Текст книги "Аттракцион (СИ)"

Автор книги: Towaristsch Mauser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Ты дома? – удивилась Бенте, поднявшись наверх, – что-то случилось?

– Просто решил заехать, – сказал Мадс, посмотрел на нее честными глазами, не зная, как и с чего начать разговор. – А ты где была? Опять ведешь занятия?

– Занятия, – усмехнулась та, – я ездила кормить твоего мальчика.

– Ты продолжаешь это делать?

– Мог бы сказать спасибо. Иначе бы твой дурачок питался только сплошными замороженными полуфабрикатами.

– Он не дурачок, – вздохнул Мадс, – он слишком умный.

– Спасибо, мама, что заботишься обо мне.

– Спасибо, мама, – он снова вздохнул, – нам надо поговорить.

– Конечно, ведь для этого, я вижу, ты и приехал. Пойдем, я и тебя накормлю.

***

– Почему ты называешь его дурачком? – спросил Мадс, потянувшись за перечницей, – Ларс что, рассказал тебе эту историю?

– Да, – не стала отрицать Бенте, – в подробностях. И да, я считаю, что он слегка не в себе. Сегодня приезжаю, а он, представляешь что?

– Что?

– Сидит с книжкой на диване в гостиной, как будто никуда и не уходил с него. Я попыталась поговорить с ним, спросить, что у вас произошло, почему он так скверно относится к тебе.

– Мам!

– Что? Мне не нравится, что ты позволяешь ему вытирать об себя ноги. Я тебя не для этого растила.

– Я, кстати, – вскользь упомянул Мадс, не отрываясь от супа, – буду участвовать в дебатах от лица нашей корпорации. В одной из политических программ в прайм-тайм.

– О, какой ты у меня молодец! Я всегда знала, что ты самый лучший, у тебя все получится. Конечно, я люблю вас обоих, но каждого по-своему. Замечательно, что хоть на работе тебя ценят.

– Мама! Перестань, пожалуйста! Я надеюсь, ты не промываешь Хью мозги каждый день?

– Нет, да и как с ним разговаривать, если он сидит и односложно на все отвечает? Хотя бы дверь открывать начал и здороваться, а то в самые первые дни даже и не спускался, грубый такой, неприятно.

– Пожалуйста, не терзай его. Мне и без того тяжело, а ты ситуацию не улучшишь, – попросил Мадс, доедая суп, а потом как бы мимоходом спросил: – вот если у меня или у Ларса сейчас появится ребенок… что ты будешь делать?

– Ты что-то знаешь про Ларса?!

– Нет, нет, я просто спросил. Вдруг он… или я… ну вот так выяснится, что у кого-нибудь из нас есть ребенок. Ты станешь помогать?

– Ты и в самом деле гуляешь налево?!

– Какое, причем тут лево?! – не выдержал Мадс, – если говорить прямо, если Хью вдруг залетит, станешь ты нам помогать, или нет?

– Он не залетит.

– Почему?!

– Потому что вам рано иметь детей, – пояснила Бенте, – и так как никто из вас не думал о предохранении, я об этом позаботилась.

– Как?

– Я купила контрацептивные таблетки, которые давала Хью.

– Что? Мам, как это вообще называется?! И он пил их?

– Ну да. Я дала таблетку, он послушно выпил.

– Черт, ты его совсем запугала, что он тебя так слушается?!

– Да никто его не запугивал! Я сказала, что это важно. Хью даже не возражал.

– О, это просто отлично! Одна купила какие-то таблетки без назначения врача, другой глотал их без вопросов, а когда психотерапевт меня спрашивает, употребляет ли мой муж какие-нибудь гормональные препараты, я, как последний дурак, говорю, мол, нет, нет, что вы!

– Я думала, что ты мне спасибо скажешь.

– Спасибо! – рявкнул Мадс, но потом остыл, отошел к вытяжке и, щелкнув переключателем, принялся курить, – я, конечно, благодарен, но ты не думаешь, что такими действиями можешь портить наш брак? Если ты капаешь ему каждый день на мозг…

– Я не капаю! Я просто, как последняя дура, готовлю для твоего несостоятельного красавца, забочусь о нем и иногда спрашиваю, почему он такой грустный! А он мне отвечает, что у него все хорошо и старается улыбнуться. Вот и все!

