Текст книги "Пятый угол (СИ)"

Автор книги: Раффлезия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

15 глава

POV Брайан.

Питтсбург. Лофт. Июль 2008

После разговора с Джастином Питтсбург не переставало заливать солнце, слепило глаза, толкалось в лофт, заставляло щуриться, ловить блики и глупо улыбаться.

Спасибо, засранец, что дал пинка своим «не хочу любить» и «прощай». Джастин… Джастин… Ты думаешь, я бы стал тем, кто есть, если бы легко сдавался? А сейчас речь не о бизнесе, не об имидже, – о тебе. И это самое важное, что должен сделать: заставить поверить еще раз, убедить выслушать, вернуться. Пофиг куда, в Нью-Йорк, Питтс, или еще в еще пятьдесят мест. Вместе: короткое слово, за которым может быть длинное будущее. Обнять и больше не выпускать.

Два дня подчищал концы в Киннетике, перекладывая обязанности на Теда и Синтию. Они, пребывая в полной уверенности, что мистер Кинни едет топтать очередную «Ибицу», открыто бунтовали, перестав возмущаться только после обещанной прибавки к зарплате.

Сегодня вечером, в среду, Сара вытащила в «Дамаск», уговорила попробовать проверить свою меткость. Подумав о Гекторе, согласился. Сдвинуть Мендозу не сложно, станет цепляться, кричать, угрожать, бросаться к Джастину: «Кинни моральный урод, а я люблю тебя». Немного жаль его, – он не должен был рассказывать, но я-то не должен был делать. Однако, выбора нет, мстить испанцу за свою лажу, за то, что сделал его пешкой – не буду, низко, противно. Он и так жертва, добивать – не мой уровень. Ему придется смириться, – я совершил ошибку, понял ее и хочу попробовать вернуть Джастина.

…Два ножа попали в карту, заслужил похвалу от мисс Ллойд. На мои слова о поездке в Испанию, реакция «ллойдовская»: пожала плечами: «Кто бы сомневался. Cмотри на него, пробуй его, говори телом. Ты любишь его. Он тебя. Это сильнее слов. Да, Брайан, он любит. А ты поросенок».

В машине Сара, покуривая, небрежно бросает.

– Через месяц уезжаю. Не знаю пока куда. Как устроюсь, позвоню, можешь нанять меня на десять проектов, плата доллар в час. Потянешь?

Потрясающий сюрприз. Сара, будь я натуралом… Не замечаю, как говорю это вслух. Она перебивает.

– … ты бы меня трахнул. Нет, Кинни, спасибо за предложение, но я хочу еще пожить, а постель бы стала полем боя, уж больно мы с тобой похожей крови.

Смеюсь, чертова Сара, ведь точно.

– Ты уверен, что он будет в Малаге?

– Не знаю, не та проблема. Найду.

– Найдешь. Удачи тебе, Брайан. И спасибо.

– Тебе тоже.

– Есть тема для беседы. Уделишь мне сегодня немного времени, могу подъехать в лофт через пару часов. Да-да нет-нет.

– Сниматься не буду.

– Не надо. Другая тема, важная для меня.

– Хорошо, вечером дома. Позвони.

Выхожу из лифта.

– Ты! Стой! Спиной к двери и руки вперед!

Твою мать! Гектор?! На лестнице! Глаза как два красных фонаря в бордовой оправе: воспаленные, безумные, злые, отчаянные. В руке направленный пистолет, ого, даже с глушителем, не дрожит, смотрит четко мне в лоб. Нда, спятивший Мендоза может и не промахнуться. Он подходит, тыча дулом в лицо, шипит.

– Открывай дверь, Кинни. Где он? Где ты его спрятал?

Медленно достаю ключи, стараясь не делать лишних движений, блядь, как с ним разговаривать? Как он вообще тут оказался? Переводит пистолет к виску.

-Открывай. Быстро. Поверь в серьезность момента, несокрушимый жеребец.

Вваливаемся в лофт, закрываю дверь. Все так же, держа оружие около головы, он двигает меня к спальне, по пути сбрасывая куртку на диван.

Стараюсь, чтобы голос звучал ровно.

– Мендоза, ты переигрываешь. Какого хуя происходит?

– Где он? Не заставляй обыскивать, не вынуждай выбивать из тебя правду.

– Эй, ублюдок, поспокойнее. Да убери его, блядь. Он – это Джастин?

