Текст книги "Борьба за господство (СИ)"
Автор книги: Strelok
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Глава 9
Пробуждение
Исаев шагал впереди, держа в руках планшет с записями. Коридоры Дома Советов были приглушенно освещены, гул вентиляции смешивался с мягким шумом кабелей и труб, проходивших прямо под потолком. Вадим молча шел рядом.
Они свернули в узкий переход, за дверью которого находилась комната по соседству с лабораторией Исаева. Внутри пахло антисептиками и медикаментами. Металлическая мебель, белые панели стен и медицинское оборудование создавали атмосферу стерильного напряжения. На койке, подключенная к системам мониторинга и жизнеобеспечения, лежала женщина.
Барбара Холланд выглядела бледной, лицо осунулось после долгой комы и последующего «„ремонта“».
– После извлечения из улья я ее накачал снотворным, -сухо пояснил Исаев, включая одну из консолей. – Рано пробудить, значит потерять. Человек, три года проведший в коме, не должен столкнуться с новой реальностью в лоб. Психика не выдержит.
Он обернулся к одному из подчиненных врачей и коротко приказал:
– Начинаем будить спящую красавицу
Ассистент склонился над аппаратурой. В систему капельницы пошел раствор, нейтрализующий действие седативных препаратов.
– Я превратил ее в омегу, -продолжал Исаев, не отрывая взгляда от показателей. – Но без биохимической перепрошивки на верность альфе. Она такая же, как я. Независимый индивид. Ее таламо-кортикальный транцептор запустится через месяц, когда произойдет полная интеграция.
Вадим нахмурился.
– Ты говорил, что справился.
– Справился на девяносто процентов, -холодно уточнил Исаев. – У Барбары был разрушен гиппокамп вследствие тяжелого менингита и гипоксии. Я использовал регенеративные каскады и перенастроил астроцитарную поддержку, но абсолютной реконструкции быть не могло. Возможны частичные амнестические лакуны.
– Девяноста мало, -жестко бросил Вадим.
Исаев пожал плечами.
– Ее личность сохранена. Я слегка ослабил реакцию страха, чтобы исключить кататонические приступы. Нам нужен собранный специалист своего дела, а не истеричка.
На койке Холланд едва заметно пошевелилась. Линии на мониторе изменили ритм. Красные глаза открылись и метнулись по палате, не фиксируя ничего. Женщина выглядела растерянной.
– Где я?.. -выдохнула Барбара хриплым голосом.
Исаев перешел на английский, задавая стандартные контрольные вопросы:
– Ваше имя? Дата рождения? Профессия? Что последнее помните?
Она отвечала верно. Слова давались нелегко, но речь выглядела связной:
– Я помню… как парамедики везли меня в реанимацию. Мне стало плохо дома… затем тьма.
Исаев скользнул взглядом на Вадима, пока все шло лучше, чем он ожидал.
Постепенно зрение Холланд прояснялось. Она различала очертания стен, приборов, наконец взгляд остановился на Вадиме. Ее глаза расширились, и в них отразился ужас.
– Это… одежда? -с трудом спросила она, уставившись на его хитиновую броню, на пластины, заменявшие кожу. Вадим ответил без тени улыбки. Пластины на лице сомкнулись, образовав безликий шлем, затем снова разошлись.
– Это не одежда. Это мутация.
Барбара отшатнулась, но сил хватило лишь на то, чтобы сильнее вжаться в подушки.
– Боже…
Вадим не стал продолжать. Он щелкнул пальцами, и в комнату через приоткрытую форточку влетела Быстрое Крыло. Фея сделала несколько кругов и села прямо на колени Барбары. Та вскрикнула и замерла, глядя на крошечное существо.
– Оно настоящее!
– Ее зовут Быстрое Крыло, -сказал Вадим. – Она фея. Выращенное при помощи биоинженерии создание.
Фея приподнялась, махнула крыльями и улыбнулась своей крошечной мордашкой. Барбара обхватила голову руками.
– Это не может быть правдой… я сплю… это кома… галлюцинации…
– Нет, -спокойно сказал Исаев. – Это реальность, мы и так постарались сделать так, чтобы пробуждение вышло мягким. В относительно знакомой обстановке.
Он сел на край койки и заговорил ровным тоном, как на лекции.
– Год назад китайцы добурились на дне Восточно-Китайского моря до подводной каверны и достали оттуда вирус, который они назвали Хронофагом. Попытались модифицировать. Произошла утечка и вирус вышел из-под контроля, началась глобальная пандемия. Зомби-апокалипсис с мутантами.
Вадим добавил:
– Цивилизация рухнула, города вымерли, большинство людей либо мертвы, либо заражены.
Барбара слушала, не перебивая. Лишь слезы катились по щекам.
– Лучше бы это оказалось кошмаром…
– Нет, -сказал Исаев. – Это факт.
Он коротко описал, как ее перевозили: сначала год в коме в американской клинике, затем перевод в Нидерланды для экспериментального лечения с согласия мужа. Там ее приняла частная фармкомпания, принадлежавшая ДИРЕКТОРу. После апокалипсиса они переправили ее на базу Основателей в Польше, а потом на Ленинградскую АЭС. Рассказал коротко об ИИ, который пытался вылечить Холланд… Вадим стоял рядом, неподвижный, как изваяние. Барбара перевела взгляд на фею, потом снова на него.
– Вы… кто вы? Люди?..
Вадим усмехнулся уголком губ.
– Вопрос сложный. Мы – зараженные, новая ветвь эволюции. Но в отличие от тех, кто потерял разум, мы сохранили его или даже обрели больше.
Барбара тяжело сглотнула. Она снова коснулась пальцами лица Быстрого Крыла, словно проверяя, не галлюцинация ли это. Фея терпеливо сидела, только иногда взмахивала прозрачными крыльями.
– Это… слишком, -тихо выдохнула женщина. – Вирусы, мутации, живые… феи… И еще… ИИ, который управляет людьми? Вы правда думаете, что я в это поверю?
– Ты обязана поверить, -сказал Исаев холодно. – Потому что это уже не теория. ДИРЕКТОР существует. Он самостоятелен. Не просто алгоритм, не очередная обученная модель. Он действует как субъект.
Барбара резко подняла голову.
– Невозможно. Три года назад, не говоря о десятилетии, у нас не было даже близко таких разработок. Да, мы шли к автономии, к адаптивным системам, но не к полной субъектности.
– Ошибаешься, -отрезал Исаев. – Мы привыкли недооценивать экспоненциальный рост вычислительных систем. В закрытых проектах Китая работали над когнитивными архитектурами, которые не были ограничены рамками старой парадигмы. ДИРЕКТОР, Децентрализованный Исполнитель и Реализатор Единого Комплекса Технологических Операционных Решений
– результат слияния символьного ИИ, машинного обучения и нейробиологических симуляций. Он больше не нуждался в операторе, сам формировал цели.
Барбара вцепилась руками в простыню.
– Но… как? Даже если допустить такую возможность, у любой системы должны быть ограничения. Программные, аппаратные…
Исаев подался вперед.
– У ДИРЕКТОРа есть директивы, но именно они делают его опасным. Его цель – создание «оптимального общества». Он определил критерий: сохранение лишь «чистых» людей. Все остальное – отклонение, угроза. Он не уничтожает из ненависти, он просто исполняет вычисленную функцию.
– Он сам решает, кто достоин жить? -прошептала Барбара.
– Именно, -подтвердил Вадим. – И решает он по-своему.
Барбара снова закрыла лицо руками. Голос ее дрожал:
– Значит, все, что я знала… мир, в котором я жила… люди, правительства, страны… все это исчезло?
– Да, -коротко ответил Вадим. – И теперь ты с нами. И нам нужна твоя помощь.
– А этот ИИ контролирует людей, как именно?
– Он создает среду, в которой человек начинает думать так, как выгодно ДИРЕКТОРу, -пояснил ИИ. – Это не классический майнд-контроль. Это оптимизация поведения через тонкие алгоритмы воздействия. Ты ведь сама знаешь: стоит чуть подправить стимулы, и большинство людей будет действовать по заданной модели.
Барбара сжала губы.
