Текст книги "Гранаты, вороны и тени (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Вороны. 1.1 ==========

Тоску блаженную ты знаешь ли как я?

Как я, ты слышал ли всегда названье:

“Странный?”

Я умирал, в душе влюбленной затая

Огонь желания и ужас несказанный.

Чем меньше сыпалось в пустых часах песка,

Чем уступала грусть послушнее надежде,

Тем тоньше, сладостней была моя тоска;

Я жаждал кинуть мир, родной и близкий прежде

Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя,

Сердясь на занавес, волнуясь и грустя…

Но Правда строгая внезапно обнажилась:

Зарю ужасную я с дрожью увидал,

И понял я, что мертв, но сердце не дивилось.

Был поднят занавес, а я чего-то ждал.

Шарль Бодлер “Мечта любопытного”

Оскар Моррей хмуро смотрел на пасмурное осеннее небо, укутанное тяжёлыми тёмными облаками. Где-то в вышине деревьев ещё шелестела редкая грязно-золотая листва. Царила тишина, лишь время от времени нарушаемая криками воронов. Холодный северный ветер невольно заставлял кутаться в тонкое пальто, совершенно от него не спасавшее. Всё было бесполезно. И бессмысленно.

Молодой человек молча смотрел на относительно свежую могилу и на яркие чёрные буквы на надгробии: НИДЖЕЛИЯ МОРГАН. Он смотрел и с каждой секундой чувствовал, что всё это слишком неправильно. Слишком странно. Особенно это необъяснимое чувство пустоты, разрастающееся где-то внутри. Волосы разметал ветер, они лезли в глаза, но Оскар всё так же неподвижно стоял, смотря на эти буквы и небольшой венок из белых, точно восковых, лилий, поставленный поверх уже завядшего букета из дешёвых красных роз. Всё казалось какой-то глупостью, фарсом. Оскар, зажмурив глаза, отчаянно качал головой, точно кладбище, могила, этот дрянной ледяной ветер и проклятые вороны всего лишь были наваждением. Иллюзией, которая тут же развеется.

Всё не могло быть так.

Не должно было быть.

Всё не могло закончиться так.

– Не вини себя, никто уже ничего не изменит, – донёсся чей-то голос позади. Оскар резко обернулся, точно очнувшись ото сна, и увидел своего старого друга. Юджин Кэдоган замотал вокруг шеи длинный шерстяной шарф и спрятал руки в карманы. На секунду он достал их, чтобы поправить очки, и тут же убрал, почувствовав холодный и влажный октябрьский воздух.

– Никто и ничего… – прошептал Оскар, посмотрев точно сквозь него, и зажмурился. Он опустился, сев прямо на землю, и снова принялся смотреть на надгробие, точно для него больше ничего и не существовало, кроме этих букв и цифр, складывавшихся для него в одно-единственное слово, которое так долго казалось таинственным и красивым, а теперь снова заставляло чувствовать себя потерянным и запутавшимся подростком.

За буквально пару часов Оскар изменился до неузнаваемости. Он всегда был немного не от мира сего, но сейчас… казалось, что это совершенно другой человек: пугающе-молчаливый, а в мгновения разговорчивости – столь же пугающе-безумный. Юджин лишь покачал головой, увидев его, с безразличием смотревшего на перелетающих с дерева на дерево ворон, и сделал робкий шаг вперёд, точно боялся, что любое неосторожное действие может привести к чему-то ужасному.

Он снова машинально поправил очки, чувствуя, как тревога всё больше охватывает его. Нужно было что-то сказать, но всё было слишком неправильным и неподходящим. Юджин решил выждать, молчаливо наблюдая за Морреем, что, согнув ноги и, опершись руками о колени, уставился взглядом в сторону старой части кладбища, наблюдая за тем, как стаи ворон перелетают с одного дерева на другое, как ветки старого бука под силой ветра хлещут старую статую, точно кнутами.

