Текст книги "Мы говорим на разных языках (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Грэнзэ откинулся на спинку стула и закрыл глаза. На него вдруг навалилась такая усталость, что вообще не захотелось отвечать, что-то доказывать и разговаривать.

– Вернется или нет, а любить тебя не будет. Ты же не глупый, ты это пон…

Мокрые пальцы соскользнули по курку.

У Димы дрожали руки, потому что он был на грани срыва – он хотел доказать свою правоту, хотел забрать свою жену, хотел, чтобы Леша его боялся…

Он с коротким вскриком уронил пистолет, глядя, как инерция выстрела бросила тело к стене.

– Бля, Леха!..

====== “не я... как так?..”, Сережа и что же с мерсом?.. ======

– Пойдем быстрее, – Герда потянула Грэя за руку, нетерпеливо отвлекая от рассматривания ларька. – Мне что-то совсем тревожно – вдруг Грэнзэ забыл газ выключить, когда уходил.

– Так он уже в любом случае дома, – Грэй засмеялся, намеренно пойдя еще медленнее. – Сам забыл, сам выключил, как пришел. Я не пойму – то ты слышать о нем не желала, а теперь так беспокоишься. Или считаешь, что если мы его разбудим, как придем – он добрее будет?

Нахмурившись, Герда решила ничего не отвечать. Ей не хотелось выдавать, насколько она на самом деле тревожилась сейчас за брата Грэя и как злилась, что его самого это не заботит абсолютно.

«Как слепой, честное слово! Не видит, что ли, что Грэнзэ устал?»

Уже подходя к дому, она споткнулась об тротуар, одновременно с тем, как сердце просто остановилось внутри, волосы на затылке скрутило в тугой узел, а глаза отчаянно моргнули несколько раз, желая убедить мозг в своей ошибке.

Серый джип с тонированными окнами стоял поперек газона, словно брошенный чуть ли не на ходу. Взгляд зацепился за ключи в зажигании…

«Ну да с такими номерами никто не рискнет тронуть-то… чего ему бояться?..»

Герда сорвалась с места и стрелой бросилась в подъезд под удивленный возглас Грэя.

– Грэнзэ!!! – не чуя ног, она взлетела на второй этаж, чувствуя, как внутри у самого горла жарким комом крутится сердце.

Она даже не была уверена, что оно билось… оно именно крутилось и выло, ввинчиваясь в легкие и мешая дышать.

– Грэнзэ!!! – ладонь сильно и больно ударила в обшарпанную дверь, которая была заперта.

«Господи! Я больше не струшу так, как в кафе! Я больше никогда-никогда-никогда!»

– Открой!!! Открой, это я – Герда!!!

Замок щелкнул, и кто-то опасливо приоткрыл дверь…

– Дима! Дим! Дима!! Джок!!!! Твою мать, Джок, очнись!!!

Чьи-то руки дергали за плечо и колотили по щекам, даже не раздражая.

В замершее сознание с трудом проталкивалась только одна мысль.

«Убил…»

Опять удар. Звук, как сквозь вату, протек в уши, и Дима понял, что от звука до того, как едва-едва вспыхнула скула, прошло целых три удара сердца и один вдох-выдох.

«Убил…»

– Джок, нам надо убираться отсюда!

«Леха… Леху убил…я…»

– Вставай быстрее! Хватит трястись уже!! Сделанного не исправишь, а нас тут застать могут!!!! Идем!

Дима перетащил расфокусированный взгляд со стены, по которой, глянцевато застывая, сползало красное и серое, и мазанул по лицу перед собой.

– Ты… кто вообще? – он тихо засмеялся, качая головой. – Слышь, а я Леху уби-ил… случайно…

– Вставай!

Рывок за руки был такой силы, что Дима даже оторвался от пола, но лишь затем, чтобы увидеть лежащее за столом тело в футболке и джинсах, чья черная коса красиво купалась в густо-алом… только вот лицо… черные, красиво разлетающиеся к вискам брови, прямой нос… болотные совершенно стеклянные глаза… высокий лоб…

Диму вырвало прямо на пол.

