделе, где Блэк должен был положить ей на стол те материалы, по которым наиболее нуждался в юридической оценке, чтобы наконец начать действовать. От нетерпения у него чесались руки.
– На Майло Рэмси новая заметка в базе! – выкрикнул кто-то из дальнего угла, и над синими перегородками поднялись несколько голов. Все переглянулись. Блэк свернул окно таблицы, в которой систематизировал наработки по свидетелям последние несколько часов, и открыл полицейскую базу. На запрос по имени второго лица в группировке Джошуа действительно высветилась новая запись, датируемая сегодня.
Категория: избиение. Жертва: некий Чарли Стюарт, проживающий по улице Фелтуэлл-Роуд, дом 30. Обстоятельства: прибывшая на вызов матери Стюарта скорая помощь, обнаружив тяжело избитого Чарли, передала сведения в полицию. Прибывшие спустя несколько часов патрульные опросили мать Чарли – та заявляла, что не знала, что произошло – и его самого – тот давать показания отказался. Большинство соседей ничего не знали, и только кто-то один назвал имя Майло Рэмси, якобы замеченного тем утром по указанному адресу.
Черти что, а не заметка по Рэмси. Без заявления потерпевшего или сведений, позволяющих обвинить Майло по факту – чего-то безапелляционно надежного вроде видеозаписи – этот инцидент и гроша ломанного не стоил. В этом была главная трудность. Жертвы отказывались открыто свидетельствовать против парней Гранта Джошуа, что бы те себе ни позволяли.
В некотором смысле с этим в наркоконтроле было проще – им нужно было поймать дилера на горячем, прошманать его тачку и берлогу и найти превышающую разрешенную к хранению дозу. Но множество эффективных арестов не позволяли продвинуться по структуре выше. Никто из торговцев даже перед лицом реального срока – для многих довольно большого, усугубленного фактом того, что он был бы далеко не первым – не развязывал язык.
Совокупность таких неудач в какой-то момент превратила профессиональную обязанность ловить преступников в искреннюю личную ненависть. Стереть Гранта Джошуа в пыль теперь было для Блэка не только долгом, но и жизненным приоритетом. А достать его он мог только снизу. Не с такого дна, как пацаны на побегушках вроде мелких дилеров и крыс – Уилеру нужно было сцапать кого-то погабаритнее. Например, Майло Рэмси. Он был достаточно осведомленным в делах банды, чтобы – удайся Блэку его разговорить – выдать много работоспособного компромата на шефа, это раз. А два – Майло был самым надежным оружием и щитом Гранта Джошуа, и обезвредив его, Блэк смог бы значительно ослабить позиции.
Рэмси сам был кулаками и натаскивал для банды цепных псов, удерживая под собой мощную армию голодных к бою хищников. Он занимался вооружением, охраной объектов, многими связями. Майло был настолько крупной шишкой, что Уилер надеялся, когда допрыгнет до него и сорвет с кроны, всё дерево Джошуа пошатнется.
Блэк подтянул к себе ближнюю папку, наугад открыл и выбрал наименее значимую бумажку, неаккуратно отодрал от неё край и на этом обрывке вывел имя: «Майло Рэмси». Оглянулся в поисках клея или скотча, но на соседнем столе рассмотрел только большой черный степлер. Полностью раскрыв его пасть, Уилер приколол клочок бумаги скобой просто к синей перегородке рядом с монитором. Теперь он был в первоочередном фокусе внимания.
Прежде Блэку заниматься им было бессмысленно – Рэмси не марался в наркоте. Но с переходом в другой отдел Уилер приобретал должностное право ухватить Майло за что-угодно, ведь, чем бы тот ни занимался, это входило в сферу интересов борьбы с организованной преступностью.
Вернув степлер, Блэк оторвал ещё один клочок бумаги и тщательно переписал туда адреса Чарли Стюарта и больницы, в которой он находился.
