Текст книги "Аттракцион (СИ)"
Автор книги: Towaristsch Mauser
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Он не умолкал, увлекшись своими мыслями, порой облизывал губы и едва заметно заикался, проговаривая то, что казалось ему особенно важным. Мадс все ждал, когда Хью, наконец, выскажется и закроет рот, но справочники статистики возбуждающе подействовали на его красноречие.
– Я подготовил несколько выборок для тебя, – Хью в очередной раз облизнулся, переводя дыхание, – чтобы тебе не пришлось работать с информацией самому. В моей практике я не раз составлял план публичного выступления…
– Ты хотел мне помочь? – перебил Мадс, догадавшись, наконец, к чему он клонит.
– Д-да. Я много думал о твоем выступлении.
– Не переживай, я справлюсь, – Мадс погладил его по щеке, касаясь уха кончиками пальцев, и Хью невольно прикрыл глаза, разомлев от ласки, – ты скучал по мне?
– Очень.
– И я тоже.
Хью едва слышно усмехнулся от легкой щекотки, потянулся вперед, готовый, наконец, поговорить о чем-то более приятном и интересном, но все же произнес:
– Я уже набросал примерный план и обозначил главные тезисы…
– Забудь об этом, – тихо, размеренно велел Мадс, не прекращая поглаживать его, вплетая пальцы в послушные прядки волос, – зачем тебе забивать голову?
– Но мне не трудно… Я хотел поучаствовать…
– Это нервная, сложная тема. Я помню, что ты волнуешься, когда говоришь о социальных проблемах. Тебе не стоит заниматься этим.
– Мадс, – Хью замер и поглядел на него пристально, – но я хочу. Брайан научил меня лучше справляться с эмоциями, я думаю, что я изменился, и теперь могу…
– Вот именно! – вновь перебил Мадс, прижав палец к его губам, – ты должен уделять внимание терапии, это и есть твое основное занятие, а не ковыряние в статистике. Зачем тебе лишний раз расстраиваться?
– Ты считаешь, что я неспособен разобраться в этом?
Хью замер, недоверчиво нахмурив брови, и Мадсу пришлось прижать его к себе вплотную и долго-долго успокаивающе целовать его в ухо, чтобы убрать сердитое выражение с его лица.
– Я знаю, что ты умный. Я точно знаю, что ты куда более начитанный, чем я, – прошептал Мадс, и Хью вновь оттаял, прижавшись к нему в ответ, – но все эти речи, все эти публичные выступления не должны тебя волновать. Я подготовлюсь сам. У меня все под контролем.
***
Аппаратура негромко, но назойливо гудела, политики, совместно с которыми Мадс должен был выступать в защиту политики своего предприятия, поссорились буквально на ровном месте, а новый костюм оказался настолько неудобным, будто был сшит из полиэтиленовых мешков и малярного скотча.
– У меня все под контролем, – пробормотал Мадс, отгоняя гримера, пытавшегося промокнуть пот и не стереть при этом тон. В студии оказалось невероятно жарко, пот каплями собирался на шее и буквально тек по затылку… но Мадс даже и не думал, насколько жарко ему может быть, пока не увидел Хью среди команды оппонентов.
В первую секунду он не поверил своим глазам. Хью, который легко проглотил обиду и даже не заводил речь о дебатах, должен был сидеть дома у телевизора, ожидая прямого эфира. Хью должен был переживать за него и пить какой-нибудь чай, напряженно глядя в экран… его домашний, хрупкий, нестабильный Хью рискнул в одиночку выбраться в люди?
Времени обдумывать все это не было, прямой эфир начался, а Мадс совершенно не слышал ни ведущего, ни его обращений к публике, ничего не слышал и не видел, кроме Хью, который сидел напротив в своем светлом строгом костюме. Хью, который, черт его дери, сцепил руки в замок и почти не ерзал на стуле. Тот самый Хью, который обычно так доверчиво жался к его плечу, если они сидели в ресторане?
Глаз он не поднимал. Даже когда ведущий озвучил его имя, намеренно подчеркнув его прошлую фамилию: Хью Миккельсен, более известный как Хью Данси, эксперт в области социологии. Даже в этот момент эксперт по социологии смотрел куда-то вдаль и сквозь, светлые глаза его едва заметно мерцали.
