Текст книги "Дмитрий Красивый"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

ГЛАВА 4
ДЕЛА КНЯЗЯ ЮРИЯ

Князь Юрий Московский восседал в своем большом княжеском кресле, окруженный боярами. Он только что вернулся из очередного похода против новгородских недругов и был раздражен. – Новгородцы совсем обнаглели: стали беспокоить меня по мелочам! – сказал он своим мрачным, сгорбившимся от тяжелых предчувствий, боярам. – Мы намедни ходили не на немцев или на шведов, а на жалкий Устюг!

Еще в прошлом году новгородские купцы и «охочие люди» отправились с караваном «на Югру», в Заволочье. Однако по пути они подверглись «грабежу и разорению» от устюжан и возжаждали отомстить. На самом же деле новгородцы пострадали не случайно. Они вовсе не были такими смиренными и добропорядочными «торговыми гостями», как об этом везде говорили. Новгородские купцы берегли свою репутацию лишь в тех землях, где существовала твердая власть, умевшая защищать интересы своих зажиточных людей. Там же, где господствовали древние родо-племенные отношения и жили простодушные люди, верившие в честность сказанного слова, новгородцы не особенно церемонились: откровенно обманывали их, скупая за бесценок дорогие меха, часто получали товары в долг за одни только словесные обещания и быстро их забывали и, наконец, доходили до прямого ограбления зазевавшихся «дикарей». «Охочие люди», следовавшие в купеческих обозах, лишь для видимости охраняли торговые караваны. На деле же они, войдя в сговор с купеческой знатью, занимались разбоем. Стоило только кому-нибудь из наивных обитателей славянского и финно-угорского северо-запада придти в одиночку или небольшими невооруженными группами на торг с прибывшими туда новгородцами, как тут же следовала расправа: несчастных туземцев безжалостно обирали и, если они пытались сопротивляться, даже убивали. Новгородские купцы со своими «славными ватагами» частенько привозили в свой великий город и живой товар – захваченных в плен «дикарей».

Подобное поведение новгородцев, в конечном счете, привело к ответной реакции, и население отдаленных земель стало относиться к ним настороженно-враждебно. Со временем поездки купцов в некогда гостеприимные для них края с дружественным населением стали небезопасными. Теперь они вынуждены были брать с собой не просто «охочих людей», но настоящих, профессиональных воинов и уже больше думали не о грабежах и легкой добыче, но о собственной безопасности. Однако, в случае, если появлялась возможность, и наивные туземцы на какое-то время забывали об их коварстве, новгородцы вновь принимались за свои прежние преступные дела.

Так, они, несмотря на то, что жители Устюга платили дань ростовским князьям и были под их покровительством, ухитрились разгневать устюжан своим подлым поведением, и последние под руководством своих «князей», как называли новгородцы их племенных вождей, жестоко покарали своих обидчиков, «перехватив и пограбив» один из новгородских торговых караванов.

И вот по этому поводу новгородцы вновь вызвали князя Юрия с просьбой, превратившейся в фактическое требование – пойти на несчастных устюжан.

Когда Юрий Даниилович прибыл с войском в Устюг, ему не пришлось воевать с местными жителями. Они прислали к нему своих вождей и слезно умоляли не только пощадить их за «разорение» новгородских людей, но также оградить от грабежей и разбоев со стороны новгородцев.

Несмотря на то, что московский князь был, как князь Великого Новгорода, очень зависимым от воли знатных новгородцев, он все же не хотел подрывать свою властную репутацию перед «честным народом». Он оказался в нелегкой ситуации. С одной стороны, ему не хотелось ссориться с новгородцами и терять богатую «вотчину», с другой же – как князь – он должен был являть собой справедливость и судить «по закону».

А «строго судить», как понял князь Юрий, следовало больше новгородцев, чем устюжан.

Будучи человеком хитрым, московский князь, в конце концов, отказался от военной кары, которой требовали новгородцы, и согласился с предложением устюжан – заключить мир на старинных условиях. Что это были за «старинные условия», знали лишь новгородцы и устюжане. Однако и тех и других это вполне устроило.