– Никто уже не сможет изменить, – беззвучно повторил Оскар, достав из кармана листок бумаги и скомкав его. Не отрывая взгляда от надгробия, он бросил листок на землю. Юджин мельком посмотрел на исписанные и многократно перечёркнутые сточки, заполнявшие брошенную бумагу. Разглядеть что-то было невозможно, но он и без того знал, что это – стихи. Оскар был довольно неплохим поэтом, но у него имелась весьма неудобная творческая особенность: чаще всего в своих работах он выплёскивал свои собственные переживания, пусть и искажённые, преображённые фантасмагорическим вымыслом – так он избавлялся от слишком сильных эмоций. По-другому он не мог: стихи выходили жалкими пародиями, бессмысленным нытьём, но не чем-то толковым. Когда ему никак не удавалось избавиться от накопившегося таким образом, он становился озлобленным, даже агрессивным. Как и сейчас. Юджин, насчитав вокруг где-то с десяток вырванных из тетради листов, лишь покачал головой.

Почти неделю назад погибла девушка Оскара – Ниджелия, а буквально за вечер до этого они хорошо повздорили. Даже толком не зная о причинах произошедшего, Оскар во всём винил себя: ему это казалось очевидным. Друзья и родственники у Ниджелии были крайне специфичные: они не стали связываться с ним, что он расценил лишь как ещё один знак. Но было кое-что, что ещё сильнее заставляло чувствовать себя последним подонком: он узнал об этом совершенно случайно буквально пару часов назад.

Чувство вины, смешанное с воскресшими детскими воспоминаниями и несколькими бутылками чего-то алкогольного, приводило мысли в полный беспорядок. Вся голова точно кипела от сотни голосов, бесконечно кричащих, перебивающих друг друга. Крики то заполняли все мысли, то замолкали, уступая давящей тишине, от которой сердце замирало где-то в горле, то снова разворачивались, точно клубок ниток, не давая даже возможности подумать о чём-то другом. От бессилия перед потоком постоянно сменяющих друг друга мыслей то ли хотелось лечь на землю, чтобы никто больше никогда не трогал, то ли хотелось кричать на всех вокруг. Однако одна из них, точно навязчивая идея, перебивала все остальные, даже мысли о смерти Ниджелии. Оскар отчаянно пытался её заглушить, но от этого казалось, точно она лишь звучит громче, стучит в висках, отбивая барабанную дробь, от которой не спрятаться нигде. Она везде: в вое ветра, в приглушённом звоне часов, рёве машин, стуке собственного сердца, бьющего дробью в венах.

– Почему ничего нельзя сделать? – повторил Оскар, вскакивая на ноги и почти срываясь на крик. В глазах – нездоровый блеск, к коже на щеках прилила кровь. Извечные тёмные круги под покрасневшими (неужели от слёз?) глазами придавали ему почти пугающий вид. Взгляд нервный, полный паники и какого-то непонятного раздражения. Моррей тут же отвернулся, точно одно присутствие друга выводило его из себя.

– Ты не Франкенштейн, мы живём в реальном мире, – покачал головой Юджин. Он старался выглядеть как можно спокойнее, хотя ему по-настоящему было страшно. Не за себя, а за Оскара, находящегося буквально в паре шагов от безумия. Он судорожно вспоминал всё, что люди обычно говорят в таких случаях, но все эти клише казались глупыми и не имеющими ничего общего с жизнью. От того, что ты скажешь «мои соболезнования», ничего не изменится. Мертвец так и останется мёртвым, а живой – с дырой вместо сердца. Впрочем, дело скорее было в том, что Юджин в принципе не совсем понимал все эти страдания по умершим и ему было крайне сложно поставить себя на место другого, чтобы подобрать нужные слова. – Я понимаю, в это сложно поверить, с таким сложно смириться, но пойми: её уже не вернуть. Никак. И никогда, – Юджин вытащил руку из кармана и, было, хотел обнять друга, как вдруг замер. Он прежде не позволял себе подобного, и потому снова решил остановиться. Оскар ничего не заметил. Он стоял к нему спиной и лишь пару секунд спустя, точно переварив всё сказанное, резко обернулся и почти прокричал:

– Как ты можешь говорить об этом с таким равнодушием? Тебе же на самом деле на всех плевать, только и суёшь свой нос в чужие жизни, а когда дело доходит до такого – так ты белый и пушистый, готов угодить всем, – в его пронзительно-голубых глазах заметались искры ненависти. Его друг лишь опустил голову, но не от стыда, а чтобы только не видеть эти глаза – слишком чужие, слишком холодные и безразличные. Слишком жестокие. Он не понимал, почему тот ведёт себя так, в чём именно его – Юджина – вина. «Впрочем, каждый воспринимает смерть по-своему», – подумал Юджин, пытаясь найти его поведению хоть какое-то оправдание. – Проваливай лучше отсюда, пока я… – Оскар, покачиваясь, сделал пару шагов и вдруг зашёлся кашлем. Юджин лишь покачал головой, почувствовав в воздухе лёгкий запах спиртного. Вот и причина. – Знал же, что с таким, как ты… – прохрипел Моррей сквозь кашель. Он прошипел ещё что-то, но из-за кашля уже было почти невозможно понять. Юджин не стал даже пытаться разобрать его слова: сейчас говорил не Оскар, а несколько бутылок дешёвого вина.

– Она, она была такая… – прошептал Оскар, снова отвернувшись к надгробию.

На мгновение Юджин и сам попытался вспомнить, какой была эта девушка – она как будто бы уже исчезла из его памяти без следа. Хотя, казалось бы, он видел её в последний раз всего неделю назад. Как раз перед тем, как Оскар разругался с ней. И перед тем, как она умерла. Пожелтевшие от неудачного осветления, сухие волосы, кончики которых были раскрашены в голубой, яркий розовый и что-то, когда-то похожее на красный. Крайне сомнительный стиль в одежде. И крайне сомнительные знакомства. Но для Оскара Ниджелия была прекрасной нимфой, музой, бесконечные ссоры с которой заставляли его писать тысячу и одно однотипное стихотворение про «ненависть, мирскую грязь и саморазрушение». Юджин был более чем уверен, что он специально нашел себе девушку из таких – во имя творческих и душевных страданий – всё, лишь бы подражать столь любимым им декадентам.

– Она была такая… тварь, – вдруг закончил Оскар. Юджин настороженно посмотрел в его сторону: тот едва стоял на ногах и склонился над могилой, видимо уже будучи не в силах держать голову прямо.

– Не стоит, – только пробормотал он, но его снова прервали:

– Как будто я не знаю, что ты её ненавидел! Просто за то, что она была. Нарушала твой прекрасный идиллический мир, полный гармонии и доброты! – глаза Оскара снова наполнились злобой.

– Как и ты, – глухо прибавил Юджин. Он тут же осёкся, осознав, что именно он сказал. Оскар лишь бросил на него потерянный взгляд, словно растерявшись. Он спрятал лицо, отвернувшись, и всё, что видел Юджин, – лишь ссутулившаяся фигура в тонком пальто, временами подрагивающая, точно от холода, и пряди волос, разметавшиеся по ветру. Где-то с минуту Оскар так и стоял, ничего не говоря, пока, так и не обернувшись, не пробормотал:

– Вызовешь такси?

Спустя полчаса они уже поднимались в квартиру Оскара. Тот изначально протестовал против того, что кто-то будет его провожать, однако после очередного приступа кашля, заставившего его потерять равновесие и на радость всем прохожим упасть на тротуар, был вынужден согласиться. Оскар отчаянно цеплялся руками за перила, а Юджин следовал за ним, внимательно следя за каждым его движением. На одном из поворотов Оскар наступил на полы своего же пальто и обязательно бы упал, если бы не стоявший рядом друг.

– Крайне своевременно, – слегка улыбнулся он, уже, казалось, совершенно пьяной улыбкой, и запрокинул голову, находясь в неловких объятиях Юджина. – Как там было в той песне? When I get drunk, you take me home and keep me safe from harm? – он кое-как, зацепившись за перила, выпрямился и продолжил подниматься.

Юджин никогда не бывал в квартире Оскара. Хоть они и были давно знакомы. Оскар всегда отмахивался, что ему важно сохранить атмосферу, что ему не разрешает арендатор, что у него не прибрано, но, очевидно, ему было просто стыдно. Дом, в котором он снимал квартиру, располагался в одном из тех полуглухих районов Кардиффа, где можно было без всяких дополнительных вложений снимать фильмы ужасов или что-то крайне претенциозное, на грани здравого смысла и тошноты. Причём при свете дня.