***
Тетя Перл, мягко, почти бесшумно ступая, спустилась со второго этажа, вошла на кухню, молча выдвинула себе стул и села напротив. Алексия отвлеклась от бесцельного вращения чашки с остывшим чаем и подняла взгляд. Они поняли друг друга без слов.
Если бы Алексия верила в сверхъестественное, то, пожалуй, назвала бы это родовым проклятием: вот уже несколько поколений в их семье не складывалось с материнством и не задерживались мужчины. Началось всё с бабушки, которая, едва родив двух своих дочерей-погодок – Перл и Роберту – овдовела и, убитая скорбью по трагически скончавшемся муже, спилась и сошла с ума.
Роберта, мама Алексии, развелась с её отцом, когда девочке было всего три. Во второй раз вышла замуж, снова забеременела, но из-за не диагностированных осложнений и потому не последовавшего лечения, умерла. Алексии тогда было двенадцать. Её отчим безуспешно попытался отыскать своего предшественника, а потерпев неудачу, передал Алексию единственной известной ему родственнице – тете Перл. Та, сколько её помнила Алексия, была одинокой и меланхоличной, но доброй и щедрой женщиной. Она приняла племянницу в свой дом и сделала всё, чтобы отрочество Алексии было наиболее счастливым, насколько это было возможным для сироты.
И вот теперь сама Алексия опускалась на вязкое болотное дно, пытаясь заслониться от проталкивающихся в голову сожалений о несделанном аборте. Её сын – единственный рожденный в семье мужчина за последние три поколения – страдал от тяжелой болезни, способной обернуть девятый год его жизни последним.
И в помощи ей отказали.
– У меня есть знакомый риелтор, – после долгой паузы произнесла Перл. – Я позвоню ему завтра утром.
Она выглядела осунувшейся. Завитые коротко отстриженные волосы темными запятыми сползали на разрезанный морщинами лоб, под глазами тяжело накопившейся усталостью собрались мешки, линия губ, носогубных складок и морщин на подбородке уныло сползали вниз.
Ничто из выпавшего ей на пути она не заслуживала, ничто из этого не было её ответственностью, но она упрямо не отступала изо дня в день. Порой Алексии казалось, что у неё самой сил куда меньше, хотя это исключительно её ноша.
– В шкафчике над раковиной я припасла бутылку водки, – добавила тетя. – Хочешь?
– Нет, что ты! Мне завтра на работу, а я ещё сутки не протрезвею.
– Не иди.
– Что?
– Возьми отгул – не иди на работу, – с натиском повторила Перл. – Проведи день с Оливером. Вы оба устали бояться и бороться. Вам нужно немного светлого в жизни. Поведи его в торговый центр, купи книгу, покорми любимым мороженным, сходите на фильм. Устройте себе счастливый день!
И, не дожидаясь ответа, она встала, шагнула к указанному шкафу и из-за стопок тарелок достала начатую бутылку. С верхней полки взяла два высоких стакана, а потом обернулась.
– Ты и будешь там сидеть истуканом? – Поинтересовалась она. – Вставай и сообрази нам закуску.
Перл и Алексия всегда были полными противоположностями в характерах и взглядах, но умудрялись уживаться весьма гармонично. Возможно, отчасти из-за того, что Перл любила разговаривать, прерывала затягивающиеся паузы просьбой рассказать что-угодно, всегда проговаривала свои мысли и чувства вслух; а Алексия любила побыть в одиночестве, помолчать, подумать и проанализировать. Тетя не позволяла оставить им между собой недомолвки, а Алексия вносила нужные паузы для того, чтобы каждой из них остыть и прийти к общему решению взвешено. Многое отчаянно важное было обсуждено за их обеденным столом – иногда за чаем, иногда за стопкой любимой тетей водки, иногда прямо за трапезой. Но были темы, разговаривать о которых или не было нужды, или было слишком сложно.