В то же самое время князь Юрий чувствовал себя униженным. Он прекрасно понимал, что новгородцы попросту использовали его как посредника, хотя и сами могли без него разрешить таким же образом свой конфликт.

– Они ни во что меня не ставят! – грустно промолвил Юрий Даниилович, забрав в кулак свою густую окладистую бороду. – Позорят перед всей Русью!

– Это не позор, княже, – буркнул боярин Родион Несторович, – но великая честь! Разве ты не знаешь о новгородской гордыне, когда они сами решают все дела? Они не стали бы тебя звать, если бы сами могли навести порядок!

– Главное, батюшка, чтобы вовремя и в нужном количестве присылали тебе серебро! – поддержал своего товарища боярин Федор Бяконт. – У нас нынче совсем нет сил ссориться с Новгородом… Да и время сейчас тяжелое. Этот Дмитрий Тверской сидит у нас, как заноза в глазу!

– Это так, мои лучшие люди! – покачал головой Юрий Даниилович. – Такое зло исходит от этого Дмитрия…Надо о нем подумать. Я тогда ездил в Орду к могучему царю, и он был очень сердит на меня! Я едва унес от него ноги: уже думал, что не буду жив! Это все – наговоры мерзкого Дмитрия! Да еще перекрыл мне все дороги! Пришлось добираться до Сарая окольными путями! Стыд и позор!

– Тут есть, государь, одна зацепка по этому Дмитрию! – сказал боярин Василий Кочева. – Мы же знаем, что он женат на литовке, дочери Гедимина! Орда же нынче сильно враждует с Литвой! Литовцы захотели прибрать к своим рукам все северские и черниговские земли. Они не так давно входили со своими войсками в Киев!

– Как входили, так и вышли, – усмехнулся князь Юрий. – Зачем им сейчас эта обуза? Там нет ни добрых стен, ни надежных защитников! Этот разоренный город совершенно открыт перед степью! Вот почему татары так легко его себе вернули!

– Однако, батюшка, от этого ведь не исчезла литовская угроза? – вмешался в общий разговор боярин Протасий Федорович. – Их меч так и висит над всеми русскими землями! Литовцы прожужжали все уши русским людям своими сладкими посулами. Обещают уменьшить налоговый гнет и совсем отменить татарский «выход»! Кроме того, они совсем не обижают нашу православную веру…

– Татары тоже не обижают нашу веру! – нахмурился московский князь. – Однако же их «выход» очень тяжел! Хитрые литовцы без труда узнали наше уязвимое место! Но ты прав, Протасий, татары не должны любить Литву и тех русских князей, которые с ней дружат! Надо бы раскрутить это дело в Сарае! И следовало бы еще узнать о прочих князьях! Ходят слухи, что литовцы побывали у другого Дмитрия, Брянского, который сейчас в хороших отношениях с царем! Государь принимает его как дорогого гостя и долго у себя не задерживает! Стоило мне только сказать несколько правдивых слов об этом Дмитрии, как царь страшно рассердился! Вы ничего не слышали о брянском князе? Неужели литовцы ушли от Брянска, так и не пытаясь осадить город?

– Мне говорил мой можайский родственник, княже, – промолвил вдруг Протасий Федорович, – тот самый Перша Лаврич, которого ты не пожелал наградить за одну его старую услугу…Он там сидит в бедности и горе, посылая проклятья в сторону Брянска…Ты помнишь его брата Супоню, севского воеводу, безжалостно убитого татарами по воле покойного Василия Храброго?

– Помню, Протасий, все помню, – поморщился Юрий Даниилович. – Я не оставлю своей милостью того несчастного Першу. Но поведай мне скорей, что же тебе говорил тот жалкий человек?

– Он говорил мне о Литве, Брянске, Карачеве и Новосиле! – кивнул головой боярин Протасий. – Литовцы потому не разорили ни одного черниговского города, что местные князья встретили их с распростертыми объятиями! И заключили союз с литовцами!

– Даже так?! – вскричал, подскочив со своего кресла, князь Юрий.

