Текст книги "Борьба за господство (СИ)"
Автор книги: Strelok
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Глава 13
Повышение, игра в карты и бардак на местах
Анджея привели в один из ульев, в глубине которого находится бассейн с жидкой биомассой.
– Раздевайся и погружайся.
Из наблюдателей присутствовал только один человек, подчиненный Исаева, которому было поручено следить за проведением процедуры. Больше никто не требовался, Пророк и Дружок придумали, как дать отдельным омегам ограниченный доступ к биоконструктору, у альф хватало других задач помимо лечения очередного идиота, лишившегося ноги или получившего чрезмерную дозу радиации на АЭС…
Нижинский сбросил с себя форму, опустился в теплую биомассу. Она обволокла тело и медленно затянула вглубь. В тот момент никаких операций не производилось, Нижинского не резали, ничего не отрезали и не пришивали.
Происходили внутренние метаморфозы. Биомасса действовала как среда, в которой запускались процессы радикальной перестройки тканей. Анджей ощущал болезненное движение внутри себя, как будто тело перекраивалось само по себе.
Преобразование длилось больше суток. В назначенный час сознание вернулось, он вылез из бассейна уже другим. Кожа, в которой жил прежде, исчезла, на поверхности проявился плотный покров, отличавшийся по структуре от привычного эпидермиса. Нижинский подвигал конечностями, щелкнули суставы, оказалось, панцирные пластины срослись с мышцами и сухожилиями. Тело обзавелось новыми структурами, органической броней, цистой с ядовитыми шипами в левой и плазматроном в правой руке. У Нижинского просто появилось понимание своих новых возможностей, и он был горд. Его заслуги признали. И помимо физических усилений он получил продвижение в иерархии Единства до субальфы второго уровня, первый входит во Внутренний Круг. Впрочем, никто не запрещал Нижинскому возвышаться дальше. Пророк сам неоднократно говорил насчет сменяемости власти, в какой-то момент он погибнет или просто устанет от управленческой работы…
Анджей вышел из улья. Тело ощущалось тяжелым, моторика движений стали другой, но она не вызывали особых трудностей. Надо привыкнуть к панцирю и новым мышечным связкам. В этот момент появился Вадим. Он остановился рядом, не торопясь, и некоторое время молчал, оценивая результат.
– Ты прошел метаморфоз, -сказал он наконец. – Теперь ты не просто солдат. С этого момента ты субальфа. Твоя сила возросла и вместе с ней ответственность.
Нижинский кивнул, не зная, что сказать. Он чувствовал, что перед ним стоит не просто командир. Пророк – фигура, чье слово было законом.
– Это награда, -продолжил Вадим. – Ты заслужил ее.
Анджей впервые позволил себе что-то сказать:
– Я готов доказать, что достоин.
– Вчера вернулась разведка из Пскова. Сведения подтвердились, там действительно обосновался альфа-человек вроде меня. Местные называют его Скрипачом.
Нижинский нахмурился.
– Как такое возможно? Разве может быть кто-то еще? Ты же единственный, Пророк.
Вадим чуть улыбнулся
– Остынь. Основатели знали, что нас несколько. Мы редкие, но не уникальные. Скрипач – один из таких, но он психопат. Вместо того чтобы работать на общее благо, тратит силы на выведение мерзких кадавров… Полюбуйся.
В сознании Нижинского возникли мерзкие образы, короткие воспоминания разведчиков. Человек, превращенный в живую волынку с костяными трубами. Многоножка из тел женщин, сросшихся в единый организм. Ребенок, нижняя часть тела которого напоминала паучье. Нижинского даже немного помутило, настолько отвратительно увиденное.
– Каким больным ублюдком нужно быть, чтобы делать такое с живыми людьми…
– Вот чем он занят, -сказал Вадим. – Это не развитие, а деградация. Такой должен быть либо уничтожен, либо взят живым для изучения. Пока он не стал проблемой для всех.
Нижинский сжал кулаки.
– Я выполню. Хочешь, я пойду один. Я докажу верность.
Вадим покачал головой и усмехнулся.