– Отлично, – буркнул Мадс, сосредоточившись на сигарете, внутри все кипело. Откуда все это внимание к его браку, откуда лезут какие-то новые подробности, зачем в его жизни все эти стефаны с их провокациями, и почему он на эти провокации ведется? Хью и без таблеток, конечно, был дурной. И до того, как они начали спать вместе, он вел себя странно. Но все равно таблетки были лишними… хотя, надо признать, что беременность оказалась бы куда более ненужной.

– Прости. Я не хотел тебя обидеть, – признался Мадс, затушив сигарету под струей воды. Выбросил окурок в ведро, сунул пачку в карман и стал убирать со стола, но вдруг почувствовал себя в объятиях и замер.

– Мам, ты чего?

– Это я виновата, – выдохнула Бенте, обнимая его крепко, – я тебя втянула в эту историю со свадьбой. Я-то думала, что тебе всегда нравился мальчишка Данси, что он тебе симпатичен и вы хорошо будете смотреться вместе. Что он из хорошей семьи, приличный вежливый мальчик, в отличие от всех твоих дружков, которых ты даже со мной не собирался знакомить.

Мадс промолчал, не зная, что сказать, приобнял мать в ответ:

– Все в порядке, мам. Ты правильно сделала, что настояла на свадьбе, я бы сам никогда не женился.

– И что из этого вышло? Поверить не могу, что испортила тебе жизнь.

– Ты ничего не испортила, перестань. Ты все сделала правильно, а Хью… я с ним разберусь. У каждого есть, что скрывать, плюс он же все равно хороший.

– Недостаточно.

– Пожалуйста, не говори так, – попросил Мадс, ощутил неприятный спазм в горле, – он принадлежит мне, ты обижаешь меня, когда говоришь о нем плохо. В нем есть и хорошее.

– Ты говоришь так, будто знаешь, что делаешь.

– Я просто не люблю сомневаться… Так что не вздумай больше винить себя.

– Для меня главное – чтоб ты был счастлив, дорогой.

***

– Ты пришел, – улыбнулся Хью, распахнув перед ним дверь, – я не знал, что ты приедешь так рано. Хотел заказать что-нибудь вкусное, но не успел.

– Хорошо, что не заказал, – Мадс улыбнулся в ответ, проходя внутрь, потянул Хью к себе и поцеловал его в макушку, – сегодня в восемь у нас первый совместный сеанс терапии, так что ужинать будем поздно.

– Что?! Зачем… не стоило беспокоиться. У меня уже все хорошо.

Мадс крепко обнял его, коротко и грубовато целуя в ухо, но Хью напряженно терпел, не откликаясь на ласку.

– Отмени сеанс, пожалуйста. Я не поеду.

– Ты поедешь.

– Нет! – воскликнул Хью, вывернулся из его объятий и быстро пошел к себе, взбежал по лестнице, невероятно разозлив Мадса, который метнулся следом. Произошла короткая стычка за дверь в спальню, которую Хью проиграл, рванулся в ванную, но не успел. Мадс схватил его за плечи, толкнул на кровать и тут же улегся сверху, сознавая, что рискует больно получить по лицу в ответ, но желание стиснуть, сжать, вдавить в матрас неподдающегося омегу было гораздо сильнее всех рисков. Тот дернулся было, попытался ускользнуть, но Мадс никуда его не пустил, с силой стиснул волосы и запрокинул его голову, целуя бледную открывшуюся шею. Хью задышал, застонал громко, то пытаясь его оттолкнуть, то крепко обхватывая бедрами, извернулся и нашел его губы своими, принялся целовать настойчиво и жадно.

– Ммм… – тихо, непрерывно застонал Хью, избавился от уютной домашней футболки, вытянул руки и обхватил его за шею.

– Опоздаем, – пробормотал Мадс, взглянув на часы.

– Никуда не поедем, – горячо прошептал Хью ему в ухо, – ты альфа, я твой омега, зачем нам терапевт?

Мадс резко встряхнул головой, прогоняя наваждение, приподнялся, опираясь на ладони, и сказал:

– Давай тогда оформим тебе недееспособность. Ты будешь сидеть дома, тебе не придется встречаться с остальными людьми, мне не придется объяснять, почему ты никуда не ходишь. Все будет просто.