– Так, княже, – улыбнулся Протасий Федорович. – А первым Новосиль открыл свои ворота перед литовцами и подарил поганому Гедимину все свое серебро! А затем был заключен военный союз! И теперь Новосиль платит дань не царю, а Гедимину!

– А как же Дмитрий Брянский, говори же Протасий? – пробормотал вновь усевшийся московский князь, лицо которого порозовело от волнения. – Неужели и Брянск поддался Литве?

– И Карачев вступил в связь с Литвой, – кивнул головой боярин Протасий. – Говорят, что старый князь Василий заключил договор с сыном Гедимина, который приходил со своим войском под Карачев! Но я этому не верю…Известно лишь доподлинно, что Василий Карачевский согласился платить дань Литве, но тогда он выплатил очень немного…

– Это легко объяснить карачевской хитростью! – буркнул Юрий Даниилович. – Я знаю этого князя Василия как очень коварного и лживого человека! Видимо, ему удалось обмануть тех литовцев…А что же Дмитрий Брянский? Говори все, что знаешь!

– И Дмитрий Романыч тоже избежал грозной осады, – продолжил боярин Протасий, – подарив людям Гедимина не один бочонок полновесного серебра! Перша мне говорил, что этот Дмитрий принимал знатных литовцев с великими почестями и закатывал богатые пиры! Он ограничился только обещанием дружбы и союза. Зато пожаловал им немалый выкуп!

– Мне понятна эта хитрость Дмитрия, – задумчиво сказал Юрий Даниилович. – Но ее можно истолковать в Сарае по иному! Достаточно только слов о его дружбе и союзе с царскими врагами! И где этот Дмитрий нашел столько серебра для своих друзей-литовцев? У нас, к примеру, совсем ничего не осталось на царские подарки! Особенно после покупки той грамоты на великое суздальское княжение! А вот у этого Дмитрия оказалось немало серебра! Значит, Брянск утаивал свои доходы, отвозя в Орду лишь жалкую толику! Это надо хорошо обдумать! Давайте-ка, мои бояре, об этом посоветуемся! Следует также опросить тех наших купцов, которые недавно были в Брянске! А я тогда доберусь до самого царя! И расскажу ему всю правду об этих литовских друзьях!

ГЛАВА 5
ТРУДНОСТИ БРЯНСКОГО КНЯЗЯ

Теплой июньской ночью 1325 года князь Дмитрий Брянский не спал. Тяжелые думы не покидали его. – Пора идти в Орду, – говорил он сам с собой, лежа на своей большой мягкой постели, – но вот совсем нет желания! Да еще дурные предчувствия! – Князь повернулся на другой бок, пытаясь уснуть, но ничего не получилось. – Я отвык возлежать в одиночестве, – подумал он. – Совсем нет сна без жаркой любви!

Княгиня Ксения, его супруга, что-то занемогла. Несмотря на внешнюю здоровую красоту, она очень часто болела и большую часть совместной жизни с супругом предпочитала спать одна, ссылаясь на недомогание.

Князь Дмитрий был сильным и здоровым мужчиной и очень тяготился болезнью супруги. Несмотря на то, что охотно женился в свое время на подысканной отцом княжне Ксении и питал к ней самые нежные чувства, он совсем не мог проводить ночи в одиночестве. Молодой князь был очень красив: высок ростом, строен, имел густые русые, вьющиеся кольцами волосы, большие голубые, выразительные глаза. Его короткая княжеская борода и густые пшеничные усы, сливавшиеся с ней, еще больше подчеркивали тонкие черты лица. У князя был красивый, несколько крупноватый нос, но без характерной для Рюриковичей горбинки, а княжеские брови, тонкие, словно написанные кистью церковного иконописца, могли свести с ума любую красавицу. Жители Брянска называли своего князя «Красным» или «Красивым».

В ту пору, свободную от предрассудков и плотских запретов, горожане открыто, без стыда и угрызений совести обсуждали свои телесные потребности. Проживавшие под одной крышей мужчины и женщины, не обязательно родственники, как это было на селе, даже мылись совместно в одной бане, не стесняясь обнажаться друг перед другом.

