Текст книги "Save my soul (СИ)"
Автор книги: ToBeContinued...
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Микки ненавидел красный.
Слишком много ассоциаций вызывали в нем различные оттенки этого цвета, рождая неприятную горечь на кончике языка и знакомый каждому привкус ржавчины, скрежетавшей на плотно сжатых зубах, напоминая о самых ярких событиях детства.
– Меня там изнасиловали, если тебе интересно, – просипел он, едва ворочая во рту языком, сдерживая в горле подступающую рвоту от наполнившего помещение запаха, и пытаясь сглотнуть. – Потому что я гей, – потерпев очередную неудачу, продолжил он, возвращаясь мыслями в старые душевые приюта, в мельчайших деталях воспроизведя в голове произошедшие той страшной ночью события. – «Сраный пидор» – так они говорили, когда забивали ногами мне в жопу грязную бутылку, – царапнув ногтями ручку ножа, вспомнил брюнет, замолкая в ожидании ответа, хотя прекрасно знал, что его он не услышит.
Заполняя паузу в своем продолжительном монологе, Микки перехватил орудие расправы удобней и отчистил острое лезвие от остатков крови отца о собственные джинсы, избавляя нож от красного и сосредотачиваясь теперь на совершенно другом цвете.
Милкович мог бы раньше назвать отражающий свет лампы металл серебристым, но теперь он четко видел разницу.
Микки любил блеск серебра.
Чистого, искрящегося на бледной коже его Хранителя, покрывающего худощавую фигуру причудливым рисунком, отмечающим каждое прикосновение Микки к мягкой коже Йена. Или тот, что видел он в расстилающейся по полу дымке, оповещающей Милковича о долгожданной встрече с рыжеволосым парнем. И, конечно, блеск крошечных искр на кончиках пальцев Хранителя, развлекающего ребенка фигурками из тумана или залечивающего рваные раны его тела.
– Самый разговорчивый, кстати, теперь вряд ли сможет сказать хоть что-то, – возвращаясь к своему рассказу, поделился брюнет с Терри своей маленькой победой, окончившейся сломанной челюстью обидчика, отрезанным языком и продолжительным тюремным сроком Микки в колонии для несовершеннолетних.
И рассказал отцу о годах, проведенных в компании трех стен и толстой ржавой решетки, не упуская ни одной детали: наркотическая зависимость, драки и новые знакомства, появление на пальцах татуировки, так заинтересовавшей мужчину при знакомстве, и долгожданное освобождение – брюнет рассказал ему все, не желая делиться лишь самым ценным.
Тайна ночных визитов в камеру неземного создания, охраняющего его и оберегающего от новых ошибок, осталась в голове и сердце.
– Я вышел три месяца назад, – тяжело сглотнув, подвел черту он под очередной главой своей жизни и вновь притих, поворачивая голову к обескровленному лицу, заглядывая в распахнутые грязно-серые глаза мужчины, собираясь продолжить.
Но не смог осуществить желаемого сразу.
Сосредотачиваясь на паре небольших цветных кружков, Милкович задумался о том, что глаза отца он помнит именно такими – мутные и блестящие от большого количества проглоченного алкоголя, с расширенными травкой и другими наркотиками зрачками, следившими за каждым движением маленького мальчика, пытающегося закрыть своим телом мать.
Серо-голубые, совсем не похожие на его и мамины, оттенка чистого неба, они навсегда остались в его памяти, борясь за лидирующие позиции в воспоминаниях с другими, одного взгляда в которые хватало Микки для желания просыпаться по утрам.
Брюнет ни у кого не видел оттенка, подобного цвету глаз Йена, и дать ему какое-то четкого определение до сих пор не мог.
Иногда это был цвет свежескошенной на рассвете травы, когда Хранитель, пойдя на поводу своего подопечного, оставался с ним на ночь, и Микки удавалось проснуться раньше, встречая первый взгляд Йена при пробуждении. А по вечерам, деля с рыжим страстные поцелуи или более целомудренные, но не менее возбуждающие прикосновения губ к губам, на ум Микки приходили ассоциации с глубоким темным оттенком хвойного леса, блуждать в котором Милкович мог часами.