Мадс же смотрел на него в упор. Внутри словно смерзся угловатый кусок льда, влажно и неуклюже ворочался, унижение текло по венам, каждую секунду омывая сердце ядом. «Более известный как Данси». Других мыслей не было. Мадс смотрел в упор на своего омегу, который осмелился выступить против своего альфы.
Это был полный провал. Заготовленные слова выступления, фразы, которыми начальник пичкал его, мгновенно испарились в этой жаре. Мадс ничего не мог сказать сейчас ни о проблеме социальных лифтов для малообеспеченных граждан, ни об образовании, ни о ценности образования для работы на его предприятии. Сдерживая себя из последних сил, он мог разве что сидеть, стискивая кулаки. Три вещи, которые следовало сделать: подняться на ноги, схватить Хью за шиворот, разобраться с ним. Вся его сущность альфы стремилась к этому, инстинкты пели эту песню, кровь глухо и ритмично била в такт. Данное самому себе обещание: никогда не причинять боль своему омеге, казалось сейчас глупым и смешным, стыдным даже. Потому что вот к чему это привело. К тому, что вся страна в прямом эфире видела, что происходит. К тому, что его авторитет альфы, его гордость, его натура – все тупо, глухо болело, как после взрыва.
Ведущий явно сторонился Мадса, чувствовал, что не стоит задавать вопросов, держался подальше. Все это чувствовали, диалог неизменно изменил свое русло, проблемы взаимодействия полов оказались куда интереснее защиты труда, и программа превратилась в фарс.
– Скажите, Хью, вы не в последнюю очередь известны вашими работами по проблемам реализации омег в современном обществе.
Хью кивнул, рассеянно глядя в пространство, светлая капелька микрофона казалась назойливым насекомым. Это насекомое хотелось стряхнуть с его лица… а потом как следует встряхнуть и самого Хью. Стиснуть его нервно пульсирующее горло, услышать тихий, приглушенный хрип… просьбу о прощении… о том, что был неправ… услышать, а потом сдавить еще сильнее.
– Однако ранее ваша позиция была совершенно ясна, вы исключали возможность профессиональной жизни для замужнего омеги. Я помню, в одной из работ вы яростно отвергали идеологию подчинения партнеру, считая, что альфы эгоистично пользуются мягкостью и любвеобильностью омег, что все это не сочетается с успешной карьерой для омеги, подчиненного и зависимого от этих отношений.
– Д-да, – пробормотал Хью, вновь заерзал на стуле и на мгновение столкнулся взглядом с Мадсом, отчего вздрогнул, будто прочитал его мысли.
– И как же ваши суждения сочетаются с тем, что вы сегодня в студии совместно с вашим мужем… по разные стороны баррикад? – не удержался ведущий, мельком взглянув в стороны охраны, напряженно следившей за происходящим на сцене. Хью же выдохнул, облизнул губы – так, как он делал это раньше только дома и только с Мадсом, – и проговорил:
– На самом деле, очень многое зависит от альфы, – Хью вновь взглянул ему в глаза, на этот раз настойчиво и просящее, словно хотел, чтобы его выслушали, – только от него зависит, готов ли он увидеть в своем партнере действительно партнера, а не только сексуальный объект и собственность.
– Я так понимаю, – осторожно начал ведущий, – что вы, Мадс, являетесь сторонником современных либеральных взглядов?
Мадс не ответил, молча взглянув на него, он чувствовал, что лицо словно превратилось в ничего не выражающую маску. Казалось, что ведущий спросил у него: вы позволяете своему омеге унижать вас публично? Вам это нравится? Вы согласны делиться вашим омегой с кем попало, если он так решит? Готовы подставить вторую щеку? Вы точно альфа?
– Мы прерываемся на рекламный блок, – быстро объявил ведущий, а потом вновь обернулся к Хью, – и все же, разве можно так резко изменить взгляды на жизнь?
– На данный момент, – начал тот, не спуская взгляда с Мадса, – совместно с еще одним компетентным человеком я работаю над книгой, где хочу четко выразить свою позицию. Эпоха толерантности, в которой мы с вами существуем, заставляет альф задуматься, изменить себя…
Мадс не выдержал, поднялся на ноги, но вместо того, чтобы прикоснуться к Хью, он просто покинул студию.
