Текст книги "Лестница в небо (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

====== Мертв ======

Духота.

Она снилась Рафу которую ночь подряд, изводя до безумия и требуя вырваться из логова прочь, чтобы дышать.

Дышать воздухом, а не спертой болью, не вкусом крови и зябкого липкого пота, не желчью и пустотой… не одиночеством…

Хоть днем, хоть в туннелях канализации, но поймать сквозняк и пытаться надышаться им до головной боли и сведенных челюстей.

Мучительная, слепая, черная духота, в которой ему не было страшно, но было до неровных дерганных ударов сердца больно внутри.

И в то же время спокойно, словно он уже прожил все самое хорошее в жизни, узнал это и большего не желал и не ждал…

Духота была похожа на смерть, как о ней принято думать, если бы не полнилась таким количеством звуков и запахов…

– Твою мать… – Раф сел в гамаке, жадно дыша, как рыба, выброшенная на берег, и прижал руку к груди, стараясь успокоить бешеный ритм сердца. – Твою мать, а…

Рядом шевельнулся Кодама, потревоженный его резким движением, и приподнял голову, протирая сонные глаза.

– Дядя Раф, что?..

– Ничего, – тот выбрался из гамака и взял с тумбочки банку с колой, опустошив ее несколькими глотками. – Спи. Нормально все… Я скоро приду.

Он постоял минуту, а потом вышел, направившись в додзе.

Эта духота сводила его с ума.

Она пахла сперва просмолёнными свежими досками и опилками. А еще металлом, сваркой и жаждой пополам с густой запекшейся кровью.

Потом в нее ворвались звуки моря, крик чаек, удары волн в борт корабля, голоса людей и яростный шторм…

И это были именно запахи и звуки внутри духоты.

Все сны стали черными, словно ослепли враз.

А сегодня в эту духоту ударил свет, заставивший резко вскинуться от острой режущей вспышки, и сразу, к огромному счастью, проснуться.

Думать не хотелось, что было бы за ней, если только первое мгновение обожгло так остро.

Огромный белый свет, взрезавший мозг, как скальпелем, осколками боли и новыми звуками, среди которых был один смутно знакомый женский голос.

– Да что же это?..

Раф ударил грушу, выплескивая мучительное тянущее внутри непонимание, и уперся в нее лицом.

– Раф, – у стены сидел Лео, которого он и не заметил, ворвавшись сюда, как ураган. – Что с тобой происходит? Кодама сказал, что ты часто просыпаешься в последнее время.

Выдохнув пару раз, Раф отлепился от груши и, плюхнувшись рядом с братом, уперся лбом в колени.

Ему не хотелось беспокоить Лео своими идиотскими снами, тем более что всю жизнь он насмешничал над старшим и его загонами по тонким мирам.

– Ой, приснилось! – Рафаэль с коротким смешком обнимает дрожащего брата и накрывает одеялом. – Ой, не могу! Ну ты, блин, даешь! Подумаешь, это же просто сон.

Маленький, но серьезный Лео начинает крутиться, укладываясь удобнее.

– Сны всегда несут нам какой-то смысл, – шепчет он, всматриваясь в темноту. – Раф, мне снова Высота снилась. Она сказала, что победить ее я не смогу никогда, но Учитель говорит, что надо сражаться со страхами. Я взял его посох во сне и ударил ее, она разбилась, как зеркало, а я прошел по мосту сквозь нее…

– Ага, мечты-мечты, – Раф укладывается обратно в кровать, засовывая руки под подушку. – Не загоняйся, бро, подумаешь – высоты боишься. Фигня это, я вот, если хочешь знать, боюсь личинок мух.

Лео улыбается ему и закрывает глаза.

А наутро он полез на ржавые трубы под самый потолок их логова, трясясь, как осиновый лист, но упрямо прошел за братьями следом по узкой перекладине, чего раньше никогда сделать не мог.

Сны Лео всегда несли какой-то смысл.

Он умел их разгадывать и понимать, даже находить в них предупреждения и подсказки.

Но это Лео. У него все особенное.

А сны Рафа никогда ничего не приносили, да и снились ему крайне редко, и еще реже он их запоминал.

– Что случилось? – старший брат почти невесомо погладил его по плечу. – Что тебя мучает? Я же вижу.

Он ждал слов о Кадзэ.

О своем погибшем клоне, которого Раф так любил и потерял.