Скрылся от испанца? Когда? Во время последнего разговора дал понять, что с Гектором. «Люблю Гектора, по-другому, но люблю». И где он? Мендоза молчит.

– Гектор, черт тебя дери, где он? Почему ищешь здесь? И, блядь, что б ни слова на испанском.

Он смотрит мне ниже пояса, губы растягиваются в уродливой улыбке, обнажая десны как при пародонтозе.

– Ты снизу, Кинни, но все равно приказываешь. Нет, дорогой, сейчас я тебя трахну так, что будешь просить пощады. И плевать на последствия.

Он серьезен. Он в состоянии аффекта с пушкой в руках. И он не суетится. Все вместе – реально опасно.

– Гектор, давай поговорим спокойно, убери пистолет.

– Зачем? Если не скажешь, где Джастин, твои яйца окажутся на полу, обещаю. И не прикидывайся, я вчера узнал, он улетел из Берлина в Нью-Йорк, наверняка сразу в Питтсбург. Отвечай…

– Блядь, что? Его здесь нет и не было, от тебя услышал про Берлин. Зачем? О, черт, точно, ты же рассказал, только такой идиот, как я, мог поверить, что он…

Гектор становится цвета гипса, медленно перемещает пистолет мне в пах, вдавливает. Чувствую, как по шее ползут капли пота, а ноги деревенеют, трудно сохранять хладнокровие, когда перед глазами встает картинка: окровавленный Кинни с дыркой между ног. Но страх катализирует ненависть: да кто он такой, чтобы заставлять меня бояться. Хочется вцепиться сеньору в горло, переломить с хрустом. А ты, оказывается, кровожадный, Кинни, может, зря не увлекался стрелялками и не смотрел боевики. Испанец отмирает.

– Ты знаешь? Он сказал? Врешь, Кинни, врешь, Джастин в Питтсбурге. Звони ему, пусть придет, иначе…

Черт, да он больной. Становится жутко, палец на курке белый от напряжения, неловкое движение и… Стоп, стоп. С сумасшедшими только лаской и обманом, логика не для них.

– Гектор, давай так. Расскажу что знаю, но после твоего объяснения. И убери, блядь, игрушку, я не собираюсь бросаться. Мендоза, черт возьми, твои именитые предки в гробу переворачиваются.

Гектор наклоняется к самому лицу, еще сильнее толкает пистолет, смердит смесью алкоголя и освежителя для рта.

– Мои предки десятками вешали таких дьяволов как ты.

– Мимо. Итак, почему решил, что Джастин здесь? Когда вы расстались? Где он был? Почему приехал за ним?

Гектор не успевает ответить, в кармане его сброшенной куртки раздается телефонный звонок. Мендоза дергается, палец на курке тоже, я откидываюсь в сторону, но он резко прижимает мне член дулом, – ебать, даже сквозь джинсы чувствую холод металла. Телефон продолжает надрываться… Так, есть вариант.

– Гектор… Это может быть Джастин. Не возьмешь – не узнаешь.

– Нет. Он мне не звонит.

– А вдруг? Могу подойти вместе с тобой.

После секундного раздумья кивает, хватая меня за плечо и, не убирая пистолет, толкает к дивану. Ему неудобно доставать телефон одной рукой, приходится нагнуться, отодвинув тем самым дуло немного в сторону. Прыжком падаю за спинку дивана, снизу хватаю Мендозу за щиколотки, резко дергаю вперед. Он заваливается, цепляясь свободной рукой, наши испанско-английские ругательства звучат гораздо громче приглушенного выстрела в многострадальную итальянскую мебель. Сеньор все-таки не удерживается на ногах, падает, пушка отлетает в сторону, я наваливаюсь сверху, добираюсь до горла, его дерганья по сравнению с моей яростью – судороги петуха перед отрубанием башки. Ослабляю хватку только когда потомок инквизиторов начинает хрипеть и багроветь. Отпускаю, поднимаюсь, подбираю пистолет.

– Вставай. Теперь можно и поговорить.

Гектор прислоняется спиной к дивану, пытается восстановить дыхание, с языка срываются маты вперемешку с проклятиями и угрозами. Но он уже сломлен, будто-бы из скелета вытащили позвоночник, он отчаянно жалок и слаб. Прерываясь через каждое слово, рассказывает.