Это было меньшее, что он мог сделать. Эпоха толерантности, в которую он существовал, несомненно, осудила бы его за попытку придушить собственного строптивого омегу, однако ни одна сила в мире не могла заставить его и дальше сдерживать себя. В конце концов, он чувствовал, что все еще остается альфой даже после этого публичного позора, просто потому что не мог иначе. Потому что если у альфы отобрать все, что составляет его сущность – он просто перестанет существовать, вот и все.
========== Часть 20 ==========
– Вы куда, господин Миккельсен? Съемка еще не окончена…
Мадс молча оттер плечом охранника, отмахнулся от ассистента и прошел на лестницу, на ходу вынимая сигареты из кармана. Телефон принялся вибрировать, норовя вывалиться из кармана, и, судя по настойчивости, это был Эйнарсон, наверняка следивший за переговорами. Вот уж он удивился, когда увидел это зрелище по телевизору! Интересно, не подавился ли он сигарой во время просмотра?
Трубку Мадс снимать не стал.
И без того было понятно, что Эйнарсон недоволен, что не для того он ему платит такие деньги, чтоб в ответственный момент Мадс потерял дар речи и толком не сказал ничего о самом главном. Вернуться назад и попытаться исправить положение? Пытаться делать хорошую мину при плохой игре и оправдываться, наступив на гордость, которая и без того изрядно пострадала… нет. Мадс отчетливо понял, что политика из него не выйдет. Для этого требовалось иметь иммунитет к обливанию грязью и получать от этого удовольствие. Черт возьми, да даже Хью чувствовал себя более уверенно в обществе этих болтунов!
Мадс молча пошел вниз по служебной лестнице, даже не собираясь дожидаться Хью. Раз он смог добраться сюда в одиночку – сможет и до дома добраться. Или в ближайший бар, отметить успешно проведенный эфир. В итоге-то победа осталась за ним, как ни крути, Мадс от злости толком ничего не заявил.
У выхода на парковку его окружили, ослепили вспышками фотокамер и ткнули микрофоном в ухо.
– Поделитесь с нами подробностями вашей удивительной личной жизни!
– Как вы считаете, остальные альфы согласятся с вашей позицией?
– Что вы собираетесь сделать…
Мадс выплюнул окурок, оттолкнул от себя микрофон и пошел напрямик, вынуждая журналистов расступиться.
– Это мое дело, – прорычал он, понимая, что только раззадоривает оживленную толпу, но не соображал, как ему выйти из ситуации. Преследуемый чужим любопытством, Мадс шел к автомобилю, отворачиваясь от ярких вспышек. Его схватили за плечо, и он развернулся, собираясь ударить наглеца в ответ – но это оказался не журналист, а Хью, который, оказывается, следовал за ним в кильватере.
– Мы едем домой? – спросил Хью тревожно, как будто снова не понимал всего, что натворил. Велико было искушение оставить его здесь, чтобы подумал о своем поведении посреди агрессивно-любознательных, охочих до сплетен журналистов, но слишком лакомым этот кусочек был для них, слишком много они могли узнать, слишком оторванным от мира сего был идиот Хью, который печально покусывал губу, надеясь на лучшее. Мадс молча распахнул дверь заднего сидения, едва сдержался, чтобы не затолкать Хью головой вперед, как непослушного щенка, а потом уселся за руль и выехал с парковки.
На улице стремительно темнело, и яркие, изжелта-зеленые вспышки фотокамер все еще сияли, отпечатавшись на сетчатке.
Хью напряженно молчал. Не такой отстраненный и равнодушный, как прежде, в начале их совместной жизни, но такой же тревожный, он следил за Мадсом, и то дело сталкиваясь с ним взглядом в зеркале заднего обзора.
Глухое раздражение постепенно нарастало в груди, хотя все уже кончилось.
Тихий сумеречный дождь заставил Мадса внимательно следить за дорогой и не думать об остальном. Он включил радио, поймал какой-то белый шум, созвучный шороху колес по мокрому асфальту. В голове тоже тихо шумело отголосками произошедшего.
