Текст книги "Тепло под сердцем (СИ)"

Автор книги: tarpusha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Узнаешь, когда скажу. Если спасуешь, последнюю ставку можешь не выполнять.

– Сог…

Анна сглотнула пересохшим ртом.

– Мам, подожди. Тебе подсказать, что у папы? – шепнул в другое ухо решивший поддержать ее сынишка.

– Нет, Митенька, что ты. Яков, я согласна.

– Не переживай, дорогая, тебе не придется делать ничего такого, – пообещал Петр Иванович, картинно приоткрывая свои карты одну за другой.

– Стрит.

Штольман молча выложил свои. Две дамы, бубновая и трефовая, были в его раздаче, а остальные подмигивали с общего ряда.

– Каре! Эх, Яков Платонович, сделали вы нас, – разочарованно протянул Миронов.

Анна насупилась.

– Ты знал, да? И позволил мне… Идите вы, куда хотите!

Вскочив из-за стола, она побежала вверх по лестнице.

– Аня! Митя, будь здесь, – рванулся за женой Штольман.

Карты Анны будто сами по себе перевернулись, показав пару тузов. Миронов хмыкнул.

– Вот так бывает, внучек. И не виноват Яков Платонович, но извиняться придется ему. Женщины!

…

В спальне Штольман, едва не получив дверью по лбу, догнал жену и ухватил за талию. Анна попыталась вырваться, но добилась лишь того, что Яков притянул ее ближе.

– Яша, пусти!

Повернув её лицом, он прошептал: – Не убегай.

– Не трогай! Ты специально меня подначивал!

Анна сердилась, хотя понимала, что сама напросилась на покер, да и горячие руки Штольмана всегда действовали на нее завораживающе. Вот и сейчас ей хотелось не ссориться, а окунуться в мужа, раствориться в нем, почувствовать его силу и отдать себя целиком. Но какой-то бес внутри заставил её упрямо мотнуть головой. Яков охнул от неловкого движения, и настроение Анны тут же изменилось.

– Ой, я тебя стукнула, извини, Яшенька. Больно?

– Ничего страшного. Я очень за тебя переживаю, в клубе может случиться что угодно, да еще и эта Нина, – пробормотал он, позволив рукам заняться делом – расстегиванием мелких пуговок на платье любимой.

– Останешься дома?

Анна кивнула.

– И Семена я все-таки пришлю.

– Хорошо. Яшенька, а...

– М-м-м, – губы его были заняты нежной кожей на виске.

– А что у тебя за желание?

Взвизгнув, Анна неожиданно оказалась на покрывале, а Штольман навис над ней сверху.

Она спросила: – Вот это?

Он ухмыльнулся, и ей очень захотелось поцеловать эту кривую улыбку. Анна потянулась к его губам.

Яков перекатился на спину.

– Нет, не оно. Пробуй еще.

– Ну ты и наглец, Яша!

Возмездие отсрочил возмущенный голос Митрофана, который знал, что если заявится в неподходящий момент, его быстро выставят из спальни. Поэтому Митя пропыхтел через дверную щель:

– Пап! Мама! Мы с дедой готовы ехать играть, а вы чем заняты?

– Митюша, папа уже идет! – сказала Анна.

Застегнув у трюмо пуговицы, она пробормотала: – Не дождетесь, Яков Платонович, не буду вас больше целовать. Вы просто выманиваете у меня признания. Все, я по-настоящему обиделась, и никакие червовые дамы вас не спасут.

Яков встал так, что Анна оказалась между ним и углом спальни, а затем оперся руками о стену. Очутившись в ловушке, Анна с показным равнодушием уставилась на галстук мужа.

– Господин Штольман, вас ждут. Ступайте.

Он склонился над её шеей и, не касаясь губами, прошептал: – Сладкая.

Скользнул руками по стройной спине, подвел ладони под ягодицы. Анна прерывисто вздохнула. Он приподнял ее над полом и вжал в себя.

– Восхитительная.

Кожу её закололо от предвкушения. Штольман повернул жену к зеркалу, сам оставшись сзади. Накрыл груди ладонями. Взглядом встретился с Анной в зеркале, и она прикрыла веки, таким опаляющим был этот взгляд.

– Невыносимо прекрасная.

Яков убрал руки и отступил. Остаться без его тепла оказалось невозможным, и Анна, почти не сознавая, что делает, сделала шаг вослед.

