Текст книги "Сумрак и Греза (СИ)"
Автор книги: Rauco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Прорва удовлетворенно заурчала, принимаясь водить когтями вдоль позвоночника самца, нависая над ним и приближая свои жвала к его зажмуренным глазам.
– Зачем?.. – измученно приподнимая веки, наконец вопросил он.
– Затем, что я так хочу, – отрезала Прорва и слегка сжала рукой его горло.
Погрузив пальцы в свою пышущую жаром скользкую промежность, самка сняла порцию слизистой субстанции, состоящей из пролившейся спермы и смазки обоих партнеров, а затем щедро намазала Сумраку на область носа, проведя через верхнюю челюсть до ротовых складок. Несчастный самец задергался, отфыркиваясь, но мучительница крепко удержала его за шею. Вкус самки, смешанный с его собственным вкусом… Мысли, чувства, ощущения – все моментально переклинило. Разум пришел в смятение, инстинкт сошел с ума, и лишь чувство гордости восстало и взбунтовалось.
– Хорошо тебе со мной, воин? – елейным голосом осведомилась Прорва.
– Пусти! – из последних сил рванулся Сумрак, раздирая вывернутые запястья. Он не мог больше мириться с навязываемыми Прорвой правилами, все это было уже не смешно.
– Разве, так просят Госпожу? – притворно изумилась самка, разводя руками. – Вот уж не ожидала от тебя…
И тут Сумрака сорвало… После этих слов самец впал в настоящее бешенство, забившись точно рыба крючке. Он рычал так, что вибрировали стены, заходясь и раздувая израненную грудь, угрожающе щелкал жвалами, бросаясь вперед и безуспешно пытаясь дотянуться до злодейки. В нашедшем помрачении он рисковал вывихнуть себе оба плеча. Кровь от запястий уже текла к локтям и брызгала на колышущуюся гриву. Сверкающие глаза Сумрака сделались почти безумными, в них начали один за другим лопаться тонкие сосуды.
Прорва немного отступила и созерцала все это представление со спокойным и даже слегка скучающим видом. Минуте на пятой, когда стало чувствоваться, что самец выдыхается, она решительно шагнула к нему.
Ощущение прильнувшего теплого тела заставило Сумрака резко замереть. Прорва сдавила его в объятиях, окутывая облаком феромонов и принялась настойчиво тереться о его пах, одновременно перебирая руками гриву и массируя плечи. Обезоруженный подло примененными женскими чарами самец издал какой-то судорожный жалкий всхлип, сдался и окончательно затих. Теряя остатки воли, он почувствовал резкую смену собственного настроя, будто кто-то повернул незримый переключатель… Желание разорвать Прорву на месте улетучилось, словно какое-то наваждение. Теперь ему захотелось немедленно снова спариться с ней, пусть даже в такой неудобной, скованной позе. Улучив момент, он перехватил скользящее по его лобку половое отверстие самки и двинул тазом, вводя свой член. Прорва тихо вскрикнула и совершила встречное движение.
Но самцу она не дозволила сделать и пары толчков. Лишь только ощутив, что орган внутри ее лона достигает полного напряжения, Прорва соскочила с пронзающего ее стержня и нырнула куда-то вниз. Опустив следом взгляд, Сумрак с ужасом увидел, как ее челюсти смыкаются на возбужденном пенисе, и он наполовину исчезает в пасти самки. С секундной задержкой самец ощутил впивающиеся в его плоть острые зубы. Прорва не прокусила, но надежно зафиксировала чувствительный орган, плотно охватив его головку ротовыми складками и зажав посередине между нижним рядом зубов и диастемой. Одновременно она уперла концы жвал в четыре точки по окружности пениса и провела ими с легким надавливанием до самого основания. Это было в прямом смысле «острое» ощущение. И нельзя сказать, что было совсем неприятно… Но зубы… Самца сковал невольный страх. Прорва заглотила пенис глубже и провела жвалами в обратном направлении. Сумрак напрягся и стиснул челюсти, боясь даже шелохнуться. Возбуждение отступило на второй план, уступая место здравомыслию. Член потихоньку начал опадать, выскальзывая из Прорвиной хватки. Вскоре самке ничего другого не оставалось, кроме как разочарованно выпустить жертву.