– Ты дурак? Одному идти на это значит погибнуть. Я дам тебе роту ульевиков с бронетехникой, три сотни развитых и прыгунов. Доберетесь до Луги, там вас встретит батальон из Нижнего Новгорода. Я договорился, Защитник выделил людей. это будет совместная операция.
Нижинский поднял взгляд.
– Мои заслуги не так велики по сравнению с другими инфильтраторами.
– Ты был первым, -ответил Вадим. – И у тебя есть инициатива. Ты не ждешь приказа, ты думаешь, как действовать. Это ценное качество, поэтому на роль командира выбран ты. Вопросы?
– Почему Скрипач стал сумасшедшим? Есть версии?
– Когда мутация доходит до определенного этапа, происходят необратимые изменения функций мозга: эмоциональные реакции и мотивация перестраиваются, контроль над поведением ослабевает, гормональные циклы ломаются. Человек перестает быть тем, кем был – это не метафора. Это биология.
– Но ты остался собой.
– Симптомы разные, -продолжил Вадим. – Мы с Исаевым прорабатывали данный вопрос. В теории кто-то становится раздражителен, кто-то проявляет агрессию и потерю эмпатии. У кого-то разрушаются высшие функции – планирование, соразмерная оценка риска. У других нарушается регуляция гормонов, что дает перепады настроения и импульсивность. Бывает, мозг перестраивает приоритеты, от защиты группы к удовлетворению каких-то внутренних порывов, это выглядит как садизм или ритуал. Часто эти изменения сопровождаются изменением восприятия – люди начинают видеть мир иначе, слышать странные ритмы, чуять невозможные запахи… Некая разновидность синестезии. Это дает нам управлять биоконструктором, но и меняет их личность.
Он сделал паузу
– Повезло тем альфам, кто сумел сохранить рациональное мышление, как я. Но таких мало. Многие либо сходят с ума, либо гибнут, не успев осознать, что с ними произошло. В ряде случаев мутация настолько быстрая и тяжелая, что тело разрушается прежде, чем человек сможет использовать новые возможности. Поэтому истинных альф немного, но среди нас есть и те, кто не только не сломался, но и сумел превратить изменения в инструмент.
– А Скрипач больше как ты или поломанный?
– Скрипач – промежуточное звено, из тех, кто «„сломался“», но не потерял расчет. Он психопатичен, судя по его творениям, но способен строить сложные стратегии, анализировать. Он использует биоконструктор, перекраивает живые формы для реализации своих извращенных фантазий и, возможно, устрашения выживших. Одно другому не мешает. Это говорит о том, что часть когнитивного мышления, достаточная для планирования и контроля, сохранена. Именно поэтому он опасен.
– Значит, он не просто сумасшедший, -вмешался Нижинский. – Он сумасшедший, который думает.
– Так и есть, – подтвердил Вадим. – Психопат – это намного хуже. Безумие, которое сохраняет расчет, порождает устойчивую угрозу. Он смог установить власть в Пскове не только потому, что умеет контролировать зараженных и создавать кадавров, но и потому, что сумел их использовать так, чтобы контролировать население, построить культ… Мы должны учитывать, что у таких индивидов меняются и цели. Они не всегда действуют по привычной логике. Ожидай нестандартных ходов с его стороны, от самоубийственных атак до приглашения на чай или «„концерт“».
– Если он не проявит агрессии к нам, как поступить?
– Иди на хитрость, попытайся взять живьем. Живой образец ценнее мертвого, хотя и на труп или небольшой образец биологического материала я злиться не буду. Исаев до сих не понимает принцип, по которому Хронофаг выбирает людей-альф, а если появится шанс изучить второго такого же, будет неплохо.
Нижинский ненадолго задумался.
– Получается, заманить Скрипача в ловушку, связать и укатать в три слоя фольги, чтоб его мутанты не могли получать приказов.
Пророк похлопал Нижинского по плечу.
– Отличная мысль, Анджей!
– Мне понадобится много фольги.
– Выделим!
