Текст книги "«Балерина?»"
Автор книги: S'enfuir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Я потратил столько сил, нервов лишь для того, чтобы узнать, что мною пользовались. А что мне теперь делать? Я безумно люблю Билла, значит... значит, сердце все-таки не разбито, если я еще в состоянии на светлые чувства.
А теперь я думаю о том, сделал ли я правильно свой выбор, уехав и не узнав, в чем причина такого поведения моего мальчика. Я думаю, что да.
Ведь мне могло быть в несколько раз хуже, узнай я, что творится в голове любимого.
– Черт!
Немного сбавляю скорость, чуть было не врезавшись в зад чьей-то машины. Надо быть аккуратнее, жить я еще на удивление хочу.
Шарю одной рукой по карманам, ища мобильный телефон. Ведь не могу я приехать без предупреждения, да и, наверное, все спят, хотя рано еще, всего-то двенадцатый час. Таким способом я хоть некоторое время не буду поглощен своими мыслями.
Нажимаю на кнопку быстрого набора и подставляю трубку к уху, слыша длинные гудки, а потом и долгожданный ответ.
– Да, мам, я... Тише, подожди... Все нормально... Ага, кушаю хорошо... Но наша кухарка лучше всех готовит... Да вот, как бы к вам еду... Не знаю, по-моему, не слишком поздно... Ну, я понимаю, что Катрин уже спит... Ох, мам, – тяжело вздыхаю, выслушивая радостный щебет родительницы, мне бы так. – Скажи охране, чтобы мне ворота открыли, я на вашей машине еду.… Ну, вот, вернуть все-таки решил... Да ничего не произошло... Все, люблю тебя, скоро буду, – сбрасываю звонок, зная, что мама может еще много чего мне наговорить, но все без дела, да и за дорогой нужно внимательнее следить.
Сворачиваю на более пустынную улицу, прощаясь с вереницей машин. Смотрю по сторонам, замечая, как по бокам от дороги растут особняки, свой бы не пропустить.
Наблюдаю, как в окнах гаснет свет, точно, как и моя надежда. Теперь ничто не имеет для меня смысла. Если раньше я делал все, чтобы завоевать Билла, то теперь мне не нужна ничья любовь, я навсегда принадлежу моему мальчику, он поглотил меня собой, стал для меня всем. А теперь я его потерял, причем навсегда, мне будет тяжело знать, что он живет где-то и счастлив со своей девушкой. Представляю, как они по вечерам будут посмеиваться надо мной.
Если бы не Марк и этот гребаный балет, то, что происходит сейчас, никогда бы не случилось. Надо было мне отмазаться от культурного похода. Да что теперь думать-то об этом. Ничего не изменить.
Досадливо прикусываю губу и уже вижу встречающие меня ворота.
Вот я и дома…
POV Том
Четыре дня из пяти. Сам себя не узнаю. Считаю часы, минуты, секунды до отъезда Билла. Каждый бой курантов отдается болью в самом сердце. Даже сейчас, просыпаясь в своей постели, я вспоминаю, как я вставал по утрам, зная, что рядом лежит «друг».
Если бы Билл не сказал эти чертовы долгожданные слова, мне было бы не так больно, но он, видимо, преследовал какую-то цель.
Глупо все эти дни думать об одном и том же, ведь ничего не поможет. И сейчас я, как многие люди, мечтаю вернуть время вспять, не пойти на балет, не встретить того, кого я полюбил, и жить дальше, спокойно трахая хорошеньких мальчиков.
А на улице так хорошо. Тепло и солнечно, сейчас бы пойти гулять с любимым человеком, засесть в каком-нибудь кафе и болтать, болтать, болтать. Потом пойти в парк, находящийся рядом, сесть на лавочку и целоваться, пока не опухнут губы. Я бы и не заметил, как наступил вечер, и мы уже были в свете тусклых фонарей. Вместе мы бы ушли домой, и продолжили нашу ночь в постели, и это было бы только наше время.
Но сейчас я, как последний неудачник, один в своей постели, мечтаю о несбыточном.
Никогда больше не влюблюсь. Хотя внутренний голос говорит, чтобы я не зарекался. Помню, я уже когда-то клялся себе, что никогда не посмею проявить к кому-то такие же чувства, что и к Крису, но.…
Лишь вздыхаю, смотря в потолок.