– Идем!!! – визг взрезал уши, как свист мины, заставив наконец-то услышать себя.

– Аня?..

– Вставай! – Аника дернула его за руки снова, соскальзывая пальцами по рвоте и желчи, которыми были залиты Димины ладони. – Надо уходить!

– Я Леху убил… – Дима снова осел на пол, теперь намеренно не сводя взгляда с обезображенного выстрелом лица Грэнзэ. – Я не хотел… только чтобы он понял… я хотел ее вернуть…

– Грэнзэ!! – в дверь гулко ударили с обратной стороны.

Аника вжала голову в плечи, затравленно оглянувшись на окно.

«Всего второй… вот бы подъезд прямо под окнами был бы…»

– Открой! Это я – Герда!!

«Герда… она не донесет на мужа. Не посмеет. А я не при чем… я только адрес дала… только хотела, чтобы он сам убедился… вот и убедится сейчас… может, даже в себя придет…»

Прокравшись, как вор, по коридору, она дернула замок и приоткрыла дверь.

– Герда?

Герда отшатнулась, на долю секунды даже не узнав белое, как мел, лицо.

«Аника? Он что, спит с ней, пока Юмы нет дома?! Да как?..»

– Где он? – она толкнула дверь, отстранив подругу, и вошла. – Когда ты только успела спутаться с ним?! Вот уж не думала, что тебя может привлечь подобный мужчина…

– А ты чего хотела? – Аника запальчиво вскинула голову, преградив ей путь. – Считаешь, что такая прямо уж необыкновенная, и только ты можешь нравиться? Ошибаешься. Мне тоже нашлось, что предложить…

– С дороги! – Герда толкнула ее и вбежала на кухню, где горел свет. – Грэнзэ, да как ты мог…

Слова сорвались высоким визгом одновременно с тем, как в квартиру ввалился Грэй.

Звонок.

Пришлось торопливо добить предложение по клавиатуре и сорвать трубку с телефона лишь на пятый гудок.

«Кто такой настырный?!»

– Сережа!..

–Юма? Что-то срочное? Я на работе сейчас…

Он никогда не думал, что это так вообще бывает.

По ушам колотил истошный визг на одной бесконечно-высокой ноте. Он не прекращался, не менялся и не нес никакого смысла. Он просто заполнил всю кухню, перебив истерический смех странного заблеванного типа в дорогом костюме, который сидел у стены, и причитания непонятной дуры, стоявшей, заломив руки.

– Грэнзэ… – Грэй не узнал свой голос, упав на стул.

Ему вдруг отказали ноги, а руки повисли вдоль тела, хотя он очень хотел закрыть ими глаза.

«Так не бывает… что это?..»

– Грэнзэ…

Рука сама собой осилила доползти до телефона в кармане и выволочь его, ставший вдруг неподъемным, чтоб ткнуть несколько кнопок.

– Да на хуй твою посуду… слушай… Грэнзэ тут…

В поле зрения попала Герда. Она стояла и кричала, вцепившись замотанными пластырем ногтями себе в виски.

Она кричала, а он не мог даже встать, чтобы просто успокоить или все объяснить.

«Я не хотел… я не этого хотел… Леха… да как так-то?.. Его же никто не мог… это не я… это… это несчастный случай… ошибка…»

Как странно устроен слух человека – пронзительный визг, закрывающий все пространство, вдруг проткнул хрусткий треск волос, вырываемых с корнем, и совершено чужой голос:

– Да на хуй твою посуду… слушай…

«Кто это? Мне только свидетелей лишних не хватает… ничего не докажет… не я…»

Рука сама собой поползла за пазуху, куда Аника затолкала злополучный пистолет.

«Еще пять зарядов есть…»

Не дослушав сорванного «Грэнзэ тут…», Юма швырнула трубку, подхватила на руки Лиссу, которая увлеченно рисовала кремом на пироженке цифры, и бросилась прочь.

Впервые с тех пор, как у нее появилась работа, она наплевала на риск быть уволенной.