– Джастин ушел от меня как узнал о… Сам понимаешь. Я случайно проговорился, ангела обуяли бесы, я был в отчаянии, не понимаю, как вырвалось. Что б ты был проклят, Кинни. Он не мог забыть, чтобы я не делал, как-бы не пытался вытравить, бесполезно. Ты виноват, что он ушел. Но я поклялся, найду. Нанял детектива, тот отыскал следы в Берлине, но там его уже не было. Узнать об отлете в Нью-Йорк оказалось несложно. И я, я должен был помешать вам встретиться. Смог бы упросить вернуться. Пусть это унизительно, даже недостойно, но я люблю его. Так, как ты никогда не умел, не сможешь. Вернусь в Нью-Йорк, прочищу весь город…

– Его здесь не было. Не знал о Берлине, Нью-Йорке. Но спасибо за подсказку.

– Я найду его первым.

– Успехов. А теперь вон отсюда. Пока я не стал играть пушкой с твоими яйцами или не всадил самый большой дилдо в твою аристократическую задницу. Пошел на хуй. И молись всем своим предкам, чтобы с Джастином ничего не случилось, иначе, клянусь, медленно сниму скальп. И кстати, как ты узнал адрес?

– Его сдал за деньги первый попавшийся педик.

-Все. Вопросов больше нет. Пошел вон.

Гектор уходит, а я заваливаюсь на кровать и прожигаю взглядом дырку в спинах.

Блядь, где тебя носит, засранец. Помнится, в Нью-Йорк за тобой уже катался. И пусть вводные сейчас другие, результат будет тот же, – найду.

Почему-то вспоминаю Джастина на «Короле Вавилона»: как хотелось одновременно отодрать его, в прямом и переносном смысле, послать на хуй, спрятать за пазуху, наказать, унести домой.

Телефонный звонок, Сара спрашивает, может ли зайти через час. Приглашаю.

…Она падает на диван и, конечно же, сразу замечает дырку от пули.

– Ого. Не знала, что лофт филиал тира.

Наверное, это глупо и слабо, но я почему-то рассказываю ей о визите Мендозы. Малознакомая Сара как-то незаметно оказалась единственным человеком с которым можно спокойно, не ища слов и не напяливая на морду равнодушное выражение, поговорить о Джастине.

– Молодец. Летишь завтра? Грубберам не звони, бесполезно.

– Я не идиот.

– Нет. Удачи. Все получится.

– Ты хотела о чем-то поговорить?

-Да, сложно было решиться. Поэтому, пожалуйста, ни слова, пока не закончу. Мне… Я… хочу ребенка. Больше творчества хочу. Молчи. Родного, близкого человечка, называй это мечтой. Рожать от безликого донора не буду. Прошу, не перебивай. Должна почувствовать отца своего ребенка, прочувствовать, черт, я должна элементарно его уважать, ценить за что-то. Ты один из двух людей в моей жизни, кого я уважаю и кого смогла, как кажется, почувствовать. Теперь говори.

Говори… Что? Что вообще говорят в таких случаях? Ну да, Гас… Линдси старый друг, упрашивала почти год, а согласился я под кайфом. Еще ребенок? Нет. Люблю Гаса и не хочу других. Черт, будто располосован надвое. В словах Сары есть резон и, черт возьми, она больше чем кто другой имеет право. С другой, я не хочу повторного отцовства. С Гасом бы больше времени проводить. Нет, все-таки нет.

– Сара, благодарен за доверие, но, извини, нет. Дело не в тебе, во мне. Уверен, ты…

– Брайан, не надо. Не сползай в банальное «еще встретишь». Мы сливали друг в друга негатив, растерянность, это само по себе ценно. Не хочу давить на эмоции. Спасибо. Питтс оказался неплохим городом и мое обещание насчет Киннетика в силе. Звони.

Она одевается, – спина как струна. А я внезапно вспоминаю о Мелани, когда согласился быть отцом ее ребенка. Мелани и Сара. Что изменилось? Почему Мелани, но не Сара? Ведь факт, за эти месяцы мисс Ллойд стала мне ближе, чем мисс Маркус за все годы. И знает обо мне то, чего не знает никто. А Гаса я никогда меньше любить не стану.

– Ты уверена, что от смешения наших генов не получится новый Че Гевара или Анжела Дэвис? Но только не сейчас, давай вернемся к теме через полгода.

Сара Ллойд, – безумная мисс, амазонка с ножами, стальная пластина, кивая, плачет.

…Назавтра обедал уже «Большим яблоком».

16-17 главы

POV Брайан

Нью-Йорк. Июль 2008

Если ты намерен сдержать свое слово,

не нужно уверять меня в этом, просто сдержи его и все.