– Прошу. Один поцелуй.

Жаркий его шепот стер все мысли, заставил развернуться и приникнуть к груди возлюбленного. Анна подняла голову и губы их встретились.

– Да папа же! Я сейчас войду!

Митя исполнил свою угрозу и просочился в дверь, но, увидев сложенный кулак отца, ретировался.

– Неужели это так вкусненько? – пробормотал Митрофан себе под нос.

– Как бы мне побыстрее родиться...

...

Когда Штольман вышел из спальни и спустился на первый этаж, Петр Иванович хмыкнул.

– Яков Платонович, поговорки про везение не боитесь? Выглядите вы так, будто больше вам для счастья ничего не требуется.

– Так и есть, – Яков убрал с лица довольное выражение.

– Едем.

====== Глава 23. Блеф ======

Владелец клуба Петровский пожал руки вновь прибывшим, проводил их за стол, и тут Яков увидел, что крупье со вчерашнего вечера сменился. Будто упреждая сомнения, Петровский снисходительно похлопал по плечу полного мужчину, незнакомого Штольману.

– Василий сегодня будет вашим дилером. Удачи, господа.

– Предлагаю начать ставки с красненькой, – сказал Калязин.

Игра началась. После шестой руки Фальке стал лидировать, а Яков все еще не понимал, на что рассчитывают шулеры. В перерыве он подошел к Петровскому и спросил, почему на раздаче Василий, а не вчерашний высокий блондин.

– Константин приболел, сказал, что через неделю выйдет, а тут как раз господин Греков предложил свои услуги, – объяснил Петровский.

– Какие-то проблемы?

«Греков! Точно же», – вспомнил Штольман.

Что-то прояснилось. Именно Греков был напарником Калязина, когда Клейгельс проиграл свою мызу.

«Третий шулер на раздаче. Что же ты раздаешь?»

Здраво расценивая свои шансы на выгодные комбинации, Яков продолжал проигрывать. Всего один раз удача ему улыбнулась, и на трисете Штольман сгреб порядочно фишек. В двух розыгрышах забрал мелкие ставки на сильных картах. Но выигрыш игроков напротив нарастал неумолимо.

«Хорошо, что я не брал фишек на сумму от Сименса».

Штольман пока проигрывал свои, и бояться ему было некого. Разве что… Он представил, как любимая фыркнет при известии о проигрыше, и рот Штольмана расплылся в улыбке – о своих финансовых делах он Анне не докладывал, но лишь ради любопытства можно было попробовать. На мгновение вспомнив поцелуи в спальне, Яков собрался. Он знал, что не растерял навыков оценки будущих раскладов, а необходимость вскрыть мошенничество лишь холодила мозг.

...

Третий день подряд Летягин не находил себе места – третий день подряд он не видел Ольги. Первый вечер он даже не заметил её отсутствия, на следующий день удивился. А на следующий – запаниковал. Он съездил к ней домой на Лиговку, с трудом вспомнил адрес тетки Зотовой на окраине, поехал туда и вновь безрезультатно. Год назад подобная ситуация уже случалась, но тогда девчонка явилась через неделю как ни в чем ни бывало, сказав, что отдыхала с клиентом. Денис в тот раз не сдержался и отвесил Зотовой затрещину. Сейчас же он тяжело сел за стол, намереваясь все хорошенько обдумать, уж очень ему не нравилось исчезновение подруги вслед за ее намерением избавиться от Штольмана.

– Чаю, Денис Вениаминович? – спросила тетка Зотовой. – Не переживайте так, вернется она. Всегда возвращалась.

Летягин только вздохнул и потянулся к вазочке с печеньем.

Через полчаса дверь дома еле слышно скрипнула.

– Оля, ты? – кинулся ко входу Летягин.

– Тьфу, Дени, что ты так орешь? Я, конечно. Привет, тетя Лиза, – в сенях Зотова спихнула с прохода коврик, дернула за крышку люка и нырнула в подпол.

При виде ребристой металлической коробочки Летягин оторопел.

– Что это? Оля, где ты была, почему не появлялась? Ты не подумала, что я волновался?

Зотова противно хихикнула.

– Что в коробке? – повысил голос Летягин.

– Зубной порошок. Отличное средство для моего любимого следователя, – продолжала веселиться девушка.

