Текст книги "Наследство Осириса (СИ)"
Автор книги: Течение западных ветров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Нет, не один. Только я не догадалась сделать снимки всей Машины, мне было немного не до того, а теперь ее спрятали далеко на складе, куда у меня нет подходящего уровня доступа. Погоди, я видела еще похожую надпись, сейчас найду…
Следующий снимок представлял собой обрывок пергамента с похожими иероглифами. Это был еще один результат научных изысканий Найка, несостоявшегося Алисиного соученика.
– Человек, у которого я взяла пергамент, нашел его вместе с чертежом жертвенника. Вдруг это что-то значит?
Имхотеп смотрел на надпись, шевеля губами.
– Аккадский, но исковерканный, – сказал он. – Это заклятье, в которые вы теперь не верите, или нет, это предостережение.
– Переведи.
– Записывай. Оно звучит, как песня. На вашем языке это будет примерно так.
Когда падет ночная тьма,
Сойдутся знаки в письмена,
И у безумья на краю
Три взгляда встретят смерть свою,
Беги скорее прочь – беда!
Исчезнет разум навсегда,
Клыки во мраке заблестят
И пальцы когти отрастят,
И кровь польется из-под век,
И зверем станет человек.
Тогда сумеет злобы нить
Троих в ночи объединить,
Но коль не хватит одного,
Тогда не будет ничего.
Алиса поежилась. Низкий выразительный голос жреца придавал нелепому стишку поистине жуткое звучание.
– Предостережение?
– Это значит, что проклясть можно троих, но если их будет меньше, колдовство не подействует, – Имхотеп с укоризненным видом поднял с пола свою книгу и снова сел за чтение, показывая, что разговор окончен.
Функция ввода текста на браслете у Алисы некстати разладилась, она остановилась на лестнице отеля и записала стишок на листке блокнота, который чудом завалялся в сумке. Потом позвонила Рогову:
– Сергей, послушайте. Я приму участие в той экспедиции при одном условии. Вы включите в группу одного моего знакомого. Так вышло, что сейчас документов у него нет, но это…
– Алиса, постой, ты в экспедиции – это замечательно, но кто этот знакомый? В качестве кого ты его рекомендуешь? И почему без документов?
– Это редкий специалист по паранормальным явлениям. У него и персонкарты нет, но я беру его на поруки.
– Персонкарту потерять – это надо уметь, как он ухитрился?
– Сергей, ну пожалуйста… Он еще и египтолог!
– Там есть египтолог.
– Будет второй. Одна голова хорошо, а две лучше, две руки хорошо, а шесть лучше, как говорят на Фиксе. Да, а что там забыл тот египтолог?
– Да вроде нашли строение, похожее на пирамиду.
– Тогда никаких возражений! Там нужен еще один специалист.
– Я постараюсь, но обещать… – начал Рогов, но Алиса уже благодарила его, не слушая ответа.
* Звезда Сириус действительно еще недавно выглядела с Земли красной.
========== Ученого не поучай варить зеленый молочай ==========
– Это похоже на Дуат, – сказал Имхотеп, глядя на транспортную платформу через перила.
Там носились погрузочные автоматы. Неподготовленному наблюдателю казалось чудом, что они ухитрялись не сталкиваться друг с другом. Роботы скользили, толкая перед собой тележки, по конвейерным лентам ехали ящики поменьше. Иногда они были готовы вот-вот врезаться друг в друга, но тут уровни транспортеров регулировались автоматикой, и грузовые ленты поднимались или опускались, чуть-чуть меняя направление. Открывались и захлопывались люки и перегородки, тележки исчезали за ними, чтобы через секунду появиться пустыми и готовыми к новым подвигам. Прямо в воздухе горели предупредительные надписи на нескольких языках (хотя, если бы кому пришла в голову фантазия прогуляться на платформе, его бы вежливо, но твердо выпроводили оттуда дежурные автоматы). Все это сопровождалось гудением двигателей, и, возможно, в самом деле напоминало преддверие Страшного суда.
Алиса тоже поглядела сверху на погрузочную площадку.
