Текст книги "Save my soul (СИ)"

Автор книги: ToBeContinued...

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Хей, ты тут, – окликнув сосредоточенно рассматривающего что-то в Чаше друга, подошел ближе Филлипос, останавливаясь рядом с ссутулившимся Хранителем с осторожной улыбкой на губах. – Конечно, где тебе еще быть, – отметил он вполне очевидный факт нахождения рыжего в Зале, который Йен не покидал, кажется, уже пятый земной день подряд.

– Привет, – не поворачивая головы, поздоровался Хранитель, собирая взглядом с поверхности мельчайшие детали мелькающих картинок жизни любимого человека, боясь пропустить хоть что-то.

– Почему ты не спустишься к нему? – решив не ходить вокруг да около и не мучить друга ненужной прелюдией, в лоб спросил Филлипос, наклоняясь, чтобы заглянуть в потухшие зеленые глаза, веки которых, он готов был поклясться, были подозрительно красными из-за сдерживаемых внутри соленых эмоций.

– Не могу, – выдохнул Йен, кусая губы и сжимая кулаки на каменном борту, возрождая в памяти продолжительный спор с Верховным.

– Отец, что, силу забрал? – нахмурился кудрявый, предполагая единственный вариант, способный удержать непокорного Хранителя от побега к Милковичу. – Если хочешь, я могу…

– Нет, – мотнул головой рыжий, предвосхищая предложение друга нарушить ради него приказ Владыки и рождая в подтверждение словам своим легкую дымку над поверхностью Чаши. – С силой все в порядке, – пояснил он свои действия, рассеивая туман взмахом ладони, позволяя себе секундную улыбку брюнету, неожиданно повернувшемуся в его сторону и будто заглянувшему в глаза.

– Тогда какого ты здесь стоишь? – захлопал в непонимании мотивов приятеля ресницами Филлипос, бегая взглядом от лица рыжего к отражению, успевшему уже смениться и показать наблюдателям очередную страницу жизни Микки.

– Потому что отец был прав, – поднимая руки к лицу и прячась в дрогнувших ладонях, приглушенно простонал Йен, озвучив пришедшее в рыжую голову понимание, стоившее парню не один день терзаний и мучений.

– И в чем же? – свел брови на переносице кудрявый Хранитель, ожидая услышать безапелляционный ответ, прекрасно зная, что одно единственное слово из шести букв, обозначающее испытываемые двумя молодыми людьми чувства, с легкостью перечеркнет любые возможные трудности и переступит самые высокие преграды.

– Какой же ты идиот, – всплеснул руками Лип, дослушав монолог друга до конца, находя в словах его и доводах смысл, но не желая смиряться с необходимостью разлуки также быстро, как это сделал рыжий. – Ты опять делаешь тоже самое, Йен, – осуждающе покачал головой он. – Решаешь за двоих, даже не спросив у Микки, чего хочет он, – напоминая о подобном разговоре, случившемся некоторое время назад, проворчал Филлип, хватая приятеля за плечо и крепко сжимая его ключицу, беглым взглядом скользнув по мерцающим в Чаше картинкам и принимая необходимое решение.

– Так будет лучше для него, – сосредоточенный на своих мыслях, обреченно пробормотал Хранитель, опуская веки в знаке капитуляции, не заметив окутавшей собеседников полупрозрачной серебристой дымки и сообразив о том, что происходит, лишь когда почувствовал знакомую тяжесть в животе, сопровождающую каждое перемещение.

– Давай-ка, ты у него самого спросишь, что для него будет лучше, – подтолкнув друга в сторону замершего на месте с широко распахнутыми в удивлении глазами Микки, строго проговорил Лип, усмехнувшись неуклюжести рыжего, запутавшегося в своих собственных ногах и чуть ли не повалившегося на землю, если бы тут же ринувшийся на встречу покачивающейся фигуре Милкович не поймал своего парня в опасной близости от асфальта. – Привет, Микки, – махнул брюнету рукой Хранитель, улыбаясь тут же всплывшим в кудрявой голове воспоминаниям о голубоглазом подростке с проблемами с контролем гнева, пробывшем его подопечным пару лет. – Надеюсь, ты выбьешь из него эти идиоткие мысли, – намекнул он Милковичу о необходимости откровенного разговора и вновь растворился в тумане, оставляя в узком проулке двух молодых людей, не сводивших друг с друга взглядов и не смевших произнести хоть слово.