– Динь, ты как с дуба упал. Штоль меня поймал на ерунде, фотография-мутография, початки-отпечатки. Эти глупости с покушением на его драгоценность в суде не пройдут. А вот копать он наверняка начал, и это меня несколько… – проведя наслюнявленным пальцем по холодным, плотно закрытым краям коробочки, Зотова удовлетворенно вздохнула, – расстраивает. Понятно, я ждать не буду, но хочется все-таки доделать дело. Ты ничего не понял? Дурак ты все-таки, Летягин. Объясняю.

Ольга рассказала про свою попытку отравления Штольмана, про арест и побег из камеры предварительного заключения, совершенный с помощью лопушка-урядника.

– Нужна помощь, Дени. Я тут побегала немного по городу, нашла, где сейчас следователь. Представляешь, он играет! Доиграется сегодня. Короче, поехали, а то наиграется и надо будет мне все заново продумывать, а там такие шикарные двери, будто мне на заказ делали.

Ошалевший Денис попытался улизнуть, очень уж ему не хотелось участвовать в подготовке очередного покушения, но Зотова сказала:

– Летягин, я не буду больше подбирать эпитеты твоему уму, надеюсь, сам догадаешься. Что будет с тобой и агентством, если Штоль докажет мои высокохудожественные убийства родственников твоих клиентов? Меня в городе не будет, хоть сколько доказательств найдет. А ты? Хочешь со мной, в бега? Ты ладно, мне теть Лизу жалко, она старенькая уже и со мной не поедет.

– Никуда не поеду, Оленька, не обессудь, – подтвердила сидевшая у двери пожилая матрона.

Руководитель агентства «Последнее слово» что-то жалобно проблеял.

– Держи ящик. И не беси меня походу, а то раньше открою.

– Да что там?

– Смерть твоя в яйце, Динь. Знакомый с Тентелевского химзавода показывал, они там новую штуку пробовали, это из опытных образцов. Ну не досчитались они образчика, что уж... Не прижимай к сердцу, он должен быть холодным, вон в сетку положи. Пока, теть Лиз. Да идешь уже ты, Летягин? – Оля подхватила оставленный у двери столярный сундучок и вышла из дома, не оглядываясь.

…

Уютно устроившийся меж ее коленок кудрявый мальчишка вдруг хихикнул.

– Мам, а можно я ее назову?

– Кого, сынок?

Дима выпятил губы трубочкой и поцеловал круглый мамин живот.

– Сестренку. Давай… Маша? Как бабушку!

Анна обняла мальчугана. Движение словно разбудило малышку, и та откликнулась – повернулась, ткнулась головенкой в подложенную ладонь, тихонько пискнула. Анна поняла, что слышит дочку первый раз и расплылась в улыбке.

– Привет, крошечка. Я тебя люблю, – прошептала Анна.

– Дима, ей имя, похоже, понравилось, но давай еще папу спросим.

Человечек внутри нее будто сладко зачмокал. Анна погладила кроху, но та вдруг сжалась в комочек, и Анна вздрогнула. Где-то вдалеке раздалось шипение, все вокруг заволокло дымом.

Сын внезапно стал серьезным.

– Мама.

– Что, Димочка? Ты это слышал?

– Мама, беги. Там нужна веревка.

– Куда? Почему веревка, малыш? – перебила сына Анна, но не дослушала ответ. Она почувствовала странную боль. Та зародилась где-то сбоку, над косточками таза, и постепенно проникала внутрь. Анна задрала ночную рубашку. По животу снизу-вверх шла розовая полоса, на глазах становящаяся красной. Красной от крови.

Проснувшись в холодном поту, Анна точно так же, как во сне, потянула рубашку и обнажила живот. Никакой крови и разреза в помине не было, равно как и боли. Анна попыталась унять колотившееся сердце.

«Приснилось. Господи, у нас будет девочка. Но не сейчас же, еще Дима не родился. А потом что? Малыш мой цел и невредим, и я тоже. Но, может…»

Она вновь похолодела. Вещие сны давно не приходили, и Анна даже немного забыла, как отличать их от обычных сновидений. «Сердце! Всегда, когда это случается, у меня заходится сердце. Надо сказать Яше, он…»

Она немного отдышалась, протерла лицо, взглянула на пузатый будильник.