– Недееспособность?

– Да. Только ты и я, – задумчиво проговорил Мадс, присел на кровати и потянул вниз штаны Хью, взявшись за клетчатые складки, – и море секса. Хочешь?

– Я нормальный, – выдохнул Хью, с сомнением глядя на его руки, – у меня все в порядке. Я просто не люблю людей.

– И просто склонен к суициду. Я не хочу больше рисковать своей карьерой и твоей жизнью. Мы не будем ходить на терапию, никаких мучений, я возьму опекунство над тобой и буду о тебе заботиться.

– Ты считаешь меня ненормальным?! – часто-часто задышал Хью.

– Не знаю. Ты выглядишь вменяемо, но вменяемые люди не пытаются убить себя безо всяких на то причин. Вменяемые люди хотят решать свои проблемы, а не закрываются с ними в скорлупу. А тебе хорошо в скорлупе, вот и будешь сидеть дома.

Хью отчаянно оттолкнул его от себя, соскользнул на пол, но вместо ярости выбрал пассивную агрессию: уселся на пол, обхватив себя руками, и плотно сжал губы.

– Ты меня презираешь и считаешь психом, – сказал он, потому что Мадс тоже долго молчал, уже высказав все, что хотел.

– Нет. Если бы считал, то давно бы развелся и отправил тебя домой, а я, как нормального, тебя прошу пойти на лечение.

– Но презираешь.

– С чего ты взял? У тебя в голове слишком много мусора.

– Пусть! Лучше я проживу остаток дней с тем мусором, что у меня есть в голове, чем буду мучиться на терапии, оставь меня в покое! Неужели это так сложно понять? – Хью уставился на него в упор, часто-часто дыша, – я не хочу лечиться, я против!

– Пожалуйста, – тяжело выдохнул Мадс, сознавая, что больше просить и уговаривать не будет, что это последний раз, когда он пытается что-либо сделать по-хорошему. – Ради меня.

– Ты шантажируешь меня своими просьбами! Это некрасивая манипуляция…

Мадс смерил его взглядом, представляя, что будет, если он просто-напросто перекинет его через плечо и потащит в машину. Очередная паническая атака, приступ неадекватности и обморок. На все это ему смотреть не хотелось. Он развернулся, вышел из его комнаты и ушел к себе, громко хлопнув дверью. Не потому что сам был близок к потере адекватности – сейчас он чувствовал только разочарование и грусть, – а потому что ничего говорить не хотел. Поставил точку в этом разговоре.

В спальне было светло и тихо. Мадс улегся на кровать, подтянул к себе ноутбук, принялся просматривать странички с разной забавной ерундой в соцсетях. Несбывшиеся ожидания не утихали, болезненно напоминая о себе, ехать в одиночку ему не хотелось, они заранее договорились с Брайаном, что сеанс под вопросом. Мадс посмотрел несколько вирусных видео, заметил, что во вкладке «друзья» появилось несколько новых людей, лениво добавил сразу всех, не интересуясь, кто есть кто. Принялся проглядывать гору интересных и одновременно абсолютно бессмысленных ссылок, которые ему прислал безработный нынче Лейф.

Дверь в комнату еле слышно скрипнула, но Мадс не стал отрываться от своего увлекательного занятия.

– Прости, – раздался негромкий голос, – я вел себя… глупо.

Мадс включил очередное видео, и клубная музыка заполнила комнату. Хью замер на пороге комнаты, одетый в легкую светлую ветровку и джинсы, ремень сумки плотно впечатался в плечо. Глаза его были совсем красными, он мялся, не зная, что еще сказать, ждал. Мадс поглядел на него, не закрывая ноутбук.

– Мы еще можем поехать, или время ушло?

– Сеанс в восемь.

– Можно успеть, – сказал Хью, взглянув на часы, а потом быстро пересек комнату, присел на край кровати, пристроив рядышком тяжелую сумку.

– Ты там кирпичи набрал? – поинтересовался Мадс. – Для самообороны?

– Нет, это книги, кое-какие мои записи и статьи. Я решил, что надо их взять… на всякий случай. Поехали… пожалуйста.

– И с чего это ты так резко передумал?