– На Дуат, мир мертвых? Мне кажется, что наш космопорт больше похож на муравейник. Дуат это покой, неподвижность, скорбь…
– Дуат это путь, полный препятствий, в конце же его человека ожидает судилище. А теперь представь, сколько душ проходят его ежеминутно. И сколько томятся в ожидании суда Осириса, припоминая все свои земные прегрешения.
– Ну если только поэтому. Кстати, вон у того терминала толпа, уж не наша ли это Эннеада? То есть, не наши ли попутчики?
Египтолога звали Олаф, а фамилия у него была распространенная (для скандинава) и труднопроизносимая (для остальных). Так что Алиса, как и прочие члены экспедиции, звала ученого просто по имени, несмотря на то, что ему было под семьдесят.
Она не могла отделаться от ощущения, что при выборе специализации Олаф предпочел наименее подходящую к его внешности. В юности он, наверное, выглядел настоящим викингом – широкоплечий, светловолосый скандинав с широким улыбчивым лицом и глазами, синими, как северные озера. Такой норманн хорошо бы смотрелся в доспехах и на драккаре под хлопающими на ветру парусами.
Но сейчас Олаф выглядел не как капитан, а как немолодой кок на том самом драккаре. Если раньше Алиса как-то не задумывалась, готовили ли викинги пищу во время плаваний, то теперь не сомневалась – готовили. И поваром на каждом корабле был вот такой располневший, слегка ссутулившийся, но еще представительный человек с белым венчиком волос вокруг лысины.
Олаф был приятным в общении собеседником и энтузиастом своего дела – последнее качество, безусловно, полезное и нужное, но не в чрезмерных дозах. Узнав, что в экспедиции присутствует его коллега, египтолог был в полном восторге и рвался побеседовать с понимающим человеком. Алиса вежливо пыталась пресечь эти попытки, подозревая, что Имхотепу они не понравятся.
Подозрения оказались более чем справедливы. Жрец, смотревший на попутчиков с изрядной долей классовой спеси, без всякого энтузиазма отнесся к панибратству ученого. На все его вопросы он отвечал односложно, долгие рассуждения выслушивал молча, только желваки ходили под смуглой кожей.
Олаф этого не замечал или же блестяще разыгрывал непонимание. Узнав, что собрат по научной деятельности впервые летит на корабле подобного типа, вызвался провести для него экскурсию.
Алиса ходила за гидом-добровольцем и единственным экскурсантом по всему лайнеру. Но острые углы сглаживать в тот раз не понадобилось – египтянин был настроен получить информацию о корабле хоть от самого низкородного служителя, так что внимательно слушал. Задал он за все время только один вопрос:
– Так значит, возничего не сможет заменить никто из пассажиров?
– Возничего? – опешил Олаф.
– Назвал бы уж – кормчий, – вмешалась Алиса. – Разве ты на корабле никогда не плавал?
Имхотеп, не поглядев в ее сторону, сухо обронил:
– Не пришлось.
– А зачем пассажирам заменять капитана? – не понял египтолог.
– Затем, что в сражении иногда ранят того, кто управляет колесницей.
– О друг мой, как же вы углубились в науку! – всплеснул руками египтолог. – Вы просто мыслите критериями того времени!
– А давайте мобильную обсерваторию посмотрим? – предложила Алиса. – Она редкая. По-моему, с таким оборудованием на борту я еще не летала.
Звездный пес вечно мчался за охотником по Млечному пути. Пес вынюхивал добычу, оборачивался к хозяину и лаял, встряхивая ушами. Его шерсть стелилась в пространстве облаками межзвездного газа. Его глаза горели светом далеких могучих светил. Каждый его скачок покрывал тысячи парсеков, и если бы Пес ввязался в битву с предвестником Рагнарека Гармом, неизвестно, кто бы вышел победителем.
Сейчас на экране цифрового телескопа Пес превратился в россыпь звезд, близких и не очень. В одной из его лап сиял голубой гигант, второе солнце Эвридики.
– Адара А, воистину красавица. Эвридика вращается вокруг ее спутника, Адары Б, но главная звезда на ней видна кружком, – благоговейно произнес Олаф. – Величественная картина, верно? Недаром объекты нашего изучения поклонялись Сириусу.
