Текст книги "Борьба за господство (СИ)"
Автор книги: Strelok
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Рано об этом думать. Сначала изучим обстановку. Площади, маршруты патрулей, расписание, соберем максимум данных, прежде чем решать, кто полезет в петлю.
Руденко тихо хмыкнул:
– Можно совместить. Сначала удар дроном. Если он не справится, если охрана Странника приземлит птичку, тогда добить снайперским. Двойной шанс лучше, чем один.
Семен мрачно усмехнулся, глядя на пустую кружку:
– Двойной шанс? Тут скорее двойная могила, но я вас понял. Если решите действовать, я помогу чем смогу. Только знайте, против роя обычные трюки почти не работают.
Каплан положил ладонь на карту, словно подводя итог:
– Тем более у нас нет права на ошибку. Значит, готовимся, думаем, смотрим. А уж способ найдем.
Квартира Семена после долгой дороги для группы диверсантов стала временным прибежищем, но даже это казалось почти роскошью. Разведчики поужинали консервами, вытащенными из багажника, и разбрелись по комнатам, чтобы хоть немного передохнуть. Машину оставили во дворе, Семен заверил: с ней ничего не случится.
Каплан устроился у окна, приоткрыв форточку. Ночной воздух был влажный, пахнул гарью и чем-то сладковатым – напоминание о недавних вспышках. Он жевал сухарь и глядел на улицу, где под уличными фонарями ходили патрули омег с автоматами. Вдалеке блеснул силуэт развитого, худая фигура с наростами хитина на плечах, рядом шли двое обычных людей словно все это было чем-то обыденным.
И тут Каплан застыл. По освещенному двору медленно прокатился прыгун, массивный, с буграми остеодерм на груди и спине. Но самое невероятное заключалось в том, что на нем сидели двое детей лет восьми-десяти. Они смеялись, держались за шипы на спине чудовища, а тот неторопливо двигался, будто смирившись со своей новой ролью. Рядом шла молодая женщина, явно мать малышей, она время от времени что-то им говорила и гладила тварь по боку, как бы успокаивая.
Майор не поверил своим глазам. Внутри что-то похолодело. Для него прыгуны всегда были воплощением ужаса, быстрые, смертоносные, рвущие людей на куски. А тут домашняя тягловая скотина, почти что лошадь, с которой резвятся дети.
– Ты это видел? – Савельев подошел с кружкой чая и тоже выглянул в окно. Его лицо вытянулось.
– Твою ж дивизию!
Руденко, привлеченный их возгласами, подошел следом, и троица молча наблюдала за странной картиной. Прыгун, не издавая ни звука, терпеливо шагал по двору, иногда встряхивая спину, но явно не собираясь никого трогать.
– Это уже не мир, который мы знали, -пробормотал Каплан, не отрывая взгляда. – Совсем другой.
Он почувствовал, как под ложечкой засосало неприятное. Все, чему их учили про мутантов, рушилось прямо на глазах. И майор впервые за долгое время поймал себя на мысли: а что, если в этом кошмаре действительно зарождается какая-то новая… нормальность?
Дети выглядели живыми, счастливыми, а не как куклы на поводке.
«„Если они марионетки… зачем им смеяться? Какой алгоритм коллективного разума позволяет играть, спорить, толкаться, визжать от радости? “»
Чем дольше он наблюдал, тем настойчивее в голову лезли неудобные мысли. Он вспоминал приказы командования. Уничтожать зараженных, разумных или не очень, на месте. Бомбить, расстреливать, травить газом. Без вопросов и сомнений. Все ради санитарной безопасности. Но что, если такие приказы и породили войну? Что, если именно из-за тотального истребления Единство ответило диверсиями, засылкой инфильтраторов?
Каплан устало выдохнул, глядя на двор. В груди поднималось тяжелое чувство, которое он не хотел называть. Возможно, позиция командования слишком радикальна. Возможно, если бы не беспощадная политика зачисток, не сжигали бы деревни и не расстреливали тех, кто просто не успел на эвакуацию, с ними можно было бы договориться.