* * *
Вадим зашел в свой кабинет под вечер и оставил за спиной суету дня. Он собирался присесть, но на пороге застыл: у настольной лампы сидела фея Быстрое Крыло и напротив нее еще две мелкие фигуры, которых Вадим мельком видел. Они устроились прямо на столе, развалившись вокруг лампы с игральными картами, по очереди затягивались тлеющей сигаретой и попивали пиво из банки через соломинку.
Феи заметно заволновались, как только вошел альфа. Они вздрогнули, на их лицах мелькнула робкая растерянность. Быстрое Крыло подпрыгнула Но Вадим только улыбнулся.
– Не спешите, -сказал он спокойно. – Я с вами сыграть хочу. Был тяжелый день, организовывали экспедицию в Псков.
Феи медлили еще секунду, потом одна из них снова села и протянула ему карты. Вадим присел у стола, взял их, перемешал и раздал. Правила «„дурака“» игроки уже выучили, маленькие ручки перекладывали карты аккуратно, серьезно, будто игра была делом чести. Вадим удивился тому, с какой концентрацией они подходили к процессу, на их лицах не было озорства, а только сосредоточенность.
Вадим спросил, не отрывая взгляда от раздачи:
– На что играете?
Быстрое Крыло на некоторое время замерла, в ее глазах отразилось непонимание. Похоже, вопрос ввел его в стопор. Она посмотрела на карты, затем на Вадима и коротко ответила биосигналом:
+Играем.+
– Нет, – Вадим положил карты на стол. – На что вы конкретно играете? На желания? На вещи?
Феи словно зависли, ответив импульсом со смесью любопытства и замешательства. Потом Быстрое Крыло, как будто осознав, напряглась и чуть приподняла подбородок.
+Это как?+
Вадим покачал головой и начал объяснять:
– Можно играть не просто ради игры. Можно поставить что-то. Желание – это то, что вы просите у кого-то. Можно поставить вещь, можно поставить обещание, можно поставить услугу. Выиграл – получаешь. Проиграл – отдаешь.
Маленькие создания переглянулись, теперь от них исходила радость и тревога. Вадим ощутил это как слабое напряжение в воздухе: они, казалось, задумались над новым значением игры. В их незрелых разумах возникла растерянность, затем понимание: если сделать ставки, это может превратиться в долг, в обязанность, в цепочку обязательств. В одних случаях ты станешь должен, в другом тебе. Риск, но… притягательный. Вадим нарушил тишину:
– Кто научил вас курить и играть в карты?
Быстрое Крыло, поежилась:
+Моряки научили.+
– Моряки, значит?
Фея кивнула. Она заметно смутилась, но продолжала говорить, будто пытаясь оправдаться:
+Они на корабле живут. Мы часто прилетали к ним на пристань. Они давали нам конфеты. Потом показали карты, потом сигареты и пиво. Много смеялись. Сначала мы только смотрели, как они играют. Потом дали нам попробовать.+
Одна из ее подружек Быстрого Крыла вставила, кивая серьезно:
+И курить тоже показали. Мы подумали, что хотим также.+
Успокоившиеся феи снова затянулись сигаретой, передавая ее по кругу. Их лица оставались сосредоточенными и деловыми. Они явно не видели в этом ничего необычного.
– Моряки, значит. Хотя я не удивлен.
Он сделал ход, положил карту, и игра продолжилась. С каждой минутой феи становились увереннее. Они кидали карты на стол с видом настоящих игроков, спорили между собой, обмениваясь световыми вспышками и биосигналами, пытались перехитрить друг друга.
Вадим наблюдал и думал, что зрелище и правда уникальное. Дружок действительно вывел новую расу живых существ.
Ему самому стало легче – напряжение дня отступало. Он заметил, что даже не хочет торопиться, игра успокаивала. Через несколько раздач он сказал:
– Но имейте в виду. Если начнете играть на желания или на вещи, у вас начнутся проблемы. Долги, споры, обиды.
Феи остановились. Их глаза снова блеснули, словно они обдумывали новые возможности. От них пошел легкий импульс – смесь азарта и восторга. Быстрое Крыло что-то чирикнула, и они переглянулись. Вадим понял, что предостережение сработало наоборот. Он вздохнул и пробормотал:
– Я открыл врата в ад…
Посидев с феям до полуночи, Вадим выгнал их из кабинета и завалился спать на диван. Утро началось с того, что в дверь без приглашения ворвался дежурный радист из пункта связи:
– Командир, -сказал он коротко. – Срочная передача из Петрозаводска по каналу А.