Имхотеп отстранился от экрана.
– Звезда Исиды, матери богов, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Она была главной на заре человечества, но потом ее заменила пришедшая из пустыни Сопдет.
– Как поэтично, – согласился Олаф. – Адара и вправду когда-то была много ближе к нам и заслуживала такого названия, только цивилизации тогда не было… а вы по какому периоду в истории Египта специализируетесь, все забываю спросить?
– По Древнему царству, – буркнул в ответ Имхотеп. С подсказки Алисы он прочитал достаточно литературы о временах начала пирамид, чтобы выглядеть эрудитом.
– А-а, ну что же, золотой век и все такое… А я вот больше по переходным периодам, потому что история великих цивилизаций играет новыми нюансами именно в годы упадка и бедствий, а так же…
Алиса, не дослушав конец философской речи, потихоньку выскользнула из обсерватории. Нет уж, пусть египтянин сам отдувается и слушает ученого, способного переболтать даже птицу говорун. Это вполне умеренная плата за освобождение из векового заточения. А она хоть на письма ответит и заодно пошлет запрос на Пенелопу – как там школьные экскурсии.
Она успела черкнуть пару дежурных строчек Крому и Рогову, и только начала читать весточку от отца, когда снаружи послышались гневные голоса. Алиса прислушалась и поняла, что письмам придется подождать. Грозный египетский жрец не мог больше терпеть бесцеремонного иноземца.
– Что у вас случилось? – спросила она, высовываясь в коридор.
– Ничего, – Имхотеп выглядел, как Монту, намеревающийся истребить людской род. Бедняга египтолог, наверняка уже проклявший тот час, когда вызвался провести экскурсию для собрата-ученого, тоже весь кипел от негодования.
– Алиса… простите, отчество забыл… ваш товарищ ни с того ни с сего срывается на совершенно недопустимые выражения…
– Можно без отчества, – начала Алиса, гадая, какие бы это могли быть недопустимые выражения.
– Ни с того ни с сего? – прошипел жрец и добавил на древнеегипетском: – Разные низкородные псы будут рассуждать о том, что землю Та-Кемет завоевали грязные пришельцы, и что это правильно!
– Исторически правильно! – возмущенно уточнил Олаф. – И не думайте, что я не понимаю этот язык, я в Древний Египет на экскурсии ездил, когда вы еще под стол пешком ходили.
– Погодите, “низкородный пес” не так уж и ужасно, он может и хуже выражаться, – вмешалась Алиса, уже в конце фразы понимая, что говорит не то. Олаф тоже не посчитал ее слова достойным аргументом:
– Да куда уж хуже! Он кем себя вообразил?
Жрец, бешено сверкая белками глаз, быстро выпалил какое-то древнеегипетское проклятье, помянув Анубиса, мучительное посмертие в Аменти, опять низкородных псов и грязных чешуйчатых крокодилов.
На шум из своих кают начали выглядывать прочие участники экспедиции, кто-то, пожав плечами, скрывался за дверью, чтобы не мешать знатокам общаться на интересующую их тему, пусть и слишком эмоционально, но остальные пытались спорщиков помирить. Это не прибавило ни покоя, ни тишины.
– Болван и недоучка! – вопил возмущенный Олаф. – Зациклился на одной эпохе и вовсе не думает, что…
Ответом было какое-то еще более замысловатое ругательство. Под общий шум в коридоре совершенно незаметно, будто он был там с самого начала, возник подросток с взлохмаченными каштановыми волосами. Он с интересом выслушал несколько реплик, затем встал между спорщиками и громко сказал:
– Хорошо ругаетесь, но неспортивно! Не так надо.
– Пашка, – возмутилась Алиса, – ты же должен быть на Пенелопе!
– Так вот, – продолжал Пашка прежним голосом, – сейчас надо ругаться по браслету – кто быстрей сообщение набирает, у кого оскорбительней получается, – и, не меняя тона, добавил: – Алиса, я могу все объяснить.