Чистые изумрудные или малахитовые с тонкими разводами и вкрапления более темных оттенков – цвет глаз Хранителя не поддавался четкому описанию, но спутать его с любым другим Микки не мог.
Покрасневшие от мельчайших кристалликов соли его собственные глаза сильно чесались, вынуждая брюнета поднять перепачканную кровью руку к лицу, незаметно стирая дорожки влаги с щек, желая скрыть от мужчины проявленную слабость, оставляя на коже новые следы преступления в компанию к уже подсохшим капелькам крови на лбу и подбородке.
Согнутые в коленях и подобранные к груди ноги занемели, моля сменить положение, но Милкович лишь вобрал в грудь побольше воздуха, отмечая, что дышать стало чуть легче, и продолжил свой рассказ:
– Теперь я живу с Мэнди, – обозначил он присутствие в своей жизни еще одного близкого человека. – Ну, та девчонка из детдома, – поспешил уточнить брюнет личность своей названной сестры, рассказать про которую отцу он успел примерно полчаса назад.
И поделился подробностями совместного проживания с девушкой, обеспечивающей брата горячей пищей и хорошим настроением во времена совпадения графиков работ, умалчивая о неожиданном открытии прошлого заработка Мэнди, обеспечившего его возможностью покупать наркотики в колонии и участвовать в тюремном тотализаторе.
Микки не знал, сколько прошло времени, как долго он просидел в компании своего молчаливого собеседника, но успел рассказать ему всё.
Почти.
Тщательно избегая любого упоминания о Хранителе, Милкович поведал Терри долгую историю своей недолгой жизни и, достав из кармана пачку сигарет, затих, позволяя голосовым связкам немного отдохнуть, а полным непролитых слез глазам возможность закрыться.
– Дай, – услышал брюнет первое ответное слово, тяжелым хрипом выдохнутое из мерно вздымающейся груди седовласого мужчины, крепким хватом ладони блокирующего кровотечение глубокой раны плеча.
Не поднимая век, Микки прикурил одну сигарету и передал ее отцу, вздрогнув от прикосновения холодных пальцев Терри к своим собственным, и поспешил вновь щелкнуть зажигалкой, тлеющим угольком табака и полным яда дымом отвлекаясь от мыслей затушить ее о лоб мужчины, гася в гудевшей голове сожаления о проявленном милосердии.
Чуть больше двух часов назад.
– Вообще-то мне восемнадцать, папа, – выдохнул Милкович, замахиваясь и нанося первый удар ножом, жмурясь от брызнувших в лицо капель алой крови, когда лезвие покинуло тело мужчины и протяжного стона Терри на его новый замах, обещающий вспороть отцу горло.
Очередная волна обжигающего внутренности света и силы Хранителя прошла по телу, сковывая мышцы, не позволяя вдохнуть и блокируя движения, подарив Микки секундную отсрочку перед окончательным разрушением своей души, острый клин, вогнанный в центр глубокой трещины, заставляя дрогнуть в ожидании последнего удара молота с выгравированным на ручке словом.
Убийца.
Идя на встречу с Терри, Милкович был полон решимости и уверен в необходимости записи этого определения в свое личное дело, но за секунду до смертельного взмаха руки заколебался.
Чистая светлая душа Хранителя расправила свои серебристые крылья в замершей без движения груди Микки, разгоняя тьму, ярким следом горячей ладони на покрытой испариной коже под толстовкой напоминая брюнету о данном Йену обещании и не позволяя совершить непоправимого.
Втягивая раскаленный до предела воздух в легкие сквозь зубы, Милкович опустил руку с зажатым в кулаке ножом, роняя капли крови отца в небольшую багряную лужу в их ногах, оседая следом и опуская веки, слыша тихий сиплый вздох сверху, оповещающий об относительной безопасности несостоявшейся жертвы преступления.
Усаживаясь на деревянный пол и подбирая под себя ноги, брюнет едва слышно всхлипнул, позволяя прозрачным соленым дорожкам разделить лицо на три части, мысленно прося прощения у матери, отомстить за смерть которой у него не хватило духу.