Вадим поднялся с дивана и лениво зашагал в одно из соседних помещений. Добравшись до радиостанции, он надел на голову гарнитуру:
– Пророк на связи.
– Это Петрозаводск. Докладываем: Странник мертв. Убит неделю назад.
– Что за хрень⁉ Вы че, гондоны штопанные, молчали? Почему не сообщили сразу? -рявкнул Вадим в микрофон, не скрывая раздражения.
На той стороне голос был спокойным.
– Я капитан Ковальчук, меня временно выбрали главным. Не хотели разводить панику, проводили контрдиверсионные мероприятия. Взяли исполнителей. Прошли следственные мероприятия и допрос. После смерти Странника рой примерно сутки лихорадило, но вскоре Единство перешло в режим полноценный роевой режим.
– Какие мероприятия? -спросил Вадим, глядя на карту. – Что с диверсантами? Активность ВССР на севере увеличилась?
Ковальчук отвечал ровно, без эмоций:
– Участвовало спецподразделение ГРУ, профи высшего класса. Они пытались расчистить коридор перед возможным наступлением, устранив вашего… младшего брата. Однако наша пока не фиксирует серьезной активности войск ВССР и продвижения колонн на юг… Двух из четырех диверсантов взяли живыми. Один из взятых обратился в омегу, но биохимическая прошивка дала сбой – майор не принял наши установки.
Вадим напрягся и спросил прямо:
– Что вы с ним сделали?
– Мы вытянули из него всю информацию и приняли решение отпустить. Коллективное большинство сочло, что изгнание и скитание станут для него более эффективным наказанием, чем казнь или содержание. Он не вернется к своим, там зараженных уничтожают…
Вадим на секунду опешил, а потом сорвался голосом на повышенных тонах. Рев был коротким, но острым:
– Вы ох…ели там в край? Его нужно взять и доставить в Питер. Сейчас же! Немедленно начинайте поиски, преследование, взять живьем и перевести в Питер, сдать лично Исаеву!
Ковальчук спокойно объяснил мотивы:
– Мы взвесили риски. Если мы удерживали бы его, возникнет внутри Единства, нарушило бы гармонию. Отпустить означает сделать из него изгоя. Коллектив решил так. Да, возможно, мы недооценили последствия. Начнем немедленные поиски.
– Недооценили? – повторил Вадим, голос дрожал от злости. – Ты не понимаешь масштаба проблем, полудурок! Это саботаж, а не милосердие. Я хочу подробный отчет по каждому вашему шагу в бумажной, сука форме. Координаты последнего местоположения. Все маршруты, по которым он мог уйти. Требую доклад в течение двух часов!
Ковальчук ответил коротко:
– Приму к исполнению. Составлю сводку и начну поиск.
– Буду через полтора часа у вас, возьму вертолет. Ничего нельзя доверить! Одни дебилы вокруг!
Вадим отключился и еще минуту стоял у радиостанции, мысленно матеря петрозаводских коллег.
«„Гуманисты х…вы! Я им устрою проверку ревизора! Дружно всем скопом отправятся на АЭС в разрушенном энергоблоке завалы разгребать!“»
В ментальном поле раздался окрик Соколовского:
+Эй, полковник!+
Зов был обращен Стасевичу, в данный момент занимался распитием спиртных напитков в компании двух подчиненных, один из которых был развитым и вообще не понимал, с какой целью его заставляют глотать отвратительную горькую воду.
+Слушаю.+
– Хватит водку жрать! Она на тебя все равно почти не действует, -раздраженно бросил Вадим. Он часто при телепатических диалогах говорил вслух – привычка. – Сейчас садишься на вертушку, заскакиваете в Дом Советов, забираете меня и летим в Петрозаводск.
+А шо стряслось?+
– Странника завалили ГРУ-шные спецы, одного из козлов… ой, короче, история настолько идиотская, что даже рассказывать стыдно. Вылетаем немедленно, прошерстим тамошний гарнизон, наведем порядок.
