Текст книги "Всё в дыму...(СИ)"
Автор книги: Runa Aruna
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Не то чтобы Ди не изыскивал способы вернуть своему существованию какой-то смысл, нет. Когда перестало от боли перехватывать дыхание, разжалась наконец гортань, иссякли слезы, вернулась чувствительность в тело, он принялся штудировать книги – сначала бумажные, затем электронные. Но ни домашняя библиотека, ни куцее краймское Буратино не помогли, не объяснили Ди, что с собой делать.
Он даже пролистал все, что нашел, по человеческой психологии, перепробовал каждую более-менее логичную технику, мысленно прожил заново детство, пытаясь возродить в себе хоть что-то положительное, пока не сообразил, что часами прокручивает в голове давние разговоры о той самой сказочной картине. Обозвав себя дураком, Ди забросил книги, тесты и упражнения, завесил окна тяжелыми зимними шторами, вывернул все лампочки, привел в дом семь личностей донны Лючии и принялся нарезать круги по городу.
Пока не встретил охотника. Оказалось, они на самом деле бывают. И по крайней мере один из них – не скрывает своего занятия.
Ди ни на минуту не допускал, что Стерх решил подружиться с ним просто так, за его красивые глаза, – вернее, за его принадлежность к греям. Когда тот исчез, Ди должен бы был почувствовать облегчение, однако довольно скоро понял, что скучает – причем не столько по Стерху, сколько по ощущению безмятежности, которым сопровождались их последние встречи. Рядом со Стерхом Ди забывал о своей потере, холодный ком, давящий на грудь изнутри, заставляющий сердце неметь, временно исчезал, каменеющие плечи расслаблялись, а губы снова делались легкими и растягивались в настоящей улыбке.
Он продержался до середины зимы, а потом отправился к югу от центра.
**6**
Вечерний авианалет застал Ди посреди брошенной автостоянки: он менял передние колеса. Да, сразу оба: какой-то твари зачем-то понадобилось расстилать по асфальту обработанные дубильными веществами шкурки ежей. С дороги пришлось съехать еще засветло: сплошь изрытая воронками, она годилась разве что для опытных мотоциклистов. Вроде Стерха. Которого, понятное дело, найти в этих трущобах оказалось гиблым делом.
Ди уже пожалел о своей затее. Будь он умнее, не поддался бы внезапному порыву, научился бы не совершать необдуманных поступков, не застрял бы сейчас неизвестно где в компании домкрата и баллонных ключей. Хорошо, что папа приучил его всегда возить с собой запасную четверку.
Поплотнее завернув вокруг автомобиля тень, Ди спешно крутил колесные болты. Тротуар содрогался от взрывов. Странно: для чего бомбить давно разрушенные кварталы? И еще страннее: за все время своего блуждания среди руин Ди не заметил ни единого человека. Куда делись люди, которых он видел здесь в прошлый раз?
Конечно, ему не удалось отыскать развалины дома Стерха. И, конечно, кто бы сомневался: при его сегодняшней удаче Ди оказался чуть ли не в центре ковровой бомбардировки.
Усталый и грязный, он покончил с последним болтом и взялся ослаблять домкрат, когда свист очередной авиабомбы раздался так близко, что заложило уши. Земля подпрыгнула, домкрат вывалился из-под машины сам собой, и последнее, что почувствовал Ди, цепляясь за отключающееся сознание: пыль, свежая горячая бетонная пыль, ударившая в не успевшие сузиться ноздри.
А когда очнулся – пришлось сужать зрение: только что открывшиеся глаза обжег острый свет диодного фонарика.
– Готово, – раздался чей-то тихий голос. Щеки саднили – то ли от попавшего в царапины пота, то ли от ударов, которыми Ди приводили в чувство.
– Жив? – Стерх склонился над ним, хмуря черные брови. Отросшая челка падала на круглое, перемазанное пылью лицо, в расширенных зрачках отражались точечки света.
Ди кивнул и зашевелился, проверяя величину нанесенного телу ущерба.
– Ничего не сломано, – сообщил угадавший его движения Стерх. – Так, покоцало малость. Встать сумеешь?
И протянул руку.
**7**
– Ну? И какого ляда тебя сюда принесло? Расписание налетов забыл?
– Колеса, – прохрипел Ди и натужно закашлялся, пытаясь выплюнуть забившую легкие пыль. – Там ежи.
– Ты на машине? – уточнил Стерх, и Ди снова кивнул, пораженный, что можно подумать иначе. Как бы он добрался до этих трущоб – пешком?
Стерх отошел в сторону, из мрака донеслись негромкие голоса. Переговаривалось трое, и Ди мог бы поклясться, что один из собеседников – ребенок. Он уже понял, что находится под землей: сверху доносились гулкие взрывы, по стене, к которой его прислонили, усадив на какой-то дощатый ящик, шла вибрация – но слабая, а замусоренный пол на ощупь казался… мраморным?
В темноте Ди видел плохо, раза в три хуже, чем на солнце, однако знал, что людям еще сложнее: если нет источника хоть какого-нибудь света, их глаза совсем отключаются. Эта компания обходилась диодными налобниками. Ди насчитал пять человек – вместе со Стерхом. Отчего-то тот был без фонарика и чересчур легко одет для зимнего времени – в футболку с длинными рукавами.
– На. – Вернувшийся Стерх сунул Ди небольшую бутылку с водой. На этикетке коротко блеснули красно-синие ЗАДовские звезды. Однако на вкус вода оказалась не гуманитарной – “чистой, из лучших американских скважин!” – а местной, водопроводной, с отчетливым привкусом аммиака. – Ну, извини, – фыркнул Стерх, заметив его гримасу. – Мы тебя не ждали. Как ты в наших краях-то оказался?
– Заблудился, – ответил Ди. Не станет он признаваться, что искал этого придурка. Они не виделись почти полтора месяца, и теперь Ди злился на себя за эту наивную и глупую выходку. С чего он решил, что каратарин будет рад его видеть?
– Повезло тебе. – Стерх вроде бы поверил. – В смысле, повезло, что мы тебя нашли.
– Это бомбоубежище?
– Подземка.
Про подземку Ди слышал: ее окончательно закрыли еще до обрушения Моста Свободы. Ди, наверное, первый из греев, кто спустился в метро, пусть и в бессознательном состоянии.
Еле слышно озвучивая свою мысль, он улыбнулся. Обеспокоенный Стерх приложил палец к губам и снова наклонился, всматриваясь. Махнул рукой в сторону, ему передали связку ключей, на которой болтался брелок в виде фонарика-карандаша.
– Никому не говори о себе. Следи за моим пальцем. – Он посветил Ди сначала в левый глаз, потом в правый. Ди послушно следовал взглядом за его медленно движущимся туда-сюда мизинцем. – Нормально. Голова не болит?
– Нет, кажется.
– А ты вообще… ну… – Стерх понизил голос, почти зашептал.
– Что?
– …насколько отличаешься?
– Не сильно, – состорожничал Ди. Кто его знает, что он там вычитал в своих книжках. В них про греев понаписана куча всяческой ерунды. Например, что они прилетели из космоса (вариант: пришли из параллельного мира), чтобы захватить Землю, поработить людей, овладеть природными ресурсами, и все такое прочее. Или вот: греи всеядны, но предпочитают человеческую кровь и мясо. И особенно любят девственниц и младенцев.
Папа рассказывал Ди о периодических вспышках ксенофобии, поражающих человечество каждую пару-тройку поколений – когда начинал забываться предыдущий опыт. Если бы не умение адаптироваться в любой, даже самой враждебной, среде, много ли греев выжило бы? Интересно, что думает о якобы коварных замыслах пришельцев Стерх? В конце концов, идея выявить и загнать остатки греев в Резервации исходила именно от ученых. Вдруг кто-то из его предков лично приложил к этому руку?
Ди потряс головой, выбрасывая неуместные мысли. Она отозвалась коротким звоном в ушах и слабой болью в затылке. Ничего критичного. Руки-ноги тоже целы, а синяки и ссадины – за сутки заживут.
Тем временем Стерх вывел откуда-то из темноты четверых: трех парней и невысокую девушку. Это ее голос Ди принял за детский.
– Дориан.
И все, больше ни единого слова. Что, похоже, никого не смутило.
– Привет, я Элли, а это мой брат Тотошка.
– Меня зовут Антон, – сказал брат Тотошка. – А она – Лилька.
