Текст книги "Гранаты, вороны и тени (СИ)"
Автор книги: Rabbit hearted girl
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Его руки слегка дрожали. Юджин пытался не представлять, что ждёт его за дверью. Возможно, его визит будет неожиданным, так что, кто знает, как Оскар может отреагировать. Но он всё же надеялся, что тот сделал всё правильно и что он в куда лучшем настроении, чем вчера. Он, действительно, надеялся.
Ключ медленно повернулся в замочной скважине, как-то слишком громко скрипнув. По крайней мере, в коридоре было темно, однако когда Юджин присмотрелся повнимательнее, то он понял, что просто перегорела лампочка: переключатель был во включенном положении. Это был явно нехороший знак. Вчерашний запах почти выветрился. Теперь просто пахло старой квартирой. Хотя, что-то ещё примешивалось к этому запаху. Юджин судорожно перебирал в голове, что же напоминает ему этот запах. Наконец, он вспомнил: в детстве, когда мать пересаживала растения, присыпала их новой землёй, в комнате пахло точно так же.
Юджин почувствовал, как озноб охватывает всё его тело: дрожали колени, плечи и даже шея. Это походило на землетрясение – землетрясение, что бушевало внутри него. Скулы точно оледенели, онемели, не давая сказать и слова, зубы едва слышно постукивали. «Просто попытайся успокоиться, ещё ничего не произошло», – Юджин медленно развернулся. Нужно закрыть дверь. Он глубоко вздохнул, пытаясь усмирить отчаянно колотившееся в грудной клетке сердце.
Он остановился, не зная, что делать дальше. Идти тихо или оповестить Оскара о своём появлении? Юджин беззвучно сделал несколько шагов вперёд, не потому, что решил так, а потому, что просто не мог передвигаться быстрее, точно всё его тело было сковано льдом.
Комната по-прежнему была освещена скупым желтоватым светом, исходящим от бра. Казалось, что тут никого нет, и на мгновение Юджин понадеялся, что он заглянул не вовремя, а Оскар просто вышел куда-то. Что-то медленно зашевелилось неподалёку от окна. Там было что-то, что-то, укутанное в плед. Фигура снова пошевелилась и высунула из-под пледа свой длинный, острый, с заметной горбинкой нос.
– Это ты, – голос прозвучал странно, точно его обладатель забыл, как вообще нужно говорить. Интонация была, скорее, волнообразной, будто он сначала хотел спросить, а только потом осознал реальность его присутствия. – Это, действительно, ты, – Оскар неловко улыбнулся. – Как же хорошо увидеть кто-то, – его голос звучал несколько размеренно, даже сонно, точно он пытался успокоить сам себя.
– Что произошло? – Юджин медленно шагнул вперёд и сел на стул. – Я…
– Я проснулся только пару часов назад. Проснулся от кошмара. Снова. Я чувствую, слышу. Этот запах и в воздухе… Он точно какой-то скользкий, склизкий на ощупь.
– Чёрт, я… – было сложно говорить и дышать, глядя на это острое тонкое лицо, измождённое болезнью, творческой голодовкой и бессонницей. Юджин чувствовал, что с каждой секундой ему становится всё сильнее жаль эту несчастную развалину и что он действительно в шаге от того, чтобы без объяснений просто схватить его прямо в этом пыльном одеяле и утащить куда-нибудь подальше, прочь от этих желтоватых стен, тихого стука часов и запаха пыли и болезни.
Он принюхался. В воздухе витал ещё какой-то запах. Крайне знакомый запах.
– Чёрт побери, ты же снова напился, – только сейчас осознал Юджин. Под ногой перекатилась пустая бутылка.
– Не смей осуждать, – Оскар спрятал лицо в одеяле, будто ребёнок. Юджин мог поклясться, что его щёки вспыхнули, однако на его почти белоснежной коже это больше походило на аллергическую реакцию, чем на здоровый румянец. – Когда я трезвый, я всё это слышу и… Лучше, ну, понимаешь, приглушить сознание. Да и так не совсем страшно сидеть одному. Но из-за этого мне сложно писать, сам понимаешь. Но я почти закончил, – его глаза наполнились безумным блеском.
– Ты меня хоть когда-нибудь можешь послушать? – Юджин устало запрокинул голову. – Ты должен отдохнуть от работы.
Моррей лишь потряс головой.
– Я не могу. Ей понравилась идея. И она хочет, чтобы поэма была закончена. Иначе – она сделает что-то очень плохое, – казалось, точно в него кто-то вселился. Эти примитивные слова, что повторялись снова и снова… Сейчас он действительно звучал как сумасшедший.
– Боже, Оскар. Неужели… – но тот шикнул, не давая ему закончить.
– Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь. Ты не видел этого. Но… неужели ты не чувствуешь, что что-то есть в этой квартире, что-то, что буквально дышит тебе в спину, заставляет тебя дрожать? – выдав эту тираду, он зажмурил глаза и зажал уши, точно не мог вынести какой-то звук.
Оскар вспомнил окончание своего кошмара.
Когда он лежал на земле в луже того, что было его ещё горячей кровью, превращённый в бесформенную массу разодранной кожи, обломанных костей и вязкого фарша изжёванных мышц, послышались её шаги. Они звучали точно осенний ветер, холодный, жестокий, тот, что бьёт ветками деревьев по окнам в ночи.
– Я хочу, чтобы ты закончил эту поэму. Ты обещал написать что-нибудь и посвятить мне, помнишь? – её голос был подобен урагану, шторму. От него ныли обломки костей, дрожь пробегала по лохмотьям кожи. – Ты должен её закончить. Или… Или я сделаю что-нибудь с ним. Ты знаешь, я могу. Теперь, ну, я как бы злой дух, так что от меня не спрячешься. Я найду тебя где угодно. И, если он настолько для тебя важен… Подумай о нём. Ты хочешь видеть, как он медленно умирает от хронической бессонницы или хочешь однажды утром найти его задохнувшимся? Но только представь, как безупречно-красиво смотрелись бы следы от моих пальцев на его шее, холодно-фиолетовые с крошечными жёлтыми и кроваво-красными пятнами…
– Оскар? – он очнулся от звука жалкого и хриплого окрика Юджина. Тот стоял на коленях рядом с ним, едва касаясь его плеч или, точнее, пледа, их накрывавшего. – Ты пугаешь меня до смерти, – прошептал Кэдоган, болезненно зажмурив глаза.
– Я не хотел, – Оскар поднял голову, понимая, что сейчас их лица разделяет буквально несколько сантиметров. – Я знаю, в это сложно поверить… – его голос звучал несколько странно: хриплый, ободранный, но при этом невероятно спокойный. И Оскар сам не понимал причин этого: до прихода друга он только и думал, что происходит с ним, правда ли это и что же делать дальше.
– Я поверю всему, что ты скажешь, – Юджин даже не дал ему закончить. Оскар посмотрел в его широко распахнутые глаза, полные света и решимости. – Поверю во что угодно, но не в твоё безумие, – прибавил он. Было заметно, как он заставил себя произнести это вслух. Лицо Оскара заметно изменилось. Исчезло это спокойное выражение, взгляд стал холодным и напряжённым.
– Что ж, если ты так говоришь, значит, ты допускаешь, что, возможно…
– Я такого не говорил, – резко оборвал его Юджин. Он сам удивился подобному тону и тут же уже прибавил, чуть понизив голос: – Я не имел в виду… Ты должен понимать, что нам нужно что-то с этим делать.
– И что предлагаешь?
– Ты должен переехать куда-нибудь. Я серьёзно.
Оскар медленно поднялся и подошёл к окну.
– Допустим, у меня есть место, куда я могу съехать…. Но дела это не меняет.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что это родительская квартира. И я там не был больше десяти лет, и я очень сильно не хочу быть там даже пару чёртовых секунд, – выпалил он. В глазах заискрилось что-то похожее на ненависть.
– Я… я не хотел.
Оскар чувствовал лёгкое головокружение. С того момента, как он поднялся, в его голове точно качались волны, все мысли тоже превратились в волны, смешиваясь друг с другом.
– Забудь. Я не собирался на тебя кричать, – пробормотал Оскар.
– Что? Ты не должен… – Юджин лишь растерянно помотал головой. – Понятное дело, что не у каждого жизнь – сказка…
Оскар остановился, упершись лбом в оконное стекло.
– Вот ты хоть когда-нибудь задумывался о реальном смысле этих чертовых сказок?
– Ты скачешь от темы к теме.
– Нет, серьёзно. Подумай только. В каждой – одно и то же.
– Черт возьми, это сказки, они все состоят из архетипов.
– Я не об этом. Я про суть. Ну, смотри. Всегда есть герой, он несчастлив, а потом – бах, и все хорошо, – он театрально взмахнул руками, забыв о том, что на нём по-прежнему был плед. Из-за этого он напомнил Юджину какого-то трагического Шекспировского героя. – Например, те же сказки про принцесс.
– Я и не думал, что доживу до того дня, когда буду обсуждать с тобой сказки, – он протер глаза.
– Нет, послушай, – Оскар резко схватил его за руки, но тут же отпустил. Он выглядел крайне напряжённо, глаза бегали из стороны в сторону, точно ища что-то. Эти резкие перемены в нём несколько ломали ход его мыслей. Он и сам уже толком не мог понять, с чего завёл этот странный разговор, а тем более отчего так резво носится по комнате. Запоздало в его голове пронеслась мысль о том, что сегодня он выпил много, как никогда. Оскар выдохнул, неосознанно спрятав взгляд.
– Смотри, вот сидит она себе в своей башне, закрылась ото всех – а почему? Потому что мачеха не пускает, потому что злой дракон или колдовство? Нет. Она просто не хочет менять свою жизнь, ей страшно. Сидит в своей башне, не думает об остальных, ей так проще, проще считать себя чёртовой жертвой, неспособной и пальцем пошевелить для своего же спасения, – дурацкая мысль развивалась сама собой. Оскар уже понимал, что ведёт к совершенно не тому, о чем думал изначально, но отступать было поздно, слова произносились сами собой. Возможно, выпитый виски только сейчас подействовал, кто его разберёт. Он продолжал, расхаживая по комнате, укутавшись в плед, точно в плащ:
– И что потом? Откуда ни возьмись – расчудесный рыцарь. Мне всегда было интересно: что они в них находят? Эти принцессы, они же чертовы сумасшедшие, которые и с людьми, если вдуматься, говорить не особо в состоянии. И все равно эти глупые рыцари их спасают, принцессы для них – обуза, они это знают, но не бросают. Пока не разрушат все проклятья, не прибьют всех драконов и не бросят в темницу всех злых мачех, они не могут спать спокойно. И мне всегда было страшно именно за них, потому что они реально отдавали всех себя этим эгоистичным сумасшедшим, которые только и могут, что находить неприятности и в случае чего прятаться в своей башне, – сказав это, он замер в паре шагов от окна, осознавая, что он сейчас сказал и как это прозвучало. Будь все как раньше, он бы придумал какую-нибудь идиотскую шутку, он бы придумал что-нибудь.
Размышляя о сказанном, он медленно опустился на грязный пол. Это прозвучало так странно, так… искренне и откровенно. Он чувствовал, что почти сказал её вслух, ту мысль, что грызла его разум всё это время. Алкоголь и страх сделали своё дело, дав волю словам даже в таком причудливом и метафоричном виде. Оскар медленно посмотрел на Юджина, старательно избегая его пристального взгляда.
Юджин слегка улыбнулся, вспомнив утренний разговор с Оуэном. Их мысли в какой-то степени даже пересекались.
– Ну, что касается меня, – попытался он, будто всё было как всегда, продолжить беседу, – когда я был маленький, то всегда был на стороне рыцарей и прямо очень хотел найти и спасти какую-нибудь бестолковую принцессу. И всё несмотря на то что я ни разу не подходящий для этого человек, – он и сам не заметил, как пересел поближе, чтобы не напрягать связки.
– Не неси бред. Нет такого понятия, как «подходящий человек». Считай, что это миф, легенда и ничего более, – Оскар решил, что если уйдёт в другую тему, то будет проще забыть об этом странном разговоре. Наконец собравшись с духом, он как бы невзначай заглянул ему в глаза и с удивлением и одновременно облегчением увидел там лишь едва уловимое тепло и спокойствие, будто Юджин улыбался.
– Не путай, это разные вещи, – выдохнул он. – Вот история про Орфея – миф, а это, ну, это больше похоже на…
– Глупость, вбиваемую людям тысячелетиями.
Юджин только улыбнулся. Его переполняло странное необъяснимое ощущение: голова кружилась, будто он был пьян. Впрочем, отчего-то это едва уловимое чувство ему даже начинало нравиться, постепенно подчиняя себе все его мысли. Он тоже хотел быть беззаботным, бесстрашным, нести ерунду и просто сидеть здесь, вот так, до скончания вечности.
– Но, знаешь, ты прав, – после небольшой паузы прошептал он. – Даже в этой легенде – тот же самый концепт.
– Только вот эта история не закончилась хорошо. Он пытался спасти свою возлюбленную…
– Ну, у меня всегда была другая интерпретация. Именно Эвридика спасла Орфея, а не наоборот.
– Спасла от чего?
– От такой вот мучительной недожизни с ней. Мне кажется, что это очевидно, что она не могла вновь стать настоящим человеком из плоти и крови. Для него она так и осталась бы недосягаемым призраком, мучительным напоминанием о прошлом, так что не думаю, что что-то бы потом изменилось, во всяком случае, в лучшую сторону. Тем более, я видел где-то, что, возможно, она осталась бы с ним лишь один день. Так к чему его мучать?
– И что с того? Он всё равно умер из-за любви к ней, – Оскар смотрел на него с непониманием, пытаясь осознать, к чему он ведет.
– Хоть это и просто моё мнение, но я думаю, что у его смерти не было религиозных причин, как часто говорят. Он погиб просто потому, что те женщины были не в восторге от того, что он их игнорирует.
– Звучит несколько подозрительно, – Оскар засмеялся.
– Ну, кто разберёт. Древние греки, сам знаешь, – Юджин не ожидал такого от себя, но тоже засмеялся. В этом смехе было что-то эфемерное, едва уловимое, похожее на искреннюю радость; будто он наконец избавился от какого-то тяжкого груза.
– Но в таком случае может быть ещё одна интерпретация. Например, он нашёл кого-то, кто помог ему пережить эту трагедию, вдохновлял, как никто другой раньше… Только вот тот этого не замечал.
– И как ты можешь быть в этом уверен? – внезапно возмутился Юджин, но тут же остановился, спрятав взгляд. – Я имею в виду, никакой информации об этом нет, – пробормотал он себе под нос.
– Он явно был в глубокой депрессии. Я думаю, что это хороший аргумент.
– Он мог быть просто меланхоликом.
– И что ты так пытаешься защитить этого безымянного, причём, ещё и непонятно, существовавшего ли реально, человека? – Оскар пристально посмотрел в его глаза, слегка приблизившись.
– А почему ты тогда так уверен, что он… – Юджин внезапно остановился. Этот разговор с самого начала был странным, но теперь он превратился во что-то вконец ненормальное.
– Он – что?
– В то, что он не был счастлив, – прошептал он, глядя прямо на него.
– Ну, а почему он погиб? Да и к тому же, его смерть выглядела больше как суицид. По сути он просто позволил им убить себя.
– Кто знает, что могло произойти. Это не так чтобы имеет значение, – голос Юджина напоминал летний ветерок, тихий, спокойный и тёплый. И настолько близкий.
– Может, ты и прав. Иногда нам не стоит копать так глубоко, чтобы найти причину, – Оскар тяжело вздохнул.
– Но мы не должны верить в эти древние депрессивные сказочки. Жизнь куда сложнее и страннее. Орфею не обязательно было умирать из-за разбитого сердца или быть убитым. Он мог просто исчезнуть и жить простой жизнью где-то в глуши с тем, кто заботился о нём. А публика уже сама напридумывала себе трагедий.
– Хотел бы я тоже так, – сказал Оскар, глядя глубоко в его глаза, и чувствуя, что в них что-то изменилось.
Юджин не прятал взгляда и смотрел так открыто и прямо, будто он не мог больше никуда смотреть… или не хотел. Оскар ощущал, как этот чёртов страх буквально растворился, рассыпался в прах, от него не осталось и следа. И всё из-за этих тёплых кофейных глаз. Он внезапно улыбнулся, осознав это; улыбнулся так, точно на это вообще не было никакой причины, и Юджин, заметив это, почувствовал, будто внутри что-то окончательно разбилось.