Со стороны центральной палубы вышел Гордон, руководитель экспедиции, и остановился в изумлении, пытаясь понять, из-за чего разыгрался небольшой скандал.
– Значит, – весело объяснял Пашка, – берем браслеты, обмениваемся номерами, подключаем остальных как зрителей… ах, да, у тебя нет браслета, Имхи? Упущение, ну ничего, на корабельной вахте должны быть болванки.
– Да я не собираюсь ни с кем обмениваться номерами, тем более, с монархистами, – последнее слово Олаф выговорил с таким видом, будто это было ужасное оскорбление.
Жрец тем временем хотя бы внешне успокоился и стоял молча, с каменным выражением лица, презрительно сжав губы.
– Паша, – Алиса возвысила голос: – я еще раз спрашиваю, что ты делаешь на этом лайнере?
– Так это ваш мальчик? – вмешался Гордон, который понимал, что взрослые между собой разберутся, а дети в экспедиции, да еще посторонние, это лишняя ответственность и головная боль.
– Не, я сам по себе мальчик, свой собственный, – бодро ответил Пашка. – Алис, не дуйся, я поменял экскурсию, вот и все. Ну что мне делать на Пенелопе, лепить куличики? Это планета для малышей.
– Как ты ухитрился ее поменять? Договорился со школьным руководителем? Ты понимаешь, что ты человека подвел?
– Никого я не подводил, – обиделся Пашка. – Поменял сам, через роботизированную систему министерства туризма. Что для запроса требуется, помнишь? Правильно, персонкарта. А там указан год рождения.
– А!
– Бэ. По документам все совершенно правильно и законно, я лечу на Эвридику туристом, маршрут выбираю сам. Ну а школьному руководителю, я думаю, не впервой. Алис, не делай страшные глаза, Стас в психушке, а Эвридика вообще теперь для меня самое безопасное место, молния-то два раза в одну воронку не бьет… Ну?
Жрец, воспользовавшись, что на него никто не смотрит, ушел в свою каюту.
========== Раскаленное солнце тревог ==========
Гордон сидя за столиком в узкой каюте, перелистывал резюме участников экспедиции. Алиса расположилась напротив на диванчике, мягком, удобном, располагающем к тому, чтобы вытянуться на нем и подремать. Но дремать в присутствии вызвавшего ее “на ковер” руководителя, было, конечно, не самой удачной идеей.
– Вашу характеристику составлял инспектор Рогов? – спросил Гордон, не отрываясь от просмотра бумаг. Алиса терпеливо вздохнула:
– Алекс, ну там же стоит подпись.
– Я просто спрашиваю, сам он составлял или с чьих-то слов. Впрочем, вижу – сам. У вас, оказывается, богатый опыт экспедиций… Вы с нами надолго?
– Планировала до середины августа, но теперь думаю улететь в конце июня. Потом у меня начинается университет.
– Какой?
– Да факультет биологии, скорее всего. Науки, любимой с детства, – сказала Алиса беспечным тоном.
– А я сделал вывод, что вы собирались в Академию Патруля, – как бы про себя пробормотал Гордон. Алиса пожала плечами:
– Я не исключаю такого, но вряд ли.
– Почему же? Похоже, вы любите приключения.
– Это они меня любят и находят, – парировала Алиса.
– Похоже, они знают, кого находить. У вас талант их разруливать. Вы правда не хотите сделать ваше хобби профессией?
– А у вас есть хобби? – спросила Алиса.
– Ну конечно, и не одно. А что? Например, стандартное мужское – рыбалка, в детстве марки космические собирал…
– Рыбалка, – у Алисы в глазах сверкнул недобрый огонек. – Тогда хотите по восемь месяцев в году рыбачить на плавбазе где-нибудь в море Лаптевых, по восемнадцать часов в день, выходных нет, в порты не заходим, норма вылова – три тонны рыбы в сутки независимо от погодных условий, если попадется полярная акула – вытягивать исключительно вручную, свалитесь в воду – ваши проблемы. И так на всю жизнь.
Гордон расхохотался:
– Мрачные у вас шутки! Надеюсь, вы не всерьез это предлагаете. Неужели работа в Патруле так выглядит со стороны?
– Ну почему же не всерьез, я биолог, и за хобби в виде рыбалки именно так бы и наказывала… А работа Патрульных, увы, достаточно трудна и неинтересна, документов они заполняют много больше, чем разгадывают загадок, они постоянно один на один с опасностью, в случае, когда им подворачивается что-то стоящее и необычное, им частенько поступает приказ все бросить и забыть, и бросаться на новое невыполнимое задание. Неудивительно, что им трудно контактировать с гражданскими. У них преобладают профессиональные интересы, даже в собственной семье они не всегда могут расслабиться и быть собой. Я себе подобной судьбы не хочу.
– Ну хорошо, – Гордон отложил резюме Алисы в сторону и взял другое, совсем тоненькое, состоящее из пары листков. – А вот этот молодой человек, которого Рогов называет Ардет Бей… Он египтолог, ну а еще он кто?
– Египтолог, – сказала Алиса без всякого выражения. – Египтолог, египтолог и еще раз египтолог. Специалист по древним цивилизациям, разбирающийся в паранормальных явлениях. Думаю, Рогов, и не только он, беспокоится, что экспедиция наткнется именно на что-то паранормальное и в итоге окажется беззащитной перед этим. Такой человек может быть полезен – он хотя бы скажет, чего следует остерегаться. Вы руководитель, Алекс, не будете же вы меня уверять, что инспектор не поделился с вами этими соображениями?
– Нет, вы абсолютно правы, тем паче, что наследство машинопоклонников именно необъяснимо с точки зрения традиционной науки. Но ваш товарищ, извините, тоже не вполне… У него диплом есть?
– Для тех мест, где он родился, у него прекрасное образование.
– По-русски он говорит хорошо, а вот по-английски я с ним попробовал беседовать – он меня не понял, так мало того, еще и посмотрел как на грязь под ногами.
– Ой, английский – это мое упущение. Выучит.
– Понимаете, шут бы с ним, со скандалом с Финнбогассеном, хотя мне и странно, что можно переругаться из-за давних исторических событий. Но вы же сами знаете, экспедиция на Эвридике это небольшая группа людей в замкнутом пространстве. Сообщение с Большим Космосом нерегулярное, корабли прилетают не каждый день и даже не каждую неделю, мгновенно вызвать помощь или улететь по желанию левой пятки на рейсовом лайнере невозможно. К тому же это работа, и люди должны заниматься общим делом, а не дуться друг на друга из-за давно почивших фараонов. Если же возникнет опасная ситуация, – Гордон поднял палец вверх: – опять же, члены экспедиции должны иметь право рассчитывать на помощь от товарищей, а не ждать ножа в спину, фигурально выражаясь… Понимаете? Мы все тут разные и это замечательно, но вот я знаю, что вы меня не столкнете с местной секвойи за мою любовь к рыбалке. А про вашего товарища я не знаю ничего. Помню, что вакцинацию нам с ним делали одновременно, и он так шарахнулся от иглы, будто его пытать собирались, что ли. Мне это странно.
– Прививка от эври-менингита, так? От здешних бактерий, вызывающих помрачение рассудка? – Алиса положила ладонь на висок. – И прививку делают вот сюда, в вену.
– Неприятно, но к мозгу ближе. А что?
– Ничего, – Алиса отвела взгляд. Бедняга Имхотеп, казнили его наверняка не самым гуманным способом, если даже глазных яблок при воскрешении у него не было. Ничего удивительного, если он инстинктивно задергался при виде медицинских инструментов. – Но потом же прививку ему сделали?
– Сделали без проблем, но если ученый боится такого пустяка, то лучше ему не летать в экспедиции на опасные планеты.
– Давайте так, Алекс. Ардет принимает участие в раскопках и прочем только вместе со мной, я прослежу, чтобы он не вонзил никому нож в спину и не подставил подножку. В августе я вернусь на Землю, ну и он вместе со мной.
– А этот юноша, Павел Гераскин? Экскурсант-любитель?