Телесная нагота не считалась позором, хотя в обычное время, средь бела дня, не было принято появляться в обнаженном виде.

Что же касается девушек и женщин, особенно молодежи, то они между собой очень часто обсуждали свои любовные дела и, порой, хвастались своими любовными победами. Особенно гордились собой те представительницы прекрасного пола, которых удостоили внимания знатные, приближенные к князю люди: бояре, их дети, княжеские дружинники. Женщинам льстило общение со знатью, и не одна горожанка мечтала о хотя бы случайной связи с «красным молодцем».

Что же касается брянского князя, то женская половина города была просто влюблена в него! Имя красавца Дмитрия не сходило с уст! И когда молодой князь оставался в одиночестве, ему не стоило большого труда найти себе очередную красивую подругу.

Так продолжалось довольно долго, еще со времени проживания в отцовском имении под Смоленском. Как только княжеская жена заболевала, в его постель попадала едва ли не любая «славная женка», на которую он указывал своему верному слуге, будущему старшему дружиннику Огню. А, порой, князю и вовсе не требовались услуги верного Огня: достаточно ему было подмигнуть какой-либо приглянувшейся девице или шепнуть ей на ухо, и дело слаживалось.

У молодого князя в гостях побывало несчитанное число девушек и женщин, каждая из которых щедро им одарялась и с радостью потом вспоминала жаркие объятия любвеобильного красавца. Но вот постоянных любовниц у князя Дмитрия не было. Обычно встречи с приглянувшимися ему красотками продолжения не имели.

Княгиня Ксения об этом знала, и ее не смущало поведение мужа. Еще будучи в девицах, она немало слышала о таких вещах, знала о довольно разгульной жизни своего князя-отца, его дружинников и домочадцев, и была убеждена, что так должно быть.

Кроме того, телесно страдая, она считала именно себя виновницей любвеобилия своего супруга и все ему прощала. Молодая княгиня хорошо знала, что супруг любит ее и стоит ей только поманить его пальчиком, он будет вновь в ее объятиях, такой горячий и такой желанный. Недуги княгини были связаны с тем, что она беременела едва ли не каждый раз после сближения со своим супругом, однако результаты беременности не всегда были радостными: часто случались преждевременные выкидыши и не один раз рождались хилые, вскоре умиравшие, младенцы.

Лишь одна ее дочь Елена, которой уже шел десятый год, явилась на свет здоровой и веселой девочкой. Она почти не болела и была единственным ребенком, благополучно родившимся от их совместного брака. Девочка воспринималась родителями, как «утешение души», и росла, окруженная заботой, негой и любовью. Князь, как и его супруга, буквально обожал свою единственную дочь. Не было ни одного случая, когда бы он, вернувшись из далекой Орды, не привез ей, как и своей жене, дорогого подарка.

Князь и княгиня очень любили детей и хотели бы иметь еще, но, к их глубокому огорчению, «Господь не подавал больше чадов…»

Так и жили они до той поры, пока князь Дмитрий не стал брянским удельным князем.

После венчания на княжение он, выслушав назидания епископа Арсения, решил раз и навсегда «покончить с грехами и жить праведно…»

Лишь в Сарае, куда новый брянский князь приезжал каждый год, он вновь вспоминал свои былые похождения и охотно принимал щедро поставляемых в княжеские объятия татарских невольниц. Это была единственная радость, которую давала ему Орда. Здесь, в отличие от Руси, царили иные порядки. Татары по-другому относились к женщинам и считали, что здоровый мужчина не должен жить один. Они рассматривали удовлетворение жизненных потребностей, как обязательное условие существования, а мужское одиночество – как признак старения и шаг к могиле. Вот почему они, видя, как тоскуют в Сарае одинокие русские воины, постарались с выгодой использовать это, обеспечив «урусов» «душевной отрадой», а себя – постоянными и верными доходами.