Юма дорожила ей, зная, как просто остаться без куска хлеба. Она знала, что такое искать работу и как непросто ее найти. Особенно без образования. Особенно, когда у тебя мать и собака… Никогда она не подводила Сэльву и даже мысли не позволяла себе вот так все бросить, даже не закрыв крана…

Как далеко, оказывается, их дом от кафе.

«И как Лисса подросла. Не замечала, что она стала такой тяжелой… как Грэнзэ прибежал с ней со своей трещиной в ребре только?..»

А еще надо вскарабкаться на холм, заросший травой и такой скользкий от дождя…

«Слава Богу, я каблуки не надела, хотя он не собирался сегодня на работу выходить. Могла же, как дура вырядиться… Слава Богу!..»

Подъезд.

«Опять козлы эти на газоне паркуются. Господи, почему им все можно?! Ну почему они могут купить все-все, а я даже салат не смогла приготовить… детка, держись крепче, родная, мне руки нужны за перила хвататься… я такая слабая… дышать нечем…»

С хриплым выдохом, проклиная себя, Юма ввалилась в открытую дверь квартиры и ссадила Лиссу на калошницу.

«Хорошо, что я убралась… хоть не найдет, что не надо…»

И вбежала в кухню, где горел свет и громко-громко свистел чайник.

Вернее кричал человек…

– Сережа…

«Да хуй с ним – ночью закончу все!»

Все оказалось просто. Ключи, куртка, ствол на всякий случай и город, свистящий прочь.

Он никогда в жизни не слышал ее голос таким.

Юма бывала всякой – смешной и грустной, упрямой, гневной, усталой.

Самой нереальной она оказалась истомленно-нежной, убаюканной сексом и лаской до обморочного оргазма…

Но такой…

«Мертвой…»

Юма не была ни единого разу.

Сергей знал адрес и не стал спрашивать.

– Я сейчас буду, Юма. Просто жди.

Он понимал, что вероятнее всего, ему не все будут рады по известному адресу, но на это было плевать, потому что ее голос не должен так звучать.

– Сережа… Сережа… Господи…

Она плакала. Это оказалось очень страшно. Сухие всхлипы летели в трубку, прерываясь лишь на то, чтобы дать вздохнуть.

Ударив у подъезда по тормозам, Сергей бегом бросился к двери. Но лишь для того, чтобы Юма выпала ему в руки прямо из темного провала, крепко прижимающей к себе черноволосую девочку.

– Прости… не могу… ее не могу оставить… там…

– Ваша? – Сергей подхватил Юму и помог добраться до машины.

– Его, – Юма усадила девочку на заднее сиденье и умоляюще сжала руки.

– Садись, – Сергей открыл переднюю дверь и, захлопнув ее за Юмой, сел за руль. – Потом все расскажешь.

Юма тяжело привалилась к его плечу и кивнула.

– Сережа… Сережа, я…

Развернув машину, Сергей выжал газ и поехал на проспект.

Работу он завтра закончит, найдет, что сказать начальству и коллегам.

Разберется.

Сейчас нужно разораться вот тут.

Герда даже не услышала ее.

Только когда прямо в красную лужу, чавкнув и хлюпнув коленями об пол, кто-то свалился, она перестала кричать, дав своему горлу вдохнуть и выдохнуть.

«Юма…»

– Грэнзэ… Грэнзэ… – Юма почему-то не вызывала скорую и не звала на помощь.

Она словно не понимала, что случилась беда – гладила Грэнзэ по развороченному лбу и груди, заглядывала в глаза, плакала…

«Да слезы-то ничем не помогут… надо скорую… надо спасти его…»

– Папа! – опять этот до тошноты отвратный хлюпающий звук.

Красное густо чавкнуло под рыжими кроссовками. Герда запоздало поняла, что в кухню вбежала Лисса.

«Почему никто ее не остановил? Ребенку такое видеть нельзя…»

– Папа!!!! – словно взорвало все вокруг, так высоко и пронзительно оно зазвучало, разбившись об потолок. – Папа! Папа, ты обещал мне!..