Яркие солнечные лучи пробиваются в комнату сквозь открытое окно, – задаюсь вопросом, почему оно открыто – утренняя прохлада заполняет комнату. Втягиваю носом свежий воздух, понимая, что уже пора заканчивать валяться и нужно подниматься. Хотя делать мне абсолютно нечего.
Я живу изо дня в день, ничего не делая, страдая, как глупая телка. Самоиронии во мне хоть отбавляй.
Сажусь на мягкой кровати, выбираясь из вороха мягких подушек, я хотел просто спрятаться в них и ничего не видеть, чтобы меня никто не тревожил.
Разлепляю глаза, смаргивая сонную дрему, щедро окутавшую меня до этого. Тяжелым грузом опускаю ноги на пол, становясь ступнями на мягкий пол, покрытый ковром с длинным ворсом. Сейчас главное уговорить себя проснуться и вновь окунуться в обыкновенный день. Но.…
В спальню вбегает что-то маленькое и шустрое, сразу же набрасываясь на меня и поваливая обратно на постель. Я издаю негодующий звук, оказавшись прижатым к горизонтальной поверхности чем-то теплым.
– Вставай! Вставай! Улыбнись новому дню! – Писклявым голоском пропел ураганчик.
Это вторая женщина, в которой я души не чаю; первая, естественно, мама.
Катрин уселась на мою грудь, схватившись руками за мои дреды. Она улыбается во все зубы, показывая несколько дырок впереди от выпавших. Беззубая кандала. Почему-то это мысль приходит с улыбкой.
– Я уже встал, – ною я, зная, что сестра любит ощущать себя старше остальных, – Это все ты.
Катрин завозилась на мне, быстро слезая, и легла рядом, взяв в свою маленькую ручку мою.
– Тогда неси меня вниз, – повелительно изрекает она.
Немного подумав, поднимаюсь, пристраивая руки на боках сестренки, начинаю бегать пальцами поверх светлого платья. Катрин, взвизгнув, начала лягаться, пытаясь оттолкнуть меня. Ее заливистый смех как бальзам на душу, он заставил и меня растянуть губы в довольной и умилительной улыбке.
Все еще щекоча сестру, я подхватил ее на руки, слыша, как она взвизгнула мне на ухо, оказавшись на высоте. Катрин вцепилась в меня руками и ногами, будто обвивая.
– Ну, поехали, – сказав, я пошел на выход из спальни, сразу же проходя в открытую нараспашку дверь.
Сходя по лестнице с елозящей сестрой, я с наслаждением вдыхал родной, домашний замах уюта и детства.
– Какой ты большой. Вот вырасту, буду жить с таким же высоким мужчиной, – какое дальновидение.
А я в детстве думал, что у меня будет красавица жена и полный дом детишек. А сейчас я уверен, что ни жены, ни детей у меня не будет.
Но я улыбаюсь детской непосредственности Катрин и несу ее в кухню, из которой идет неповторимый запах какой-то стряпни. Зайдя в светлую комнату, сразу же замечаю нашу кухарку, конечно, только после того, как сдул со своего лица светлые кудри сестренки.
– Томас, вон с моей территории, – Марта, кажется, будет припоминать мое детство до конца моих дней, надеюсь, долгих и желательно счастливых.
Помню, как буянил, будучи совсем мальчишкой; этой доброй женщине приходилось несладко, но сейчас я знаю, что она говорит все в шутку.
– И вам с добрым утром, – опускаю Катрин на пол.
Она сразу же выбегает из кухни, исчезая непонятно где. Эх, молодая энергия, мне бы сейчас так же. Или просто бы вернуться в детство.
Было бы неплохо, так хочу предупредить многие ошибки. И, возможно, моя детская мечта о красавице жене была бы реальностью. И никакого Билла.
– С добрым, сынок, – по обычаю женщина целует меня в щеку, и треплет волосы на макушке. – Сделал себе эту колбасу на голове, ощущение, будто не мыл ее, и волосы как у собаки скатались, – Марта всегда критикует мой стиль, а я всегда улыбаюсь.
Черт, дома так хорошо. Ради таких моментов и стоит жить.
– Ммм, – втягиваю восхитительный аромат, – Как вкусно пахнет, – обнимаю женщину за плечи, смотрю ей под руку.
– Кыш, – кухарка шипит на меня и ударяет по рукам, – Все потом, иди отсюда, – по-доброму прогоняет меня.
Все как всегда, будто и не уходил я из родительского дома.
Я такой домашний, мне нужна ласка родных рук.
– Иду-иду, – улыбаюсь, выпуская женщину из объятий и, развернувшись, иду на выход, чувствую, как она ударяет меня по попе.
Теперь точно все, как раньше.
Подтягиваю пижамные штаны и иду обратно в спальню, все-таки одеться для приличия мне стоит. Почесываю живот и широко зеваю, доходя до комнаты. Оглядываю ее и прохожу к гардеробу, где вещи на удивление аккуратно сложены. Сейчас их больше, чем в первый день моего приезда. Опять я устроил себе поход по магазинам, но уже с друзьями детства.
Роюсь в вещах, создавая привычный для себя беспорядок, зная, что все равно уже сегодня вещи будут аккуратно лежать.
Выбираю обыкновенные неширокие джинсы и футболку на размер больше. Быстро одеваюсь и беру с тумбочки мобильный телефон, уже по привычке кидая его в карман.
Билл звонил первые два дня, вчера от него не было непринятых вызовов. Я отвечаю только Марку, он по обыкновению интересуется моим моральным состоянием, но он никогда не заикается о Билле, потому что знает каково мне. Спасибо ему.
Что мне помогает каждый день улыбаться, так это только семья и уверенность в том, что все будет просто отлично. Потому что не может быть хуже, потому что столько неприятностей на меня одного, по-моему, уже хватит.
Все будет хорошо!
По второму кругу спускаюсь вниз и выхожу во двор, зная, что мама сейчас сидит в беседке и читает какую-нибудь книгу.
Так и есть.
Сажусь рядом с родительницей, заглядывая в книгу – ну, да, я любопытный, что поделаешь.
– Тебе не понравится,– коротко говорит мама, обнимая и целуя меня.
Она откладывает книгу и смотрит в мои глаза. Который раз она уже пытается там что-то разглядеть, наверное, чувствует. Улыбаюсь ей.
– Том,– начинает мама, а я будто догадываюсь, о чем она хочет поговорить.
Чувствую, что в кармане начинает трещать телефон, по обычаю оповещая меня о звонке.
– Ой, извини, – виновато улыбаюсь и выхожу из беседки.
Достаю из глубокого кармана вибрирующее устройство и смотрю на дисплей. Теперь я постоянно это делаю, не хочу взять трубку и услышать на том конце самый любимый голос.
Нажимаю на кнопку приема звонка, видя на дисплее имя Марка.
– Да, – лениво, немного устало, отвечаю.
Потому что действительно тяжело каждый раз пытаться выглядеть счастливым. Даже не знаю, зачем приехал к родителям, они ведь беспокоятся обо мне. Все-таки самые дорогие и родные люди, а даже не знают до сих пор, что их сын гей. Мне стыдно за это. У меня даже в голове рождались когда-то мысли, чтобы привести Билла в мой дом и познакомить с мамой и папой. Представить его, как моего парня. Я и об этом мечтал, и это было так красиво. Только реальность на самом деле оказывается очень гадкой.
– Как ты? – вместо приветствия интересуется Марк.
– Как всегда, – монотонно говорю.
Потому что другого ответа нет. И бесят меня эти вечные вопросы о моем самочувствии. Вот Билл уедет, я уверяю всех, что я приду в норму, возьмусь за ум, а пока любимый в этом городе, я даже выйти на улицу не могу спокойно. Ну, а мало ли, вдруг мы пересечемся на одной улице, я не представляю, как смотреть на моего мальчика. Сознание рисует его... но всегда разного. То он извиняется, то он насмехается надо мной, но я хочу вновь услышать слова любви. Хотя, Боже, о чем я думаю. Я умру, если он вновь соврет мне. Не хочу видеть и слышать Билла. Я забуду. Я просто обязан. Ну, почему я такой чувствительный, как баба. Самому от себя противно.
– Я о Билле хотел поговорить, – впервые Марк произносит его имя при мне.
Это застает меня врасплох, я не готов, я не хочу.
Отхожу еще дальше от беседки и сажусь на зеленый газон.
– А я не хотел, – голос на мгновение дрогнул.
– Он просил Том, умолял, – друг говорит мягко, пытаясь убедить меня, но, черт возьми, это тяжело, я не могу.
– Мне похер, – поджимаю губы, пытаясь держать себя в руках.
Это несправедливо, больно, так не должно быть.
– Прошу, приезжай в центральную больницу, Билл… он очень просил.
Сердце перестало биться, и в который раз я окунаюсь в бездну…
POV Author
– Успокойся! – Прикрикнул Марк на своего друга.
Он смерил его тяжелым взглядом и начал ходить взад-вперед, будто ища в себе силы начать говорить. Блондин терпеливо стоял, весь белый, как мел, пожевывая свою нижнюю губу, не понимая, что происходит. Конечности вмиг похолодели от волнения, еле скрытого, но вырывающегося наружу с каждым гулким ударом сердца.
– Это произошло позавчера вечером. – Прозвучало, будто приговор. – Он… – Шатен замолк, останавливаясь для того, чтобы опереться обо что-нибудь. Он не смотрел в глаза друга, всячески стараясь избегать его испуганного взгляда.
– Черт, да скажи ты уже, в чем дело! – Не выдерживал Том, его напряженные нервы и так были на пределе.
– Я не знаю, как…– Тихо сказал парень, больше не в силах держаться. Он осел на кресло под собой и устремил отрешенный взгляд в пол. – Ты тоже сядь, Том.
Блондин некоторое время мялся и топтался на месте, но, посмотрев на разбитого друга, решил все-таки последовать его желанию. Когда он сел на точно такое же кресло, Марк поднял на него свои красные, не выспавшиеся глаза, и начал говорить:
– Ему сразу же сделали операцию, благо мы живем в городе с отличными больницами, здесь очень хорошие специалисты, чуть ли не лучшие в мире. Но ты не волнуйся, это не слишком серьезно, главное, что не смертельно, а с остальным мы справимся. – Марк кивнул сам себе и, набирая в легкие воздуха, продолжал. – Я вообще не понимаю, как он умудрился, ведь Билл великолепный танцор, а тут… какая-то гребаная ошибка, и все – оставшаяся жизнь без балета. – Парень внимательно посмотрел в глаза своего друга, в которых плескался ни с чем не сравнимый страх. – Не беспокойся. – Попытался успокоить он Тома. – Мне самому не легче. – Но Марк не выдал своего состояния, пряча его за железной стеной. – Была репетиция, Билл делал какой-то там элемент и неудачно приземлился на ноги. Он сначала вообще ничего не почувствовал, ну, подумаешь, у кого не бывает ошибок, да и нормально вроде бы все. А потом… – Марк взлохматил недлинные волосы на затылке и откинулся на спинку кресла. – А потом он не мог идти, просто упал от дикой боли в колене и все. Оказалось, он порвал какую-то х*йню! – Парень закусил внутреннюю сторону щеки, давая себе небольшую паузу.
А для Тома каждое промедление равнялось его маленькой внутренней смерти. Он всячески старался сдерживать себя, но трясущиеся руки выдавали с головой. Бегающий взгляд был взволнованно устремлен на друга в ожидании, когда он уже выдаст окончательный приговор. Блондин молил про себя, вспоминая всех Богов, чтобы с его любимым мальчиком было все хорошо.
– Конечно, в больнице со всем справились, сделали операцию на колене, залатали, зашили, приклеили что куда надо. Нужен месяц, чтобы Билл начал нормально ходить и еще полгода восстановление, но… – Очередная пауза, давящая на мозг. – Но брату придется забыть о балете. – Марк вывел приговор, заставляя внутри Тома чему-то болезненно сжаться от этих слов. – То, чем он занимался с самого детства; то, что для него работа; то, что для него хобби. Балет – это целая жизнь для брата. – Шатен говорил, будто пытаясь целенаправленно ударить побольнее да посильнее.
Он опустил голову, закончив свой монолог.
Внутри каждого родилась какая-то обреченность. И никто из них не представлял, каково сейчас парню, лежащему в стерильно белой палате.