– Вот бы мне сейчас девицу или страстную женку! – думал брянский князь, ворочаясь с боку на бок. – И душа бы успокоилась, и пришел бы здоровый сон…Надо побыстрей уходить в Орду, к молодому царю. Уж там я по-настоящему отдохну, как крепкий муж! – И князь, только что горевавший и гнавший от себя мысли об «ордынской пагубе», стал успокаиваться и думать о будущем уже не в таких мрачных тонах. Сон, однако, к нему все не шел. Полежав еще и поворочавшись, князь захотел пить. – Эй, Бенко! – крикнул он, хлопнув в ладоши. В простенке раздался шум, быстрый шелест, и в княжескую опочивальню вбежал заспанный, но одетый, как обычно, слуга. – Я здесь, мой господин! – крикнул он, представ перед князем.

– Сходи-ка, Бенко, и принеси мне кислого кваса! – распорядился князь. – Мне что-то нынче жарко и совсем не спится!

– Лечу, славный князь! – крикнул слуга и выбежал из опочивальни.

Но квас, принесенный ловким Бенко, не унял скопившегося в княжеской груди жара. – Что-то тошно мне, Бенко, – пробормотал брянский князь и почесал затылок. – Нет мне совсем покоя. Может, пойти и погулять по городу?

– Уже поздно, мой господин, – пробормотал озадаченный слуга, – и кругом совсем темно! К тому же сегодня, как говорил святой отец, поганая и бесовская ночь…Ночь колдуна Купалы! Нам нельзя выходить из дому!

– Купалы?! – вздрогнул князь. – Неужели? – Он порывисто задышал, чувствуя, как какая-то неведомая сила сдавила ему грудь. – Это не бесовская ночь, Бенко, – пробормотал он, раздумывая, – а ночь нашего древнего обычая! Тогда беги-ка, Бенко, – князь решительно махнул рукой, стряхивая с себя дальнейшие сомнения, – к моему верному воину Огню! Разбуди его и срочно приведи ко мне!

– Слушаюсь, батюшка! Я сейчас же приведу славного Огня Томилича! – крикнул верный слуга и выбежал вон.

Старший дружинник князя пришел очень быстро. Не успел князь с помощью своего постельничего Спеха одеться, как рослый и сильный Огонь, одетый в легкую летнюю рубаху без пуговиц и татарские штаны, сшитые из тонкого новгородского льняного холста, цвета земли, стремительно вошел в княжескую опочивальню.

– Здравствуй, княже! – громко сказал он, кланяясь. – Я всегда готов идти с тобой хоть на край света!

– Ты славный молодец, Огонь! – улыбнулся князь. – Я доволен твоей быстротой! Как тебе это удалось?

– А я еще не ложился, княже, – кивнул головой верный воин. – В такую ночь душа пылает жарким пламенем! Это хорошо, что ты застал меня в гриднице: я уже собирался на реку с нашими людьми! Мы никогда не упускаем этот славный праздник, завещанный нам дедами! И каждый год познаем на реке девиц и красивых женок! Как я вижу, и ты, славный князь, не усидел в своем тереме? Значит, твоя душа просит веселья?

– Просит, Огонь, – весело сказал князь. – Душа совсем истомилась! Надо бы ее успокоить! И пощупать красных девиц! Тогда пошли потихоньку…

– Пошли, батюшка, – улыбнулся Огонь, потирая руки. – Вот и потешишь свою душу. Нет ни одной красавицы, которая бы тебе отказала! Мы пойдем одни: я недавно отпустил наших воинов на гульбу…Сами найдем дорогу! Но я зажгу по пути лучину!

И князь со своим верным воином быстро пошел вперед. Они спустились по ступенькам «охочего» терема вниз, во двор, проследовали по тропинке мимо главного княжеского терема, где одиноко почивала княгиня, и под свет небольшого факела, который держал в руке старший дружинник Огонь, прошли вдоль стены к главным воротам крепости.

– Слава князю! – послышался отрывистый, но негромкий крик, исходивший от дежуривших у ворот стражников.

– Слава вам, моя храбрая дружина! – ответил князь и оглядел собравшихся у башни воинов. – Это хорошо, что вы бдительно охраняете крепость! А теперь, быстро опускайте мост!

– Сейчас, княже! – бросил стоявший во главе отряда седовласый воин и махнул рукой. Его дружинники быстро побежали выполнять княжеский приказ. Заскрипел, громко раздаваясь тяжелыми звуками, железный ворот, и большой длинный, окованный железом мост медленно опустился, закрыв собой ров.