– Из-за тебя, – шумно вздохнул тот и попытался улыбнуться, потянул его за руку, – прости, что сделал тебе плохо. Давай поедем?

***

В пятничный вечер поток машин был плотным, то и дело возникали аварийные ситуации, приходилось внимательно следить за дорогой и остальными водителями. Они рисковали опоздать, что было бы чертовски некрасиво, но Мадс не стал винить Хью вслух, довольный хотя бы тем, что тот сидел рядом, теребил ремень безопасности, но не падал в обморок и не капал ему на мозги.

Однако из-за спешки они приехали даже раньше, секретарь предложила им чай, проводила в приемную, а потом куда-то ушла. Хью усадил свою сумку, обхватил ее крепко и ссутулился, уткнувшись подбородком в плотные тканевые складки.

– Ты переживаешь?

– Д-да.

– Ну так и скажи об этом. Я тоже переживаю, если тебе будет легче.

– Из-за чего?

– Я не хочу, чтобы тебе причинили боль, – откровенно сказал Мадс, положив ладонь ему на колено, чуть погладил, стараясь успокоить, – мне каждый твой писк ножом по сердцу. Я, знаешь ли, привязался к тебе и чувствую ответственность.

– Разве я пищу?

– Пищишь, жалуешься, страдаешь, весь набор. Я пообещал, что со мной тебе никогда не будет херово, но тебе все время херово, и получается, что я все время нарушаю обещание.

Хью помолчал, нагрев ткань сумки своим теплым влажным дыханием, а потом заметил:

– Все мои психотерапевты мне не нравились.

– Прямо-таки все?

– Да. Наглые, самовлюбленные альфы, жаждущие забраться в мое нижнее белье. Я не люблю альф, особенно тех, кто не скрывает этого, а намеренно демонстрирует, – сглотнул Хью, – я не знаю, что с ними делать и как общаться. Альфы меня… оскорбляют.

– Целая четверть человечества?

– Не все, но большая часть. В детстве ты не склонен думать об этом, ведь героями мультфильмов и книг являются совершенно разные люди, в том числе и омеги. Ты думаешь, что все равны, но когда вырастаешь, то в один прекрасный момент обнаруживаешь себя на приеме у терапевта, который самодовольно объясняет, что все твои проблемы от того, что ты не умеешь правильно встать в коленно-локтевую, – Хью взъерошил волосы, прищурил глаза, как сердитая нахохлившаяся птица. – Ненавижу.

– Странная у тебя была терапия.

– Обычная. Для омег.

– А я? Я ведь тоже альфа. И не люблю это скрывать.

– Я люблю, когда ты трогаешь меня за нижнее белье. Ты… другой.

– Чем это?

Хью промолчал, посчитав, видимо, что и без того много сказал, покрепче прижал к себе сумку, нервно облизываясь и одновременно радуясь каждой секунде промедления, как будто в преддверии казни.

– Время уже восемь, между прочим, – недовольно оглянулся Мадс, – где секретарь-то?

Дверь в кабинет распахнулась, но это была не секретарь, а сам терапевт, который широко улыбнулся, потирая ладони.

– Добрый вечер, Мадс. Вы так увлекательно общались, что я не хотел прерывать ваш спор.

– Добрый вечер, Брайан, – Мадс поднялся на ноги, крепко пожал протянутую руку и улыбнулся в ответ. – Это Хью.

– Здравствуйте, Хью. Я рад, что вы поддержали вашего мужа и пришли на сеанс.

– Да, – сказал Хью, глядя в пол. Сгреб свою сумку, прошел мимо них обоих в кабинет, вытряхнул содержимое на низкий журнальный столик и без приглашения уселся в кресло, скрестив руки на груди. Мадс тут же почувствовал себя идиотски, но Брайан поднял длиннопалую ладонь, жестом показывая, что все в порядке.

– Хью, расскажите, что это? – поинтересовался Брайан, подойдя ближе, поднял один из журналов с серо-бежевой обложкой и заголовком «Глагол как эстетический феномен», настолько невзрачный и скучный на вид, что Мадс не заинтересовался бы им, даже если бы это был единственный журнал на свете.

