Текст книги "Дмитрий Красивый"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Михаил Ярославович прекрасно понимал, что хан приставил к нему стражников не для его охраны, но только для того, чтобы предотвратить его побег. Впрочем, бояре великого князя, рассчитывая на снисхождение татарских стражников к своему господину, едва ли не ежедневно их чем-либо одаривали, и последние не только не препятствовали общению русского князя со своими людьми, но и вовсе его не охраняли, а лишь беспечно следовали за ним и, порой, дремали, не обращая внимания на тех, кто входил в княжескую кибитку или выходил из нее во время вынужденной стоянки. Сам Михаил Ярославович часто вылезал из кибитки и прогуливался вокруг, разминая ноги.

Наконец, хан Узбек после своих бесчисленных охот, бесед с имамом и муллами, прочих развлечений, «вспомнил», благодаря напоминаниям ненавидевших несчастного князя мурз, возглавляемых Кавгадыем, об обещанном суде.

С большой неохотой он назначил срок, определивший судьбу Михаила Тверского. Молодой хан еще при первой встрече с этим русским князем, обладая острым умом и достаточной проницательностью, понял, что тот невиновен. Но, обнаружив, как много влиятельных вельмож его стана, купленных московским серебром, настаивают на пристрастном суде и жестокой казни, решил с ними не ссориться.

Но главную лепту в обвинение князя Михаила внесли мусульманские священники и имам Ахмат. – Не прощай, государь, этому неверному урусу своих обид! – настаивал последний. – Тогда мы потеряем покорность остальных коварных урусов!

– Быть суду! – решил окончательно Узбек.

Так, несчастный великий князь Михаил предстал, будучи приведенным стражниками в большой походный шатер ордынского хана, перед своим жестоким судом.

Стоя на коленях перед ханским троном, окруженный теми же вельможами, что были и на его первой встрече с ханом, князь Михаил был буквально осыпан, падавшими со всех сторон на его голову обвинениями. Что только не говорили татарские мурзы! Чего они только не придумали! Однако молодой хан спокойно слушал своих людей, качал в знак согласия головой, а несчастному обвиняемому не давал слова. Лишь в самом конце первого дня этого позорного судилища он, выслушав длинную речь самого ярого обвинителя – Кавгадыя – который особенно усердствовал теперь, поднял руку, подав всем знак замолчать. – Ты был горд и непокорен мне, своему государю, – сказал хан, глядя на князя Михаила, стоявшего с опущенной головой, – и позорил моего посла, славного Кавгадыя! Ты бился против его людей и многих убил! Ты скрывал от меня свои доходы и пытался бежать к нэмцэ, чтобы передать им все свои богатства! Ты отравил супругу Юрке-коназа и мою сестру! Говори же, нечестивый убийца!

– Это неправда, славный государь! – спокойно и безучастно ответил на хорошем татарском языке Михаил Ярославович. – Неужели ты не видишь мою покорность и скромность? За что упрекаешь меня в чрезмерной гордости? Я всегда привозил тебе «выход» в установленном числе, не позволял себе удерживать ни одной мортки из суммы дани, определенной твоими людьми! А проклятых немцев я никогда не видел и никогда с ними не связывался! Они – наши лютые враги и нечестивые злодеи! Особенно против нашей веры! И княгиню князя Юрия я не губил, это было несчастье…Я говорю тебе только правду…И также клянусь…

– Не клянись, коназ урус, – пробормотал озадаченный хан. – Это сейчас не требуется…Да, твое дело непростое! – он вздохнул. – Пока еще никто не высказал против тебя убедительных слов! Придется судить тебя заново. В следующий раз здесь будет и коназ Юрке!

– Следовало бы связать руки этого нечестного и наглого коназа! – громко сказал Кавгадый, лицо которого, покрытое потом и багровыми пятнами, выражало крайнюю степень гнева. – Чтобы сидел на суде не праведным вельможей, но скромным обидчиком!

– Пусть будет так! – кивнул головой хан Узбек.