Мысль, которая еще месяц назад показалась бы ересью, теперь звучала все отчетливее: с ними можно говорить.
Из задумчивости Каплана вывел голос Савельева:
– Майор, иди сюда. Послушай.
В комнате играло старенькое радиоприемное устройство, наверное, советских времен. На шкале крутилась стрелка, ловя хриплые волны, и вдруг пробился четкий сигнал. Савельев накрутил ручку громкости, и голос, уверенный и спокойный, заполнил помещение.
– … после освобождения Ленинградской атомной станции от оккупационных сил Основателе, их искусственный интеллект, именуемый ДИРЕКТОРом, спровоцировал аварию и расплавление активной зоны двух энергоблоков. В результате один из реакторов потерял герметичность, произошел выброс радиоактивных веществ. Радиационный фон в ряде районов Северо-Запада повысился. Всем жителям рекомендуется контролировать уровень излучения с помощью счетчиков Гейгера и соблюдать предельную осторожность…
Голос был поставленный, словно у диктора старой радиостанции. Он не трясся, не выдавал паники, напротив, звучал организованно, как официальное сообщение.
Каплан подошел ближе и уставился на приемник. Его охватило чувство нереальности происходящего. Единство вещает новости. Не просто агитационные лозунги или угрозы, а самые настоящие, со сводкой, рекомендациями, четкой постановкой.
– … в настоящее время бригады ликвидаторов продолжают работы по дезактивации территории. Омеги, привлеченные к ликвидации последствий аварии, находятся в удовлетворительном состоянии. Симптомы легкой степени лучевой болезни не представляют угрозы жизни. Дополнительно сообщаем: два энергоблока будут восстановлены, станция сохранит значение стратегического объекта и будет использоваться для снабжения регионов электроэнергией…
Руденко, стоявший у стены, невольно присвистнул.
– Слушай, они не только выжили, но и собираются дальше атом гонять.
Каплан молчал. В голове крутились совсем иные мысли. Если диктор говорит правду, а судя по всему, передача была рассчитана и на внешних слушателей, значит, Единство еще и безграничный источник энергии получило.
Они перехитрили суперкомпьютер, разбили войска Основателей и вместо того, чтобы бросить станцию умирать, организованно тушат пожары, чинят энергоблоки, раздают инструкции гражданским.
– … Восстановительные работы продолжаются. Угрозы повторной катастрофы нет…
Помехи на несколько секунд заглушили эфир, потом голос снова прорезал тишину квартиры. Теперь диктор читал другой блок новостей спокойным, ровным тоном, будто речь шла не о мире после апокалипсиса, а о будничных сводках какого-нибудь регионального радио начала двухтысячных.
– За последнюю неделю под защиту Единства принято более шести тысяч беженцев из окрестных районов. Всем им обеспечено жилье, питание и необходимая медицинская помощь. Продолжается вакцинация омега-штаммом для гарантии безопасности.
Руденко скривился:
– Слушай, майор, они это всерьез? Как будто не конец света, а какой-то комсомольский съезд.
Но диктор продолжал:
– Возобновлена работа ряда производственных объектов в Петрозаводске, Великом Новгороде и на окраинах Петербурга. Налажен ремонт энергетического оборудования, начат выпуск строительных материалов. Особое внимание уделяется восстановлению электросетей и водоснабжения…
Каплан поймал себя на том, что слушает это, затаив дыхание. Производство, электросети… Все то, чего катастрофически не хватало даже в зонах безопасности под контролем ВССР.
– Невакцинированным лицам напоминаем: строго запрещено самостоятельно посещать районы, где фиксируется высокая активность диких стаек ходоков, прыгунов и развитых. В случае необходимости перемещения следует обращаться к патрулям Единства. Нарушение правил безопасности может стоить жизни вам и вашим близким…
Затем голос сменился. В эфире раздался мужской баритон, звучавший уверенно, даже немного торжественно.