Герда отшатнулась, зажимая уши руками, и бросилась на Анику, топтавшуюся тут же. Она только сейчас поняла, что Грэнзэ на самом деле уже нет, а адрес…

«А Дима его не знал!»

Грэй тупо смотрел, как Юма обнимала мертвую голову его брата, как Лисса дергала его за руку, крича на весь дом. Он слышал, что Герда ссорилась с девушкой в коридоре, а сидевший у стены парень просто рыдал, повторяя, как заведенный: «Леха… бля, Леха… я не хотел…», и не мог тронуться с места.

«Грэнзэ… слушай, брат, а чего же тогда с мерсом-то делать? Движок же расколот, да? Ты уже разобрал его?.. Я сам не смогу, один…»

Он услышал, как хлопнула входная дверь, а потом еще раз, понял, что ушла Юма, почему-то забрав с собой Лиссу.

«Это же его дочь… даже не спросила… А кто еще?..»

– Закрой рот уже, – бросил он парню у стены, поднялся и потащился в свою комнату.

Если не видеть, то Грэнзэ просто вышел из дома.

«Вот, как я и хотел, свалили втроем погулять, оставив нас с Гердой наедине… А где Герда?..»

====== Крик, Русалочка и букет орхидей ======

«Крик – это порождение сильных эмоций, особенно, когда он летит из самого сердца».

Раньше Герде казалось, что она понимает эти слова.

Она кричала, узнав, что не стало папы, плакала, теряя друзей, и даже расставаясь с любимыми куклами, не могла удержаться от слез.

«Где же теперь-то хоть одна капля? Где слезы, когда вот именно сейчас они нужнее всего?..»

Дверь подъезда, всегда открывавшаяся со скрипом, вдруг распахнулась, как ей показалось, совершенно бесшумно, выпустив Герду прочь и обдав брызгами ночного дождя.

Ей хотелось кричать, звать, повторять снова и снова одно и то же имя, как будто это могло вернуть человека к жизни, но голос исчез, как в сказке о Русалочке, оставив только сухие короткие всхлипы без слез.

«И принц ее не услышал и никогда не узнал, что именно она любила его и спасла. Спящая Красавица не проснется. И Принц никогда не придет за ней, потому что его больше нет…»

Бездумно скатившись по ступенькам, Герда рванула дверцу серого джипа и бросилась за руль.

«Прочь. Куда угодно, только подальше от этого места… Дима, да как ты мог? Ты еще и на такое способен? Убийца. Бездушный, черствый убийца – мой муж…»

Машина взревела непрогретым мотором, выкатываясь задом с газона, снесла низкое ограждение и развернулась, визжа шинами по мокрому асфальту.

– Герда!!! – из подъезда выскочила Аника. – Герда, стой! Стой, дура, там тормоза неисправны!

Крик пролетел мимо ушей Герды, которая врубила передачу и нажала на газ.

Ей было наплевать сейчас на подругу. Ей было на все наплевать, кроме того, что внутри рвалось и билось что-то большее, чем ее влюбленность или любовь.

Внутри рушилось все-все-все.

Привычный мир расчета и обмена давно разлетелся в прах, под натиском того живого, что она рассмотрела в Грэе и чему поверила.

А теперь умирало и это.

Потому что Грэй оказался не тем, кем она его видела.

«В нем все не так. Все как в кривом зеркале, кроме его улыбки и теплых глаз».

А еще потому, что умер Грэнзэ. Настоящий, живой, умеющий сделать все-все для других, даже для тех, кто был ему отвратителен.

«Для таких, как я. Потому что и мне он дал ощущение жизни. Настоящей. Собственной. Со своими решениями и ошибками… А теперь этого нет…»

Проспект.

Знакомый поворот и за ним перекресток.

«Мама, как же ты оказалась права…»

И пусть дождь стеной – это не важно… на лобовом стекле в дождевых изломах Герде отчетливо виделись нахмуренные черные брови и скупая чуть кривоватая улыбка.