«Яши нет, он играет. Если я сейчас позову Митю или побегу в клуб, ничем хорошим это не кончится, я отвлеку Якова от его дела. Он же прислал Семена для охраны, вот и достаточно».

Анна спустила ноги с постели.

«Это все про будущее, лет через пять. Дима родится, с ним все будет хорошо, а мне прямо сейчас надо успокоиться и подождать Якова».

...

– Поделитесь, Василий, как называется ваш способ тасовки? – спросил Миронов, кучка фишек перед которым также таяла.

Греков взглянул на игрока и улыбнулся: – Рифл шафл. Обычная врезка.

– Впечатляет…

– Ничего сложного, это и вам под силу, – благожелательно польстил Василий.

– Здесь нет никакого фокуса, лишь ловкие пальцы и немного сноровки.

Толика самодовольства послышалась Штольману в этой фразе.

«Обычная врезка, говоришь? Ловкие пальцы? Разберемся».

Он вновь сосредоточился на руках Грекова во время раздачи, стараясь уловить мошенничество. И кажется, увидел – это было почти невероятно. Греков оказался реальным асом владения колодой, он виртуозно перекидывал ее из руки в руку, но тасовки при этом не было! Колода, похоже, оставалась сложенной в том же порядке, что и была в начале – по мастям и достоинствам. Затем Василий разбивал колоду на равные половины и несколько раз врезал их друг в друга.

«Две врезки», – отметил Яков.

Банк взял Фальке.

Три врезки. Фишки со стола сгреб Калязин.

Две врезки. Оба мошенника и Штольман спасовали, крохотный банк взял Миронов.

Три врезки. Калязин выиграл с тройкой девяток.

Две врезки. Немец поднимал ставку на каждом торге и взял банк на двух дамах против младшей пары Якова.

Штольман проверил последовательность еще в паре рук, и подозрение его перешло в уверенность.

«Они знают, что придет на стол. Не играют, когда нет смысла, или делают это лишь для вида, позволяя нам взять первые ставки. Но играют до конца, когда знают. Знают!»

Греков врезал половинки не наобум, а мастерски, ровно через одну так, что человек с хорошей памятью мог запомнить порядок следования карт.

«Шельмецы», – почти восхитился следователь.

Так как сдвигал карты всегда один из игроков, то каждая рука, или розыгрыш, начинался с новой карты, и даже за несколько рук повторение последовательности заметить было невозможно. Проиграв ставку в следующей игре, Штольман решил, что достаточно, да и Петра Ивановича пора было спасать.

В карманных картах Якова оказалась мелочь. Он не стал входить в торг, сдвинул карты, а в уборной попросил исходившего от ярости Митрофана немного помешать тасовке шулера.

– Папа! – заорал Митя так, что Яков испугался, не услышит ли его кто-нибудь еще.

– Я ему вольтов в уши напихаю! Трубочкой! Можно?

Покачав головой, Штольман утихомирил рвавшегося в бой сына.

– Легонько, Митя. Один раз, как только я вернусь за стол.

– Дам я в ухо один раз, а потом пять раз под глаз, – буркнул юный хулиган, но согласно кивнул.

Яков сразу же увидел то, что ожидал – получив на раздаче странное сочетание карманных карт, Иван мельком взглянул на Грекова, хотя до этого не проявлял к дилеру никакого интереса. Фальке спасовал. Крупный банк от торговли между Калязиным, Штольманом и Мироновым забрал последний.

«Попались».

На следующем розыгрыше Греков сдал, как полагалось, и через один тоже. Тут Штольман не стал разочаровывать мошенников – он пошел на заведомо проигрышный блеф, объявив ва-банк на своих средних картах. Все поставленные фишки ушли ответившему Калязину.

Яков встал из-за стола.

– Господа, предлагаю увеличить банк.

Он вытащил из кармана расписку Сименса, который знал, сколько стоит бывшая мыза Клейгельса.

– Обеспечение на пятнадцать тысяч, пять сверху. Кто готов присоединиться?

Калязин наклонил голову к плечу. В глазах Ивана что-то сверкнуло, и он вышел из зала на лестницу, а затем туда же последовал Фальке. Через несколько минут, когда мошенники вернулись, Иван молча предъявил Петровскому какую-то бумагу. Внимательно изучив расписку, владелец клуба кивнул и открыл сейф с фишками.