(«Атлант расправил плечи» Айн. Рэнд)

…Насколько быстро смогу найти Джастина в Нью-Йорке зависит от того, как глубоко он решил спрятаться. Будет ли переступать по знакомым местам или выберет новые отрезки движения. Если только он еще здесь. Отыскать в Нью-Йорке трудно, но реально, в пределах же штатов, мира…

Путь наименьшего сопротивления – нанять детектива. Мендоза так и сделает, наверняка Джастин за эти дни где-то засветился, оставив кончик. Но, черт побери, при мысли о поисках с чьей-то помощью – сразу «тянет» свербит, – это унизительно.

Да, нерационально… Да, снова творю то, что раньше обозвал бы «лесбийскими страстями». Да рискую упустить. Однако физически не могу привлечь третьего в настолько личное.

Я сделал слишком много, чтобы убедить Джастина никогда не возвращаться. Для обратного намерен еще больше. Как? Фиг его знает, – доказывать, объяснять, убеждать поверить. Детектив будет помехой.

Начал с начала. Или с конца?

Заставил себя сконцентрироваться на решении, табуировал эмоции, не думал о процессе – лишь о результате, зацементировал мысль «если не найду…». Подобного варианта не предусмотрено – найду. Рассчитывал на себя и удачу.

Увы, к его кредиткам самостоятельно подобраться не смог.

Первое.

Обзвонил прежних знакомых, постоянных, случайно пересекающихся с Джастином в 2006 и позже, чьи были телефоны и кого смог найти по именам. Увы, по прежним контактам он не появлялся. Или я этого не узнал.

Второе.

Ему надо где-то жить. Три варианта. Раз: живет в отеле, что, как хорошо, так и плохо. Хорошо, – зная предпочтения Джастина в отношении района, сервиса могу сузить список. Плохо, – эти самые предпочтения изменились или он сознательно выбрал путь «от противного». Два: снимает квартиру со студией или студию, возможно, а вдруг! – недалеко от места «перед испанского» периода. Можно проверить, визитка риэлтера, удача, так и осталась валяться в ящике стола, куда переложил ее в один из приездов в Питтс, Джастин хотел выбросить, но я зачем-то взял. Прихватил с собой. Номер мог измениться? Звоню не откладывая, снова удача, объясняю, убеждаю, поясняю, прошу вспомнить. Неудача, – пустая карта. Три: живет у неизвестных знакомых или в неизвестном месте. Шансы – ноль. Оставляю отели на «чуть попозже». Спокойно. Все получится.

Третье.

Ему надо где-то что-то есть. Очередные три варианта. Раз-плюс: приходит в любимые места или те, с которыми что-то связано. Раз-минус: все игнорирует. Что там про надежду на лучшее? Обхожу «пункты», показывая его фотографию двухлетней давности. Нет, нет, нет, нет, в последнее время не видели, не знаем, посетителей много, нет, нет. Отбрасываю, но не исключаю, буду заходить. Два: не выходит из квартиры, заказывая еду на дом. Три: покупает еду в ближайшем магазине. Плюсов там и там нет. Шансов ноль.

Четвертое, пятое… из области «если».

…Если он рисует, ему надо покупать материалы. В Нью-Йорке Джастин был постоянным клиентом только одного магазина, в котором, по его словам «можно найти любую нужную мелочь». Схожу.

…Если он не заперся дома, то, вполне вероятно, выберется на какие-то новые выставки или значимые старые. Кстати, надо у нее узнать. Звоню Саре, спрашиваю, где сейчас в Нью-Йорке упокоятся ее работы в открытом доступе. Отлично, в Nском фотоцентре, они даже рекламируют. Может? Может. Схожу.

…Если он хочет закрепить успех, нужно работать и выставляться. Нет, это позже. Вряд ли Джастин привез с собой картины.

Что в сухом остатке? Немного: либо ничего – либо все.

…Арт-магазин, – дубль пусто-пусто.

Из окна такси вижу знакомую вывеску французского ресторана, да, точно, Джастин, как только приехал из Питтса, оформлял его. Вхожу, и натурально щемит сердце, его работы все так же по стенам… Зыбкость ар-деко глазами Тейлора: узкие утонченные изломанные фигуры, нарисованные толстым черным контуром, тонут в мягких сгустках пастели: сидят, лежат, летят.

«Хозяину харчевни» говорю о своем очаровании «вот этими» вещами, спрашиваю контакты художника. Француз разводит руками, забыл спросить, впервые увидев мистера Тейлора позавчера после долгого перерыва. Кстати, он сейчас известный художник… Перебиваю, голос, мать его, дрожит. Неожиданно… «Мистер Тейлор был здесь позавчера?» «Да, взял луковый пирог и…» «Он обещал зайти еще?» «Не сказал. Простите, помочь ничем не могу, но, уверен, если вы заинтересованы, сумеете отыскать мистера Тейлора…» «Не сомневайтесь, мсье, найду».

Кружится голова. Значит, позавчера Джастин еще был в Нью-Йорке и есть вероятность, что он снова заглянет за луковым пирогом. Но плюс-минус, не могу ждать сутками на одном месте. Просить лягушатника позвонить – не вариант. Что? Недалеко от ресторана какой-то нервный юноша играет на… скрипке… Ненавижу скрипку, но на хуй сейчас Итана, мне нужен этот мальчик. Договариваюсь легко, я ему двухмесячный уличный заработок, он мне неделю тут, с едой и водой с утра до ночи, если отходит в туалет, ставит кого-то вместо себя. Копирую, приношу фотографию Джастина, оставляю свой номер.

…Nский фотоцентр. Два зала, – склад креатива Сары. Охранник, естественно, не против прибавки к зарплате, поэтому рассматривает фотографию Джастина тщательно, увы, пожимает плечами: «за неделю много было блондинов…» Отдает назад, но подходит напарник, вглядывается: «Подождите, по-моему, это тот, который вчера нес две картины и одну уронил. Точно. Еще наступил на край, поднимая, чуть не упал».

Вчера! Хватка страха «вдруг не…» ослабевает, оказывается все-таки допускал возможность. Нет, страж не помнит, на машине ли, они за посетителями не следят. А, нафиг. Главное был.

…Новые выставки и иные художественные тусовки – завтра. Отели – завтра. Не выдерживаю, наведываюсь к своему, смешно, своему скрипачу. «Нет, не появлялся…»

Мы ходим рядом, ступая шаг в шаг, но Джастин чуть впереди. Как же, черт возьми, сыграть на опережение? Где он был сегодня и куда пойдет завтра? Голова раскалывается…

Вдобавок отель подкладывает свинью: «Мы приносим извинения, но на вашем этаже произошла хозяйственная поломка. Можем предоставить такой же номер в ближайшем отеле. В квартале отсюда в „NN“».

«NN»… Я не хотел и не хочу туда возвращаться, думаю, Джастин тоже, поэтому и исключил из списка поисков, слишком интимно после произошедшего. Именно в нем прятался юный провокатор и бунтовщик Тейлор с моей кредиткой…

Флэш-беком воспоминание… Ах, танцевать в Челси? Засранец, что б тебя, не стоит пытаться меня припереть к стенке. Чревато. Был зол, потом, устав, очень зол. Но увидел в дверях это светло-блондинистое, халатно-мохнатое, хитро-испуганное чудо-юдо и моментально нырнул в «хочу, сейчас, хоть на полу…». Черт, ведь не трахать приехал, а тряхнуть, выставить долг, сдать с рук на руки Дэбби. Но столкновение моего несказанного «хочу его» с его показанным «возьми меня» привело к смещению Гольфстрима. На руки-то Дэбби сдал. И только…

…Слишком устал, чтобы сопротивляться, хорошо, одну ночь, потом перееду. Джастин, Джастин, куда же ты двинулся?

А вдруг все же? Нет, не вдруг. Киношные совпадения в реальной жизни – дурной тон. Слишком просто. Попробовать узнать? Что теряю? Несу чушь…

– В вашем отеле остановился мой друг, мистер Джастин Тейлор. Он не знает, что мне пришлось перебраться сюда, хочу сделать сюрприз. К сожалению, не помню в каком он номере. Подскажите?

У молодого портье, да-да, глаза разгораются. Наш человек. Достаточно пообещать прогулять его сегодня вечером после смены и и он лезет в базу.

Говоришь, Кинни, подобных совпадений не бывает? Что такие пересечения в масштабах Нью-Йорка нонсенс? Нелепо и как в кино? Очередная лажа, но какая теперь разница.

Цифра и слова: «Мистер Тейлор сейчас должен быть в номере», опровергает и перечеркивает любые законы логики, планирования и рефлексии.

Долго стою перед дверью, стараясь выровнить дыхание и «сделать» лицо, удается с трудом: все прыгает, рвется, гремит. И мне, да, бладь, мне неуютно.

Какого черта! Стучу…

POV Джастин.

Это же время

Интересно, чтобы заметили табличку «Не беспокоить» она должна быть размером метр на метр?

Негодование вдребезги разбивается о его фигуру. Брайан? Брайан! Брайан… Стоит, опершись одной рукой о косяк, вторая в кармане джинсов, взгляд исподлобья. Черная майка, полурасстегнутая черная рубашка, черная куртка…

Я не удивлен. И не зол. И не рад.

– Привет.

– Привет, Брайан.

От звука его голоса, как всегда, сужается гортань, лавиной, налетая друг на друга, несутся кадры питтсбургской жизни, начинает подергиваться там, где аппендикс. Усмехаюсь, моя рудиментная память… Машинально кладу руку справа внизу живота.

– Что-то болит?

Качаю головой, изучая молнию его куртки и судорожно проталкивая слюну сквозь пересохшее горло. Брайан смотрит словами «пойдем со мной»: смесь показной уверенности, боязни отказа и… вопроса «Пойдешь»?

– Что ты хочешь.

– Впустишь, наконец.

– Нет.

Да.

– Нам нужно поговорить.

– Мне не нужно.

– Тогда выслушай.

– Не хочу.

Хочу…

– Джастин, не закрывай дверь. Когда-то ты ведь выйдешь, а я не уйду. Проще поговорить.

– Тебе?

– Только выслушай.

– Хорошо. Таймер устанавливать? Например, на полчаса.

Его лицо передергивает досадливая усмешка.

– Да, помню. Как хочешь.

– Полчаса.

Закрываю дверь с тем же чувством страха и желания, как в первую свою ночь в лофте. Все течет – все меняется? Безусловно… Только в какую сторону? Вспять? И где пороги, удерживающие течение?

– Проходи. Можешь даже сходить в душ.

Он утыкается носом подмышку.

– Да, наверное. От меня воняет…

…Cлова срывают стоп-кран…

…Мы двигаемся по комнате кругами, молча, сокращая расстояние полушагами, полувздохами, полувзглядами. Пока не сшибаемся плечами. Инерция тела и… падение. Руки вспоминают. Сначала он гладит мне костяшками пальцев ладонь по линиям жизни-нежизни, потом я окружаю его запястья кольцом, скользя к локтю, отмечая каждую, такую знакомую, вену, впадину. Глаза Брайана – ретушь цвета молочного шоколада, ничего горького, ничего твердого. Губы сухие, кайма – графика простым карандашом. Слышу, как через них колотится сердце.

Берет мое лицо ладонями, пробираясь пальцами в волосы, прижимаюсь, упираюсь в острую ключицу и замираю. Чувствую, как его руки укрывают спину, – вобрать друг друга, ближе, сильнее, глубже. Не я и он, а одна скульптура: мрамор, алебастр, окаменелое дерево, не важно. Держимся не руками: шеями, лицами, ребрами, бедрами. Неровное дыхание каждого становится единым вдохом-выдохом.

– Джастин.

– Не надо.

Он разламывает статую, до боли сжимает мне плечи, потом тягуче гладит вниз до пальцев, садится на пол, скрестив лодыжки, откидывается назад, опираясь на руки.

– Не надо. Брайан, встань.

Прикусывает нижнюю губу, а потом, блядь, никто-никто в мире больше так не делает, заводит язык за щеку. Черт тебя побери, Кинни. Почти не ломая линию губ, выталкивает.

– Считай это вариантом нелепейшей романтической сцены, – смотреть снизу вверх Джастин прости меня.

Вот так, без паузы между «вверх» и «Джастин», на длине одного выдоха: «прости меня». Набат слов резонирует от стен, закладывая уши, сверля мозг: «прости меня», «прости», «прости». Нет. Не надо. Не хочу никаких слов. Не сейчас.

– Брайан, поцелуй меня.

Пружиной вверх… Без отчаянной страсти, натиска, одна гипнотическая засасывающая сила, сводящая с ума тело. Омут, водоворот, воронка нежности.

Он целует, еле прикасаясь, висок, скулу, прижимается к губам, обводит их снаружи, внутри языком. Его рот – моя гибель. Всегда так было. Губы Брайана узнаю из тысячи других, на ощупь, с завязанными глазами в темной комнате.

POV Брайан.

Я должен вернуть его. Джоан, если сейчас молишься, попроси своего босса помочь, обещаю каждый год дарить твоей церкви по Корвету. Черт, чушь! Должен сам, без длинной руки Всевышнего. Но слова закончились, не появившись, осталось одно – «прости». И как его правильно произнести чтобы убедить?

POV Джастин.

Не выдерживаю, отталкиваю его язык, врезаясь внутрь, глажу нёбо, щеки, собирая все оттенки вкуса. Брайан отвечает яростно, головы мечутся из стороны в сторону, зубы сталкиваются ударами, на контрасте с медленной прелюдией это напоминает гонки на выживание. Отрываемся, чтобы вздохнуть, он смотрит… Черт, как он смотрит, – пристально, наклонившись вперед, а в глазах дергается нерв «прости».

Нет. Нет. Потом. Не хочу. Ни одного напоминания о «было». Ни единого осколка памяти. Только сегодняшний день, блядь, как же я соскучился по нему. Брайан… Но знаю, все равно скажу правду. Позже. И каждое слово будет, – надрез лезвием.

А сейчас, до судорог в коленях, хочу его. Стоим напротив, торсы притягиваются железом-магнитом. Расстегивает мне рубашку, задевая соски…

– Джастин.

– Потом.

Слова потом, я не могу в них допустить ошибку.

Брайан уже без куртки, без рубашки, помогаю освободиться ему от майки, прижимаюсь губами к груди: солено, остро, горячо, влажно. Джинсы падают сами собой, белья нет ни на мне, ни на нем.

– Пойдем.

Падаем на кровать, изломы тел – изломы мыслей. Он опускается сверху, прижимается, зарывается в шею, но не давит, лежит близко-легко, словно левитирует. Шепот как взрыв петарды.

– Я скучал.

Пространство заполняется вышедшим из-под контроля ненасытным желанием, разум жонглирует картинками наших трахов, минетов, ласк. Он приподнимается на руках и падает, как раненый, вниз, растягивая по моим губам стон:

– Джастин.

Я выгибаюсь.

– Брайан. Хочу.

Мира – нет. Света – нет. Комнаты – нет. Ничего нет. В центре Вселенной, только мы, занимающиеся… любовью.

Он прижимается так сильно, что трудно дышать.

– Брайан, задохнусь.

Смотрит, улыбается, не усмешка, не ухмылка, не язык за щекой, – улыбка. Целует мягко и требовательно, садится мне на бедра, поджимая ноги. Молчим, – зачем сейчас слова? Наклоняется, берет правую ладонь, подносит к губам, целует, прихватывая кожу, медленно, будто проверяя, все ли в порядке. Не дрожит ли, не болит… В глазах вопрос «Джастин, как она»? А я не могу даже кивнуть, от жеста останавливается сердце: никогда, никогда, никто кроме него, так не беспокоился. Пальцами трогает мне губы, хватаю их, облизываю, блядь, дайте мне сил не разреветься. Брайан… Брайан…

Я – распластанный, закованный в кольчугу его ласк, пластики, запаха и глаз, почти черных от возбуждения. Он опускается к коленям, берет мой член двумя руками, наклоняется и… дует на него: легко, сильнее, прохладно, тепло. Пальцами снимает смазку, растирает, подносит их ко рту, смотрит, связывая наши зрачки, и облизывает каждый попеременно, снова наклоняется, трогает языком головку. Не могу, немогенемогунемогунемогу… Я готов уже кончить, только от дыхания и рук. Но хочу большего. Другого.

– Брайан… Я…

Понимает, подсовывает руки мне под спину.

– Перевернись.

Ложусь на живот, он подталкивает бедра.

– Приподнимись. Хочу видеть тебя всего.

Подтягиваю колени и замираю. Он ничего не делает, только смотрит, смотрит…

– Брайан…

– Джастин…

Подушечками пальцев притрагивается к сфинктеру, кружит, проводит, надавливает, движение вниз и горячая слюна смазывает, проникает вместе с языком. Не медленно, – резко, уколом. Падаю, закрыв глаза. Куда? Откуда? Не знаю что: воздушная яма? без страховки из-под купола? Или взлетаю? Куда? Он не торопится, исследует языком каждую точку внутри, выходит, задерживаясь, чтобы снова вернуться.

– Не могу…

– Сейчас…

Заменяет язык пальцем, второй рукой шарит по полу, вытаскивая из кармана джинсов презерватив. Не хочу палец, его, только его.

– Не так и не медленно.

Он входит сразу, – как прыжок через пять ступенек. Боль? Какая боль? Это же он – Брайан.