– С Господом! – перекрестился князь и пошел вперед, в черную мглу. За ним устремился, освещая путь, верный Огонь. – Храни тебя Господь, княже, – пробормотал он, – береги свою бесстрашную жизнь!

Князь шел не спеша, о чем-то думая. Его дружинник Огонь, наоборот, все говорил и говорил, но брянский князь его не слушал.

Они спускались с горы по хорошо вытоптанной дорожке. Здесь уже князь пропустил вперед своего воина и шел за ним, глядя под ноги на тропу, освещенную факелом. – Следовало бы по такому случаю подготовить коней, – пробормотал князь. – Здесь далеко: версты две!

– Зачем, княже? – улыбнулся Огонь. – Не принято ездить на коне в Купалову ночь! Нельзя сердить лесных духов! Ты еще молод и пешей прогулкой только разгонишь застоявшуюся кровь! А от этого тебе будет намного приятней!

– Это правда, мой славный воин! – кивнул головой князь Дмитрий. – Не хотелось бы шуметь в крепости! Еще проснется княгиня от своего добродетельного сна…Тогда не оберешься хлопот и уже будет не до Купалы…

Так они шли, изредка перекидываясь словами, пока, наконец, не добрались до огромного, стоявшего на пересечении дорог многовекового дуба.

– Ну, княже, теперь нам осталось совсем немного, – весело сказал молодой воин. – Вот перейдем березовую рощу, а там до реки рукой подать!

– Я знаю, славный Огонь! – бодро отвечал князь, чувствуя прилив сил и желание поскорее подойти к реке. – Я не раз здесь бывал!

Вот они миновали рощу, приблизились к кустарнику, и тут до ушей князя донеслись веселые, звонкие девичьи голоса. На берегу реки собралось множество красивых обнаженных девушек! Одни из них стояли в воде то ли по пояс, то ли по колено, другие же бродили по берегу, толкались, смеялись и визжали. То тут, то там мелькали длинноногие красавицы с факелами в руках, освещая себя и своих подруг. Небо над ними искрилось множеством звезд, и отраженные в реке светила мягким серебром окутывали прелестных женщин.

– Какое дивное зрелище! – тихо сказал князь, жадно разглядывая собравшихся красавиц. – Я думаю, что где-то здесь и наши славные мужи: они тоже созерцают девичью красоту!

– Они немного подальше, батюшка князь, – покачал головой княжеский дружинник. – Я подал нашим людям нужный знак, чтобы они нам не мешали и не смели даже приблизиться к прелестницам, пока ты не сделаешь свой выбор! А теперь смотри на них, мой господин! И подай мне знак, когда найдешь себе зазнобу. Я тогда сообщу об этом нашим людям!

– Ладно, Огонь, – пробормотал задрожавший от волнения князь, – я пока погляжу на девиц! Они так хороши, что у меня глаза разбежались! Гаси же огонь, я и так хорошо их вижу! Они же заметят меня и смутятся…

В самом деле, молодые девушки и женщины как-будто, несмотря на беготню и шум, услышали слова князя и почувствовали его присутствие. Они стали медленно похаживать вдоль берега, поворачиваясь к темным кустам, где засели князь со своим верным Огнем, то передом, то задом.

– Ох, ах! – стонал, горевший как в лихорадке, князь. – Как же они хороши! Какие чудесные груди! А зад, зад, я давно не видел подобной прелести! – Он уже сжался в комок и хотел просто выпрыгнуть вперед, но вдруг из воды вышла девушка необычайной красоты: рослая, почти по плечо могучему Огню, только на голову уступавшему князю, белокурая, со свисавшими едва ли не до пояса распущенными волосами. Ее молодая и довольно развитая грудь твердо возвышалась и почти не колыхалась, как у прочих девиц, при движении длинноногой красавицы. Тут князь совершенно лишился речи и почти бурчал. – Какая она рослая! – донеслось до дружинника Огня. – Почти до моих сосков! А ноги, ноги какие дивные! – князь глянул на плоский, блестевший от света недалекого факела живот девушки, и покрылся испариной. – И даже волоса у нее белые на прекрасном лобке, – простонал он, – а там…