– Там есть мой очерк, – буркнул тот, ерзая в кресле, – во всех этих журналах есть мои статьи, в интересных мне книгах отмечены важные места, которые так или иначе затронули меня, в записях есть то, что, возможно, поможет вам разобраться во мне.

– Вижу, что вы основательно подготовились к нашей встрече.

– Простите, – резко начал Хью вовсе не извиняющимся тоном, голос его зазвенел напряженно, – но это была вовсе не моя идея. Общаться можете с ним, – он кивнул на Мадса, который занял кресло рядом, – я говорить ничего не стану.

– Ничего страшного, – отозвался Брайан, – я вас понимаю.

Раскрыв журнал, он уселся в кресло напротив и начал искать нужное имя в оглавлении. Мадс протянулся, осторожно дотронувшись до локтя Хью, но тот недовольно заворчал, отдернул руку и замкнулся в себе, крайне враждебно поглядывая по сторонам. Не мог сохранять мнимое спокойствие и апатию в новом, неизвестном прежде помещении, полном незнакомых запахов.

– Был проведен анализ современных молодежных изданий, в процессе которого мы были изрядно шокированы унизительным прессингом в отношении некоторых категорий населения, – начал читать Брайан, поправив очки на носу: – это напомнило о терапевтической инженерии души, иными словами, о психотерапевтических сеансах, в которых мне доводилось принимать участие. Редко, где еще безобразно-колоритные стороны гендерных различий раскрываются с такой бесстыдной откровенностью. Авторитарно и репрессивно происходит массаж разума посредством нейролингвистических технологий, мало чем отличающийся от массажа простаты и имеющий схожий эффект на обывателях, вполне удовлетворенных процессом. Есть смысл усмотреть основы этой системной логики в глубине феодальных отношений, когда целый класс индивидов, обладающих сходным габитусом, оказался наиболее бесправным. И вот в то время, когда подобное отношение к личности омеги должно быть признано нелегитимным, пропаганда и культивирование ксенофобии в массовой культуре сводит на нет все труды прогресса.

Хью выслушал зачитанные вслух собственные высказывания, не перебивая, а потом скинул кеды и забрался в кресло с ногами, взглянув на Брайана с вызовом, но тот не стал его одергивать.

– Как вы это понимаете, Хью? – поинтересовался он, отложив журнал в сторону.

– Так, как я это написал, – фыркнул Хью, придерживаясь своего принципа.

– А я вот понял, что я тупой, – признался Мадс, – что такое габитус?

– Социальный характер, если в двух словах, – пояснил Брайан. – Полагаю, что речь идет о том же, о чем вы говорили в приемной: о нарушении личного пространства омеги во время сеанса.

– Не только во время сеанса. Права омег постоянно нарушают, в том числе и сами омеги, потому что потакают альфам, которые требуют от них слишком многого! Но омеги не виноваты, что собственная природа заставляет их плевать на принципы.

– Расскажите, пожалуйста, в какой момент вы впервые ощутили социальную несправедливость?

– В такой, – огрызнулся Хью, обнял свои колени. – Я сказал, что не хочу говорить, а вы все равно вынуждаете меня это делать.

– У тебя просто социальный габитус нытика, – усмехнулся Мадс, но Брайан вновь поднял ладонь, уговаривая не продолжать спор.

– Давайте обсудим проблему социальной несправедливости. Вы ощущали ее на себе, Мадс?

– Только после того, как окончил университет, – тот пожал плечами, – до тех пор все было прекрасно.

– И что же произошло после того, как вы окончили университет?

– Я нашел работу, вернее, я нашел ее еще раньше, во время учебы, но я устроился на полную ставку, и сразу после этого отец стал намекать мне, что пора найти себе постоянную пару. И не только он, а все вокруг. Честно говоря, утомляет, когда допекают. До недавнего времени я думал, что это единственный минус, что стоит обзавестись партнером, и все пройдет. Но потом, – Мадс с усмешкой, но вместе с тем ласково взглянул на Хью, – я понял, что все только начинается.

========== Часть 17 ==========

Мадс взял папку со списком анализов, которые предстояло сдать Хью. Он не рассказал Брайану сегодня про контрацептивные препараты, решив отложить это до следующей встречи наедине.

– Я последний раз ел в обед, и ты тоже не ужинал, насколько я помню. Зайдем в ресторан?

– Может быть, возьмем на вынос какой-нибудь фаст-фуд? Я бы хотел сейчас съездить на побережье, – сказал Хью и неожиданно прижался плечом к его плечу, – тебе ведь там тоже нравится.

– Мы приедем туда в лучшем случае через час-полтора, – Мадс посмотрел на небо, – ужинать в кромешной тьме в свете фар не так уж романтично. Лучше отправиться туда завтра днем, а сейчас проверим, что у нас тут.

Здесь, в центральном районе все рестораны выглядели заманчиво, но Мадс, выбрав тот, в котором обедал однажды, сразу прикинул сумму среднего чека на двоих. Эйнарсон был абсолютно прав насчет возрастания расходов, абсолютно. Услуги психотерапевта стоили недешево, учитывая, что Хью, хоть и со скрипом, но согласился ходить к Брайану еще и индивидуально, а совместный сеанс вымотал Мадса настолько, что теперь ему требовался сеанс праздности, отдыха и хорошей еды. Если подсчитывать грубо, то подобные еженедельные траты съедали всю прибавку к зарплате, которую он получил. Что бы он делал без Эйнарсона? Жевал бы гамбургер на берегу залива в кромешной тьме.

– О чем ты думаешь? – поинтересовался Хью, когда официант проводил их за столик на втором этаже. – Я до сих пор не могу до конца отойти от всего этого. Не вполне осознаю, что произошло, и даже не запомнил, как мы здесь оказались.

– Какой ты впечатлительный, – усмехнулся Мадс, уселся свободнее и взял его ладонь, принялся рассматривать с любопытством. – Тебе понравилось?

– Это было гораздо лучше, чем когда-либо, – улыбнулся Хью, прикрыл глаза, стиснул его пальцы своими, – по крайней мере, я не чувствовал себя беззащитной жертвой.

– Ты не жертва, ты клиент. И я же сказал, что буду рядом.

– Вот поэтому мне и не было страшно, – Хью шумно выдохнул, вновь прижался к нему плечом, тихо промурчал что-то неразборчиво ему на ухо, а потом шепнул отчетливо, – я знаю, что ты ревнивый и собственник. Сегодня меня это даже успокаивало.

– Почему же ты отказывался идти? Я ведь в какой-то момент решил, что все бесполезно.

– Потому что я боялся, что будет как с мамой!

– Что было с мамой?

– Ничего, – выдохнул Хью, – это еще хуже, чем ходить одному. Они на два голоса рассуждали обо мне и моих проблемах, какой я несчастненький и жалкий, как будто меня там не было.

– А ты сидел тихонько в уголке?

– По-разному, – уклончиво ответил Хью, выдернул пальцы резко, начал терзать салфетку, и Мадс вдруг вообразил себе это “по-разному”: Хью слушает-слушает, а потом начинает орать в ответ, пытаясь прикончить себя подручными предметами, или вымещает свою злость на мебели.

– Представляю, – хмыкнул Мадс и сгреб его за плечи, потянул на себя и обнял, – и как реагировал на тебя терапевт после этого?

– Понятия не имею!

– Вы не прорабатывали потом твои вспышки агрессии?

– Нет! – зло выдохнул Хью, попытался было освободиться, но потом затих и сказал уже спокойнее, – я устраивал отвратительную сцену и больше всего желал умереть, мама извинялась, забирала меня домой, где мы продолжали ссориться, и я умолял больше никогда не водить меня к терапевту. Если они с отцом начинали настаивать, мне приходилось запираться в своей комнате и устраивать голодовку. Как показала практика, я в состоянии просидеть больше двух недель на воде. Но родителей обычно хватало на несколько дней, после этого все разговоры о терапевтах прекращались на пару месяцев.

– А потом?

– А потом папа находил какие-то разумные аргументы, приводил доводы, уговаривал меня. Я невольно уступал, соглашаясь быть хорошим… – Хью бесшумно облизнулся, – мне очень хотелось быть хорошим и адекватным сыном. Мы обращались к другому специалисту. Но рано или поздно все заканчивалось скандалом.

– И часто ты устраивал голодовки?

– В том случае если мне что-то не нравилось. Но года два назад мы покончили с терапией и всем, что меня раздражало, и я жил хорошо.

– Хорошо жил?

– Нормально, – буркнул Хью, но не отстранился, совершенно не представляя, как сильно в этот момент Мадсу хотелось уткнуть его лицом в стол и хорошенько отшлепать, чтоб проревелся как следует и подумал о своем поведении. Картина, стоявшая перед глазами, была слишком яркой: страдалец Хью прячется от родителей, которые готовы пойти на все капризы ради несчастного зашуганного интроверта-сыночка.

– Здорово ты родителями вертел.

– Ты считаешь, что все это доставляло мне удовольствие?

– Игра, – сказал Мадс, вплетая пальцы в его волосы, чуть стиснул и тут же ослабил хватку, коротко напомнив о том, кто он есть, – я много думал о тебе… Для тебя это как жестокая игра: вначале довести самого себя до истерики и потери контроля, взбесить ближних, долго и с чувством страдать от их безжалостности. А потом, конечно же, горячо рыдать в плечо, выпрашивая прощение. Не смотри на меня так. Ты и со мной в это играл.

Хью не ответил, напряженно изучая гладкую поверхность стола, водил кончиками пальцев по ней, и неясно было, услышал он сказанное или нет. Мадс медленно обхватил его голову ладонями, чуть стиснул, тепло дыша ему в макушку.

– Ты хороший, – прошептал Мадс хрипло, – в тебе есть адекватность. Ты сам в состоянии оценить, нормально ли ты себя ведешь, не дожидаясь скандала.

– Спасибо, – пробормотал Хью, а потом добавил, – может, мы все же сделаем заказ?

***

Дорогой дневник. Впервые в жизни я чувствую потребность продемонстрировать свои записи кому-либо. Иногда я жалею, что уничтожил часть своих записей, но с другой стороны, невозможно полностью поверить во врачебную этику, в ее родственность тайне исповеди.

На прошлой неделе мне пришлось принять решение и согласиться на терапию. Это не было полностью моим решением, но поступком из принципа меньшего зла. Я понял, что Мадс очень хочет этого и понял, что должен уступить его желанию. Мне нравится звать его по имени, хотя я так редко делаю это внутри своей головы, и еще реже – вслух.

Поначалу происходящее напомнило мне то, как мы ходили на терапию вместе с отцом. С отцом происходящее казалось почти что адекватным, вот только я каждый раз погружался в ужас при каждом упоминании о том, что мне следует когда-либо найти себе альфу, а отец, видя мои мучения, каждый раз стискивал зубы. Я не знаю, разочарован ли он в том, что я родился омегой, или же он просто страдал, чувствуя мой страх и боль, мы никогда не говорили с ним на эту тему. В отличие от матери, он всегда подчеркивал в том, что я должен быть собой, и если мне не хочется связывать свою жизнь с другим человеком – то я вовсе не обязан делать этого. Что быть омегой – не значит обязательно подчиняться. Мне всегда нравились его слова, я считал их правильными – в отличие от того, что я слышал от альф. В отличие от того, что я слышал… тогда. Раньше.

Думаю, если бы не отец, то я рано или поздно провалился в эту бездну. Я бы согласился с тем, что я ничем не лучше шлюхи. И даже хуже, потому что шлюхам хотя бы платят, а я готов…

Омерзительно.

Я много читал про омег с тех пор. Мне казалось, что я смог объяснить себе, что это всего лишь строение организма, биологические механизмы, устроенные определенным образом. Я объяснил себе все… и я запутался еще больше, отрицая часть себя, отрицая то, что мне хочется ласки, я не хотел казаться себе шлюхой, но каждый раз, когда я чувствовал подступающий к горлу жар, подкрадывающееся к разуму безумие, я ненавидел себя. Иными словами, я ничего себе не объяснил. Плохо справился с задачей.

В литературе нередко встречается описание внутренних голосов, и каждый раз я поражался тому, как сильно должно быть расстройство личности, чтоб слышать чужие речи у себя в голове. Топорные описания убеждали меня в том, что уж я-то нормален, пока я не говорю с собой на два разных голоса.

Как это начинается? Это вовсе не посторонний человек, который отдает тебе приказы. Это ты сам. Поначалу это всего лишь твое собственное желание: вставай, хватит валяться. Надо почистить зубы. Пора бы здесь прибраться. Эти шорты чересчур откровенные, в них ты похож на… не думай об этом. Просто не думай.