– Товарищи! Я обращаюсь к вам от имени Странника. Совсем скоро будет восстановлено регулярное сообщение с Петербургом и Великим Новгородом. Мы работаем над возобновлением железнодорожной линии. Это позволит наладить стабильные перевозки, а значит снабжение продовольствием, медикаментами и необходимыми товарами. Вопрос о дефиците топлива также решается. В ближайшее время начнется восстановление добычи нефти на ближайших месторождениях, запуск нефтеперерабатывающих заводов, это позволит частично покрыть нужды…
Савельев нервно усмехнулся:
– Вот те на. А у нас в Мурманске неделями совещаются, где еще керосину нарыть.
В эфир опять вышел новый голос, спокойный, поставленный. Вступительное слово диктор озвучил формально: «„В эфире лекция доктора философии Андрея Ковалева о будущем цивилизации Единства“».
– Прежний мир пал, и Хронофаг стал его могильщиком. Но при этом вирус дал нечто куда большее, чем гибель миллиардов. Он открыл возможность перейти к новой форме общества, нового бытия. Люди, ставшие омегами, более не нуждаются в том, что раньше считалось краеугольными камнями цивилизации. Им не нужны десятки тысяч наименований лекарств, ведь регенерация сама справляется с большинством травм и болезней. Им не нужен интернет, когда существует коллективное сознание, мгновенно передающее знания и опыт. Судебная система и законы в прежнем понимании тоже избыточны, когда каждый связан с остальными и не способен к предательству или преступлению. Деньги? Экономика, основанная на накоплении и дефиците, утратила смысл. Правительства? Административные машины прошлого мира рушились от коррупции и некомпетентности. Здесь же власть распределена, а коллективное решение всегда оптимально.
В комнате воцарилась тишина. Савельев невольно хмыкнул:
– Идеальная утопия, чтоб ее…
– Невакцинированные люди часто испытывают страх. Им кажется, что они потеряют индивидуальность. Но это не так. Омеги сохраняют свои личности, воспоминания, навыки. Коллективный разум не подавляет их, а дополняет, снимая груз одиночества и ограниченности. Это не конец, а следующий шаг эволюции. Человечество всегда менялось, всегда искало пути преодолеть свои ограничения. Хронофаг лишь ускорил процесс. То, что мы потеряли – цивилизация двадцать первого века с культом потребления, с ее иллюзией стабильности. То, что мы обрели – задел на будущее, настолько масштабный, что пока лишь немногие способны его представить…
Голос стал громче, наполнен пафосом:
– Мы говорим не только о победе над смертью – это лишь начало. Мы говорим о бессмертии, которое будет доступно каждому. Мы говорим о возможности выйти за пределы Земли. Колонизировать другие миры. Не строить там купола и станции, а преобразовывать планеты под себя, так же как Хронофаг преобразил наш мир. Для прежнего человечества это казалось безумием. Для нового – это лишь вопрос времени.
В эфире повисла пауза, потом зазвучала тихая музыка.
Руденко уставился в радио, словно в него можно было заглянуть внутрь:
– Товарищ майор… если бы не видел собственными глазами, я бы подумал, что это агитка какой-то секты.
Каплан медленно выдохнул.
– Может, так и есть, сержант. Только секта, которая умеет запускать АЭС и перехитрила Директора.
– … многие скептики говорят: бессмертие – это красивая метафора. Что нельзя победить смерть как таковую. Но я приведу вам пример, свидетелями которого стали сотни людей в самом сердце Единства. Пророк доказал обратное.
Он сделал паузу, а затем продолжил, все еще ровным, академическим тоном, хотя в словах слышался почти религиозный пафос:
– Зимой один мальчик, незараженный, провалился под лед. Его искали десять часов. Когда нашли, жизнь покинула его тело. Все признаки указывали на смерть, остановка сердца, отсутствие дыхания, полная потеря мозговой активности. И тогда Пророк велел поместить тело ребенка в улей. Процесс занял почти сутки. И все, кто находился рядом, стали свидетелями чуда. Мальчик был восстановлен. Его сердце снова забилось, легкие наполнились воздухом, кровь заструилась по венам… Да, повреждения мозга дали о себе знать. У ребенка наблюдались провалы в памяти, некоторые навыки пришлось заново осваивать, мы живем не в сказке… Но он узнал мать. Он говорил, он двигался. Он жил. Это был не пустой сосуд, не бездушный зомби. Это был ее сын, вернувшийся из объятий смерти…
Каплан почувствовал, как у него по спине пробежал холодок.