POV Брайан

Качели вверх-вниз и будто возвращаюсь домой. Джастин двигается, но не мечется, не извивается, тактирует. С полуоткрытых губ, еле слышно, горошинами скатывается ритм: его слова – мои движения. – Брайан… да-вай, да-вай, да-вай.

Удар внутрь на его длинную «а». Мысленно отвечаю: «возь-ми», «возь-ми», «возь-ми».

«А» и «и» свиваются в одной тональности, единой частотой. Он приподнимается навстречу, распускаясь, открываясь еще больше, композиция меняет такт, убыстряется, – смена волн прилива-отлива. Он рвано стонет.

– Хо-чу, хо-чу, хо-чу.

Мое безмолвное «бе-ри», «бе-ри», «бе-ри» в унисон с «хо-чу».

Поднимаю выше его ноги и, почти касаясь животом, целую, целую, стараясь не оставить ни одного свободного места. Он мой. И, как удар булыжником, во все места сразу, – не хочу больше терять.

Качели раскачиваются, амплитуда шире, больше, сильнее, до конца вперед – до начала назад. Ритм падающих слов-горошин становится барабанным…

– Е-ще, е-ще, е-ще.

Могу только дышать вместе с ним, стараясь не сбиться. Быстрее, мощнее: прилив разбивает прибрежные утесы, качели летят в небо, сердце стучит боем и гулом как африканский джембе.

– Брайан… да-да-да-да-да-дадададада-даааааааа

– Джастин…

Одновременное наслаждение, замереть в высшей точки и остаться там. Навсегда. Но шторм стихает, успокаивается под волнами нежности.

POV Джастин

Мы долго молча лежим, соприкасаясь предплечьями, и я чувствую, как слабеет нить, а несказанные-невыслушанные слова снова заставляют ныть мой второй аппендикс.

Он поворачивает голову, взглядом ощупывает лицо, коротко понимающе усмехается. С размаху целует, встает, надевает джинсы.

Тишина затягивается, обманчиво кажется, все уже произнесено телами, вывернуто в постели, добавить нечего, возразить тоже.

Сумерки раскатываются по комнате, собираются комками пыли в углах, пороша воздух, Брайан, курящий у окна, кажется иллюзорной неровной тенью из моих снов. Поворачивается.

– Джастин.

Мне хочется еще немного продлить эти минуты, до того как «мы» снова распадется на «я» и «он». Перебиваю.

– Как ты узнал, что я в Нью-Йорке?

– Неожиданно.

– Гектор? Он откуда…

– Частный детектив.

– А, так и думал. Он звонил тебе?

– Можно сказать. Неважно.

– Неважно. А ты? Как ты меня…

– Случайности до сих пор случаются, Джастин.

Каждая фраза натягивает, нагнетает, сгущает напряжение, становилось уже почти темно, но никто не включал свет.

– Джастин.

По тому, как выражение лица Брайана становится отвязно –псевдовеселым, скулы напрягаются, а рот превращается в ровную линию-улыбку, понимаю, он волнуется. Ничего не изменилось…

– …ты окончательно послал испанца?

– Да. Страница оторвана, а маршрут исчез с карты.

– Хорошо. Подожди…

Подходит к бару, наливает мне и себе, залпом выпивает, второй бокал ставит на стол.

– Выслушай… Мне нужно сказать тебе всё, полностью. И это блядь, труднее, чем думал. Начну с конца, я хочу, чтобы мы снова были вместе. Конечно, при условии, что желания совпадают. Джастин, знаю, что скажешь, снова «я хочу»: хочу – оттолкнул, хочу – вернул. Нет. Врал, что не люблю тебя. Врал обоим. Потому что… любил и буду. Врал о перехотел, об одиночке. Казалось, ты отдаляешься, а я остаюсь в прошлой жизни. Вот и решил, тебе будет лучше без меня, чтобы ничего, никто не мешал… Я не мешал. Разыграл комбинацию с Гектором, да, черт возьми, я, наверное, предал тебя. Это первое. Второе. Был убежден, помочь реализоваться могут Груббер-Мастор, Шорт, Гектор. Не я. Поэтому и оттолкнул, ушел, оставил.

Он то ходит по комнате, скрестив руки на груди: два шага вперед, два назад, резкий разворот, то замирает напротив.

– Потребовалось больше полутора лет, чтобы признать, я облажался, ошибся, рехнулся. Ты нужен мне, больше, чем кто-либо в жизни. И да, люблю. Прости. Это все.