+Понял. Дело серьезное.+
Вскоре на площади прямо у ступеней Дома Советов приземлился транспортный Ми-17. Вадим вышел из здания и быстрым шагом направился к борту. Внутри его уже ждал полковник Стасевич с отрядом личной охраны из бывших росгвардейцев.
– Ну что, полковник, -сказал Вадим без лишних вступлений. – Поздравляю, теперь у тебя новая головная боль.
Стасевич поднял глаза, в них мелькнуло то ли раздражение, то ли сухое понимание:
– Так понимаю, речь о Петрозаводске?
– О нем самом, -подтвердил Вадим. – Там устроили е…чее шапито. Пророк мертв неделю, все молчали. Контрдиверсионные мероприятия, допросы, обсуждения, а толку ноль, лишь время потеряли. Пленный майор из ГРУ, командовавший диверсантами, ушел живым, вернее его отпустили. Коллективное «„большинство“» решило отпустить его на волю. Вот представь, даже после зомби-апокалипсиса и полной перестройки вида человечество умудряется оставаться при своем – глупость и самоуверенность.
Стасевич молчал, слушая. Потом уточнил:
– Значит, я должен навести там порядок?
– Именно. Проведешь проверку по всем направлениям, начиная со связи и заканчивая личной ответственностью каждого. Найдешь, кто конкретно решил «„отпустить“». Отстранишь и накажешь самым жестким способом – отправятся радиоактивный мусор в активной зоне реактора разгребать, пока шкура не слезет. В городе должно быть четкое понимание: такие косяки стоят дороже, чем они думают. Мы не можем позволить себе самодеятельность.
Полковник кивнул.
– Задачу понял. Но, Вадим, если честно, я не удивлен. Люди остаются людьми. Даже с панцирем, плазмометом в руке и общим сознанием, даже после всего, что случилось.
Вадим криво усмехнулся.
– Да. В башке хлебушек как был, так и остался. Видишь ли, эволюция не лечит от человеческой дурости.
Оба на секунду замолчали, слушая гул двигателей. Потом Вадим добавил:
– Честно, я думал, что старые методы больше не придется применять. Здесь же в Питере никто так жестко не лажает…
– В Питере есть ты, Вадим, в Петрозаводске была твоя копия, державшая все под контролем. -высказался полковник. – Не стало Странника, и система хоть не обрушилась, как мы боялись, но начала откровенно дурковать. Лишний раз убеждаюсь: нельзя разводить демократию и давать кому попало влиять на важные решения. Не удивлюсь, если на отправку в отпуск диверсанта повлияли какие-нибудь сердобольные бабушки.
– Да мне похер! Отправятся кайлом махать.
Глава 14
Преступления и наказания
Когда Вадим и Стасевич вошли в здание штаба, размещавшееся в глубине промзоны Петрозаводска, их уже ждали. По приказу был собран весь местный командный состав – от приближенных к Страннику ульевиков до командиров ополчения. Их вывели в актовый зал, где не было стола для заседаний, протоколов или каких-либо бумаг. Здесь все решалось иначе. В центре зала находился органический ретранслятор роя, усиливающий телепатическую связь. Омеги встали полукругом, готовые к синхронизации.
Вадим вышел вперед, постоял несколько секунд, а потом импульс, что-то вроде команды «„внимание всем“». Телепатический зов прошел по залу, в ответ в сознание альфы стала поступать память и события за последнюю неделю. Это были не долгие утомительные допросы и расследования, а прямая сверка информации. Вадим анализировал куски чужих воспоминаний от момента ликвидации Странника, поимки диверсантов ГРУ до своего момента прибытия из Питера.
Картина выстраивалась быстро. Один на посту поленился провести тщательный обыск въезжавших в город «„гостей“», а ведь в потайном отделении внедорожника находился целый арсенал со взрывчаткой, боеприпасами, дронами. Второй забил на подозрительно долгое нахождение чужаков, игнорируя доклады о том, что незараженные явно что-то вынюхивают. Другой старший омега легкомысленно отнесся к мерам предосторожности при публичном выступлении Странника, что ситуация под контролем и проверять прилегавшие к музею здания не нужно. Получался полный бардак и вопиющая халатность на местах.
