Текст книги "Забытая мелодия любви (ЛП)"

Автор книги: Рэдклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 8

Одной рукой Хэлен открыла дверь в музыкальную комнату Грэм, в другой она держала поднос с завтраком. Было пять утра, и небо за окном открытой террасы только начинало светлеть. Было первое июня, и хотя рано утром все еще было прохладно, Грэм начала завтракать на воздухе на каменном патио. Она сидела в углу балкона, как всегда, лицом к морю. Как только Хэлен увидела ее, она остановилась в изумлении.

"Грэм?" – позвала она удивленно.

Грэм обернулась, ее взгляд был отстраненным. "Да? Что?"

Хэлен быстро собралась. – "Я… Это… Ты выглядишь очень мило".

Грэм наклонила голову, нахмурившись. Она не поняла, о чем говорила Хэлен.

"Я выгляжу… А, джинсы! Ты заметила пополнение моего гардероба. Кажется, я к ним еще не привыкла".

"Где ты их взяла?"

"Анна решила, что моя одежда не подходит", – ответила Грэм.

"Анна купила эту одежду?" – удивленно воскликнула Хэлен. Она не могла припомнить, чтобы кто-то отваживался покупать Грэм одежду, она была слишком особенной. Ее удивило не только то, что Анне хватило на это смелости, а и то, что Грэм уверенно приняла этот поступок.

"Тебе нравится?" – поинтересовалась ее мнением Грэм.

Хэлен удивленно ее разглядывала. У нее были широкие плечи, узкие бедра и сильная спина. Белая хлопковая футболка подчеркивала мышцы на ее груди и руках. Узкие джинсы очерчивали ее худобу и рост, делая ее очень грациозной. Она выглядела на десять лет моложе, сильной и гибкой. Сколько Хэлен ее знала, внешний вид Грэм всегда был изысканным, благородным и очень элегантным. Ей была присуща некая естественная андрогинность, которая гармонировала с ее творческой личностью. Грэм как личность была лишь на втором месте после Грэм музыканта. На сцене ее пол не имел значения. Впервые Хэлен увидела в Грэм сексуальную женщину. Это была ошеломляющая, но в то же время – удивительно приятная перемена.

"Выглядишь вполне прилично", – умудрилась сказать Хэлен тоном, не выдавшим ее изумления. Она боялась, что излишний энтузиазм смутит Грэм. Она знала, что ей тяжело не знать, как она выглядит. Грэм отстраненно кивнула, вспоминая реакцию Анны, когда она увидела ее после переодевания. Анна так долго молчала, что Грэм начала думать, что забыла застегнуть пуговицу в деликатном месте.

"Ну?" – спросила Грэм с нотками нетерпения. – "Мне идет, или стоит позвонить Максу?"

Анна прочистила горло и сказала: – "Они прекрасно сидят. Ты выглядишь потрясающе".

Она сказала «потрясающе». Грэм было интересно, что видела Анна, глядя на нее. Она никогда раньше об этом не задумывалась. Ей было все равно, какой видят ее окружающие. Ее интересовала только музыка. Почему это стало важным сейчас, когда она ничего не может никому предложить, она не могла понять. А то, что ей не все равно, что думает о ней Анна Рид, было еще большей загадкой. Хотя она не могла отрицать, что ей понравилось надевать эту одежду, когда она встала утром, и когда она это делала, то вспомнила комплимент Анны.

"Ради бога, поставь уже поднос, Хэлен", – резко сказала Грэм, раздраженная собственными воспоминаниями. Что все это значит?!

Когда Хэлен вернулась через час, Грэм уже не было, а завтрак стоял нетронутым.

***

Через несколько часов Грэм спустилась к проходу к морю, чувствуя на коже легкий соленый ветерок и подставляя лицо солнечному теплу. Она была поглощена своими мыслями с тех пор, как проснулась этим утром. Намек на мелодию зародился в ее сознании, и она не могла сосредоточиться ни на чем другом. Ноты были расплывчатыми, но они были, и это было забытое много лет назад чувство. Когда музыка неожиданно появилась в ее сознании, внутренний голос, давно молчавший, напомнил ей о ритмах ее некогда полной жизни. Почему это вернулось сейчас, она не знала, и боялась спросить, чтобы музыка снова ее не покинула.