Через неделю князя Михаила привели в ханский шатер связанного. Он опять стоял на коленях, но с заломанными за спиной руками, и слушал бесчисленные оскорбления и обвинения. Особенно усердствовал присутствовавший на суде на этот раз московский князь Юрий. Он так кричал, что заглушал все разговоры и шум, царившие в шатре.

– Ты погубил мою возлюбленную супругу! – вопил в исступлении Юрий Даниилович. – И оставил меня, несчастного, вдовцом! Мне теперь осталось только уйти в монахи! Ты все у меня отнял, загубил мою жизнь, окаянный злодей! Заступись за меня, великий и справедливый государь!

После этих слов хан Узбек, сидевший в скорбном молчании, снова, как и в прошлый раз, поднял руку. Воцарилась тишина. – Признавайся, коназ Мыхаыл! – грозно сказал он. – Нам не нужны твои оправдания!

– Нет моей вины, государь! – громко и решительно сказал, подняв голову и глядя прямо в глаза молодого хана, Михаил Ярославович. – Я слышу только бездоказательную клевету! А судьи здесь – только этот коварный Юрий и почтенный Кавгадый, его верный кунак! Эти люди не знают правды! Я не буду признаваться в том, чего не совершал!

– Есть ли у кого убедительные слова, а не пустой шум?! – вскричал рассерженный хан. – Разве мало сказано слов по этому делу?

– Есть еще, государь! – молвил, багровый от ярости, Юрий Московский. – Этот бессовестный и непутевый Михаил готовил против тебя, государь, союз с другими князьями!

– Неужели? – поднял брови Узбек-хан.

– Воистину так! – поклонился сидевший на корточках рядом с мурзой Кавгадыем князь Юрий. – Он приглашал к себе людей князя Ивана Смоленского и князя Романа Брянского, чтобы говорить о тебе непочтительные слова! А люди того Романа из Брянска, который мы называем в насмешку «Дебрянском», приезжали в Тверь и высказывали о тебе и твоем посланнике Кавгадые самые оскорбительные слова! От этого злобный Михаил наполнился яростью и нещадно разбил нас, безоружных посланцев, шедших со словами любви и мира!

– Это так, коназ Мыхаыл?! – вопросил, сверкая очами, разгневанный хан Узбек. – Говори же!

– В его словах, государь, одна бесстыдная ложь! – вскричал, возмущенный, князь Михаил. – Это полная клевета! Не было у меня никакого союза с теми князьями! Я никогда не говорил о тебе и твоих знатных людях непочтительных слов! Что касается человека из Брянска, так он приезжал ко мне в Тверь только по торговым делам и говорил только о своих товарах!

– Это правда, государь! – подтвердил, стоявший слева от походного ханского трона Субуди. – Я это проверил и не нашел ничего запретного…

Но Узбек-хан не стал слушать своего тайного советника. – Я приказываю тебе, Мыхаыл! – крикнул он зычно. – Сиди же теперь безвылазно в своей кибитке, если не хочешь признать справедливые обвинения! И пусть мои люди набьют тебе тяжелую кангу на голову и руки, чтобы научить тебя должной скромности! Эй, слуги мои верные! Хватайте же этого нечестивого уруса и выполняйте мой справедливый приказ! Но пока не торопитесь лишать жизни этого злодея! Пусть покорно следует за нами, а я еще подумаю!

Так началось настоящее мученичество Михаила Ярославовича.

Выведя несчастного князя из шатра, ханские рабы, осыпая его, оцепеневшего от ужаса, жестокими ударами в грудь, спину и лицо, наложили ему на шею тяжелую колоду. Затем они повели его, униженного и избитого, к походной кибитке.

Даже татарские стражники, стоявшие в ожидании у кибитки, увидев печальное зрелище, которое являл собой Михаил Тверской, посочувствовали.

– Не горюй, коназ Мыхаыл, – пробормотал старый стражник, мурза Халцагай. – Сейчас наш хан сильно разгневан! Но он милосерден и, разобравшись, простит тебя!