– Том, только не напоминай ему о балете. – Марк вновь посмотрел на своего друга, и его взгляд стал каким-то умоляющим и просящим. – И не волнуй его. – Добавил тише. – Я не знаю, что у вас там произошло, но я бы тебя не позвал, если бы Билл не умолял. Ему плохо… без тебя. – Шатен поджал губы, и, вставая с кресла, ушел в каком-то непонятном направлении, оставляя парня одного со своими мыслями и терзаниями.
Том снял кепку с головы, кидая ее на кресло, из которого только что встал Марк. Внутри него прочно обосновалось другое чувство обреченности, нежели было раньше. Блондин тяжело дышал носом и все так же кусал свои, покрасневшие от этих действий, губы. Вместе с тем появилось чувство вины, давящее своим появлением на сознание. Хотя какая вина. Ведь ее попросту нет. Ведь нет же?
Том на негнущихся ногах поднялся с кресла и осмотрелся, не понимая, что сейчас нужно сделать, куда пойти, что сказать. Он потеряно направился к нужной палате, номер которой он узнал, приехав в больницу – к слову, приехал на такси, не смог сесть за руль машины.
Коридор со своей вереницей бесконечных дверей казался невыносимо длинным, Тому хотелось увидеть Билла, он грезил об этом все дни без него, но парень боялся. Боялся узнать, что это он виноват, ведь если бы парень был с брюнетом, то, возможно, такого не случилось. В голове пролетали мысли о том, что надо было взять трубку, когда звонил Билл. Лучше бы в голове было пусто. Блондину казалось, было бы лучше, если бы из его памяти стерлись все самые поганые моменты, тогда бы сейчас было куда намного легче.
Том облегченно выдохнул, подходя к нужной палате, но мгновенно напрягся, понимая, что это малая доля того, что предстоит сделать. А собственно, что необходимо сделать-то? Блондин замер около двери, смотря прямо в центр. Он думал о том, как обозначить свой приход, нужно ли постучать или же можно войти просто так. Парень положил ладонь на дверь, зачем-то гладя ее. Почти не дышал, прислушиваясь к тому, что происходит в палате. Но там тихо, не слышно даже шороха, кажется, что внутри никого и не было.
Волнение охватило с новой силой, ведь надо было еще как-то зайти внутрь и не побояться увидеть Билла. Страшно было представить в каком он может предстать состоянии, но ведь была сделана операция на колене, всего лишь на ноге. А разве всего лишь? Нет, это намного хуже.
Том все так же стоял у двери, за которой находился его любимый мальчик, наверняка нуждающийся в поддержке, но блондин не сможет остаться с ним. Слишком больно сделал этот Ангел. Парню казалось, что он смог увидеть истинную сущность брюнета, которую он так умело прятал. Только думать об этом больно и одновременно совестно.
Где-то была надежда, что все совсем не так, как есть, что все по-другому, менее болезненно, возможно даже, что Биллу сейчас намного хуже.
Возвращаясь к мыслям о брюнете, Том вспомнил, для чего он тут, вернее, он как раз и не понимал, для чего, но Билл объяснит, может быть, он хотел просто увидеть Тома и не более. Главное не сорваться, и казаться непричастным ни к чему.
Парень перестал гладить поверхность двери. Он поднял руки, видя, как они дрожали от волнения. Внутри все трепыхалось и тряслось, а звуки сердца гулко отдавались в ушах. Нужно было войти, но решимость отсутствовала. Она исчезла уже давно, и Том не знал, в какой момент это произошло. Возможно, с появлением черноволосого чуда с причудами, а ведь так и было. И вот, до чего все дошло: блондин даже войти в палату не мог. Он сам себя начал уговаривать, что не было ничего страшного в том, что он немного побудет со своим любимым человеком, при виде которого он наверняка растает и будет смотреть на Билла влюбленным взглядом. Том дышал так, словно готовится к прыжку с многоэтажной высотки без страховочного каната.
Секундное промедление и парень не слушающейся рукой отворил дверь в палату своего мальчика, свет которой почти слепил глаза.
Билл резко повернул голову в сторону вошедшего человека. Показалось, что в этот момент на его лице отразилось что-то вроде радости, но все было надежно скрыто за мученическим выражением лица, которое окончательно убило внутреннее состояние Тома. Он так и застыл в проходе, смотря на своего любимого, который умолял о чем-то глазами. Оказалось, что тяжелее этой картины ничего не может быть. Блондин пересилил себя, чтобы не опустить глаза в пол и не видеть ужасно бледного мальчишку, который неизвестно сколько лежал тут один, в ослепительной белизне палаты и наверняка думал. Так же как и Том несколько секунд назад, только ничего утешительного не приходило в голову.
Парень опустил глаза ниже на ноги, но быстро поднял их обратно, чтобы не было у Билла причин вспоминать, но было поздно. Лицо брюнета искривилось от болезненного спазма, и он отвернулся, чтобы вновь казаться довольным жизнью.
– Том. – Голос любимого мальчика был неестественно хриплым, обладатель имени даже вздрогнул от услышанного, но в который раз постарался взять себя в руки.
Глубоко вздохнув, блондин прошел в глубь палаты, прикрыв за собой дверь. Он старался не смотреть на ноги Билла, чтобы ничего не провоцировать, но какое-то чувство заставляло делать иначе.
Том придвинул стул, стоящий возле больничной кровати, ближе и сел на него, не спуская глаз с любимого, который так же смотрел на блондина, боясь даже моргнуть. Он до сих пор с трудом верил в то, что Том пришел и теперь вот так вот просто сидит напротив него.
Брюнет отчаянно кусал губы, позабыв даже о ноющей боли, приглушенной обезболивающими. Он чувствовал необычайный прилив счастья, просто смотря на…любимого. Да, именно так, на своего самого любимого мужчину.
– Ну, как ты?
Блондина начала пугать тишина и он не нашел ничего лучше, как задать самый болезненный вопрос. Но Билл не подал вида, что его это как-то задело. Он понимал, что и ему пора жертвовать. И если станет вопрос – чем, то он безоговорочно ответит – всем. Пусть это и преувеличение, но все же…
– Теперь намного лучше. – Парень через силу улыбнулся, показывая, что, действительно, с приходом Тома его состояние улучшилось.
Блондин начал оглядывать лицо своего маленького мальчишки, замечая, как он изменился за эти дни, и дредастый силился с тем, чтобы не подорваться со стула и не зацеловать Билла, заласкать его губами. Он разглядывал грязные тусклые волосы, разметанные по подушке; бледное лицо с темными кругами под глазами. И Том понимал, что даже таким он любит брюнета, но внутри поселилось недоверие, озлобленность и обида, не дающие потерять остатки гордости. Парень пытался смотреть на Билла холодно, даже с презрением, чтобы тот все понял. И брюнет видел это, но все равно отгонял непрошенные слезы, которых итак было слишком много. А теперь надо было держаться, нельзя показывать любимому мужчине свои слабости, хотя, самой сильной слабостью Том и являлся.
Том бегал глазами по палате, ища что-нибудь, что помогло бы задать какой-нибудь вопрос. В голове возникали только запретные темы для разговоров. Он тяжело вздохнул, вновь кидая взгляд на измученного мальчишку, который ловил каждый взор Тома.
– Когда я приду в следующий раз, то принесу тебе чего-нибудь вкусного и домашнего. Моя кухарка замечательно готовит. – Говорил блондин невпопад, не зная, что нужно сказать.
Он даже был почти уверен, что больше не навестит Билла, что это их последняя встреча. Слишком уж болезненно было видеть любимого, но предавшего тебя человека. Том бы и сейчас не сидел на стуле перед своим мальчиком, если бы не первичный испуг.
Брюнет несмело улыбнулся, рукой уже собравшись дотянуться до какой-нибудь части тела блондина, но быстро одернул себя, видя, как лицо любимого искривилось в еще большем презрении.
– Том... Томми... Я люблю тебя. – Тихо и боязливо сказал Билл, ведь бояться есть чего.
Прищурившись, Том вскинул злой взгляд, и, не сказав ни слова, поднялся со стула. Развернувшись, он направился на выход из палаты.
Блондин не представлял, как это существо могло сказать святые для него слова. Он негодовал, злясь. Но сдержался, помня напутствия Марка.
Брюнет начал паниковать, елозя на кровати, не имея возможности встать. Он начал кусать губы, чувствуя, как сердце учащает свои удары, ощущая, что его хозяин уходил.
– Том, не уходи. – Отчаянно прошептал Билл. Он чувствовал, как глаза наполнялись бессмысленной влагой. – Томми, прошу. – Брюнет не знал, какими силами можно удержать любимого, он понимал, что если сейчас упустит его, то больше никогда не увидит. – Если это из-за ног, то скоро я буду ходить, Том. Если хочешь, я буду танцевать для тебя так же, а может быть и лучше, чем раньше! – Взволнованный голос становился громче. Билл с силой вцепился в простыню под собой, пытаясь заглушить душевную боль. – Прошу. Ну, не уходи! – Одна слеза прочертила свой путь по фарфоровой коже щеки. Парень досадливо смахнул ее, и с ужасом увидел, как Том медленно открывает дверь. – Томми! Черт, ты можешь трахнуть меня, если тебе это необходимо! Прямо сейчас, но не уходи! Не оставляй меня одного! – Выкрикнул все, отчаянно надеясь, что блондин не уйдет.
Парень убрал ладонь с ручки двери и обернулся, со злобой смотря на еще более бледного Билла. Он несколько секунд просто глядел на него, взгляд вскоре стал едким, сочащимся еще большим презрением.
– Трахнуть, говоришь? – Как-то задумчиво произнес Том.
Он медленно-медленно отошел от двери, подходя к почти отчаявшемуся брюнету, который широко распахнутыми глазами доверчиво смотрел на возлюбленного.
– А это идея. – Карие глаза загорелись злым огоньком. – Давно мечтал тебя отыметь. – Хриплый голос проникал в самое сознание Билла, он закусил дрожащую нижнюю губу, смиренно ожидая действий Тома, который обходил постель, становясь напротив.
– Только не уходи. – Тихонько повторил юноша.
– Но тебе придется возбудить меня. Поработаешь ротиком. – Бесстрастно произнес блондин.
Сейчас настал тот момент, когда внутри собрались самые отвратительные чувства; когда хотелось отомстить за собственную гордость; за все то, что происходило, и то, чего не было.
Том забирался под свою длинную футболку, с трудом пытаясь расстегнуть ремень. Руки совершенно не слушались, а глаза были устремлены на испуганного мальчишку, не имеющего возможности пошевелиться.
Билл с небывалой силой вцепился в простыню, комкая ее. Даже боль в колене была не такой значимой и ощутимой. Он почти не понимал, что сейчас происходило, в голове была лишь цель – не дать уйти любимому мужчине любой ценой.
Пряжка ремня, наконец-то, поддалась. Звонко брякнув ею, Том начал расстегивать свои джинсы, с яростью вцепляясь в «собачку».
– Я люблю тебя… – Прошептал брюнет, прикрывая глаза, сдерживая волнение.
– Черт! – ноги парня мгновенно подкосились, и он упал на колени, утыкаясь лицом в лежащую тонкую ладонь на постели. – Что же я делаю!? – Болезненно простонал Том, будто бы приходя в себя и осознавая, какую глупость хотел сотворить.
– Не уходи! – Свободной рукой Билл вцепился в плечо блондина, с силой стискивая ткань толстовки. – Ты мне так нужен. – Голос сорвался на хриплый шепот. – Я тебя… люблю. – Произнося эти слова, внутри брюнета начало что-то с трепетом шевелиться.
Он и подумать не мог, что это предложение сможет вызвать столько неповторимых эмоций. Конечно, если оно сказано по-настоящему любимому человеку. И хочется говорить, говорить, говорить пресловутое «Я тебя люблю», пока есть возможность; пока шевелится язык; пока есть, кому сказать эти слова.
– Я знаю, что тебе кажется, будто я тебя предал, но это не так, дай мне все объяснить. – Брюнет говорил быстро, боясь не успеть. Он облизал искусанные и потрескавшиеся губы, сглатывая горький ком.
– Боже. – Парень приподнял лицо, затравленно смотря на своего мальчишку, видя неподдельный страх в его глазах, но не страх того, что он, Том, собирался надругаться над ним, почти недвижимым, а того, что, кажется, любимый человек уйдет.
Блондин так и глядел, замерев, на Билла.
Один решительный выпад, и брюнет притянул к себе парня, резко укладывая на свою грудь, так, что искры из глаз посыпались от неожиданной боли. Но, мужественно закусив губу, он терпел ее, сильнее обнимая Тома за плечи. Губы Билла находились аккурат около уха блондина, он шумно дышал, собираясь с мыслями, думая, как начать говорить, при этом не расслаблялся, боясь выпустить любимого из рук.
А Том, не поняв, что произошло, лишь сдавленно рыкнул, собираясь подняться, но на удивление сильные руки не собирались отпускать его, сжимая еще больше, а это значило, что придется не по своей воле выслушать абсолютно все.
Хотя блондин мог легко встать и уйти, лишь применив силу, где-то на подсознательном уровне он понимал, что хочет знать все.
– Я просто не знаю, что значит быть геем. – Тому хотелось усмехнуться на это заявление, но он лишь с удовольствием уткнулся носом в шею своего мальчика, дыша им.
– Я когда… влюбился в тебя, то не знал, каким нужно быть. Еще я запутался с этой игрой в «друзей», хотя сам отчетливо понимал, что никакие мы не друзья. – Голос Билла хрипел из-за двухдневного молчания, он с трудом подбирал слова, но говорил почти уверенно.
– Хотелось дарить тебе ласку открыто, но все время в голове возникало «друг», и я боялся, что для тебя и правда это так и есть. – Судорожный вздох больно кольнул прямо в сердце. Том не понимал, что чувствует, слушая брюнета. Вроде все казалось таким бредом, что прямо сейчас хочется встать и уйти, но тело, принадлежащее Биллу, совершенно не слушалось.
– После нашей поездки я стал увереннее в своих чувствах, да и в твоих, хотя изначально знал о них, но ты стал скрывать это. – Тело парня прошибла крупная дрожь, его руки гладили мускулистую спину, иногда прижимая к себе сильнее, будто бы чувствуя, что блондин собирался подняться.
– А то утро. Я понял, что ты обиделся на меня. Я ведь слышал, как ты признался мне в любви, но от чего-то испугался, заволновался и повел себя не так, как представлял это в своих мыслях. Я ведь иногда думал о том, как скажу на твое признание ответное, это было так красиво, только реальность на самом деле оказывается очень гадкой. – Том с удивлением узнал в словах любимого свои, он даже раскрыл рот, пытаясь сказать что-то, но не вышло. Тело устало от такого неудобного положения, и хотелось поменять его, но при каждой попытке Билл сильнее прижимал его к себе. Парень старался не сильно давить на хрупкого юношу, в голове сразу же всплывало его болезненно белое лицо.
– А потом я хотел извиниться и пригласил в клуб. – Блондин напрягся, вспоминая, что тогда произошло, и с новой силой появилось желание каким-то образом надавить на самое больное место любимого мальчишки.
– Я ведь тогда так надрался только из-за страха. Все думал, как признаться тебе в любви, даже репетировал, а потом просто напился. И само как-то получилось, а ты ушел. – Голос брюнета дрогнул. – Тебя не было почти час. – Хоть Билл и не видел Тома, но он чувствовал, как тот удивлен. И действительно, парень пытался анализировать что-то, не веря, что он пробыл в туалете так долго.
– И я подумал, что ты отверг меня. Сделал то, чего я больше всего боялся. Я, потерянный, ждал тебя, но потом совсем отчаялся. – Юноша проклинал чертову дрожь тела, он пытался совладать с собой, но и обезболивающие почти перестали действовать, боль в колене от этого стала чувствительнее. И уже тяжело было держать на себе маску сильного человека.
– Стало так плохо, а Андреа… – На имени девушки Билл почувствовал, как тело на нем напряглось. – …Она стала расспрашивать меня, что произошло, успокаивать. Честно, мне было очень противно. Мы ведь с ней так и не разговаривали больше с того дня. – Упоминание о том дне заставило сердце обоих болезненно сжаться. – А участливый вид заставил все вспомнить, и мне захотелось ей отомстить что ли. Хотелось, чтобы она почувствовала себя использованной, но я с ней не спал бы. Целуя ее, я понял, что меня совершенно не заводит это поцелуй, я ничего не чувствовал, вспоминал о тебе. И мне было вдвойне плохо. С одной стороны я вроде как изменял тебе, а с другой… ты ведь не принял мою любовь. – Том чувствовал горячее дыхание, щекочущее ухо, от этого он немного зажался.