Рано или поздно, как бы брат ни прятал все это внутри, оно должно было выплеснуться наружу и освободить его от безысходной боли и пустых уже обреченных надежд.

– Мне снятся сны, – после долгого молчания все же сказал Рафаэль. – Они черные, полные звуками, голосами и запахами. В них много покоя, но никакого света и радости – словно мертво все вокруг… это не мои сны…

Лео придвинулся и осторожно обнял брата за плечи, притянув к себе.

В последние дни Раф избегал его, отстраняясь и не даваясь прижаться, как раньше.

И Лео понимал это – он же так похож был на Кадзэ, чьих рук и объятий Рафу наверняка не хватало до воя и крика.

Чуть нажав брату на висок, Лео заставил его положить голову себе на плечо и успокаивающе погладил ото лба к затылку.

Конечно, Раф держался и делал вид, что все нормально, особенно после того, как они выловили одного из футовцев недалеко от Цитадели их врага и смогли расспросить хорошенько.

– Ты лучше сразу мне скажи все, что знаешь, – Раф не мигая смотрит на человека, вычерчивая какую-то магическую вязь по его лицу острием сая.

Нежно, не царапая, почти невесомо, как кружево плетет, и Лео становится страшно.

Он знает Рафа, как никто другой на этой планете, и такой тон слышал у него всего пару раз за жизнь.

В первый раз – когда Раф убил человека, и почти равнодушно стряхнул его со своего штыка, глядя на старшего брата, которого спас от смерти, а второй, когда в одной из стычек Майки сломали ногу и сбросили его с крыши…

– Раф…

– Ты иди, Лео, а мы потолкуем тут, – все так же ласково советует Рафаэль, а сам все смотрит и смотрит в глаза человеку. – Расскажи мне о большой черепахе, что так преданно служила твоему Господину, друг мой.

То, что произошло после, Лео предпочел запихнуть куда подальше и не вспоминать.

Сэнсэй бы его, наверное, на куски разорвал за такое, но Лео промолчал, понимая, что Рафу надо как воздух знать о судьбе своего любимого Кадзэ.

И он это узнает любой ценой.

– Мертв… – Раф смотрит в сторону, вытирая сай ошметком куртки того, что еще недавно было человеком. – Мертв…

Лео осторожно подходит, пристально наблюдая за своим бешеным братом, который сейчас нездорово спокоен.

Будь это Майки – схватил бы в охапку и дал прореветься до хрипоты.

Донни… Лео бы держал его двое суток за руки и ходил следом, давая почувствовать себя рядом и не сорваться в бездну, выслушивая, обнимая, наливая этот поганый, отвратительный кофе.

Но это Раф.

Это бес из преисподней.

Это гордыня, помноженная на ярость внутренней силы и отравленной до дна любви.

Это Раф.

И Лео впервые в жизни не знает, как помочь.

– Пойдем, – он касается сведенного судорогой плеча, ожидая чего угодно. Взрыва, мата, слез, криков и даже гробового молчания.

Но того, что произошло мгновением позже, Лео вообще не мог предположить.

– Да, пойдем, – Раф поднимается и убирает саи. – До света есть еще время. Надо внутрь…

Когда их взгляды встречаются, Лео очень хорошо понимает, что безумие только началось.

– Раф, Кадзэ больше нет, – он встряхивает брата, крепко сжав плечи, чтобы не приведи не рванул в одиночку штурмовать Цитадель их врага. – Ты слышал…

– Я не верю в это!! – рычит тот и отпихивает старшего в сторону. – НЕ ВЕРЮ!!

– Это его сны, Лео, – Раф мотнул головой. – Он жив, я точно это чую. Просто надо найти…

====== В пустом и белом ======

«… возлагая на тебя эту сложную и ответственную миссию, я знаю, что ты не подведешь меня и сделаешь все должным образом. Воину, что прибыл к вам, нужно время, чтобы успокоить дух и справиться с собой. Его преданность нужна мне и всему нашему клану. Жду его возвращения в Нью-Йорк.

Ороку Саки».

Караи сложила письмо.

– Впервые за всю мою жизнь достойный воин прибывает в заколоченном ящике, – пробормотала она, рассматривая доставленную посылку. – Надеюсь, это не шутка и там не Бибоп, чей мерзкий свиной пятак я не желаю видеть. Открывайте.

