Текст книги "Эльдорадо (СИ)"

Автор книги: Stochastic

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Но испанцы уничтожили все. Они появились в сезон дождей и обстреляли город из пушек. Жена и старшая дочь старика погибли в рухнувшем от обстрела доме. А младшую дочь... Старик пошатнулся, приложил руку к груди. Кьяри поднесла ему чашку с молоком и помогла сесть на камень. Люди вокруг придвинулись ближе. Младшая дочь старика приглянулась двум испанским солдатам. Они были молоды и безбороды, с розовыми лицами и отвратительно мягкими губами. Оба хотели её получить и устроили драку. И тогда их командир приказал схватить девушку, которая стала причиной беспорядков.

– Он повесит её, – сказал старик. – Возьмите мою жизнь и спасите мою дочь. Зачем нужна золотая армия, если она ничего не может сделать? Если она не помогает тем, кто просит её об этом? Зачем людям отдавать жизнь золоту, если живое золото не спасает их близких? Вы можете спасти мою дочь! Неужели вы не спасете её?

– Ты должна послушать старика и взять его жизнь, – прошептала Мава Кьяри. И хоть голос её звучал умоляюще, она сказал "должна". Много дней назад, во дворце, Атавалп спросил – кто, мы люди с золотым телом? Мы никто и ничто. Мы всего лишь отражаем волю и намерение того, кто готов отдать золоту свою жизнь. Кьяри поняла, что теперь пришло время этим словам полностью воплотиться в жизнь. Золотые люди станут оружием в руках тех, кого они убивают, чтобы дать жизнь золоту.

Потому, когда старик снова заговорил о своей дочери, Кьяри положила золотую руку ему на плечо. Щурясь покрасневшими глазами на высоко стоящее солнце, старик поднес руку Кьяри к губам и поцеловал её.

Несмотря на золотые ноги и способность оживлять золото, Атавалп воспринимал себя воином. Воин должен сражаться, иначе сердце его станет мягким, как слизень, и сгниет, сказал он. Желая сражаться, как привык, Атавалп закинул на плечо боевой топор, собрал отряд из пятидесяти крепких воинов и повел их к деревне старика. Двадцать воинов кроме своего оружия, щитов, пращ и копий, ещё несли мешки с золотом. Путь лежал вдоль реки. На берегах росли высокие камыши. В камышах копошились кайманы и дикие утки.

Впервые за последние полгода Кьяри вышла из-под защиты золотых стен. Впервые оказалась на открытой местности. Рядом шёл Искай и старик из города Кайамби.

У старика были седые волосы. Мягкие и тонкие. Ветер растрепал их по пути. Точно так же ветер трепал волосы его дочери. Тонкие воздушные пряди опутали петлю и верёвку, на которой повесили девушку. Старик целовал её босые ноги и омывал их слезами, пока Атавалп и его воины сражались с испанцами. Это было неравное сражение. Укрываясь за глиняными стенами, испанцы стреляли из пушки и ружей по рассыпавшимся на открытой местности воинам золотого города. Первый же залп сразил пятерых. Прислонившись спиной к дереву, обхватив колени руками, Кьяри слушала крики раненых и смотрела на старика, целующего ноги мертвой дочери. Он хотел отдать жизнь за её спасение, стать живым золотом и спасти родной город. Теперь он был сокрушен горем и не замечал, что рядом гибнут люди.

Атавалп и его сильно поредевший отряд укрылись за холмом. Позднее Кьяри узнала, что Аник Асну – семнадцатилетний мальчишка из деревни Чалос – упал на колени перед Атавалпом и предложил свою жизнь, чтобы спасти оставшихся воинов золотой армии. Атавалп перерезал ему горло слева направо. Кьяри видела, как в небо взметнулся рой золотых пчёл. Через сто ударов сердца испанцы прекратили стрелять. Крича, они выбегали на улицу, забыв о врагах, сдирали с себя доспехи, надеясь спастись от вгрызающихся в их тело золотых насекомых. Жители Кайамби добивали испанских солдат лопатами и палками.

Тело Аника Асну забрали в золотой город и сделали из него мумию. Его почитали как героя и основателя новой эры. Эры, в которую укрывающиеся за стенами города золотые люди, воины и беженцы поняли, что зависят от тех, кто готов пожертвовать собой.

Этим же летом в золотой город пришло пятьсот человек из Тимана.

– Мои братья остались в Тимане, – сказал воин со шрамом на подбородке. – Сейчас испанцы грабят, убивают, клеймят и заковывают в колодки жителей Тимана! Я отдам свою жизнь. Пойдем и освободим Тиман!

Искай повел в Тиман армию из трехсот человек. Многие беженцы приняли участие в походе. Это была славная победа. Из одной человеческой жизни Искай создал пять больших золотых колес. Их обода и спицы покрывали шипы, копья и острые крюки. Когда колеса катились на врага, копья и крючки цепляли тела людей и тащили их за собой, переламывая им кости. В тот день погибло пятьдесят испанцев и двое каньяри. Люди говорили об этой победе, как о чуде.

Осенью в золотом городе появился посланец из Кали. Прибрежный город давно принадлежал испанцам. К его гавани причаливали испанские корабли, жители Кали помогали разгружать трюмы и переносили грузы через горы, где не могли пройти лошади.

Касика Кали звали Кунти Молью. Год назад он перешел на сторону испанцев. Его люди убивали императорских воинов в Кахамарке. Кунти Молью принадлежал к древнему знатному роду и ненавидел императора за то, что его слуги уничтожили мумии его деда и бабки.

Теперь касик Кунти Молью так же сильно возненавидел испанцев за то, что они запороли до смерти его сына. Потому Кунти Молью и его люди убили стоящий в Кали испанский гарнизон и приветствовали приход золотой армии как освободителей.

Вместе с каньяри золотая армия уничтожала два испанских корабля и завладела находившимся в городе оружейным складом. Кунти Молью проявил большой интерес к испанскому оружию и стал учить обращаться с ним всех желающих. К началу осени Кунти Молью сформировал первый вооруженный ружьями отряд каньяри.

Выпивая, Кунти Молью мечтал о военном походе на Куско. Там, говорил он, мы сожжем на костре епископа Де Ландо. Устроим ему аутодафе, какое он устраивал племенам майя. Этот ублюдок гордился собой, рассказывая, как они кричали в огне, вспоминая, Кунти Молью щурился, и глаза его наполнялись слезами. Диего Де Ландо заезжал в Кали прошлой весной, это он приказал выпороть сына Кунти.

Глава девятая. Сантьяго.

Осенью в стране начался мор. Человек с покрытым чёрными волдырями лицом и телом стоял под стенами золотого города и говорил, что его селение вымерло от болезни. От него исходил запах гниения и нечистот. Вскоре этим запахом пропитался весь золотой город. Неизвестная болезнь быстро лишала людей сил. Она не делала различая между чернокожими рабами, золотыми воинами, каньяри, слугами императора и слугами испанцев. Болезнь унесла жизни тысячи жителей золотого города. Кьяри ухаживала за заболевшим Атогом.

– Я присягнул тебе на верность. Я отдал тебе свою жизнь. А не хочу умирать так. Не отдавай меня болезни. Преврати меня в золото, – попросил он. Кьяри перерезала ему глотку и из своего золотого браслета создала фигурку воина, величиной с палец. Срезав прядь волос с головы мёртвого Атога, она обмотала ею золотую фигурку. Ей показалось, что будет правильно повесить этот амулет на шею и никогда не расставаться с ним.

По ночам Кьяри видела бледное лицо Зины. Её бескровные губы шевелились, обещая Кьяри счастье с Нио. Потом она видела Нио, таким, каким он был в тюрьме после того, как пытался убить себя. Неподвижный и обнажённый на каменном полу, он напоминал мертвеца. Во сне Кьяри хотела обмыть его тело и похоронить. Просыпалась со слезами от того, что не смогла этого сделать.

Когда повсюду в империи люди оплакивали и хоронили раненых, Диего Де Ландо, злейший враг Кунти Молью, объявил, что чума это кара божья за то, что инки поклоняются дьяволу и помогают его золотым слугам. Кем ещё может быть золотая армия, как не слугами дьявола? Бог создал человека из плоти и крови. Дьявол из плоти и золота. Слуги дьявола порочны, развратны, устраивают оргии, едят человеческое мясо, нарушают законы божьи. Епископ Диего де Ландо посланник папы, до последнего дыхания будет бороться со слугами дьявола. Он излечит земли Новой Индии от скверны и отвоюет у дьявола бессмертные души невинных инков. Он спасет их души, даже если придется уничтожить тела упрямцев, которые поклоняются идолам и помогают золотой армии – лучше добро силой, чем злое – добром.

Спасать души де Ландо начал немедленно. После его речи испанцы схватили в Куско семнадцать человек, их высекли на главной площади, обрили им головы, заставили отречься от идолов и крестили.

Испанцы не первый раз прибегали к насильному крещению. Возможно, рассказ о событиях в Куско не дошел бы до золотого города, если бы среди тех, кто принял христианство на "Говорящей площади", не было человека с золотой рукой. Этот золотой человек признался, что три года назад продал душу дьяволу, а в награду получил от него золотую руку.

Вместе с другими новообращенными человеку с золотой рукой обрили голову на главной площади Куско. Вместе с другими он принял в искупление своей вины двести ударов розгами, стоя с верёвкой на шее и держа в руках зелёную свечку. После крещения человек с золотой рукой получил имя Сантьяго.

Покинув Куско, он ходил от селения к селению. Всегда босой, одетый только в набедренную повязку. Спал он на голых камнях. Те, кто его встречал, говорили, что от строгого поста живот Сантьяго ввалился, а кости ребер натягивали кожу. Кожа Сантьяго была покрыта незаживающими ранами от самоистязаний.

Голос у Сантьяго был крепким и твердым. Он говорил о чуме, о бедах и страданиях, обрушившихся на инков. О матерях, потерявших детей. О мужчинах, лишившихся жён. Вначале проповеди Сантьяго всегда смотрел поверх голов людей. Потом перехватывал чей-то взгляд и говорил о всепрощающем, милосердном боге.

Сантьяго произносил свои проповеди днем. Он никогда не прятался от солнца. Никогда не щурился от его света. Те, кому Сантьяго смотрел в глаза, говоря о бессмертии души и спасении, замечали, что его глаза светятся ярче солнца. В конце каждой проповеди Сантьяго брал золотой рукой плеть с шипами на хвостах и стегал ею себя по спине и бокам, пока кровь не пропитывала его набедренную повязку. Когда от боли у него подкашивались колени, Сантьяго падал на землю и начинал молиться. Многие наблюдавшие за самоистязание Сантьяго молились вместе с ним. О прощении. О спасении. О вечной жизни.

Скоро у Сантьяго появились последователи. Они называли себя искупителями. Это были бедные крестьяне, чьи деревни пострадали от чумы и нашествия испанцев. Многие, кто потерял семью и дом, больше не искали убежища в золотом городе, а присоединялись к Сантьяго. Познавшие страдания и унижения, они хотели верить Сантьяго. Ведь он обещал, что бог вознаградит их страдания.

– Нас ждет вечная жизнь, – говорили они. Истекая кровью после самобичевания, они с презрением смотрели на тех, кто не вымаливал милосердия у бога, очищая свою душу болью, и потому обрекал себя на вечный ад.

– Я хочу увидеть его, – сказала Кьяри. Стоял безветренный день. Листья на деревьях золотого города не шевелились. В волосах императорской мумии запуталась травинка.

Облака на небе завязывались в узлы, сталкивались и вытягивались в цепи, когда Кьяри с небольшим отрядом воинов покинула золотой город. Апу Кантар, муж Саманы, шёл впереди и разведывал дорогу.

– Что ты сделаешь, когда увидишь Нио? – спросил Атавалп, опуская руки в прозрачные воды Гуако. По речной поверхности прошла рябь, отражающиеся в ней небо и солнце задрожали.

– Я не знаю, – Кьяри умыла разгоряченное лицо. Его отражение тоже дрожало.

