Текст книги "Чёрный лёд (СИ)"
Автор книги: Skybreaker
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3. Песнь единства
Три недели прошло с тех пор, как дети появились на свет. Все это время они усиленно постигали местную науку жизни. Главным способом узнать что-то о мире была игра. Малыши часто бегали наперегонки, играли в салки, устраивали дружественные потасовки. Иногда заходили слишком далеко и кусали друг друга до боли, бились хвостами, опрокидывали друг друга на землю, и одна лишь врожденная ловкость спасала их от серьезных травм. Мама все это время была лишь сторонним наблюдателем и не вмешивалась. Лишь изредка она могла дать ценный совет или направить. Но никогда не останавливала попытки детей проверить физические возможности и лимиты их тел. Серьезную травму получить в домашних условиях было практически нереально. Если же кто-то все-таки умудрится и сократит свою жизнь в белых льдах, значит у Омо и Ромо на него есть особые планы, и нечего из-за этого переживать. Философия гурров была проста и понятна. Все жили ровно столько, на сколько они были способны. Когда способность жить уменьшалась, наступала смерть. С этим невозможно было спорить, этому невозможно было противиться, а, следовательно, и переживать по этому поводу не было смысла.
У гурров, как известно, было пять конечностей. Передние лапы украшали внушительных размеров пальцы с не менее внушительными когтями. Три пальца смотрело прямо, и один обособленно упирался назад. При помощи когтей они могли забираться на стены – сложнее обстояли дела со спуском. Часто малыш, забравшийся под самый потолок беспомощно висел там, пока силы не покидали его, после чего падал на пол.
Своими когтями они также могли резко тормозить и менять траекторию своего движения. Стоит отметить, что кожа на лапах сама по себе была жесткой и шершавой, как наждачная бумага, что способствовало хорошему сцеплению с поверхностью. Покрытие лап и когти прекрасно дополняли друг друга. В качестве вспомогательного, но важного придатка выступал хвост. Он у них был своего рода пятой лапой. Длинный – при желании им можно было легко дотянуться до собственной головы. Гибкий – его можно было свернуть в рулетку размером с лапу. Очень сильный – он являл собой сгусток мышечной энергии и оканчивался когтистым наконечником в виде булавы. Хвостом дети чаще всего наносили друг другу удары и изредка помогали себе на резких поворотах во время догонялок. На него также можно было опереться, чтобы встать на задние лапы и вытянуться во весь рост.
С органами чувств было немного сложнее. На голове продолговатой овальной формы разместились четыре глаза. 2 верхних глаза буквально смотрели во все стороны и отслеживали приближение хищников. Неограниченное поле зрения было их достоинством, вот только качество получаемой картинки хромало. Детали было трудно разглядеть. Лучше всего они реагировали на движение. И 2 передних глаза, которые, наоборот, имели ограниченный угол обзора, но повышенную резкость и светочувствительность. С их помощью можно было разглядеть даже крошечную деталь на расстоянии до километра. Еще они могли видеть в темноте.
Можно было подумать, что гурры во всем полагались на свое унифицированное зрение, но это было далеко от правды. По своей природе они были аудиальными существами и необычайно тонко ощущали мир вокруг себя при помощи слуха. Многие слова и названия в их языке были звукоподражательными. Взять, к примеру, название червя «пфор». Свое имя он получил благодаря характерному звуку «пфор», с которым тот протискивался сквозь узкие тоннели во льдах. Стоя на поверхности, можно было услышать, как под лапами размеренно передвигаются пфоры.
Или «фухса», получившая название за звук, который она издавала при выдыхании. Она выпускала обогащенный кислородом воздух с шипящим звуком фух-сааааа. Улавливать самые мельчайшие звуки им помогали невероятно сложные по устройству уши. Двумя длинными эластичными отростками-проводами они крепились к черепу. Эластичность позволяла им проделывать интересные вещи. Когда уши были нужны сверху, они подтягивались ближе к голове. Когда же требовалось послушать, что там происходило под лапами, они растягивались и опускались до самого льда. Непосредственно уши или те их части, которые улавливали звуки, были цилиндрической формы и по длине лишь немного уступали голове. На конце у них была мембрана способная закрываться и открываться по желанию своего хозяина. Для улавливания звуков из-подо льда она закрывалась, и ухо прижималось к земле. Для прослушивания окружения мембрана держалась открытой. Был и промежуточной вариант в ее работе. Оставляя небольшое круглое отверстие в мембране и направляя ухо прямиком на источник звука, гурр фокусировался и различал сотни мелких деталей в одном единственном звуке.
Если уши улавливали вибрации воздуха, то в лапах у них скрывались специальные сенсоры, способные улавливать мельчайшие колебания подо льдом. Тончайшая кость в основании ладони утыкалась в лед, и по ней вибрации прямо по скелету передавались в мозг, где расшифровывались и получали толкование. Эта способность была жизненно необходима, так как большая часть опасностей исходила откуда-то снизу.
За обоняние и восприятие вкуса у гурров отвечал рот. В нем располагались все необходимые рецепторы, разбросанные по ротовой полости. Зубов для пережевывания пищи у них не было. За узкими черными губами прятались такие же черные пластины снизу и сверху. Работа челюстей напоминал работу тисков, в которых можно было крепко что-то зажать, а для того чтобы добыча не вырвалась были предусмотрены зазубрены, направленные в сторону горла. В горле имелись сходные пластины. Когда пища попадала в горло, оно крепко сжималось, спрессовывало все до единой субстанции и проталкивало ее дальше в пищевод. Пищеварительная и дыхательная системы у гурров работали по раздельности.
Воздух поступал в вертикальную щель, расположенную по центру шеи. За свою способность издавать звуки речи она получила название «говорло». Он проходил через длинное дыхательное горло, нагревался и попадал в легкие. Горло было поделено на несколько секций с клапанами. Такая система не допускала попадания в легкие посторонних объектов. Регулируя открытие и закрытие клапанов, гурры могли издавать самые разнообразные звуки на выдохе. Речь их часто напоминала музыкальную композицию. Самые искусные из гурров выстраивали предложения таким образом, чтобы все слова и звуки в них сочетались друг с другом наилучшим образом, образую композицию.
За прошедшие три недели речь малышей значительно прогрессировала, а словарный запас пополнился сотнями новых слов. Мама, соблюдавшая нейтралитет во время игр, оказалась хорошим наставником. Она знала многое о мире вокруг и щедро делилась с детьми своими познаниями. Была она и арбитром, если дело доходило до споров и конфликтов. Она помогала малышам найти друг с другом общий язык и разрешить разногласие, не прибегая к насилию. Маленькие гурры быстро усваивали уроки и вскоре поняли, что верно подобранное слово может быть намного действеннее крепкого удара.
От мамы они узнали, что папа проводит большую часть времени на охоте с другими отцами. То, что где-то рядом жили какие-то «другие» стало для всех большим открытием. Им не терпелось посмотреть на них. Малыши объединялись в группы по двое или трое и ходили за мамой в течение дня, чтобы расспросить ее о других и попроситься их увидеть. Мама лишь обещала, что скоро это случится и не давала больше никаких комментариев.
Отца порой не было дома по несколько дней. Когда он возвращался, то осматривал всех детей и радовался их успехам, рассказывал им истории об окружающем мире и говорил, что, когда придет время, он возьмет их с собой и научит охотиться. Часто при этом он поглядывал на Роно, весь вид которого говорил о том, что он хотел, чтобы это время наступило поскорее. Отец знал, что Роно не спит и всегда следит за тем, как он собирается на охоту. Знал он и то, что он несколько раз пытался снова открыть дверь, ведущую наружу. Знал и поэтому соорудил на ней и всех остальных дверях специальные замки, которые можно было открыть, лишь обладая высоким ростом. Таким образом, жилище их теперь можно было покинуть, только если один из взрослых того пожелает.
В один из дней отец не ушел охотиться как обычно, и на завтрак подали ка́ну. У родителей было приподнятое праздничное настроение, которое передавалось детям. День обещал быть интересным.
Перед детьми на полу лежали ярко-голубые плоды, покрытые острыми иголками шипов со всех сторон. Шипы были очень острыми: не стоило и говорить, что до них лучше не дотрагиваться. Роно подобрался поближе и втянул сладкий запах. Пахло, во всяком случае, лучше, чем выглядело.
– Чтобы не пораниться, нужно надавить вот сюда, – мама вытянула длинный коготь и нажала на небольшую выпуклость в основании плода. От нажатия тот раскрылся и показал нежную мякоть. Сладкий запах многократно усилился. Теперь тот же самый трюк предстояло повторить детям.
Не обошлось без травм. Некоторые все же умудрились пораниться. Иголка, воткнувшись в кожу, отделялась от плода и становилась независимым источником боли. Каждая из них содержала небольшую дозу парализующего нейротоксина. Укола единственного шипа было достаточно, чтобы парализовать кисть. Уколовшись несколькими можно было утратить контроль над целой конечностью. Большая доза яда вызывала паралич внутренних органов и скорую смерть. Впрочем, ни один гурр в истории не познал такой смерти. Приобретенная устойчивость к токсину передавалась из поколения в поколение.
Роно без труда справился с чисткой плода и внимательно наблюдал за своими братьями. Его крупный сосед поранил палец, но лапу его все никак не парализовало. Судя по всему, для его комплекции требовалась более сильная доза. Роно стало интересно, как это работает, он аккуратно вырвал шип и уколол им себя в заднюю лапу. Первые несколько секунд он не чувствовал никаких изменений, как вдруг место укола стало терять чувствительность. Яд расползался по лапе во все стороны, лишая ее нервные каналы способности передавать импульсы. Потребовалось всего около полуминуты, чтобы лапа полностью утратила работоспособность. Роно обдумывал результаты своего эксперимента, ожидая, когда он снова сможет управлять всеми конечностями своего тела.
Тем временем, родители наблюдали за своими детьми со стороны. Они прекрасно знали, что для детей будет лучше, если они справятся с каной сами. Жизнь в долине белых льдов была чередой опасностей и преодолений. Все начиналось в раннем детстве и заканчивалось лишь вместе со смертью. Они готовы была помочь, только если ситуация выйдет из-под контроля. К счастью, все дети справились самостоятельно.
Мякоть каны была очень сладкой, а еще очень липкой. Вязкий темно-синий сок обволакивал рот, губы и с трудом сглатывался. Всего несколько глотков ее сока было достаточно, чтобы наполнить живот ощущением сытости и подпитывать организм энергией весь день. В этом и заключалось главное достоинство каны. Ради этого можно было и помучится с ее очисткой.
Когда все доели и избавились от опасных отходов, отец встал на задние лапы и церемонно заговорил:
– Сегодня великий день. До настоящего момента каждый из вас был частью нашей небольшой семьи. Сегодня вы станете частью чего-то более значимого. И пусть значимость эту вы сможете оценить лишь со временем, запомните сегодняшний день, как важный шаг на вашем пути.
Он встал на четыре лапы и подал маме сигнал. Вместе они начали выстраивать детей в колонну. Процедура выполнялась впервые, поэтому потребовала времени. Отец шел первым, за ним расположились дети, мама была замыкающей. Такой походной колонной они подошли к одной из дверей в доме и остановились перед ней. Пока отец открывал замок, дети шептались и переговаривались.
За дверью их ждал узкий продолговатый коридор с низким сводом. Над головой у папы оставалось всего несколько сантиметров. Каждые несколько метров по бокам попадались двери, но отец продолжал двигаться строго прямо. Путь в несколько десятков метров казался невероятно долгим, а закончился он обычной черной дверью, прямо как у них дома. Отец прошел через дверь и придерживал ее в полуоткрытом состоянии, пока мама не показалась снаружи. Походная колонна разбилась, и дети сгрудились возле отца. Изумление овладело ими. Не считая Роно, никто из детей раньше не видел ничего более масштабного. Помещение было в десятки раз больше их дома. Количество дверей в нем не поддавалось подсчетам. Из каждой двери прибывали новые семьи. Они останавливались возле дверного проема, будто ожидая чьих-то дальнейших указаний. Дети во все глаза разглядывали других гурров. Будучи представителями одного вида они все выглядели примерно одинаково, не считая небольших расхождений в размерах.
В центре зала расположился гигантский черный объект сложной формы. В основе ее лежал овал, но контур его был волнистым. Поверхность его была испещрена тысячами отверстий от совсем уж маленьких размером с глаз и до больших размером с голову взрослого гурра. В промежутках между дырами блестела зеркальная глянцевая поверхность. Словно проросший в белом льду огромный черный гриб, он притягивал взгляды к себе и выглядел таинственно.
Раздался громкий протяженный звук, источник которого невозможно было обнаружить. Он будто бывыходил из каждого отверстия по раздельности и из всех них сразу. Зал наполнился высокочастотным звоном, на фоне которого зазвучал тяжелый старческий голос.
– Семья моя! Сегодня мы собрались здесь, чтобы исполнить песнь единства. Голоса молодых пусть присоединятся к нам и дополнят наш хор. Через пение мы узнаем друг друга. Молодые пусть станут старыми, а старые молодыми. Тишина пусть станет звуком, а звук тишиной. Через песнь мы обретем единство друг с другом.
Родители выстроили своих детей в шеренги и сами шли по бокам. Они подвели их вплотную к черному предмету и остановились. Старческий голос продолжил:
– Каждому из вас при рождении было даровано имя. Произносите же имя свое громко и четко до тех пор, пока оно не утратит свой смысл, чтобы затем оно могло обрести его вновь. Имя мое Марак, – старик повторял свое имя снова и снова, пока оно не слилось в одно слово без начала и конца. Мгновение спустя к нему присоединились другие.
Родители Роно помогли каждому своему сыну встать точно напротив небольшого черного отверстия и сами заняли свои позиции. Уши они закрыли и плотно прижали к поверхности черного изваяния. Дети последовали их примеру. Мама начала первой. Ее звали Лона. Имя нежное, летящее, хорошо отражавшее ее натуру.
Отца звали Касп. Краткий закрытый слог своей лаконичностью отражал мировоззрение своего обладателя. Отец их никогда не разбрасывался словами понапрасну.
По порядку дети называли свои имена: Роно, Борд, Весси, Кой, Рарр, Кугу, Авгу, Рандо, Манчи, Дарут, Клош.
Сотни разных имен ритмично произносились своими носителями, через отверстия проникали внутрь, накрывали и окутывали друг друга. Звуковые волны наслаивались друг на друга. По извилистым тоннелям, проходящим один через другой, звуки стремились к центру и слева направо уходили по кругу, закручиваясь в спираль. Сталкиваясь, разные имена встраивались друг в друга. Имя из тысячи звуков звучало где-то в центре. Сознание бежало по трубам вместе с имена своих владельцев. Встречая на пути чужое имя, оно задерживалось на мгновение и запоминало его. Каждый тембр голоса со всеми его мельчайшими особенностями звучания крепко и навсегда отпечатывался в памяти. Каждый член большой семьи теперь знал, как звучат голоса его братьев и сестер. Старые говорили голосами молодых, а молодые голосами старых. Успевшие пожить во льдах члены семьи вкладывали в произношение своих имен опыт, которым они успели обзавестись. Голоса молодых звучали свежестью и жаждой открытий. Смешиваясь, они превращались в песнь длиною в жизнь. Композиция жизней и судеб играла всем многообразием тональностей и оттенков. Каждый гурр узнавал себя в голосах других. Семья стала единой.
Глава 4. Прародители
Несколько недель миновали с тех пор, как звучала песня единства. Дети подросли и стали покрываться первичным мехом. При рождении кожа гурров была темно-серая, постепенно она светлела, а после начинал бурно расти мех. Происходил этот процесс неравномерно, из-за чего дети были похожи на тех, кто мех теряет, а не приобретает его. Взрослых гурров покрывал густой белый мех, который прекрасно защищал от холода и сильного ветра. Момент, когда юный гурр, полностью покрывался мехом, означал его переход в статус подростка.
Произошли и другие изменения. После единения детям дали право перемещаться по сети из пещер в дневное время суток самостоятельно, чем они активно пользовались. Двери наружу всё еще оставались закрытыми. Последний факт досадовал Роно. Однако получив возможность исследовать хитросплетение подземных коридоров и пещер, он не слишком грустил. Оказалось, что их дом, где они появились на свет и жили, был всего лишь маленькой ячейкой в большой сети помещений, соединенных друг с другом подледными ходами. Большая часть из них выполняла функцию жилищ. Каждое из них занимала одна семья, состоящая из женской и мужской особей и их потомства, если оно у них было. Пожилые гурры не заводили детей и концентрировались на социальных функциях.
Были и другие помещения. Несколько кладовых с продовольствием. Был зал для совещаний, где старейшие гурры собирались для решения насущных вопросов. Этот зал большую часть времени пустовал и не представлял из себя ничего примечательного. Единственное интересное, что в нем было это покрытие из черной плитки, как у Роно дома. Плиткой этой, как выяснилось позже, было выложено множество стен и полов в помещениях по всему поселению.
Музыкальный зал с гигантским музыкальным инструментом был еще одним помещением, куда дети заглядывали не слишком часто. Тангурр, служивший верой и правдой не одному поколению гурров, использовали лишь в особые дни для ритуальных песнопений. Его призванием было объединять их всех и наполнять их сознание общими идеями.
Было еще несколько помещений, куда детей не пускали, и о предназначении которых им ничего сказано не было. Они были особым предметом интереса и любопытства в детских умах. Но за неимением возможности туда проникнуть многие просто переставали о них думать.
Куда дети ходили чаще всего, так это учебные классы. Это были большие и светлые помещения со скошенными пологими стенами, в которых были вырезаны ступени. Благодаря такой ступенчатой структуре они вмещали большее количество детей. Взрослый гурр же занимал место в центре и рассказывал всей аудитории что-то, в чем он разбирался лучше всего. Отдельных учебных дисциплин не было. Каждый взрослый выступал перед детьми и в меру своих способностей старался стать для них хорошим наставником. Чаще всего учителями выступали старейшие гурры, которые освобождались от охоты и собирательства, и проводили большую часть времени подо льдом. Для охоты их физических возможностей уже не хватало, но умы их были все еще светлыми и могли поделиться опытом с подрастающим поколением.
И абсолютным фаворитом среди подрастающих гурров была игровая комната. По размерам она превосходила все другие помещения и имела самый высокий потолок из всех. В высшей точке он достигал 25 метров. Как следовало из его названия, служило это помещение для игр. Но играми они были лишь в умах младшего поколения. Старшие гурры вкладывали в эти игры более глубокий смысл. Они имитировали условия, с которыми гурры сталкивались в окружающем мире и подготавливали их тем опасностями, что тот скрывал. Сама по себе она представляла сжатый до размеров комнаты внешний мир: барханы из прессованного белого снега в ней чередовались с ледяными пустотами.
Игр всего было несколько. Догонялки с простыми правилами. Из всей гурьбы случайным образом выбирался один вода, который должен был догнать одного из своих братьев и дотронуться до него лапой или любой другой частью тела. Тот, кого догоняли, становился новым водой. Того, кто уже водил однажды, больше не догоняли. Охота велась за теми, кто не водил ни разу. Игра велась до тех пор, пока каждый не побывал водой хотя бы один раз, кроме самого последнего. Он становился победителем и получал овации. Гурры выражали свое почтение особым способом. Они все поворачивались лицом к победителю, склоняли головы и ритмичными ударами хвоста отстукивали по льду 9 раз: число 9 занимало особое место в культуре гурров, посколькоу именно столько дней было в их неделе. Кроме того, количество их глаз (4) складывалось с количеством конечностей (5), и тоже получалась девятка.
Догонялки с правилами посложнее тоже были. 10 гурров становились охотниками и формировали отряд. Трое изображали добычу. Охотники создавали кольцо по периметру площадки. Их задачей было сжать кольцо и не дать добыче выбраться. Задачей трех, наоборот, было выйти за пределы кольца и добраться до края площадки, тогда они считались спасшимися, и трогать их было больше нельзя. Они чередовались от раза к разу. Никто не играл одну и ту же роль больше двух раз подряд.
Третьей в списке, но не менее значимой, была игра в прятки. Ее особенность состояла в том, что прятки начинались внезапно прямо посреди игры в догонялки. Кто-то из взрослых громко кричал «Кхрооок!», и молодым гуррам давалось лишь 3 секунды, чтобы найти себе укрытие. Те, кто не мог спрятаться за отведенное время, выбывали. Зачастую случайность и удача определяли победителей и проигравших в этой игре. Но если вероятность смещалась в отрицательную сторону, и кто-то из детей проигрывал чаще, чем выигрывал, им уделяли особое внимание и проводили с ними дополнительные занятия. Способность быстро находить себе укрытие была основополагающей для выживания на поверхности.
Следующая игра не была игрой в прямом смысле слова. В сущности своей это была борьба. Двое соперников помещались в круг и боролись друг с другом, пока один из них не окажется на спине или за пределами круга. Гурры поднимались на задние лапы и толкали друг друга в плечи и грудь. В ход также шли удары хвостом и когти. Дрались гурры с подачи взрослых скорее неохотно, пытаясь не навредить друг другу. Больше всех драться нравилось самым сильным и крупным из детей. Одним из силачей был Борд, брат Роно. Он родился на свет всего полминуты спустя после появления Роно и сразу приковал к себе внимание родителей своими внушительными для новорожденного размером. Сам того не подозревая, он и подарил Роно шанс бежать из дома в день появления на свет. Внутри круга Борд не оставлял никому шансов. Одного лишь беглого взгляда на него и его противника было достаточно, чтобы понять всю несправедливость системы подбора. По хорошему Борд должен был бороться с двумя сразу, чтобы уравнять силы.
Цель всех игр была простой, как кусок льда. Они должны были выявить сильные и слабые стороны детей. Сильные стороны предстояло довести до совершенства, а слабые сгладить. Сильными сторонами Роно были скорость, ловкость и врожденная смекалка. В догонялках он часто оказывался в числе последних выбывших. Из 10 игр в прятки он не находил себе укрытия лишь в 2. Немного недоставало ему силы в борьбе и он старался компенсировать это своим умом. Однажды он чуть было не победил Борда. Они сошлись в поединке. Роно пятился назад, хвост его уже свешивался над чертой круга, задние лапы уткнулись в черту, Борд наступал спереди. В критический момент Роно сделал рывок вперед и нырнул головой между передних лап брата. Он хотел поднять его своей спиной и перекинуть через голову. Но сил немного не хватило и брат сел на него сверху. Бой был проигран, но заставил Борда быть осмотрительнее.
9 дней в неделю дети просыпались, завтракали все вместе и покидали свой дом. В первой половине дня они посещали занятия, после чего отправлялись играть и проводили там время до позднего вечера. Родителей они почти не видели.
Больше всего Роно нравилось учиться. Получая новые знания, он испытывал неподдельный восторг. Особенно сильно ему нравились истории старейшины Марака, голос которого все слышали в день единства. Марак был старейшим из гурров в поселении. Ему было 35 лет. Не все молодые гурры были способны сходу понять сколько это. Некоторые озадаченно смотрели на свои пальцы, хвост, на других своих братьев. Но все сходились в одном – это было много.
Марак был крупным представителем своего вида. Говорили, что давным-давно во времена своей молодости он был одним из лучших охотников в племени и никогда не возвращался с охоты без добычи. В силу возраста он обладал практически неисчерпаемыми знаниями обо всем на свете и методично передавал их детям.
Все гурры от природы обладали феноменальной слуховой памятью. Каждый звук вплоть до мельчайшего шороха они запоминали один раз и до конца своей жизни. Все произнесенные речи хранились в их памяти в неизменном виде, благодаря чему слова, сказанные сотни лет назад, передавались потомкам без искажений. Такая память на звуки помогала гуррам в охоте. Большая часть обитателей внешнего мира предпочитали оставаться в укрытиях и покидали их лишь по острой необходимости. Чаще всего для пропитания и размножения. Гурры нашли способ обхитрить свою добычу. Они подражали голосам местных живых существ и выманивали их из своих укрытий. Выбравшегося из укрытия ждали сильный удар и быстрая смерть. В мире из снега и льда быстрая смерть была высшей формой милосердия. И об истории этого жестокого мира детям и поведал Марак. Для этого он использовал те же самые слова, что и десятки поколений живших до него. Устами Марака говорили его предки.
Гурры верили в то, что мир состоит из двух частей. Белый лед был местом, где они рождались, находили себе пару и заводили детей, охотились и пели свои песни. Это был мир живых. Черный лед, который показывался сверху каждый раз, когда наступала ночь, был миром мертвых. После смерти гурры не умирали, а совершали переход из одного мира в другой. Первых из живших гурров звали Омо и Ромо. Жили они так давно, что никто уже точно не может сказать, когда это было. По легенде они подарили жизнь тысячам гурров, которые заселили белый лед и стали родоначальниками тысяч семей. На пятидесятом году жизни Омо не стало. Тяжелое горе овладело Ромо после ее ухода. Он не хотел ни есть, ни спать, ни делать что-либо. Жизнь опостылела и перестала интересовать его. Целыми днями он сидел в своем доме с закрытыми глазами, перебирая в памяти все слова, которые когда-либо были сказаны Омо. В его голове ясно звучал ее голос. И от этого ему становилось лишь хуже. Тысячи его детей и внуков тщетно старались утешить его и подбодрить. В мире не существовало слов, которые были на это способны. Так проходили недели, пока из миллиона слов, которыми они обменялись с Омо, он не вспомнил данное им обещание.
Случилось это в то время, когда они ждали свое первое потомство и были еще очень молодыми. Вся жизнь еще была впереди, они строили много планов и намечали себе цели. Жизнь виделась им сонмом возможностей. Они вместе ходили по льду, вместе охотились, вместе ели, вместе спали, все делали вместе. Другой компании у них не было. Однажды Омо долго не могла уснуть. Что-то тревожило ее и заставляло переворачиваться с одного бока на другой. Ромо сквозь сон почувствовал что-то неладное и обратился к ней, чтобы узнать в чем была причина ее беспокойства. Оказалось, что в Омо произошли перемены, которые внешне были незаметны. Готовясь к появлению новой жизни, Омо незаметно для себя стала все больше думать о смерти. Вопрос о том, что будет с ней в конце, зародился в ее разуме и не давал ей покоя.
– Скажи мне, что будет с тобой, когда меня не станет? – спросила она у него тихо-тихо, почти не дыша. Голос Марака помолодел и стал женским. Приятнее голоса дети никогда не слышали. Лишь голоса их матерей могли соревноваться с его красотой.
– О чем ты говоришь? Мы всегда будем с тобой вместе, и никогда не оставим друг друга, – уверенно ответил Ромо. Голос Марака снова сделался мужским, но сменил тональность.
– Ты не понимаешь. Посмотри на всех других существ. Они появляются на свет, живут и умирают во льдах. Тела их застывают и превращаются в лед, а после разбиваются на тысячи мелких частиц и ветер стирает следы их существования. Однажды нас тоже не станет. И что с нами будет тогда?
Слова Омо заставили Ромо задуматься. Несколько минут они сидели в полной тишине, и только ветер почесывал вход в их жилище.
– Я не знаю, что с нами будет, когда мы умрем…, – на этом слове голос его дрогнул, – но я точно знаю, что смерть для нас не станет концом. Мы отличаемся от всех, кто живет в белых льдах. Мы говорим, мыслим, чувствуем, у нас есть Оро. Наши тела – вместилище для Оро. Как наши дети растут в своих оболочках, так и наши с тобой Оро созревают. И когда наши тела больше не могут вынашивать Оро, они распадаются и исчезают. Но Оро живет вечно. Оно бессмертно. Так что когда тебя не станет, ты продолжишь жить, просто в другой форме, – Ромо говорил эти слова и радовался. Стройная теория казалась ему правдой.
– Я не хочу жить вечно в другой форме без тебя, – Омо становилась только грустнее.
– Глупая. Если тебя не станет первой, тебе придется лишь одно мгновение провести одной. В бескрайней вечности ты даже не заметишь его. И потом я присоединюсь к тебе. Мы разделим с тобой вечность на двоих.
– А что будет с нашими детьми? Как они справятся без нас с тобой? – не успокаивалась Омо. Она была прирожденной матерью, думала не только о себе, но и о своих детях.
– Мы присмотрим за ними вместе. Мы не оставим их одних. Мы будем наблюдать за ними со стороны и укажем им правильный путь, – обнадеживающе сказал Ромо.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
Омо осталась удовлетворенной таким ответом и уснула крепким сном.
Воспоминания о том разговоре дали Ромо сил и он прожил остаток своей жизни, обучая поколения своих детей и внуков тому, что успело узнать его Оро. Он встретил свою смерть счастливым.
Омо ждала его в черных льдах, как они и договаривались. Увидев его, она вспыхнула ярким светом. Бесконечная радость переполняла ее бестелесное существование. Их любовь переродилась. Так в черных льдах появились два первых источника света. Они снова были вместе и наблюдали за своими детьми. Когда те умирали, они встречали их и помогали отыскать своих партнеров в вечности. Пока те жили, они освещали их путь. Днем они светили для тех, кто был жив, а по ночам отправлялись в вечность, чтобы проведать тех, кого не стало.
***
Все в доме Роно спали. День был долгим и принес новые знания, которые нужно было переработать. Один Роно не мог уснуть. История, рассказанная Мараком, посеяла в его голове много новых вопросов. Что такое черный лед? Что такое вечность? Как Омо и Ромо появились на свет, если у них не было родителей? Как они перемещались по черному льду, если у них больше не было лап? Как Омо смогла разглядеть Ромо в безграничной тьме, если у нее не было глаз? Или они у нее были? Как они общались друг с другом, если у них больше не было говорлов? Что они едят, в конце концов? Роно решил для себя, что задаст все эти вопросы Мараку во время их следующей встречи. Однако ни на следующий день, ни на день после, ни на день после этого такой возможности так и не представилось. Марак постоянно был чем-то сильно занят и наотрез отказывался отвечать на вопросы любопытного Роно.