На другой день к княжеской кибитке подъехал Кавгадый. Увидев князя Михаила, сидевшего и спокойно читавшего псалтырь, он рассвирепел. – Так ты еще отдыхаешь, бесстыжий коназ! – крикнул он и повелел: – Немедленно замените стражу, мои верные слуги! И набейте ему канги на руки!

Тут же к нему подскакали другие конные татары. – Ведут семерых стражников от каждого из мурз! – услышал князь Михаил.

Правда, ему не сразу надели на руки колодки, а лишь только накладывали их на ночь, но князю эта пытка не мешала читать псалтырь: перед ним сидел мальчик-слуга и переворачивал страницы!

Так продолжалось двадцать четыре дня! По истечении этого срока Кавгадый вновь объявился перед кибиткой измученного князя и с помощью своих рабов опять потащил его на ханский суд.

На этот раз во дворце самого хана не было: он со своими любимцами отправился на охоту. Теперь никто не мешал ненавистникам бывшего великого князя. Они оскорбляли и унижали несчастного обвиняемого сколько могли, осыпая его грубой бранью и пощечинами. Князь же Юрий Даниилович, наслаждавшийся зрелищем, весело смеялся! Затем мучители, вдоволь натешившись, вновь с помощью рабов отправили избитого, оплеванного тверского князя в его кибитку.

Еще двадцать шесть дней продолжался «крестный путь» изможденного князя! Наконец, перейдя Терек, Орда остановилась на богатых травой пастбищах на берегу реки Севенц под городом Дедяковым близ дороги на Дербент. Здесь и решилась судьба Михаила Ярославовича.

Несмотря на попытки его людей помочь своему князю и даже обеспечить его побег, князь категорически отказался от этого и сказал: – Какая будет обо мне слава, если я убегу и оставлю в беде родного сына и верных людей? Этого не будет!

Наконец, 22 ноября, князю сообщили, что «государь велел придать его смерти», и несчастный узник, заключенный к тому времени в башню-вежу, попросил охранявших его татар допустить до него священников. Татары, уже знавшие о ханском решении, не противились.

К князю вошли его сын Константин, игумен одного из православных монастырей и два священника. Князь причастился, произнес слова молитвы и спокойно стал ожидать смерти. – Уходи, сынок, – сказал он князю Константину, – я не разрешаю тебе делить со мной смерть!

– Нет, батюшка, – заплакал князь Константин, – я не уйду! Я лучше умру, чем отдам тебя одного на растерзание злодеям!

– Ну, тогда слушай, сынок, – вновь заговорил князь Михаил. – Я хочу сказать тебе слова завещания о вотчине и твоей матушке. – И он подробно изложил свои мысли о том, как жить его детям и супруге после его смерти, как поделить земли княжества, чтобы не нарушать его посмертной воли.

После этого он стал обсуждать со священниками найденный им на одной из страниц священной книги псалом.

Вдруг в самый разгар беседы в башню вбежал мальчик-слуга. – Княже! – крикнул он. – К тебе идут татарский воевода Кавгадый и Юрий Московский со многими людьми!

– Я знаю, зачем они идут: за моей жизнью! – покачал головой князь и, собрав все свое мужество, сказал сыну: – Беги, Константин, со всеми моими людьми к царице! И скажи государыне, что идут меня убивать! И останьтесь там у царицы! Может вам удастся меня спасти! Беги же! Другого пути нет!

Князь Константин, поверив отцу, выбежал из вежи вместе со священниками и помчался изо всех ног исполнять отцовское повеление.

Но было уже поздно. Татары и московские ратники, возглавляемые Кавгадыем и князем Юрием, стремительно приближались к последнему убежищу Михаила Тверского.

– Пусть идут туда! – распорядился Кавгадый, дав знак своим и русским воинам слезать с лошадей и войти в башню. Сами же князь Юрий и Кавгадый спешились, отдав поводья коней слугам, и стали ждать у входа.