Или, наоборот, ему хватило сил не сделать этого?
– Сука, как же я тебя ненавижу, – выдавил он, крепко сжимая зубы, острым лезвием орудия расправы вбиваясь в мякоть досок, взбивая розовую пену на поверхности лужи крови, отравляющую тело и мозг злобу выплескивая в каждом новом ударе, чувствуя некое облегчение и успокаивающие прикосновения серебряных перьев к ребрам.
– Микки? – раздалось сверху, заставляя брюнета вздрогнуть и поднять голову к обратившемуся к нему мужчине, в серых глазах того находя отражение прошлого:
Маленький мальчик, захлебывающийся слезами и отчаянными криками, в перепачканной кровью голубой пижаме и с босыми ногами посмотрел вверх, в искривленных чертах лица мужчины пытаясь узнать своего папу, а в горящих каким-то незнакомым и пугающим блеском глазах того найти объяснение, почему мамочка ему не отвечает.
Настоящее время.
Затушив окурок в постепенно подсыхающей и свертывающейся кровавой луже, брюнет поднялся на ноги, морщась от боли в затекших мышцах, и поплелся к выходу, не оглядываясь на оставшегося сидеть на полу мужчину.
Каждый новый шаг, отдаляющий Микки от тихо сопевшего за спиной Терри, давался все проще, а очередной вдох, наполняющий легкие кислородом, было сделать легче.
– Ми… – попытался окликнуть его отец, но Милкович не позволил:
– Никогда больше не попадайся мне на глаза, ублюдок, прирежу, – не обернувшись, прорычал Микки и поспешил выйти, громко хлопнув за собой дверью, в небольшом кабинете управляющего псевдо-бара оставляя раненного мужчину и долгие годы отравляющую его ненависть.
Не получив желанного отмщения, но обретя гораздо больше.
Кровавые разводы на ткани толстовки привлекали внимание прохожих и грозили Милковичу новой встречей с полицией, вынуждая брюнета изменить маршрут движения и свернуть в ближайшую подворотню, надеясь добраться до дома незамеченным случайными свидетелями.
Широким протектором толстых подошв собирая с земли мелкие камни, Микки неторопливо плелся по закоулкам, сосредотачиваясь на очистке рук от запекшейся крови, вычищая из-под ногтей напоминание о встрече с отцом, не замечая появившуюся спереди знакомую дымку, мерцающую мелкими вкраплениями серебра в тени домов, пока долговязая фигура, материализовавшаяся из тумана, не привлекла его внимание голосом:
– Микки, – подбегая к брюнету и останавливаясь в шаге от замершего парня, позвал Хранитель, наклоняя голову и заглядывая в блестевшие влагой глаза, протягивая руку к Милковичу, но боясь дотронуться.
– Привет, – осторожно улыбнулся в ответ Микки, сокращая оставшееся расстояние самостоятельно и двигаясь дальше, скрываясь от реальности в крепких теплых объятиях Йена, сцепляя за его спиной руки в замок и пряча перепачканное кровью и солью лицо в переходе шеи в плечо.
Сотня вопросов, крутившихся в рыжей голове, не была озвучена, а важная новость, с которой спешил Хранитель к своему подопечному – отложена на более поздний срок.
Прижимая Милковича к себе крепче, Йен лишь поцеловал его волосы и тихо прошептал в макушку слова благодарности брюнету, сохранившему сегодня не одну жизнь.
– Я чувствовал ее, – выдохнул Микки, накрывая ладонь рыжего, прижатую к его груди, своей, признаваясь в задуманном, но не свершенном преступлении. – Я готов был убить его, но не смог, – продолжил он свой короткий рассказ, – она не позволила, – озвучил он причину своей капитуляции и прикрыл веки, вжимаясь спиной в твердую грудь рыжего сильнее, получая в ответ новый поцелуй в висок.