Стасевич стоял рядом и методично помечал для себя тех, кто допускал просчеты. В конце он сухо произнес:
– Пара десятков человек серьезно выделяются. Их промахи системные, не случайные. Абсолютный непрофессионализм.
Никто не спорил и не пытался оправдываться, спорить с рой-памятью было бессмысленно. Все уже показано и подтверждено. Вадим подвел итог:
– Хорошо. Значит, виновные есть. Дальше решим, что с ними делать.
Он разорвал синхронизацию, и напряжение в зале немного ослабло. Но все понимали, что ничего хорошего ждать не стоит. Вадим окинул зал тяжелым взглядом. Он стоял на сцене, говорил громко, чтобы слышали даже в дальнем углу:
– Ну что, товарищи расп…здяи, -начал он с сухой усмешкой. – Смотрю я на все это и понимаю: Странник, мать его, развел у вас тут свободу, гласность, демократию, за нее и поплатился головой. А демократия в таких условиях – это не власть народа, а власть бардака. Вот теперь с этим бардаком покончено.
Кто-то нервно сглотнул, но Вадим не дал никому вставить слова.
– Пока проблема с федералами не решена, пока ГРУ-шники шастают по нашим тылам, вы все будете ходить строем, как на плацу. И не дай бог мне снова услышать про «„коллективное большинство“»! Большинство у нас одно – Единство. Остальное херня на постном масле.
Он сделал паузу, махнул рукой и добавил, почти весело:
– А за нарушения будут санкции. Самые суровые. В виде скипидарных клизм. Фигура речи, конечно… но, клянусь, если так пойдет дальше, введем в практику буквально.
Несколько человек хмыкнули, но смеха не последовало – всем было ясно, что шутка с долей правды.
– А теперь слушайте внимательно, -голос Вадима стал резче. – Озвучу вслух все, что вы умудрились провалить. Первое – связь. Какого х…я новость о смерти младшего Пророка гуляла целую неделю и только потом дошла до меня? Связисты, вас тут что, для мебели держат? Второе. Контрразведка. Вы сумели взять двух диверсантов живыми, и даже тут облажались. Один из них – майор, независимый после обращения в омегу. И что? Отпустили! Просто отпустили! Это не ошибка, это саботаж на грани предательства.
Он сделал шаг вперед и ткнул пальцем в сторону группы офицеров-ульевиков.
– Третье. Координация при поимке. Бардак! Разные подразделения действовали сами по себе, сигналы не стыковались. В итоге задержание шло дольше, чем положено. Они почти вырвались из города! Хорошо еще, один смышленый пацан додумался прыгуном авто беглецов протаранить. Пацан, бл…ь! Шестнадцати лет, а кадровые офицеры не додумались! Они водку жрали и баб за сиськи трогали!
Вадим шумно выдохнул и продолжил, уже без эмоций, но жестко, с нажимом на каждое слово:
– И последнее. Расхлябанность на местах. Посты расставлены как попало, дисциплина ни о чем, отчетности никакой. У вас тут не санаторий, а военный гарнизон. Любая ваша недоработка стоит жизней. Так больше не будет… С этого дня порядок здесь будет жесткий. Нарушил – отвечаешь. Никаких «„ну я подумал“» или «„мы коллективом решили“». Решает штаб, который возглавит полковник Эдуард Стасевич. Все! Точка, дятлы!
Вадим отступил на шаг назад и махнул рукой:
– Ну что, начнем в качестве награждения раздавать путевки на санаторно-курортное лечение. Первым вызывается капитан Ковальчук.
Из строя вышел высокий мужчина в хитиновой броне, шагнул вперед и встал перед Вадимом. Вид у него был каменный, но глаза и бессознательные сигналы ТКТ выдавали напряжение.
– Вот он, – Вадим обвел рукой зал. – Герой местного разлива. Сын перфоратора, мать твою, прощелкал клювом покушение, отпустил майора ГРУ на все четыре стороны. Теперь у нас где-то по лесам бегает стратегический диверсант, а ты тут стоишь, как будто на доску почета попал.