Митрофан, уже сидевший рядом с Петровским, крикнул на весь зал:

– Пап, он домик поставил! Тут на бумажке что-то про домик!

Предупрежденный Яковом Петр Иванович вышел из игры, передав ему наличные. На слова о долге Миронов лишь шевельнул пальцами – его самого охватил азарт, и он верил, что игра закончится в пользу Штольмана. За стол сел новый пожилой игрок, этого богача Заварзина Яков знал и к шулерам его причислить было никак невозможно.

Стек каждого из оставшихся игроков составил 20 тысяч. Вокруг игорного стола стали собираться любопытствующие, привлеченные большими для клуба суммами. Столы преферанса и баккара опустели.

...

На первой руке Штольман позволил Фальке взять банк, но затем Митрофан начал действовать и показал себя во всей красе. Издавая демонический хохот, он летал вокруг Грекова и путал каждую врезку, пока у того не стали дрожать руки.

– Я пометила картишки,

Все четыре уголка. Я сдавала, говорила – Моя легкая рука! – вопил Митя, придерживая карты так, что и следа не оставалось от запомненной мошенниками последовательности.

– Съели, лишенцы? Я вам сейчас дальнюю дорогу нагадаю и казенный дом! Папа обеспечит!

Яков сдерживал улыбку. У Калязина проявились вены на висках. Фальке играл все так же спокойно, но проигрывать стал чаще. Лицо пожилого Заварзина раскраснелось.

Наконец при очередной испорченной тасовке карты выпали из рук дилера.

– Что случилось, Василий? – прибежал всполошенный окликом Миронова владелец клуба.

Тот угрюмо смотрел на стол. Карты на полу сложились в часть кукиша, но Яков покачал пальцем, и те утихомирились.

– Не могу, господин Петровский. Озноб, дрожу весь. Заболел, наверное, – выдавил из себя Греков.

Вздохнув, владелец клуба отпустил незадачливого дилера и сам встал на его место.

– Прошу, господа наблюдатели, потише. Не мешайте игрокам, – сказал Петровский, вскрывая новую колоду.

– Пап, этот мухлевать не будет? – из-под локтя спросил Якова Митя. – Я уже наловчился, потом тебе фокус покажу. И маме!

С честной раздачей Яков наконец увидел реальную стратегию Калязина. Играя со знанием будущих карт, Иван развлекался и вел себя по-разному – он поднимал, поддерживал, выходил, сразу или намеренно поздно, давая партнерам выиграть мелочь. Но сейчас он стал другим. Подымал ставки с первой торговли, если карты были сильны. Пасовал, если вероятность комбинации была малой. Он стал играть технично, но скованно, и обмана в его стратегии не было вовсе.

Ставки возросли. Потерявший на двух руках три тысячи немец закурил сигару прямо за столом, хотя до этого, как и вчера, ни разу не курил.

...

Вскинувшийся от звука шагов Трофимов окликнул Анну с дивана, на котором коротал дежурство.

– Доброй ночи, Анна Викторовна. Не спится?

– Ой, Семен, извините. Все в порядке, я так каждую ночь брожу, Яков уже привык. Они не возвращались? – спросила Анна, хотя знала ответ.

– Нет, Анна Викторовна.

Она собиралась уже пойти к себе на второй этаж, как вдруг застыла, словно оглушенная. Она вспомнила, какую фразу прослушала во сне. В ушах её зазвенел тонкий голосок сына.

– Там нужна веревка. Она есть у нас на кухне, принеси папе. Сейчас.

...

Под рукой Штольмана лежало фишек немногим больше, чем вначале. После слепых ставок он взглянул на свою раздачу, положил на стол рубашкой вверх и прикинул возможности. Туз крестей, двойка пик – карты, несмотря на наличие туза, были слабоваты, но Яков решил поторговаться. То же самое решили сделать противники.

– Повышаю, – это Калязин.

Плюс триста в банке.

– Повышаю, – Фальке подвинул в центр стола еще пятьсот.

Пожилой игрок пасанул.

– Отвечаю, – Яков доложил в банк ставку до полутысячи.

Калязин повторил ход Штольмана. Банк увеличился до полутора тысяч рублей.

Петровский выложил на стол три общих карты. Пятерка червей, бубновый туз, четыре крести.

«Не зря ответил», – уверился в продолжении игры Яков.