Следующие несколько минут она безуспешно пыталась вновь распалить страсть самца, но он более не поддавался, так как устал, потерял много крови и в довершение всего явно прилично струхнул перед перспективой остаться евнухом.
Осознавая тщетность своих попыток, Прорва пришла в ярость. Один? Всего один раз за целую ночь??? Нет, ее это ни коим образом не устраивало. Негодующе рыча, самка вновь схватила истерзанного партнера за горло и сжала его своей лапищей, перекрывая доступ воздуха. Сумрак захрипел, пытаясь вырваться, но ничего не получилось. Накатило всепоглощающее постыдное отчаяние.
– Моя Госпожа… прошу… – взмолился он, в итоге, не видя иной альтернативы. Проще уже было дать ей желаемое…
Прорва сильно двинула ему коленом в живот и разжала хватку. В своем прикованном состоянии он даже не смог согнуться. И так уже недостаточное дыхание перехватило окончательно. Сумрак почувствовал, как из угла правого глаза скатилась вниз недопустимая, недостойная воина тяжелая капля.
Прорва отошла и вновь тронула рычаг. Цепь натянулась сильнее, самец практически повис в воздухе, и его когти панически заскребли по полу, безуспешно пытаясь уцепиться за уходящую из-под ног поверхность.
– С этого дня, – процедила самка, приближаясь и вглядываясь в его лицо, оказавшееся теперь почти на одном уровне с ее головой, – ты будешь во всем слушаться меня. Скажу сопротивляться – будешь сопротивляться, скажу ползать – поползешь! Ты хорошо понял?
Да… Какого черта?! Нет! Нет! Ни за что! Иди ты лесом, проклятая тварь! Сумрак на остатках дыхания яростно заклокотал.
– Нет! – рявкнул он, клацнув жвалами прямо у самки перед носом.
– Будешь, – повторила она ядовитым шепотом и куда-то вышла.
Вернулась она быстро – Сумрак даже не успел как следует обдумать ситуацию и решить, что ему делать дальше. В руках у Прорвы была какая-то склянка. Крепко взяв самца сзади за гриву, она сунула пузырек ему глубоко в пасть, ничуть не опасаясь мощных жвал.
–Пей! – приказала она, заливая ему в глотку какой-то горькую настойку. Сумрак поперхнулся и против воли сделал глоток. Прорва отпустила его и отдалилась на пару шагов, уставившись на самца с непонятным ожиданием…
Спустя несколько минут Сумрак ощутил неконтролируемый прилив возбуждения и вместе с тем дурноту. В следующий момент он с ужасом догадался, что она ему выпоила: вытяжку из травы, которую иногда именовали «Последняя ночь». Престарелые самцы, чтобы не опозориться перед самками, пили ее, когда уже не могли полагаться на собственные силы. Она стимулировала сильную эрекцию, но вызывала резкий скачок давления, так что многие из отставных ловеласов гибли на ложе любви…
Прорва не могла не знать, насколько это опасно, но в своей жажде экспериментов над молодым любовником она уже слишком далеко зашла. Его организм с большой долей вероятности должен был выдержать, видно, именно этим она и успокаивала себя.
Сумрак тем временем с откровенным испугом смотрел на собственный увеличившийся до небывалых размеров орган. Пенис перестал умещаться в складке и полностью вышел наружу. Выступили уродливо вздувшееся вены, в закаменевшем подбрьюшье гулко отдавались удары пульса, кажется, уже сотрясая все тело. Дальше все происходило как во сне. Кошмарном бесконечном сне. Прорва накинулась на самца и начала раз за разом насаживаться на его орудие, с упоением, с безумием, со стонами и завываниями. А Сумрак уже почти не осознавал, что конкретно происходит, не слышал, издает ли он сам какие-то звуки, не понимал, движется он или уже просто используется самкой как неживая сексуальная игрушка. С большим трудом он излился несколько раз. Потом вдруг отключилось зрение, а звон в ушах поглотил все остальные шумы…
Очнулся он, скорчившись на полу. Запястья были иссечены в кровь, но свободны. Болело все. Вообще все.
– Ты обмочился, – равнодушно констатировала взирающая на него сверху вниз Прорва.
«Я сейчас еще и блевану», – с тоской подумал Сумрак.
Голова продолжала гудеть, голос Прорвы словно бы проходил через вату. Сумрак нащупал рукой какую-то опору и поднялся на трясущихся ногах. Боги, что за унижение… Для чего он это все терпит…
– На сегодня свободен, – сообщила истязательница, посторонившись и пропуская его к выходу. – Если не придешь завтра, я перед сестрами объявлю тебя трусом и неполноценным самцом.
– Но ведь ты знаешь, что я приду, – поднимая на нее мутный взгляд, молвил посрамленный воин. Прорва ничего не ответила.
Проводя глазами его пошатывающуюся удаляющуюся фигуру, она принялась прибираться на «поле боя». В душе безжалостной самки на миг шевельнулись вялые отголоски совести. Сегодня она, пожалуй, перешла границы дозволенного. Она могла просто угробить юнца. Ей, конечно, это сошло бы с рук, как и многое другое, но… Наверное, стоило быть с ним помягче. Хотя, с другой стороны, пусть не думает, что в сказку попал. Он попал в Сезон, и церемониться с ним никто не будет – не дорос еще до церемоний.
А ведь он, при всем при этом, неплохо держался. Другой бы молил о пощаде уже на третьей минуте, либо начал бы как баба кусаться и отпинываться. Но этот твердо стоял на ногах до самого конца. Даже, когда сознание и силы покинули его, и взгляд сделался совсем пустым, по-прежнему стоял, покуда полностью не отключился. Он не сдался ей. Он и вчера не сдался – обманул. Целеустремленный, предприимчивый, находчивый самец. Твердый характер, сильная воля… В прежние времена Прорва сочла бы за великую удачу зачать от такого самца.
И одновременно… Как же он был наивен и доверчив! Развратнице хотелось пользоваться этим снова и снова, но она понимала, что юнец быстро учится. В следующий раз он будет осторожнее… Если он вообще наступит, этот следующий раз.
Сумрак, желая куда-нибудь провалиться от стыда и отчаяния, практически наощупь выбрался во двор. Он успел дойти до ближайших кустов, где его благополучно вывернуло. Стало немного легче. Потом самец добрел до источников, упал на берег и жадно приник к воде. Пил он долго, иногда переводя дыхание и вновь глотая невкусную жидкость с легким сернистым привкусом. Напившись, он умылся и ополоснул тело. Настойка продолжала свое коварное действие, так что запахнуть набедренную повязку оказалось делом нелегким. Разбухший пенис до сих пор частично выставлялся из клоакальной щели, и его головка неприятно терлась о ткань. Возникла мысль вообще пойти голым, но как-то было неудобно щеголять с таким стояком даже в этот глухой час.
Униженный и разбитый, самец пошел прочь с территории самок. Уже в роще кто-то его тихо окликнул и, прежде чем Сумрак смог сориентироваться, чья-то рука, вынырнувшая из кустов, затянула его внутрь естественной зеленой беседки. Солнышко поглядела на него с огромным состраданием.
– Я так и знала, что она собирается проделать с тобой что-то ужасное, – вздохнула самка. – Как ты?
– Я в порядке, – солгал Сумрак, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд.
– Не серчай на нее, она иногда себя не контролирует…
– Я сам виноват, вчера сделал что-то не так…
– Ну, на мой взгляд, ты делал все как надо, – тут уже с явным намеком произнесла младшая сестра. – И я сейчас не против повторить.
– Солнышко… – начал было Сумрак, но самка, от взгляда которой не ускользнула заметно топорщащаяся в его причинном месте ткань, проворно ухватила его за промежность. Самец, не сдержавшись, взвыл.
– Тебе все равно надо сбросить лишнее напряжение, – почти наставительным тоном произнесла она.
Да, в кустах он еще этого не делал… Прямо ночь незабываемых впечатлений. Ну, что, хотел, значит, попробовать что-то новое? Получите, распишитесь… Мечты сбываются…
Самец не помнил, как добрался до лощины, не помнил, как пересек ее и дошел до челнока… Уже внутри, проглотив горсть сорбентов и вколов себе самый мощный из стабилизирующих препаратов, он начал потихоньку возвращаться к действительности, но состояние все еще оставляло желать лучшего. Руки тряслись, из-за отекшего подчелюстного пространства в горле стоял ком, веки припухли и не желали открываться, в уголках глаз засохли, неприятно стянув кожу, маслянистые слезы. Срам-то какой…
Кое-как замазав повреждения регенерирующим составом, Сумрак без сил опустился в кресло и провалился в мучительный, тревожный сон. Потом ему мерещился какой-то бред. Отовсюду лезли непонятные твари, а он был безоружен и никак не мог отбиться. Наконец одна из них повалила его и вгрызлась в пах, а когда ее удалось скинуть, самец обнаружил, что вместо нижней части тела зияет кровавая дыра. Боли не было, но была паника: как же он теперь такой покажется Прорве???
Лишь проснувшись от лучей полуденного солнца, бьющих сквозь стекло кабины, Сумрак испытал незначительное облегчение. Все это был дурной сон… Но тот кошмар, что происходил минувшей ночью, оказался вполне реален. И сегодня он обещал продолжиться. Но у самца не оставалось выбора, нужно было встретить свою участь с гордо поднятой головой. И как-то постараться больше не обделаться…
А гордую голову, между тем, сжимало словно в тисках – последствия вчерашней выпитой дряни. Подбрюшье также готово было просто лопнуть – а это уже после принятого стабилизатора. Он восстанавливал все функции организма, не исключая репродуктивную. Проклятье… Сумрак чувствовал себя так, будто бы и не касался самок, опять все сначала…
Самец поднялся, нетвердо встав на ноги. Первым делом оттянул ремень и с опаской заглянул под ткань. Вроде, все было в порядке, а вот саму набедренную повязку можно было ставить в угол рядом с обувью… Переодевшись и туго перемотав искалеченные запястья полосками кожи, как перед тренировкой с каким-то тяжелым инвентарем, он поковылял на охоту. Сегодня надо было пойти к самкам пораньше, а то Прорва реально им наплетет такого…
Подстрелив первое попавшееся, что шевельнулось в подлеске, Сумрак взвалил добычу на плечо и вернулся к челноку, закинуть оружие, после чего в наступающий предзакатный час двинулся к долине источников. Лощину он попытался обойти по самому краю, как можно более незаметно, сделав большой крюк. Об одном молился – только бы не встретить ее… И его все равно угораздило столкнуться с Грезой прямо нос к носу.
– Опять ты тут? – самка сделала вид, что удивилось. Но Сумрак готов был поклясться, что на самом деле она искала его специально…
– Я ухожу, – буркнул он, пытаясь пройти мимо.
– Что-то ты совсем неважно выглядишь, – заметила она.
– Я… – Сумрак все-таки замешкался, и теперь судорожно пытался придумать, что бы соврать. На ум пришло лишь одно, и, наверное, это было ничем не лучше правды. – Я перебрал вчера.
– Оно и видно, – презрительно фыркнула Греза.
– Самому стыдно.
– И часто с тобой такое приключается? – она скептически прищурила глаз.
– Обычно, нет, – честно признался Сумрак и повторил: – Я сейчас уйду, не беспокойся.
После этих слов он еще и случайно икнул, так что история с попойкой и впрямь приобрела ужасающую натуральность.
– Дурак ты, – хмыкнула самка. – Оставайся уж. Сходи умойся только, смотреть на тебя страшно.
А идея была неплохая… Река протекала всего в двух шагах. Перед визитом к любовницам следовало хоть немного привести себя в порядок. Спасибо за напоминание этой наглой девице…
Он спустился к воде, кинул предназначавшуюся самкам тушу на берегу и ополоснул лицо, грудь и плечи. Краем глаза Сумрак заметил, что Греза спустилась следом, но, умываясь, он упустил ее из вида…
Незаметно подкравшись со спины, озорница резко толкнула его, скинув в воду. Когда Сумрак выплыл, кашляя и отплевываясь, она злорадно сообщила, что ему надо было капитально освежиться, и она всего лишь оказала ему услугу. Самец только головой покачал. Какие-то нелепые детские шалости…
Он уселся на берегу, обсыхая. Греза неожиданно плюхнулась рядом и принялась болтать… Таак, где-то мы уже это проходили… Незатыкающееся, непосредственное, навязчивое существо. Сумраку, похоже, на них везло. И что же тебе надо?..
Греза жаловалась на жизнь в гареме, где другие самки заискивали перед ней так, что аж тошнило. Отличная, надо сказать, с ее стороны была мысль – найти в Сезон незнакомого озабоченного низкостатусного самца и поделиться с ним недовольством по поводу своей личной жизни. Просто блестящая мысль! Ах, тебе еще и Серый не люб? Превосходно. И ты его не подпустила еще ни разу? Какая ценная информация!
Сумрак слушал ее вполуха и чувствовал, что его потихоньку начинает потрясывать от смеха. Нервного смеха. То, что она уговорила его остаться, рисковало вот-вот перерасти в большую проблему. Глупая самка… Она, что, совсем не понимала, что творит?
Всколыхнувшееся под действием препаратов желание уже вовсю давило на мозг. Он чувствовал, что его тянет к ней все больше. Если бы она подала ему хоть один повод, хоть один неосторожный знак внимания, он бы незамедлительно овладел ею прямо здесь, на берегу. Пусть это не по правилам, пусть это нарушение общественной морали, черт с ней, с моралью. Некоторые отчаянные юнцы вообще в гаремы пробираются и устраивают там беспредел. Даже иногда уходят живыми – это, конечно, если хозяин не просечет, и самки окажутся благосклонными. А тут нейтральная территория, и Серый где-то далеко, тогда как Сумрак рядом… И готов…
Останавливало лишь то, что пока была не готова сама самка. Если бы она источала еще и более сильный запах, Сумрак едва ли смог бы сдержаться… Его тянуло к ней, отчаянно и неодолимо тянуло. Но, к счастью, не на уровне биохимии.
Молодой воин помучился так еще несколько минут и все же решил не искушать судьбу. Да и его дражайшие извращенки уже заждались… Он встал, учтиво поклонился дочери Великой Матери, подобрал дичь и поспешил скрыться. Их прощание со стороны выглядело крайне быстрым и неловким. Греза осталась любоваться закатом, а Сумрак пошел доказывать своим самкам, что он не трус…
====== Глава 6. Новые подробности ======
Если существуют секс-бомбы, где-то должны быть и секс-саперы.
(Народная мудрость)
В раскрытые окна заглядывало бордовое закатное солнце, сквозь зыбкий туман протягивая над долиной свои последние лучи. Минувший день снова выдался очень жарким. Вот уже месяц, как прошли последние ливни, но пропитавшаяся влагой почва до сих пор отдавала легкий пар, а по утрам на нее выпадала обильная роса.
Запущенный сад, простиравшейся под стенами гарема, расцветал сейчас буйным цветом, но его красками было почти некому любоваться. Его окраина плавно перетекала в дикий лес, где сестры, бывало, охотились вместе. Среди колышущихся трав царила мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и чириканьем крылатых созданий. Когда-то давно все здесь было иначе: облаченные в дорогие ткани самки лениво коротали раскаленный полдень в беседке, по тенистым дорожкам бегали, дурачась и меряясь силами детеныши; самые младшие ползали в густых древесных кронах, забавно квакая и преследуя мелкую живность, а те, что постарше упражнялись с копьями или, усевшись в кружок, слушали рассказы матерей и теток… Когда-то здесь было привольно и легко, не было особых забот, не было проблем… А потом все стало меняться. И в один из дней изменилось совсем…
– Сестра, ты не слишком ли жестко с мальчишкой? – осторожно спросила Осень.
Самки прятались от зноя в любимом зале. Здесь они собирались по вечерам, обсуждая сплетни и играя в настольные игры. Сюда же они приводили редких самцов, которых удавалось заполучить. Здесь также частенько развлекали друг друга запретными ласками, когда самцов не было.
Сейчас эти стены стойко впитали запах нынешнего претендента на гарем. Сумрак исправно являлся выполнять свой мужской долг и предавался этому занятию с полной самоотдачей. Поначалу он, конечно, вел себя неуверенно и слегка нелепо, подобно большинству юнцов, впервые рискнувших опробовать свои силы, но уже на третью ночь начал делать заметные успехи. Терять его так скоро не хотелось бы…
– Что это ты имеешь в виду? – Прорва откинулась на подушки, изобразив непонимание.
– Прости, я рассказала, – вклинилась в разговор Солнышко. – Я вчера видела его, ну, после…
Старшая самка негодующе зафыркала и злобно зыркнула на младшую.
– Ни о чем вас попросить нельзя, – с раздражением проговорила она. – Это только наше с ним дело, я же ясно сказала вчера: не приближаться, не вмешиваться. Куда ты, рыжая, полезла?
Солнышко оскорбленно насупилась.
– А, если он больше не придет? – хныкнула она.
– Разумеется, не придет, – согласилась Прорва. – Все они одинаковые.
– Да ты о чем вообще! – вдруг взвилась Солнышко. – Что значит «одинаковые»? Ты же сама его отравила! Он после этого снадобья мог вообще больше не оклематься! А ты еще и полный флакон ему залила – ты хоть понимаешь, что это количество на самца раза в три крупнее рассчитано?
Прорва привстала и предупреждающе рявкнула на нее, заставив умолкнуть – мала еще дерзить. Осень сокрушенно покачала головой и умиротворяюще промолвила:
– Прорва, душа моя, если ты сама мужененавистница до мозга костей, то хоть о нас с сестрой подумай…
– Да сколько ж вам говорить, дуры: не повторяйте моих ошибок! – зашипела Прорва. – Поймите, мужик – не дар божий, а лишь средство достижения определенных целей. И в нашем случае цель остается одна – секс, удовольствие, разрядка. Сколько раз вы обе приносили потомство? Еще актуально, нет? Я вот даже не помню, как выглядят мои сыновья и не знаю, живы ли они, а новых у меня не будет. А ты, Осень, кому сейчас интересна, связанная своей клятвой Храму? А Солнышко сколько раз пыталась у нас зачать? Поймите и примите: мы никому не нужны. Сумрак пришел, потому что ему было все равно с кем получить первый опыт. Через год его запросы возрастут, а про вас он даже не вспомнит. Он такой же, как все они. Поэтому проводите с ним время, как вам того хочется, и не мешайте мне заниматься тем, чего хочу я. Если самец не в силах удовлетворить все желания самок, стоит послать его куда подальше.
Сестры уязвленно замолчали. Но Прорва была во многом права…
Дальше разговор не клеился. Самки сидели, нервно поглядывая друг на друга, и каждая думала о своем. Прорва – о своей правоте, Осень – о Храме и клятве, Солнышко – о крепком теле Сумрака и грядущей перспективе никогда им больше не насладиться.
Время шло. За окнами уже начало темнеть, а самец так и не появился.
– Короче, твоими стараниями он действительно не вернется… – проворчала, наконец, Солнышко.
– Поверь, НЕ МОИМИ, – отрезала Прорва.
– Жаль, – протянула Осень. – Мне он нравился…
И тут снаружи послышались шаги. Через несколько секунд в зал как ни в чем не бывало вошел Сумрак. Как водится, с гостинцами, на вид несколько потрепанный, но вполне жизнерадостный. Самки замерли от удивления.
– Приветствую достойнейших! – поклонился он. – Я считал мгновения до нашей новой встречи.
Прорва встала и степенно подошла к самцу. Приблизившись и практически коснувшись его жвал своими, она процедила:
– Молодец… – и резко вышла. В эту ночь она больше не показывалась, предоставив Сумрака в полное распоряжение сестер.
Уж неизвестно, просто совпало так, или самки настолько обрадовались его возвращению, или ненасытность самого самца, накачанного стимуляторами, так на них подействовала, а, может, сказалось отсутствие Прорвы, способной морально подавить кого угодно, но то, что происходило в ближайшие несколько часов отличалось поистине дикой несдержанностью. Пожалуй, впервые Сумраку пришлось предаваться столь безумной, животной страсти. Сестры стелились перед ним, обвивали его, стремились слиться с ним в единое целое. Они льнули к своему вожделенному воину, доводя его своими прикосновениями до высшей степени наслаждения и не гнушаясь мимоходом взаимных весьма откровенных ласк. Сумрак пытался поймать то одну, то другую, а они играли с ним, то в последний момент выскальзывая и заставляя схватить воздух, то наоборот по своей воле падая ему прямо в руки. Сумрак жадно глотал их сладостные соки, упивался возбуждающим ароматом и брал, брал, брал без остановки, а самки алчно впитывали его в себя, и им было все мало, мало, мало…
С каждой минутой они уходили все дальше за некую грань, разделяющую мираж и действительность. Нить осознанности стремительно истончалась, вот-вот грозя порваться, позволив беспомощно рухнуть в бездну чувств. Мысли путались, реальность плыла…
…Все три разгоряченных тела сплелись в движущийся запутанный клубок. Чья-то густая грива рассыпалась среди подушек, чьи-то когти рассекают кожу, чьи-то руки тянутся гладить, сжимать, дразнить. Мощные жвала смыкаются то с удивительной нежностью, то с грубой силой, глубоко прокусывая плоть; то щекочут самыми кончиками, то колют словно иглы. Тело трепещет, выгибается, молит о новых, еще более сильных и острых ощущениях. Рычание и стоны, сбитое дыхание, одуряющий запах соития. Разливается золотистая субстанция, стекает по ногам, по влажному животу, смешивается с кровью и ползет по исступленным изгибам, омывает их, капая вниз и пропитывая шкуры на полу…
Кричи!
Умоляй!
Нет! Да… Еще!
Продолжай. Прошу, дай испытать это снова…
Нет!
Да!
Мало… Хочу… Снова… Сильнее!
Хватит! Больно!
Дай мне… Да… Вот так…
Не могу больше! Еще! Еще!
Еще…
Изнутри неумолимо поднимается разрушительная, неконтролируемая волна. Она давит, кипит и обжигает. Она стремительно захлестывает, не оставляя ни единого шанса. Она сносит в небытие.
Последний удар…
Провал…
Темнота…
Звон тишины…
Солнышко глубоко и размеренно дышала, раскинувшись среди подушек. Ее глаза были закрыты, тонкие жвала слегка разошлись. Солнышко спала крепким, спокойным сном, утомленная и пресыщенная долгой любовной игрой.
Осень тихо поднялась и потянулась, грациозно выгибая шею.
– Идем со мной, – шепнула она Сумраку, выходя из зала.
Он встал и так же бесшумно последовал за ней, не задавая лишних вопросов.
Она привела его в небольшую комнату с мозаичным полом и пурпурными стенами. Обстановка была простой, но по-своему изысканной. В многочисленных нишах виднелись внушительные фолианты и предметы культа; черепа, по-видимому, имевшие какое-то иное значение, помимо трофейного, а также какие-то склянки и коробки с непонятным содержимым. У широкого окна располагалось большое, мягкое ложе, рядом стоял небольшой столик, повсюду валялись излюбленные самками пухлые подушки. Сумрак умел такие подушки шить, только, конечно, никогда никому в этом не признавался…
Очевидно, это была спальня Осени. Зачем только они сюда пришли? Самка хотела продолжить тут?..
Сумрак в нерешительности остановился на пороге. Откровенно говоря, девчачьи комнаты его с детства слегка нервировали. Побывать в них из чистого любопытства всегда хотелось, но никогда не разрешалось, а те несколько раз, когда родные и сводные сестры сами затаскивали его в свои апартаменты, радужных воспоминаний не оставили. Всегда они затевали какую-то шутку или гадость…
– Ну, что ты там встал? – спросила Осень, роясь на полке. – Зайди и сядь. Я сейчас.
Сумрак поглядел на нее недоверчиво, но повиновался. Вряд ли у нее на уме было то же, что у Прорвы. Он присел на край ложа и тут же утонул в нем.
Осень тем временем достала салфетки и бутылочку с антисептиком. Протерев несколько укусов и ссадин у себя на шее и груди, она подошла к самцу.
– Ну-ка, дай-ка, – проговорила она, слегка поворачивая его за плечо.
Как всегда, шкуре самца досталось весьма прилично. Он сам лишь несколько раз позволил себе до крови хватануть самок, и то в минуты, когда уже совершенно себя не контролировал, а уж они-то не стеснялись. Впрочем, он привык.
– Не стоит, – попытался он остановить Осень, – я в состоянии сам…
– Успокойся и не дергайся, я перестаралась, у тебя на спине что-то страшное, – удержала его самка.
Ха, а, будто до этого бывало как-то иначе?
Не взирая на его протесты, Осень тщательно промыла все раны и нанесла какую-то мазь, от которой шкура неприятно заблестела. Снадобье пахло резко и пряно, но хорошо охлаждало ссадины. Самочьи лекарства, конечно, были гораздо более щадящими, чем те, которые обычно использовали воины, только, скорее всего, и менее эффективными.
– Спасибо, – поблагодарил Сумрак, вставая.
– Ты куда собрался?
– Думал, ты хочешь отдохнуть, – замялся он. – Ночь на исходе.
– Останься, – скорее приказала, чем попросила Осень.
– Хорошо, – опять послушался самец и добавил чуть смущенно: – Что… делать будем?
Он никогда еще не оставался с самками после любовных утех – они всякий раз засыпали, и Сумрак потихоньку уходил, исчезая до следующего вечера. Поэтому сейчас он, мягко говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. С чего это Осень вознамерилась с ним пообщаться? Почему озаботилась его ранами? Зачем увела к себе?
– Как ты и сказал, просто отдохнем.
Она элегантно откинулась на ложе, созерцая обескураженного самца с легкой усмешкой. Сумрак аккуратно вновь присел на край, но Осень приглашающе похлопала по кровати возле себя. Самец неловко подобрался ближе и растянулся рядом с ней, приподнявшись на локте, насколько это позволяла мягкость перины.
– Ты что так напрягся? – удивилась Осень. – Я тебя не съем.
Она легонько толкнула его в грудь, укладывая на спину и заглядывая в его лицо.
– Могу я тебе задать один вопрос? – она выжидающе поглядела на самца.
– Да, конечно, задавай… – согласился он, прогнозируя какую-нибудь женскую глупость типа, «С кем из нас тебе больше нравится спариваться?» или «А я, по-твоему, красивая?»
– Почему ты вернулся после того, что было вчера?
Таак, и она тоже в курсе… Хотя, глупо было надеяться на то, что самки могут держать рот закрытым, а жвала прижатыми… Давайте уже всем расскажем, да, что там, давайте в новостях объявим: леди Прорва из долины горячих источников отымела доверчивого охотника в кладовке в особо извращенной форме, в результате чего тот вырубился, сделал лужу и наблевал в саду…
Сумрак поежился. Но, тем не менее, сделал глубокий вдох и честно ответил:
– Если бы я не вернулся, я бы нанес оскорбление вам и уронил бы свою честь.
– Интересная позиция… – неопределенно хмыкнула Осень.
– Вполне, на мой взгляд, нормальная… Есть общие правила приличия, и…
– То есть, ты считаешь, то, что вчера с тобой вытворяла сестрица, твоей чести не уронило? – перебив его, уточнила самка.
– Все, что происходит на брачном ложе, должно там же и оставаться, – слегка уклончиво ответил самец. – Не стану утаивать, самолюбие мое пострадало и гордость тоже. Но не честь. Мою честь уронит убийство беззащитного, мою честь уронит бегство с поля боя, мою честь уронит грубое неуважение к самке. Но никак не попытка удовлетворить ее запросы в брачный период.
– Значит, сдаться врагу – недостойно, сдаться самке – допустимо? – продолжила допытываться Осень. Вот потому-то служителей культа многие недолюбливали. Всегда им надо было докопаться до сути, залезть в чужую голову, выведать все, что руководит окружающими… Захотелось ответить, что не ее дело, но это была бы неправда – как ЕГО самке ей БЫЛО до этого дело.