Он сделал паузу и добавил с чернушной усмешкой:
– Но ничего, рядовой Ковальчук. Ты у нас теперь бригадир ударников труда. Отправишься на Ленинградскую АЭС. Там радиоактивные развалины, там как раз очень востребованы твои таланты. Будешь учиться уран различать на вкус и запах. Сразу видно, человек с тонкой душевной организацией вроде тебя справится.
По залу прокатился нервный смешок, но Вадим резко рявкнул:
– А ну заткнулись, чепушилы полурогие! Тут вам не цирк.
Ковальчук молча кивнул. Ни слова оправдания, ни попытки спорить, просто принял наказание и отошел в сторону.
– Дальше, -сказал Вадим. – Два лейтенанта из местного ополчения. Богодула сюда, и эту мартышку радиоактивную рядом тоже.
Два молодых офицера в синей «„цифре“» Росгвардии шагнули вперед. Один смотрел в пол, другой пытался держать стойку, но губы подрагивали.
– Вот, – Вадим ткнул пальцем в левого. – Богодул и алкаш сраный. Ты молитвы свои будешь читать прямо на развалинах реактора. Может, святым духом перекроешь радиацию. Проведем эксперимент. А ты, мартышка…
Посмотрел Вадим на второго.
– Научишься там наконец работать руками, а не бутылку обнимать. Курорт для вас готов. Трудотерапия. От врожденного раздолбайства лечит лучше любого санатория. Воздух чистый, с изотопами. Отдохнете так, что светиться начнете без фонарика.
Лейтенанты промолчали. У одного побледнело лицо, другой нервно сглотнул. Вадим махнул рукой:
– Встали к остальным. Будете в одной колонне с Ковальчуком. Научитесь работать сообща, обезьяны. Следующая… Марь Иванна, подь сюды.
К проштрафившимся вышла женщина лет пятидесяти. Невысокая, в простой одежде. Она держалась прямо, но в ее взгляде чувствовалось отчаяние: все понимали, что именно она в последние полгода была неформальной главой гражданской администрации Петрозаводска. Советницей Странника, уважаемой среди жителей. Люди тянулись к ней, потому что от нее исходила мягкость и доброжелательность. Даже в роевом сознании ее влияние ощущалось аномально сильным. Сердобольный характер, переданный в общий поток, задавал тон всему городу.
– Ну здравствуй, экзальтированная курица-наседка, -начал он жестко. – Тупенькая, как кирпич, добренькая, как кот Леопольд. Ты решила, что твое «„хотела как лучше“» у нас тут закон? Что твои слезки и жалости перекроют допущенные ошибки?
Марь Иванна заморгала, в глазах блеснули слезы. Она подняла руки, будто хотела оправдаться:
– Я… я старалась… Я хотела, чтобы люди не боялись, чтобы не было паники. Я думала, что если… то все уляжется…
– Твое «„думала“» нас уже довело, -перебил Вадим. – Уляжется оно, млять, только во взорванном поехавшим калькулятором энергоблоке. Там ты и будешь уляживать. Ничего, Марь Иванна, выживешь. Станешь еще одной ударницей ядерного труда, устроите с Ковальчуком на пару социалистическое соревнование. Будешь расчищать завалы, вдохнешь полной грудью свежего изотопа… Глядишь, еще и новый опыт получишь. Может, ионизирующее излучение мутацию подтолкнет и вырастет у тебя между ушей наконец мозг. Настоящий, рабочий. Чтобы думать можно было, а не только слюни на общее сознание пускать.
Марь Иванна разрыдалась уже в полный голос. Но Вадим даже не дрогнул:
– Все! Встала к остальным. Народный любимец теперь будет радовать реактор, а не толпу.