На столе вырисовывался дырявый стрит, до которого Штольману не хватало тройки. Но следовало быть осторожным, стрит мог оказаться не только его.

– Остаюсь.

То же сделал немец. Калязин поднял банк еще на полторы тысячи, Яков поддержал. Банк вырос до четырех с половиной. Фальке вышел из игры, а на столе появилась четвертая карта – бубновая тройка.

Яков и до этого не делал лишних движений, но сейчас следовало максимально держать себя в руках. Он привычным жестом, которым сегодня уже пользовался, потер щеку, и противнику это ни о чем не сказало.

Заволновался Митя. Он уже немного понимал расклады и обрадовался: – Пап, мы выиграли? Можно фишечки забирать? Давай я в следующий раз подумаю и скажу, а ты вслух, я не подведу! Ну пожалуйста…

– Ставлю, – Иван, выглядевший почти спокойным, подвинул к дилеру желтые фишки.

– Шесть тысяч.

После небольшой заминки, которая Штольману была не нужна, он сказал: – Поддерживаю.

– Ничего себе банк... – пробормотал кто-то сзади. – Почти двадцать тысяч.

Петровский выложил в ряд последнюю карту. Король пик.

Калязин моргнул, и выражение его лица неуловимо изменилось.

«Хорошая для него комбинация», – понял Яков. «Но какая именно? Он агрессивно повышал с первой раздачи, значит, в карманных у него, скорее всего, старшие карты. Флэша нет. Каре невозможно. Фулл хаус… Нет. И не стрит. Два короля? Наверняка. И еще что-то».

– Ва-банк.

Он подвинул дилеру весь оставшийся стек.

Петр Иванович нервно кашлянул. Столпившиеся вокруг стола наблюдатели замерли. В центре зеленого сукна лежало много фишек. Очень много.

– Папочка… – пискнул Митрофан.

Калязин изо всех сил старался не смотреть на партнера, вышедшего из игры. «Штольман уже ставил все. И проиграл. Он блефовал в тот раз. Может и сейчас блефует», – Яков не знал, верно ли он предполагает мысли шулера, но это было неважно.

– Отвечаю, – голос Ивана немного сбился.

И было от чего – на столе лежало больше сорока тысяч рублей. На эту сумму можно было приобрести три мызы или дом на Невском, отделанный белым мрамором.

– Вскрывайтесь, господа, – хозяин клуба потирал руки от удовольствия, предвкушая, как будет описывать схватку новым посетителям.

Иван перевернул карты. Кто-то охнул, на него шикнули. Пиковый туз и бубновый король образовали с общими картами две старшие пары, которые было трудно превзойти. Фальке загасил сигару, едва не промахнувшись мимо пепельницы. Яков открыл свои.

– …лять, – тихо прозвучало над столом на фоне восторженных возгласов наблюдателей.

Побледневший Калязин вскочил со стула.

– Банк на стрите забирает господин Штольман, – объявил Петровский.

...

После того, как восторги и поздравления улеглись, владелец клуба уточнил:

– Господин Фальке, господин Заварзин, продолжаем?

Мужчины покачали головами, отказываясь.

– Надеюсь, у участников нет претензий? Ну и отлично. Яков Платонович, жду у кассы. Всех благодарю за участие!

Владелец клуба тщательно собрал фишки Штольмана в мешочек и отправился пересчитывать.

Получив заверенное банком обязательство о передаче мызы на побережье, Яков предложил Петровскому и Миронову отметить событие, и когда те с удовольствием согласились, кинул взгляд на мошенников. Но в зале их уже не было.

– Пап, я тута, этих слушаю! – донеслось из коридорчика.

Разгневанный потерей большой суммы и владения на Балтике Калязин напирал на партнера: – Ты чего, немчура? Этот придурок Греков еще получит от меня, а ты-то! У тебя семнадцать тысяч осталось, зачем ты вышел?

– Иван, я сегодня больше не игрок. Я… – замялся Фальке. – Тильт. Тильтую.

– Что?

– Я потерял уверенность. Ставки зря делаю или пасую невпопад. Так играть нельзя, так я тоже все солью.

– Дристуешь, – сплюнул Калязин.

– Дьявол! Как он нас сделал? Как?

====== Глава 24. Несчастный случай ======

В проходном дворе, ведущем с Почтамтской на набережную Мойки, Зотова достала брегет из кармана мешковатых плотницких штанов.