Милкович не помнил, как оказались они в этом заброшенном новострое, он, наверное, не заметил бы даже, если бы Йен перенес их сюда при помощи своей силы. Очнувшись, сидя на какой-то картонке, постеленной на голый бетонный пол, в руках Хранителя, Микки лишь покрутил головой по сторонам, удостоверяясь в знакомости интерьера, и устроился в объятиях удобней, позволяя себе открыться.
– Я знаю, – решил ответить на признание брюнета своим Йен, вспоминая предсмертную агонию на руках Мэнди, благополучно закончившуюся благодаря проявленному к отцу милосердию Микки и его верному выбору.
– Прости, – прошептал Милкович, кусая губы, после непродолжительного анализа произошедшего с ним сделав вывод о крепости их связи, предполагая возможность того, что Хранитель в момент принятия им важнейшего в жизни решения чувствовал то же, что он сам.
Даже не подозревая, насколько он был далек от истины, и как сильно разнились их ощущения.
А Йен не стал его переубеждать.
Оставляя нетронутой тайну смертельной опасности для его собственной души и жизни, рыжий заверил Микки в том, что теперь все в прошлом, и с ними все будет в порядке, возможные протесты Милковича предвосхищая легкими поцелуями в макушку и висок, умоляя брюнета перестать терзаться чувством вины и позволить себе двигаться дальше.
Вместе.
Ведь небольшая плитка, в безопасности и целостности которой Хранитель успел убедиться, как только к нему вернулись силы, и он смог переместиться к себе, постепенно светлеющей своей поверхностью и медленно затягивающимися трещинами позволила надеяться на их совместное «долго и счастливо».
Глубокими шрамами кровавого прошлого больше не угрожая будущему.
Tbc…
Комментарий к 19. Прошлое и будущее
========== 20.1. Время (часть 1) ==========
– Хей, – невесомым поцелуем касаясь волос брюнета, позвал Йен задремавшего в его руках парня, не имея больше сил сопротивляться звеневшему в голове голосу отца, требующему немедленного возвращения Хранителя и срочной аудиенции его у Верховного. – Мик, – повторил он громче, надеясь разбудить Милковича голосом, но, не получив ответа на тихий призыв, чуть двинулся, раскачивая расслабленную фигуру в руках, пока та не издала первый недовольный звук.
– Ммм? – промычал Микки, жмурясь, отказываясь открывать глаза и прощаться с подаренным Хранителем теплом и нежностью, сумевшими очистить голову от свежих воспоминаний и позволившими ненадолго отключиться.
– Мне нужно уходить, – прошептал рыжий в ухо подопечного, целуя его висок и обнимая крепче.
– Нихера, – в противовес словам своего парня устраиваясь в объятьях того удобнее, поджал губы брюнет, хмуря брови, и вновь попытался притвориться спящим, но отец Хранителя был не менее упрям.
– Мик, мне, правда, нужно, – морщась от раздраженной интонации Владыки, увеличившего степень своего воздействия на сознание сына и громкость голоса, проговорил Хранитель, выпрямляя спину и отталкивая тем самым от себя Милковича, вынужденно открывшего глаза и признавшего факт поражения. – Я ненадолго, обещаю, – разворачивая брюнета боком и утыкаясь носом в его щеку, попытался реабилитироваться Йен, царапая его кончик о колючую щетину парня. – Да и тебе домой нужно, Мэнди, наверняка, волнуется, – предположил он, хотя прекрасно знал, что сестра Микки сейчас крепко спит после очередных манипуляций с ее памятью. – Душ, еда… – продолжал Хранитель озвучивать возможные причины к расставанию, закрепляя каждую поцелуем, не встречая привычного сопротивления от Микки, – …сон.
– Когда ты вернешься? – не соглашаясь напрямую, но принимая доводы рыжего, поинтересовался Милкович, поворачиваясь, заглядывая в изумрудные глаза и едва заметно улыбаясь розовым губам.
– Как только освобожусь, – ответил Йен, проводя по спине подопечного ладонью, прощаясь, осторожно наклоняясь к брюнету в желании получить последний на сегодня поцелуй. – Скоро.
И растворился в тумане серебра, едва успев коснуться его губ.