Следующим вышел сержант, тот самый, что лениво проверил машину диверсантов. Он встал в центр, лицо белое, как мел. Вадим смотрел на него пару секунд и сказал сухо, без особых эмоций:
– Сонный клювырыл с отрицательным интеллектом. Ты умудрился проспать диверсантов прямо под носом. Такого полудурка, по уму, надо пустить в улей на корм…
Сержант дернулся, в глазах появился ужас. Вадим продолжил, чуть смягчив голос, но с жесткой насмешкой:
– Но у тебя дети. Сегодня я добрый. Поэтому пока отправка в биореактор отменяется. Отправишься в активную зону ядерного реактора! Главный атомщик как раз жаловался на недостаток смертников… Может, повезет. Вернешься домой с новым оттенком кожи и сможешь детям рассказывать, что папа был на курорте с полным набором радиационных процедур. Если не вернешься… ну, значит, внес свой вклад в дело построения коммунизма.
Сержант сжал губы и молча кивнул.
Следом на сцену вышел еще десяток сержантов и один лейтенант, но с ними Вадим не устраивал сцен. Просто озвучил допущенные ошибки и приказал искупить их. Под конец был вынесен вердикт:
– Так вот, эти чемпионы перед вами завтрашним же рейсом отправляются на Ленинградскую АЭС. Если же подобное повторится впредь, меры воздействия будут совершенно другими – расстрел или отправка в биореактор. Я не шучу. Может, федералы уже формируют колонны для наступления на юг, пока мы лясы точим. Свободны!
От телепатического импульса, куда Вадим вложил максимум раздражения, публика вздрогнула, и начала спешно расходиться.
– Ну ты и устроил им разнос, -подошел к альфе Стасевич. – Я б не смог лучше.
– И не надо. Займись здесь наведением порядка, товарищ полковник.
– Можно к стенке ставить за халатность?
– Только за повторные косяки, -ответил Вадим. – Людей лишних много?
– Я не понимаю, почему они здесь такие расхлябанные. Просто вслушайся в их ментальный фон.
– Я тоже не совсем понимаю, но разберусь.
– Ты тут еще долго пробудешь? -уточнил полковник.
– Дня-три четыре, надо еще аэродром навестить.
Вадим остался в штабе дольше, чем собирался. Он сел в кресло, принадлежавшее Марии Ивановне и впервые за день позволил себе тишину.
Прислушался к ментальному фону города. Ульевые ретрансляторы гудели привычным образом, но общий настрой роя в Петрозаводске отличался от петербургского или новгородского. Здесь витала мягкость, нерешительность, даже излишняя заботливость. Вадим уловил источник – отголоски личности Странника.
Да, тот был копией Вадима. Но копией условной. Он с самого начала пошел другим путем. Вадим был жестким, прямым, с цинизмом, позволяющим держать систему в тонусе. А Странник развил в себе противоположное: мягкость, сердобольность, желание при любых обстоятельствах смягчать удары судьбы. Это передалось через рой всем, кто жил в городе. Люди и омеги чувствовали себя защищенными и потому становились расслабленными.
Вадим вздохнул. Он понимал, что по меркам обычного человека силы Странника были прекрасно организованы. Любой чужак, попади он сюда, был бы поражен порядком, чистотой улиц, стабильностью по меркам постапокалиптического мира. Но по меркам Единства это была расхлябанность. Здесь не хватало дисциплины, не хватало жесткого контроля, и диверсанты этим воспользовались.
Для сравнения он вспомнил Новгород. Там правил Защитник. Полная противоположность Странника. Он превратил трехсоттысячную зону безопасности в военный лагерь. Там ходят строем, и даже дети с десяти лет работают, выполняют посильные задания. Жестко, без сантиментов. Но результат очевиден: Великий Новгород стремительно превращается в центр силы, который скоро может затмить даже Питер.
Вадим стиснул зубы. С одной стороны, он понимал цену гуманности. С другой видел, к чему ведет излишняя мягкость. Странник сделал свой выбор, и теперь город расплачивался за это. А ему, Вадиму, оставалось решать, что делать дальше, чтобы Петрозаводск не превратился в слабое звено в цепи Единства…
Потоки мыслей текли вокруг него, сотни обрывков, тысячи мелких деталей. Но среди них он выхватил нужный канал и обратился напрямую к командиру подразделения беспилотной авиации. Тот сразу почувствовал внимание истинного альфы. Мгновенно съежился, как мышь под взглядом хищника, мысленно приготовился к удару. Вадим успокоил его коротким импульсом:
