Текст книги "Забытая мелодия любви (ЛП)"

Автор книги: Рэдклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

"Но Хэлен, она все еще такая сильная. Что с ней случилось?!"

"В первый год она вообще не подходила к фортепиано, и я очень волновалась за ее психическое здоровье. Я никогда не видела Грэм без музыки! Когда она наконец снова начала играть, я думала, все будет хорошо. Но музыка была такой грустной! Но мне все равно, я просто рада, что она вообще играет".

"Это бессмысленно! Она прекрасно справляется, и ей почти не нужна помощь!"

Хэлен выглядела встревоженной. – "О нет, дорогая, это не из-за травм. Если бы было так. В аварии Грэм потеряла нечто большее, чем зрение. Она ни такта не написала с тех пора, как вернулась из больницы. Будто бы той ночью музыка ее покинула, после того, как она и так столько потеряла!"

"Но что?" – растерянно просила Анна.

Хэлен внезапно замолчала, собирая вещи. – "Боюсь, я слишком далеко зашла. Наверное, кажусь тебе старой глупой женщиной".

"О, Хэлен, я понимаю. Тебе должно быть было так тяжело все эти годы!"

Хэлен улыбнулась. – "Все, чего я хотела, чтобы Грэм была дома жива. Если бы только я снова могла увидеть ее счастливой! Если бы ты только видела ее такой совершенной, полной жизни! Она очень любила музыку, а мир любил ее! На ее концертах всегда были аншлаги! Люди часами стояли, чтобы услышать, как она играет. Она была похожа на молодого льва – сильная и гордая!"

"Она все еще такая," – мягко сказала Анна. – "Я слышала, как она играет. И ее музыка – одна из самых сильных вещей, из всех, что мне приходилось чувствовать".

Хэлен странно посмотрела на Анну. – "Значит, ты это чувствуешь?"

"Да!" – воскликнула Анна. – "В ее руках столько страсти, в ее голосе, даже в ее прекрасных глазах!"

Хэлен нежно прикоснулась к лицу Анны, потом быстро отдернула руку: – "Думаю, твой приезд пойдет на пользу всем нам".

В полночь Анне не спалось, и она вернулась в библиотеку. Она погрузилась в большое кожаное кресло, открыла альбомы и стала снова изучать прошлое Грэм. Она разглядывала вырезки из газет и журналов о сильном музыканте, очарованная ее жаждой жизни и неуемной страстью. Фотографии Грэм на сцене, растворенной в своей музыке, были одними из наиболее завораживающих портретов, которые когда-либо видела Анна. У Анны было чувство, будто она вспомнила кого-то, кого когда-то знала, но потеряла. Чувство утраты для нее было очень личным. И позже, когда она лежала без сна в своей постели, звуки музыки Грэм проносились в ее голове.

Глава 6

Анна неохотно уступила желаниям Грэм. Спустя неделю после того, как Грэм дала такой категоричный ответ на все личные письма, Анна начала писать ответы. У нее не было специальных указаний, она просто отвечала, что мисс Ярдли благодарна им за внимание, но не может удовлетворить их просьбы. Она не могла ни оставить письма без ответа, ни закрыть дверь в прошлую жизнь Грэм. Это было слишком категорично, и было больше похоже на смерть. Смерть Грэм. Было больно думать, что Грэм Ярдли, о которой она читала в альбомах, исчезла навсегда. Анна не могла этого принять – не тогда, когда она слышала ее шаги в темноте или видела ее силуэт на краю утеса. В душе Анны упорно зарождалась надежда, что Грэм слишком непокорна судьбе, и музыка когда-нибудь вернется в Ярдли.

В отчаянии от того, что она не может помочь Грэм, она работала, вместо того, чтобы думать о себе. Приближалось лето, и Анна страстно принялась за свои обязанности. Она наняла плотников и маляров для работ внутри и снаружи дома, уделяя внимание множественным мелким деталям, которые игнорировались десять лет. Наконец она сдалась и наняла команду ландшафтного дизайна, объявление которой нашла в университетской газете. Они помогали ей расчистить широкий проход, который практически полностью зарос дикими растениями, к дальним склонам и обрыву над морем.

Когда однажды утром Анна шла к морским утесам, у которых почти каждое утро на рассвете стояла Грэм, она испугалась, увидев, что проход практически полностью зарос корнями и виноградом. Она не представляла, как Грэм удавалось все это время избегать травм. И что еще хуже, обрыв возвышался над морем метров на тридцать. Это было очень опасное место, особенно для женщины, которая не видит. Анна знала, что бесполезно просить Грэм не ходить туда. Анна могла представить себе реакцию на такую просьбу! И по правде говоря, Анна не хотела поднимать этот вопрос, что бы ни заставляло Грэм ходить в это отдаленное мест каждое утро. Анна не могла просить ее отказаться еще от чего-то в ее жизни. Она просто наняла подрядчика, чтобы отремонтировать береговой устой.

Однажды поздним майским утром, когда Грэм вошла в свою музыкальную комнату, она сразу почувствовала чье-то присутствие. Она остановилась в дверях, пытаясь узнать неожиданного гостя. Анна дала ясно понять всем рабочим, что музыкальная комната Грэм – закрытаязона.

"Анна?" – удивленно спросила она.

"Да", – неуверенно ответила Анна. Она стояла спиной к двери и не видела Грэм, пока та не заговорила. Она вообще не ожидала ее увидеть. Она редко бывала здесь по утрам.

"Что ты делаешь?" – спросила Грэм, заходя в комнату. Она не злилась, скорее ей было интересно.

"Я принесла вазу с цветами. Я только что их собрала", – тихо ответила она. Она хорошо понимала, что ее не приглашали в комнату Грэм, но Грэм также и не говорила ей, что ей нельзя входить в какую-либо из комнат в доме.

"Зачем?" – мрачно спросила она. – "Думаешь, мне понравится цвет?"

Она не хотела, чтобы что-то напоминало ей о том, что она не видит. У Анны перехватило дыхание, когда Грэм обернулась к двери и остановилась в дверном проеме, спиной к Анне.

"Я думала, тебе может понравиться их аромат. Я бы хотела, чтобы их вид тебе тоже нравился". – Ее голос дрожал от злости и неуверенности. Она не хотела причинить боль Грэм, но она не могла спокойно смотреть, как та отказывалась от всего, что было ей доступно.Она смотрела на сильную спину, не осознавая, что все еще не дышит, и гадая, не слишком ли она давит на эту импульсивную, страдающую женщину. Она была готова ко вспышке ее гнева.

Грэм глубоко вздохнула.

"Прости," – тихо сказала она. – "С моей стороны это было очень грубо. Пожалуйста, прими мои извинения".

"Я не хотела тебя расстраивать," – ответила Анна. – "Тебе не нужно извиняться".

"Мне казалось, я чувствовала запах роз вчера вечером на ветру", – мягко сказала Грэм, все еще стоя спиной к Анне. Ее напряженная спина расслабилась, и на смену пришла усталость, слишком часто охватывающая ее стройную фигуру.

Анна осторожно приблизилась к ней, опасаясь, что Грэм может испугаться и отстраниться. – "Да, они снова цветут. Они так долго этого ждали".

"Правда?" – спросила Грэм, ее взгляд остановился на отдаленной точке за дверями открытой двери на террасу. – "Я думала, они давно погибли".

"У них глубокие и сильные корни," – мягко сказала Анна, не будучи уверенной, что они все еще говорят о цветах. – "В Ярдли очень богатая и плодородная земля, она питала их все это время".

Грэм стояла очень спокойно, понимая, что Анна была очень близко. Воздух между ними был наполнен ароматом новой жизни.

"Просто питания бывает недостаточно, живым существам нужно больше. Они не выживут без заботы", – мягко сказала Грэм.

"Нет," – ответила Анна, проглатывая ком в горле. – "Но этого и не случилось бы." – Импульсивно Анна взяла Грэм за руку. – "Идем со мной, я тебе покажу".

Грэм напряглась, когда Анна впервые дотронулась до ее руки. Чувство было таким необычным, что испугало ее. Потом, со свойственной ей грацией, она взяла Анну за изгиб локтя.

"Хорошо", – согласилась она, позволяя Анне вести ее.

Проходя по аллеям сада, Анна часто останавливалась, чтобы описать молодые цветы, позволяя Грэм прикоснуться к бутонам.

"Нарциссы?" – спросила Грэм, когда Анна поднесла лепесток к ее лицу.

Анна улыбнулась.

"Да, подожди," – сказала она, срывая другой цветок. – "А это?"

Грэм сомкнула свои пальцы вокруг руки Анны, наклоняя голову к цветку, который там рос. Она мягко вдохнула.

"Глициния?" – Она посмотрела на Анну в ожидании.

Анна смотрела в глаза Грэм, завороженная их выразительностью. В это мгновение она была уверена, что Грэм ее видит. Она бы все отдала, чтобы это было так! Грэм почувствовала ее эмоции, рука Анны дрожала в ее руке.

"Анна?"

Анна выдохнула, так и не поняв, что она задержала дыхание.

"Молодец. Ты снова права", – сказала она, ее голос был полон чувства, названия которому она не знала.

Грэм взяла цветок из руки Анны и положила в карман рубашки.

Этот простой жест тронул Анну. Она не понимала, почему, но ей нравилось ухаживать за садом для Грэм. Каждая улыбка на лице Грэм, даже мимолетная, была подарком. Ей даже нравилась их физическая близость. Несмотря на то, что Грэм прекрасно могла ходить по саду одна, она не предприняла попыток забрать свою руку из руки Анны. Анну очень интересовали пульсирующие мышцы под ее пальцами, пока они гуляли. Она обратила внимание на неровную землю, стараясь игнорировать непривычное волнение в животе.

Грэм внезапно остановилась, ее лицо было озадаченным. Она повернулась в правую сторону и протянула руку.

"Здесь же должна быть сирень?"

Анна испугалась, как Грэм узнала место. Ее способность ориентироваться на местности продолжала поражать Анну.

"Ты права, конечно. Она тут, но она так ужасно разрослась, что давно не цвела. Я ее обрезала. Через год или два она снова зацветет".

Грэм облокотилась на трость и вздохнула. Столько всего исчезло!

"Жаль. Она всегда была такой прекрасной, моей любимой, наверное, после роз".

Анна накрыла своей рукой руку Грэм и прошептала: – "Она вернется".

Грэм покачала головой, выражение ее лица снова стало мрачным. – "Есть вещи, Анна, которые если потеряешь, больше не вернешь. Бессмысленно пытаться. Это ведет лишь к еще большему разочарованию".

"Я не согласна," – настаивала Анна. – "Всегда нужно надеяться".

Грэм молчала, когда они возвращались к дому. Она слишком хорошо знала, что со временем умирает даже надежда.

***

Хэлен принесла поднос в музыкальную комнату, как и каждый вечер, и поставила его на стол перед Грэм. Сегодня Грэм была погружена в свои мысли. Она держала в руке цветок, автоматически водя по лепесткам пальцами. Когда Хэлен развернулась, чтобы уйти, Грэм окликнула ее.

"Хэлен?"

"Да, дорогая?"

"Присядь на минутку, ладно?"

Удивленная необычной просьбой, Хэлен в ожидании присела. Хотя они с Грэм часто разговаривали, темы их бесед обычно были бытовыми. Грэм никогда не обсуждала свои сокровенные мысли и не спрашивала у Хэлен советов. Даже в детстве она обычно заявляла о своих намерениях, как тогда, когда она сообщила отцу, что не вернется в школу. И не вернулась. Ей было восемь лет.

"Выпьешь шампанского?" – спросила Грэм, наполняя свой бокал из бутылки.

"О боже, ты же знаешь, какой дурой я становлюсь, когда выпью!"

Грэм улыбнулась. – "Ты просто начинаешь больше говорить, ты не дура".

Хэлен научилась аккуратно касаться руки Грэм.

"Все хорошо, дорогая? Ты хочешь о чем-то поговорить?"

"Об Анне," – ответила Грэм через мгновенье. – "Как думаешь, она здесь счастлива? Наверное, молодой женщине очень одиноко жить так далеко от города, от друзей".

Хэлен знала женщину, сидящую перед ней, с самого дня ее рождения. Она была свидетелем ее триумфа и трагедии. Она видела, как та закрывает свое сердце, душу и талант в пустых комнатах этого дома уже десять лет. Это был первый раз за все десять лет, когда Грэм поинтересовалась другим человеком, заметила его настолько, чтобы поинтересоваться его счастьем. Присутствие Анны вывело Грэм из самоизоляции, и это было почти что чудом. Хэлен осторожно подбирала слова.

"Кажется, ей здесь нравится, Грэм. Я уже забыла, каково здесь было до ее приезда".

Грэм сделала нетерпеливый жест. – "Я тоже. Но дело не в этом. Ярдли – наш дом, мы сами его выбрали, эту жизнь, ты и я. Анна не выбирала. Мы не должны злоупотреблять ее добротой и заботой".

Хэлен показалось, что она догадывалась, что на самом деле волновало Грэм. Анна была необычной женщиной. Она уважала талант Грэм, осознавала ее былую популярность, но, тем не менее, не была этим ошеломлена. В жизни Грэм было немного людей, которые осмеливались предлагать ей дружбу. Ее импозантная личность и публичность персоны практически не допускали обычных отношений. Люди либо боялись ее напора, ее характера, или им было что-то нее нужно. У нее было много поклонников и много потенциальных друзей, но редко кто-то хотел узнать ее по-настоящему. Личные отношения Грэм чаще всего были источником ее самых сильных разочарований. После стольких лет в одиночестве она с недоверием относилась к любому проявлению близости.

"Грэм, Анна – взрослая женщина. И в жизни она принимала много сложных решений. Решиться на развод тяжело, даже когда брак не самый удачный, и я представляю, как нелегко ей пришлось одной снова строить свою жизнь. Но она сильная и независимая, и она знает, чего хочет. Она тут, потому что сама так хочет, и если она станет несчастной, думаю, она сама сможет об этом позаботиться. Не думаю, что есть, о чем переживать".

Грэм заметно расслабилась. – "Хэлен?"

"Да, дорогая?"

"Как она выглядит?"

Хэлен понимала, как тяжело было Грэм задать этот вопрос. Грэм знала описание каждого предмета одежды в своем гардеробе, и настаивала на том, чтобы после чистки вещи возвращали в определенном порядке. Она никогда не просила помощи, чтобы одеться, никогда не просила помощи, чтобы поесть, вообще никогда не просила о помощи. Единственным ее требованием, исходящим из того, что она не видит, было не передвигать мебель. Было невероятным то, что она так прямо напомнила о своей слепоте.

"О боже, сложно сказать", – сказала Хэлен в замешательстве.

Грэм в нетерпении встала, касаясь рукой скатерти, и обернулась к камину.

"Я знаю, что она почти моего роста, и сильная. Я почувствовала это, когда она взяла меня за руку в саду. Она мягко смеется, когда что-то ей нравится, и любит землю. Она знает, как донести до меня красоту цветов".

Она остановилась в растерянности, не способная закончить описание женщины, которая так часто бывала рядом, но которую она не видела.

"Ты знаешь о ней самое лучшее, Грэм: ее доброту, теплоту и невероятную любовь к жизни".

Грэм обернулась, сжав кулаки. – "Да, но как она выглядит? Какого цвета ее волосы? Глаза? Что она носит? Хэлен, я ее не вижу!"

Хэлен очень хотела подойти к ней и обнять, чтобы избавить ее от злости и растерянности. Она хорошо знала, что Грэм этого не позволит – проявить какие-либо признаки симпатии.

"У нее светлые волосы, медового оттенка, забранные назад с лица. Глаза очень синие, как океан августовским утром. Когда ей что-то нравится, она слегка краснеет, а глаза блестят. В мое время ее бы назвали крепкой. У нее сильное тело, она в хорошей форме, но довольно женственна".

"Какой длины ее волосы? В какие цвета она одевается?"

"Ее волосы едва касаются плеч, они слегка волнистые. Они развеваются на ветру, как твои, очень дико и свободно. Когда она работает в саду, иногда она забирает их назад банданой, повязанной на лоб. Ей нравится носить свободные штаны с завязками на поясе и футболки или мужские рубашки, которые шьют для женщин. Цвета – пурпурный, темно-зеленый, темно-золотистый".

Пока Хэлен говорила, Грэм стояла очень спокойно. Напряжение постепенно покинуло ее тело.

"Этого достаточно?" – спросила Хэлен.

Грэм кивнула, сосредоточившись на образе в своей голове.

"Она совсем не похожа на Кристину, да?" – мягко спросила она.

"Дорогая, нисколечко".

***

Анна с нетерпением ждала в кухне. Хэлен так давно ушла! Она умирала с голоду, когда пришла на ужин, но чем дольше не было Хэлен, тем больше она беспокоилась. Грэм была такой подавленной, когда они возвращались домой, Анна была уверена, что что-то не так.

"С Грэм все в порядке?" – спросила она, когда Хэлен вернулась.

Хэлен удивленно на нее посмотрела. Что с ними обеими? Они были такими взволнованными!

"Да, дорогая, с ней все хорошо, она просто хотела обсудить со мной некоторые бытовые вопросы. Давай поедим, пока все окончательно не остыло".

Заставляя себя расслабиться, Анна налила им кофе и присоединилась к Хэлен за кухонным столом. Она пыталась казаться спокойной.

"Я просто волновалась. Она так много времени проводит в одиночестве, и она такая чувствительная".

"Такова ее природа," – объяснила Хэлен. – "Она всегда хотела всего лишь играть на фортепиано. Ее отцу приходилось заставлять ее заниматься чем-либо еще. Хотя он ее обожал. Думала, он сойдет с ума после аварии. Мы долго не знали, выживет ли она, и когда она наконец открыла глаза, он сидел у ее кровати. Она взяла его за руку. Она очень долго ничего не говорила, мы не знали, что еще не так. Когда она сказала, что не видит его, это разбило ему сердце. Это было ужасное время!"

Анна закрыла глаза, с болью представляя, как ужасно пострадала Грэм, как было больно ее семье. Какая-то часть ее хотела бы изменить прошлое, чтобы прекратить эти ужасные страдания.

Будто прочитав ее мысли, Хэлен сказала: – "Мы чувствовали себя такими беспомощными." – Она задрожала и быстро встала. – "Ничего не изменить одним лишь желанием повернуть время вспять, не правда ли?"

"Какой она была до аварии?" – тихо спросила Анна.

С каждым днем она хотела знать все больше. Она была уверена, что ключ к молчанию и страданию Грэм лежит в ее прошлом. Анна не могла избавиться от мысли, что если бы она только поняла, что заставило Грэм убежать от своего прошлого, она смогла бы найти способ до нее достучаться. Это было очень важным для нее, потому что хотя она и не могла выразить этого словами, но точно знала, что ее никогда прежде так не волновала чья-то жизнь. Возможно, потому, что она знала, какой гениальной была Грэм Ярдли, и потеря такого дара была не только ее личной трагедией.

Хэлен засмеялась.

"Она была сорванцом, никогда не могла усидеть в обычной школе. Не потому, что не была умной, ей удавалось все, за что бы она ни бралась. Просто она всегда хотела лишь играть на фортепиано. Однажды она сказала, что когда она смотрит на мир, то слышит музыку. Музыка была ее языком, таким же естественным для нее, как разговоры для нас. Чтобы понять, что она чувствует, нужно было просто послушать, как она играет. Этого она никогда не могла скрыть. Когда ее отец отдал ее в музыкальную школу и нанял репетиторов на дом, она стала заниматься лучше. Она всегда была в компании взрослых, у нее никогда не было детства. К пятнадцати годам она объездила весь мир. Она выросла в окружении людей, которые чего-то от нее хотели: части ее славы, части ее страсти. Ее магия была чистой, но мир вокруг нее таковым не был. Иногда я боялась, что он ее уничтожит," – вздохнула Хэлен. – "Она любила вечеринки, а как она танцевала! Во всех своих занятиях она была немного дикой. Но мы всегда ей прощали то, что она заставляла нас волноваться, потому что она была таким чудом, она дарила нам столько счастья".

Анна старалась представить Грэм такой – полной энергии и энтузиазма. Она не сомневалась, что та осталась такой же чувствительной, но ее страсть к жизни исчезла. Чего Анна не понимала, так это своего рвения вновь зажечь ее.

Глава 7

Анна уважала желания Грэм и не упоминала о многочисленных письмах, напоминавших о ее бывшей карьере, которые продолжали приходить. С Грэм по-прежнему было легко работать, и если бы Анна так сильно не переживала из-за несчастья Грэм, ее бы вполне устроила такая компания. В те минуты, когда они откладывали изнурительную бумажную работу и отдыхали на террасе, Грэм искренне интересовалась жизнью Анны. Анне нравилось проводить время вместе, она хотела лишь, чтобы Грэм чаще улыбалась. На удивление, Грэм стала появляться в саду, когда Анна работала. Она подолгу молча стояла рядом, а потом просто исчезала. Иногда она спрашивала Анну, что та делает. Грэм внимательно слушала, а потом улыбалась, запоминая, какие где новые растения. С помощью Анны она постепенно создавала новый образ Ярдли. Со временем ее визиты стали более частыми. Анна осознала, что ждет этих встреч. В те дни, когда Грэм не приходила, Анна заканчивала работу со странным чувством беспокойства и неудовлетворенности.

Однажды поздним утром Анна подняла глаза и увидела рядом Грэм. Она держала руки в карманах брюк и наклонилась вперед с озадаченным выражением лица.

"Что тебя интересует?" – спросила Анна, отклонившись назад, чтобы увидеть свою высокую спутницу.

"Что ты сажаешь? Это не розовый сад, не английский сад, не зимний сад, – ничто из того, что я помню". – Грэм показывала рукой на те части сада, а которых говорила.

"Ты права. Это огород".

Грэм нахмурилась. – "У нас нет огорода. Хэлен всегда говорила, что могла бы выращивать что-то, но никогда не хватало времени".

Ее лицо стало отстраненным, Анна узнавала эту реакцию. Что бы она ни вспомнила, это было больно.

Анна приблизилась к Грэм.

"Вот," – сказала она, кладя в руку Грэм пару рабочих перчаток. – "Надень".

Грэм молча взяла перчатки. Анну тронула ее сосредоточенность, обычно она была такой властной. Если бы Грэм знала, что ее растерянность очевидна, она бы смутилась.

"Но зачем?"

"Чтобы ты помогла мне посадить помидоры", – сказала Анна просто. – "Мы сажаем огород, чтобы этим летом вырастить свои овощи".

Она знала, что рискует оттолкнуть своего замкнутого работодателя, в то самое время, когда она только начала открываться, но она должна была попробовать. Огород должен был успокоить Грэм. Анна надеялась, что инстинкты ее не подводят. Она была практически уверена, что никто никогда не предлагал Грэм Ярдли копаться к грязи.

Грэм протянула перчатки назад: – "Они мне не нужны".

Анна рассматривала руки Грэм. Они были нежными, с длинными пальцами и заметными венами, проступавшими на бледной коже. В гибких пальцах чувствовалась сила, но они были не для грубой работы. Анна видела руки Грэм на клавиатуре, тогда они двигались уверенно и грациозно. Она слышала музыку, которую создают эти руки во время вечернего бриза. Ей не нужны были газеты, чтобы понять, что они сами были изысканным инструментом.

"Нужны," – мягко сказала Анна. – "Пожалуйста, надень их. Я не могу позволить тебе работать без них".

Грэм на мгновение засомневалась, затем кивнула. Она надела перчатки и спросила: – "Что мне делать?"

Анна закатала рукава. – "Становись справа от меня. Дай мне руку".

Она вложила рассаду в руку Грэм.

"По двенадцать в каждом ряду. Делай ямку на пятнадцать сантиметров, сажай рассаду и засыпай. Приминай землю вокруг растения, чтобы не было воздушных карманов. Сажай их на расстоянии полуметра друг от друга. Двигайся точно направо в сторону дома. Хорошо?"

Грэм поднесла рассаду к лицу. Она пахла теплым солнцем. На мгновение она растворилась в этом удовольствии. Анна наблюдала преображение ее лица. Грэм аккуратно держала крохотное растение, с лица ушла строгость, оно расслабилось в доброй улыбке. Нежность, которую она так тщательно скрывала, стала очевидно заметной. Грэм внезапно вышла из задумчивости, покачала головой, и выражение ее лица снова стало непроницаемым.

"Я смогу", – сказала она с обычной уверенностью. И решительно опустилась на колени в месте, на которое указала Анна, в брюках стоимостью долларов в пятьсот.

"Хорошо", – ответила Анна. Некоторое время она наблюдала, как работает Грэм, удивляясь ее уверенности и ловкости. Также она обратила внимание на осторожность, с которой Грэм обращалась с новой жизнью. Она была полна противоречий, эмоционально отстраненной, испуганной, но в то же время такой нежной и чувствительной в маленьких жестах, которые она делала подсознательно. Анне было сложно отвести от нее взгляд. Она заставила себя вернуться к работе, и время потекло в комфортной тишине.

Когда солнце взошло высоко над ними, Грэм остановилась, чтобы закатать рукава. Она отклонилась назад, и Анна вдруг увидела ее лицо.

"Грэм," – позвала Анна, – "повернись ко мне".

Грэм удивленно повернулась.

"Черт. Ты обгорела!" – испуганно воскликнула Анна. Она не подумала о том, что солнце очень яркое, но потом вспомнила, что Грэм была такой бледной отчасти потому, что редко бывала на улице днем. Она гуляла в основном по ночам. Только в последнее время она стала иногда выходить днем.

Анна взяла защитный крем и положила возле Грэм.

"Нанеси его на лицо и руки".

"Ты уверена?" – неохотно спросила Грэм.

"Конечно, уверена!" – воскликнула Анна, злясь на собственную беспечность. – "Ты бы видела, какая ты красная!" – Как только она это сказала, ей захотелось взять слова обратно. – "Боже! Прости!"

Грэм открыла тюбик. – "Не красная. Я знаю, как я выгляжу, когда сгораю".

Анна подумала, что с таким цветом лица она выглядит еще изумительнее.

"Пока все не так плохо, но если станет хуже, боюсь, Хэлен меня убьет".

"Так лучше?" – спросила Грэм, намазывая лицо и руки кремом. Она повернула лицо к Анне, чтобы та проверила. Ее волосы были растрепанными и небрежно падали на лоб. Солнце осветило золотом черты ее лица, создавая контраст с богатой чернотой ее волос и глаз. Она была великолепна, и когда Анна посмотрела на нее, у нее внутри что-то перевернулось. Она задрожала, но, не желая этого показывать, потянулась за тюбиком.

"Давай его мне", – хрипло сказала она. Она намазала кремом подбородок и шею Грэм. – "Ты пропустила немного", – мягко сказала она, нежно касаясь ее лица.

Грэм едва сдержалась, чтобы не отдернуть руку. Анна почувствовала ее дискомфорт, ей было непонятно, почему. Была тому причиной ее слепота или что-то другое?

"Спасибо", – серьезно сказала Грэм, когда Анна убрала руку. Прикосновение Анны к ее лицу испугало Грэм. Даже Хэлен редко к ней прикасалась, и Грэм не думала, что ей это нужно. Она не чувствовала потребность в контакте с чем-то кроме клавиш фортепиано. Но у нее перехватило дыхание от ощущения пальцев Анны на ее лице.Она отчаянно пыталась контролировать выражение лица и не задрожать.

"Пожалуйста", – ответила Анна, отстраняясь. Она не могла забыть взгляд Грэм, когда так невинно к ней прикоснулась. Это было похоже на страх.

***

"Грэм! – воскликнула Хэлен, когда Грэм вошла в кухню. – «О боже! Ты упала? Тебе больно?»

"Все в порядке, а что?" – удивленно ответила Грэм. Она была не просто в порядке, на самом деле она чувствовала воодушевление.

"У тебя грязь на лице, а рубашка – еще то зрелище!"

Грэм очень внимательно относилась к одежде, и Хэлен не могла припомнить, чтобы она когда-либо видела ее в грязных брюках.

Грэм нахмурилась. – "Я помогала Анне в огороде. Я выгляжу очень ужасно?"

Когда удивление Хэлен прошло, она радостно рассмеялась. Да благословит Анну за это бог!

"Боюсь, тебе бы не понравилось. Ты растрепана".

Грэм поставила стакан, который собиралась наполнить.

"Пойду в душ", – сухо сказала она. Она вышла с таким достоинством, с каким только могла. Хэлен посмотрела ей вслед, слезы наворачивались на ее глаза.

***

Менее, чем через неделю, Грэм удивил стук в дверь ее комнаты. Хэлен никогда не беспокоила ее, когда она была там. Она встала со стула перед открытым окном и крикнула: – «Да?»

"Грэм, это Анна. У меня есть кое-что для тебя".

Грэм открыла дверь, чтобы впустить ее, ее лицо вопросительно. Вместо объяснений Анна дала ей в руки пакет.

"Это тебе", – сказала она, вдруг смутившись. Когда эта идея только пришла ей в голову, она казалась блестящей. А теперь, когда перед ней стояла Грэм, как всегда неприступная, она засомневалась.

Грэм пригласила ее войти с привычной вежливостью.

"Пожалуйста, садись".

Анна осмотрелась, удивленная богатством убранства комнаты Грэм. Все, начиная от высокой кровати с пологом на четырёх столбиках до изысканно украшенных шкафов и антикварных гардеробов говорило о культурной изощренности. Грэм производила такое строгое впечатление, что Анне пришлось напомнить себе, что Грэм выросла и была частью самых сливок богатого общества. Единственным видимым пережитком этого богатого мира был ее вкус в одежде.

Анна смотрела, как Грэм аккуратно открывает пакет. Грэм стояла у кровати, тщательно исследуя каждую деталь, выражение ее лица становилось все более озадаченным. Она ничего не говорила, пока аккуратно распаковывала странный подарок. Наконец она повернулась к Анне, удивленно подняв одну бровь.

"И что это?" – спросила она.

Анна глубоко вздохнула.

"Две пары джинсов, три синие хлопковые рубашки, шесть белых футболок, носки и пара рабочих ботинок "Тимберлайн".

"Интересно," – заметила Грэм, стараясь говорить ровным голосом. – "И зачем?"

"Ты не можешь работать в огороде в костюме с Савил-Роу и в итальянских мокасинах. Это преступление", – заявила Анна. Она не упомянула о том, что для Грэм опасным было ходить в такой обуви к утесу с его скользкими склонами.

"Я никогда в жизни не носила синие джинсы", – единственное, что смогла сказать Грэм. Никто раньше не набирался смелости, чтобы комментировать ее одежду. На самом деле такая попытка могла бы спровоцировать самый грубый ответ. А то, что Анна взяла на себя смелость самой купить ей одежду, поразило ее.

"Они черные," – заметила Анна. – Я решила, они тебе больше понравятся".

"А как ты выбрала размер?" – спросила Грэм, все еще удивленная. Анна была одной из немногих людей, которые, казалось, ее не боялись. Еще одной была Кристина, но с ней было совсем иначе.

"Я выяснила твои размеры," – объяснила Анна. – "Позвонила твоему портному".

Грэм не могла скрыть удивления. – "Ты позвонила Максу Файнермеру спросить о джинсах? И что же он сказал?"

Анна улыбнулась, вспоминая.

"Он сказал мне больше, чем мне нужно было знать о длине твоих рук, росте и объеме талии. Я долго убеждала его в том, что ему не нужно шить джинсы, но он настоял на том, что шьет все твои вещи. Он очарователен".

Она не упомянула о том, что он, несомненно, восхищался Грэм, и интересовался, когда он понадобится, чтобы сшить новый костюм.Он объяснил, что ее брюки определенной длины, чтобы легко нажимать на педаль фортепиано, и поскольку у Грэм очень длинные руки, рукава рубашек нужно шить длиннее. Также портной сказал, что важно, чтобы ничто не мешало ей прикасаться к клавишам. Его восхищение Грэм не исчезло после того, как она стала вести уединенную жизнь. Анна поняла, что Грэм производила колоссальное впечатление на всех, с кем пересекалась.

Пока Анна говорила, Грэм мягко улыбалась, одной рукой поглаживая манжет своей ирландской льняной рубашки.

"Бедный Макс," – сказала она, смеясь, – "наверное, он до сих пор не пришел в себя".

"Примерь", – смело предложила Анна.

Грэм удивилась, но потом неожиданно рассмеялась.

"Ладно, мисс Рид, я примерю. Если вы будете так любезны и извините меня на минутку".

Она собрала одежду и исчезла в другой комнате, оставляя Анне воспоминания о своем смехе.