Она отошла на шаг, дожидаясь, пока снимут крышку, и сложила на груди руки. Если отцу было угодно прислать воина так, то вероятнее всего, для этого есть причины, как и для такой странной просьбы.

– Готово, Госпожа Караи.

Двое ниндзя с коротким поклоном отступили в стороны, открыв ящик.

Подойдя ближе, девушка лишь усилием воли удержала удивленный возглас, вскинув брови.

«Леонардо? Откуда он здесь?»

Сквозь прутья заколоченной в ящике клетки на нее слепо смотрел синий-синий глаз хорошо знакомой ей черепахи.

– Извлекайте клетку и доставьте ее в главный зал, – Караи отступила в сторону, передернув плечами. – Судя по всему, тут понадобится врач.

– А он жив, Госпожа? – с сомнением спросил один из ниндзя, тоже заглянув в клетку.

– Сейчас узнаем.

– Меня беспокоит то, как быстро он растет, – Донни отвернулся от микроскопа и начал барабанить по клавишам. – Винс, у тебя есть хоть одна теория?

– У меня их десятка два, – тот пожал плечами, склонившись над столом. – Но, боюсь, ни одна не приблизит нас к истине. Смотри, процесс чуть замедляется.

Донни кивнул, давая понять, что уже заметил это, и уставился на расчеты своей программы.

– Если судить по динамике, то Кодама достигнет биологически взрослого состояния примерно через год, но тогда получается, что продолжительность его жизни составит всего шесть или семь лет.

– М-да, не весело, – Винсент снял очки, задумчив подперев голову рукой. – Рафаэль не обрадуется нашим прогнозам.

– Никто им не обрадуется, – Донни вздохнул. – Лео тоже привязался к нему, да и Мастер, а уж Майки…

Винс перебил его коротким смешком.

– Да, в отличие от Миднайта, он в нем души не чает. Парнишка очаровал всех.

Донателло вздохнул.

Он и сам прикипел к Кодаме, который ворвался в их жизнь, перевернув ее вверх дном, взбудоражив всю семью и заставив полюбить себя до безумия.

– Дай! Дай, моя очередь! – Майки с совершенно детской обидой в голосе отпихивает Лео от стола, где тот готовит обед. – Ты опять со своими салатами. Дай я торт испеку!

– Это вредно, – брат с улыбкой отстраняет его от шкафа и заправляет салат из свежих овощей растительным маслом. – Ему надо хорошо питаться, чтобы расти здоровым и сильным.

– Торт тоже полезный! – Майки крутится у него под руками, чуть не опрокидывая миску с салатом. – Донни говорит, что сладкое необходимо для мозгов.

– Тогда странно, что ты до сих пор не самый умный, – в кухню вваливается Рафаэль, у которого на шее сидит Кодама. – Ша, парни! Мы будем есть чипсы! Полезно, сытно, вкусно…

– Нет, – Лео возмущенно оглядывается, а Майки с восторженным визгом бросается на Рафа, пытаясь отобрать у него черепашонка. – Это вредно!

– Полезно!

– Вредно!

– Полезно!

– Вред…

Кодама, уже перескочивший на плечо к Микеланджело, обрывает их спор громким смехом.

– Дядя Лео, я буду и салат, и чипсы, можно?

Лео оборачивается к нему с теплой улыбкой.

– Конечно, малыш, но сначала салат и рагу, а на сладкое будет мороженое.

– Урааа! – Кодама сигает через полкомнаты ему на шею и, крепко обняв, обратным сальто возвращается на руки к Рафу.

– Ты его испортишь, – ворчит Рафаэль, усаживая приемыша обратно себе на шею. – Ты ни черта не понимаешь в вопросах воспитания детей…

– Это ты его портишь, – Лео сердито бросает ложку, которой до этого мешал салат. – Ты слишком много ему позволяешь…

– А ты…

– Он таким, как ты, растет!

– А что в этом плохого? – Раф даже возмущенно щурится. – На кого ему еще быть похожим?!

Кодама вдруг спрыгивает на пол и упирает руки в бока.

– Я не такой, как ты! – кричит он. – Я вырасту таким, как Бофу! Я буду, как он! Буду-буду-буду!

И убегает прочь.

В кухне на минуту виснет мертвая тишина.

– Я сейчас, – Лео немного виновато хлопает Рафа по плечу и направляется к двери.

– Я сам, – тот догоняет брата и осторожно останавливает. – Разберусь уж. В самом деле – на кого ему еще-то похожим быть, как не на Кадзэ?

Застывший в дверях Винсент поправляет очки, переглядываясь с Донни.

– Парни, а вам обоим не говорили, что спорить при ребенке непедагогично?

Раф только фыркает на это замечание, даже не обернувшись, а Лео вздыхает и сокрушенно качает головой.

Кодаму любили они все. И тем страшнее было смотреть, как быстро становились короткими только принесенные джинсы, и как милое детское личико уже приобретало подростковую резкость черт.

Внешне он был точной копией Рафа, да и характером пошел в него.

Такой же сильный, взрывной и горячий в своих суждениях, веселый, гневливый и яркий в буйстве этих необузданных страстей. Не желавший ни с чем мириться и смирять себя, все время споривший обо всем на свете, любивший их всех открыто и преданно.

И постоянно засыпавший вопросами о Кадзэ.

Дня не проходило без выворачивавшего всем душу «А Бофу вернется завтра?»

Кодама даже цветом себе выбрал серый и пробовал крутить два меча на тренировках, хотя сэнсэй лишь неодобрительно качал на это головой.

Волны мерно накатывались одна на другую, тихо растаскивая мелкие камешки.

Раф поднял взгляд на сползший почти к горизонту тоненький серп месяца и, устало выбравшись из воды, упал лицом в песок.

Внутри было пусто, как в склепе. Ровно и бело.

Хотелось выть на луну и орать до осипшего горла.

«Мертва… мертва эта черепаха… – с окровавленных губ дрожащего человека хриплым стоном летит признание. – Мастер… убил… пощади…»

Раф коротко выдыхает и вбивает сай в глаз футовца, дожимая до хруста костей.

– Я тебе не верю.

«Мертв…»

Мокрый песок налип на щеку, колко царапая кожу.

Не верить было непросто, но Раф не верил.

«Мертв…»

Приподнявшись на руках, он сел и глубоко выдохнул, мотнув головой.

Он не видел тела.

Он не верил этим словам.

Он видел слепые не свои сны.

Кадзэ жив.

Где-то внутри Цитадели Шредера бьется самое дорогое сердце.

Нужно просто найти, нужно проникнуть туда и отыскать, сжать в ладонях и удержать этот пульс на земле.

Это выполнимо.

Это несложно.

Это все, для чего сейчас надо дышать…

– Дядя Раф, – рядом сел Кодама и прижался к его горячему боку. – Почему ты каждую ночь приходишь сюда плавать, а?

Тот обхватил парнишку рукой и крепко прижал к себе, упершись подбородком ему в макушку и бездумно перебрав хвосты серой банданы.

«Как сказать тебе?.. Как?..»

– Мне надо стать очень сильным, – тихо проговорил он. – Плавать, как дельфин. Однажды я поплыву по лунной дорожке к горизонту.

– Зачем? – Кодама шевельнул головой, пытаясь заглянуть ему в глаза, но Раф не позволил этого.

– Чтобы найти Ураган.

Парнишка вывернулся из его рук и побежал по песку к линии прибоя.

– Тогда я тоже буду много плавать! Я тоже поплыву с тобой за Бофу!

Он нырнул в воду, со звонким смехом расплескивая темные волны.

– Ты ему не сказал? – около Рафаэля неслышно присел Лео, которого они не заметили, когда уходили купаться.

Раф лег на спину и уставился в небо.

– О чем? О том, во что не верю? Зачем ему это знать?

Лео вздохнул и погладил брата по плечу.

Сейчас было бессмысленно пробовать объяснять, что есть то, с чем нужно просто смириться, как-то это принять и уложить в своей голове.

Он тоже не хотел верить, готов был с Рафом вместе перетряхивать мир по нитке. Особенно когда глаза брата становились такими невыносимо неживыми и равнодушными.

Время все вылечит и поставит по своим местам.

Время вынудит даже Рафа смириться с потерей.

– Ясно, – Лео кивнул. – Мы с Донни и Винсентом разрабатываем план проникновения в Цитадель Шредера. Винс многое знает из того, что может нам пригодиться…

– Угу, – Раф едва кивнул, не отрывая взгляда от облаков. – Спасибо, бро. Я и сам, в общем-то, могу все разузнать у консервной банки.

Лео прищурился.

О! В этом он не сомневался.

Раф, конечно же, сможет.

Проберется и все выяснит.

Главный вопрос, чтобы смог потом выбраться, а не попался, как мышь на кусок сыра.

– Я бы хотел, чтобы ты остался дома с Кодамой. Меня тревожит его состояние – слишком он стал вспыльчивым и беспокойным.

– Он по Кадзэ скучает, – Раф дернул плечом. – Это нормально. Ему же больше моего, наверное, этих глаз не хватает. Он мне рассказывал, что часто видит во сне, как тот его из коробки достал и прижал к себе, как тепло от этого стало.

– Понимаю, – Лео обнял брата, глядя, как в волнах океана мелькает голова в серой бандане. – Я рядом, Раф, мы справимся. Значит, штурмуем Цитадель Шредера.

– Перемен нет, Госпожа, – ниндзя в черном поклонился Караи, которая задумчиво сидела на низких ступеньках и смотрела на большой старый сад. – Он не пьет, не притрагивается к еде и вообще не двигается. Сидит и смотрит в одну точку.

– Вы обработали раны? – девушка со вздохом подняла голову, отвлекаясь от созерцания.

– Да. Он позволяет делать все абсолютно. На панцире нашлась гравировка – Й’оку.

– Очевидно, это его имя, – Караи поднялась. – Приготовьте препараты, которые прислал Бакстер Стокман. Если без них никак, значит, будем пробовать этот способ.

Ниндзя поклонился и ушел.

Девушка постояла еще минуту, а потом с коротким вымученным вздохом направилась в дом.

Надо было выполнить волю отца и привести черепаху в себя. Заставить есть, говорить, двигаться, залечить раны, вернуть волю к жизни, как-то вынудить тренироваться.

Она уже разобралась, что это не Леонардо, а кто-то другой, хоть и очень похожий, но легче от этого открытия ей не стало.

– Здравствуй, – Караи вошла в небольшую комнату, куда по ее приказу солдаты поместили Кадзэ, после осмотра врача. – Сегодня ты тоже не снизойдешь заговорить со мной?

– Его отмыть надо, – врач клана Фут пристально рассматривает лежащую на низкой кровати рептилию. – А после уже можно будет судить о масштабах повреждений. Если не началось заражение, то вполне возможно, что и выберется. Кому только пришло в голову пересылать животное в ящике? Да еще раненое.

Караи смотрит в бессмысленно устремленный в никуда взгляд и тихо скрипит зубами.

Как? Как заставить жить того, кто этого не хочет?! Особенно не зная почему, и даже не понимая, ради чего он мог бы сейчас начать шевелиться.

Она задумчиво берет левую кисть черепахи и долго всматривается в обрубок «мизинца».

«Предатель. Зачем отец помиловал его? Почему в благородном порыве своей возвышенной души решил сохранить ему жизнь. И откуда он взялся? И чем так дорог Мастеру?»

Девушка села напротив Кадзэ и долго-долго всматривалась в синюю радужку.

– Ты нужен своему Мастеру, – негромко проговорила она. – Ты прощен, несмотря на все проступки. Ты должен жить, Й’оку, и должен вернуться к тренировкам.

Кадзэ даже веком не дернул на эти слова и никак не дал понять, что слышит ее, продолжая смотреть в стену.

– Ладно, – Караи вздохнула и кивнула замершему у двери врачу. – Колите эти препараты. Значит, пусть так в себя приходит.

Ничего вокруг.

Абсолютное ничто, в котором нет никаких ощущений и желаний.

Пустота.

Внутри тоже ничего не было, кроме белого ровного листа.

Были голоса, но не те, что хотелось слышать. Были слова, чей смысл оказался настолько безразличным, что в него не стоило даже вникать и вслушиваться.

Были лица.

В белом и пустом порой промелькивали Рафаэль и Кодама, дарили улыбки и теплые взгляды и исчезали вновь.

И тогда Кадзэ ненадолго начинал хоть что-то ощущать.

Первым, что он почувствовал, была душная сухая жажда в полной темноте замкнутого пространства.

Он оказался в клетке. Наглухо закрытой клетке, забитой снаружи досками, за которыми были звуки.

Едва только двинувшись, Кадзэ нашел рядом с собой бутылку теплой воды и сделал несколько глотков, с трудом открыв крышку, и вспомнил…

– Что тебе эта крыса поганая сказала?! – Господин Саки мечется по своему залу, швыряя предметы в стены. – Как ты посмел предать меня?! Как?!

В его голосе мешается бешенство и непонимание, помноженные на дикую, почти безумную ненависть.

В углу зала корчится Стокман, на чью голову излился гнев Шредера, и вытирает кровь с разбитого лица, поскуливая от ужаса.

А Кадзэ тупо смотрит перед собой в полумрак и даже не дергается, когда очередной удар отбрасывает голову назад до хруста шейных позвонков.

Если бы его не держали, наверное, давно бы свалился на пол…

Можно ответить, и тогда его оставят в покое, но говорить не хочется.

Господин Саки не поймет, что именно Кадзэ услышал от Мастера Йоши, да и вряд ли получится объяснить, как простые слова влились в душу вместе с прикосновением когтистых рук к затылку.

Как он понял, что вот именно это было правильно, что вот так Мастер должен принимать пусть и нерадивого и дурного, но все же ученика…

– Ты скажешь! – Шредер дергает его за подбородок и до рези в глазах всматривается в необъемный, словно нарисованный на картонке взгляд. – Скажешь, предатель!

Кадзэ едва уловимо сжимает и разжимает левую руку, которая отзывается острой болью.

Шредер не стал ждать, вспомнит ли его ученик об этой старой традиции, отрубив ему палец одним ударом штыка.

Этой рукой меч больше держать не получится… что, впрочем, совсем неважно уже…

– Убери его Стокман, приведи в себя! Что угодно сделай! Я хочу знать почему.

Кадзэ поднял взгляд и всмотрелся в темноту перед собой.

Плоскую, но давшую возможность хоть что-то видеть.

Перед ним сидела девушка, подперев голову рукой.

– Наконец-то ты снизошел хоть как-то начать реагировать на меня, – она едва заметно улыбнулась. – Й’оку, я здесь для того, чтобы помочь тебе. Мастер ждет твоего возвращения и, помиловав тебя, ожидает раскаяния и преданности. Жизнь сложная вещь, в ней много такого, о чем ты не знаешь, но я помогу тебе разобраться и вернуться на путь, для которого ты был рожден.

Кадзэ едва заметно качнул головой.

О жизни он уже узнал достаточно, и узнавать больше ни от кого, кроме Мастера Йоши, не хотел.

– Я Караи, – девушка поднялась и подошла ближе. – Поешь, выспись, и завтра мы приступим к тренировкам.

Она отвернулась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Кадзе устало закрыл глаз, поведя плечами, и едва заметно сжал ткань черного косодэ, которое на него надели люди Караи.

Все, о чем он жалел, это серая маска, впитавшая в себя запах рук Рафаэля, которую у него забрали.

В одиночестве и темноте, откуда забрали старшего брата, Миднайт не знал, сколько прошло времени.

Оно словно остановилось с того мига, как Й’оку впервые в жизни никак не среагировал на его просьбы о помощи и слезы.

Это было страшнее многорукого чудовища и тысяч белых глаз страшилищ из фильмов.

«Ничего у меня не осталось… все исчезло… я один… один… один…»

Сжавшись клубком, Миднайт снова и снова пытался отделаться от воспоминаний, где Й’оку равнодушно сидел к нему спиной, даже не вздрогнув, когда брат обнял его.

Кошмар наяву.

– Ты сказал, что хочешь вернуть все назад.

В подвале вспыхнул свет, заставивший сжаться еще больше.

Перед Миднайтом стоял Мастер.

Он минуту рассматривал трясущийся клубок жалости и убогой боли, а потом присел на корточки и взял ученика за шкирку.

– Хочешь?

– Д-да… – заикаясь, выдавил Мид. – Да, Мастер… больше всего на свете… только не оставляйте снова здесь…

Шредер минуту смотрел на него, кривясь от отвращения, потом встал и поднял Миднайта за собой следом, заставив встать на ноги.

– Хорошо, не буду, – негромко проговорил он. – Но ты должен кое-что сделать, чтобы вернуть все обратно.

Мид часто закивал, готовый сейчас хоть на луну полететь, только бы вырваться из этого темного подвала, где каждый угол пропитан одиночеством и тишиной.

– Идем, – Шредер дернул его за собой.

– Й’оку! Й’оку… брат…

Миднайт свалился около металлического стола в лаборатории Стокмана и зарыдал, уткнувшись лбом в холодную руку.

– Нет… нет… нет…нет…

Шредер дернул бровью, скосив глаза на Стокмана.

– Хоть в этот раз от тебя был толк, – бросил он и подошел к столу.

Бесцеремонно вздернув Миднайта на ноги, он развернул его к себе и отвесил хорошую оплеуху.

– Приди в себя! Мне нужны сейчас не сопли, а твое умение делать дерьмо от всего сердца…

Его прервал короткий треск передатчика на столе.

– Мастер! У нас гости.

– Отлично! – Шредер прищурился и еще раз встряхнул Миднайта. – Хочешь, как раньше – сделай, что я скажу! Понял?!

Тот безвольно кивнул, все еще косясь на стол, где лежало неподвижное тело.

– Мне нужен твой талант снимать подходящие моменты на телефон. Полагаю, ты сможешь договориться с моими гостями о том, что меня интересует.

====== Принять ======

Море яркого рыжего пламени плыло в воздухе свежим запахом лимонного сока, капая белым воском на темно-зеленую ладонь.

Раф собрал в горсть жидкий горячий крик своей души и сжал, пропуская сквозь пальцы.

Вот так же…

Вот так же она ускользнула, улетела прочь в никуда, закапала пол застывшими слезами парафина и исчезла, как дым от погасшей свечи.

Затушив ладонью сразу три огонька, Раф коротко взвыл, молясь, чтобы в кожу вонзилась боль, вгрызлась своими острыми зубами, вцепилась в самый центр ладони, где, как говорил Лео, лежит линия сердца, и выжгла бы все к чертям…

Никуда она не делась… его любовь…

Раф рассмотрел обожженные кисти, зажмурился и уронил руки, мотнув головой.

Легче не стало.

Ни на минуту.

Ни на долю секунды.

Он обернулся к кровати и рухнул около нее, сунувшись башкой в сложенные на неподвижном пластроне холодные руки Кадзэ.

«Нет… открывай глаза. Я согрею. Вот сейчас, только подожди минуту… сейчас согрею…»

Раф сжал в сгоревших горячих ладонях уже закостеневшие пальцы и начал покрывать их поцелуями.

«Очнись…»

Потом выдохнул пару раз, пытаясь утопить в глотке режущий ее вой, и затрясся в немых рыданиях, уже не имея сил и гордыни сдерживать себя.

– С дороги, сученок! – Раф не глядя отшвыривает прочь Миднайта, который пытается остановить их, и бросается вперед.

Он знает, что спину надежно прикроет Лео, знает, что остановить его не сможет никто, потому что он у цели.

– Кадзэ!!

За ржавой решеткой подвала Шредера он видит лежащего спиной к нему родного и желанного.

Всего четыре или пять шагов, всего вырвать прутья из гнезд, всего упасть и вжать в себя, чтобы больше никогда, никогда-никогда, не выпустить и не расстаться.

Пусть ублюдок в доспехе покалечил, пусть лишил глаза, возможно, переломал ребра, тварь, но за это Раф сочтется чуть позднее, а сейчас – обнять.

Вытащить, забрать домой.

Это неправда, что Кадзэ никому не нужен – это все ложь.

У него есть дом, есть большая семья, готовая его любить, есть все они и мудрый Мастер, который научит смотреть на мир…

– Не ходи! – орет ему в спину Миднайт, прижатый к стене катаной Лео. – Не ходи, дебил…

С трех ударов выбив дверь, Раф бросается в камеру.

– Быстрее! – Лео вслушивается в Цитадель их смертельного врага, ожидая футов.

Брат, не отвечая, хватает на руки так и не развернувшегося к ним Кадзэ и прижимает к себе.

– Все, – выдыхает он в висок, который быстро целует. – Все. Ты дома…

И бросается прочь.

Рядом неслышно опустился Лео, погладил брата по плечу, зная, что не успокоит сейчас, но обозначая свое присутствие и давая возможность опереться и не упасть в ад своей агонии.

Он понимал, что Рафу это надо прожить, продышать, отплакать и отпустить.

Забыть не получится, но надо сейчас…

Лео не знал, что надо…

Сейчас просто надо быть рядом, чтобы Раф не сошел с ума…

Тело неловко и тяжело виснет на руках, безвольно откинув голову.

Раф делает пять или шесть шагов и вдруг замирает посреди коридора.

– В чем дело? – Лео оборачивается к брату уже от двери. – Быстрее!

– Это не он, – тот вдруг, как споткнувшись, падает на колено и дергает к себе голову Кадзэ, всматриваясь в лицо. – Нет, Лео… нет… это не он…

– Я же сказал… – рыдает, сжившийся на полу Миднайт. – Сказал же тебе – не ходи…

Лео одним прыжком бросается назад и вглядывается в лежащую на руках Рафа черепаху.

Лицо он знает… знает и закрытый глаз, и сжатые в линию губы…

– Бежим! – он рывком поднимает брата с его ношей на ноги и толкает к двери, долю секунды глядит на Миднайта и хватает его за шкирку, дергая за собой.

– Раф, – Лео гладил и гладил сведенные судорогой плечи. – Раф… надо похоронить…

– Нет, – после долгого молчания едва слышно отозвался тот, не поднимая головы. – Нет, я согрею его сейчас, он проснется, Лео. В земле же совсем холодно и никого рядом не будет… сейчас… дай мне минуту…

Лео вздохнул и крепче обнял брата, силком оттаскивая от неподвижного тела, заставил ткнуться лбом себе в пластрон и прижал так, что тот едва мог дышать.

Он долго-долго смотрел поверх головы Рафа на застывшее лицо, укрытое серой маской, спокойное, даже строгое, освещенное сотней горящих вокруг свечей.

Раф как безумный зажигал их по всей своей комнате, прежде чем внести сюда Кадзэ, повторяя, что это единственный свет, который примут его глаза.

– Я знаю, знаю, что ты любишь их, – бормочет Раф, запаливая один фитилек от другого. – Сейчас, подожди чуть, сейчас будет этот твой любимый не больной свет. Сейчас… вот уже… почти…

– Т-шш, – Лео качнулся из стороны в сторону, не выпуская брата и позволяя ему только короткими рывками хватать воздух. – Здесь я… с тобой… справимся… держись, бро, держись, родной…

Винсент сидел на столе, хмуро глядя на своего младшего брата поверх очков.

В лаборатории, где он уже чувствовал себя, как дома, где Донни позволил ему копаться и раскладывать свои банки с жабами, висела мертвая звенящая тишина.

– Сними повязку, – Винсент нарушил молчание с одобрительного кивка Донателло. – И не вздумай дергаться лишний раз, Мид, тут тебя защищать некому будет.

Донни не стал спорить – если Винст так груб со своим младшим братом, наверное, на то есть причины – просто смотрел, как с голубых зареванных глаз медленно сползает плотная черная ткань.

– Юки… – Мид всхлипнул и, бухнувшись на пол, пополз к брату. – Юки… прости меня…

Винс сморщился и отодвинулся прочь.

– Как это случилось? – спросил он. – Расскажи мне, как это произошло? Почему он мертв, а ты, мразь поганая, еще дышишь?!

Донни прикрыл глаза.

Ему было тошно смотреть на эту сцену, невольно примеряя ее к себе.

Если бы Майки вот так упал ему в ноги, пытаясь ухватить за руку и заливаясь горькими слезами, да у него бы сердце наизнанку вывернулось и разорвалось на части. Он бы уже сидел рядом, обнимая, успокаивая и спасая от этого горького горя, пытаясь закрыть собой, а Винсент…

Винсент холодно цедит слова сквозь зубы, брезгливо отдернув руки прочь, и даже смотрит, запрокинув голову, как у него одного это получается, кося своими желтыми глазами почти уничтожающе и вминая в пол.

– Юки, я не хотел… – Миднайт вытер нос кулаком, размазав по щеке сопли, и все же поймал брата за руку. – Я просто… Й’оку… Мастер…

– Денься, убожество, с глаз долой, если тебе тут хоть в одном углу позволят остаться, – Винсент соскочил со стола и распахнул дверь.

Миднайт всхлипнул, покорно поднявшись на ноги, и вышел за дверь, которую брат с грохотом закрыл у него за спиной.

– Юки? – после долгого молчания тихо спросил его Донни.

– Й’оку так меня звал, – вздохнул Винсент и стиснул голову руками, рухнув на стул. – Он говорил, что я похож на снег – холодный, чистый и хранящий в себе вечность мудрых взвешенных решений. Господи, Й’оку…