– В какой-то момент мне показалось, что ты оставишь меня там, – раздался вдруг тихий голос с заднего сидения.
– Правильно показалось, – огрызнулся Мадс и чуть сдвинул зеркало обзора, чтобы видеть там одну лишь пустынную трассу, блестящую от дождя. Хью заметил его маневр, понял и смолк, больше не рискуя открывать рот.
Подъехав к дому, Мадс не стал парковать машину, а просто притормозил у обочины.
– Ты сильно злишься на меня?
Мадс задумался. Руки уже не чесались непременно придушить наглеца, он слегка успокоился, но это ровным счетом ничего не меняло.
– Сильно, – ответил он, наконец.
– Я не хотел тебя злить, – сказал Хью тихо, но твердо, – я всего лишь хотел показать тебе, что я тоже могу…
– Что ты можешь? Выставить меня придурком? Разозлить меня в прямом эфире? Вдруг кто-то еще на этом свете не знает подробности о нас с тобой? Выходи из автомобиля.
– Мне хотелось попробовать, – Хью стиснул зубы, стараясь сдержаться, – я решил, что я могу быть таким же, как раньше. Что я могу вновь активно участвовать в жизни и свободно говорить то, что думаю. Мы не раз обсуждали с Брайаном, что я имею право на уважение моего мнения. Помимо того, – Хью задержал дыхание, – я знаю, что теперь меня не уничтожат за то, что я говорю.
– Это почему?
– Потому что ты… защитишь меня. Я так думаю. Я так понял.
Мадс накрыл лицо ладонями, уловив извращенную логику в словах Хью. Конечно, раз уж он обещал охранять его, то будет это делать.
– Но ты мог при этом не выступать против меня?! – выдохнул Мадс, обернулся к нему, – почему бы тебе не выступить на моей стороне, раз уж так хотелось заявить что-нибудь, спрятавшись при этом под крылышко?
– Я не ожидал, что ты всерьез поддерживаешь политику экстремального снижения зарплат, – Хью заморгал часто-часто, – я думал, что ты не такой.
– Какой это я не такой? – нахмурился Мадс, стараясь не раздражаться вновь, – трепаться про совесть и мораль может каждый, но бизнес есть бизнес. А ты в делах ни черта не соображаешь, эксперт-социолог, который из дома выйти лишний раз не может! Теоретик плюшевый, а туда же… выходи из автомобиля, иначе вытряхну.
Хью нервно стиснул ручку двери, не сразу справившись с ней, открыл ее и вышел наружу. Встал рядом с автомобилем, глядя куда-то вверх, словно старался, чтобы слезы не вытекли наружу. Дождь все еще накрапывал, легкий, но настойчивый, и светлый пиджак Хью постепенно окропился темными влажными пятнышками.
– Не стой тут, – велел Мадс, кивнул в сторону дома, – промокнешь.
– Я тебя жду, – сказал Хью, скользя взглядом по его лицу.
– Не надо меня ждать. Надо было думать головой, прежде чем соваться на телевидение. Кто тебе это посоветовал, Брайан?
Хью покачал головой.
– Он не дает мне советы и не подсказывает, какие принимать решения. После одного из сеансов я осознал, что уделяю мало внимания твоей работе…
– Прекрасно, – сказал Мадс, тоже негромко и стиснул руль, – зато теперь много уделил. Молодец.
– Я думал, ты понимаешь меня…
– Все, – оборвал его Мадс, – топчемся по одной и той же дорожке. Хватит.
– Ты не хочешь возвращаться домой? – спросил Хью, затаив дыхание, и надеясь, что ошибается, положил пальцы на кромку опущенного окна. Мадс покачал головой.
– Видеть тебя не хочу, – сказал он просто, так и не сумев подобрать слова.
Хью закивал, отойдя в сторону, сжал ладони в кулаки, медленно вдохнул и произнес:
– Понимаю.
– Вот и прекрасно, – резковато оборвал его Мадс и включил мотор. Развернувшись резко, он выехал с обочины прочь, надеясь, что не поднял волну брызг, и поехал прочь, не оглядываясь.