Оттуда доносились крики и вопли ворвавшихся татар. Князь Юрий приставил к стене ухо, но вскоре отодвинулся в сторону. – Там только шум и крики наших людей, – сказал он с возмущением, – но ни слова от Михаила! Вот какой гордый: не хочет нас порадовать своими воплями!

В это время из вежи выскочил московский воин, державший обеими руками что-то кроваво-красное.

– А, так это Ромэнэц, твой славный воин! – усмехнулся мурза Кавгадый. – Радуйся, Юрке: он тащит в руках сердце твоего недруга!

– Радуюсь! – буркнул, закусив губу, князь Юрий Даниилович. – Однако же не полностью: этот Михаил даже здесь не унизился, был тверд и терпелив! – Он замолчал и с интересом вперил свой взгляд в выходивших из башни остальных убийц князя Михаила. Они тащили за ноги окровавленный, изуродованный труп.

– Эй, воины! – вскричал, торжествуя, мурза Кавгадый. – Хватайте же всех людей этого непутевого покойника! А их имущество забирайте себе!

– А тело этого бесстыжего злодея, – добавил, оглядывая окровавленные останки своего врага, князь Юрий, – бросайте прямо здесь, для позора и заслуженного поругания!

ГЛАВА 11
ГОСТЬ КНЯЗЯ РОМАНА

Известие о гибели Михаила Тверского пришло в Брянск уже в новом, 1319 году: в марте в город приехал карачевский князь Василий Пантелеевич и обо всем рассказал.

Князь Василий держал свой удел крепкими руками. Несмотря на то, что у него были молодые дядьки – Тит и Адриан – жившие с матерью и своими боярами в Козельске, Василий Карачевский, получив еще девять лет назад ярлык на княжение в уделе, своих прав им уступать не собирался. И дело заключалось не только в том, что князю Василию было уже пятьдесят восемь лет или едва ли не вдвое больше, чем князьям Титу и Адриану, но еще и потому, что карачевский «стол» достался ему не столько по наследству, сколько от собственных усилий, в результате которых был убит татарами его отец Святослав-Пантелей. Василий Карачевский в то время был в дружбе и союзе с Василием Брянским, лютым врагом его отца, и немало способствовал трагическому отцовскому концу. Добывший такой дорогой ценой княжеский «стол» в Карачеве, князь Василий, несмотря на свою решительность и властность, все же иногда испытывал муки совести и часто, посещая церковь, молил Бога о прощении за совершенный им грех. Он даже приучил своих бояр называть его по отчеству «Пантелеевич», чтобы хоть как-то на время забывать первое, более часто употребительное, имя его отца.

Карачевские бояре довольно почтительно относились к своему князю. По мнению карачевцев, князь Василий Пантелеевич вступил в союз с Василием Храбрым и изменил отцу по воле карачевского боярства. Мало того, все считали, что именно благодаря нынешнему князю Василию, город Карачев уцелел от тогдашнего нашествия татар и оценивали своего князя, как защитника и благодетеля. Влиятельное карачевское боярство, чувствуя свою вину перед князем Василием Пантелеевичем, подчинившимся их решению, вопреки воле отца, что повлекло за собой гибель неразумного Святослава-Пантелея Мстиславовича, безоговорочно поддерживало своего князя.

Если бы не боярство, вряд ли князь Василий Карачевский смог бы удержать в своих руках весь удел в целостности: дядьки уже давно хотели отделиться от Карачева и править самостоятельно.

Сразу же после восшествия на карачевский «стол» Василия Пантелеевича, молодой князь Тит, подстрекаемый матерью Еленой Вершиловной и его боярами, прислал в Карачев своих людей, требуя себе «законного удела». Василий Карачевский тогда едва не взялся за оружие. – Без жалости раздавлю этих щенков! – грозился он.