– Агхррр, – прорычал Микки, сжимая кулаки, в очередной раз проклиная способность своего парня к телепортации, и поднялся на ноги, расправляя плечи, намереваясь отправиться домой, смыть кровавые следы встречи с отцом и окончательно оставить свою ненависть в прошлом.
– Мик? – проснувшись от звука падения чего-то на керамическую плитку и подойдя к двери санузла, позвала Мэнди, вслушиваясь в шум воды из крана.
– Бля, прости, я тебя разбудил? – раздалось в ответ из ванной комнаты, прерывая продолжительные чертыхания Милковича, безуспешно сражающегося с пятнами крови на подаренной сестрой толстовке. – Сука, – выругался он, царапая ногтями хлопковую ткань, сменившую привычный серый цвет на грязно-коричневый с оттенком ржавчины.
– Что случилось? – поинтересовалась девушка, нахмурившись, чувствуя в груди неприятный холодок беспокойства и волнения, но никак не сумев вспомнить причин к его появлению.
– Все в порядке, – поспешил отнекаться Микки, заливая остатки крови новой порцией пятновыводителя, уже не рассчитывая на положительный результат.
Но Мэнди не поверила:
– Надеюсь, ты одет, – открывая дверь ванной и заглядывая внутрь, прикрыла рукой глаза брюнетка, желая лично убедиться в словах брата и избавиться от одолевших ее голову сомнений и опасений. – Эй, что произошло? – не получив ожидаемого оговора за несанкционированное проникновение, спросила Милкович, убирая руку от лица и находя взглядом склонившегося над раковиной Микки, застирывающего свою кофту.
– Знакомого старого встретил, епт, – обернувшись на девушку, фыркнул брюнет, не желая посвящать сестру в подробности случившегося, и вернул свое внимание пожелтевшим пятнам.
– Зря ты в горячей воде стираешь, так ничего не получится, – задумавшись на мгновение над ответом брюнета и решив чуть повременить с дальнейшими расспросами, посоветовала Мэнди, подходя ближе к Микки, забирая из рук того толстовку и выворачивая ручку крана влево до упора. – Холодная вода и мыло, – осторожно улыбнулась она, подхватывая с бортика небольшой кусочек обработанного жира, намазывая большие пятна и втирая в ткань пену, надеясь, что с помощью она подоспела вовремя, и предмет одежды им спасти удастся. – Что-то многовато крови для «старого знакомого», – подметила брюнетка, оценив количество рыжего на толстовке, поворачиваясь к брату в требовании правдивого ответа, но Милкович лишь плотнее поджал губы и поспешил отвернуться от испытывающего взгляда голубых глаз. – Нам стоит придумать алиби? – нахмурилась девушка, предполагая очевидное преступление и возможный срок наказания уже судимому парню.
– Все нормально, сказал же, – огрызнулся на слова сестры Микки через плечо, звучно скрипнув зубами, и включил душевую лейку, надеясь шумом воды предотвратить дальнейшие расспросы Мэнди и закончить этот неприятный разговор. – Закрыли тему, – отрезал он, смывая остатки геля для душа и шампуня с бортиков ванны в сток, давая указание, скорее, себе, нежели девушке.
И мысленно перевернул страницу с яркими картинками произошедшего несколькими часами ранее и воспоминаниями тринадцатилетней давности, очищая голову и душу от мельчайших черных шрамов.
– … хоть понимаешь, какой опасности ты себя подверг? – рычал Верховный, сжимая побелевшими от напряжения пальцами каменный борт Чаши, наблюдая за мерцающими на ее поверхности картинками. – Ты мог умереть! – заставляя изображение замереть на месте аккурат на последнем взмахе руки Милковича, сорвался на крик мужчина, поворачиваясь к побледневшему сыну, со слезами в глазах наблюдающему за встречей Микки с отцом.