– Летягин, ты при котлах? Примерно через четверть часа, когда с улицы будет грохотать, забей клинышки под дверь с парадной лестницы. Четвертый этаж, богатая дверь, не перепутаешь. И не мешкай там, а то на звук швейцар выйдет и по зубам огребешь. Держи.

Мужчина с ужасом взглянул на молоток и десяток клиньев.

– А ты?

– А я сделаю то же самое с черного хода, но сперва суну коробочку в печку, тот знакомый с химзавода сказал, тридцати градусов будет достаточно. Так что задымит быстро. Кстати, белый фосфор не тушится водой.

– То есть там не зубной порошок, – вздохнул Летягин.

– Ну ты, Динь, даешь!

Ухмыльнувшись, Ольга взвалила на плечо дровяную связку.

– Потом можешь валить, лучше через крышу. Все, бывай, ты в парадную, я на набережную. Как-нибудь увидимся.

Девушка изобразила губами воздушный поцелуй и побежала в подворотню, Летягин поплелся за ней. У него язык не повернулся сказать, что он не хочет. А о том, что они с Зотовой своими руками собираются умертвить не только Штольмана, но и всех в клубе, он старался просто не думать.

…

– Пап, посмотри! – Митя, с восторгом пялившийся в окно, подлетел к отцу и дернул его за рукав.

– Там фейерверк! Смотри, как красиво!

С набережной в ночное петербургское небо одна за одной взлетали шутихи, разрываясь в воздухе искрящимися звездами.

– Это нам подарок? За выигрыш?

Яков покачал головой. У окон, выходящих на Мойку, столпились едва ли не все игроки, которым сегодня достало впечатлений. Даже мошенники почему-то не ушли из клуба, а тихо переговаривались в темном углу, изредка бросая на Штольмана косые взгляды.

Налегший на творение братьев Чивас Петр Иванович не собирался никуда смотреть. Он кинул в рот кусочек лосося и задумчиво вымолвил: – Стучат…

Виски не то чтобы ударило Штольману в голову, но все-таки сосредоточенность он потерял и опасность, исходящую от постукиваний в дверь и шипения на кухне, оценил не сразу. Только когда кухаренок Сенька с расширенными от ужаса глазами и с криком «Горим!» пробежал по залу к выходу, Яков заглянул в кухонный коридор. Но оттуда уже валил черный, удушающий дым, вонявший почему-то чесноком.

– Пожар, пожар! – истерил пацан, толкая дверь наружу.

– Помогите, дяденьки! Черный ход заперт, я тоже пробовал! И там тетя Варя на кухне!

Глядя на клубы дыма, швейцар игрового зала отпихнул Сеньку, налег на дверь сам.

– Не выходит, господин Петровский! Никак! – крикнул он.

Несколько мужчин по очереди, а затем и помогая друг другу, попытались выломать дверь. Безрезультатно.

Фальке выругался по-немецки, Калязин пнул массивную дверь ногой.

– Да что за день такой! Петровский, что делать? – громко вопросил шулер, перекрывая голоса других взволнованных игроков.

Тем временем Яков прикрыл лицо платком, смоченным в воде, и все-таки прошел в заполнявшийся дымом коридорчик, а затем, следуя голосу Мити, и на кухню.

– Пап, вот тут тетя лежит, – сын помог Штольману найти на полу обмякшее тело.

Дыхания не хватало. Яков почти на ощупь выбрался в залу, где мужчины выбили окна на Мойку, и, встав рядом с Мироновым, глотнул чистого воздуха.

– Петр Иванович, сможете выбраться? – спросил Штольман, поливая себя оставшейся водой из графина.

Дядюшка Анны перегнулся через подоконник. В слабом свете луны стена здания казалась еще менее надежной, чем днем.

– Не рискну, Яков Платонович – пьян, темно, четвертый этаж. Балконов рядом нет, а то бы по бортику, но он узкий, – оценил он ситуацию.

– Пролетка чья-то внизу, наверняка Заварзина. Крикните, пусть кучер телегу с сеном ищет и сюда гонит, – с этими словами Яков скрылся в дымном проходе.

Штольман знал, что сам он в любом случае выберется – за бортик можно было ухватиться руками, сползти на третий этаж, то же самое сделать там, и прыгать пришлось бы всего лишь с высоты пары саженей. Но у Петровского собралось много людей.