Но бояре отговорили своего князя. – Зачем гневаться, княже? – сказали они. – Слова Тита – лишь жалкая просьба! – После чего боярские представители отправились в Козельск, где проживали молодые дядьки их князя, и без труда «замяли» дело. По совету своих бояр князь Василий Пантелеевич определил дядькам их уделы. Тит получил Козельск, а Адриан – Звенигород и Елец. Однако от этого существенных перемен в Карачевском княжестве не произошло. Тит с Адрианом, со своей матушкой и боярами, получая прежнее «кормление», продолжали «сидеть» в Козельске и лишь номинально считаться удельными князьями. Некоторая часть доходов от их земель уходила в Карачев к их сюзерену и племяннику князю Василию. И, тем не менее, козельское боярство не зря согласилось с волей своих карачевских друзей: в результате молодые князья были избавлены от ежегодных поездок в Орду, разорительных встреч с ордынским ханом и его вельможами. Кроме того, и дяди-князья, и все их люди были избавлены от военной службы князя Василия. – Мне не нужны те молодые козельцы, – рассуждал на боярском совете князь Василий Пантелеевич. – Пусть себе тихо живут…Но им нечего рассчитывать на верховную власть в уделе! Пока я жив, я не допущу дробления карачевской земли!

Молодые дядьки до поры до времени смирились с таким положением дел: ни воевать по чужой воле, ни ездить в Орду они не хотели!

– Нечего подставлять свои буйные головушки под острый татарский меч! – говорила им мать, Елена Вершиловна. – Пусть тогда сам Василий рискует жизнью!

Князь Василий Пантелеевич приехал в Брянск в хорошем настроении: все у него в уделе ладилось, с боярами он жил спокойно, пользовался их полной поддержкой и занимался лишь повседневными княжескими делами, включавшими в себя военные занятия, выезды на охоту, прогулки. Судебные и хозяйственные дела он редко вел сам, потому как давно распределил их между преданными боярами. Вот только одно беспокоило карачевского князя: у него не было, несмотря на солидный возраст, наследников. Князь Василий знал, что причиной такового положения дел была его жена: он имел немало любовниц, и все они рожали от него детей!

– Кому же я оставлю свой удел? – думал, порой, карачевский князь. – У меня же нет наследников!

– Отошли свою супругу в дальний монастырь, – советовали ему бояре, – и возьми себе по примеру деда новую, молодую красавицу!

– Это грех – бросать свою супругу! – возразил им князь Василий. – Такие дела – в руках самого Господа! Мне и без того хватит грехов! – И он продолжал жить со своей неудачливой, но привычной и верной женой.

В Брянске князя Василия встретили с распростертыми объятиями: колокольным звоном и хлебом-солью.

– Это хорошо, что ты приехал, брат, – говорил ему седовласый князь Роман Глебович, встречая гостя у ворот городской крепости. – Не надо забывать о Брянске! Мы ведь друзья? Разве не ты подал руку помощи моему племяннику Василию в лихие годы?

– Мы все – твои младшие братья! – молвил на это Василий Пантелеевич. – И Новосиль, и Таруса! Этого нельзя забывать! Мы должны быть заодно!

– Что тут говорить, брат? – буркнул, провожая гостя в свой терем, князь Роман. – Таруса уже давно от нас откололась и подалась к Москве! Новосиль затаился, и сюда никто не приезжает! Прежнего союза уже нет…Осталась только дружба с твоим Карачевом!

В первый же день приезда гостя ожидал богатый пир, а затем начались ежедневные поездки за город, в лес и луга: на охоту, лучную стрельбу и просто на прогулки.

Особенно понравилась князю Василию Карачевскому брянская баня.

Как-то утром карачевский гость почувствовал недомогание и посетовал князю Роману, что вот-де «в баньке бы нехудо попариться…»

Брянский князь, недолго думая, распорядился, чтобы его слуги подготовили воду и разогрели самое большое банное помещение. – И принесите туда напитков: меда, кваса и пенного пива, – приказал он, – да не забудьте сердечную отраду!