Несмотря на то, что сдержался, не пришиб Хью, а довез до дома и даже весьма корректно высказался на его счет, на душе просто кошки скребли. Было жаль упущенной возможности выступить на телевидении и насладиться минутой славы, в какой-то степени жаль начальство, которое ему доверило ответственное задание… а сильнее всего было жаль самого себя, потому что все на ровном месте пошло не так. Удача то и дело ускользала из рук, несмотря на то, что порой Мадсу казалось, что он вытянул свой счастливый билет.
Но нет, Хью был не из счастливых талисманов. Хью был странным, Хью был интересным, Хью был желанным и невыносимо раздражающим, каким угодно был, но отнюдь не спокойным и безыскусным домашним омегой.
Мадс понадеялся что, несмотря на ссору, Хью не станет впадать в панику и зайдет домой, не будет торчать под дождем, дожидаясь его. Но возвращаться и проверять не стал.
***
Сумерки быстро сменились влажной, раскрашенной неоновыми огнями ночью, а на душе по-прежнему было неспокойно. Мадс чувствовал себя на взводе, догадывался, что поступает как-то не так, но не придумал ничего лучше, чем припарковать машину у ночного клуба и зайти внутрь.
Громкая музыка сразу оглушила его, а взгляды охраны показались слишком внимательными. Возможно, кто-то узнал его и теперь с интересом наблюдал за незадачливым альфой. Возможно, вся толпа исподтишка наблюдала и посмеивалась над ним.
Отогнав глупые мысли, Мадс заказал себе пиво, но пить не стал – настроения не было. Шумная, многоцветная и пестро пахнущая веселая толпа оказывала на него гнетущее впечатление, хотелось тишины, но домой он вернуться не мог. Дома был Хью, с которым непременно пришлось бы взаимодействовать, Хью, который как всегда поступил по своей привычке: выслушай своего альфу и сделай все наперекор.
Тихий, домашний мальчик из приличной семьи. Мягкий и уступчивый, казалось бы. Этот мягкий и уступчивый мальчик с легкостью управлял своими родителями, вертел ими как заблагорассудится. Мадс вдруг задумался – согласился бы Хью на свадьбу, если был бы против до глубины души? Или же позволил уговорить себя, потому что мистер размера teen size перестал удовлетворять?
Разумеется, настоящий альфа был лучше, чем просто фаллоимитатор. С настоящим альфой можно не только сладко кончать, а еще, например, нести всякую чушь на телевидении без оглядки на здравый смысл.
– Скучаешь? – раздался тихий, хрипловатый голос, ласковая ладонь коснулась плеча, Мадс обернулся и узнал одного из тех парней, с кем не раз встречался в этом самом клубе. Скользнув взглядом по его лицу, он молча улыбнулся и стиснул холодный бокал с пивом, собирая капли ладонью.
– А я скучал, – сообщил парень, пристроившись рядом, почти вплотную, – давно не встречал настоящих мужчин… таких, как ты.
Пиво показалось горьким, чужие губы – слишком влажными, а запах остался на коже, как след от маслянистого пятна.
***
Оставив на барной стойке почти нетронутое пиво, Мадс вышел на улицу и закурил. После дождя на улице пахло свежестью, по-весеннему нежной, хотя впереди маячила зима. Сигарета кончилась быстро, в несколько затяжек. Вместо того чтоб вернуться в клуб за знакомым омегой и поехать к нему домой для продолжения вечера, Мадс сам незаметно для себя подошел к своему автомобилю, кликнул сигнализацией и сел за руль.
Сложно было найти подходящее решение, которое удовлетворило бы и его гордость, и чувство собственного достоинства, и невнятную тоску. Практически невозможно. Мадс завел мотор и поехал к своим родителям, понадеявшись на то, что они еще не спят, и можно будет найти поддержку и понимание.
По крайней мере, попытаться это сделать.
***
Несмотря на поздний час, на первом этаже горел свет, и Мадс улыбнулся, выходя из машины. Очень кстати, что родители еще не спали. Он подошел ближе к дому и заглянул в гостиную сквозь полупрозрачные занавески. На диване сидели двое и рассматривали альбомы с фотографиями – кажется, мама и кто-то еще, худощавый и темноволосый. Не отец, не Ларс… да и зачем бы им разглядывать старые фото?