Языки пламени от занявшихся дров уже лизали стены коридора, поэтому нужно было торопиться. На кухне Штольман с разбегу навалился на дверь черного хода, но лишь отбил плечо и понял, что и здесь выхода нет. Яков с трудом различил на столе большую кастрюлю, с натугой плеснул из нее на полыхавшую плиту. Огонь странного цвета только пуще заплясал длинными сполохами.

«Что за дрянь там горит?» – удивился следователь.

Он ухватил полнотелую кухарку за руки и вытащил в зал. Очнувшись от вылитого на лицо шампанского, пожилая женщина закашлялась.

– Пап, там мама внизу! – огорошил Якова юный призрак.

– Она сказала, что принесла веревку!

«Ох, Анечка, ты все-таки пришла», – выглянул наружу Штольман.

В горле саднило, спрашивать, как и почему, было некогда, да Яков и догадывался. Он помог кухарке встать, подвел ее к окну.

– Аня, не ходи внутрь! – рявкнул он, увидев, как платье жены мелькнуло в парадной.

– Семен!

Трофимов, помогавший извозчикам укладывать на пустую телегу сброшенные из окон подушки, бросился за Анной, Митрофан кинулся туда же. Штольман в тревоге ждал. Через полминуты Анна вышла из парадной одна.

Внезапно Яков понял, что видит только свою жену.

Лунный свет осветил любимую. Скромное домашнее платье под наспех выбранным жакетом, залихватски сидящая шляпка, сжатые у груди кулачки. Устремленный на него взгляд.

«Яшенька», – услышал Штольман, – «я знаю, ты будешь ждать всех, но прошу, не задержись. Ты очень мне нужен».

«Милая моя, только не волнуйся. Все будет хорошо».

Анна разглядела сквозь дым его уверенную улыбку и немного успокоилась. «Как помочь?» – спросила она.

Показав на суетившихся на телеге мужчин, Штольман махнул рукой в сторону Большой Морской, где находилась известная в столице пожарная часть.

«Конечно!» – Анна подбежала к кучеру, передала ему просьбу найти пожарных, а затем вернулась к пятачку напротив окна и устремила взор к мужу. «Что еще сделать, Яша?»

Он вновь улыбнулся. «Ничего. Я скоро спущусь».

С трудом отведя глаза от Анны, Штольман увидел, как Петр Иванович перекидывает ноги на улицу.

– Будете прыгать? Погодите, Семен сейчас веревку пробросит, что они с Аней принесли, – сказал Яков кашляющему Миронову.

Петр Иванович, которому не улыбалось переломать ноги о телегу или тем паче булыжную мостовую, быстро залез обратно. На телегу первым спрыгнул Сенька, легкий вес которого принял на себя извозчик.

– Господа! – крикнул он наверх, – так можно, только попробуйте чуть-чуть спуститься! Женщин нет?

Яков с Мироновым, держа швейцара за руки, помогли тому уцепиться за бортик. Когда мужчина мешком свалился на подушки, Калязин тоже решился и, хотя при падении он вскрикнул, похоже, что-то сломав, за ним последовали другие. Оставаться в помещении клуба, уже полностью заполненном едким дымом, становилось опасно для жизни.

Из дальнего окна на том же этаже, что и клуб, выглянул Трофимов и с сомнением взглянул на бортик, тянувшийся под окнами. Митя выхватил у него кончик веревки и понес к отцу.

– Вот чертенок! – восхитился Семен.

Яков быстро обвязал веревку вокруг тяжелого кресла, проверил, держит ли крепление его вес, махнул Трофимову. Тот бросил второй конец на мостовую и скрылся в доме. Штольман помог Петровскому перелезть через подоконник, проследил, как тот грузно шлепнулся на землю.

– Петр Иванович, держите, – подал веревку Яков.

Когда Миронов благополучно достиг мостовой, за окно шагнул Фальке. Он спокойно, без спешки съехал вниз, будто прогуливался в парке. Следователь оглядел оставшихся. Пожилой Заварзин тихо стоял у окна, лицо его в лунном свете казалось белее бумаги.

– Как вы себя чувствуете, Сергей Михайлович? – вопрос был не вполне уместен, но Якову показалось, что у богача, страдавшего от излишнего веса, сейчас случится сердечный приступ.