Князья Василий и Роман, оба седовласые, но все еще крепкие, раздетые в предбаннике слугами, вошли в парную, хорошо освещаемую большими восковыми свечами, закрепленными на бревенчатых стенах и укрытыми в особых подсвечниках византийской работы так, что вода и пар не могли их загасить.

– А где же слуги, брат? – спросил Василий Пантелеевич, видя, что парное помещение безлюдно. – Неужели ты паришься сам, без сторонней помощи?

– Нет, Василий! – усмехнулся князь Роман. – Наши слуги раздеваются! И только после нас…Так уж издавна повелось…

– Дивно, брат – покачал головой карачевский князь. – Чтобы слуги раздевались после своего господина…, – он не успел договорить и остолбенел: в парную входили одна за другой прекрасные нагие девушки! Их было шестеро.

Девушки без всякого смущения поклонились князьям и спокойно занялись делом: одни побежали к печи и стали извлекать из нее ухватами большие горшки с раскаленными камнями, другие набирали горячую воду в деревянные ведра, третьи готовили к предстоявшей мойке дорогое греческое мыло, разлитое по длинным глиняным бутылям, и смешивали его в нужном соотношении с водой…Словом, все были заняты.

Парная состояла из двух комнат. В первой, самой жаркой, князья парились. Девушки поливали их горячей водой, смывая грязь и пот. Затем мужчины заходили во вторую половину, где девушки окатывали их с ног до головы ледяной водой, после чего намыливали их тела и вновь отправляли париться в жаркое, плотно закрываемое дверью помещение. Но при втором выходе из парной князей облили уже не ледяной, а теплой водой. При этом нагие девушки растирали и массировали тела князей так, что к самому концу своего мытья они чувствовали себя помолодевшими.

– Хороши девицы! – думал вслух князь Василий, чувствуя, как весь он напрягается от желания. – Было бы неплохо, брат мой, познать одну из них прямо тут, в баньке!

– В чем же дело? – усмехнулся князь Роман. – Какая из них тебе приглянулась?

– Да вон та, зеленоглазая, с небольшими титьками! – показал пальцем на девушку Василий Пантелеевич. – Разве это возможно?

– Так бери же ее, брат! – весело сказал князь Роман. – Это – моя дивная Ласка! Ты не глуп, Василий! Она настоящая красавица! А я немного побалуюсь с Голубой! – И князь, обхватив обеими руками высокую светловолосую красавицу, повалил ее прямо на ближайшую лавку.

– Ну, тогда и я! – вскричал князь Василий и, схватив длинноногую рыжеволосую Ласку, потащил ее, весело смеявшуюся, в дальний угол.

Вечером, сидя в княжеской трапезной на одной скамье рядом с князем Дмитрием, сыном Романа Глебовича, Василий Карачевский не успевал расхваливать княжескую баню. – Какая хорошая банька! – восклицал он и по-татарски прицокивал языком. – Неужели ты, брат, каждый раз так паришься?

– Это еще ничего! – усмехнулся князь Роман, сидевший в своем большом кресле. – Вот если бы ты пошел в баньку с моим сыном Дмитрием, то ты бы увидел еще больше красавиц! Мой сын очень горяч до красивых женок! Он – настоящий воин: крепок в рати и ненасытен с женками! У него не шесть банных прелестниц, а целая дюжина! Он их всех покрывает без труда! Мой Дмитрий хорош и лицом и делами!

– С дюжину?! – воскликнул в восторге карачевский князь. – Вот это – молодец! Вот это – истинный воин!

Сидевшие по обеим скамьям карачевские и брянские бояре с улыбками переглядывались.

– Господи, спаси! – перекрестились владыка Арсений и трое других священников.

После трапезы князь Роман, отпустив бояр и оставив за столом лишь карачевского гостя, сына Дмитрия и владыку Арсения, завел длинный разговор о недавних событиях на Руси и в Орде.