В это время прелестница, как бы дразнясь, играючи подняла вверх чудесную ножку, обнажив перед князем свою женскую плоть, и он уже больше не выдержал. – Это она, Огонь, моя дивная голубка! – вскричал брянский князь, выбегая из кустов и хватая в объятия девушку. Подруги, окружавшие белокурую красавицу, увидев выбежавшего, кричавшего князя, пронзительно завизжали, завопили и заметались по берегу. Однако Огонь хорошо видел, сколь наиграны были их крики: ни одна девушка не покинула реку!

Схваченная же князем девица даже не пыталась вырываться. – Славный князь, – говорила она, целуя и обнимая рослого красавца. – Как я рада тебя видеть! И так счастлива быть в твоих умелых руках!

– Как тебя зовут, девица? – спросил, прижимаясь к девушке всем своим телом, возбужденный князь.

– Я – Беляна, милый князь! – ответила томным голосом красавица. – Дочь твоего купца, Мордата Нечаича!

– А ты хочешь, славная Беляна, познать меня, своего князя? – прохрипел, теряя голову, князь. – Совсем нет моей моченьки!

– Хочу, так хочу, что вся истекаю весенними соками, – простонала, опустив прекрасные синие глаза с огромными пушистыми ресницами, брянская красавица. – Я с нетерпением жду, мой господин, когда ты войдешь в мои жаркие ворота!

– Ах, так! – пробормотал князь, чувствуя, как желанная девушка, обхватив его ноги руками, медленно стягивает его легкие, пропитавшиеся страстным потом льняные штаны. – Эй, Огонь! Пусть же наши молодцы идут к остальным девицам! – успел он только прохрипеть, срывая с себя летнюю домашнюю рубаху, бросая эту обузу на речной песок и затаскивая девушку за ближайший куст.

– Эй, девицы! Держитесь! – донеслись до него крики прибежавших к реке дружинников. – Мы сейчас же вас всех познаем!

Девицы вновь завизжали и закричали так, что этот шум был, вне всякого сомнения, слышен в недалеком городе. – Хватайте же их, молодцы! Умыкайте! Не теряйтесь! – неслись со всех концов хриплые мужские крики.

Вода в реке кипела, девушки толкались и возбужденно кричали. Но вот разом как-то весь шум утих, и песчаный берег Десны до самой воды покрылся телами сцепившихся в объятиях молодых пар.

На другой день князь Дмитрий, хорошо отдохнувший и как-то даже посвежевший после весело проведенной ночи, уселся в своей думной светлице в большое княжеское кресло и вызвал к себе огнищанина. – Слушай же меня, Чурила Милкович, – сказал он, как только перед ним предстал седовласый слуга.

– Слушаю во все уши, батюшка князь! – согнулся в поклоне старик.

– Сейчас же приведи в мой терем новую ключницу, почтенный Чурила!

– Какую, батюшка? – поднял брови огнищанин. – У тебя же есть чудесная молодая ключница, Есенка!

– Она досталась мне от покойного батюшки…И уже не такая молодая! – буркнул Дмитрий Романович.

– Но и не старая…, – пробормотал Чурила, насупившись. – Куда же я ее дену?

– Нечего болтать всякий вздор! – рассердился брянский князь. – Нужно исполнять мою волю! Разве я не считаюсь с тобой и не тебе передал это место, оставшееся от твоего покойного брата Микулы? Разве я не люблю вас, моих знатных слуг и славных бояр? Почему ты пререкаешься со мной? Найди место той Есенке…при дворе княгини!

– Слушаюсь, княже! – ответил, подняв голову, огнищанин. – Я не подвергаю сомнению твою волю! Я просто хотел узнать, как лучше исполнить твое желание…Как зовут твою новую ключницу? И кто она такая?

– Это Беляна, Чурила, – ответил, смягчившись, князь Дмитрий, – дочь нашего славного купца Мордата Нечаича!