– Они реально брат и сестра, – пояснил Стерх, – поэтому все время спорят. Не обращай внимания.
Брату и сестре на вид было около двадцати, но Ди чувствовал, что они старше – просто недокормлены, что ли… Темно-русые пряди слиплись сосульками и криво обстрижены. У девушки – тычутся кончиками в обтянутые грязным бежевым свитером костлявые плечи, у парня – зачесаны набок в подобие косой челки и закрывают глаза.
У обоих – на запястья беспорядочно наверчены разномастные браслеты и бусы, на тощих шеях – засаленные шнурки, на которых наверняка что-нибудь болтается, а сейчас спрятано под одеждой. Ногти обгрызены под корень. Одинаковые бесформенные штаны с множеством карманов. Ноги всунуты в потерявшие всякий вид зимние кроссовки с фосфоресцирующими пластиковыми шнурами вместо липучек или шнурков… Кстати, на Стерхе такие же… В школе, где учился, а теперь и работал Ди, настолько неухоженные экземпляры не встречались.
– Ладно, – сказала Элли. – Можешь иногда называть меня Лиля. Раз ты друг Стерха, то тебе можно.
Тотошка-Антон промолчал. Переступил с ноги на ногу, тряхнул головой, откидывая челку, и попытался сдуть упавшие обратно на нос волосы.
Двое других выглядели более опрятно и по возрасту, скорее, приближались к Стерху.
– А я Лев. – Худощавый парнишка при маленьких очках, конопатый и с гривой рыжих кудрей, оказался единственным, кто пожелал протянуть Ди руку. Но был остановлен взглядом Стерха.
Приземистый тип в коричневом анораке с необычайно глубоким капюшоном, державшийся за спинами остальных, что-то буркнул и уставился на свои кеды. Прежде чем он убрал руки в карман на животе, Ди разглядел очень смуглую кожу.
– Это Чуча, – снова Стерх.
– Вообще-то, он Хесус, – ввернула Элли. – Но мы зовем его Чуча, потому что Чучело.
– Ни фига! – возмутился Тотошка. – Он Чуча, потому что всех Хесусов так называют.
– Хесус – Чучо, а он – Чуча, – не сдавалась сестра. – Потому что Чучело! Сам на него посмотри и все поймешь.
– Заткнитесь, – вмешался Лев.
Ди бросил взгляд на Стерха: тот равнодушно смотрел в стену – видимо, пережидая. Чуча отошел в сторону и опустился на кучу какого-то тряпья. Он так и не поднял голову, ни разу не посмотрел Ди в лицо. Зато остальные изучали его с неприкрытым любопытством.
– Где ты живешь? – поинтересовалась Элли. – Я тебя раньше не видела.
– Он живет не здесь, – ответил за Ди Стерх. И добавил, прислушиваясь: – Сирена.
Сирена знаменовала собой окончание авианалета. Но если утром, когда вместо фугасов с неба сыпались ЗАДовские ящики с гуманитарной помощью, она действительно означала прекращение бомбежки, по вечерам это был всего лишь хитрый ход воюющих сторон: как только в небе таял последний американский бомбардировщик, появлялись аравийские. Их налет длился всего десять минут, однако доставлял островитянам немало хлопот: США до сих пор не разделались с утилизацией старых боеприпасов, поэтому в зажигалках попадались урановые сердечники.
Ушлые протонигерийцы когда-то впарили Соединенным Штатам Аравии пару крупных партий списанных снарядов, вручную обогащенных обедненным ураном, – достаточно, чтобы за несколько налетов превратить весь Крайм в сказочное ОЗМ – Очень Зараженное Место.
Так бы и случилось, если бы тогдашний премьер-эмир не распорядился немедленно закрасить охваченных желтым пламенем человечков, маркирующих наличие урана, – дабы не оскорблять чувства верующих, коим не разрешалось изображать живых существ.
Оставь премьер-эмир горящих человечков в покое – история пошла бы иным путем. Но в боесокровищницах протонигерийские товары смешались с другими зажигательными бомбами, и теперь их не смог бы разделить даже сам Тот-в-кого-верят.
По указу Прокуратора Наталко зажигалки полагалось закапывать в песок и сдавать военным, которые увозили их куда-то – Ди слышал, что на берег, к развалинам Моста Свободы, – где заливали бетоном. А может, попросту сваливали в море: людям привычней отравлять землю, на которой живут. Их страсть к саморазрушению завораживала…
– Так что? – прервал Стерх размышления Ди.
Оказывается, все снова разошлись, и они остались вдвоем.
– Извини, задумался.
– Я понял. – Стерх усмехнулся. – Говорю, пойдешь с нами? А завтра отыщем твою машину. И откопаем, если что. И починим.
– Да! – выпалил Ди вместо “Куда?”, и сам не смог бы объяснить, куда делась его хваленая осторожность.
– Значит, смотри. – Стерх присел на корточки и, оказавшись ниже Ди, который снова устроился на своем ящике, запрокинул к нему голову. Зрачки его были расширены почти во всю радужку, отчего глаза казались не по-человечески черными. – Фонаря лишнего нет, поэтому держись возле меня. Вперед не выходи и вообще – никуда не лезь.
Ди покивал и все же решился спросить:
– А куда мы идем?
– Наверх. Но сначала обход сделаем, маленький, по станции. У тебя есть что?
Ди смотрел непонимающе. В школе старшеклассники таким образом стреляли друг у дружки запрещенные самокрутки.
– Ну, оружие есть какое-нибудь?
Помотал головой.
– А в машине? Бита хотя бы? Монтировка?
Помотал снова.
– Ты даешь. Ладно. – Стерх поднялся на ноги. – Тогда тем более держись рядом. Пить будешь?
Вдоволь наглотавшись отдающей аммиаком воды, Ди кое-как отряхнулся и умылся. Гуманитарные бутылки наполняли здесь же: из прохудившихся труб, заткнутых кусками полиэтилена и тряпками, охотно капало и даже бежало ручейками.
– Держи, – Стерх сунул ему во влажные ладони перевязанные ленточкой фломастеры. – В карман положишь. Нагрудный есть?
Ди, как всегда, щеголял вытертыми добела голубыми джинсами и мешковатой рубашкой из плотного светло-серого денима – другой одежды он не признавал. Нагрудных карманов имелось целых два. Куртка, похоже, так и осталась валяться на капоте, куда он сбросил ее, меняя колеса. Да и хрен с ней, дома по шкафам висел еще десяток точно таких же: греи чрезвычайно консервативны в одежде и, раз выбрав набор предметов, по возможности следуют ему всю жизнь.
Вопреки ожиданиям Ди, Стерх замыкал шествие, а первыми по заброшенной платформе двинулись Элли с Тотошкой. Под ногами хрустели какие-то стекла. Ди нагнулся, пытаясь рассмотреть.
– Люстры били, – объяснил Стерх. – Здесь раньше было электричество.
– Специально разбили? – удивился Ди. – Зачем?
Ему вот и в голову не пришло просто-напросто перебить люстры и светильники в своем доме. Вместо этого он провел несколько часов, выкручивая лампочки вручную и почти вслепую: тщательно прикрывая глаза, чтобы не видеть родительские вещи, родительские портреты на стенах, родительскую кровать.
– Художники. – В голосе Стерха отчетливо звучало презрение. – Им не нужен свет.
“Мне теперь тоже”, – подумал Ди. И решился спросить:
– Какие они?
– Кто? Художники?
– Да. Я читал старые хроники, довоенные. В том числе бумажные.
Он не просто читал – он видел настоящие картины. Да что там видел – в подвале дома Ди хранились целые коллекции антикварных полотен, вставленных в деревянные и пластиковые рамы. Тетя Джулия и дядя Юури, кстати, перед эвакуацией свезли свои картины в его подвал. Ди заглянул в один из ящиков: те же рамы, те же холсты, зачем-то пересыпанные старой стружкой. Надо бы съездить к их дому, проверить, как там и что… Заодно подпитать тень – она наверняка ослабла…
– В них все неправда, одни псаки, – убежденно говорил между тем Стерх. – Ты же сам учитель, знаешь, как в учебниках переписывают прошлое. Художники с самого начала были вне закона, просто им послабления делали.
Ди знает. А еще он знает, что Стерху промыли мозги, и пока не видит смысла раскрывать ему глаза. Пусть верит, что художники всегда размалевывали стены и никогда не касались грунтованной поверхности доски или холста кистями из животного волоса. Тем более что нынешних лишь стены и интересуют.
– Что вы с ними делаете?
– Тебе не понравится, – покосился на него Стерх.
Откуда-то повеяло свежим воздухом – выход недалеко.
Сказать по правде, Ди мог бы и не задавать вопросов о судьбе художников. В школе постоянно бубнило орадио – а в учительской даже не приглушалось. И он действительно изучал старые хроники: охоту на художников объявили в самом начале войны, когда один из первых же авианалетов положил конец Музею современного изобразительного искусства.
Его плоская крыша была украшена идеально прочерченными светящимися кругами семи известных цветов и обсажена карликовыми голубыми елями – инсталляция знаменитого в те времена художника С.Никакиса. По словам автора, гигантская мишень должна была обозначать готовность землян принять в дружеские объятия новые расы, а невысокие пирамидообразные деревья с сизыми иголками по кончикам ветвей – толерантность и одновременную решимость противостоять любой агрессии. Верхушки елей гнулись под тяжестью человекообразных фигурок разного толка – но непременно растопыривших руки-ноги и густо облепленных мелкими осколками битых зеркал.
Стряхнуть весь груз бетонобоек именно в этот вызывающе зазывающий предмет искусства, сверкающий в ночи всеми красками радуги, отказался бы только ленивый. А первые летчики ЗАД и США к тому же горели энтузиазмом отомстить за поруганную честь: маленькие, но, как полагается, гордые островитяне в самых нелицеприятных выражениях не пожелали присоединиться ни к американской демократии, ни к аравийской соединенноштатии, а высказали твердое намерение вступить в ряды Несогласных.
“Уж вступили так вступили”, – прокомментировал тогда папа. И мама, пряча от Ди глаза, предложила временно перебраться на Большую землю. Однако к этому времени ведущий туда Мост Свободы уже оккупировали Прыгуны. Их главный проповедник Финн Жюст вовсю торговал утяжелителями в виде деревянных солдатиков со свирепыми лицами и набитыми свинцом ранцами и животами.
Родители съездили посмотреть на действо и вернулись, уверенные в том, что Мост, по которому ритмично скачут возбужденные проповедями толпы местных жителей, отягощенных свинцовыми слитками и не особо – интеллектом, долго не протянет.
По дороге домой они навестили кварталы Несогласных с Несогласными, прикупив, в частности, кипу футболок с перечеркнутым изображением Жюста и надписью: “Мы не скачем!”. Футболки эти осторожные Греи носили исключительно в кругу семьи…
Ну вот, снова. О чем бы Ди ни думал, мысли его неизменно устремлялись к родителям. А о художниках он в этот раз додумать не успел: Стерх внезапно остановился, больно хватанув Ди за расслабленное предплечье. Остановились все. И замерли, вслушиваясь. А Ди еще и увидел: из тоннеля, в пасти которого исчезали ржавеющие рельсы, крадучись выходили люди.
– Кого я ви-ижу! – протянул высокий парень, одним прыжком вскочивший на платформу. Свет небольшого фонарика лизнул Стерха по подставленной щеке.
На всякий случай Ди отвернулся, но взглядом успел поймать и веселую гримасу на заросшем многодневной щетиной лице, и клочья пыли в длинных спутанных дредах, и исцарапанный кадык, и высокие солдатские ботинки под грязными обмотками. И оружие. Здоровенный длинноствольный пистолет в обтянутой кожаной перчаткой кисти. У перчатки обрезаны пальцы. А другая рука – обнажена.
– Чего надо?
Ди ни разу не слышал в голосе Стерха такого холода и не чувствовал исходящей от него волны такой напряженности. Это вам не школьные разборки старшеклассников на заднем дворе.
– У вас пополнение?
Луч фонаря уперся Ди в нагрудный карман, из которого торчал пучок фломастеров.
– Чего надо? – повторил Стерх и тихо выматерился.
Ди заметил, что Элли с Тотошкой держатся за руки, Чуча, утопая поглубже в капюшоне коричневого анорака, настороженно свел плечи, а рыжий Лев покраснел и кусает губы, то и дело поправляя очки. Незнакомец не стал подходить ближе, остановился на безопасном расстоянии. Вышедшие же из тоннеля люди молча застыли на рельсах.
– Познакомишь? – И кривая улыбка.
– Нет.
– Что так? – И кончиком ствола почесал подбородок.
– Иди куда шел. – Стерх шевельнулся. Его собеседник тут же сделал пару шагов в сторону, оказавшись теперь между охотниками и широкой лестницей с колоннами, ведущей, как догадался Ди, к выходу на поверхность. Ему чудилось, что на верхних ступенях немного светлее. Может быть, снаружи взошла луна. Может быть, нужно вмешаться. В конце концов, Стерх ему не хозяин, и вообще – Ди взрослый человек, он в десять раз его старше и сам за себя отвечает.
– Я Дориан. – Быстро обойдя не успевшего даже дернуться Стерха, Ди протянул руку.
– Федор. – Фонарик перекочевал под мышку, ладонь Ди крепко сжали прохладные влажные пальцы. Встряхнув, отпустили. Ди подавил в себе острое желание вытереть руку о джинсы. Темный воздух как будто сгущался и одновременно раскалялся все больше с каждой секундой. И этот Федор был так же готов к действиям, как и Стерх. Если они вцепятся друг другу в глотки, от охотников и мокрого места не останется: Ди насчитал на рельсах не менее двух десятков человек.
– Вы охотник? – вежливо поинтересовался он. Его голос взрезал неестественно сомкнувшуюся тишину.
– Бывший, – подсказал сзади Стерх. – Да, Убейконь?
У Федора дернулся кадык. Ди поспешно спросил:
– Вы не знаете, сколько времени? Налет, похоже, кончился. Вы тоже наверх?
– Не. – Убейконь нарочито медленно обежал Ди фонариком. – Мы мимо шли. А ты непохож на этих, – мотнул головой в сторону Стерха. – Как тебя к ним прибило-то?
– Мы просто друзья.
– А это? – Федор ткнул фонариком во фломастеры.
– А это мое, – подал голос Стерх.
Мрак на верхней части лестницы определенно рассеивался. И оттуда сквозило свежим воздухом. Ди вздохнул. Неожиданный поворот в разговоре – вот что было нужно, чтобы разрядить обстановку. Люди все-таки не меняются.
– Федор, скажите…
– На ты.
– Что? – не понял Ди.
– Не выкай мне.
– Конечно. Это “ХаиМ”?
– Ага… – Брови его собеседника удивленно поползли вверх. – Рубишь в оружии?
– Немного.
– “ХаиМ”. – Убейконь поднес руку с пистолетом к лицу Ди, осветил фонариком. – “Три семерки”.
– Хорош… – Ди с нарочитым любопытством осматривал оружие. – Можно? – Кончиком пальца провел по стволу. В отцовских коллекциях он уже видел “ХаиМы” – правда, других калибров. А между тем, именно 7,77, “три семерки”, знатоки считали лучшим из всех пистолетов модели “Хохлов-энд-Москальофф”. Папа говорил, что по праву считали, хоть и старье несусветное…
Федор улыбался. Стерх видимо расслабился, хотя все еще не спускал с них глаз. На рельсах зашаркали, зашевелились. Брат с сестрой расцепили руки. Элли не отводила от Федора странно блестящего взгляда.
– Вы не бываете наверху? Мне бы хотелось посмотреть при свете…
– Нет. – Улыбка погасла, фонарик потух, пистолет опустился дулом в пол. – Но мы свидимся. Покедова, Дориан. – И короткий смешок.
С каждым словом Убейконь отступал в темноту. А еще Ди видел, как втягивается в тоннель приведенная им толпа – такая же сплоченная, выдрессированная, послушная, как и маленькая группа Стерха. Чем они все тут занимаются?
– Идем, – Стерх подтолкнул Ди в спину.
Зимняя луна изламывала тени полуразрушенных строений. В этой части города не осталось никого, ушли даже рыжие крысы: нечем поживиться. Так сообщил Ди Стерх, когда, бросив остальным “Домой!”, повел его прочь.
– Что это была за станция? – спросил Ди спустя некоторое время. Стерх, сосредоточенно глядящий под ноги, на развороченный бомбежками асфальт, ответил не сразу.
– “Серебряные струи”. – И, помолчав минут десять, задал ожидаемый вопрос: – А что это было за представление?
– Твоего друга нужно было отвлечь.
– Он мне не друг, – сердито перебил Стерх.
– Ну, бывшего друга, – поправился Ди покладисто. – Он бы выстрелил, нет?
Стерх фыркнул и поддал ногой некрупный камушек. Ди поморщился от гулкого хлопка, с которым тот ударился о какую-то гнутую железяку. Словно выстрел с глушителем.
– А у тебя есть пистолет, Стерх?
– Есть, “Глюк”, – буркнул тот. – Но охотники не используют огнестрел. От звука выстрела обвалы бывают.
– А они кто, не охотники?
– Он же тебе ответил.
– Я должен был ему поверить?
Стерх снова фыркнул, но уже по-другому – веселее, что ли. И веселость эта показалась Ди бесшабашной и злой. Он вынул из нагрудного кармана фломастеры и протянул Стерху.
– Оставь себе, – отмахнулся тот.
– Зачем? Я не охотник. И они твои.
– Оставь, – повторил Стерх. – Пригодятся.
Потом они, чертыхаясь и отплевываясь от пыли, откапывали из завалов “Ягуар”. Тень разлетелась, и примятый капот беспомощно белел из-под обломков плит, по счастью сложившихся над машиной “домиком”. Двигатель отозвался сразу, сыто и узнаваемо урча, благодаря за спасение. Ди не удержался, ласково огладил рулевое колесо исцарапанными до крови пальцами. Покосившийся на него Стерх ничего не сказал.
– Куда тебя отвезти?
– А, – Стерх неопределенно повел рукой. – Высади в центре. Ты же мимо ЦЦ?
– Я могу отвезти тебя до дома, – зачем-то предложил Ди. – Это ближе.
– Доберусь.
– А патруль?
– А сам-то как? – быстро парировал Стерх. – В сумраке поедешь?
– В тени, – автоматически поправил Ди и тут же мысленно проклял себя. Вот к чему приводит излишняя мягкость! Он снял руки с руля, повернулся к Стерху, напрягшись. Тот сидел, откинувшись затылком на подголовник и расслабленно прикрыв глаза. Губы растягивались в полуулыбке.
– Я так и знал, что ты умеешь пользоваться сумраком… тенью. Иначе бы еще раньше тебя приметил…
И Ди впервые в жизни подумал об уничтожении обычного человека. Не для еды – а чтобы убрать его из действительности. Стереть произошедшее. Исправить.
– Что? – спросил Стерх, не открывая глаз. – Хочешь меня убить, небось? Дориан, я твой друг. И никому не скажу, ты же знаешь.
Он резко распахнул веки и повернул к Ди голову. С минуту они мерялись взглядами, а затем Стерх опустил короткие черные ресницы и поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее.
– Я не собираюсь тебя выдавать, поверь. Мне просто интересно: как тебе удалось остаться в городе? Греев эвакуировали еще в начале войны.
– Не всех.
– Ну, не всех. Но потом-то и остальные уехали. Как ты остался? Зачем? Почему не уехал, а? И в твоей школе…
– Никто не знает, – перебил Ди. – Вообще никто не знает. И если ты…
– Могила. – Стерх по-детски приложил палец к губам. Он снова сидел вполоборота, бросая на собеседника испытующие взгляды. Словно опасаясь непредвиденной реакции. “Правильно, – подумал Ди. – Он же читал про греев”.
– Так куда? – снова спросил Ди, как только удалось вырулить на более-менее сохранившийся отрезок дороги.
– Высади у ЦЦ, – упрямо ответил Стерх.
И Ди ничего не оставалось, кроме как, выезжая из разрушенных южных кварталов, накинуть на машину тень. Он немного тревожился: неизвестно, что будет со Стерхом, вот так внезапно, без предупреждения, без подготовки, оказавшимся в тени. Но тот с любопытством крутился в немного потемневшем салоне “Ягуара”, вертел круглой головой, щурился на утратившие резкость очертания.
– Это всегда так? – И с изумлением потрогал свой рот.
Ди знал, что он чувствует. Человеку, должно быть, трудно ощущать собственный голос осязаемым и гулким, одновременно наполнившимся тяжестью и плавной формой, звучащим будто из-под воды, зажатой в узкую бочку, которая появилась прямо под грудиной.
– Не бойся, – попытался он утешить Стерха. И получил в ответ сердитый взгляд. Стерх считал, что не боится. Вот и хорошо. Тем более что на бояться времени выделилось немного: очень скоро над плоскими крышами замаячили покрытые жестяными заплатами купола Центральной Церкви.
**8**
Герр Линденманн, полночи ждавший хозяина в темном доме, крадучись палил на кухне свечу и плел очередную корзину. В печи скучал пустой чугунок, он тоже ждал – раннего утра, когда герр Линденманн сможет отправиться на охоту. Воскресная личность донны Лючии не умела обращаться с огнестрельным оружием и потому обходилась рогаткой.
Заслышав тяжелый шорох шин по насыпанному перед гаражами мелкому гравию, герр Линденманн быстро затушил свечу, пихнул самодельный подсвечник за холодную печь и, привычно ощупывая стены, поспешил к выходу.
Ди, наткнувшийся на донну Лючию в дверях, не сразу вспомнил, какой сегодня день, и, лишь увидев знакомые пучки лыка в ее обнаженных по локоть руках, сообразил, с кем имеет дело. И нахмурился.
– Почему вы не спите?
Герр Линденманн потупил голову.
– Вы работали в темноте?
Герр Линденманн покаянно вздохнул.
– Ужин есть?
Обрадованно закивав, воскресная личность донны Лючии двинулась обратно в сторону кухни. Там, на столе, накрытые белой льняной салфеткой лежали подсохшие бутерброды Фрумы-Дворы. Судя по расправленным салфеточным углам, герр Линденманн, полюбопытствовав, оставил все как есть. Не его дело выяснять, почему на обычно стерильной кухне оказалась эта странная, несомненно вредная для здоровья еда.
Только сейчас Ди понял, насколько устал и проголодался. Наспех сполоснувшись в душе, он обмотал вокруг бедер длинное полотенце и, роняя с волос крупные частые капли, уселся прямо за кухонный стол. Если герр Линденманн и был шокирован столь неформальным поведением, он счел нужным воздержаться от демонстрации своих чувств. Поглощая бутерброды, Ди специально поглядывал на его невозмутимое лицо. Как всегда – никаких эмоций. Лыко сброшено в недоплетенную корзину и выставлено за дверь.
А в круглые окна уже проникали первые лучи рассвета. Подавая Ди кувшин с синтетическим молоком, герр Линденманн кашлянул.
– Что? – спросил Ди между глотками. – Охота?
Воскресная личность донны Лючии застенчиво повела плечом. Ди не видел ничего приятного или интересного в утренних прятках в камышах и осоке. Однако же герр Линденманн исправно таскался в западную часть леса, к пруду, на котором водились, похоже, что последние утки на острове.
Когда-то, еще до отделения Крайма от Большой земли, эти птицы считались перелетными. Однако сразу после Великой Перекопской революции и уток, и производимое из них сало объявили национальным достоянием. Границы закрыли одновременно с началом Перекопа. Какое-то время неразумные птицы пытались, как прежде, сезонно перелетать с места на место, невзирая на политическую обстановку в стране, но электронно-лучевые пушки дальнего действия положили этому решительный конец.
Разогнав электроны в МАКе – Малом адронном коллайдере, так кстати построенном на территории Крайма последним объединенным усилием ЗАД и США, представители новой власти собрали их в пучки и при помощи пушек сфокусировали в определенные конфигурации.
Внешние очертания пучков электронов, сконфигурированных пушками, живо напоминали хищных птиц, так что поднявшиеся было в воздух утиные стаи, увидав летящих им навстречу соколов и беркутов, стремительно разворачивались обратно.
Впрочем, гигантские кинескопы быстро пришли в негодность: перепуганные насмерть утки гадили прямо в воздухе со скоростью, практически равной скорости разогнанных в коллайдере электронов.
Птицы перестали рваться на волю, осели на краймских прудах и озерах. И были быстро перебиты местными жителями. Теперь утки считались чуть ли не вымершими, утиное сало – редким деликатесом, и только Дориан Грей и Зеленые Человечки знали, сколь многочисленна поселившаяся в Резервации стая. И с недавнего времени – воскресная личность донны Лючии.