В груди на мгновение колко сжалось сердце. Хью, оставленный им у обочины, одинокий и неприкаянный, приехал сюда. Не остался в темном и гулком доме, не сидел на полу, обхватив колени и нервно покусывая губы. Все мысли о Хью, которые он запрещал себе думать, разом взметнулись, как ворох рыжей листвы, и как же хорошо было, что он сидит в тепле и светле, рядом с его мамой, которая не позволит ему сходить с ума от грусти и раскаяния.
Мадс взбежал по ступенькам, толкнул дверь, предвкушая, что скажет, в какой-то момент чувство раздражения на своевольного Хью вновь взяло верх, желание проучить и заставить его страдать вновь набрало силу, но радость от того, что он вот-вот окажется в одном помещении рядом со своим капризным супругом, но главное, что своим, эта радость была вкуснее всего остального. Дверь открылась почти бесшумно, он ввалился внутрь, сразу направился к дивану… и тут же замер там, где стоял. Мама и девушка Ларса посмотрели на него с удивлением.
– Мадс? – воскликнула девушка.
– Мне кажется, я учила тебя стучаться, – хмыкнула Бенте, – но мы рады тебя видеть.
– Привет, – пробормотал Мадс, разглядывая их обеих. Значит, это девушку Ларса мама поила горячим чаем и развлекала историями об их семье. Значит, Хью был там, где он его оставил.
– Расскажи, как все прошло! Ты теперь звезда эфира, – улыбнулась девушка, с интересом разглядывая его, – твой Хью такой милый, мы все вместе смотрели ваше выступление.
– Он с тобой? – спросила Бенте, поднявшись на ноги, – я заварю вам чай.
Она направилась на кухню, но Мадс остановил ее.
– Я один, – сказал он, поглядев в сторону. Бенте замерла, попытавшись уловить его взгляд, но почти сразу же понимающе вздохнула:
– Понятно. А я-то думала, как же ты согласился с его заявлениями. Ты не согласился.
Мадс невесело усмехнулся, воцарилось молчание, и только девушка Ларса непонимающе поглядела на него:
– Что-то случилось? Неужели вы поссорились после съемок?
– Да, – отрезал Мадс, взмахнул ладонью, – приятного вечера. Я буду у себя.
Не дожидаясь ответа, он прошел к лестнице, быстро поднялся в свою комнату и улегся на кровать, не раздеваясь. Уставился в стену и закурил, хотя курить в доме было строго-настрого запрещено.
Через пару минут в дверь постучали. Не дождавшись ответа, Бенте вошла и, нахмурившись, окинула взглядом сизый дым, который уже почти рассосался.
– С тобой все в порядке? – спросила она, вынув пепельницу из кармана и бесцеремонно поставив ее Мадсу на солнечное сплетение.
– Как видишь.
– Ты сердишься?
– Я ему голову хотел свернуть, – выдохнул Мадс, – слушай, сейчас не время для бесед.
Бенте хотела что-то сказать, а потом молча села на край кровати, погладила сына по голове, убрав влажные пряди волос со лба.
– Уйди, а? Я хочу побыть один.
– Ты еще такой ребенок, – улыбнулась она, – а ведь на какой-то момент я даже поверила в то, что ты спланировал все это.
– По-твоему, этот позор был похож на пиар-акцию?
– Все, что показывают по телевизору, похоже на просчитанную пиар-акцию, – пожала плечами Бенте, – в любом случае, ты должен попытаться извлечь плюсы…
– Хватит, – невнятно пробормотал Мадс, запихнув в рот еще одну сигарету, – я приехал, чтобы ты меня поддержала, но что-то не складывается. Я не хочу думать о том, как я буду разруливать эту ситуацию. Если Эйнарсон меня уволит, у меня будет очень много времени на размышления.
– Никто тебя не уволит.
– Неважно. Я не хочу говорить об этом.
– А что ты хочешь?
– Ничего, – хмыкнул Мадс и щелкнул зажигалкой, прикурив, вновь подумал о Хью.
– В холодильнике есть пиво. Принести тебе пару банок?
– Принести, – Мадс прижал пальцы к губам, крепко затянувшись, посмотрел на Бенте, – а что-нибудь есть к пиву?