Вчера у нас был секс. Я стоял на четвереньках и чувствовал, как дрожат мои руки, бессильно и напряженно. Удовольствие, разлившееся по телу в предвкушении оргазма, сделало мое тело слабым и безвольным, и я мог лишь тихо всхлипывать, чувствуя горячее хриплое дыхание над самым ухом, мурашки бежали по плечам, и я втягивал голову в плечи, стараясь справиться с этим. Каждое движение было почти как оргазм, и я не знал, когда все это кончится, мечтая об этом и одновременно желая, чтоб это длилось вечно. Я чувствовал пальцы, впившиеся в волосы, чувствовал, как Мадс удерживает меня на месте, стараясь войти еще глубже с каждым рывком… не помню, как я именно достиг оргазма, что было дальше, потому что это слишком хорошо, я просто дышу счастьем, осознанием того, что мы существуем. Я знаю только лишь, что каждый раз, когда мне удается высвободиться из его хватки, весь мир впивается в меня ржавыми крючками. С каждой секундой я забываю, каково это – быть счастливым, потому что дышать становится невыносимо больно, и хочется вернуть все обратно. Я понимаю, что это неправильно, что я не должен мечтать о сексе, потому что это против всех моих принципов, я не должен так думать, не должен, не должен, не думай, перестань, перестань, уйди подальше, подыши, вот так, просто успокойся. Все в порядке. Просто не думай. Выброси свои мысли, выброси тех, кто всплывает в твоей памяти, прогони, убей, уничтожь… не думай.

Вчера я лежал один в своей чистой, почти что стерильной кровати и уговаривал себя не думать. Выбросить. Уничтожить все, что мешает, что направляет мысли не по тому пути, все, что тянет в пропасть.

А потом я осознал о том, что говорю сам с собой, что сам себе отдаю приказы, и мне стало невероятно страшно. Вероятно, страшнее было лишь осознание смерти, каждый раз, когда я погружаюсь в эти мысли, темные воды смыкаются над моей головой.

Я вернулся в комнату Мадса. Он уже спал, раскинувшись свободно, и я побоялся его будить, но я не мог остаться один в такую минуту. Что я сделал? Я лег с ним, чувствуя, как он успокаивает меня, молча и незаметно. Его ровное сердцебиение, его дыхание. Даже душ не до конца смыл с него остатки моего запаха и его собственного: запаха довольного, сытого альфы.

Вот что я сделал.

Я дремал рядом с ним, слушал его дыхание и слышал мои голоса в моей же голове, которые уговаривают меня не думать о плохом.

***

Вместо обещанной вечеринки дома пришлось устроить пикник на свежем воздухе. Несмотря на то, что вода уже стала чересчур холодной для купания, воздух был не по-осеннему теплым, а сосны – по-прежнему зелеными, отчего казалось, что со свадьбы прошло совсем немного времени. Сегодня Хью не привлекал к себе внимания, но и не выглядел таким чуждым его друзьям, как раньше: принял участие в болтовне, потом по просьбе открыл и разлил вино по бокалам, взял себе один и прислонился к теплому сосновому стволу, чешуйки коры запутались в волосах.

– Не скучаешь? – поинтересовался Мадс, оказавшись рядом через пару минут.

– Одиночество в толпе, – усмехнулся тот, медленно, по глоточку цедя вино.

– Чувствуешь себя одиноким?

– Уже нет.

Мадс ухмыльнулся в ответ и незаметно увлек его в сторону, вниз по склону, туда, где порыжевшая листва подлеска еще крепко держалась на ветках. Вскоре музыка и разговоры стихли, только лес гудел, и волны с шумом, отчетливо давая понять, что ничего больше не существует, и цивилизация просто растворилась где-то вдали.

Одиночество в толпе.

Раньше Мадс редко так делал, предпочитая быть в центре внимания, но сейчас ему хотелось сузить круг своих зрителей до одного человека.

– Что вы делали на этой неделе? – спросил Мадс, присел на теплое, облитое солнцем бревно и поманил к себе Хью, – я хочу знать, чем ты занимаешься на своей терапии.