«За что Дима его убил? Неужели просто из своей тупой ревности? Но почему не Грэя? Почему именно Грэнзэ? И почему теперь, когда я только начала понимать, насколько он мне нужен? Почему судьба забирает все самое важное именно тогда, когда мы больше всего в этом нуждаемся? Отчего было не забрать его до того, как мы встретились?..»

Болотные глаза на лобовом стекле, так знакомо щурившиеся ей прямо в лицо, вдруг вспыхнули ярко-ярко, и Герда даже улыбнулась, поняв, что она просто сошла с ума, потому что это придуманная ей картинка, и она не может светиться…

«Привет, Грэнзэ, а знаешь, я поняла одну вещь забавную – тебе будет смешно. И да, не волнуйся, Юма забрала твою дочь с собой куда-то. Лисса не одна. Грэй… а я не знаю, что сказать тебе о нем… я его никогда не любила, оказывается…»

«А он тебя – только «кажется»…

– Дмитрий Михайлович, примите соболезнования, – пожилой майор патрульной службы с коротким вздохом придвинул неподвижно сидевшему перед ним Диме пачку документов. – Дождь, дорога скользкая, видимо, не справилась с управлением. Превышение, конечно, большое, но мы понимаем ситуацию – все же недавно только отца схоронила и такая молодая еще…

Дима едва заметно качнул головой, тупо уставившись на фотографии развороченного джипа на обочине. Своего джипа.

– А что второй водитель? – хрипло спросил он. – Что с ним?

Майор вздохнул, покачав головой.

– Трезвый был, ехал осторожно. Она же на встречку выскочила, да еще на полном ходу. Насмерть сразу.

Дима кивнул.

– Дело закрыто. Подпишите, пожалуйста. Тело можете забрать сразу после вскрытия. Наши соболезнования Светлане Родионовне.

Дождавшись, когда майор вышел из кабинета, оставив его с бумагами, Дима отбросил голову на спинку кресла и вздохнул.

– Может, дома все подпишешь? – с противоположного стула поднялась Аника. – Спокойнее будет, а потом ляжешь спать?

Отрицательно качнув головой, Дима нашел в себе силы открыть глаза и склониться над протоколом.

Грэй как сквозь густой туман смотрел на людей, заполонивших квартиру. Он их не знал. Медики, менты…След с Глебом, который как приклеенный ходил за хозяином по комнатам, какие-то странные типы…

– Оставьте его, – След качнул головой, остановив молоденького участкового, который направился было к Грэю. – В шоке сопляк, и так видно. Это его младший брат.

– Он может что-то знать, Леонид Карминович, по уставу мы обязаны…

– Ой, суньте его в задницу, – неожиданно миролюбиво и устало посоветовал След и подошел к Грэю. – Что он знать-то может? Грэнзэ его дальше капота машины не подпускал никуда.

Участковый предпочел согласно кивнуть, но все же вытащил блокнот и ручку.

– Илья Андреевич, Вы меня слышите? Вы понимаете, о чем я Вас спрашиваю?

След сокрушенно усмехнулся, бросив Глебу негромкое «молодо-зелено», и закурил.

– Грэй, кто его грохнул? Ты видел? В упор же стреляли. Какая сука это сделала?

Отвернувшись от окна, в которое он бездумно смотрел все это время, Грэй еле-еле мотнул головой.

– Ты пришел домой позднее? Кто еще тут был?

– Герда… Орлова Герда была. Где она?

След вскинул брови, а участковый торопливо начал строчить что-то в своем блокнотике.

– Она стреляла? Из-за бумаг Казариных?

– Нет, – Грэй уронил голову на руки. – Не она… где она?

Участковый что-то сказал Следу тихо-тихо, и тот кивнул.

– Ясно. В общем, тут нам ловить нечего, – он отобрал у участкового блокнот, вырвал исписанную страничку и скомкал ее в кулаке. – Нам ссориться с ними нет нужды, да и чего ради теперь уже? Грэнзэ нет. Жаль, хороший парень был, многого мог добиться.

Он подтолкнул участкового к выходу, окатив Грэя холодным брезгливым взглядом.