– Что-нибудь есть, – улыбнулась она, и вновь погладив его по лбу, поднялась и подошла к двери. Мадс демонстративно щелкнул пультом, включив телевизор погромче, выбрал спортивный канал, а потом все же сказал:
– Спасибо.
– Не за что, – ответила Бенте и вышла, закрыв за собой дверь.
Мадс подпихнул подушку себе под спину, вытянулся удобно на кровати, закинув ногу на ногу и уставился в экран, стряхивая пепел и почти не вникая в трансляцию игры. На душе по-прежнему было паршиво, но хотя бы пиво дома точно было вкуснее, чем в клубе.
========== Часть 21 ==========
Банка давно опустела, и Мадс бездумно вертел ее в пальцах, размышляя о том, как прекрасно было бы выпить еще, но не двигался с места, слишком расслабленный, чтобы куда-то идти. Жизнь была вполне сносной, поскольку хотя бы сигарет в пачке оставалось больше половины. Матч уже закончился, но по другому каналу показывали хоккей, разницы, впрочем, не было никакой. По телу разлилась приятная нега, и если бы не мысли, которые периодически царапали изнутри и мешали ему успокоиться, Мадс давно задремал бы перед экраном.
Раздался короткий стук в дверь, привычный, совсем как в детстве – с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, мама всегда стучалась, прежде чем войти. Мадс присел на кровати, подхватил пустую банку, ощущая себя последним лентяем, но все же облизнулся, предвкушая холодное терпкое пиво.
Мама пришла не одна. Распахнув дверь, она пропустила Хью внутрь и вышла, никак не прокомментировав происходящее. Хью замер у дверей с подносом в руках, мельком взглянул на Мадса, но тут же опустил взгляд.
Глухое раздражение на своевольный поступок матери упало на душу как окурок в ворох палой листвы, начало потихоньку тлеть, угрожая разгореться ярким огнем. Зачем она это сделала? Неужели она не понимает, что ему хотелось побыть одному?
– П-привет, – пробормотал Хью, прижимаясь лопатками к запертой двери, будто желал просочиться сквозь нее обратно. Он крепко стиснул стальные края подноса, но не двинулся с места, не получив одобрение.
Мадс промолчал. Раскрыть сейчас рот означало согласиться, начать реагировать, вовлечься в диалог против своей воли – этого он не хотел. Молча опустив легкую пустую банку на пол, он улегся обратно и сделал звук немного громче.
– Итак, пока у нас перерыв, я бы хотел напомнить вам о том, кто играет сегодня… – затараторил ведущий, и Мадс внимательно прислушался к нему, стараясь выбросить Хью из головы, не смотреть в его сторону. Но при этом не мог его не видеть: волосы его были тщательно высушены феном и аккуратно уложены, вместо промокшего костюма Хью был одет в его старые подростковые вещи. Надо же, мама до сих пор не выбросила эту футболку! Получается, что мама позвонила Хью и пригласила приехать, привела его в порядок, а после затолкнула в комнату, словно живность на обед в клетку зверя.
– Я принес тебе поздний ужин, – сказал Хью, отчаянно стараясь не выглядеть этой самой несчастной живностью, пытался сохранить серьезный приличный вид. – Если ты по-прежнему не хочешь меня видеть, то я о-оставлю его и уйду.
Мадс никак не отреагировал и на это, равнодушно наблюдая за спортсменами, но не мог не замечать движение рядом с собой, не мог не чувствовать соблазнительный, нежно-васильковый запах и тихое дыхание. Хью поставил блюдце с фисташками на прикроватный столик, откупорил банку и принялся лить пиво в высокий стакан: абсолютно бестолково и неуклюже, держа стакан прямо, отчего пены в нем оказалось гораздо больше, чем пива. Разумеется, из-за этого банка осталась наполовину полной.
– Твоя мама дала стакан и для меня, – пробормотал Хью, вылил остатки и замер, принюхиваясь к непривычному запаху, – я так давно не пил пива…
Мадс прикусил губу, ожидая возможности спокойно насладиться вечером, когда Хью наконец уйдет, но тот сидел рядышком у его кровати, словно приклеенный, нюхал свое пиво и часто-часто дышал.
– У тебя пепельница полная… – заметил Хью, не выдержав совместного молчания, потянулся за ней, желая вытряхнуть, но Мадс неожиданно перехватил его руку, заставив его едва слышно ахнуть.
– М-мадс?
– Ты считаешь, что правильно поступил сегодня? – спросил Мадс, поглядев ему прямо в глаза.
– Послушай…
– Да или нет? – сощурился Мадс, сильнее стиснув его кисть, и Хью прикусил язык, не зная, что ответить, его светлый взгляд блуждал, отблески света отражались в глазах.
– Мне так плохо, – признался Хью, не пытаясь вырваться. – Я доволен тем, что смог показать тебе себя сегодня… что ты увидел во мне не только затворника… мне т-так нравится, когда ты признаешь меня… Но одновременно так больно оттого, что ты меня ненавидишь!
– Так ты считаешь, что ты прав?
– Я не хотел причинять тебе неудобство. Я так виноват… – признался Хью и очень-очень осторожно сполз с края кровати на пол, прижался лбом к его плечу. Лоб был горячим, но сухим. Мадс разжал пальцы, выпустив его руку. Упрямый, эгоистичный, наглый тип, умело выставивший свою беззащитность, как оружие. Точно так же, как Хью избегал сеансов психотерапии, манипулируя родителями, сейчас он хотел манипулировать Мадсом. Ведь он добился своего любой ценой, наплевав на последствия, потом хоть трава не расти – все равно простят, рано или поздно. Тактика слабого, легко уязвимого существа, если вдуматься. Брайан объяснял, что Хью неспроста выбрал такой стиль поведения, что это своеобразный протест, что Хью склонялся к этой детской безответственной манере поведения потому, что считал себя беспомощнее, чем был на самом деле.
– Ты ведь знал, что я разозлюсь, – сказал Мадс тише, чем раньше. Перестал обижаться, осознав, насколько проще ему жить на свете. Погладив промолчавшего Хью за ухом, он спросил еще раз, строже, но все так же тихо: – ты знал.
– Знал, – согласился Хью, потому что глупо было отрицать очевидное.
– Тебе было наплевать на меня?
– Нет!
– Но ты же наплевал. Ты все равно сделал по-своему.
Хью посмотрел на него со странным выражением лица, будто испытывал сильную боль и одновременно готовился к драке: челюсти плотно стиснуты, пристальный, напряженный взгляд и ощущение собственной правоты.
– Я м-могу извиниться, – сказал он, серьезный до предела, отбросив попытку приласкаться, – что ты хочешь, чтобы я сейчас сделал?
Мадс пожал плечами:
– Наверное, ничего.
– Мне уйти? – спросил Хью, ожидая его ответа как приказа о помиловании.
– Ты бы хотел находиться рядом с человеком, которому на тебя наплевать?
– Мне не наплевать, – выдохнул Хью, скрипнув зубами, но сдержался. Он поднялся на ноги и взглянул на Мадса, неизвестно чего ожидая. Не получив приглашения остаться, он сглотнул и произнес:
– Тогда я уйду. Если ты так хочешь.
Мадс вновь пожал плечами, вернувшись к экрану, щелкнул пультом, демонстративно прибавив звук. Потянулся и взял свое пиво, пена в котором немного спала, и принялся пить.
Хью дошел до двери, обернулся и спросил:
– Тебе было неприятно, когда я пришел?
– Отчасти, – не стал врать Мадс.
– Мне точно лучше уйти, – вздохнул Хью и стиснул ручку двери. Но так и не открыл ее и вдруг вернулся обратно, присел на кровать, загородив экран, посмотрел на Мадса с отчаянием: – но я не хочу. Я хочу быть с тобой!
Мадс выдохнул, потому что тоже не хотел оставаться один. Проблема казалась неразрешимой, и он молча поманил Хью к себе, с тщательно скрываемой радостью провел кончиками пальцев по его лицу, наблюдая, как тот жмурится от наслаждения.
– Я твой… – пробормотал Хью, ластясь к нему. Дыхание его было тихим, едва слышным, он ждал послушно и терпеливо, пряди волос упали на лицо. Мадс убрал их, желая видеть выражение его глаз, крепко стиснул кудри в кулаке, вынуждая запрокинуть голову.