– Этот юноша тоже полетит на Эвридику, просто потому, что если вы его отправите назад одного, он просочится назад через дыру в обшивке.
– В обшивке нету дыр! – не понял шутки Гордон.
– Он найдет. Я свяжусь с Роговым и предупрежу, что покину экспедицию раньше. Надеюсь, от меня Гераскин не сбежит.
– А если сбежит?
– Но ведь за него тогда буду отвечать я, не так ли?
Руководитель замялся, прежде, чем ответить.
– Получается, вы летите не работать, а конвоировать. Неужели вас это устраивает?
– Ничего, совместим.
– Ну я тоже надеюсь, что совместите, со своей стороны обещаю… Короче, этот вопрос улажен.
– Вполне, – Алиса поднялась. – Пойду улаживать другие организационные вопросы.
– Павел Николаевич, откройте дверь.
– Не-а.
– Пашка, открой, не будь ребенком.
– Это запрещенный прием.
– Кто бы говорил. Что такого интересного ты забыл на Эвридике?
– Ну ты же туда летишь – значит, там есть интересное.
– Да, только хищников не обязательно изучать из их пасти.
– Алис, для меня там сейчас самое безопасное место – раз. Стас заперт, от механизмов мы все уже знаем, чего ожидать. К тому же планета покинута тысячи лет назад, какие там могли остаться механизмы? Так, ржавая пыль. Два – ты не думала, что у меня может быть психотравма, и, чтобы преодолеть ее, мне нужно побывать на том же месте…
– Послушай, Фрейд-теоретик, у тебя не бывает психотравм. У тебя жизненный опыт каждый день с нуля.
– Алис, ну что мне там грозит? Да и тебе тоже? Едем с опытными археологами, в этот раз мы уже стреляные воробьи и не будем от них отделяться. Кого мы можем там встретить, кроме другой экспедиции?
– Я знаю, что переубеждать тебя бесполезно, так что даже энергию на это тратить не буду. Учти только одно – Эвридика не медвежий угол, она подключена к Галактонету и я лично буду засаживать тебя за обучающие программы.
– Заметано.
– Адара близко.
Молчание.
– И Эвридика близко. Красивая.
Молчание.
– Между прочим, там восемь времен года, как обычно на планетах у кратных звезд. Две весны, например. Если бы у нас так было, Нил бы разливался несколько раз в году.
Нет ответа.
– История это то, что произошло, понимаешь? Это не поправишь. У Египта, как у любой страны, были и падения, и взлеты. И он всегда будет для нас великим государством, одной из первых цивилизаций. И мы всегда будем им восхищаться.
Пискнул открывающийся электронный замок, Имхотеп высунулся из своей каюты, и, яростно сверкая глазами, сообщил:
– Не верю, потому что этот человек оправдывает завоевание Египта какими-то северными бродягами.
– Ну Имхи! Ты поставь себя на его место. Он историк, изучает древние государства, для него и Рим, и Египет, и Эллада – великие страны. Он не может отдавать предпочтение чему-то одному, он же вообще не оттуда родом.
– Эллины – небритые неграмотные вечно пьяные мореходы, а Рим это где Сиракузы, так? Тот остров и вовсе населен чумазыми козопасами.
– Историки с тобой не согласятся.
– Я не ваш историк.
– Ну просто не стал бы с ним спорить, а промолчал, проявил уважение к возрасту. Олаф вдвое старше тебя, если не больше.
– Между прочим, это я старше на три тысячелетия.
Алиса рассмеялась. Жрец попробовал сохранить свирепое выражение лица, но уголки губ предательски растягивались в улыбке.
– Где твоя земля с двумя веснами? – спросил он прежним недовольным тоном.
– Через двенадцать часов прилетим и будет высадка.
– Вот через двенадцать часов и позовешь.
У Эвридики не было четко выраженных климатических зон, не было полярных шапок, не было огромных океанов, как на Земле. Планета напоминала клубок толстых разноцветных причудливо переплетенных нитей. Растрепанные белые – облака, зеленые – водные бассейны, повсеместно заросшие водорослями, желтые – выжженное разнотравье степей, бурые всех оттенков – исполинские леса, круглый год яростно тянущиеся к солнцу.
Имхотеп долго рассматривал ее изображение, обходил вокруг, останавливался, склонив голову и будто прислушиваясь к своим мыслям.
– Здесь есть люди? – спросил он.
– Экспедиция, и не только наша. Есть, конечно.
– Нет. Здесь должны быть местные жители.
– Считается, что они покинули планету очень давно, – Алиса пожала плечами. – Никакой разумной жизни тут не нашли, только животных, от которых небиологи шарахаются, уж больно экзотично те выглядят и ведут себя. Ты их ловишь для зоопарка, а они в это время ловят тебя на обед. К счастью, там, где расположен наш лагерь, животных мало. Но справедливости ради уточню, что планету целиком так и не исследовали.
– Здесь есть местные, – упрямо повторил Имхотеп.
– Как ты определил?
– Ну а ты, когда входишь в здание, можешь отличить жилое от пустого?
– Конечно, но это же совсем другое! Если дом приготовлен к сносу…
– Это то же самое, – отрезал жрец. Больше разговор на тему населенности планеты он не поддерживал, только раз сухо обронив, что, если она не понимает, то и говорить об этом незачем.
– А жертвенники? Есть там что-то необычное?
– Пока еще рано судить. Надо увидеть их вблизи.
– Ну, увидим или нет, не скажу, сначала надо их найти. Скоро посадка на катер.
Долгий день только-только перевалил за первый полдень. Маленькое белое близкое солнце раскалило воздух. А внизу гудел исполинский тропический лес. Алисе показалось, что деревья похожи на толпу людей – огромное скопище народа, собравшееся здесь случайно. Если прикрыть глаза, шорох джунглей напоминал шум людского собрания. Ей будто даже слышались отдельные возгласы. А вдруг Имхотеп был прав и это действительно такие растительные разумные существа? Вдруг они гудят, приветствуя их, или же наоборот требуют убраться? Идея дикая, но ведь никто не задумывался над ней по-настоящему!
Алиса тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение, и проверила надежность дыхательной маски, заодно оглянувшись на Пашку. Все, как раньше – веселый, бойкий, самоуверенный подросток. Маску не забыл надеть, и на том спасибо. А вот и уроженец Древней Африки, даже в герметичном костюме и защитной маске не растерявший своего величия. Имхотеп держался так, будто вот-вот начнется богослужение, на котором он будет играть главную роль. С Олафом и остальными попутчиками в последние часы путешествия он не общался.
На этот раз лагерь на большой площадке был виден издалека. Археологи один за другим выбрались из катера на посадочную платформу, следом выгрузили багаж. Гордон сообщил что-то по внутренней связи пилоту, только после этого летательный аппарат начал подниматься ввысь. Алиса вздохнула с облегчением. Пока что никаких опасностей и неожиданностей не было.
Руководитель первым перешел широкий перекидной мост, крепящийся несколькими мощными стальными тросами к ветвям древесных гигантов. За Гордоном последовали еще несколько археологов, потом к мосткам уверенным шагом человека, привыкшего, что перед ним все расступаются, направился египетский жрец. Олаф, оказавшийся рядом волею судьбы, отстранился назад – все же он обиделся, и это чувствовалось.
Дальше Алисе показалось, что она видит дурной сон. Жрец шагнул с площадки на мостки. Практически одновременно с этим мгновенно лопнули два толстых стальных каната, удерживающих мостик над пропастью вековечных ветвей. Имхотеп шарахнулся было назад, но ноги его соскользнули и он рухнул с площадки вниз.
В старой Мумии 1932 года воскресший Имхотеп называл себя Ардет Бей. В римейке Ардет другой человек.
Пусть будет отсылка к старому фильму, Борис Карлофф тоже мужчина видный)))))
Комментарий к Раскаленное солнце тревог
За описание рыбалки на Крайнем Севере в качестве переходящего в работу хобби чувствительное спасибо Правой ноге с Откровений.