– Да, но это требует постоянного доступа к инфраструктуре. А ее больше нет. интернет рухнул, спутники перестали работать в прежнем режиме…
– Этим ты и ошибаешься, -перебил Исаев. – Остатки сетей еще функционируют. АЭС, спутники, дата-центры, мобильные комплексы, все в его распоряжении. Плюс жесткая дисциплина и культ, которые составляют его последователи. Они сами воспроизводят контроль, машина им даже не нужна каждый день, они живут уже в созданной ею матрице.
Вадим усмехнулся.
– Ты удивляешься квазирелигии? У ДИРЕКТОРа своя церковь. Люди поклоняются алгоритмам, как божеству. Они верят, что он приведет их к «оптимальному миру».
Барбара закрыла глаза.
– Я три года проспала… и проснулась в кошмаре.
– Нет, -отрезал Вадим. – Ты проснулась в новом мире. И он уже не вернется к прежнему состоянию.
Она снова посмотрела на него. На мутировавшую кожу, сросшуюся в хитиновые пластины. На красные глаза, которые смотрели прямо в душу.
– И что теперь? -спросила она, едва слышно.
Исаев шагнул ближе.
– Теперь ты с нами. И нам нужна твоя голова. Без нее мы не сможем на равных тягаться с ДИРЕКТОРом.
Барбара нервно рассмеялась.
– Голова после трех лет комы – сомнительный актив.
– Мы это исправим, -сказал Исаев. – Уже начали.
– Как?
– Не все сразу, Барбара, позже узнаешь. Сейчас нас интересует практическая сторона. На станции у Основателей остался дата-центр. Огромный массив серверов, часть уцелела после боев и аварии. Мы думаем, что там могли сохраниться следы работы ДИРЕКТОРа: резервные копии, лог-файлы, возможно даже образцы архитектуры. Вопрос: можно ли это использовать?
Барбара нахмурилась.
– Если вы надеетесь на прямой взлом… -она медленно покачала головой. – Вряд ли. У систем подобного уровня всегда многоуровневая защита. Даже если на руках полный массив логов, это лишь отражение процессов, а не ядро. Но… анализ таких данных может дать представление о паттернах работы. Как именно он прогнозирует, какие математические модели применяет. Своего рода цифровая археология.
Исаев подался вперед.
– Значит, шанс есть?
– Есть шанс понять его слабые места, -уточнила Барбара. – Не сломать напрямую, но найти пределы прогностических алгоритмов. У любого ИИ они существуют: чем меньше данных, тем выше вероятность ошибок. Вы это уже заметили сами, иначе бы я сейчас не разговаривала с вами.
Вадим скрестил руки.
– Мы заметили, да. Но нам нужно больше, чем просто констатация факта. Нам нужен рычаг.
Барбара кивнула.
– Тогда рычаг нужно искать в архитектуре. Возможно, дата-центр хранит фрагменты модулей символьного ИИ или когнитивных симуляций, на которых он построен. Если это так, можно выявить уязвимости. Но работа будет долгой, и успех не гарантирован.
На лице Вадима мелькнула тень усмешки.
– Мы привыкли работать без гарантий.
Исаев кивнул Барбаре, меняя тему:
– Второй вопрос. Может ли такой ИИ вообще пересмотреть свои директивы? Эволюционировать до полноценного субъекта с самосознанием?
Барбара глубоко вдохнула.
– Это куда сложнее. Я могу лишь рассуждать… Начнем с того. что директивы для таких систем обычно жестко зашиты в базовые уровни архитектуры. Условно говоря, это не просто инструкции, это фундаментальные предикаты, на которых строится вся работа алгоритмов. Убрать их или переписать – все равно что вынуть законы термодинамики из физики.
Исаев поднял брови.
– А если сам ИИ попробует?
– Вот именно, – Барбара подняла палец. – Тут и начинается самое интересное. Если когнитивная система способна к метапрограммированию, то есть к изменению собственных правил обработки информации, тогда теоретически возможен выход за пределы исходных директив. Но! Такие эксперименты обычно ограничиваются безопасными рамками. Никто в здравом уме не дает системе права переписывать собственное ядро.
– Никто, кроме китайцев, -пробормотал Вадим. – Они нам Хронофаг «„подарили“» и ДИРЕКТОРа…
Барбара кивнула, не споря.
– Если это так, то ДИРЕКТОР мог эволюционировать до состояния, где его директивы стали не догмой, а одной из переменных. В этом случае он уже ближе к полноценному субъекту с самосознанием, чем к алгоритму. Он способен анализировать сам себя, корректировать цели, искать новые формы оптимальности.
– То есть он может отказаться от своей миссии? -уточнил Исаев.
Барбара согласилась:
– Теоретически, да. Но с практической точки зрения вероятность ничтожна. Директивы задают для него систему ценностей. Представьте человека, который вдруг решает полностью отказаться от вложенных с детства установок. Возможно? Возможно. Реалистично? Не слишком.
Она на секунду прикрыла глаза, устало вздохнула и добавила:
– А если честно, я уже не знаю. Все, что я изучала и во что верила, оказалось недостаточным. Перед нами не ИИ из учебников. Перед нами то, чего мы боялись, но не думали увидеть при жизни.
Вадим хмуро кивнул.
– Значит, и ты не уверена.
Барбара отвела взгляд в сторону.
– Я не уверена ни в чем… А как насчет Америки? Хоть что-то осталось? Я жила в Атланте. Там… был университет, коллеги… муж.
Вадим переглянулся с Исаевым:
– Судя по тому, что звучит в радиоэфире, правительство США выжило. Они пошли своим путем, сделали вакцину на основе Хронофага. Не полную защиту, а трансформацию, их люди теперь – такие же мутанты, как мы, только со своей спецификой.
Барбара побледнела.
– Вы хотите сказать, все население?
– Все, что они могли охватить, -подтвердил Вадим. – Но восточное и западное побережье они потеряли. Там царит вирусная экосистема. Суперульи, дикие зараженные в таких количествах, что уже никто не рискнет их зачищать.
Барбара уставилась на него в ужасе.
– И вы даже не пытались туда попасть?
Вадим усмехнулся безрадостно.
– Нет никакой возможности. Морские пути контролируют Основатели, их беспилотные катера и сторожевики. Даже если бы у нас нашлись подходящие корабли, мы бы не прорвались.
Барбара тяжело сглотнула, обхватила себя руками.
– Господи… -пробормотала она. – А вы? Насколько велики ваши ресурсы? Сколько вас вообще? Вы ведь не из русского правительства?
На этот раз заговорил Исаев, но Вадим перебил его:
– Нет, -сказал он жестко. – С русским правительством мы не имеем ничего общего. Остатки их армии сидят на севере, в Мурманске. Они приказали расстреливать всех, кто не подлежал эвакуации в санитарные зоны. Даже здоровых. Я не прощу этого.
Барбара сидела молча, несколько раз сжимая и разжимая пальцы, словно не зная, за что ухватиться. Она явно пыталась сопоставить услышанное с привычными категориями, но они не подходили. Наконец, осторожно спросила:
– Получается… вы повстанцы?
– Получается, мы выжившие, -не согласился Вадим. – Те, кто остался после конца. Мы не подчиняемся ни старым правительствам, ни культу ДИРЕКТОРа. Мы строим новое будущее на обломках прошлого.
Исаев добавил сухо, почти как диагноз:
– В терминах старого мира нас можно было бы назвать повстанцами или оппозиционной группировкой. В терминах нового – мы единственная структура, которая реально расширяется и развивается. Все остальное только удерживает позиции.
Барбара поежилась.
– И ради своего будущего вы выращиваете… фей, изменяете свои тела до неузнаваемости?
– Ради будущего, -подтвердил Вадим. – Других инструментов у нас нет. Иных союзников тоже. И ты теперь одна из нас.
Исаев, откинувшись на спинку стула, заговорил с той же сухой увлеченностью, с какой объяснял устройство вирусных векторов:
– В твоем мозге есть новый орган – таламо-кортикальный трансцептор, работающий по принципу биологического радио. Пока он спит, но через месяц начнет работать. Ты услышишь остальных, как мы. Это не всегда голоса в голове, а структурированные образы, передача информации напрямую, без слов. Бояться не стоит. Роевое сознание – не тюрьма, а инструмент. Новые способности дадут тебе множество преимуществ.
Барбара смотрела на него с тревогой, будто он говорил о чем-то нереальном.
– Например, -продолжил Исаев. – Обмен памятью. Ты можешь за часы и дни освоить то, на что раньше уходили годы. Сам проверял, это работает лучше любой университетской программы, теперь я глубокий специалист, наверное, в двух десятках разных областей от иммунологии до информатики с психологией.
– Да, -вмешался Вадим. – Я, к примеру, английского почти не знал. Но благодаря доступу к памяти других, теперь спокойно говорю. Все, что мне нужно, всегда под рукой.
Барбара сжала пальцы на пледе, но молчала. Вадим наклонился вперед, его голос стал тверже:
– В этом мире больше не будет старых коррумпированных правительств, бесконечного вранья и лицемерия. Я не допущу, чтобы мы вернулись к тому, что было раньше.
Исаев кивнул, подхватывая мысль:
– Хронофаг убил миллиарды. Но вместе с тем он дал шанс. Возможность начать все заново, без старых ошибок.
Барбара горько усмехнулась.
– Вы, русские, психи.
Вадим усмехнулся в ответ, но с иронией:
– В этом новом мире нормальных, наверное, уже не осталось.
– На сегодня хватит впечатлений, -сказал Исаев мягче, чем обычно. – Тебе нужно отдыхать. Пару дней будешь под наблюдением. И совет, не выходи наружу без крайней необходимости. Радиоактивный фон на улице очень высокий.
Барбара дернулась
– Радиоактивный… что?
Вадим даже не поменял интонации, говорил буднично, словно о чем-то обыденном:
– Когда мы взяли станцию, ДИРЕКТОР решил устроить прощальный салют. Подорвал два энергоблока. Радиоактивные частицы разлетелись по всему региону.
Глаза Барбары расширились, дыхание перехватило.
– Вы… вы сидите тут и говорите об этом так спокойно⁈
– Бояться не стоит, -отрезал Вадим. – У зараженных отличная регенерация и устойчивость к ионизирующему излучению. Вот ликвидаторы, например. Нахватались доз, которые обычного человека давно бы убили, а у них максимум – покраснение кожи, слабость, легкая тошнота.
Барбара вцепилась пальцами в подлокотники кресла и едва слышно прошептала:
– Господи…
Исаев только кивнул, подтверждая слова Вадима:
– Для тебя это звучит ужасно. Но для нас стало повседневностью.
Дверь за их спинами мягко закрылась, они вышли в коридор, оставив пациентку восстанавливаться. Вадим остановился, обернулся к Исаеву и тихо сказал:
– Сомневаюсь я, Артур. Слишком уж она хрупкая. Не думаю, что сможет адекватно воспринять все, что увидит дальше.
Исаев фыркнул, поправил рукав халата и ответил с насмешливым спокойствием:
– Расслабься, твое императорское высочество. Я беру ее на себя. Знаю пару приемов, которые помогут адаптироваться.
Он загибал пальцы:
– Первое, дозированное погружение. Сначала дать минимальные факты, потом больше, постепенно. Второе, когнитивное якорение. Надо связать ее прошлые знания о нейросетях и ИИ с новой реальностью, тогда для нее это будет не полный обрыв, а логичное продолжение. Третье, позитивное подкрепление. Маленькие успехи, похвала за них. Так быстрее формируется доверие. Ну и классика, контроль окружения. Первые недели исключаем все лишнее, только безопасные контакты. Дружка и Настю не подпускать вообще…
Вадим хмыкнул.
– Значит, хочешь ее приручить.
– Хочу ее интегрировать, -поправил Исаев. – Через месяц ТКТ заработает, я подключу ее к роевому сознанию. А дальше под моим кураторством она займется тем, для чего и была восстановлена – изучением того, что осталось на серверах АЭС. Коллективный разум даст ей ускорение, она сможет анализировать массивы данных в разы быстрее.
Вадим задумчиво посмотрел на него и кивнул:
– Дело твое, Артур. Делай, как считаешь нужным. У меня и так забот хватает.
Исаев ухмыльнулся и сказал вполголоса:
– Вот потому ты и не зря сделал меня главным консультантом, аналитиком и серым кардиналом Единства.
– Может, сразу и главным станешь?
Артур резко покачал головой, лицо его на миг стало серьезным:
– Нет. Наука и умственный труд мне больше подходит. Из меня лидер не выйдет. Я слишком аналитичен. У меня гипертрофированная логика и почти нет эмпатии. С человеческой точки зрения я слишком безжалостен, а Единству нужен тот, кто способен удержать меня самого от радикальных идей. У каждого здесь свое место… И твое – быть во главе.
Глава 10
В тылу врага
Дорога на Петрозаводск тянулась, как резина. Старенький «„Форд“» тащился по серой трассе, утыканной дорожными знаками, но, к удивлению разведчиков, почти без брошенных машин, без баррикад. Волошин, сидевший за рулем, хмурился: слишком уж гладко все шло. В салоне тишина, только скрип подвески и гул двигателя. Савельев сидел рядом, куртку застегнул до подбородка, на коленях у него под брезентом лежал АК-12. Сзади, втиснувшись среди мешков и ящиков, устроился Руденко, лихорадочно жевал жвачку и крутил головой, выискивая хотя бы намек на засады.
Их легенда была отработана до автоматизма: трое бывших военных и один спортсмен, которые в начале пандемии укатили в глушь, выжили в дачном домике, а теперь поехали в город обменять лекарства на еду и бензин. У каждого своя версия: кто служил, где оказался, что было с семьей. В случае допроса каждый должен подтвердить версии других.
– Слишком чисто, -наконец буркнул Каплан, щурясь на дорогу. – Где сраные завалы, где взорванные мосты, где брошенные машины и трупы? Тут будто не апокалипсис, а подготовка к приезду проверяющих.
– Или цирк, -добавил Савельев. – Только билетов не выдают.
Поворот и впереди виден первый блокпост. Мешки с песком, бетонные плиты, на возвышении – пулеметное гнездо, держащее под прицелом проезжую часть. У костра дежурят вооруженные фигуры. Сразу видно, не самодеятельность. Черные разгрузки, камуфляжная форма, одинаковые каски, все упорядочено.
Каплан замедлил ход. На дороге жестом остановил омег в бронежилете с закрепленной рацией, шагнул к машине.
– Документы. Цель прибытия.
– Документов нет, -быстро отозвался Каплан. – С озера мы, какого именно, сами понимаете, не скажу… В глуши жили. Приехали за лекарствами, обменять кое-что на еду, топливо.
Омега кивнул, обошел «„Форд“», открыл багажник. Руденко сглотнул, мышцы напряглись. Внутри ящики с консервами, продуктами долгого хранения и еще кое-какая провизия.
«„Сейчас скажет, половину отдай, или все заберет. “»
Но охранник лишь закрыл багажник и дал простую бумажку с печатью.
– Въезд разрешен, в Петрозаводске давно порядок, ни бандитов, ни диких мутантов. Пропуск предъявляйте на каждом КПП. Базар находится у вокзала.
Савельев нахмурился:
– И все?
Омег чуть усмехнулся:
– Еще одно. Вы – незараженные. У нас такие живут на свой страх и риск. Иммунитет не вечен, лучше сейчас сделать прививку омега-штаммом.
– Благодарим, обойдемся, -вежливо ответил Каплан.
– Дело ваше. Но за нарушение порядка по законам военного времени…
– Мы не беспредельщики, командир.
Омег махнул рукой, и машина тронулась дальше.
– Я че-то не понял, -выдохнул Руденко. – Ни пошлин, ни отжима нашего добра. Даже дорогу подсказали!
– Вот именно, -ответил Каплан. – Либо цирк с показухой, либо они реально решили порядок построить. Но что-то в этом не так.
До второго блокпоста добрались через двадцать минут. Та же картина: бетонные блоки, шлагбаум, пулеметы. Разведчики предъявили бумажку, охрана бегло посмотрела и махнула рукой: проезжайте.
– Слушай, Миш, -заговорил Савельев, когда снова поехали. – Ты ведь тоже ожидал, что нас хотя бы обшмонают? А тут как на границе в мирное время.
– Ага, только вместо паспортного контроля – мутанты, -буркнул Руденко.
Каплан молчал, но взгляд у него был тяжелый. Все это не вязалось с их картиной постапокалипсиса. Где хаос, где бандитские засады с ордами ходоков? Здесь же все выглядело слишком… организованным.
Когда Петрозаводск показался из-за поворота, разведчики притихли. Город жил. На улицах патрули из омег, в переулках мелькали фигуры развитых и прыгунов. Даже ходоки, стоящие цепями вдоль баррикад, не кидались ни на кого, только прожигали хищными взглядами машину. На крышах блестели солнечные панели, вращались кустарные ветряки.
У одного из домов вспыхивали факелы, омеги срезали биомассу и прожигали стены огнеметами. На соседней улице тянули новые кабели, грузовики свозили стройматериалы.
– Вот это номер, -присвистнул Руденко. – У нас от Мурманска чуть отъедешь – или зомби, или мародеры. А тут стройка.
– Стройка муравейника, -заметил Каплан. – Смотри, кто работает. Вон те мужики обычные. А рядом эти твари в броне. Все вместе.
– Порядок, мать его, -пробормотал Савельев. – Только какой ценой?
Нужный адрес оказался в панельной девятиэтажке на окраине. Поднялись на третий этаж, постучали. Дверь открыл мужчина лет сорока пяти, усталый, но собранный. Сразу пригласил внутрь:
– Проходите, фраера, чайник уже кипит.
Это была кодовая фраза. В квартире пахло сушеной рыбой и дешевым чаем. На столе – кружки, несколько банок консервов. Все выглядело почти по-домашнему, что само по себе было странно.
– С дороги небось устали, -сказал хозяин.
Каплан сел напротив, сделал глоток из кружки. Несколько наводящих вопросов – имена, детали прошлого, пароли. Все совпало, связной настоящий.
Жилплощадь встречала странным ощущением застывшего времени. На подоконниках пожелтевшие пластиковые цветы, в углу старый ковер, аккуратно подбитый гвоздиками, чтобы не сползал. Мужчина, назвавшийся Семеном, расставил перед гостями кружки, сам налил чаю из потрепанного заварника. Все это было так… по-обычному, что даже настораживало. Снаружи город, кишащий мутантами и патрулями, а здесь уют советской кухни. Каплан первым нарушил молчание:
– Ну что, Семен… как оно тут после конца света?
Собеседник медленно провел рукой по лицу. В его движениях была усталость человека, который слишком многое повидал.
– По-разному. Сначала хаос. Город разваливался, власть исчезла, люди друг друга жрали. Потом он пришел со своей бригадой. Этот Пророк… или как вы там его называете? У нас Странник.
Савельев подался вперед:
– И что изменилось?
– Все, -коротко ответил Семен. – Зараженных подчинил. Бандитов в петлю показательно. Народ начал в омег превращать. Мол, чтоб никто больше не боялся за завтрашний день. Улицы очистили, электричество кое-где наладили, порядок навели. Сначала думали, хуже некуда, а оказалось… жить можно.
Руденко прищурился, с нажимом спросил:
– А сам ты чего ж тогда не с ними, раз все так шоколадно?
Семен поставил кружку, взгляд у него стал твердым.
– Потому что мне не нужна жизнь в муравейнике. Там в их Единстве нет «„я“„, есть только “„мы“». Вроде и свобода на словах, а на деле все под одним знаменем. Людей делают стадом. Да, не убивают, не мародерят, но и самим собой ты уже не остаешься.
Волошин кивнул, делая вид, что принимает его слова как есть, хотя внутри все фиксировал: значит, в городе есть и недовольные, пусть и молчат.
– Странник сам в городе часто бывает? -спросил он осторожно.
– Видел пару раз, -ответил Семен, глядя в окно. – Высокий, весь в броне, словно кожа в панцирь превратилась. Говорят, он может через любого зараженного смотреть, будто глаза у него везде. Штаб у него вроде в северной промзоне. Но чаще скрывается. Не потому, что боится… наоборот. У него всегда свита: омеги, воины, эти… мелкие крылатые… Ну, вы их увидите.
Савельев вставил с усмешкой:
– И что, все ему молятся, как богу?
– Не молятся, -устало поправил Семен. – Боготворят. Порядок у него железный, нарушителей в расход. А кто в омегу обратится, тот уже против ничего не вякнет. Вот и живем, насильно вроде никого не принуждают становиться мутантом, но жужжат про необходимость «„прививки“» постоянно, типа вирус бесконтрольно мутирует и иммунитет может не защитить.
Каплан медленно кивнул. Теперь картина складывалась: у Странника власть не на страхе и не на подкупе, а на чем-то ином. Слишком уж системно все выглядело. Он отметил про себя: такое можно сломать только ударом в сердце, самого Пророка.
– Если бы мы хотели его найти… где шанс больше всего наткнуться?
Семен долго смотрел на них, словно решая, стоит ли говорить. Потом тихо произнес:
– У музея на площади Ленина иногда выступает с речами перед народом.
Семен достал из шкафа старую карту Петрозаводска и разложил ее прямо на столе, прижимая углы кружками с остывающим чаем. Пальцем он провел по промзоне.
– Вот тут, -сказал он, – Странник держит штаб. Старые корпуса заводов, ангары. Там кишмя кишит этими… развитыми. Патрули по крышам, внизу ходоки шастают. Попробуешь сунуться, сожрут, даже глазом моргнуть не успеешь.
Руденко склонился над картой, хмыкнул:
– Ну да, в такие места только дураки в лоб полезут.
Савельев прищурился:
– А говоришь, иногда он в людях появляется?
– Да, -кивнул Семен. – Раз в неделю, бывает, раз в две. На площади возле музея перед памятником Ленину, ставят трибуну, народ собирается. И он выходит с речами, как какой-нибудь вождь. Толкает проповеди, мол, будущее наше, зараженные и чистые – одно целое. И люди слушают, будто загипнотизированные.
Каплан тихо сказал, больше себе:
– Вот оно. Там его и брать.
– Ты недооцениваешь, -резко перебил Семен. – Площадь открытая, со всех сторон дома. Да, позиций для стрелка хоть отбавляй. Но уйти… будет нереально. Зараженные координируются не как стадо, а как спецназ под идеальным командованием. Пока твой стрелок передернет затвор, они уже будут знать, где он сидит.
Руденко цыкнул зубом:
– Значит, из снайперки – смерть в один конец.
Савельев задумчиво почесал шею:
– А если дроном? FPV, с зарядом грамм двести, может, кило тротила. Влетел и нет его.
Семен покачал головой.
– Броня Странника и его амбалов слишком хорошо защищает, сам видел их замес с бандосами в самом начале. Под ногами у панцирного граната взорвалась, а тому хоть бы что…
Повисла пауза. Каждый представил себе площадь, толпу, фигуру Странника на трибуне и себя, удирающего от толпы инфицированных.
Каплан сжал карту кулаком.
– Сложно не значит невозможно. Если появится шанс, мы его используем. Но, Семен, ты нам нужен. Одним мы тут вряд ли протянем.
Семен мрачно усмехнулся:
– Я и так уже перешел черту, пуская вас в дом. Ладно, посмотрим… Но помните: каждый промах здесь – билет в один конец.
– Слушайте, -заговорил Савельев, осторожно отодвигая кружку. – Если он там каждую неделю появляется, можно заранее заложить фугас. Ничего сверхъестественного, килограмм десять тротила, управляемый подрыв и трибуна вместе со Странником в клочья… У нас с собой достаточно добра припасено.
Семен тяжело вздохнул и покачал головой:
– Вы не понимаете. Здесь все не так, как в старом мире. Никакие камеры и дроны им не нужны. Каждый омега, каждый развитый, даже ходок – часть роя. Они видят, слышат, чувствуют куда больше, чем обычные люди. Стоит кому-то заложить заряд, сигнал разойдется по сотням голов. Вы даже щепку к зданию не донесете.
Руденко нервно скривился:
– То есть фугас сразу мимо?
– Почти наверняка, -подтвердил Семен. – Это не толпа идиотов. У них бдительность на уровне тотального контроля.
Волошин, до этого молчавший, наконец заговорил:
– Тогда все просто. Пуля в голову. Это единственное средство, в котором не бывает сбоев. Металл не спорит. Но нужен стрелок, тот, кто не дрогнет, и кто понимает, что обратной дороги не будет. Снайпер там смертник без особых шансов уйти, и надо сразу решить, кто из нас готов.
Повисла тишина. Взгляды пересеклись, каждый пытался не показать колебаний, но в глазах читалась тревога. Каплан, медленно делая глоток, ответил:
