Текст книги "Чёрный лёд (СИ)"

Автор книги: Skybreaker

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 9. Несколько лет спустя

Зачем ты его ударил? Он ведь ничего плохого не сделал! – вступалась за сына Сора, – Просто отошел от своей группы на несколько метров (на самом деле почти на двести). Ему было любопытно, что там находится. Вот он и пошел туда посмотреть. Обычное детское любопытство. Ты ведь и сам когда-то был ребенком. Ты должен понимать это и реагировать спокойнее.

– В том то и дело что я был ребенком. Но теперь я больше не ребенок! Мы создали правила, свод законов, которым каждый в племени должен следовать. Или ты уже забыла об этом? Ребенок это или не ребенок, законы едины для всех. Если каждый будет поступать, как ему вздумается и игнорировать их, начнется хаос. Хаос – лучший друг смерти. Стоит ему образоваться, как смерть не заставит себя ждать. Ты этого хочешь? – не унимался Роно. В голосе его чувствовалась непоколебимая вера в силу закона.

– Он всего лишь отделился от группы на несколько минут. Не нужно так драматизировать. Ничего бы не случилось.

– А если бы случилось? Почему ты так уверена в том, что ничего не могло случиться? Если думать, что ничего никогда не случится, то что-то случится обязательно. Так устроен этот мир. Что-то случается непременно каждый раз, когда ты меньше этого ожидаешь. Мы не можем предугадать наверняка, мы не знаем будущего, которое нам уготовано. Для этого и существуют законы. Благодаря законам тебе даже думать ни о чем не нужно. Просто не делай того, что запрещено, и все, будешь цел и невредим в подавляющем количестве случаев. Если же что-то плохое случится, то, по крайней мере, ты будешь знать, что не по твоей вине, и ты сделал все возможное, чтобы плохого не допустить. Нарушение закона равносильно тому, что ты сам приближаешь дату возможной трагедии. И нет разницы, мелкое это преступление или крупное. Если ты нарушил закон, значит должен понести за это наказание. И мы не делаем ни для кого исключений. Все равны перед лицом закона. Ты, я, старейшина Марак, мои братья, мои дети. Никому не избежать наказания. Так что не нужно меня останавливать. Я отведу его в «мыслительную». Пусть посидит денек и подумает там о своем поведении. Это пойдет ему на пользу.

– Ладно, ладно. Ты прав, не горячись. Просто мы все еще не успели привыкнуть к законам, к наказаниям, к этой мыслительной… Может половины дня будет достаточно? – Сора пыталась смягчить наказание для сына.

– Исключено! – отрезал Роно.

– Но, может быть, мы хотя бы дадим ему поесть перед заключением?

– Никакой еды с настоящего момента и до освобождения! Сытый желудок притупляет мыслительный процесс и делает его заторможенным. Мы не можем этого допустить. Иначе цель наказания не будет достигнута, и оно потеряет смысл. Ты этого хочешь?

Сора сдалась и с грустью посмотрела на сына. Она все еще считала, что он не заслужил наказания. Но не могла ничего противопоставить Роно с его законами и правилами. Когда дело доходило до слова закона, он становился предельно жестким и неуклонным.

– Пойдем за мной, Моа, – голосом больше напоминавшим крик приказал Роно сыну.

Дети расступились, и дали Моа пройти. Он шел с опущенной головой и избегал прямого зрительного контакта с отцом. Ему не хотелось, чтобы тот на него кричал и отчитывал его при всех. Он и так уже достаточно получил. Правый бок все еще саднило после удара отца. Удар был не сильным и в большей степени педагогическим, но последствия все еще напоминали о себе.

Вместе они подошли к двери. С детства Роно они успели претерпеть некоторые изменения, и он принял в этом непосредственное участие. Старые двери убрали и на их место поставили новые. Круглую глыбу льда нужно было сначала протолкать вперед около полуметра, после чего откатить в сторону. Справиться с этим мог лишь сильный взрослый. Сора не могла открыть дверь в одиночку. Даже Роно с трудом удавалось это сделать. И тем сильнее была его уверенность в ее надежности.

Они прошли через несколько длинных коридоров и оказались перед еще более крупной дверью.

– Добрый день, Роно и…? – он оборвал фразу в нерешительном вопросе. У гурров была феноменальная память на звуки, но не на зрительные образы. Для того, чтобы вспомнить имя, он должен был сначала услышать его голос.

– Моа, – отец ответил за своего сына. На время наказания гурры лишались права голоса и считались недостойными того, чтобы с ними вели разговоры законопослушные граждане.

Гок – начальник охраны мыслительной не утруждал себя такими мелочами. Его дело было простым. Стоять возле двери в мыслительную и следить за тем, чтобы никто не проникал туда без его ведома, и никто оттуда не выходил. С этой задачей он справлялся прекрасно. Крупное его тело и сильные мускулы идеально подходили для того, чтобы открывать-закрывать массивную дверь и внушать страх каждому, кто осмелится покинуть ее без разрешения. Надо сказать, что необходимость в Гоке была скорее психологическая. Так как дверь саму по себе никто кроме него открыть все равно не смог. А зная, что Гок стоит у порога, никто и не пытался.

С шумом и хрустом дверь подалась и открылась. Гок отошел в сторону, пропуская Роно вперед вместе с сыном.

Исходя из названия, можно было догадаться, что главным предназначением мыслительной было мышление или, вернее, осмысливание произошедшего. В ней не было ничего, что могло бы хоть как-то ослабить мысль, прервать ее или, что еще хуже, пустить ее на развлечения. Комната была крошечной. Открытая дверь занимала половину от ее объема. Оставшейся половины едва хватало, чтобы там находились сразу два гурра. Задняя половина Роно так и находилась в дверном проеме.

– Подними голову и посмотри мне в глаза, – обратился Роно к сыну строгим голосом, – Ты знаешь, почему ты оказался здесь. Тебе не стоило отходить от группы на такое большое расстояние. Ты знаешь закон, который запрещает делать это, но ты ослушался и подверг опасности себя, меня и всю свою семью. Теперь я хочу, чтобы ты подумал о своем поведении хорошенько и рассказал мне в деталях, почему мы ввели такой закон и почему его нельзя нарушать. Я хочу, чтобы ты обдумал последствия и дал обоснование закону, через который ты переступил. У тебя есть сутки на это.

Роно кивнул Гоку и тот принялся затягивать дверь обратно в проем. Через несколько минут все было кончено. Он не считал свой поступок жестоким по отношению к сыну. Наоборот, он был твердо уверен в том, что тот пойдет ему на пользу. Уверенность в этом дарила покой его Оро. И сутки его потекли в привычном ритме. Он проконтролировал учебу детей, сам провел несколько уроков для подрастающего поколения нескольких семей, побыл наблюдателем во время игр, позаботился о том, чтобы все поели перед сном, и лег спать с чистой и ясной головой. Чего не скажешь о Моа.

Каждый ребенок является материальным воплощением чистой энергии. Жизнь в нем струится и переливается всеми красками, она фонтанирует, бьется о стенки, выплескивается наружу, заставляя молодое и неопытное существо двигаться, изучать, исследовать. И пяти минут взаперти без движения уже достаточно, чтобы ввергнуть ребенка в отчаяние. Не говоря уже о целых сутках. Для Моа эти сутки субъективно равнялись неделям и месяцам.

Первые несколько минут он ощупывал лапами и хвостом свою темницу. Света в ней и, правда, не было. Даже ночное зрение, данное гуррам природой, в ней не работало. Для него требовалось хоть немного света, чтобы тот мог отразиться от глазного дна и пройти через сетчатку еще раз, давая больше информации.

Стены темницы были гладкими и холодными. Лишь дверная прорезь цеплялась за ладони и говорила о том, что из этого помещения был выход. Ухватиться за плоскую дверь было невозможно. Моа пытался несколько раз и все-таки сдался. Открыть дверь изнутри у него не было шансов. Даже если бы было за что потянуть, он не смог бы сдвинуть ее с места. Он крепко встрял. Придется отбывать все наказание целиком.

Мысли бегали по голове, как корки – небольшие маленькие хищники, которые жили подо льдом и выбирались на поверхность ночью для охоты. Он думал обо всем на свете, но только не о том, о чем нужно. Думал о своих братьях, которые были снаружи, играли, учились, ели, вели свою привычную жизнь, как ни в чем ни бывало. Интересно, думали ли они о нем хоть немного, скучали без него? Вряд ли.

Думал о маме. Мама у них была подарком небес. Она была очень доброй в отличие от строгого не в меру отца и всегда была готова поддержать и прийти на помощь, встать на твою сторону. Если бы не она, сосуществовать с отцом было бы непосильной задачей. Хотя она говорила как-то, что он не всегда был таким. Что-то случилось в его прошлом, что навсегда изменило его. Но он никогда не делился с семьей своей историей и вообще все свои переживания отец держал всегда при себе. На поверхности у него был один лишь лед и ничего больше. Ни в день, когда они пели песню единства, ни в день, когда они впервые вышли на охоту всей семьей, в его поведении не ощущалось ни доли волнения, ни радости. Он как будто не мог радоваться вообще. Механизм радости был сломан и нуждался в починке. Но его, видимо, это не беспокоило.

И эти законы. Только они познакомились с семьей, и прозвучала песня единства, как их собрали снова в музыкальной зале, и старый Марак озвучил им текст новой «Песни Законов». Текст ее был следующим:

«Гурру не навреди: не убей, не предай, не укради.

Убивай лишь для пропитания.

Грукам и кхрокам смерть при любых обстоятельствах!

Законы едины для всех. Неповиновение закону влечет за собой наказание. Тяжесть наказания определяется советом старейшим на основании фактов.»

Вот и вся песня. И если бы все было так просто. Новые законы стали появляться, как из рога изобилия. Буквально каждую неделю появлялся новый закон и их созывали в музыкальный зал, чтобы спеть песню и прочно закрепить его в наших Оро.

– Всегда уважай и слушайся старших, в особенности отца. Не спорь.

– Не покидай свой дом в одиночку.

– «Сначала сделайте двери полегче, потом запрещайте их открывать» – думал про себя Моа, вспоминая данный закон.

– Не ешь больше, чем тебе нужно. Делись едой с теми, кому повезло меньше в охоте.

– Не вступай в контакт с незнакомыми видами растений и животных.

– Не ешь незнакомую пищу и т. д. и т. п.

Законов всего было около сотни, и список их неуклонно рос.

В целом законы лишь что-то запрещали, но не разрешали делать. Моа быстро это понял. Можно было не знать все законы, достаточно было не делать ничего, кроме того, что точно было разрешено.

Отдельной группой были законы, касающиеся охоты. Сводились они к тому, что все должны охотиться, держаться группы, не отставать и не отделяться и подчиняться приказам лидера.

Вот и получается, что Моа пошел наперекор закону, когда решил отделиться от группы. Причем сделал он это ненароком. Он просто увидел странный темный предмет в отдалении и решил проверить, что это такое. И из-за такой мелочи он должен был сидеть словно в заточении, в этой сжатой комнатушке 2 на 2 метра, ожидая своего освобождения.

Время. Никогда раньше он не задумывался о том, как много его было, когда себя было нечем занять. В темной пустоте его течение ощущалось физически. Он кружился на месте, разминая конечности, которые начинали коченеть без движения. Несколько раз он пробовал лечь спать. Сон мог стать прекрасной возможностью скоротать время. Но ничего не выходило. В комнате было слишком холодно и сыро, и неудобно. Так он часами топтался на одном месте, вращаясь вокруг своей оси то в правую сторону, то в левую. Он перебрал в своей памяти практически все что только мог. Все слова, которые были услышаны им в жизни, он заново воспроизводил и прослушивал снова. Таким образом, он вновь посетил уроки Марака и других старейшин, посетил коллекцию, собранную еще дедом, мысленно пробежался по всем ее экземпляром, пока не добрался до самого последнего – Кхрока.

– «Грукам и кхрокам смерть при любых обстоятельствах!» – всплыло в его памяти будто сигнал к началу охоты. Если с кхроками было еще все понятно, то чем не угодили им груки было не понятно. Они казались вполне мирными и никогда не нападали на них первыми. С другой стороны гурры нещадно их истребляли, даже когда их запасы продовольствия были полными. Он не мог понять такой жестокости и смириться с ней. Никакой закон не мог объяснить чистому детскому Оро, почему он должен убивать кого-то просто так.

С кхроками дела обстояли немного иначе. Он знал историю противостояния их племён. «Жили ли кхроки в племенах? Над этим можно было подумать.» И даже так ему трудно было проникнуться ненавистью к существам, которые никого из его близких не тронули. Поговаривали, что дед его был убит кхроком, но он не знал деда и не знал кхрока, который его убил. Его лично это не касалось. Да и вообще уже много времени прошло с тех пор, как кхрока видели в последний раз. Груков стало меньше, они держались подальше от территории обитания гурров, и кхроки, лишенные своей добычи, тоже решили держаться подальше. Убивать гурров, которые всегда держались в стаях, для них было рискованно и, очевидно, накладно. Вот и получается, что врагами гурры и кхроки были лишь в историях, которые передавались из поколения в поколение. Моа не знал, как он поступит, если ему повстречается кто-то из врагов его племени, но он сомневался, что захочет кого-то убивать. Он вообще еще никого не убивал в своей жизни и не знал, какого это отнять чью-то жизнь. И не был уверен в том, что это что-то, чем ему понравилось бы заниматься.

Он также задавался вопросом, куда деваются все остальные после смерти. Вот гурры умирают, им открывается путь в черные льды, они превращаются в свет и обретают вечную жизнь. А груки? А кхроки? А большеглоты? Малыши корки? И еще сотня другая живых существ, которые обитали неподалеку. Марак как-то говорил что-то об этом. Моа порылся немного в своей памяти и припомнил его слова в точности.

«Наши Оро – вот что отличает нас от всех живущих в белых льдах существ. Наши тела и Оро существуют слажено, как один организм, при жизни. А когда мы умираем, Оро отделяется от тела и обретает свободу. Иначе, куда бы делись все те знания, что мы накапливаем за свою жизнь и носим с собой? Ведь для чего-то нам была дана способность запоминать каждое слово, что мы услышали? То-то же. Это же ясно, как чистый лед, что мы накапливаем все это множество знаний, чтобы потом в нашей вечной жизни мы могли обмениваться историями друг с другом. Другие существа Оро не обладают. Это ясно по тому, что они не повторяют одни и те же звуки несколько раз подряд. Мы знаем, как общаются между собой многие живые существа, которых мы встречали. Мы следили, мы наблюдали, мы научились им подражать, и мы точно знаем, что у них нет речи. Они не могут обмениваться мыслями друг с другом. А следовательно у них нет и Оро. Вот почему лишь мы достойны черных льдов и лишь нам открыта туда дорога после смерти.»

Эта теория многое объясняла, но все же не отвечала на вопрос о том, что случается с другими после смерти. Моа не мог представить, что кто-то может жить, испытывать желания и эмоции, даже на примитивном уровне, а потом просто исчезнуть и перестать существовать, как будто его никогда не было. Для себя он решил, что все остальные, наверное, просто остаются в белых льдах и перерождаются здесь. Чтобы у гурров всегда было, на кого поохотиться. Все казалось логичным.