– Он не сделал бы этого, – прохрипел рыжеволосый Хранитель, вкладывая в ответ всю свою уверенность в подопечном, в голубых глазах того в отражении Чаши, горящих ненавистью и дикой злобой, находя обратное. – Не сделал же, – резко отворачиваясь от причиняющего боль образа, повторил громче Иоанн, взмахом руки вновь приводя картинки в движение, позволяя Френку увидеть опустившуюся руку Микки и появившееся в небесных глазах брюнета раскаяние.
– А если бы…
– Нет, – не дал договорить отцу Хранитель, опуская дрожавшую ладонь на руку Владыки, сжимая пальцами побелевшие костяшки и возвращая взгляд к мерцающему изображению, наблюдая за односторонним диалогом Милковича с Терри и задыхаясь от осознания того, насколько разнились узы связи между двумя парами кровных родственников.
Какими бы ни были его отношения с собственным отцом, и сколько бы между ними ни было ссор и недопонимания, Иоанн не мог себе даже представить дня, когда у него не было бы поддержки родителя, одного из самых ближайших людей в двух мирах, его папы.
И осознание того, что Микки с раннего детства был лишен подобного, и, даже больше, был предан и морально раздавлен родным отцом, разрывало сердце и душу Хранителя на части, вынуждая скинуть маску учтивости и послать к чертям субординацию, резким движением разворачивая Верховного за руку и крепко обнимая того, в складках белоснежной мантии на плече мужчины пряча пару горьких слезинок.
– Ты чё на работу не идешь сегодня? – нахмурился Милкович, сверяясь с часами мобильного и отмечая довольно разобранное состояние Мэнди, протирающей домашние шорты на диване за просмотром какого-то сериала по ТВ.
– Не-а, – мотнула головой девушка, закидывая в рот очередное вывернутое наизнанку зернышко кукурузы и улыбаясь чему-то на экране телевизора. – Шон дополнительный выходной отписал за переработки, – пояснила брюнетка и вновь сосредоточилась на мелькающих ярких картинках с намеком на сюжет.
– Ага, – не сумев скрыть разочарования в ответе, выдохнул Микки, разворачиваясь на пятках и направляясь на кухню, чтобы в компании подпаленной сигареты и бутылки пива придумать возможные варианты путей к необходимому для встречи с Хранителем уединению.
– А что? Ебырь твой придет, что ли? – послышался голос сестры из соседней комнаты с заметным смешком, рождая на лице брюнета пару морщин недовольства, а в голове несколько хлестких ответов. – Ну, хоть познако…
– Никто не придет, – собирая в кулак всю свою выдержку и крупицы воспитания, сдержавшись от оскорблений лишь из-за любви и преданности болтливой девчонке, ставшей ему сестрой, прокричал Милкович, прикуривая. – Я просто спросил, – соврал он, переводя взгляд за окно, на неожиданно чистое вечернее небо, сосредотачивая внимание на единственном крохотном облаке почти у горизонта и признавая факт увеличения времени разлуки с рыжим. – Не придет, – выдохнул Микки, на секунду задумавшись о целесообразности ночной прогулки, но решил испытать свою выдержку и провести хотя бы одну ночь без горячих рук Йена на своей коже и ярких зеленых глаз, мешающих уснуть до самого утра.
Докурив и задавив бычок в пепельнице, Милкович поднялся со стула, в последний раз оглянувшись на темнеющее за окном небо, мысленно желая Хранителю спокойной ночи, и направился обратно в комнату, присоединяясь к сестре на диване, допивать свое пиво и засыпать на остром плече Мэнди, так не похожем на ставшее любимой подушкой плечо его рыжего парня.
– Как тебе это удалось? – продолжительный разговор с Владыкой возобновился после недолгого мгновения близости, возвращая в Зал чины и титулы, призывая молодого Хранителя к честному ответу.
– Я не знаю, – пожал плечами Иоанн, прижимая к груди ладонь, от пронизывающего насквозь взгляда серых глаз отца пытаясь спрятать согревающий нутро под слоем серой ткани невидимый след на ребрах.
– На моем веку никогда не происходило подобного, – поделился своими мыслями Френк, разворачиваясь обратно к Чаше в желании лично проследить за процессом возникновения необычной связи сына с его подопечным.