– В морге твоя красавица, – тихо бросил он, дав Глебу знак отойти к двери. – Жаль, его убили, а не тебя. Он толковый был. Похороним мы сами. Поминки за мой счет будут в его любимом кафе. Приходи.

И вышел, громко хлопнув входной дверью.

«Они закопали ее в дорогущем гробу на семейном кладбище и добросовестно оплакали, но они ничего не знали о ней…»

«Я знаю, где найти тебя, Герда».

Большой белый-белый букет орхидей, тщательно упакованных в тонкий целлофан и огромные зеленые листья, холодил руки.

Дима снял темные очки, хотя в них и не было особой нужды в пасмурную погоду, просто на кладбище как-то не хотелось смотреть просто так, да и почти во всех фильмах сюда приезжают именно в темных очках.

Он прошел по чисто выметенной дорожке между оградами, свернул за раскидистый куст бузины и замер…

«…»

Мыслей было много, но ни одна из них не смогла оформиться в слова, а ужас, сковавший все тело, не дал броситься опрометью прочь.

Дима не был особо верующим и уж тем более суеверным, но когда видишь умершего, преспокойно сидящего у могилы твоей жены – поверишь во что угодно.

– Ль-ех-ха, – заикаясь выхрипел он, уронив букет.

Сидевший у могилы парень поднялся. Та самая серая кофта. Памятная каждой своей складкой, надорванным рукавом и запахом дешевого табака, на голове бандана, широкие серые джинсы…

Парень обернулся.

Дима осел на чужую могилу и задохнулся емки «еп твою, Господи!»

Грэй пристально посмотрел на него, холодно хмурясь и только теперь примеряя на это рыдавшее на его кухне ничтожество то, что узнал.

«Это ее муж? Был».

– Зачем ты пришел? – он отвернулся от могилы и сделал к Диме один шаг. – Букетик для галочки положить?

Дима вскинул на него взгляд и дернул бровью.

Он не знал этого парня. Видел в квартире Грэнзэ в ту самую ночь… кажется, пришел вместе с Гердой тогда…

– Ты его брат, да? Мне рассказали, что у Леши был брат. Зачем вещи мертвого надеваешь? Это плохая примета…

– Это моя вещь, – Грэй дернул плечом, поняв, что Дима смотрит на его толстовку. – Да, я его брат. Зачем ты пришел сюда?

Дима не услышал.

В его голове с хрустом черепной коробки сошлись только что сказанные слова и то мгновение жизни, которое уже ничто не сможет стереть из его памяти – когда пальцы соскользнули по курку…

– Твоя?.. Твоя?.. Но Леха сказал мне…

– Он через слово врал всем и каждому, – Грэй присел перед Димой и, взяв букет, рассмотрел его. – Ты хоть любил ее? Ну, хоть самую малость? Или только ее деньги?

Дима долго молчал, уставившись себе под ноги, в мокрую кладбищенскую землю, а потом улыбнулся.

– Леха не врал, – возразил он. – За это его и ценили. И за его принципы тоже. Он сказал мне, когда забирал мотоцикл, что это его кофта была, и что Герда вернется…

Грэй сел напротив него и провернул в пальцах букет, потом бросил.

Теперь он многое понял. Все то, что теперь уже никому не надо было – ни Герде, ни Грэнзэ.

– Это был мой мотоцикл, – бросил он Диме, поднимаясь. – И моя кофта. И я любил Герду, в отличие от тебя.

Он отошел обратно к могиле, сел и погладил ограду, за которой еще не было памятника – только простой металлический крест с датами жизни и именем.

– Если бы ты не пришел и не испортил все – она бы была сейчас со мной.

Дима тоже поднялся, подобрав букет, и подошел ближе, отряхивая брюки.

– Вообще-то у меня больше прав сказать тебе то же самое.

Грэй косо усмехнулся, даже глаз не подняв.

– Сука ты. И что самое поганое, я ничего не могу тебе сделать – ты все равно выйдешь сухим из воды, ублюдок. Ни один суд не докажет, что это ты убил моего брата, и никто тебя не посадит. Бля, вот она справедливость и та самая душа, о которой Грэнзэ столько рассказывал. Если бы ты не убил его – Герда бы не убежала, и этого бы не случилось. Ты виноват во всем это дерьме и стоишь тут такой красивый в дорогом костюме, скорбящий о жене супруг. Противно.