– Так что не говорите, будто смерть окончательна. В мире Единства она перестает быть рубежом. Мы не утверждаем, что воскресить можно всех, но сам факт уже доказан. Хронофаг способен переписать не только живое, но и вернуть утраченное. Подумайте об этом. И сделайте свой выбор.
Эфир снова сменился фоном, теперь звучала торжественная музыка. Руденко нахмурился:
– Это уже перебор… Воскрешение мертвых? Да они совсем спятили.
– Не думаю, -протянул майор. – Пока их слова не расходились с тем, то мы увидели. Зато нам намек: бить наверняка, чтоб Странник точно не выкарабкался.
Глава 11
Эксперименты и борьба с преступностью
Заброшенный спорткомплекс был переделан под улей, ряд залов использовались под инкубаторы, один бассейн превратили в большой биореактор. Когда Вадим туда вошел, то увидел вместо воды вязкую жидкость с черным отливом. Дружок стоял у бортика, излучая радостное возбуждение, Исаев выглядел скромнее, но на лице тоже виднелось торжество и гордость, в первую очередь, за себя. Вадим опустил руку в жидкость, вынул пальцы, темная пленка стекла с ладони, запаха стандартной нефти не чувствовалось, скорее – смесь перегоревшего органического материала и метаболитов.
– Нефть что ли? -сухо сказал Вадим. Дружок, и оба радостно кивнули.
– Только не из недр земли, -улыбнулся в привычном оскале суперпрыгун. – А синтезированная ульем.
Исаев шагнул вперед и заговорил так быстро, словно репетировал эту речь:
– Объясню по-человечески, -сказал он. – Мы перепрограммировали монокультуру улья так, чтобы она выполняла функцию ускоренного катагенеза. Проще, то, что природа делала миллионы лет, у нас идет за пару недель.
Вадим скептически посмотрел на оба.
– Из травы и дохлых тушек у вас выходит топливо? Рассказывай по шагам, и без сладких слов.
Исаев кивнул и начал по пунктам:
– Сначала мы загружаем в бассейн измельченную биомассу – дрова, навоз, опавшие листья, сельскохозяйственные остатки, даже трупы. Это дает высокую доступность лигнина и целлюлозы.
Дружок подхватил:
– Механически дробим, делаем паровую обработку при ста градусах, но короткими циклами, чтобы не карбонизировать. Это слабая термогидролизная предобработка, ломаем структуру, чтобы ферменты могли работать.
– Дальше идет энзимная стадия, -добавил Исаев. – В анаэробных зонах вводим смесь ферментов целлюлазы, гемицеллюлазы, лигиназы. Они расщепляют полимеры до олигосахаридов и моносахаридов. Температура реакции держится в районе сорока пяти градусов, важно контролировать кислотность, потому что от этого зависит активность ферментов.
– И сахара идут на корм нашим микробам, -вмешался Дружок. – У нас гибридные штаммы дрожжей и морских талломицетов, которые в условиях избытка углерода и дефицита азота переключаются на накопление липидов и синтез поликетидов. То есть они делают жиры и длинные углеводородные фрагменты.
– Правильно, -подтвердил Исаев. – Эти липиды и поликетиды – прародители тяжелых углеводородов. Но быть биомаслом – одно, а получить энергоемкую фракцию – другое. Внутри реактора идет комплекс реакций: редуктивная дезоксигенация, поликонденсация ароматических фрагментов, формирования нафтеновых циклов.
Вадим ехидно усмехнулся:
– Слышу умные слова, а где же котел, где колонны? Как из этого всего получить что-то, что в бак литься будет?