– Что ты..? – хотел было поинтересоваться о намерениях отца Йен, но появившиеся на поверхности картинки ответили за Владыку, окрашивая щеки Хранителя в ярко-розовый и заставляя подавиться воздухом. – Нет, пожалуйста, – простонал он, стирая изображение с водной глади взмахом руки и закрывая собой Чашу. – Это личное, – попытался отстоять интимность момента близости молодой человек, усиленно мотая головой и отчаянно сопротивляясь появлению ненужного свидетеля одного из самых прекрасных моментов в своей жизни.
– Нам нужно понять, как возникла эта связь, – оспорил его действия и желания приказом Владыка, строгостью голоса и непоколебимостью взгляда давая понять отпрыску, что ему придется уступить, – чтобы разорвать ее, – открыл он все карты, в ответ получая искру боли и обреченности, обжегшую изумрудную радужку глаз рыжего парня.
– Что значит «разорвать»? – нахмурился Хранитель, напрягаясь и расправляя плечи, принимая защитную позу.
– Мы не можем рисковать твоей жизнью, сын, – произнесенные слова отразились от стен, опадая на голову Йена, покрывая макушку сотней крошечных шишек, пока на гладкой полупрозрачной поверхности Верховный вновь воссоздавал картинки первой близости Йена, спаявшей воедино два тела и две души. – Ты должен избавиться от этой свя…
– Нет! – периферийным зрением зацепившись за плавные движения рук, исследующих покрытую потом и серебром кожу, воскликнул Хранитель, подаваясь вбок и резким движением переворачивая Чашу, содержимое ее заставляя растечься по полу тонким слоем мутной воды.
– Ты что творишь? – хватая сына за локоть и дергая на себя, прогремел Владыка, собирая взглядом учиненный Хранителем беспорядок, второй рукой цепляясь за плечо сына и заставляя того развернуться к себе лицом.
– Это личное, – прорычал Йен сквозь зубы, мысленно обещая себе высушить каждую Чашу во владениях отца, если тот продолжит настаивать на своем, но неожиданно всплывшие в рыжей голове слова позволили обойтись малой кровью. – «Наблюдение за подопечным осуществляется без его согласия, но должно быть немедленно прекращено, если объект опеки переходит границу откровенности или осуществляет любое действие из нижеперечисленных…» – озвучил Хранитель строки непреложных правил и, тяжело сглотнув, нашел в себе смелость для признания. – Мы занимались любовью, отец, – прохрипел он на остатках воздуха, крепче сжимая кулаки и зубы. – Связь появилась, когда мы… – замолк он на полуслове и отвернулся от распахнувшихся в ответ на откровение серых глаз.
Ослабляя хват рук и отпуская дрожавшее тело, Френк молчаливо кивнул на признание сына, принимая его в качестве альтернативы личного ознакомления, мысленно выстраивая логическую цепочку событий, приведших к возникновению необычной связи, соединившей собой две души.
– Я люблю его, – прошептал Йен, не поворачиваясь к отцу, пожалуй, впервые проговаривая давно уже понятые и принятые чувства перед самим собой.
– Видимо, и он тебя тоже, – так же тихо ответил Верховный, смыкая последнее колечко связавшей двух молодых людей крепкой цепи, отвечая на интересующий его вопрос и тут же задаваясь новым.
В следующее мгновение озвученным Йеном:
– И как, по-твоему, я должен от этого «избавиться»?
***
Телефон продолжал разрываться от звонков и сообщений Игги, удивленного твердым отказом Микки от предложения Терри, но Милкович настойчивые попытки приятеля связаться со своим несостоявшимся подельником упорно игнорировал.
Все мысли брюнета занимал его неземной парень, так и не вышедший на связь, не появившийся в стенах пустующей квартиры или где-то на пути следования Микки по маршруту работа-дом, расчетную ночь разлуки увеличивая втрое, в груди Милковича рождая неприятного рода чувство приближения чего-то неотвратимо плохого.
