Текст книги "Мы говорим на разных языках (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Блядь! – Грэй ударил кулаком в стену. – Надеюсь, между ними ничего не произошло.

Пока Герда приводит мысли в порядок и пробует хоть как-то успокоиться, дверь хлопает снова – Юма вышла следом за Грэнзэ.

Движимая каким-то тревожным и горьким любопытством, помноженным на желание узнать, что ещё думает о ней брат Грея, Герда неслышно приоткрывает дверь кухни и проскальзывает внутрь, стараясь не шуметь.

Дверь в дальней стене приоткрыта, Герда помнит, что ведет она в большой гараж-мастерскую, где сейчас стоит ее мерседес.

«Бывший твой мерседес»

Которому предназначено стать чем-то другим или просто быть распроданным на запчасти.

От этой мысли становится горько. Нет ни машины, ни денег за нее, и ремонт становится призраком, маячащим на горизонте.

Сквозь неплотно прикрытую дверь видно Юму, сидящую спиной к Герде рядом с Грэнзэ.

Она вылавливает прямо руками из тарелки рядом кусочки еды и суёт их поочередно ему и себе в рот.

«Помойная романтика просто какая-то!»

Герда запоздало догадывается, что это остатки чужих ужинов, заботливо собранные Юмой со столов.

Ей становится горько и противно, потому что люди не должны так жить.

Это уже за гранью.

Это бомжи по помойкам побираются...

– Иди домой, – Грэнзэ чуть ведет плечом, и Юма, словно продолжая его движение, плавно поднимается с пола.

В этом простом жесте столько единства, что Герде становится еще более горько и обидно за девушку.

– А ты?

– Буду утром.

Юма выходит на кухню и только чудом не налетает на Герду, отпрянувшую в темноту.

Первое желание – выйти и сказать все, как есть, но Герде становится страшно, потому что их может услышать Грэнзэ и, что ещё хуже, Юма может обидеться, что их разговор услышали.

«Подожду ее у входа» – Герда тихо-тихо выбирается обратно в зал и усаживается за столик в полной темноте.

– Думаешь, они поцапались? – Грэй следом за Юмой бегом спустился по лестнице. – Тогда она могла уехать домой...

– Грэнзэ был уставший – мог и ляпнуть что-нибудь. Господи, зачем она только в кафе пошла? Почему ты ее отпустил одну?!

– Она конверт потеряла, – Грэй мотнул головой, уже заводя мотоцикл, оставленный им у подъезда. – Сказала, что с тобой домой придёт.

Юма села сзади него, крепко вцепившись в поручень седла.

– Гони!

Герда ждёт и ждёт, а Юма все не показывается. Становится тревожно.

Она уже собирается снова сходить до гаража и проверить, где же девушка, когда какое-то движение за окнами привлекает ее внимание.

А потом затылок неприятно колет раздражение, помноженное на злость и бессильный гнев.

«Ищет все-таки! Блин, я надеялась, что Дима будет сидеть дома и не отсвечивать! Его только не хватает!»

Мысли обрываются сами собой, потому что знакомый тонированный джип останавливается точно напротив кафе, и у него распахиваются сразу две пассажирские двери...

Уже подлетая к бару, Грэй понял, что случилась беда.

Дверь черного входа, ведущая в гараж, была выбита, ступеньки засыпаны осколками...

– Герда!!!

С заднего седла на ходу спрыгнула Юма, и Грэй даже не успел испугаться, что она переломает себе ноги, а девушка уже помчалась в кафе.

– Юма, стой!!!

– Грэнзэ!

Звон выбитой ногой двери заставляет Герду испуганно вздрогнуть и сжаться. Те, кто приехал с Димой, не стали трогать главный вход в кафе, они обошли его с той стороны, где был гараж.

– Бля, охуели!.. – возмущенный рык Грэнзэ обрывается звуком удара и задохнувшимся продолжением матерной тирады.

– Охуел ты, – звучит спокойный ровный голос, который Герде совершенно незнаком. – Тебе же ясно сказали – верни бабу. Зачем артачиться?

Грохот снесенного металлического стеллажа, еще звон летящих осколков, мат, перемежающийся короткими ударами.

– Где она?

Снова грохот.

Герда медленно сползает с диванчика и сжимается под столом, закрывая уши.

«Дима рехнулся? Он что, нанял каких-то мордоворотов, чтобы меня выследить? Больной?! Я матери скажу, чтобы осадила его!..»

Закусив губу, она вслушивается даже сквозь свои ладони в происходящее и понимает, почему Грэнзэ сказал ей «матери позвони». Не потому что виноватой школьницей считал, нет, а потому что догадывался, что ее будут искать, и это может плохо закончится для Грэя…

– Где она, мать твою?!

Снова грохот, снова звуки, с какими кулак врезается в тело, хриплый мат, обрывающийся на полувздохе.

– Открывай пасть, сука, и говори, пока зубы целы!

– Зубами он вряд ли зарабатывает, – сухой холодный смешок, в котором Герда с огромным трудом узнает голос своего мягкого мужа-подкаблучника. – Леш, я же русским языком сказал – верни мне жену. Ты что, не понимаешь по-хорошему? Или думаешь, что мне некому подсказать, где именно ты работаешь, если это так называется?

Невнятный короткий мат, содержащий только очень изобретательное оскорбление, становится ответом. Герда вздрагивает и забивается под стол еще дальше, надеясь, что никому не придет в голову сейчас проверить зал кафетерия.

Ей страшно. Раньше, вздумай Дима открыть рот, она бы просто посмотрела на него, хорошо зная, что этого будет достаточно.

Но здесь они оба – на чужой территории. Что он сделает, если ее найдет? Наорет? Плевать. Ударит? Не посмеет, рука не поднимется!

«У него не поднимется… а у этих, которые с ним?..»

– Я дам тебе 10000, если ты сейчас перестанешь играть в героя и позвонишь Герде. Вот прямо сейчас.

– Иди на хуй, – хрипло, зло, кротко.

Герда отчетливо слышит вздох и шуршание ткани – Дима, видимо, сидел на чем-то, а теперь поднялся.

Как же до странного обостряется слух в таких ситуациях. Герда готова поклясться, что на ее муже сейчас надет его любимый темно-серый костюм из шерсти с шелком. Только эта ткань так скользко шуршит при движениях.

– Ладно, – ровно и буднично звучит Димин голос. – Парни, борт машины, где графика, думаю, стоит подрихтовать гвоздем – плохо нарисовано, переделать бы. Да и руки у художника из жопы растут – тоже надо подрихтовать. Хотя бы правую.

– Машину не трогай… – обрывается влажным чавкающим звуком и хрустом, от которого Герду чуть не выворачивает, и коротким криком.

– Два дня на подумать, Леш, просто из уважения и моего нежелания ссориться с теми, на кого ты работаешь. О, Гердин мерс! Надо же, не думал, что у тебя хватит наглости не только одурачить ее, но и ее деньгами воспользоваться. Не зря о тебе говорят, как о редкой суке и порядочном цинике. Жду звонка, номер ты помнишь, надеюсь.

И скрип металла по металлу, от которого сводит скулы и отвратительно кисло становится на языке.

– Не трогай… машину не трогай, сука…

–Я поеду, раз мы договорились.

Колкий скрип каблуков по битому стеклу.

Раз, два и три.

А потом наступает тишина, как будто уши ватой заткнули, в которой тонет все – звук мотора, шорох шин по асфальту, хлопки дверей.

Герда слышит только тяжелое дыхание, словно оно звучит совсем рядом. Больше ничего.

Она медленно осознает, что сидит, скорчившись в три погибели под столиком дешевого кафе, зажав себе рот рукой, и трясется так, что перед глазами все скачет.

– Я левша, кретин... – тихо-тихо касается ее измученного слуха.

– Грэнзэ! – Юма влетела в мастерскую, не помня себя от страха и паники, и нащупала выключатель.

Щелк. Щелк. Щелк. Рубильник не срабатывал.

– Юма!!! – истошный визг напугал и заставил оттолкнуть кого-то бросившегося на шею.

Спустя миг Юма сообразила, что знает голос, хотя он и стал хрипло-сорванным и истерично-высоким.

– Герда?

В гараж вбежал Грэй.

– Герда, ты в порядке? Что произошло?

====== “Я докажу и все исправлю” и “очень красивый” ======

Чашка мелко стучала об зубы, пока Герда пыталась выпить обжигающий кофе с коньяком и перестать давиться короткими всхлипами.

Грэй сидел рядом с ней, обняв за плечи, и хмуро смотрел в сторону, постукивая пальцами по столу.

– Почему ты не позвонила? – наконец спросил он. – Я бы приехал сразу же.

– Я твой номер не знаю, – Герда уткнулась лбом ему в шею, стараясь отдышаться и заставить голос не дрожать. – Надо записать будет.

– Да уж, – Грэй попробовал усмехнуться, но вышла косая гримаса, едва ли способная ободрить и поддержать.

Короткий вдох, свистящий выдох, шорох ткани, щелчки зажигалки раз за разом, как будто пальцы соскальзывают и никак не могут высечь искру.

– Бля… суки… твою мать, а, ну, твою же мать…

Герда переводит дыхание и выбирается из-под стола, ощупью отыскивая его край, чтобы за него ухватиться и поднять себя в вертикальное положение.

Ее трясет так, что стучат зубы, хотя ладони мокрые от пота и по вискам ползут липкие капельки.

Постояв минуту, она осторожно идет к двери в кухню, за которой распахнутая настежь дверь в гараж.

– Как… как твой брат? – сквозь мелкую дробь зубов спросила Герда, поднимая голову.

Грэй дернул плечом.

– С ним Юма сейчас, она разберется. Не хочу знать, сколько это все стоит.

Подавленно кивнув, Греда прикусила губу – вот когда так кстати пришелся бы потерянный конверт. Она могла бы сейчас легко решить проблемы Грэя и его родных, тем самым показав, насколько она действительно дорожит ими, и насколько ей безразличны рестораны и прочая мишура.

«Могла бы, – Герда дергает уголками губ, понимая, насколько это жалко звучит даже в мыслях. – Какой толк от этих моих «могла бы»?»

– Но это же не его вина.

– Боюсь, Сэльву это вряд ли устроит в качестве компенсации, – Грэй вздохнул и поднялся. – Надеюсь, хоть тачка не сильно пострадала.

Долю секунды помедлив, Герда тоже встала и пошла за ним.

Дверь открывается с коротким скрипом, и Герда видит погром в мастерской – перевернутый верстак, сваленный на пол стеллаж с какими-то запчастями, разбитое вдребезги стекло тойоты на подъемнике и Грэнзэ.

Он сидит, упершись лбом в борт машины, и тихо шипит короткими рывками, заматывая правую кисть бинтом.

Рядом валяется автомобильная аптечка.

– Бля… – ощупью отыскав рядом с собой бутылку, он делает несколько жадных глотков и возвращается к своему занятию.

– Тебе помочь? – Герда подходит ближе, стараясь обнаружить свое присутствие намеренно громкими шагами.

Грэнзэ вскидывается и смотрит на нее совершенно ненормальным взглядом, словно не узнает.

– Блядь, а ты-то как тут оказалась, принцесса?

Его лицо кривится в брезгливой гримасе, за которой, как Герде кажется, он тщетно прячет боль.

– Давай перевяжу, – Герда садиться рядом на корточки, осторожно переступив сломанный стул, и берет из аптечки бинт. – Я знаю как…

Грэнзэ отвечает каким-то коротким диким рыком и, отвернувшись, сует правую руку за пазуху, повесив ее на молнию ветровки, как на перевязь.

Герда отдергивает ладонь, совершенно сбитая с толку, но не сдвигается с места. Ей просто необходимо понять, почему Дима заявился именно сюда и именно у Грэнзэ требовал свою жену, словно знал наперед, где именно она и с кем.

Грэнзэ вливает в себя еще два глотка из темной бутылки, мотает головой, то ли убирая с лица волосы, то ли приводя мысли в порядок, и поднимает с пола аэрограф.

– Ты уже напомогала, – летит ей в лицо сухо и хрипло. – Теперь хоть под руку не лезь. Или этот пиздец ты оплатишь?

Он чуть отстраняется и Герда видит изуродованный борт тойоты, где рисунок вспорот чем-то острым до металла. Грэнзэ щурится, зубами открывая баллон с краской, и зажимает его коленями, чтобы подсоединить шнур компрессора.

Герда смотрит, как у него дрожат пальцы, когда он подносит тонкое сопло к первой царапине и начинает медленно-медленно закрывать ее краской.

– Давай я, – она откладывает бинт, понимая, что Грэнзэ вряд ли сейчас даст ей возможность хотя бы посмотреть его руку. – Я в художественную школу ходила в детстве…

Грэнзэ перебивает ее коротким издевательским смешком.

– А я в балетный класс. Может, пойти в Большой Театр, как считаешь? – он оглядывается и минуту изучает Герду глазами.

Ей становится неуютно, потому что она не может понять, что именно он рассматривает и что плещется в его взгляде.

– А впрочем, давай, детка, помоги, – Грэнзэ вдруг откладывает аэрограф и дергает ее за руку с такой силой, что она падает рядом с ним. – Сэльва дал тебе пять штук за мерин. А это все устроил твой благоверный, потому что ты, как курица тупая, не изволила сделать, что я тебе сказал, и позвонить матери. Так вот – помоги теперь, оплати ремонт гаража и просрочку тойоты на сутки, а еще новое лобовое стекло.

Герда дергает руку, но не может вырвать ее из горячих, испачканных краской и кровью пальцев Грэнзэ.

– Я не могу, – отвечает она. – Я потеряла конверт.

Грэнзэ минуту молча смотрит на нее, и вот теперь он впервые дает прочитать свой взгляд так ясно, как если бы в нем был текст.

Недоверие, непонимание, разочарование, стремительно сменяющее какую-то безумную надежду. А потом ярость, которая топит в себе странную лишь клочком мелькнувшую боль.

– М-да, как есть – дура, – Грэнзэ разжимает пальцы и отворачивается. – Помогуй, твою мать. Звони Грэю тогда, пусть заберет тебя отсюда. Мне не до того, чтобы сопли подтирать.

Герда отшатывается. Ей хочется вскочить и уйти, убежать не только из этого грязного гаража, но и из этого района, убежать туда, где всего этого не будет, где будет та ночь, когда Грэй укрыл ее своей кофтой и доказал, что мир не без добрых людей.

Она смотрит и смотрит на профиль Грэнзэ, который, сощурившись, водит аэрографом по красивому рисунку, стараясь закрасить уродливые царапины. Герда впервые за все время вдруг понимает, что брат Грэя очень красивый на самом деле, когда не кривится в брезгливой ухмылке, и не щурит высокомерно глаза.

Грэй подошел к брату, который курил около тойоты, сосредоточенно продолжая работать. Рядом с ним сидела Юма, молча выполаскивавшая в растворителе тонкие сопла аэрографа.

– Ну как? – Грэй присел на корточки. – Успеешь?

Грэнзэ кивнул, ничего не ответив, и перекатил сигарету зубами из одного уголка рта в другой.

– Это-то успею, а вот стекло уже нет… Если даже 10 процентов штраф и еще за лобовуху заплатить, я работал почти бесплатно.

Грэй вздохнул, опустив голову.

– Это хоть кто был-то? Конкуренты Сэльвы, что ли?

– Ну, да, – Грэнзэ чуть дернул плечом. – Съебитесь, а, ради Бога, я хоть роспись восстановлю.

– Уверен? – Грэй поднялся. – Если честно, ты хреново выглядишь, и руку бы врачу показать надо.

Грэнзэ обернулся и одарил его своей фирменной кривой ухмылкой, которую так ненавидела Герда. Впрочем, ей досталось еще меньше – гаснущий отблеск этой самой ухмылки и едва мазнувший по ней болотный взгляд.

– Я не модель, чтоб хорошо выглядеть и не баба на панели. А рука сломана, я и без врачей это знаю. Валите уже. Мерс тебе разбирать, я не смогу.

– Тебе домой надо, – попробовала возразить Герда, но Грэй едва ощутимо дернул ее за руку, оборвав фразу.

– Угу, – Грэнзэ отвернулся от них и кивнул. – В кроватку, под одеялко, болеть и страдать, давая уникальную возможность поохать вокруг. А наша Принцесса в это время героически все тут приберет своими нежными ручками и доделает всю работу.

– Грэнзэ! – Грэй вскинулся. – Хорош уже!

– Идите, – тихо шепнула Юма, подняв глаза, – я разберусь тут.

Грэй круто развернулся и вышел, дернув замешкавшуюся Герду за собой.

– Бля, иногда он меня до белого каления доводит. Прости. Когда у Грэнзэ что-то не получается, как он задумал, он становится невыносимым.

– Все хорошо, – Герда погладила Грэя по плечу, задумчиво глядя в выбитую дверь гаража. – В конце концов, он же твой брат.

Грэй хмыкнул и благодарно поцеловал ее.

– Спасибо, что ты это понимаешь. Поехали домой и в самом деле тогда. Если мне теперь с мерсом возиться, то хотя бы выспаться надо.

Он завел мотоцикл и подождал, пока Герда усядется на заднее седло, не заметив, что она все это время пристально смотрела назад, сосредоточенно о чем-то размышляя.

– А он вообще спит? – когда они тронулись, поинтересовалась Греда. – Или это для слабаков?

– Спит, – Грэй нахмурился, переключая передачу. – Просто сейчас не та ситуация, чтобы упороть заказ – завтра за квартиру платить надо будет. Черт, как же не вовремя-то! Интересно, кому пришло в голову трогать в нашем районе Сэльву? Кто рискнул, кому башка не дорога. След же все равно узнает…

Герда промолчала. Она знала, кто именно приходил в гараж этой ночью, но не хотела говорить Грэю, что ее ищет муж.

«Откуда Дима знал, куда ехать? Видимо, он выследил Грэнзэ, когда тот забирал мотоцикл, и приехал сюда. Хорошо, что Грэя тут не было…»

Она передернула плечами, представив, что это Грэю, а не его брату, вот так бы разбили лицо и сломали кисть.

«Я бы не позволила. Я же люблю Грэя…»

Закрыв глаза, Герда с большим трудом смогла отделаться от хмурого лица Грэнзэ, сосредоточенно выводившего красивый узор на борту машины.

«Я все исправлю и докажу ему, что тоже могу быть не только обузой и бестолковой куклой, но и полезной».

– Грэй, слушай, ты езжай домой, а меня тут высади, ладно? Мне надо на работу заскочить. Я такси возьму и быстро вернусь.

Грэй затормозил и обернулся, с сомнением качнув головой.

– Не лучшая затея.

– Мне очень надо.

Подумав минуту, Грэй все же кивнул.

– Запиши только мой телефон все же, ладно? И звони если что.

====== Любовь, прощай и быть счастливой ======

Выбитая дверь так и стояла нараспашку.

Герда осторожно присела на ступеньки, всматриваясь в полутьму гаража, где горели только две большие лампы над механическим подъемником. Было тихо. Грэнзэ и Юма не разговаривали, погруженные каждый в свое дело – она протирала какие-то детали тряпкой, а он рисовал.

«Как чужие. Даже сказать, что ли, нечего друг другу. Я понимаю, что ему до Юмы нет дела, но она-то? Неужели не хочется спросить, как состояние, или попросить его пойти домой? Жестоко. Если бы я могла, я бы заставила его пойти ко врачу сейчас, а не ковыряться в краске по локоть».

Прислонившись затылком к обшарпанному косяку, Герда прикрыла глаза и слабо улыбнулась сама себе, чувствуя странное и совершенно новое тепло в груди. Она была уверена. что еще сможет сделать это.

– Твою мать…

Герда вырывает у Грэнзэ из руки зажигалку и щелкает ей сама.

– Неужели так сложно просто попросить? Просто сказать, что нужна помощь.

– А мне она не нужна, – Грэнзэ жадно затягивается и кривится, удобнее устраивая правую руку за пазухой. – Я бы справился.

Герда невольно улыбается уголком губ и сует ему зажигалку в карман ветровки.

– Пожалуйста.

Грэнзэ дергает бровью и возвращается к своему занятию.

Он молчит, сосредоточенно рисуя, а Герда смотрит на него и понимает, что ей очень хочется сказать хоть что-то хорошее и ободряющее.

Наблюдая за старшим братом Грэя, она вдруг остро осознает, что он не такая уж и скотина и столько работает не из прихоти, а ради своей семьи. Ради дочери, ради Грэя, даже ради Юмы, наверное.

«Живой, – завороженно понимает она. – А злой такой, потому что хорошего давно не видел ничего, а тут еще Дима со своими изысками…»

Герда сидит так довольно долго в полной тишине гаража, нарушаемой только едва уловимым шипением, с каким краска вырывается из аэрографа. И ей становится грустно, потому что невольно вспоминается Лена Казарина, которая была у Грэнзэ, и из-за которой он так плохо относится сейчас к самой Герде.

«Вот если бы изменить это…»

С улицы раздается рокот мотора и громкий крик:

– Герда?!

Перекрытый отрезвляюще-пронзительным:

– Грэнзэ!!

Посидев еще минут десять и просто думая о том, что происходит с ней, Герда, тихо поднялась и побрела в сторону проспекта, собираясь поймать машину.

В сумочке было немного денег на такси и мелкие расходы, так что до цели добраться было не сложно.

Оставалось лишь понять, что делать дальше.

«Он не сказал Диме, где меня искать, хотя легко мог таким образом избавиться и от меня, и от тех проблем, которые я с его точки зрения приношу в их жизнь. Почему не сделал этого? Странно, что такой человек не воспользовался возможностью избавиться от меня, да еще и заработать на этом – Дима же предлагал… особенно учитывая ту ситуацию, в которой они находятся. И почему Грэя не заботит, что им за квартиру платить? Он так спокойно об этом сказал, как будто абсолютно уверен в том, что его брат со всем справится и разберется один…»

Остановившаяся машина, названный адрес и сунутые водителю деньги даже не прервали мыслей Герды, став просто кусочком механических действий.

«Уверена, он не просто так помог мне».

Постояв минуту на лестничной площадке и переведя дыхание, Герда нервно убрала за ухо прядь волос и нажала на звонок.

«Все равно же придется позвонить, так чего выжидать-то? От моего тут стояния ничего не изменится и лучше не станет».

Дверь открылась далеко не сразу – сперва сработал видеодомофон, Герда услышала тихий щелчок снятой трубки в квартире, потом минутную гробовую тишину, и только после этого зашуршал замок.

– Герда? Признаться, удивлена тебя видеть.

– Привет, мам, – Герда переступила с ноги на ногу. – Мне надо поговорить с тобой.

Холодные вдумчивые глаза карего цвета окатили ее с головы до ног изучающим цепким взглядом, и мать кивнула, чуть-чуть подавшись в сторону.

Герда вошла. Она давно не была в родительской квартире…

«То есть со смерти отца. Господи, как будто вечность прошла с тех пор, а на самом-то деле не больше пары недель же…»

Следуя за матерью, Герда прошла в гостиную, где даже кресла не сдвинулись со своих мест ни на один сантиметр, и села напротив высокой козетки, обтянутой набивным шелком – излюбленного места матери, когда она ударялась в долгие беседы о жизни с подружками.

Не изменяя своей привычке, мать села, закинув ногу на ногу, так что стройная лодыжка показалась из запаха длинного халата, чуть откинулась назад и подперла голову рукой. Выучено-изящно, ни на один миллиметр не изменив этот жест: указательный и средний пальцы охватывают висок, большой упирается в скулу, безымянный и мизинец собраны к ладони так, что идеально накрашенные ногти чуть проминают кожу.

Мать молчала, рассматривая Герду спокойно и выжидательно.

А Герда рассматривала ее. Красивая, еще молодая, словно время не брало тонкую кожу вокруг глаз и губ, или лицо матери было стальным доспехом, на котором и не положено с годами появляться морщинам.

Белокурые волосы собраны в небрежный пучок, так что из него кольцами выпадают блестящие локоны на шею, спину и лоб. Брови ровными точными линиями идут к вискам в полной неподвижности, губы сжаты, но даже это не может скрыть их полноты и сочности, глаза обрамлены густыми угольными ресницами, и в них, как два кусочка льда, сидят две радужки с кромешной тьмой зрачков.

– Так о чем пойдет речь? – мать первая нарушила молчание, чуть качнув босой ногой. – Ты решила сменить гнев на милость и выйти опять на работу? Или ваша с Димой ссора, послужившая причиной столь скорого отъезда, уже улажена? Что между вами произошло?

Герда вздохнула, по привычке из детства сжав руки в замок и спрятав глаза. С матерью тяжело было разговаривать. Невыносимая в своем тщеславии, сразу же после свадьбы дочери взявшая ее фамилию, Светлана Родионовна Орлова в детстве внушала дочери страх, а позже только желание не встречаться.

– Дело не в Диме, – тихо заговорила Герда, стараясь заставить свой голос не дрожать. – Один мой друг попал в беду по моей вине. Я дурно поступила и хотела бы это исправить…

– И сколько хочет твой друг? – последнее слово прозвучало намеренно брезгливо. – Спасение утопающих, дело их собственных рук, дорогая моя. Не тот ли это друг, который заезжал к тебе несколько дней назад на обшарпанном «ИЖике»?

Переведя дыхание, Герда заставила себя поднять голову и посмотреть прямо матери в глаза.

– Нет. Откуда ты знаешь?

Светлана Орлова коротко усмехнулась, едва-едва дернув уголочком губ, но и это не нарушило броню ее идеальной кожи на лице. Улыбка появилась и пропала, не замяв ни единой мимической складочки.

– Твою секретаршу очень встревожило твое поведение на работе, и она решила узнать, все ли у тебя хорошо.

– Аника! – Герда вскинулась, зло сведя брови. – Это она сказала тебе, да?!

Мать кивнула, чуть-чуть дрогнув ресницами в знак согласия.

– Она много чего мне сказала. И о твоих отлучках, и о том, как ты подбирала себе гардероб, и о том, что не отвечала на Димины звонки. Признаться, я сразу предположила, что дело не в отпуске и мигрени, как он мне объяснил, а в том, что кто-то тебя увлек больше законного мужа.

Покраснев, Герда спрятала взгляд и снова сжала пальцы в замок.

– Ясно, – после долгого молчания подытожила Светлана. – Значит, я права.

Коротко вздохнув, она поднялась и пересела на диван рядом с дочерью.

– Не стоит увлекаться минутными прихотями, дорогая. Лучшее решение в нынешние времена сохранять то, что у тебя есть, и приумножать это, а не расточать. Никто не знает, что будет завтра.

Герда коротко вздохнула и прикрыла глаза.

– Помимо денег есть множество других ценностей, – возразила она. – И, мне кажется, они стоят дороже счета в банке или нового кольца.

Светлана качнула головой, чуть устало и в то же время с каким-то пониманием, чего раньше Герда в матери никогда не замечала.

– Этого слишком мало, детка, чтобы выжить. За добрые глаза не платят наличными, как и за хорошие поступки. Это не то, что можно намазать на хлеб и надеть на себя.

Герда передернула плечами, ощутив острое отвращение к этой вечной философии матери о материальных благах, стоящих выше моральных качеств человека. И еще от того, что эти слова были слишком созвучны со словами Грэя о поступках Юмы.

«Уверена, Грэнзэ так никогда бы не сказал».

– Мам, я знаю твое мнение, но и мое тебе известно…

Светлана кивнула дочери, чуть насмешливо дернув бровями.

– Да. Теперь о главном – почему ты решила вдруг все бросить и ломануться очертя голову в приключения? Дима сказал, что ты уехала в отпуск, но машины на месте нет, и эта твоя секретарша сказала о визите странного гостя…

– Я люблю его, мама, – еле-еле выдавила Герда, уронив голову. – Люблю, понимаешь?

Светлана на миг замерла, как изваяние, пристально глядя на дочь, а потом ее идеальное лицо-броню прорезали едва заметные тоненькие морщинки, сбежавшие к уголкам губ и залегшие между бровей. Красивое, надменное лицо приобрело оттенок горечи и гнева.

Осторожные, холодные, как у статуи, руки приобняли Герду за плечи.

– Бедная моя девочка, – тихо проговорила мать. – Ты и машину ради него продала, да? И этого ему оказалось мало? Ты-то, может, и любишь, а он? Что он любит в тебе? Деньги? Внешность?..

– Да плевал он на деньги! – Герда закрыла лицо руками, чувствуя, что вот-вот разрыдается от того, что давно уже не чувствовала этих родных рук, обнимающих ее, и еще больше от того, что в душе полыхал настоящий пожар.

А еще от того, что когда с губ слетело это «люблю», она почему-то видела совсем не Грэя.

И ей стало страшно от этого.

Она даже не сразу сообразила, кого именно видит перед собой, произнося эти слова.

– Это из-за меня, понимаешь? Из-за меня все так получилось. А я не хочу быть должной, я не хочу, чтобы он считал, что я – тупая дура, которая портит всем жизнь…

Светлана Орлова чуть склонила голову набок и погладила дочь по щеке, заставляя этим жестом поднять глаза и встретиться взглядами.

– Бедная моя девочка, – повторила она. – Любовь. Сладкая, манящая, такая чистая. И не заметишь, как она уже поразила тебя и заползла в твою кровь, хуже яда. Я не хотела никогда, чтобы ты повторила мою участь и мучилась всю жизнь с тем, кого так страстно полюбила в юности, но кто не смог вписаться в твою жизнь. Дима идеально тебе подходит. Он – хороший муж и станет хорошим отцом, у него достойное тебя воспитание и образование, и прекрасные корни…

– Я не люблю его, – Герда быстро вытерла нос рукой. – Мам, пойми, я – не ты. Мне не нужны эти титулы, фамилии и остальная мишура. Я хочу просто быть счастливой, просто любить и жить, дышать воздухом, а не чужим мнением о себе.

– И для всего этого твоему горячо любимому герою нужны твои деньги? – мать снова дернула бровью. – Понимаю. И сколько ему надо для счастья? И есть ли в этом счастье ты?

Герда вздохнула, выдохнула и неловко высвободилась из объятий матери.

– Я не знаю. Может, тысяча или две. Я подвела его очень сильно, из-за меня ему грозит штраф на работе…

– Он работает? – Светлана вскинула брови. – Удивительно.

– Мам, он вообще удивительный, – Герда слабо улыбнулась. – Серьезно. На папу похож.

– Это меня и пугает, – Светлана прикусила губу, постучав ногтями по подлокотнику дивана. – Не нужно тебе это, Герда. Забудь. Оно отболит и прогорит, такие, как он – тебе не пара.

– Такие, как Дима – тоже, – огрызнулась Герда. – Ты не знаешь, на что он способен. Его идеальная маска – это просто фальшь, за которой скрыто черное и жестокое сердце.

– Он – твой муж, – Светлана немного отстранилась, внимательно глядя на дочь. – Мне бы не хотелось скандалов в обществе из-за такой неурядицы и уж тем более – развода. Наша репутация…

– Да плевала я на нее! – взвилась Герда. – Я не хочу жить так, как ты, только потому что кто-то как-то на меня посмотрит. Я хочу быть счастливой! Если ты не хочешь мне помочь, то я сама разберусь.

Мать тихо засмеялась, погладив ее по голове, хотя Герда попыталась уклониться от этого покровительственного жеста.

– И как же, солнышко мое? Машины уже нет. Что дальше? Если ты уйдешь из дома, то на работе тебя тоже никто не ждал. Что ты станешь делать? Насколько хватит зарплаты этого нищеброда? На тарелку гречки на ужин и все?

Герда скрипнула зубами и сжала кулаки.

– Мама, я все равно не вернусь к Диме, – жестко отчеканила она. – И если ты не хочешь мне помочь, я найду способ. Я подам на развод, заберу свою часть квартиры, я… пожалуйста, не вынуждай меня торчать в этой клетке всю оставшуюся жизнь! Ты помнишь, как убивались родители Лены Казариной на ее похоронах? А, возможно, отпусти они ее жить так, как она того хотела, она бы была жива сейчас.

Мать отвернулась и минуту просто смотрела в сторону, казалось, напрочь позабыв о Герде, потом коротко вздохнув, поднялась и прошла по комнате.

– Лены не стало не из-за болезни, – тихо сказала она. – Лена умерла от передозировки. И не важно, кем был тот, кого она называла мужем, важно, что такие браки приводят только к таким быстрым и горьким финалам. Тебе я этого не желаю.

– Я все равно не вернусь, – Герда поднялась с дивана. – Прощай, мама.

Она вышла в прихожую и трясущимися руками стала застегивать туфли.

– Отец бы тобой гордился, полагаю, – мать вышла следом за ней. – На развод подавать не вздумай. Пройдет время, и ты сама убедишься в моей правоте.

На тумбочку перед Герой лег небольшой черный футляр.

– От меня помощи не жди никакой абсолютно в этом безумии. Когда вернешься в свой дом, тогда и поговорим, а сейчас забери его наследство. Он хотел, чтобы ты была счастливой.

Герда взяла бархатную коробочку и открыла ее, невидящими глазами уставившись на дорогое колье, лежавшее на подложке. Потом захлопнула, сунула в сумочку и, не прощаясь, вышла.