– Вот тут хитрость, -ответил Исаев.– Мы делаем два шага внутри улья и еще два вне его. В улье формируются тяжелые фракции – густая биоимульсия с высоким содержанием кислородсодержащих групп. Это сырье. Чтобы обработать, есть два пути. Либо классическая дезоксигенация и крекинг на катализаторах, как на НПЗ. Либо гибридная схема: газификация части потока в синтез-газ и применение процесса Фишера-Тропша для получения нужных углеводородов.
– То есть или НПЗ, или метода Фишера-Тропша, -подытожил Дружок. – Но есть промежуточный путь: мы используем биокатализаторы, наноструктурированные посредством Хронофага ферментные комплексы, которые частично проводят дезоксигенацию прямо в реакторе. Это снижает содержание кислорода и несколько повышает энергетическую плотность, но полноценного бензина все равно не выдаст.
– А понятнее можно? -спросил Вадим.
– Мы привязали металлосодержащие кластеры – железо, молибден к карбонизированной матрице, которую продуцируют специальные штаммы грибов. Эти комплексы каталитически ускоряют восстановительные реакции: удаление гидроксильных и карбоксильных групп, дезоксигенация через последовательность дегидратации и восстановления. Это снижает кислородсодержание и дает более нефтеподобную смесь. Но нужен тепловой шаг и давление для окончательной стабилизации.
Дружок взял на себя цифры и реалии:
– На нынешнем этапе эксперимента выход сырой фракции – сто пятьдесят литров на тонну загруженной массы. Энергетический баланс отрицательный, если не учитывать побочные продукты: метаногенез в верхних слоях дает биогаз, который можно сжечь и дать часть энергии процессу. Стадия предобработки требует тепла, но мы уже внедрили рекуперацию и тепловые обменники, чтобы вернуть часть энергии обратно.
– Сколько точно по времени все занимает? -уточнил Вадим.
– От загрузки до первой откачки двенадцать-пятнадцать дней в текущем режиме. Оптимально – десять. Но это опытная установка. Для промышленного масштаба требуется масштабирование в объемы и оптимизация биокаталитических каскадов.
– И что с безопасностью? -спросил Вадим. – Трупы, органика, бактерии – опасно ли это для окружающих? Вдруг вы перетравите весь город своими опытами, юные химики, едрить вашу бабушку.
– Контроль полон, -ответил Исаев. – Анаэробная среда, строгий биоблок, фильтрация газов через активированный уголь и каталитические ловушки. Патогены под контролем. Мы используем только проверенные штаммы и держим температурно-кинетический профиль так, чтобы патогенные формы не доминировали.
Дружок добавил с явным восторгом:
– Смысл в том, что улей – живой, адаптивный завод. Мы меняем регуляторные гены, заставляем колонии переключать метаболизм. Монокультура учится «„варить“» те ферментные цепочки, которые нам нужны. Это и есть инженерия коллективного рзума. Мы даем команду, улей помнит и повторяет. Главное повторить несколько раз и закрепить процессы, дающие наиболее оптимальный результат.
Вадим молча провел ладонью по поверхности бассейна.
– А масштабы? Сколько надо дров и травы, чтобы заправить, например, танковый взвод?
– Для снабжения небольшого парка техники со средним расходом топлива, – ответил Исаев. – Потребуются сотни тонн биомассы в месяц при текущей эффективности. Но как только мы увеличим выход раз в пять, а это дело времени, требуемые объемы сократятся. Мы думаем о связке: биореакторы по периметру, сбор органики с окрестностей, интеграция с очисткой сточных вод – все это сырье.
Дружок, с видом человека, который уже видит карту будущего, вмешался:
– Мы не рассматриваем это как нефтяную добычу в старом понимании. Это локализованный циклический процесс, от биомассы до топлива, часть энергии уходит на предобработку и так далее. Цикл замкнут, и с течением времени мы сможем уменьшить внешние вводы.
Вадим еще раз посмотрел на черную массу в ладони, потом на довольные физиономии двух «„ученых“».
– Хорошо, -сказал он коротко. – Вы доказали принцип. Но пока это эксперимент.
Исаев скромно улыбнулся:
– Мы над этим работаем. Надо лишь решить вопросы с дезоксигенацией. Я думаю над компактными модулями гидропиролиза, которые можно будет ставить рядом с биореакторами, чтобы обходиться без громоздких НПЗ.