Беседовавшие вновь обсудили ужасную смерть князя Михаила Тверского и суд ордынского хана. – Какая несправедливая казнь! – молвил князь Роман. – Мы ведь знаем истинные причины смерти царевны!

– Да вся Русь это знает! – кивнул головой епископ Арсений. – Тот несчастный Михаил взял в плен уже больную царевну! Вот она и умерла от жара!

– Это все – Юрий Московский, – задумчиво пробормотал князь Дмитрий. – Разве это не его происки?

– Это так, Дмитрий, – кивнул головой Василий Карачевский. – Но и сам Михаил совершил ошибку! Зачем он залез в шатер Юрия и пленил его супругу? Пусть бы сами татары отвечали за нее! А как он поступил на поле битвы? Москвичей побил, а татар не тронул! Известно, что тот Кавгадый был главным его обвинителем! Лучше бы убил его в том сражении: меньше было бы лживых свидетелей у того мерзкого Юрия! Что касается этого Юрия…, – карачевский князь надул губы. – Мне не хотелось тревожить тебя этим сообщением…Этот Юрий не раз присылал ко мне своих людей и даже сам приходил в мою юрту в татарском стане. Уговаривал меня на союз со своей Москвой! И не раз упоминал моего покойного батюшку, как своего любезного друга…

– Ну, и что же ты? – насторожился князь Роман. – Неужели согласился?

– Нет, брат! – решительно сказал князь Василий. – Я послал подальше и этого Юрия, и его вздорных людей! Я сказал, что готов жить с ним в мире и дружбе, но союз между нами возможен только, если к нему присоединится брянский князь, мой давний друг и советчик! Юрий так рассердился, услышав мои слова, что покраснел, словно вареный рак, и сразу же ушел в свою юрту!

– Ишь, хитрец! – покачал головой князь Дмитрий. – Захотел вовлечь в свои козни и Карачев! Тогда погубил твоего неразумного батюшку, прости меня, брат! А теперь и за тебя взялся!

– Это так, – грустно сказал князь Василий.

– Ты долго был в Орде, сын мой, – промолвил, вздохнув, епископ Арсений, – и был свидетелем многих жестоких событий! Неужели этот Юрий имеет сейчас большое влияние на царя?

– Пока имеет, – ответил, качая головой, князь Василий, – и даже получил грамотку от царя на великое суздальское княжение! Его влияние зависит от положения его лучшего друга Кавгадыя! Будет в силе Кавгадый, значит, будет торжествовать и Юрий…Хотя зимой в Сарае ходили слухи, что этот Кавгадый сильно пошатнулся…

– Как же это произошло? – удивился князь Дмитрий Романович.

– Это только слухи, – пробормотал карачевский князь. – Говорили, что какие-то разбойники ограбили караван чужеземных купцов неподалеку от Сарая и перебили всех людей…Известно, что царь Узбек защищает торговых людей: купцы приносят в казну большие доходы! А тут, надо же! Грабеж – и у самой столицы! Стыд и позор! Ну, это…пока только слухи…Я не верю в возможность такого безобразия…

Говори же, говори! – прокричал, побелев, как смерть, князь Дмитрий. – А почему это невыгодно Кавгадыю?

Князь Роман в недоумении переглянулся с епископом Арсением.

– Зачем тебе эти слухи? – пожал плечами Василий Пантелеевич. – Впрочем, скажу все, что слышал. Если эта бессмыслица подтвердится, тогда Кавгадыю несдобровать, потому, что он отвечает за безопасность сарайской дороги!

– Ну, если так, – вздохнул, успокаиваясь, князь Дмитрий.

– И еще ходил слух, что старший сын этого злобного Кавгадыя…, – усмехнулся князь Василий. – Но это совсем недостоверно…Однако говорят, что якобы этот сынок Кавгадыя со своей ватагой молодых бездельников ограбил несчастных купцов и завладел их богатствами. Ну, а царь Узбек распорядился провести тщательное расследование и установить истину. Однако ни знатные ордынские люди, ни государевы советники совсем не верят в виновность сарайских юношей!