В этот миг открылась дверь, и в светлицу вбежал княжеский слуга Бенко. – Батюшка князь! – закричал он, махая от волнения руками. – К тебе тут приехал знатный московский боярин, говорит, что от князя Юрия! Он просится к тебе на прием! Что ты на это скажешь?

– Сбегай тогда, Бенко, за моими думными боярами, – сказал, покраснев, брянский князь, – и позови их сюда. А когда они соберутся, тогда позовешь того московского боярина!

Как только брянские бояре расселись на своих скамьях в думной светлице, Дмитрий Романович дал знак своему слуге впустить московского посланника.

Важный, одетый в плотную, не по лету тяжелую одежду, московский боярин, подняв с величественным видом свою седую окладистую бороду, медленно прошел между скамей брянской знати прямо к княжескому креслу. Остановившись в двух шагах от князя, москвич низко, поясно, поклонился. – Здравствуй князь Дмитрий Брянский! – сказал он сочным густым басом. – Тебе привет от моего князя Юрия Данилыча!

– Здравствуй, славный боярин! – кивнул головой брянский князь. – Слава моему могучему брату Юрию!

– Я прибыл к тебе, пресветлый князь, – продолжал московский гость, – чтобы передать тебе слова Юрия Данилыча. Слов не много, но смысла в них – море-озеро! Князь Юрий предлагает тебе верную дружбу и надежный союз!

– Это – все его слова? – улыбнулся Дмитрий Брянский. – И он не хочет большего?

– Все, пресветлый князь! – кивнул головой московский боярин. – Но если ты не понимаешь этих мудрых слов, тогда я подробно разъясню тебе их смысл!

– Как твое имя, славный боярин? – весело спросил брянский князь.

– Я – Родион Несторыч, – сказал, поглаживая обеими ладонями бороду, боярин. – Происхожу из древнего рода и приехал в Москву еще при батюшке нашего князя Юрия Даниле из самого Киева…

– Ну, тогда поведай мне, неразумному, Родион Несторыч, – усмехнулся Дмитрий Романович, – зачем мне нужен союз с твоей Москвой? Какая от этого польза нашему древнему Брянску?

– Еще какая, княже! – боярин поднял голову и на Дмитрия Брянского уставились голубые, но какие-то жидкие, пронзительные глаза. – Ты станешь другом Юрия Данилыча и будешь всегда иметь защиту от многих врагов, включая русских князей…Разве ты забыл, как коварные князья изгнали из Брянска князя Василия Храброго?

– Не забыл, – кивнул головой князь Дмитрий. – Однако же те князья изгнали славного Василия по наущению твоего мудрого господина!

– Почему ты так думаешь? – вздрогнул московский посланник. – Князь Юрий не приложил к этому рук!

– Неужели мы дурачки, боярин? – улыбнулся брянский князь. – Об этом известно даже малым детям! Зачем ты морочишь мне голову?

– Это не так, княже, – спокойно ответил московский боярин. – Я говорю только правду…Московские люди совсем не замешаны в том деле!

– Ладно, Родион Несторыч, – поднял руку князь Дмитрий. – Тогда будем говорить по существу…Скажи мне, зачем, нам брянцам, дружба с Москвой? И какую вы можете оказать нам помощь? Может, против Литвы?

– А хоть бы и так! – кивнул головой боярин Родион. – Юрьевы полки очень сильны, а ваши брянские с позором разбежались от удара небольшого войска Гедимина там, под Киевом…

– Не разбежались, боярин, – укоризненно покачал головой князь Дмитрий, – но отошли после тяжелых потерь под ударами неисчислимых полчищ! Думаю, что если наши люди тогда отступили, не победил бы и твой славный Юрий!

– Но вместе мы бы наголову разбили Гедимина! – сказал уже другим, примирительным тоном московский гость.

– В этом я не сомневаюсь, – махнул рукой брянский князь. – Но ведь Юрий не пошел туда, хотя волынские люди звали его на помощь!

– Звали-то звали, – пробормотал боярин Родион, – но у нашего князя не было союза ни с Киевом, ни с Волынью! А вот если бы такой союз был…