– Значит, вторая часть – это инженерная, -подытожил Дружок. – Мы даем органику, улей делает сырье, дальше технологии Исаева делают его пригодным. И все это – коллективная память улья плюс наша инженерия.
Вадим согласился:
– Ладно. Ждем, когда улей начнет варить не просто смесь говна с дрожжами, а нормальную солярку с бензом. Это хороший шанс, если доведете дело до ума.
Дружок и Исаев переглянулись
– Начинаем масштабирование,– сухо произнес Исаев. – И учтем вопрос энергетики. И еще: надо снизить кислородность продукта биокаталитикой, иначе производство будет слишком затратным.
– Понял, -коротко ответил Вадим.
И обсуждение перешло к деталям по рекуперации, по возможности использования локального биогаза и по подбору катализаторов для следующего этапа.
Пока Вадим наблюдал, Исаев взял слово и начал излагать результат в той манере, к которой привыкли все вокруг – сухой, техничной и приправленной точной терминологией.
Вадим уже собрался уходить, но Дружок, как обычно, не унимался:
– Подожди, Вадим, это еще не все. У нас есть кое-что… покруче, чем бионефть.
– Опять твои сказки про эльфов? -скептически буркнул Вадим, но взгляд задержался на Исаеве. Тот стоял слишком спокойно, будто только и ждал этого момента.
– Нет, -улыбнулся Артур. – Сейчас ты увидишь демонстрацию первого в мире боевого мага! Я не шучу.
Он активировал внутренний канал и послал импульс:
+Геннадьич, шевели батонами! Начальство ждет.+
Через минуту дверь скрипнула, и в помещение вошел ульевой воин с грубоватым лицом сорокалетнего мужика. На его хитиновом панцире были темные прожженные пятна от белого фосфора, которые применяли Оносватели, а в зубах торчала самокрутка.
– Извиняюсь, товарищ Пророк, курил, задумался, -буркнул он, заметив Вадима.
– Давайте быстрее, -отмахнулся тот. – Мне через час ехать Ломоносов, времени в обрез.
Исаев заговорил.
– Геннадьич до пандемии работал в Институте физики плазмы. Занимался шаровыми молниями, исследовал их природу и условия устойчивости. Благодаря его опыту мы смогли совместить биоконструктор с плазмохимическими процессами.
– А проще? -перебил Вадим.
– Проще так, -вмешался Дружок, предвкушая нечто необычное.
Геннадьич вытянул руку вперед. Между его пальцев сначала проскочили крошечные синеватые искры, почти мгновенно в ладони возник распухший бело-голубой сияющий шарик. Стоило чуть ослабить хватку и плазмоид улетел вперед, с треском врезался в стену, штукатурка оплавилась, по бетону поползли темные разводы. В зале пахнуло озоном и гарью.
Вадим сначала замер, потом несколько раз моргнул и выдавил:
– Э-э… что за магия?
Геннадьич пожал плечами
– Не магия. Физика, приправленная биологией.
– Как вам удалось? -сдавленно проговорил Вадим, негромко и почти с уважением. Исаев, откашлявшись, продолжил лекцию:
– Начнем с источника энергии, В теле Геннадьяча мы создали локализованный электрический накопитель, не «„батарею“» в привычном смысле, а сеть ионных слоев и упруго-диэлектрических белковых матриц, способных быстро аккумулировать заряд и так же быстро его отдать. Это похоже на суперконденсатор, но биогенной природы: протеиновые структуры и ионные каналы нацелены на временное хранение заряда, пока система не решит выпустить его.
Дружок добавил, подпрыгивая от нетерпения:
– Эта сеть связана с внешней оболочкой ульевого воина, участками хитиноподобной кожи и модифицированными нервными ганглиями. Нервная система дает команду, метаболические пути накапливают локальный потенциал, и биоконтур выстреливает плазмоид.