========== Под небом голубым есть город золотой ==========
Комментарий к Под небом голубым есть город золотой
Я надеялась выложить сразу две главы, но, как обычно, все это занимает больше времени. Сопли постараюсь побыстрее, если кто ждет. С праздником всех!
Да, кое-какие фантастические имена и детали честно украдены у Азимова из цикла о Лаки Старре и у Силверберга из Человека в лабиринте.
Всех с праздниками!
Человек с длинным породистым лицом и светлыми до белизны волосами повертел в руках письмо. Не читал внимательно, пробежал глазами, усмехнулся, покачал головой, собираясь скомкать его и выбросить, но не сделал этого. Решил поближе разглядеть орнамент по краям – узор как узор, что-то восточное, тонкие, светлые, будто выцветшие, линии. Из-за женского почерка ему показалось вначале, что письмо могла написать та девочка. Конечно, она уже не ребенок, ведь прошло около пяти лет.
Рихтер знал, что в итоге Алиса нашла способ вернуть мальчика к жизни. На что-то такое он надеялся с самого начала, чего-чего, а жизнестойкости в ней точно хватило бы на двоих. Тогда Рихтер поздравил ее письмом, она ответила радостной, но совсем короткой запиской в пару предложений – ей было не до старых случайных знакомых. Рихтер снова почувствовал легкую досаду на самого себя – что так и не стал для нее другом, несмотря на пережитое вместе печальное приключение. Тогда, пять лет назад, она сказала:
– Я бы вас поблагодарила, Джон, что вы спасли мне жизнь, если бы… – тут губы у нее предательски задрожали. – А сейчас я даже не рада, что вы успели.
В своей нынешней записке она об этом не вспомнила. Все-таки жаль… Почему он подумал об Алисе, получив по почте эту дурацкую бумажку?
Потому что пять лет назад уехал, как трус. Хоть его никто и не винил, напротив, все утешали и говорили, что так сложились обстоятельства и что это рабочие моменты. Ха, смерть ребенка, даже считающего себя страшно взрослым – рабочий момент.
Он был виноват, он один, потому что, как единственный в троице профессионал, должен был все предусмотреть и ни в коем случае не тянуть детей в опасное место. Наверное, теперь ему надо приехать на Землю и поговорить с ними, с выросшей девочкой – она и тогда была чудо как хороша, а сейчас, судя по фото, и вовсе настоящая красавица, – и с парнишкой – погодите, так ему, выходит, осталось тринадцать лет, интересная петрушка получается…
Короче, решено. На работе – отпуск, в отпуске – поездка на Землю, глупое письмецо – в корзину. Рихтер развернул сиденье, мельком глянул на свое отражение на экране компьютера. И вдруг, упершись ногой в пол, остановил вращение офисного стула.
Конечно, он сегодня не выспался, но не настолько же, чтобы глаза были красными, как у белого кролика. Заболел?
В ванной висело обычное зеркало. Рихтер, досадуя на внезапно возникшую тревожность, внимательно изучал свое отражение. Глаза как глаза, ну, усталые слегка. Это монитор исказил его лицо так, будто он зомби с оскаленными клыками и налитыми кровью бельмами. А течет ли вообще у зомби кровь? Нет, конечно, потому что они вроде как уже умерли и потому, что это мифические существа. Короче, он и вправду переутомился и ему пора в отпуск.
Он отвернулся от зеркала, в последний момент снова передернулся – да, если смотреть краем глаза, в отражении мелькает что-то странное. Скорее всего, это просто оптический эффект. Свет падает под углом и…
Рихтер оттянул одно веко, другое. Пара лопнувших кровеносных сосудов, но это нормально для человека, который десять часов кряду изучает документы и глушит кофе литрами. Из бумажных стаканчиков можно уже забор строить.
Отправляя заявление на очередной отпуск, он старался не смотреть на свое отражение в мониторе. Пора отдохнуть, пора, а то глаза не то что покраснеют, а совсем вытекут. Так, бумаженция эта глупая валяется… Рихтер наклонился, поднял письмо, но на полпути к отверстию утилизатора рука его остановилась. Он разгладил нелепую записку и спрятал в папку-скоросшиватель. В лабораторию отдать будет нелишним.