Так же дрожали в раскалённом воздухе очертания деревни Чачапояс. В искажённом воздухе казалось, что соломенные крыши дымились, а нарисованные на глиняных стенах птицы махали крыльями. Белый, мелкий песок на улицах Чачапояс жёг ноги через сандалии. Вход в дома занавешивали шерстяные одеяла. Раньше местные жители носили маленькие золотые украшения в носу и нижней губе. Испанцы забрали золото. Многие заменили его тонкими куриными костями, у многих остались шрамы на лице.

Нио стоял посреди площади. Он выглядел измученным. В суставах его золотой руки собралась пыль. На ногах виднелось множество синяков. Свежие шрамы от плети на боках и спине припухли, сочились сукровицей, не успевая покрыться коркой. Почему он до сих пор не умер от заражения? Его лицо почернело от солнца, волосы отросли на палец, кожа под ними покраснела и шелушилась. Повязка вокруг его бедер посерела от грязи. Такими же истощенными и грязными выглядели его последователи. Среди них Кьяри заметила нескольких женщин. Их туники были рваными, волосы спутанными. Кьяри показалось или женщины в лохмотьях с презрение смотрели на ухоженные домики, мужчин, жующих маис, и матерей, держащих на руках голых детей?

Нио говорил об эгоизме и грехе гордыни. О проклятой золотой армии, слугах дьявола, возомнивших, что они имеют право решать. Решать кого спасать, кого убивать. Слушая проповедь, Атавалп несколько раз сплевывал. Его золотые ноги были обмотаны тростниковыми верёвками и тряпками, чтобы не привлекать внимания.

– Мой муж бросил меня, – сказала одна из деревенских женщин, прикладывая ребенка к груди. – Бросил меня и детей и ушёл в золотой город искать справедливости.

Кьяри протиснулась через толпу и остановилась в десяти шагах от Нио. Его взгляд лишь на миг задержался на ней, потом, будто Нио не узнал её, скользнул в сторону.

– В золотом городе нет справедливости. Люди золотого города живут в грехе. Их жрица делит постель с мумией императора. Дьявол отравил их души и обманул твоего мужа, – Нио улыбнулся женщине. – Но бог милосерден и он прощает детей своих. Он простит твоего мужа. Простит заблудшие души золотых людей, если они раскаются и захотят искупить свою вину. Человек ничтожен и беспомощен. Порочен и грязен от рождения. Если он хочет быть спасен, он должен довериться богу. Бог посылает нам испытания, только для того, чтобы отчистить наши души. И мы должны выдержать эти испытания даже, если дьявол будет искушать нас, взывать к нашей гордости и эгоизму, шептать о том, что его слуги могут помочь нам, избавить от страданий и отомстить за них. Я знаю, о чем говорю. Однажды я позволил дьяволу обмануть себя.

Нио поднял золотую руку.

– Я позволил дьяволу обмануть себя. Позволил его могуществу ослепить меня. Я хотел отомстить за мою убитую семью. И дьявол воспользовался этим, обещал мне месть, власть и могущество. Дьявол превратил меня в свое оружие, заставил убивать невиных.

Когда Нио взял плетку, Кьяри заметила, что на двух пальцев его золотой руки отсутствуют фаланги. Что они сделали с тобой, Нио? Несмотря на увечье, он действовал уверенно и умело. Привычно? Кровь потекла по спине уже после первого удара. Зрители вокруг Кьяри выдохнули. Она чувствовала тепло исходящее от их тел. И казалось, могла слышать их сердцебиение. Быстрое и неровное. Мужчина рядом с Кьяри напрягся и подался вперёд. Ребенок на руках у женщины перестал сосать сладкий корень и, приоткрыв рот, смотрел, как люди в центре площади хлещут себя плетьми. Мать малыша не заметила, как корень упал на землю, потому что не могла отвести взгляд от крови, стекающей по бокам Нио. С каждым замахом Нио ниже опускал голову. Уголок его губ дергался, так же как дергался раньше, когда Нио хотел улыбнуться.

Только теперь он не улыбался, его лицо исказила гримаса боли. У Кьяри закружилась голова от неправильности происходящего. От повторяющегося снова и снова свиста плетей и запаха крови. От жужжания мух, которые вились над окровавленными спинами, когда Нио и его последователи опустились на колени. Они шептали что-то на незнакомом языке, несколько человек рядом с Кьяри тоже упали на колени, соединили ладони под подбородком и зажмурились. Они тоже что-то говорили. На кечуа, но Кьяри не разбирала слова. Голоса слились в неразборчивый, мало похожий на человеческую речь гул. Так гудят горы во время схода лавины.

Кьяри не могла больше этого выносить. Она опустилась на колени, подползла к Нио и взяла в ладони его лицо. В покрасневших глазах Нио стояли слёзы. Боясь, что сквозь них он ничего не видит, Кьяри осторожно коснулась пальцами век Нио, заставила его прикрыть глаза, промокнула слёзы. Когда Нио снова посмотрел на Кьяри, в его взгляде мелькнула растерянность.

– Нио, я люблю тебя, – прошептала Кьяри.

– Почему ты здесь?

– Я хочу, чтобы ты ушёл со мной.

Чтобы не видеть мух, ползающих по его плечам, Кьяри придвинула свое лицо ближе к лицу Нио. Теперь она могла чувствовать на губах его горячее дыхание.

– Зачем ты мучаешь меня?

– Нио, прошу тебя...

– Убирайся, ведьма!

– Нио, я люблю тебя, прошу тебя идем со мной, – Кьяри поняла, что плачет.

– Убирайся, – повторил Нио.

В следующий миг кто-то грубо схватил Кьяри за плечо. Обернувшись, она увидела мужчину, который стоял рядом, напрягался и дрожал, наблюдая за самобичеванием. Теперь во взгляде незнакомца было столько ненависти, что Кьяри сжалась, ожидая удара. Апу Кантар вырос за спиной мужчины, оттолкнул его от Кьяри, выкрутил ему руки за спину. Заплакал ребенок. Кто-то из последователей Нио выплюнул: "ведьма". Этот клич подхватили. Атавалп помог Кьяри подняться на ноги. Люди вокруг начали волноваться. Одна из женщин ударила Апу Кантара тряпкой. Несколько мужчин сбегали домой и вернулись с мотыгами.

– Нужно уходить, – сказал Атавалп.

Кьяри не замечала никого и ничего кроме Нио. Он стоял на коленях и не шевелился. Его пустой взгляд был направлен на Кьяри, но казалось, смотрел сквозь неё.

– Я никуда не уйду без Нио.

– Хорошо, – Атавалп скрипнул зубами, отстранил Кьяри и шагнул к Нио, схватил его за предплечье и рывком поставил на ноги. Теперь взгляд Нио сделался осмысленным. В его глазах заплескалась ненависть. Он не желал вставать на ноги. И как только Атавалп ослабил хватку, снова упал на колени. Атавалп наклонился над Нио, готовый поднять его и закинуть себе на плечо.

Слёзы высохли в глазах Кьяри. Крики и проклятия, звучавшие со всех сторон, вывели её из оцепенения. Реальность, слишком яркая и беспощадная, обрушилась на Кьяри. Она увидела, как поднимаются и достают ножи последователи Нио. Увидела, как деревенские мужчины отодвигают в сторону женщин и замахиваются мотыгами. Увидела ненависть в глазах Нио.

– Не нужно, – Кьяри положила руку на плечо отца. – Оставь его. Мы уходим.

Плечо Атавалпа прижалось к плечу Кьяри. С другой стороны от неё встал Апу Кантар. Ещё несколько воинов, выставив вперёд руки, помогли им пройти через толпу. Когда они покидали селение, в их спины полетели камни.

– Ублюдок говорит гадости о золотой армии. Почему люди верят ему? – удивлялся всю дорогу назад Апу Кантар. – Разве они не знают кто их настоящий враг? Разве они забыли, что с именем своего милосердного бога на устах испанцы сжигали их деревни, убивали и пытали их? Почему они верят этому шарлатану Сантьяго?

Потому же почему они предлагают нам свою жизнь – они чувствуют себя беспомощными, подумала Кьяри, но не стала вмешиваться в разговор. От рождения человек порочен и грешен, сказал Сантьяго, он должен подчиняться воле божьей. От рождения человек одинок и беспомощен, сказал император, потому всю жизнь он ищет то, за что стоит отдать свою жизнь.

– Какой он этот Сантьяго? – спрашивали в золотом городе. – Правда, что у него золотая рука? Правда что у плети, которой он сечет себя, семь хвостов и на каждом по семь железных шипов? Что он говорит?

– Он заслуживает смерти, потому что настраивает людей против золотой армии, – сказала Мава.

– Правда ли, что он говорит, будто все люди равны перед богом? Не важно, богат ты или беден, тело твое из плоти и крови, или из плоти и золота?

У нас тоже есть кровь, и я видела, как золотые люди проливали её, подумала Кьяри и пошла к своему дому. Закатное солнце облизало верхушку золотой стены, забрызгало желтыми каплями света крыши домов, фруктовые деревья и початки маиса на полях. Кьяри легла в гамак и закрыла глаза. Слез не было, только холод перебирал внутренности.

– Ты не сможешь его спасти, – Атавалп сложил на груди руки и прислонился к одной из свай, удерживающих крышу. – Нельзя спасти того, кто мертв внутри.

"Вы не любили этого ребенка, потому он умер и забрал Ису с собой", – вспомнила Кьяри слова Нио.

– Я пытаюсь представить, насколько одиноким Нио всегда себя чувствовал. Каково это расти в чужом племени? Получать еду, одежду, кров и похвалу от тех, кто убил твоих родных? Должно быть, он ненавидел нас и одновременно любил, – Кьяри села и посмотрела на отца. – Знаешь, там дома, когда я смотрела в глаза Нио, я думала, что никогда не встречала и не встречу в своей жизни более честного и искреннего человека.

Около ног Атавалпа пробежала ящерица. Следуя рефлексам, он наступил ей на хвост. Потом покачал головой, повинуясь каким-то своим мыслям, и убрал ногу.

– В Куско я ревновала его к старухе Тии, матери погибшего мятежника. Я почти ненавидела её за то, что она видит Нио каждый день. За то, что она может разговаривать с ним каждый день. За то, что ей позволено прикасаться к его волосам и вплетать в них дурацкие красные ленты. Тогда я не понимала, что он привязан не к ней, а к её горю. Их сближало одиночество и чувство потери. Это чувство потери заставило Нио присоединиться к мятежникам. Потом появился проклятый испанский монах со своими сказками о распятом боге. Монах был чужаком в Куско, и Нио увидел в нем родственную душу. Мы ведь никогда не узнаем, посылал Синчи Инка Нио к испанцам или нет. Но это неважно, Нио все равно бы пошёл за монахом. Пошёл из чувства одиночества, туда, где он будет чувствовать себя ещё более чужим. Распятый бог, наверное, тоже был изгнанником? Я не знаю, и возможно, никогда не узнаю, что чувствовал Нио во время резни в Кахамарке. Не узнаю, о чем он думал. Он много времени проводил с испанцами, выучил их язык, дружил с монахом, возможно, даже начал понимать чужеземцев. Возможно, после Кахамарки, он возненавидел их так же, как ненавидел нас, – теперь появились слёзы. Кьяри вытерла их и глубоко вздохнула. – А ненавидя нас, он ненавидел себя. Он ведь чувствовал себя виноватым за то, что едва не убил меня. Возможно, сейчас он делает то, что делает, потому что ненавидит нас, испанцев и себя самого.

– Ты видела, во что он превратился, Кьяри. Такого человека нельзя любить.

– Возможно, если я перестану его любить, я испытаю то же одиночество, что испытывает он.

– Сантьяго. Нио. Тот, кем он стал сейчас, принесёт людям много бед, – сказал Атавалп.

За его спиной зажигались костры. Искры перемешивались с черным дымом и летели к звездному небу. Жители золотого города рано ложились спать, рано вставали и много работали. Женщины ткали и пекли лепёшки. Мужчины возделывали землю, пасли лам и строили дома. Продукты и инструменты хранили на общих складах, и пользовались ими вместе.

Казалось, ежедневная жизнь под защитой золотых стен мало отличалась от жизни под защитой императора. Но было одно важное различие. И слова Сантьяго, которые передавил из уст в уста вместе с последними новостями, выявили это слабое место.

– Долгая война трудное испытание. Если мы не хотим, чтобы люди разбежались от нас, мы должны подкармливать их победами, – сказал Кунти Молью. Он так и делал, победами поднимал дух своей растущей армии. Навестив золотой город, он хвастался тем, что уничтожил два испанских отряда и захватил испанского офицера, который очень хорошо разбирался в оружии. Теперь у каньяри был человек, который умел делать ружья. Пока их было пятьдесят, но очень скоро, обещал Кунти, в конце лета – станет двести. По одному на каждого испанца, спрятавшегося за стенами Куско. Да, кроме оружия у Кунти были шпионы. Его люди сновали по всей империи, знали самые свежие слухи.

А свежие слухи были мрачными. Весной испанцы уничтожили Попайан и убили всех его жителей. Перед смертью мужчинам отрубали кисти рук и стопы, женщинам отрезали груди и уши, детей протыкали шпагами. Кьяри, как и многие в золотом городе плакала, когда услышали об этих зверствах.

– Будь у меня сейчас двести ружей, я бы немедленно повел людей на Куско, – сжал кулаки Кунти Молью.

– Убить испанцев. Убить предателей. Отомстить. Прогнать испанцев с нашей земли, – люди в золотом городе плакали, злились, били кулаками себя в грудь, проливали чичу и обнимали тех, кто сидел рядом.

И пусть у каньяри не было двухсот ружей, они не смогли больше ждать. Они всегда были вспыльчивы и нетерпеливы. Наверное, император давал им слишком много свободы. Каньяри не умели и не хотели терпеть обиды. Они не простили императору отсутствия почтения к мумиям своих предков, теперь не могли простить испанцам убийство своих братьев.

Пятьсот каньяри двинулись на Куско, вооруженные копьями, луками и пращами.

– Дротики и стрелы против тридцати пушек, – покачал головой Кунти. – Лучше бы они подождали. Но наверное, не человек выбирает момент, а момент выбирает человека. Если я выступлю немедленно, догоню своих людей между холмов Пикчу и Пукин. Недалеко от стен Куско. Если успею, у нас будет пятьдесят ружей. Жаль, если мы проиграем бой.

– Вы не проиграете, – Вайра, мальчишка с золотым ртом, от волнения вступил в костер. Полетевшие во все стороны горящие угли заставили многих отшатнуться. – Мы не проиграем! У нас много золота. Я заставлю расплавленное золото пролиться с небес на Куско. Я создам гигантские золотые прессы, они раздавят стены Куско. Гигантские золотые жернова разрушат дома и тюрьмы.

Звонкий и чистый детский голос поднимался к небу, эхом отражался от звезд, звенел в сердцах жителей золотого города. А перед глазами людей уже стояла славная победа. Заслуженная и справедливая. Месть и победа.

Улыбаясь Мава, сжала руку Кьяри. Апу Кантар поцеловал Саману. Оба выглядели счастливыми. Так радуются встрече, но не разлуке, которая может оказаться вечной.

Тысяча человек покинула золотой город. Из южных провинций на холмы Пикчу и Пукин пришли ещё две тысячи человек. По пути к Куско к пятистам каньяри присоединились мятежники из других племен. В результате весенним туманным утром под стенами Куско собрались четыре тысячи человек. Воины били в барабаны, трубили в раковины и пели песни. Женщины жгли костры и пекли лепёшки. Испанский офицер сидел на коленях перед Кунти и писал под его диктовку письма. Много писем. Обращение к жителям Куско. Ко всем, кто не хотел погибнуть под льющимся с неба раскалённым золотом и быть раздавленным гигантскими золотыми жерновами. Сдавайтесь. Мужчина с изъеденным оспинами лицом отдал свою жизнь Искаю, чтобы тот создал золотых птиц. Птицы цвета солнца взмыли в небо, сделали круг над Куско, упали на улицы. В золотых клювах они сжимали призыв сдаваться.

Это случилось утром, а вечером в лагере осаждающих произошел спор. Каньяри не верили, что испанцы сдадут город без боя и хотели атаковать немедленно. Золотые дети тоже мечтали увидеть, как золото засияет в темноте, превратит ночь в день. Искай говорил о женщинах и детях в городе. И каждый новый довод в этом споре звучал все громче и злее, потому что выхода не было. А бездействие ощущалось как трусость и пропитывало воздух запахом поражения.