– Затем,– вмешался Исаев. – Идет фазовая стабилизация. Плазма – это ионы и электроны, чтобы она существовала компактно, нужен механизм удержания. Мы добились этого комбинацией нескольких факторов: локальный магнитный момент, создаваемый упорядоченными ионными токами; градиенты давления внутри тончайшего плазменного кармана, и микроскопические ядра – наночастицы карбонизированной матрицы, которые служат центрами инициации и конденсации. Эти элементы совместно формируют кратковременную, но достаточно устойчивую сферу.
– Все вместе это похоже на миниатюрный плазмотрон, -пояснил Дружок. – Но плазма не рождается сама по себе, нужна подготовка тканей – опорная биоструктура, усиленные ионные каналы, быстрые перекачки электролитов и белковые диэлектрики, которые выдерживают высокие градиенты поля.
Вадим нахмурился:
– Насколько надежна и безопасна система?
Исаев пожал плечами:
– Мы связали запуск процесса с конкретными моторными паттернами и с биохимическим «„паролем“». Это делает случайные выстрелы маловероятными. Кроме того, есть физические лимиты, плазмоид ограничен размерами, довольно коротким периодом стабильности магнитного поля и емкостью органических конденсаторов.
– Перспективы применения широки, -взял Дружок эстафету. – Помимо дополнения к стандартному вооружению данный биомодуль можно использовать в качестве освещения, сварки, резки по металлу, зарядки механических устройств.
Вадим одобрительно кивнул:
– Тут вы меня по-настоящему удивили ребята. Хочу себе такую же игрушку, а потом вырастить их прыгунам и развитым… Какая дальность выстрела, насколько маны хватает?
– На…
Суперпрыгун не дал Исаеву сказать, нагло перебив:
– Пока пятьдесят метров, при полной емкости накопителя хватит на десять-двенадцать выстрелов, потом нужно ждать около суток для метаболической перезарядки.
* * *
Вадим сидел в своем кабинете, когда по роевому сознанию пробежала сухая мысль Стасевича.
+Нашли проблему. В Пушкине – банда. Бывшие уголовники. Держат около двух десятков людей. Мужчины как рабочая сила, женщины – рабыни. Жестокость запредельная.+
Вадим нахмурился.
– И давно вы это «„нашли“»? -сказал он вслух
+Полгода как. Они сидели тихо, никак не проявляли себя. Мы считали, что это обособленная группа выживших. Ни налетов, ни выхода за пределы Пушкина.+
– Полгода! У нас боком стая шакалов держит в подвале людей, а вы «„считали“»?
+Могу отправить штурмовую группу хоть сейчпс.
Вадим поднялся, потом он неожиданно спокойно сказал:
– Не надо. Я сам разберусь, надо размяться… достало сидеть на жопе ровно. Побуду супергероем, иначе нафига мне суперсилы?
Он отослал короткий телепатический импульс в сторону одного из ульев-ретрансляторов. В ответ в сознании нескольких десятков ульевых воинов из отрядов быстрого реагирования вспыхнули образы: подготовка, броня, оружие, маршрут.
+Готовить штурмовую группу. Веду сам.+
Первым отозвался Дружок. Его ментальный голос прорезал сеть, словно рычание огромного зверя:
+Ты что, с ума сошел⁉ Не смей! Альфе нельзя пачкаться в уличной грязи. Я поведу отряд сам!+
За ним почти сразу влезла Настя, ее эмоции били горячими волнами:
+Вадим, не рискуй! Мы справимся. Не тебе идти на разборку с бандой!+
Исаев подключился с раздраженным, почти язвительным холодом:
+Потрясающе. У нас на носу война с федералами, а наш Пророк собрался разминаться на уголовниках. Ты головой ударился, блаженный?+
Последним прорезался голос Стасевича:
+Это противоречит уставу. Альфе запрещено лично участвовать в локальных зачистках. Я возьму своих людей и ликвидирую проблему, если это так важно.+
Вадим стиснул зубы.
– Чего⁉ Полковник, ты там обкурился запрещать мне что-то?
+Если Пророк делает что-то, что может нанести вред ему самому, мой долг его остановить. Мы сраные куклы. Если потребуется, я тебя на замок посажу, Вадим… Ты слишком важен для нас, без твоей направляющей воли народ будет растерян, моральный дух сильно упадет.+
– Да чтоб вас всех… -пробормотал он вслух. – Долбанный коллективный разум, ничего от вас не утаишь.
Он оборвал канал и на миг остался в тишине своего кабинета. Только старые часы на стене тикали, будто отсчитывали время до его решения. В дверь тут же постучали:
– Командир, «„Тигр“» подогнали. Штурмовой отряд ждет приказа.
Вадим снял висевший на стенке АК-15, перекинул ремень через плечо.
– Поехали.
Собравшаяся перед Домом Советов колонна, дождавшисб альфу, тронулась. Сначала «„Тигр“» с Вадимом во главе, за ним два грузовика, кузова забиты ульевыми воинами, сидящими неподвижно, будто высеченные из серого камня. Их тела были укрыты органическим панцирем, в трещинах которого мерцали голубоватые фотофоры – сигнал роя. Замыкал колонну БТР-82А с турелью, повернутой вбок.
Двигатели ревели глухо, разрезая тишину пригородов. Весенний вечер опускался на улицы, сквозь кроны старых лип пробивался золотой свет заходящего солнца, а впереди начиналась дорога в Пушкин, ныне полузаброшенный город-призрак.
Вадим сидел рядом с водителем, смотрел вперед сквозь закопченное лобовое стекло и думал о прошлом.
Он лично участвовал в серьезном замесе почти год назад, в штурме Кудровского анклава. Там все было иначе. Тогда еще не существовало ни четкой дисциплины, ни выстроенной армии. Зараженные действовали как дикая орда, и в тот день кровь лилась рекой. Вадим тогда лично направлял первую волну мутантов в бой, чувствовал, как люди орут в панике, как их рвут на части ходоки и прыгуны.
Кудрово дралось ожесточенно, особенно из-за Палыча – старого отставного военного, который сумел сплотить гражданских и бывших ментов в подобие армии. Он видимо мечтал построить свое княжество, задавить любых конкурентов. Ради этого начал войну и обрек многих своих на смерть.
Вадим тогда знатно потоптался по анклаву. Зараженные напирали как лавина, Конг в секунды проломил стены внешнего периметра, прыгуны переворачивали бронетехнику, а он сам, с автоматом в руках, вырезал остатки обороняющихся, а Палыча выкинул из окна. После того боя прошло меньше года, но, казалось, целая жизнь.
Сейчас все изменилось. Выжившие из Кудрово давно влились в ряды Единства, стали частью роя. О Палыче уже никто всерьез не обсуждал, лишь изредка вспоминали, и то без интереса. Тот человек исчез в прошлом, как и его война.
А теперь на очереди Пушкин. Город, в котором выжившие не создавали крупных анклавов. Одна из групп тихо сидит, пряча рабов в подвалах, насилуют и издеваются, и полгода никто не знал об их маленьком секрете. Вадим сжал кулаки, представляя, как будет расправляться с бандитами. Он испытывал абсолютную ненависть относился к этой категории нелюдей, разумы влившихся в Единство хранили множество воспоминаний о причиненных зверствах. Изнасилования, грабежи, убийства – самые незначительные из их деяний, поэтому основную массу потерявших человеческий облик мразей Вадим приказывал вешать или скармливать прыгунам, оставшихся «„счастливчиков“» отдавали на опыты живодерам Исаева. Протестировать новый штамм, опробовать новый биомодуль самое то…
«„Вот и разминка. Ублюдки, думающие, что конец света дал им право быть хозяевами жизни. Слишком долго жили в тени. Пора воздать им по заслугам.“»
Позади в кузовах ульевые воины, уловив телепатический импульс от альфы, не шелохнулись. БТР на хвосте слегка прибавил оборотов, наводчик-оператор проверял механизмы вращения башни.
В Пушкин не было привычной разрухи, как в Питере и других населенных пунктах, улицы выглядели пустынными. Электричество отсутствовало, как и костры, разжигаемые выжившими.