Он рассуждал и рассуждал, откапывая в своей памяти спорные фразы, услышанные им когда-то, и пытаясь найти им обоснование. Иногда получалось и вполне неплохо, иногда он сталкивался с тем, что не все вещи поддавались объяснению. В какой-то момент он сам перестал себя понимать и начал проваливаться в сон. А потом комната затряслась с такой силой, что он едва мог удержаться на ногах. Дрожь продолжалась несколько минут, а потом исчезла, как будто никогда и не существовала. Немногими минутами спустя дверь в комнату начала открываться. Наверное, сутки прошли, и отец пришел освободить его.

– Быстрее выходи! – раздался крик отца, едва дверь приоткрылась на несколько сантиметров. – Быстрее! – отец поторапливал полусонного, туго соображающего Моа, который не понимал, что происходит.

– Предки ниспослали нам дар!

Глава 10. Дар предков

Все поселение было снаружи. Сотни гурров покинули свои дома и выбрались на поверхность, чтобы стать очевидцами ранее невиданного невероятного зрелища. Не иначе, как равнина раскрыла огромную пасть и сделала выдох. От самого льда и до неба висели клубы водянистого пара зеленого цвета.

– Пойдем! – голос старейшины Марака вывел всех из транса.

Вся огромная семья сдвинулась с места и побрела в сторону столбов пара. Никто не произнес ни слова. Все хотели лишь одного – посмотреть на дар предков. Никогда в своей жизни они не видели ничего подобного и ни о чем подобном не слышали. Когда чудо случилось, им хотелось растянуть пьянящее чувство благоговения.

Ветер медленно размазывал пар по воздуху, превращая его темно-зеленые оттенки в салатовые. Приблизившись к месту падения «дара», гурры обнаружили кратер кислотно-зеленого цвета. Чем бы этот дар ни был, он приземлился прямо в заросли фухсы. В стенках кратера виднелись расплавленные корни и стебли, из которых сочился зеленый сок. Струи быстро замерзали и превращались в зеленые лучи, направленные в центр кратера, на дне которого светился пульсирующим белым светом шар.

Все застыли в нерешительности. И даже Марак, самый опытный из всех старейшин, не знал, что делать. Лишь бремя старейшины заставило его что-то предпринять. Он велел всем оставаться наверху, а сам заскользил по покатому склону вниз, притормаживая хвостом. Он остановился в одном метре от шара. В глаза били яркие сгустки света, их пришлось зажмурить. Подойдя к шару в плотную, он нерешительно положил на него свою лапу, и крик боли поднялся со дна кратера. Остальные гурры вздрогнули, но остались стоять на месте. Нордический их темперамент исключал панику.

Шар был раскаленным и нанес Мараку травму, о которой никто из гурров никогда раньше не слышал. Прикоснувшись к шару голой ладонью, Марак получил самый настоящий ожег. Лапу его саднила острая боль, которая становилась меньше, стоило ему поставить лапу на лед. И все же он не был в обиде. Ему выпала честь приветствовать личного одного из своих предков. Раненая лапа заживет. А шрам будет служить доказательством его особой роли. Но что было перед ним? Из-за яркого света он с трудом мог разглядеть сам предмет. Ясным было лишь то, что он был круглой формы.

Приглядевшись, Марак увидел, что шар не стоит на льду, а парит в нескольких сантиметрах над ним. Он понял. Это не был дар. Сам предок спустился к ним с черного льда.

– Меня зовут Марак. От лица всех гурров я приветствую тебя, великий предок, – обратился он к шару, но тот никак не отреагировал.

– Ты спустился к нам, чтобы сообщить что-то важное? – не сдавался старейшина. Но шар не подавал никаких признаков жизни.

– Ты можешь передвигаться? – Марак попрыгал на месте, и шар попрыгал тоже, повторяя его движения.

– «Понятно. Он не может говорить со мной в таком облике. Но может показывать» – рассудил Марак.

Сотни гурров во все глаза наблюдали за редчайшим и, вероятно, единственным подобным событием в своей истории. Живой установил контакт с мертвым. Эпос в чистом виде. Истории об этом они будут передавать на тысячи поколений вперед.

Нужно было решить, что делать дальше. Оставаться в кратере было небезопасно. Приземление предка могло привлечь внимание других животных. И даже кхроки могли бы прилететь сюда, завидев подобное. После некоторых раздумий Марак вновь обратился к шару:

– Я приглашаю тебя в наше поселение. Уверен, что тебе будет интересно посмотреть поближе, как мы живем. И кроме того там нам будет удобнее общаться, – Марак развернулся и начал подниматься по сколькому склону, но шар остался на месте.

– Пойдем со мной, – старейшина сделал зазывающий жест хвостом, и шар сдвинулся с места.

Гурры, стоящие на самом краю кратера, расступились, и дали Мараку пройти. Прямо за ним, не касаясь льда, следовал сгусток белого света. Марак с предком шли первыми, а за ними подобно паломникам тянулись все остальные.

Гостя проводили в музыкальный зал. Это было самое большое помещение в поселении, вмещающее всех его жителей одновременно. Марак вышел ко всем с объявлением:

– Я знаю так же мало, как и вы все. Это уникальный случай. Никогда раньше предки не спускались к нам смертным и не одаряли нас своим присутствием. Мы с вами стали свидетелями воистину исторического события. Не думаю, что должен это говорить, но скажу все равно. Окажите нашему гостю радушный прием. Пусть он видит, что может гордиться своими потомками. Однако не стоит его касаться. Судя по всему, мир предков отличается от нашего, – он сделал паузу, пытаясь найти подходящее слово. У него не получалось. В их языке не было такого понятия, как горячее или жаркое. Тогда он решил зайти с другой стороны.

– Физический контакт с предком вызывает боль. Очевидно, что живые не должны касаться мертвых. Вот, что будет, если вы дотронетесь до него, – Марак протянул вперед обугленную черную ладонь, и все сразу поняли, чем чреваты будут прикосновения к предку. Как бы сильно им не хотелось его потрогать, боль испытывать не хотелось никому.

– И еще кое-что. Я не уверен в этом, но, похоже, что наш достопочтенный предок не может говорить. Во всяком случае, в силу своих особенностей он не может произносить те звуки и слова, что можем произносить мы. Однако он отвечает на движения. Вы и сами это видели. Поэтому мы с другими старейшинами подумаем о том, как нам с ним лучше общаться. А до тех пор, пока мы не найдем удобный и понятный для обеих сторон понятный язык общения, пожалуйста, не подходите к предку и не пытайтесь вступать с ним в контакт. Это лишь запутает всех. Когда способ общения будет найден, мы все пообщаемся с ним и узнаем, для чего он прибыл к нам. А пока что прошу всех разойтись по своим домам.

Моа был немного разочарован. Ему хотелось поближе посмотреть на предка. Однако нужно было делать, что велит старейшина. К тому же, если бы не случившееся, он бы все еще отбывал свое заключение в темнице без окон и дверей. Жаловаться было грешно.

Все разошлись по домам, и там всеобщее молчание сменилось на бурные потоки речи. Все делились друг с другом своими впечатлениями, описывая всё в ярких красках и с разных ракурсов, высказывали друг другу свои предположения и теории о том, для чего предку понадобилась опускаться в белые льды, а также выражали свои надежды на то, что он принес им добрые вести.

Были и те, кому данное событие внушало плохие мысли. Все же никогда раньше предки и живые не общались вот так открыто. Кроме того, предок обладал свойством причинять боль и забирать жизнь. Стоило вспомнить, что одни своим прибытием он уничтожил огромные заросли фухсы, и поранил Марака, когда тот решил до него дотронуться. Эта его способность к уничтожению и причинению боли пугала многих. Своими мифами они многие поколения выстраивали положительное мнение о предках, следящих за ними с черного льда, когда же сам предок снизошел до них, они не знали, чего от него ожидать, и это щекотало нервы. Миф стал реальностью, а в реальности могло произойти все, что угодно.

Кое-как Сора смогла уложить детей спать. Долгое время после отбоя они все еще пытались разговаривать друг с другом, и ей пришлось использовать весь свой материнский авторитет, чтобы добиться тишины в доме. Отец семейства, тем временем, ушел и не возвращался домой всю ночь.

Взрослые, входящие в совет старейшин, собрались в зале для совещаний. Их было двенадцать, исключая предка – тот особняком болтался в воздухе и не участвовал в дискуссии. В совет входили, как следует из его названия, старейшие из гурров. Роно был самым молодым членом совета и вошел в его состав отчасти благодаря репутации своего покойного отца, отчасти благодаря собственной решимости и желанию участвовать в политической жизни общества. Его предложение ввести законы, ограничивающие права молодежи и наделяющие правящую верхушку большей властью, было сочтено гениальным и встречено с огромным восторгом. Было понятно, что, несмотря на свой юный возраст, он обладал редкой дальновидностью. Сам Роно не имел никакой задней мысли. Власть и слава его интересовали в меньшей мере. Он лишь хотел добиться того, чтобы его собственные дети были в безопасности и не повторяли его ошибок. В законах он видел возможность избавить детей от вздорных мыслей и направить их в нужное русло. Ведь, как он считал, имея четкие установки о том, что следует и чего не следует делать, будет меньше соблазнов подвергать себя опасности и совершать необдуманные поступки.

Темой внеочередного собрания был предок. Сам виновник ночного совещания избрал Марака своим путеводителем по племени и следовал за ним, куда бы тот не подался. Вот и сейчас он повис в воздухе в метре от него. Такая избирательность коробила всех оставшихся. Каждый из них, за исключением младшего Роно, считал себя не хуже Марака, и хотел бы оказаться на его месте. Своим видом, конечно, это никто не показывал. Напряженность ощущалась на уровне подсознания и исчезла бы вовсе, если бы предок не выделял никого и относился ко всем одинаково. Впрочем, мотивы предка все еще оставались не ясными.

Правила проведения собраний были просты. Слово давалось каждому обычно в очередности старшинства, от самого старшего к младшему. Говорить могли все, ограничений по времени не было. В том случае если следующему в очереди нечего было сказать, он передавал слово дальше. Запрещалось друг друга перебивать и нарушать очередность. Если кто-то из членов испытывал острое желание высказаться вне очереди, он должен был поднять хвост вверх. В ту ночь с поднятыми вверх хвостами сидели все. Первым слово взял Марак.

– Я понимаю, что экстраординарность происходящего вызывает много вопросов у всех нас. Но давайте не будем действовать импульсивно и торопиться. Каждый получит право высказаться. Опустите хвосты. Будем говорить по очереди, как и всегда.

В первую очередь, на мой взгляд, стоит установить способ общения с предком. Тогда мы сможем от него получить ответы на свои вопросы.

Все дружно щелкнули хвостами об лед в знак согласия. Марак продолжал:

– Судя по тому, что мы видели, предок не может говорить в привычном понимании этого слова. Отвечать он может лишь при помощи движений. Поэтому предлагаю установить простые ответы обозначающие «да» и «нет» и задавать ему лишь те вопросы, на которые он сможет ответить односложно. Великий предок, если ты согласен с этим, сделай один прыжок вверх. Если не согласен, сделай два прыжка. – Марак подпрыгивал вверх, показывая ответы, которые должен был давать предок, выражая свое согласие или несогласие с чем-либо.

Предок подпрыгнул два раза вверх и вызвал волну удивления.

– Попробуем еще раз. Если ты согласен, делай один прыжок вверх. А если не согласен, то два. Вот так.

Предок снова подпрыгнул дважды. Видимо, что-то было не так.

Горн, десятый из старейшин, поднял хвост, и Марак передал ему слово.

– Великий предок, – обратился Горн к сгустку света, – тебе не понравился способ общения, что предложил тебе Марак?

Предок не пошевелился.

– Тебе понравился способ общения, что предложил тебе Марак?

Снова ничего не произошло. Горн удрученно передал слово дальше. Он надеялся выставить Марака в плохом свете, но сам остался в дураках.

Третьим взял слово Бун.

– Может быть, он не понимает, что мы ему говорим?

Многие думали о том же, но не рисковали высказывать такое предположение вслух. Все же предок однажды был гурром и должен был говорить на общем языке.

– Мы не знаем, на каком языке говорят предки. Быть может, в черных льдах они используют другой язык для общения друг с другом, – такое предположение имело смысл, но не давало никакого решения существующей проблеме. Бун передал слово следующему в очереди.

– Возможно, он просто нас не слышит? Ну, знаете, у него ведь нет… ушей, – пытаясь не обидеть великого предка заговорил Васк. Достопочтенный предок, ты слышишь меня?

Шар подпрыгнул один раз на месте.

– Так тебе все-таки понравился способ общения, предложенный Мараком?

Ничего не произошло.

– Ты слышишь меня? – повторил свой вопрос Васк, и шар подпрыгнул один раз. – Но а ты понимаешь, что я тебе говорю?

Шар подпрыгнул один раз, остановился на секунду и потом подпрыгнул на месте еще дважды.

– Я не понимаю, что это значит. Ты понимаешь наш язык или не понимаешь его?

Предок подпрыгнул один раз.

– Понимаешь?

Предок снова подпрыгнул один раз.

– Или не понимаешь?

И снова предок подпрыгнул один раз.

Все крепко призадумались. Хвост поднял Роно. Васк уступил ему слово.

– Может быть, великий предок, ты хочешь сказать, что понимаешь нас лишь частично?

Предок не прыгал.

Решение задачи откладывалось. Роно передал слово, но никто не торопился его брать на себя. Затянувшееся молчание прервал Марак:

– Я думаю, что мы слишком много хотим от нашего гостя. Неизвестно сколько он пробыл в черных льдах и неизвестно через что он прошел. Наверное, ему требуется время, чтобы прийти в себе, освоится, обвыкнуться. Кто когда-нибудь выходил на длительную охоту знает то чувство дискомфорта, что испытываешь, когда возвращаешься домой. Кажется, что радость должна бить через край, но ты чувствуешь какую-то неловкость, зажатость, скованность, как будто тебя силой заставляют быть счастливым. Твоя подруга хочет получить от тебя подробный рассказ о твоих приключениях на охоте, а ты с трудом выдавливаешь из себя пару слов. На охоте мы почти не общаемся друг с другом, поэтому по возвращении домой так сложно начинать это делать снова. Быть может, наш гость испытывает нечто подобное. Он был там сверху, лишь Омо и Ромо знают сколько долго, он привык к другой обстановке, компании, другим разговорам или молчанию. И сейчас, когда он оказался снова среди смертных, возможно, ему просто не так легко понять нас, наши заботы, логику нашего мышления. Давайте дадим ему время освоиться и после вернемся к попытка установить контакт.

Пусть и без сильного энтузиазма, но все согласились с Мараком. Было уже поздно, хотелось спать, диалог с предком не складывался. Лучшим решением было оставить собрание и вернуться к нему позже снова. Был Марак прав или нет, это можно было выяснить позже. На том и разошлись.