Она чувствовала ноты, искала формы, как вдруг наткнулась на проходе на что-то большое и твердое. У нее не было времени среагировать, она мгновенно очутилась в зарослях вдоль прохода.

"Черт!" – закричала она, стараясь освободиться из цепких завитков плюща.

"О боже, Грэм," – закричала Анна, подбегая к ней. – "О боже, ты поранилась?"

Она начала отчаянно разбирать виноград, пробуя поднять Грэм. Пожалуйста, пускай она будет целой. Грэм крепко сжала руки Анны, успокаивая ее неистовый порыв.

"Со мной все в порядке. Просто дай мне руку и помоги подняться".

Одной рукой Анна сжала руку Грэм, а второй обняла ее за талию. Она в очередной раз удивилась силе, которую почувствовала в таком хрупком на первый взгляд теле. У нее перехватило дыхание, когда ее взволнованные глаза нашли лицо Грэм.

"О боже, ты порезалась", – вскрикнула она. Дрожащими пальцами она вытерла струйку крови с подбородка Грэм.

"Что это?" – тихо спросила Грэм, стараясь сохранить подобие достоинства.

Анна выглядела растроенной.

"Моя тачка! Как я могла быть такой безответственной?" – Она почти плакала. – "Боже, ты же и правда могла пораниться!"

Грэм стояла напротив Анны.

"Твоя тачка?"

"Да", – жалко сказала она. Мысль о том, что Грэм могла пострадать, была невыносимой. Она начала видеть в Ярдли лабиринт бесконечных препятствий, поджидающих ничего не подозревающую Грэм. Каждый раз, когда она смотрела, как Грэм идет по плиточной дорожке или поднимается по осыпавшимся ступенькам у обрыва, ее сердце замирало в тревоге. Анна хотела закричать каждый раз, когда видела, как Грэм тянется к кофейнику через плиту, потому что знала, как легко ее рукав может попасть в огонь. Она проклинала безбожные силы, которые забрали у Грэм зрение, и пыталась уберечь этого невероятного человека от всего мира. Анну убивала мысль о том, что она сама могла стать причиной вреда. В вопросах, которые касались Грэм, она не могла думать рационально.

Она крепко ее держала, одной рукой вытирая пятна с футболки. Грэм взяла Анну за руку и засмеялась: – "Это ловушка?"

Анна погладила ее длинные нежные пальцы своими, думая о том, какой уязвимой была Грэм, несмотря на свою демонстративную независимость.

"Нет, всего лишь мое легкомыслие", – сказала она сдавленным голосом.

Грэм вдруг стала серьезной, услышав дрожание в голосе Анны. Она сжала Анну за плечи обеими руками и посмотрела прямо в лицо.

"Я не в первый раз упала," – нежно сказала она. – "Со мной все в порядке".

Анна подошла ближе, так, что между ними было лишь несколько сантиметров.

"Нет, не в порядке. У тебя кровь на лице и чертополох в волосах".

Грэм снова засмеялась, от чего у Анны стало теплее на сердце.

"Ради бога, вынь его! Хватит мне позора на одно утро".

Анна аккуратно убрала следы винограда из густых волос, нежно шепча: – "Ты бы не могла выглядеть недостойно, даже если бы постаралась. Не знаю как, но ты превратила джинсы и футболку в произведение искусства".

Ее сердце все еще бешено билось, и она не могла контролировать свое дыхание. Она была так близко, что чувствовала запах духов Грэм. Он заполнил все ее чувства, и весь остальной мир исчез из ее сознания. Анна почувствовала неясное волнение в животе. Легкая улыбка появилась на губах Грэм, она распрямила плечи, ее руки лежали на предплечьях Анны.

"Теперь я лучше выгляжу?"

"Ты прекрасна", – пробормотала Анна.

Было видно, как вена пульсирует под атласной кожей на шее Грэм,и по непонятной причине Анна захотела дотронуться до нее пальцами. Может, из-за страха, вызванного падением Грэм, может, из-за тоски, которая никак не проходила после прочтения статей о прежней жизни Грэм, может, из-за душераздирающе грустной музыки, которую Грэм играла одна в темноте, – но что-то придало ей смелости убрать растрепанные волосы со лба Грэм и провести по атласной коже ее щеки. Она остановила руку на мраморной шее, дыхание ее было учащенным, она видела только Грэм.

Когда Анна впервые нежно к ней прикоснулась, Грэм закрыла глаза, по ее телу прошла легкая дрожь. Легкий румянец появился на ее обычно бледных щеках. Она медленно подбирала слова, будто впервые пересекала незнакомую комнату.

"Я чувствую соль моря и тепло солнца на твоей коже. Ты пахнешь землей – богатой, темной, живой. Ты живая, и это настоящая красота".

Анна чувствовала каждое слово, так же, как музыку Грэм, каким-то глубинным чувством, о котором она раньше и не подозревала. Не задумываясь, она положила руку на талию Грэм, прислонившись щекой к ее футболке, и нежно обнимая.

"Спасибо", – прошептала Анна ей в плечо.

Грэм отчетливо чувствовала сердцебиение Анны рядом со своим, то, как вздымается ее грудь рядом с грудью Грэм, и приятную дрожь в теле Анны. Она слегка вздрогнула и аккуратно подалась назад, глубоко вдыхая.

"Каменная скамейка все еще тут, под белым кленом?"

"Да", – тихо сказала Анна, чувствуя, как вздрогнула Грэм. Она должна была отпустить ее, и не понимала, почему это так трудно.

"Если ты не против компании, я бы хотела ненадолго присесть". – Грэм нужно было пространство, но она не могла уйти.

"Я с удовольствием," – мягко ответила Анна. – "Ты знаешь дорогу?"

Грэм засмеялась.

"Когда-то знала. На дороге есть препятствия?"

"Все чисто".

Анна внимательно наблюдала, как Грэм уверенно, но аккуратно направилась в сторону скамейки. Только когда она увидела, что Грэм села, она смогла вернуться к работе. И даже тогда она часто поднимала глаза, просто чтобы посмотреть на нее.

Анна была рада, что Грэм так великодушно приняла в подарок новую одежду. Не только потому, что она была удобной. Грэм выглядела в ней великолепно. Анне нравились безукоризненно сшитые брюки и рубашки, которые обычно носила Грэм, но и эта одежда сидела на ней не хуже. Она все еще отчетливо помнила свое удивление, когда впервые увидела в ней Грэм. Так же, как обычная одежда Грэм подчеркивала ее неземную отчужденность, эти обычные футболка и джинсы проявляли ее необыкновенную чувствительность. Когда Грэм спросила ее мнение, Анна не решилась сказать, что выглядела она просто захватывающе. Но так и было, очень аристократично, и всякий раз, когда Анна видела ее, она все более осознавала, какой физически привлекательной она считает Грэм. Она не понимала, что она чувствует, но это было невозможно отрицать.

Она продолжила вырывать корни, а затеми пересадила лилейник, который рос в страшном беспорядке. Хотя они и не разговаривали, она отчетливо чувствовала присутствие Грэм, и это ее успокаивало. Когда она в очередной раз подняла на нее глаза, то удивилась ее отстраненному виду. Она привыкла к тому, что Грэм часто отвлекалась, и ее расстраивало то, что это может быть вызвано какими-то болезненными воспоминаниями. Сегодня Грэм казалась отстраненной, но не страдающей. Ее выразительные руки двигались по вытянутым бедрам, легко, но с целью.

"Где ты?" – тихо позвала Анна, откладывая свои инструменты.

Грэм печально улыбнулась.

"Я пытаюсь придумать мелодию, но боюсь, не очень удачно. Она целый день меня преследует".

"Ты ее слышишь?" – спросила Анна, понимая, что Грэм никогда не говорила о музыке. То, что она сделала это сейчас, так просто, свидетельствовало о том, что Грэм не совсем здесь.

"Почти. Она здесь, как бормотание в ушах, но я не могу ее обозначить".

"Почему бы тебе ее не напеть?" – предложила Анна, пользуясь приподнятым настроением Грэм. – "Может, это поможет".

Грэм подняла голову, слегка нахмурившись: – "Ты не будешь против шума?"

Анна засмеялась. – "Конечно, нет! Давай!"

Она улыбнулась, возвращаясь к работе, наслаждаясь глубоким, богатым голосом Грэм. Постепенно до ее ушей стали доноситься фрагменты прелестной мелодии, и она присела на корточки, чтобы послушать. Она отложила свои инструменты в сторону и теперь смотрела на Грэм. Грэм сидела с закрытыми глазами, освещенная солнцем. Анна не знала, что было прекраснее – она или ее музыка. Но она знала, что никогда еще так сильно не чувствовала, и никогда не получала такого удовольствия, просто смотря на другого человека.

Грэм замолчала и повернулась к Анне.

"Ты перестала работать".

"Я слушаю", – призналась Анна голосом, полным эмоций.

Грэм наклонилась вперед со сосредоточенным видом. – "Тебе нравится?"

Анна подошла к ней и опустилась на колени. Она легко положила свою руку на бедро Грэм. Она не знала, как подобрать слова, чтобы выразить свое очарование, как мелодия успокаивала ее и нежно ласкала, и как изящно текли ноты. Она хотела сказать, что музыка Грэм тронула ее до глубины души, что она чувствовала музыку так глубоко, будто она была живой. Слушая ее, она хотела плакать, танцевать и обнять того, кого любила.

"Это прекрасное чувство. То, что я хотела почувствовать, чего раньше никогда не знала. Оно возникает, когда я слушаю тебя. Это прекрасно".

Грэм долго молчала.

Она переводила взгляд с Анны на другие вещи, в другое время, когда она была цельной, и ее мир был полон музыки. Тогда она думала, что ее мир полон и любви. Теперь она знала, что ошибалась. Невинная реакция Анны на эту неуверенную мелодию, не похожую даже на фрагмент того, что она когда-то создавала, больно напомнила ей о том, кем она более не была. Она погладила Анну по руке, которая лежала на ее бедре и посмотрела в ее сторону, желая, как никогда, видеть ее. А когда не смогла, поднесла руку к щеке Анны.

«Интересно, можешь ли ты слышать то, что я чувствую. Думаю, да. Ты очень добра. Спасибо».

Анна оставалась неподвижной, сосредоточившись на чувствах, вызванных прикосновением Грэм. Несмотря на свою нежность, оно сильно на нее подействовало. А еще более – печаль в глазах Грэм, когда она искала взглядом Анну,но не нашла. Неужели не было способа облегчить ее бесконечные страдания?

Анна неосознанно обхватила Грэм за талию и очутилась в ее объятиях, стараясь найти слова, чтобы передать эмоции, которые душили ее. Грэм почувствовала тепло тела Анны так близко к своему собственному.

Грэм внезапно отклонилась назад, опуская руку и разрывая их связь.

"Думаю, мне пора идти. У тебя есть дела, и у меня тоже".

Анна сдержала возражение, она сама была поражена тем, как сильно она хотела, чтобы Грэм осталась. Грэм уже направлялась к дому, когда Анна наконец пришла в себя. Она посмотрела ей вслед со смущением и болью. Может, ее жалкие неадекватные попытки описать свои чувства по поводу музыки Грэм, обидели ее? Какими бы ни были причины ухода Грэм, Анна вернулась к работе, чувствуя себя одинокой, как никогда прежде.

Глава 9

Солнце уже почти зашло, когда Грэм обогнула угол розового сада. Она резко остановилась, когда услышала, как громко захлопнулась кухонная дверь. До нее отчетливо доносился рассерженный голос Анны.

"Мистер Рейнольдс," – кричала Анна в ярости, – "не подскажете, что это?"

Он посмотрел на канистру в ее руках, не понимая причин ее гнева. Он еще раз подумал, какая она симпатичная женщина, особенно в этих хлопковых шортах, которые открывали ее подтянутые ноги.

"Это растворитель для обрызгивания".

Анна грубо его перебила.

"И что он делает на кухонной столешнице?"

"Наверное, я оставил его тут, когда заходил позвонить." – Он смущенно смотрел на нее. Она казалась слегка раздраженной. – "Вы сказали, что я могу воспользоваться телефоном".

Рабочий улыбнулся свой самой очаровательной улыбкой, которая всегда срабатывала с его женой.

"Да, сказала," – согласилась она с ледяным спокойствием. – "А еще я настоятельно просила не оставлять вокруг никаких инструментов, и уж точно не приносить ничего в дом." – Она перевела дыхание, пытаясь контролировать свой гнев. – "Это понятно?"

"От этого растворителя можно получить ожог. Но он маркирован так, чтобы каждый мог заметить".

"Нет, мистер Рейнольдс, не каждый," – взорвалась Анна. – "Вы уволены. Пришлите мне счет за работы, которые вы сделали".

Она повернулась и хлопнула дверью, ее трясло. Она слышала, как открылась дверь, и была готова еще раз дать ему отпор. Это не обсуждалось. Но в двери стояла Грэм, ее лицо было серьезным.

"Это не обязательно, Анна", – тихо сказала она.

Анна была слишком взволнованной, чтобы сосредоточиться. Она была все еще расстроена утренним падением Грэм и тем, как внезапно Грэм ее оставила. И она очень рассердилась, увидев открытую канистру с токсичным веществом на кухне, где Грэм сама готовила обед.

"Это обязательно! Это опасно!"

"Я могу сама о себе позаботиться".

"Да, конечно!" – перебила ее Анна, повышая голос. – "Ты можешь. Я прекрасно знаю, что ты можешь практически все. Но, черт возьми, Грэм, ты не видишь! И не нужно расставлять опасные предметы на твоем пути. Ты такая упрямая, и… Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится!".

Ее голос срывался, но она не могла ничего поделать. В последнее время ее нервы напоминали американские горки. У нее резко менялось настроение, чего раньше никогда не случалось. Она просыпалась утром, чувствуя себя на вершине мира, а в обед уже была грустной и опустошенной. Она не переживала такого даже во время развода с мужем! Если что-то случится с Грэм! К своему ужасу, она почувствовала, как слезы подступили к горлу. Даже через комнату Грэм почувствовала ее страдание.

"Анна," – сказала она утешительно, подходя к ней и беря за плечи. – "Посмотри на меня".

Грэм бережно прикоснулась к лицу Анны, выражение ее лица было настойчивым. Переводя дыхание, Анна подняла глаза на Грэм.

"Я осторожна, мне пришлось научиться. Уволь его, потому что он не следует твоим инструкциям. Но не давай моей слепоте обременять тебя ненужными страхами. Хватит того, что я ее пленник. В какой-то степени я это заслужила".

"Нет! Грэм, ты не могла, Грэм, нет!"

Одним пальцем Грэм провела по губам Анны.

"Это уже не имеет значения." – Она нежно убрала волосы с шеи Анны, пропуская ее густые пряди между пальцев перед тем, как опустить руки. Тихим голосом она добавила: – "Есть вещи, которых ты обо мне не знаешь, Анна, вещи, которые свершили мою судьбу, как сказали бы некоторые. Возможно, в этом есть доля правды. Я перестала задавать вопросы. Как бы там ни было, я не могу сделать тебя жертвой моего прошлого. Ты должна жить своей жизнью и не волноваться обо мне. Обещаешь?"

Анна кивнула, впечатленная словами Грэм настолько, что голова ее задрожала.

"Я постараюсь, обещаю".

Грэм казалась удовлетворенной и отступила назад.

"Спасибо".

"Грэм!" – позвала Анна, когда та развернулась, собираясь уйти. – "Хочешь сегодня закончить со счетами?"

Грэм покачала головой. – "Нет, я позову тебя, когда буду готова".

Анна была странным образом разочарована, и внезапно предстоящий вечер показался ей длинным и пустым. Весь этот нестерпимо длинный день, а также последующий, она ждала хоть слова от Грэм. Но так и не дождалась.

***

К тому времени, как Хэлен вошла в кухню около пяти утра, Анна уже сварила кофе, поставила хлеб в духовку и нервно ходила туда-сюда вдоль окна. Она почти не спала, и ее нервы были на пределе.

"Что ты здесь делаешь так рано?" – удивленно спросила Хэлен.

Резко обернувшись, Анна быстро спросила: – "Хэлен, где Грэм? Я не видела ее три дня. Я искала ее у моря вчера и сегодня. Там ее нет, в саду тоже, и она меня не звала! Что происходит?"

Напуганная состоянием Анны, Хэлен быстро собралась. Она защищала Грэм Ярдли на протяжении многих лет.

"А что? Она в музыкальной комнате".

"В музыкальной комнате," – холодно повторила Анна, стараясь держать себя в руках. – "Она всегда открывает дверь на террасу, когда она там. Почему сейчас… Что происходит?"

"С ней все в порядке", – настаивала Хэлен, хотя ее лицо выдавало неуверенность.

"И поэтому ты приносишь обратно подносы с едой уже два дня? Потому что с ней все в порядке? Черт возьми, Хэлен! Расскажи мне!"

Хэлен опустила плечи, пытаясь изобразить спокойствие. Она тяжело села за стол, и Анна последовала за ней.

"Она в музыкальной комнате, работает. Она что-то пишет, хотя не делала этого со времен аварии. Я не уверена, что все хорошо. Прошло так много времени! Я приношу ей подносы, но она даже не прикасается к еде и отправляет меня обратно. Я знаю, что она не спала. И это начинает меня пугать".

Анна посмотрела на нее с недоверием.

"Я проходила мимо террасы ее комнаты. Она не играет, в комнате темно," – вздохнула Анна. – "Ну конечно, а почему должно быть иначе? Ей не нужен свет. Это тоже подтверждение, да?"

"Да, если дверь закрыта," – подтвердила Хэлен. – Не знаю, понимаешь ли ты, что это значит, Анна. Я тоже уже не уверена, что понимаю. Грэм ничего не писала со времен аварии. То есть, да, она писала фрагменты – эти грустные мелодии, которые она играет. Но ничего цельного, и не так увлеченно, как сейчас. Я молилась, чтобы она снова начала работать. Но теперь я уже не уверена, что это хорошо. Если у нее не получится, не думаю, что ее душа сможет вынести еще и это разочарование".

"Дай мне поднос с завтраком", – тихо сказала Анна.

"Нет, Грэм это не понравится", – запротестовала Хэлен.

"Хэлен, мне наплевать, понравится это Грэм или нет! Ты так и будешь стоять в стороне до конца жизни и смотреть, как она понемногу умирает каждый день?!"

Хэлен не могла скрыть шока, грубые слова пронзили ее в самое сердце. Она в изумлении смотрела на Анну.

"О боже, Хэлен," – воскликнула Анна. – Прости!" – Она поднесла к лицу дрожащую руку, делая глубокий вдох. – "Я не знаю, что сказать! Я не понимаю, что говорю! Я очень за нее переживаю, и просто… Пожалуйста, прости меня".

"Все в порядке, дорогая. Я вижу, что ты расстроена из-за нее." – Она повернулась, чтобы приготовить поднос. – "Возможно, если бы я так просто не сдалась…" – сказала она неуверенно.

"Нет, Хэлен," – с состраданием сказала Анна, жалея о словах, которые вырвались у нее в гневе. – "Грэм сильная женщина, и сомневаюсь, что ты или кто-то другой мог бы ее изменить. Боже, если бы тебя не было рядом все эти годы, кто знает, смогла бы она вообще выжить?"

Хэлен хранила молчание, думая о том, что Анна за три месяца сделала больше для того, чтобы изменить Грэм, чем все ее внимание за много лет. Она знала, что Анна переживает, и она была рада, что наконец-то появился человек, который не хочет, чтобы Грэм просто исчезла. Все остальные, кто когда-то любил ее, были либо слишком опустошены ее трагедией, или слишком слабы, что встать между Грэм и ее болью. Почему Анна хотела что-то изменить, она не знала. Она просто была ей за это благодарна.

"Вот возьми," – сказала Хэлен, протягивая ей поднос с завтраком. – "Но будь готова. Ты не видела Грэм, когда она борется со своими демонами. Большинство людей пугал ее характер".

***

Грэм стояла с опущенными плечами перед камином, опираясь на него руками и держа в них голову. Взгляд ее остановился на холодных углях. Рубашка ее была смятой и в пятнах от пота. С другого конца комнаты Анна видела, что она дрожала.

Грэм махнула рукой: – "Просто оставь его, Хэлен".

"Нет, пока ты не поешь", – сказала Анна, ставя поднос рядом с нетронутым вчерашним ужином.

Грэм удивленно обернулась: – "Анна?"

"Да", – ответила Анна, стараясь сохранять спокойствие. На лице Грэм отражалась смертельная усталость, она еле стояла на ногах, и выглядела так, будто потеряла 2 килограмма, хотя ей и так не хватало восьми. Она казалась невероятно хрупкой. Анна привыкла к силе, которая чувствовалась от одного присутствия Грэм, и когда она так явно увидела ее уязвимость, это напугало Анну больше, чем она могла представить. Боже, это ее убивает! Мысль была такой страшной, что Анна еле удержалась, чтобы не закричать.

"Оставь его, пожалуйста", – тихо повторила Грэм. Она заставила себя улыбнуться, пытаясь скрыть усталость. – "И иди".

Анна перевела дыхание. – "Я хочу, чтобы ты это съела".

Грэм нахмурилась, ее тело напряглось. – "Я съем. Позже".

"Нет, сейчас", – повторила Анна, зная, что ступает на опасную стезю. Она знала, что никто никогда не указывал Грэм Ярдли, что делать, и уж точно не тогда, когда она была в разгаре творческого процесса. Она приготовилась к буре, которая наконец началась. Грэм вытянулась во весь рост, ее темные глаза горели огнем.

"У меня нет времени спорить с тобой, Анна, да мне и не нужно. Я все еще хозяйка этого дома, и если не ошибаюсь, ты работаешь на меня. Не спорь о том, о чем ты понятия не имеешь!"

"Я знаю, что нельзя так работать…"

"Ты осмеливаешься говорить о моей работе?! – закричала Грэм, со злости захлопывая крышку фортепиано. – Да что ты знаешь о моей работе?! Ты можешь хотя бы узнать музыкальный шедевр, уж не говоря о том, чтобы понять, каково это – его написать?! Ты хоть представляешь, кто я?!" – Грэм внезапно замолчала, понимая, что она хотела сказать. Ты хоть понимаешь, кто я такая? Но кем она была теперь?

Анна скорее предпочла бы гнев, чем мучительную неопределенность, которую она почувствовала, когда Грэм отвернулась от нее. Хэлен сказала, чего боится Грэм. А если у нее и вправду не получится?

"Конечно, я не знаю, каково это! Я даже не могу представить, как ты смогла написать то, что уже написано. Но я знаю, кто ты, Грэм, и я знаю, что ты можешь. Но перестань так над собой издеваться! Ты делаешь только хуже!"

Грэм склонила голову, обе ее руки лежали на молчаливом большом рояле.

"Пожалуйста, оставь меня, Анна", – сказала она тихо, ее отчаяние было очевидным.

"Я не могу," – категорически сказала Анна. – "Не так".

Грэм поднесла руку к растрепанным волосам.

"Я не знала, что ты такая упрямая".

"Ты еще много чего обо мне не знаешь," – сказала Анна, быстро подходя к Грэм, беря ее за руку. – "Идем, присядь".

Грэм позволила Анне отвести ее к стулу. Она слишком устала, чтобы сопротивляться. Она была готова признать поражение, но она должна была попробовать, музыка все еще была с ней, так близко! Она со стоном запрокинула голову.

"Хочешь шампанского?" – спросила Анна.

Грэм тихо засмеялась. – "Но разве сейчас не утро?"

"Да, но для тебя – время ложиться спать. Ты на ногах уже три дня, ты этого не выдержишь", – логично заключила Анна, пытаясь скрыть собственный страх.

"Я не могу сейчас остановиться, Анна. Не теперь," – неистово начала Грэм. – "Я так сильно старалась записать музыку, которую слышу, но она исчезает." – Она опустила голову на руки. – "Наверное, я больше на это не способна. Я чувствую себя такой дурой".

Анна не могла вынести поражения в ее голосе. Она уже и так столько потеряла!

"Грэм, ты устала, ты сводишь себя с ума. Поешь чего-нибудь. Отдохни немного. Она придет".

Грэм покачала головой. – "Я не могу. Если я сейчас засну, возможно, я ее потеряю".

Она почти себя не контролировала, ее голос звучал неуверенно, изнуренно и почти сломано.

Анна больше не могла спокойно смотреть на ее страдания.

"Грэм," – сказала она мягко, одной рукой держась за спинку стула, а другой заботливо касаясь плеча Грэм. – "Ты ее не потеряешь. Она – часть тебя, музыка – это ты. Я знаю это, потому что слышу, как ты играешь".

Она запустила пальцы в густые волосы Грэм, массируя напряженные мышцы ее шеи. Грэм застонала, откидывая голову назад на руки Анны.

"Так нечестно, но так приятно", – пробормотала она.

"Закрой глаза", – прошептала Анна сдавленным голосом.

"Только на минутку", – уступила Грэм. Она так устала!

Анна держала Грэм в своих руках еще долго после того, как она уснула. Анна аккуратно убрала черные волосы со лба Грэм, вздрагивая от вида темных кругов под ее глазами. Ее кожа казалась еще бледнее, чем обычно. Анна почувствовала страстное желание защитить ее тонкую натуру. Она продолжала нежно перебирать волосы Грэм, пока та спала. Она задремала, успокоившись впервые за несколько дней, держа Грэм в своих руках.

Когда через некоторое время Грэм очнулась, она почувствовала близость тела Анны. Щека Грэм лежала у Анны на плече, и одна рука обнимала ее за тонкую талию. Тепло тела Анны удивило ее. Она не чувствовала близость другого человека и не хотела ее дольше, чем она помнила. Близость Анны пробудила воспоминания в ее теле и душе, которые она хотела бы похоронить. Она знала, что нужно встать. Она начала реагировать, и не могла этого контролировать. Но какое-то пробудившееся чувство жаждало прикосновения Анны.

"Ты проснулась?" – тихо спросила Анна, бессознательно водя рукой по шее Грэм, останавливая пальцы на нежной коже напротив расстегнутого ворота ее рубашки. Она решила, что причиной приятной дрожи в теле Грэм является ее сильная усталость.

"Грэм?"

"Ммм," – промурчала Грэм, пытаясь скрыть свое прерывистое дыхание. Все ее внимание было сконцентрировано на том месте, где лежала рука Анны. – "Головная боль прошла, а музыка осталась".

Она не упомянула о том, что близость Анны не давала ей сосредоточиться на мелодии. Но почему-то сейчас ей это не казалось срочным. Она даже начала надеяться на то, что ноты ее не оставят.

"О," – улыбнулась Анна. – "Значит, позавтракаем, и выпьем шампанского".

"Я хочу поработать", – возразила Грэм, пытаясь подняться.Анна остановила ее, нежно придерживая за плечо.

"После завтрака!"

Грэм устроилась в широком кресле лицом к Анне, ее лицо выдавало растерянность. Анне безумно хотелось погладить морщинки возле брови Грэм, но теперь, когда она очнулась, Анна не решалась к ней прикоснуться. Вместо этого она молча заботилась о ней, ее удивили собственные эмоции, вызванные одним лишь видом Грэм.

"Что?" – наконец спросила Грэм, чувствуя на себе взгляд.

"У тебя самые прекрасные глаза", – прошептала Анна.

Грэм слегка покраснела.

"Шрам," – начала она нерешительно, – "очень ужасен?"

Анна провела пальцем по шраму, наконец уступая желанию прикоснуться к этому милому лицу. – "Нет. Я почти его не замечаю, но он напоминает мне о том, что тебе пришлось пережить. Все, чего я хочу, это забрать у тебя страдания. Я бы все отдала, чтобы изменить то, что с тобой случилось", – тихо закончила она.

"Почему?"

"Я не знаю, Грэм," – ответила она, близость между ними заставила ее говорить откровенно. – "Я знаю лишь, что когда смотрю на тебя, я хочу узнать тебя, узнать, кто ты, что ты чувствуешь, что делает тебя счастливой, и я знаю, что больше всего на свете я не хочу причинить тебе боль." – Она засмеялась и задрожала. – "Я не понимаю, почему, но я говорю тебе, что чувствую".

Страстное признание Анны глубоко тронуло Грэм. Она не сомневалась в ее искренности. Она слышала слезы в ее глазах. Внезапно она почувствовала борьбу желаний. Она больше не могла отрицать сильную реакцию на прикосновение Анны. Ее ноги дрожали, а кровь активно пульсировала в районе живота. Это было желание, и этот факт был пугающим.

Грэм осторожно отстранилась, ее лицо снова стало непроницаемым.

"Ты очень добрая женщина", – спокойно сказала она.

Анна смотрела на нее растерянно. Доброта? Что бы она ни чувствовала к этой женщине, это было значительно больше, чем доброта! Она почувствовала отстраненность Грэм, так же, как тогда в саду. Быть так близко к ней, и в следующий момент потерять эту связь, оставшись с ноющей пустотой внутри, которую было сложно вынести.

"Если я поем, ты позволишь мне вернуться к работе?" – спросила Грэм, отходя в сторону.