Дима прокрутил в пальцах букет и положил его на могилу.

– Знаешь, – очень тихо процедил он после долгого молчания. – Она никогда меня не любила, я это понимал, но мы были отличной парой, хватало моей влюбленности нам на двоих. И сейчас я очень сожалею только о том, что по моей вине не стало хорошего человека, и как выясняется, совершенно напрасно. Дело же не в нем оказалось, а в тебе…

– Ну, так давай и в меня выпусти пулю! – Грэй вздернул подбородок, глядя на Диму с ненавистью. – Тебе же это запросто…

– Не буду, – Дима отступил на шаг, не сводя с него пристального и какого-то больного взгляда. – Мне сказали, что Леха очень любил своего младшего брата, который теперь остался один. Ты прав, меня никто не обвинит и не посадит – Светлана Родионовна и Леонид Карминович все уладили и решили, но я бы не хотел оставаться в долгу.

Он порылся в кармане и достал кошелек.

– Вот, возьми. Леху это не вернет уже, но он хотел тебе другой жизни. Глеб сказал, что он заботился о тебе очень и даже мечтал, что ты поступишь в Университет. Бери. Тут хватит и на прожить, и на Универ приличный. Пусть он там знает, что ты не один на помойке подыхаешь от голода. И пусть Герда меня простит.

Сунув опешившему Грэю в ладонь толстый бумажник, Дима отвернулся и торопливо пошел прочь, желая как можно скорее оказаться дома, где Аника сделает ему массаж и принесет кофе, ни о чем не спрашивая.

Как сам он когда-то молча ставил чашку перед своей женой, желая ее поддержать.

Тем ценнее была забота ее подруги, потому что Дима-то знал цену этой молчаливой поддержке, за которую сам никогда не слышал даже «спасибо».

====== Эпилог ======

Сидя на подоконнике и глядя в окно на отвесно падавший дождь, Грэй понимал только одно – вот какое оно – впереди ничего.

– За квартиру-то когда заплатите? – хозяйка топчется у порога Грэевой комнаты, нервно теребя халат. – Брат твой обещался сегодня…

– Угу, – Грэй выдыхает, даже не оборачиваясь. – Да вот только разъехались все. Я тоже собираюсь уже…

Напротив на подоконнике лежал кошелек Димы, резавший взгляд и душу, а рядом с ним вскрытый измятый конверт.

Привычно усаживаясь на стол у окна, Грэй замечает большой конверт и берет его в руки.

«Никита…Видимо, Юма убиралась и нашла…»

Он невольно вспоминает, как Ник запечатывал этот конверт, едва-едва улыбаясь. Он хотел поступить в Университет.

«А Грэнзэ, оказывается, хотел, чтобы я тоже туда поступил… хоть прочту, что писать-то надо…»

В ладонь выпадает стопка документов и сложенный пополам лист.

«Грэй, я знаю, ты не оценишь моих мыслей, но мне хочется оставить их тебе. Мне чертовски не хватает Кира. Вот знаешь, при каждом вдохе как будто только половина мира наполняется воздухом. Я это к чему? Его нет уже, но я читал, что существование души доказано – значит, я смогу его догнать. Наверное. Ты был хорошим другом, и у тебя отличный брат. Пусть тебе повезет не потерять его, как я – Кирилла. Удачи тебе и спасибо за все».

Грэй тупо смотрит на письмо, вспоминая, как он кричал на Грэнзэ, узнав о смерти Никиты, и как ненавидел его в тот момент, как брат примчался спасать его к Следу…

Взяв кошелек, Грэй вытащил из него деньги и сунул в карман.

Сейчас он понимал Грэнзэ, который сказал ему, что мертвого уже не вернешь, и месть не имеет смысла.

«А живые хоть что-то еще могут сделать. Я постараюсь поступить в Университет и прожить достойную жизнь, как ты этого хотел. Прости, что так поздно».