– Это еще кто такой? – не сумев больше поддерживать это странное молчание, поинтересовался Микки, кивнув в направлении рассеявшейся минуту назад дымки.

– Эм, – замялся Хранитель, пытаясь подобрать удачное определение исчезнувшему кудрявому, чтобы не раскрыть Милковичу тайну присутствия в его жизни еще одного наблюдателя. – Мой друг, – уклончиво ответил он, опуская подробности. Хотя, стоило ли ему так опасаться правды? Микки ведь и так был в курсе существования их мира. – Бывший друг, – поспешил исправиться рыжий, недовольный поступком Филлипа, вынудившего его встретиться лицом к лицу со своей самой большой проблемой.

– Еще один радужный? – нервно усмехнулся брюнет, надеясь чуть разрядить напряженную обстановку и отсрочить момент разборок с потерявшимся парнем, на которого он, безусловно, злился.

Просто почему-то сейчас сохранять маску обиженного и разочарованного ему стало так трудно.

Слишком ярко горели зеленые глаза, блуждающие по его лицу, собирая любимый образ воедино, гулко стучало в груди вмиг ускорившее свой ритм сердце, и дрожали руки в желании обнять Йена, а душа Хранителя широко расправила свои серебряные крылья, щекоча изнутри ребра смертного, радуясь неожиданной встрече со своим непосредственным хозяином.

– Да, Лип тоже Хранитель, – восприняв вопрос чересчур серьезно, честно ответил рыжий, кивая, и чуть отпрянул от поддерживающего его под локти Милковича, чувствуя себя недостойным проявленной подопечным заботы. – Но он не гей, если ты спрашиваешь в этом смы…

– Бля, Йен, – усмехнулся брюнет, не позволяя парню закончить, – расслабься, – попросил он, улыбнувшись.

Но Хранитель, наоборот, лишь напрягся сильнее.

– Меня мало интересуют другие задницы, – поделился своими мыслями Микки, осторожно переходя к волнующему его на протяжении недели вопросу. – Мне больше интересно, где все это время пропадала твоя? – и задал его, заглядывая в зеленые глаза с требованием правдивого ответа, не позволяя рыжему даже подумать о том, чтобы разорвать зрительный контакт и отвернуться.

Но взамен ожиданиям получил лишь пару движений кадыка Хранителя, молчаливо искавшего в голове правильные слова.

– Проблемы какие-то? – решил помочь своему парню Милкович, предлагая возможный вариант к объяснению.

– Нет, – прошептал Йен, не желая врать.

– Занят был пиздецки? – поспешил с альтернативой Микки.

И рыжий вновь отрицательно качнул головой, испытывая терпение брюнета на прочность.

– Не мог спуститься, блять? – понимая уже, что правда желанного облегчения не принесет, Милкович готов был согласиться и на ложь.

– Мог, – но Хранитель себе позволить ее не смел.

– Блять, так что тогда, Йен? – не сумев выдержать ровного тона голоса и чуть прикрикнув, потребовал ответа Микки, сжимая челюсти и едва ли сдерживаясь от того, чтобы не схватить, кажется, наконец решившегося на откровение рыжего и не вытрясти из него объяснение.

– Нам больше не стоит видеться, – едва слышно выдохнули обескровленные волнением губы, обрушив на Милковича разом все надуманные за время разлуки страхи и опасения, заставляя брюнета пошатнуться и отступить, благодаря грязной кирпичной стене дома, удачно появившейся за его спиной и послужившей опорой, лишь не упасть на землю.

Собирая ткань легкой куртки каменной кладкой, брюнет медленно сполз по твердой поверхности вниз, оседая и подбирая ноги, не находя в себе сил для того, чтобы продолжать стоять прямо и сопротивляться тяжести тянувшего к земле неподъемного груза неожиданного сообщения.