– Нет, я так не могу, – он резко встал, оставив Оскара смотреть на него наполовину недоумённо, наполовину разочарованно. – Ты не можешь оставаться здесь. Никак.
– Я уже говорил тебе, на деле мне некуда идти. У меня нет денег снимать комнату в отеле, а в больницу я не пойду тем более.
– Ты можешь пойти со мной, – сказал Юджин и тут же замолчал, чувствуя, как щёки обдало жаром. – Я имею в виду, что ты можешь жить в моей квартире, – только сейчас, произнеся это вслух, он понял, как это звучит. Оскар смотрел на него, слегка приоткрыв рот от удивления, пытаясь заставить себя поверить, что не ослышался.
– Ты имеешь в виду… – начал он, но его голос сорвался. – Я не думаю… Я буду тебе мешать и…
– Ты никогда не будешь мне мешать, – Юджин едва заметно покачал головой. – Так что если ты не против или даже если…– возможности договорить у него не было, так как Оскар, не говоря не слова, подбежал к нему и обнял так крепко, что ему на мгновение нечем было дышать. Он чувствовал эту лихорадочную теплоту его щёк, лба, так неловко уткнувшегося ему в плечо, и то, как его ледяные, как у мертвеца, пальцы хватаются за его рубашку, будто это спасательный круг. Пару секунд Юджин стоял неподвижно, пытаясь понять, что же произошло, но затем нерешительно, точно он не был уверен в том, что ему это было позволено, положил руки на его плечи. Он чувствовал его рваное и тёплое дыхание на своей шее и отчаянно пытался не думать об этом.
– Мы можем пойти хоть сейчас, – его голос совершенно ему не подчинялся, дрожал, срывался на согласных и оттого звучал точно кашель.
– Я… – Оскар поднял своё лицо, медленно убирая руки. Юджин с трудом сделал усилие, чтобы не начать умолять его не делать этого. – Я не могу прямо сейчас, – прошептал он. – Просто дай мне один день, дай закончить со всем и собрать вещи. Не хочу тащить всё это с собой. Мне совсем немного осталось – за завтра управлюсь.
– Я тебя одного не оставлю, – тот посмотрел на него крайне нервно. – Я могу…
– Нет, и речи быть не может. Тебе завтра же на работу с утра?
– Я могу позвонить Стиву или Оуэну…
– Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за меня, – он коротко улыбнулся. Какая же это была ложь. Он хотел этого, хотел так отчаянно, но был уверен, что даже если останется с ним хоть на ещё пару минут, то наверняка сделает что-то совершенно необдуманное. Он был достаточно пьян, чтобы сделать что-то, о чём будет потом сожалеть. Или нет… В этом и заключался главный вопрос, что разрывал его воспалённое сознание.
Юджин не знал, что делать. Он понимал, что невозможно оставить Оскара одного (и тем более он совсем этого не хотел), но и невозможно было сказать что-то, противоречащее его словам. Он мог расценить это как знак недоверия, и кто знает, к чему это бы привело.
– Ладно, давай, а то тебе еще добираться, – пробормотал Оскар.
– Выглядит так, точно ты меня прогоняешь, – Юджин попытался изобразить шутливый тон, но всё равно в голосе слышались нотки беспокойства.
– Да, прогоняю, потому что я, в отличие от тебя, помню, что ты вообще-то работаешь, – тот лишь покачал головой.
– Учти, завтра будь готов, приеду как можно раньше, – на автомате пробормотал Кэдоган, проходя в коридор.
– Хорошо, – усмехнулся Оскар, прижавшись спиной к дверному косяку и пристально наблюдая за тем, как его гость обувается.
– Что? – немного недоумённо спросил Юджин, борясь со шнурками.
– Совершенно ничего, – на мгновение тот спрятал взгляд, а потом едва слышно рассмеялся.
– Слушай. Серьезно, – он нерешительно шагнул ему навстречу. – Ты точно уверен, что сам справишься?
– Точно, – машинально кивнул Оскар. На деле он даже и не подумал об этом. Единственное, что его сейчас беспокоило, – его попытки изолировать себя от Юджина. Или Юджина от себя. Тот, покачав головой, уже открыл дверь, но явно медлил.
– Тогда… до завтра, – пробормотал он, наконец, делая шаг в коридор.
– До завтра, – прошептал Оскар, повиснув на двери и задумчиво на него поглядывая.
Спускаясь, Юджин пару раз думал тихонько оглянуться, вернуться, прислушаться к тому, что происходит за дверью – но всё же сдержался. Он слегка усмехнулся, вспомнив, что натворил и попытался думать только о завтрашних хлопотах.
Оскар же, стоило ему запереть дверь, глубоко вздохнул и невольно громко рассмеялся. «И что это было?» – улыбнулся он, возвращаясь в комнату. Он бросил взгляд на стол, где лежала почти законченная поэма. Законченность её, правда, определялась тем, что он постоянно из неё что-то выкидывал. Повествование стало рваным, неполным, но ему это казалось правильным – так лучше передавалось состояние героя.
«С одной стороны, зачем я его отпустил, а с другой… Чёрт, чего бы я мог натворить», – усмехнулся он. Было немного даже обидно, но всё же ему казалось, что так правильнее. Кроме того, его грела мысль о том, что ему доверились.
Оскар так и стоял с глупой улыбкой на губах, пока тишину не нарушил громкий хлопок дверью. От неожиданности он дёрнулся, чуть ли не потеряв равновесие. Звук, вроде бы, шёл сверху… Сверху же?
Чем дольше Оскар думал об этом, тем всё больше ему казалось, что звук был куда ближе, будто это была дверь ванной. Руки начали дрожать, а в глазах потемнело. Сердце забилось в истерике, не давая спокойно дышать. Оскар замер, боясь пошевелиться, а главное, смотреть в сторону дверного проёма.
Скрип-скрип.
«Это ведь соседи?» – подумал он, а потом вспомнил, что они несколько недель назад очень громко, на несколько ближайших этажей, обсуждали, что поедут в ближайшие дни к дочери в Абердин.
Комната наполнилась сырым запахом.
«Я просто выдумываю всё, это всё бред. Всё лишь мираж, – едва слышно пробормотал Оскар, невольно зажмурив глаза, когда ему показалось, что кто-то сделал пару шагов за его спиной. – Вот если я повернусь, там никого не будет». Он медлил, оттягивая этот момент. В поисках спасения посмотрел на часы, но из-за неудачного угла даже не понял, сколько сейчас времени; бросил взгляд на улицу, где всё так же было темно и сквозь шторы просвечивали фонари.
Шаг.
«Надо обернуться».
Скрип.
В ушах как-то неприятно загудело.
Он с трудом заставил себя сдвинуть ногу на пару сантиметров. Колени дрожали, точно после марафона. Мысли снова стали вязкими и волнообразными.
Выдох.
Не выдержав, Оскар резко развернулся с такой силой, что у него немного потемнело в глазах.
Перед ним было что-то.
Комментарий к 2.3
песни: Muse – Endlessly, Помни имя своё – Птицы, Meg Myers – Funeral, Mattew Perryyman Jones – Living in the Shadows
========== Гранаты. 3.1 ==========
Мне привиделось обращенье к добру и счастью: спасенье. Могу ли описать я то, что увидел? Воздух ада не терпит гимнов. <…>
И это все-таки – жизнь. Если бы только проклятие стало вечным! Проклят человек, который хочет себя искалечить, не так ли? Я думаю, что оказался в аду, Значит, я в самом деле в аду. Все получилось по катехизису. Я раб своего крещения. <…>
Там, вдали, разве не находятся души, желающие мне добра? Придите! Подушка у меня на лице, и они не слышат мой голос, они – только фантомы. А потом, никто не думает о своем ближнем. Не приближайтесь ко мне. От меня исходит запах паленого!
Артюр Рембо «Одно лето в аду»
Громко вздохнув, даже ещё толком не понимая, что происходит и где он, Оскар попытался улечься насколько возможно удобно. Он даже не открывал глаз, и без того зная, что единственное, что он встретит в реальности – его пустая и облезлая квартира и головная боль. Неожиданно он услышал ещё чей-то тихий вздох, такой близкий, такой знакомый. «Конечно же, это сон», – с улыбкой подумал Оскар: это был, наверное, первый раз, когда сон про Юджина не причинял ему боли. Однако что-то всё же было неправильным. Оскар толком не мог понять, что именно. То ли это было из-за приятной тишины, что сменила шумную погоню, то ли из-за того, что всё казалось чуть более реальным.
В голове всё ещё витали остатки начала сна. Он помнил, что там было что-то мерзкое. И Ниджелия. Кажется, выяснилось, что её похоронили заживо, каким-то образом она выбралась, но посчитала, что виноват был именно Оскар. Остальные события восстанавливались смутно: вот он вдруг оказался в гробу, а она начала заколачивать гвозди. В гробу было душно, пахло сырой землёй и плесенью.
Но сейчас, сейчас он чувствовал лишь какое-то успокоительное тепло под щекой; так и хотелось неподвижно лежать, пусть и в таком каком-то неправильном сне. Только когда Оскар расслышал приглушённый звон часов, пробивших восемь ударов, он понял, что это не сон. Медленно, точно боясь, что в любой момент всё это рассыплется на кусочки, он открыл глаза и осмотрелся.
«Итак, это не сон, и я действительно заснул у него на коленях», – на его губах появилась лёгкая улыбка, тут же сменившаяся горькой ухмылкой. Оскар, осторожно приподнявшись, ухватился рукой за спинку дивана, стараясь держаться как можно крепче, несмотря на то, что руки дрожали после вчерашнего. «Чёрт возьми тебя, Юджин Кэдоган, зачем я тебя только встретил?» – подумал он, пристально изучая лицо Юджина, такое умиротворённо-спокойное и безмятежное, что он невольно задерживал дыханье. Оскар осторожно сел, поджав ноги, боясь его разбудить.
«Но найти нормальное оправдание не составит труда», – он не мог оторвать взгляда. Ещё один до отчаянья глупый вздох растворился в утреннем молчании дома. Казалось, точно он пытается запомнить каждый дюйм его лица, будто в любой момент оно исчезнет. Эти длинные ресницы, что сияли золотом в приглушённых рассветных лучах, пронизывающих комнату, этот слегка приоткрытый рот, едва заметно пульсирующая голубая венка над глазом – все эти крошечные детали он знал так хорошо, что уже сотню раз видел во снах. Оскар так отчаянно хотел коснуться его лица, но он прекрасно понимал, что тут уже не найти оправданий.
«И без того сейчас всё стало ещё сложнее, – подумал он, наблюдая за игрой света на волосах Юджина, отблёскивавших бронзой в ярком утреннем свете. – Казалось бы, я должен быть раздавлен горем, не в состоянии думать ни о чём, кроме гробов, кладбищ и смерти. Но где эта пустота? Я чувствовал её, но буквально пару часов, пока не пришёл он и не сделал всё ещё хуже. Нет, так не должно быть. Никогда. Разве кто-то мог оказаться в насколько омерзительной ситуации, когда ты стоишь у могилы той, которую, пусть и крайне условно, называл «своей девушкой», хочешь поцеловать своего отчаянно-до-чёртиков преданного друга, который даже никогда не понимал тебя, и единственное, что ты можешь сделать – это напиться, чтобы приглушить все чувства и только орать на тебя, несчастного тебя», – мысли Оскара окончательно запутались узлом, уже ничего нельзя было разобрать, кроме бесконечного отчаянья и ненависти к самому себе.
«Может, мне стоило признаться ему, и ничего бы не произошло. Я единственный, кто виновен во всём этом. Не встреть я Нидж – она бы не умерла из-за меня. И нет никакой разницы, умерла она от болезни или в каком-то инциденте: всё это случилось лишь из-за моей непростительной одержимости. Именно так, какое правильное слово. Одержимость. Чёрт, мог ли ты хотя бы представить, что кто-то будет думать о тебе с такой болью, что каждая минута рядом с тобой убивает, но каждая секунда без тебя – закапывает на три метра под землю?» – он нервно посмотрел на Юджина, веки которого слегка задрожали. Один взгляд на него гипнотизировал, даже украдкой смотреть невозможно.
Голова гудела из-за похмелья, глаза то и дело закрывались, отправляя Оскара в пугающую темноту. Он даже не сразу понял, что рука предательски соскользнула со спинки дивана. Буквально в последнее мгновение он смог поймать равновесие, уткнувшись плечом в подушку, и теперь замер прямо над лицом Юджина, едва не касаясь его. Он, задержав дыхание, с трудом контролировал себя, не позволяя его поцеловать. Он чувствовал тепло, исходящее от кожи, слышал это прерывистое дыхание, что буквально сводило с ума и от которого голова начинала кружиться с удвоенной силой. Оскар больно закусил губу, пытаясь избавиться от мучительных мыслей, и отстранился, чувствуя тошнотворный вкус крови на своих губах.
«Тебе было бы лучше без меня, без моего присутствия в твоей жизни. Ты заслуживаешь лучшего», – горько подумал он.
Внезапно он вспомнил прошлую зиму, ветреную, какую-то на редкость мерзкую и полную ненависти. Ненависти к нему. Тогда ему казалось, что он уже просто не в состоянии молчать и просто терпеть его общество. Каждое слово вызывало желание ответить колкостью, каждое движение – оттолкнуть и убежать прочь. Оскар ненавидел его по утрам, когда просыпался от болезненно-красивых снов, тошнотворных в своей идеальности, ненавидел целыми днями, хмуро бормоча себе что-то под нос во время ставших редкими тогда встреч. Ему казалось, что ещё немного – и он свихнётся или сорвётся – третьего не дано. После нескольких бессонных ночей, полных кофеина и алкоголя, он даже написал, впервые за многие годы, что-то про себя. У ещё не совсем трезвого Оскара был план просто молчаливо бросить в Юджина этими стихами и ждать, что будет; протрезвев, он перечитал их, испугался и спрятал в коробку. Стихотворения были по-настоящему больными, пугающими, пусть и чертовски хорошими. Чего стоили строки, в которых он, отравленный ревностью, клялся убить его, закопать труп под любимой ивой в парке, а череп оставить себе. Оскар с трудом мог вспомнить стихотворение дословно, но всё равно возникло лёгкое чувство тошноты.
Всё закончилось тогда, когда он под предлогом «творческого эксперимента» поднялся на крышу первой попавшейся высотки. Захватил с собой Юджина, а потом встал за ограждение. Оскар и сам толком не помнил, что он хотел этим доказать. Или ничего не хотел, кроме как прыгнуть? Он вспомнил, как отчаянно кричал Юджин, отбросив тщетные попытки сохранять спокойствие; вспомнил, как тогда просто молча развернулся, нарочито громко засмеялся, похлопал его по плечу и ушёл. А потом, вёл себя, точно ничего и не было.
«Всё же я последняя тварь, – подумал он, склонив голову. – И какого чёрта ты всё ещё рядом со мной?» – Оскар задумчиво поднял глаза. Хотелось просто забыться, но мерзкое ощущение, не покидавшее его с тех пор, как он проснулся, не давало ему закрыть глаза; поэтому предпочтительнее было бы просто напиться. У него где-то ещё есть запасы, но Оскар всё же взял себя в руки и, бросив очередной отчаянно-нервный взгляд в сторону по-прежнему спящего Юджина, осторожно соскользнул с дивана.
Как и тогда, той мерзкой зимой, ему снова хотелось сбежать, но уже не из-за ненависти, а из-за страха. Страха вновь испортить всё. Оскар не до конца понимал его причин, но всё же никак не мог от него избавиться. Он, точно бредовая мысль, въелся в подкорку, преследовал по ночам и при свете дня.
«Нужно понять, что делать дальше, – подумал он. – Но я даже ничем никому не обязан», – промелькнуло в его голове, как он заметил по-прежнему висевшую на стене фотографию Ниджелии и болезненно зажмурил глаза. «Нет, не лги, ты и сам прекрасно понимаешь, что это неправильно, и, чёрт возьми, просто мерзко, – Оскар покачал головой. – Нам нужно как-то пережить это. Он ведь тоже как-то переживает, это видно, хоть он и всегда относился к ней достаточно равнодушно».