Вспоминая тяжелый разговор, состоявшийся в заброшенном новострое несколько недель назад, брюнет цеплялся за данное Йеном обещание, надеясь на то, что задержка Хранителя вызвана исключительно рабочими моментами, и в скором времени он увидит знакомые клубы серебристого тумана, обещающего новую встречу.
Но по прошествии четвертых суток готов был сам отправиться на чертово облако и притащить своего парня на землю за его рыжие волосы.
– Эй, – открывая входную дверь ключом и заглядывая в пустующую квартиру, позвал Микки, особо не рассчитывая на возможный ответ и встречая ожидаемую тишину, под тихий скрип зубов заходя в дом и разуваясь.
Проглотив оставленный Мэнди ужин, не чувствуя вкуса и даже не заметив факта своей забывчивости, оставившего его холодным, Милкович принял душ и устроился за кухонным столом, остатки вечера намереваясь провести за привычным ему в последние дни занятием – уничтожением очередной пачки сигарет и рассматриванием серых облаков, затягивающих осеннее небо, в попытке угадать, на каком из них сейчас находится его парень.
Микки не мог знать об окончании разговора Йена с отцом, не предполагал наличие десятка озвученных вопросов одним и другим, безапелляционных доводов Френка, призывающего сына к разрыву возникшей связи, пока не стало слишком поздно, и отказе Хранителя выполнить приказ. Он не слышал наполнивших Зал аудиенции криков и не видел блеснувших в уголках глаз рыжего соленых капель, когда отец озвучил самый весомый свой аргумент.
Время.
Комментарий к 20.1. Время (часть 1)
Вторая часть главы будет завтра (надеюсь)
Простите, если получается рвано и бессвязно,
в голове лишь яркие вспышки и сменяющие друг друга картинки…
Надеюсь, Вы в них не потеряетесь =]
========== 20.2. Время (часть 2) ==========
Неделю спустя
Хранитель не появлялся и не выходил на связь, игнорируя призывы своего подопечного, выдохнутые шепотом в ночное небо через раскрытое настежь окно или выдавленные в подушку отчаянным стоном чуть позже.
А Милкович ждал.
Старательно выискивая возможные причины к задержке Йена наверху, брюнет продолжал просиживать часы и вечера за кухонным столом, пересчитывая звезды в ясную погоду или количество завихрений облаков, когда над Чикаго сгущалось ненастье, выкуривая пачку за пачкой и опустошая дверцу холодильника от рядом стоявших в ней бутылок Йегера.
Отправляясь в неприятно холодившую кожу пустую кровать лишь под утро, чувствуя едкую горечь жженого табака на языке и ощутимую тяжесть в желудке от поглощенной хмельной жидкости, Микки заверял себя в том, что завтра, уже завтра, рыжий обязательно появится, но и следующий вечер не радовал парня желанной встречей.
Масло в огонь, сжирающий внутренности Милковича продолжительной разлукой с любимым человеком, подливала Мэнди, не раз подкалывающая брата на предмет отсутствия его настроения, вызванного, по мнению девушки, исключительно отсутствием регулярного секса и неожиданной пропажей его тайного любовника, зажатое в тиски отчаяния и одиночества сердце брюнета заставляя чуть ли не остановиться от мысли, что Йен и вовсе может больше никогда не вернуться.
Хранитель исполнил свое предназначение, и необходимости во встречах больше не было.
Подобные мысли все чаще посещали воспаленное сознание Микки, рождая крупные мурашки липкого холода на теле и заметную дрожь рук, едва ли способных чиркнуть колесиком зажигалки с первого раза. Тупая боль в груди мешала дышать и нормально функционировать, выкручивая серебряные крылья души Йена, запертой в клетке ребер смертного, не позволяя яркому теплу и свету чистой энергии достучаться до Милковича.
«Он вернется».
Вера в реальную возможность появления рыжего в тихой пустой квартире постепенно сходила на нет, уменьшая количество проведенного перед окном времени и тихих призывов Хранителя, к вечеру пятницы и вовсе доходя до отметки «ноль», возвращающегося домой с работы Микки вынуждая пройти мимо двери своего подъезда, следуя по только одному ему известному маршруту.