На следующий день в город отправили гонцов. Все они были добровольцами. Никто из них не вернулся. Вечером испанцы пять раз пальнули из пушек на восточных воротах. Не с целью кого-то убить, но с целью впечатлить своей силой. Кунти не смог сдержать своих воинов. Сотня стрел полетела через стену.

– Когда испанцы взяли Куско, золотые дети бежали из дворца через подземный ход, – сказала Кьяри за завтраком утром следующего дня. Жрец Явар испек миндальные печенья. Крошки липли к губам Атавалпа и падали на его грудь. – Мы можем воспользоваться этим ходом. Он не годится для штурма, но по нему может пройти несколько отрядов. Создать переполох, и попробовать до главной атаки вывести женщин и детей.

– Я пойду в город, – сказал Апу Кантар.

– Я отберу проверенных воинов и поведу отряд. В город проникнуть лучше ночью, – согласился Атавалп.

– Нам понадобится проводник, который был в Куско в последние пол года, – сказала Кьяри. – Нужно попросить у Кунти одного из его шпионов.

Кунти понравился план, не понравилось, что Атавалп сформировал отряд из бывшей императорской стражи. По мнению Кунти отряд должен быть смешанным. Так как дело общее, в отряде должны быть воины каньяри. Иначе некоторые командиры Кунти могут подумать, что императорская стража не простила им Кахамарку.

Чушь, сказал Атавалп, предательство каньяри в Кахамарке никто никогда не забудет, но так как дело сейчас у всех, действительно, общее все должны заботиться о его успехе. А смешанный отряд сразу уменьшит шансы на него, потому что смешанным отрядом трудней управлять.

Кунти нахмурился, но согласился послать с Атавалпом своего шпиона. Худого, сутулого юношу Уньо. Пока Атавалп наставлял своих людей, Уньо ел орехи.

– Хочешь? – предложил он Кьяри.

Она благодарно улыбнулась, желая расположить к себе того, на чью помощь рассчитывала в городе.

Подземный ход начинался на террасах. Вход около русла искусственного канала напоминал нору выдры. Внутри было холодно и сыро. По облицованным камнем стенам ползали пауки и мокрицы. Прямой коридор повернул через сто двадцать шагов и превратился в лабиринт с узкими проходами, частыми поворотами, разбросанными на полу тряпьем и черепками от посуды.

Уньо родился в Куско. Он был в храме, когда золото впервые ожило. Как и многие другие, он считал, что ничего прекраснее в своей жизни не видел. Но в отличие от тех, кто желал отдать свою жизнь золоту, его влюбленность в чудо была другой. Не золото возбуждало его воображение, а женщина, его оживившая.

Куньо было шестнадцать лет, столько же, сколько самой Кьяри, когда она впервые поцеловала Нио. Возраст ярких впечатлений и путаных чувств. Одержимый юношеским максимализмом Уньо собирался стать героем, разбогатеть и завести много слуг, а потом предложить Кьяри переехать в свой дом. Сын императорского сборщика налогов, Уньо хорошо все распланировал и на осуществление своего плана собирался потратить десять лет. Веселый и легкомысленный по характеру, он легко и без стеснения рассказывал о своих великих целях и верил, что через десять лет станет другим человеком. Своими рассуждениями ему удалось рассмешить даже Атавалпа, который редко улыбался, после смерти Керука. Впрочем, о себе Уньо говорил в сыром подземелье, на поверхности он доказал, что хорошо знает город. Его описания и рассказ о произошедших в Куско переменах были точными и краткими.

Императорский дворец испанцы превратили в свою крепость. Площадь перед дворцом и раньше была местом суда и казни. Теперь на ней стояли приспособления для пыток, для устрашения были выставлены отрубленные головы мятежников.

Выход из подземелья находился во дворе храма солнца. Раньше здесь держали животных для жертвоприношений. После того как испанцы уничтожили храм и на его камнях начали возводить христианский монастырь, двор был завален мусором и деревянными балками.