– Какого хуя, Йен? – прочистив горло от липкого горького непонимания, сковавшего голосовые связки, прохрипел Микки после нескольких минут молчания, поднимая глаза на стоявшего напротив парня, в лице того, лишенном любой эмоции, пытаясь найти хоть малейший намек на возможную шутку.

– Так будет лучше, – прошептал Хранитель, подходя ближе на шаг, окончательно разбивая надежды Милковича на спасение от неожиданно пришедшего в рыжую голову понимания.

– Для кого?

– Для обоих, – соврал Йен, сцепляя руки в замок и выворачивая пальцы, ощутимой болью в хрустнувших суставах пытаясь заглушить другую, разрывающую на части грудь и мешающую дышать.

Хранитель знал, что страдать придется лишь ему, отец обещал об этом позаботиться.

Мы сотрем тебя из его памяти.

– Лучше попрощаться сейчас, пока не стало слишком поздно, Микки, – попытался объяснить он, вспоминая мельчайшие детали размышлений, приведших молодого человека к неутешительному выводу, и слова Верховного, зародившие в его голове первые сомнения.

Сколько у вас времени, Йен? Год? Десять? Пятьдесят? Микки смертен, и каждый новый день приближает его к Старухе на шаг.

– Поверь, я хочу для тебя самого лучшего, – глотая непролитые слезы и давясь воздухом, продолжал Хранитель из последних сил, не отводя взгляда от сжавшегося в комок на земле Милковича, каждым новым словом своим будто нанося брюнету пощечину.

Но остановиться не мог.

Он должен быть честен перед Микки, даже если он никогда больше об этом разговоре не вспомнит.

– Я хочу видеть тебя счастливым, – повторил он, втянув побольше воздуха в грудь, чтобы озвучить страшный вердикт. – Но со мной ты таковым не станешь, – на одном дыхании выпалил Йен и зажмурился, чувствуя десятки острых кинжалов, пронзивших запинающееся сердце безапелляционными доводами.

Вы из разных Миров. Он никогда не сможет представить тебя друзьям или семье, никогда не назовет своим открыто. Думаешь, долго вы сможете прятаться? Хочешь ты для Микки подобного? Готов попросить его променять весь мир на тебя и четыре стены?

– Но…– подал голос Милкович, поднимая голову с колен и стирая с щеки едва ли заметную дорожку влаги. – Я люблю тебя, – прошептал он, захлебываясь сотней других слов и протестов, не озвученных, но подразумеваемых полным отчаяния взглядом.

– Я тоже люблю тебя, Микки, – не сдерживая признания внутри и секунды, выпалил в ответ Йен, не имея больше сил стоять ровно и опускаясь на колени напротив сидевшего на земле парня. – И поэтому должен отпустить, – выдохнул он, потянувшись к брюнету, но тот дотронуться до себя не дал – гулко прорычав на длинные тонкие пальцы, Милкович лишь сильнее сжал кулаки. – Я не могу просить тебя быть со мной, – продолжал Хранитель, уже не сдерживая всхлипов. – У тебя впереди вся жизнь, Микки, новые знакомые и друзья. Ты можешь завести семью и детей с кем-то, настоящим, не таким, как я.

– Ты настоящий, – просипел Милкович, жмурясь, на секунду возвращаясь в памяти в день, когда он впервые убедился в этом.

– Не настолько, чтобы стать твоим партнером по жизни, – качнул головой рыжий, озвучив факт разделившей два мира пропасти. – Я бы отдал все, что у меня есть, чтобы стать обычным человеком, чтобы быть с тобой, – ни грамма сомнения в дрожавшем голосе, – но мне им никогда не стать.

– И, что? – помешал Хранителю продолжить мысль Микки. – Ты просто оставишь меня? – вытирая с лица соль, спросил он. – Скажешь «прощай» и сбежишь как обычно?

– Я никогда тебя не оставлю, – Йен не хотел озвучивать этого, но рожденные в момент критического откровения слова сами рвались на волю. – Я всегда буду рядом, Мик, всегда был и буду, – поклялся он себе и подопечному, зная, что выполнит обещание даже ценой собственной жизни, – просто ты не узнаешь…

И неожиданное понимание добило Милковича.

– Ты не сделаешь этого, – прорычал он, вдавливаясь спиной в стену в попытках отодвинуться от рыжего, чувствуя теперь в любимом человеке страшную угрозу для самых светлых и счастливых моментов своей жизни. – Не смей, блять, трогать мои воспоминания, – угрожающее предупредил он, сжимая голову руками, будто надеясь так защитить самое ценное, что у него осталось.

– Мик, послушай, – пытаясь ухватиться за локоть брюнета, позвал Хранитель. – Ты просто забудешь обо всем и будешь жить дальше, – озвучил он, наблюдая за крепко сжавшимися в черных волосах татуированными пальцами, – так будет лучше, – попытался объяснить Йен необходимость намеренного поступка, пообещать некое облегчение, но Милкович продолжить не дал.

Резко подаваясь вперед и толкая Хранителя, Микки опрокинул долговязую фигуру, не ожидающую нападения, на землю, бросаясь следом и залезая на парня, размашистым ударом в острый подбородок выплескивая первую волну боли, причиненной словами рыжего.

– Лучше, блять?

Следующий удар пришелся в скулу даже не пытающегося защититься молодого человека, рассекая кожу и обжигая нервы механическим воздействием.

– Кому, сука, лучше?

Разбивая нос Хранителя и чуть поморщившись от звука сломанного хряща, Микки втянул сквозь зубы небольшую порцию воздуха, позволившую говорить.

– Я люблю тебя, блять! И ты говоришь, что забыть тебя будет лучше?

Зеленые глаза Йена удачно избегали встречи с наносящими все новые удары кулаками, разбившими бровь и губы, не отводя ни на секунду взгляда от пары голубых, находя в них отражение собственной боли, мешавшей пошевелиться.

– Нихуя подобного, рыжий уебок, – роняя на окровавленное лицо несколько прозрачных капель, прохрипел Микки, теряя силы и лишаясь возможности продолжить побои, хватая Хранителя за грудки его серой мантии и сжимая мягкую ткань разбитыми пальцами. – Никуда я тебя не отпущу, блять, – встряхнув парня за одежду и ощутимо приложив того затылком к асфальту, выдохнул он остатки кислорода из легких, не делая нового вдоха. – Понял?

Расслабляясь и падая лицом на грудь Йена, Милкович зарылся носом в ткань его мантии, стирая с лица остатки горьких мужских слез, тихо шмыгая носом и отчаянно скуля просьбы не оставлять его, через мгновение чувствуя на спине пару горячих ладоней, осторожно обнявших и прижавших к Хранителю крепче.

– Не отпущу, – повторил он едва различимым шепотом в выемку солнечного сплетения рыжего, обращаясь к следу собственной ладони на бледной коже груди любимого человека, скрывающему под собой переполненное прекрасным чувством сердце.

А Йен, сморгнув с ресниц липкую алую жижу, прикрыл глаза и позволил себе улыбнуться, думая о том, что отказать столь упорному и настойчивому парню он не сможет.

Не хочет отказывать.

Все попытки убедить себя в том, что расстаться с Микки, отпустить его и позволить жить дальше, рухнули к ногам, сгорая в пламени всеобъемлющей любви к смертному, крохотными кусочками пепла засыпая все сомнения и поспешно принятые решения, навеки хороня их под собой, обнажая истинные желания Хрантеля, крепко сжимающего в своих руках самое дорогое и ценное.

И пусть время играет против них.

Пусть не узнать им, сколько им его осталось.

Секунда, день, год или десять.

Йен хотел насладиться каждым мгновением.

Tbc…

Комментарий к 20.2. Время (часть 2)

Go to Hell 5x12! Suck my Dick fucking Writers!

…………./??/)…………..(??.…………

…………/….//…………..…..……….

………../….//…………….…..………

……/??/…./??.………../?` ….?`.….

…/./…/…./…./.|_….._|..….…......

(.(….(….(…./.)..)…..(..(..…)….)….).)

..……………/…/…..../……………./

...……………. ……...……………...

…..………….(…………)…………../…

…….………….………./…………./….

========== Эпилог ==========

Много времени прошло с тех пор, как одной теплой летней ночью молодой неопытный Хранитель, несколько веков ожидающий своего первого задания, появился в темной мансарде небольшого домика на окраине Чикаго, представ перед удивленным взглядом заплаканных глаз маленького мальчика, потерявшего самого близкого человека, свою маму.

Протягивая руку для знакомства с голубоглазым пареньком, с подозрением и недоверием отнесшимся к необычному гостю в доме тети, Иоанн не мог поверить в то, что душа этого чистого и светлого создания могла треснуть. Но глубокий шрам, располосовавший надвое теплую каменную плитку, лично исследуемый пальцами Хранителя на предмет реальности, безапелляционно заявлял о случившейся в жизни ребенка трагедии, небольшой кусок камня превращая в бесценное сокровище для рыжего, о целостности и сохранности которого Иоанн волновался больше собственной жизни.

Он смог сохранить исполосованную потерями, предательством и жестокими ударами судьбы душу Микки, всепоглощающей любовью и преданностью излечивая нанесенные раны, возвращая пластине первоначальный вид, а обладателю ее подарив самые прекрасные эмоции и чувства. Проживая лучшие моменты своей жизни с Микки, по сути, никогда не бывшим для него просто подопечным, Хранитель дарил ему свою нежность и теплоту, делая все новые шаги вперед, крепко взявшись за руки, обретая в голубоглазом мальчугане, со временем повзрослевшем и возмужавшем, любовь всей жизни.

Ушедшую от него несколько лет назад, но навсегда оставшуюся в сердце.

К небольшой плитке, бережно хранимой Иоанном в красивой деревянной шкатулке и в редкие моменты накатившей грусти крепко прижимаемой к груди, лежа в холодной постели в компании горьких слез, добавляя еще одну.

Гораздо бо́льшая по размеру, с красивым орнаментом, выбитым на гладкой поверхности гранита, и несколькими буквами и цифрами под ним, тяжелая плита стояла в изголовье могилы Микки, встречая своего гостя ранним утром теплого летнего дня.

– Привет, – печально улыбнувшись выгравированной на камне фотографии, прошептал рыжеволосый молодой человек в непривычном для этих мест одеянии – серо-голубой мантии, опускаясь на колени перед плитой, чтобы сменить завядший букет срезанных цветов и позволить себе прикоснуться к любимому образу.

Обрисовав кончиками пальцев линии и изгибы рисунка, Хранитель наполнил их новой порцией серебра, заставляя мерцать в ярких лучах поднимающегося из-за горизонта солнца, на несколько минут оживляя изображение и грустно улыбаясь появившимся на лице Микки эмоциям.

– С днем рождения, – выдохнул он, спускаясь ладонью ниже, ногтями царапая выбитую под фото дату, отметившую момент появления на свет человека, перевернувшего его мир с ног на голову и позволившего узнать, что значит любить, старательно избегая другие цифры, навсегда отобравшие его у Йена, и пару соленых капель, появившихся в уголках глаз.

Бледная рука дрожала, выдавая горькие эмоции Хранителя, тихо шептавшего в утренний воздух свои признания и поздравления, скользя по поверхности гранита, постепенно переходя к новым буквам, собирая с холодного камня три слова.

Партнер

Частые переезды с места на место меняли города и штаты, сохраняя в тайне необычное происхождение рыжеволосого молодого человека, внешне почти не изменившегося за прошедшие годы, позволяя двум влюбленным не скрывать своих чувств от окружающих, в моменты прогулок по паркам и скверам, вечерних свиданий или завтраков в уличных кафешках крепко держаться за руки, твердо заявляя сторонним наблюдателям о том, что они вместе.

Конечно, со временем понимающие и поддерживающие взгляды прохожих, встретивших на своем пути красивую пару, сменились на непонимающие и осуждающие, когда высокий и довольно привлекательный молодой человек появлялся где-то в компании седовласого мужчины, лицо которого годы украсили морщинами, рождая в головах не осведомленных о крепости их связи прохожих не самые приятные мысли, награждая Йена брошенными в спину оскорблениями и предположениями о характере его заработка.

Но искренне влюбленных друг в друга мужчин едва ли волновало мнение окружающих.

Хранитель был рядом с Микки до самого последнего вдоха и никогда не стеснялся показывать свои чувства ему и другим, на все протесты ворчливого старика, в которого по прошествии десятков лет превратился его парень, лишь улыбаясь и крепче сжимая его свободную от трости руку.

Любовник

Нет, любимый.

Возможно, кто-то скажет, что со временем любовь проходит, превращается в привычку или привязанность, замедляя ритм двух сердец и гася взгляды, но Микки с Йеном на своем опыте убедились в обратном.

Появившаяся между ними связь крепла и росла с каждым годом, превращая подростковую влюбленность в осмысленное и выстраданное чувство, согревающее морозными вечерами и холодившее кожу, когда на улице становилось слишком жарко.

Трепетная забота и нежность сменялись животной страстью и голодом, а недели затишья и взаимопонимания перечеркивались громкими криками скандалов, внося некое разнообразие в отношения двух молодых людей, но одно всегда оставалось неизменным – каждый прожитый ими день был полон любви.

Они чувствовали ее в раскаленных венах, прижимаясь друг к другу на пропитавшихся потом и страстью простынях. Ощущали ее горячие прикосновения к спаянным воедино душам, не позволяющим долго злиться на партнера и заставляющим тянуться к нему, невзирая на все обиды и недопонимания. Видели в глазах друг друга перед тем, как уснуть, и просыпаясь следующим утром.

Они просто знали, что любят, и вряд ли кто смог бы убедить их в обратном.

Микки и Йен сохранили это прекрасное чувство и пронесли сквозь года.

Даже когда одно из сердец перестало биться, второе осталось любить за двоих.

Семья

Они никогда не говорили об этом, но оба тайно мечтали. Хотели назвать друг друга мужьями и закрепить свои отношения клятвами, возможно, завести детей.

Происхождение Хранителя и его медленное старение не позволяло паре узаконить брак, оставляя рыжеволосого молодого человека неназванным и несуществующим в земном мире, к документам Милковича никогда не добавляя второй стопки, но за появившуюся на горизонте возможность провести небольшую церемонию они ухватились крепко.

Сжимая дрожавшие пальцы партнера своими, не менее бледными и взволнованными, Микки и Йен поклялись друг другу в верности и преданности перед лицом родителей и друзей Хранителя, тонкой серебряной нитью перетянув четыре запястья и накрепко связав их, оставляя прекрасный момент единения в воспоминаниях на долгие годы.

И пусть для смертных они оставались лишь странной парой, в мире Хранителей и наедине друг с другом они были мужьями.

Их маленькая семья обрастала новыми членами, невозможность завести собственных детей с лихвой компенсируя десятком подопечных различных приютов, постоянных мест работы путешествующего по стране в компании Йена Милковича, посвятившего свою жизнь помощи таким же, как он, потерянным и запутавшимся подросткам.

Возможно, Хранителем из них был лишь один, но спасали души они вместе.

Полки съемных квартир и домов были заставлены фотографиями воспитанников, а электронный ящик переполнен поздравлениями со всеми возможными праздниками, заявляя миру об оставшемся после исчезновения мужчин из того или иного города наследии, вписанном в историю двумя любящими сердцами.

Партнерами. Любовниками. Семьей.

Йен не знал, сколько времени провел он на кладбище, он готов был оставаться здесь вечно, собирать пальцами с камня любимый образ и в голове мельчайшие воспоминания, но позволить себе еще даже несколько часов молодой человек не мог.

Поднимаясь с земли и поправляя мантию, Хранитель в последний раз улыбнулся вновь замершему изображению, обещая вернуться сюда, как только появится возможность, и, оставив после себя тихое «люблю», растворился в мерцающей серебром дымке, отправляясь к себе, принимать полномочия и приступать к новым обязанностям.

– Ты уверен? – опуская ладонь на плечо Иоанна, прошептала Шейла, выступающая свидетелем со стороны сына на сегодняшней церемонии.

– Да, – не сомневаясь и секунды, кивнул молодой человек, встречая взглядом пару фигур, неторопливо приближающихся к ним с противоположного конца зала под одобрительный гул голосов наполняющих его Хранителей. – Виктор, – кивнул он подошедшему старцу в приветствии, расправляя плечи и вдыхая полной грудью, чувствуя незримую поддержку от стоявшего по правую руку от него отца, смирившегося с решением отпрыска запереть себя на долгие века в Хранилище.

Микки так и остался единственным подопечным Йена, отказавшегося от дальнейшей работы в полях и предложившего Совету свою кандидатуру на одну из самых скучных и непопулярных должностей взамен на возможность прожить несколько счастливых десятилетий со своим смертным возлюбленным.

Седовласый Хранитель обучил преемника всем тонкостям и возможным трудностям работы, подготовив себе достойную смену, за продолжительное время общения с сыном Френка сумев убедиться в том, что тысячи душ, вверенные в его руки, будут под надежной защитой.

И зеленые глаза, полные решимости и твердой уверенности, смотревшие сейчас на него так открыто, в очередной раз заверили старца в том, что он с чистым сердцем может уйти на покой.

Прослушав вступительные слова Верховного, Виктор протянул руку с ключом Иоанну, чувствуя приятную вибрацию в пальцах в момент соприкосновения их ладоней перешедшей от одного к другому силы, и нарек рыжеволосого парня следующим Хранителем сотен полок с еще целыми душами и неспасенными осколками, улыбаясь легкому оттенку грусти, появившемуся в сердце при прощании с занимаемой много веков должностью.

И Йен улыбнулся в ответ, молчаливо обещая старику стать ему лучшей сменой.

***

– До сих пор не понимаю, как ты мог добровольно согласиться на эту скукотищу, – следуя по пятам за другом, сверяющим записи журнала с фактическим наполнением полок, почесал затылок Филлипос. – Почему ты не хочешь поработать с другими душами и подопечными? – поинтересовался он.

– Мне Мик не разрешает с другими играть, – бережно поправляя одну из пластин и счищая с нее мельчайшие следы пыли, усмехнулся рыжий, вспоминая непродолжительную истерику ревнивого ребенка, не желающего делиться своим другом-Хранителем с другими детьми.

«Йен мой…»

– Никто же не заставляет тебя в них влюбляться, – расценив ответ приятеля как опасение перед возможной изменой Милковичу, продолжил кудрявый Хранитель, надеясь убедить упрямого парня вернуться на землю.

– Как будто я смогу, – хмыкнул Йен, прекрасно зная, что сердце его навсегда принадлежит лишь одному человеку. – Здесь не так уж и скучно, как тебе кажется, Лип, – желая раз и навсегда закончить этот разговор и усмирить пыл приятеля, поделился своими ощущениями от нескольких месяцев работы рыжий. – И мне тут нравится, – признался он, переходя к следующему стеллажу, переворачивая страницу Книги.

– Нравится перспектива тысячи лет затворничества и одиночества? – так и не сумев понять друга, закатил глаза Филлипос, постепенно теряя надежды на возможность до него достучаться.

Окончательно убеждаясь в бесполезности любых слов и действий, когда Иоанн тихо прошептал свой ответ, обернувшись:

– Я не одинок, – улыбнулся рыжий, прижимая ладонь к груди, под плотным рядом ребер которой трепетали две души, и вновь вернулся к работе, заканчивая разговор.

Микки всегда будет рядом.

The end.

========== от автора ==========

Я не знаю, что Вам сказать, правда.

Я просто позволю себе расплакаться от необходимости попрощаться с этой историей и ее героями, и уткнуться в плечо каждого, кто разрешит эту близость.

А еще сказать спасибо.

Всем тем, кто на протяжении столького времени был здесь со мной, проживал эту жизнь, поддерживал и верил в меня.

Спасибо огромное Вам за оставленные отзывы, за вдохновение ими подаренное, за Ваши эмоции и слова.

Это было прекрасное время и самая охуительная на свете компания!

Спасибо Вам за все, дорогие =]

Поставив последнюю точку, я едва ли сдерживаюсь от того, чтобы не превратить ее в три, так мне не хочется Вас всех отпускать.

Прощаться трудно и больно, но я искренне надеюсь, что это лишь маленькое «пока» перед очередным «привет».

Ведь Gallavich – это неебовая история любви с заоблачным рейтингом и постоянным «продолжение следует…»

Навеки Ваш