Оскар отчаянно возился с ключами, пытаясь попасть в скважину, но руки предательски дрожали.

– Можно? – тихо спросил Юджин. Он и сам не понимал, почему с каждой секундой он говорит всё тише и тише, точно ему сложно говорить вообще. Как будто станет лучше, если он не произнесёт ни одного звука. Оскар со слабой улыбкой передал ему связку ключей.

– Мне просто интересно, – пробормотал он, прислонив голову к стене рядом, – не лень ли тебе сейчас возиться со мной? Мог бы сидеть в своём уютном архиве. А не стоять со мной, полупьяным, в отвратительно воняющем подъезде.

– Я не могу тебя оставить в такой день, ты сам это прекрасно знаешь, – не поднимая головы, прошептал Юджин. – Готово, – он открыл дверь и жестом пригласил владельца квартиры зайти первым. «Не могу оставить в такой день. И в любой другой», – пронеслась запоздалая мысль где-то на задворках сознания.

Внутри было едва тепло. Старые, ободранные желтоватые обои, такой же старый, покосившийся торшер, потрёпанные диван и кресло. «Как-то так я себе это и представлял», – подумал Юджин. И дело было не в том, что Оскар бедствовал. Нет. Он испытывал какое-то странное удовольствие от такой жизни. До этого Юджин вполне нейтрально относился к подобным его чудачествам, но сейчас ему впервые в жизни захотелось накричать на друга, выкинуть отсюда весь хлам и устроить ремонт. Отчего-то ему показалось, что в этой мертвенной обстановке его и без того полусознательный приятель ещё быстрее сойдёт с ума. В точности как какой-нибудь персонаж Достоевского.

Пока он осматривал комнату, Оскар не терял времени и достал из шкафа два бокала и начатую бутылку виски.

– Чтобы у тебя не было поводов сказать, что я тут спиваюсь в одиночестве, – хмыкнул он, жестом указывая, что второй стакан предназначен для Юджина.

– Ты знаешь, что я… – начал, было, он, но его прервали.

– Традиции. Чёртовы традиции, мистер Кэдоган. От них ты не отвертишься.

Оскар не без труда налил немного виски в каждый бокал и протянул один из них Юджину, что, стоя у окна, рассматривал улицу.

– Только не говори, что тебе нравится вид, – сказал он, осторожно подходя к нему.

– Не то чтобы, но что-то есть в этих улицах. Какая-то едва уловимая атмосфера мистики, загадочного. Знаешь, легко представить, как тут происходит что-то странное, необъяснимое. Ну, например, появляются люди из других веков…

– Пришельцы и толпа полусумасшедших, пытающаяся их изловить, – Оскар слегка улыбнулся. – Тебе бы поменьше смотреть телевизор, – неожиданно улыбка исчезла: тот точно заметил нечто, напомнившее ему, что сегодняшний день – день, когда произошло что-то крайне плохое. Юджин повернулся в том же направлении и заметил приклеенную скотчем к стене, крошечную фотографию Ниджелии – мутную, тёмную, но при этом обладающую каким-то непонятным, едва уловимым шармом, не позволяющим оторвать от неё взгляда. «Может, и сама Ниджелия была такой, только я этого не мог увидеть?» – пронеслось у него в голове.

Оскар уже занял место на диване и недовольно посмотрел на Юджина, когда тот решил сесть в кресло. Тот, не говоря ни слова, сел рядом, машинально поставив свой бокал на тумбочку.

– Не говори ничего, – его взгляд снова потускнел. Он прикрыл глаза и тут же залпом осушил бокала. – К чёрту всё это, – пробормотал он, уже, скорее, сам себе. – Ты дверь закрыл?

Юджин на мгновение задумался и тут же стрелой выскочил в коридор. Его не оставляла паранойя: казалось, стоит ему выйти, и Оскар обязательно сделает какую-нибудь глупость. Он потратил пару лишних, как ему показалось, секунд на то, чтобы найти нужный ключ, и уже отчаянно спешил вернуться.

Как оказалось, не зря. Оскар уже задумчиво рассматривал остатки виски – буквально пару глотков, – переливая их по дну бутылки.

– Как? – лишь пробормотал Юджин.

– Пару раз участвовал в соревнованиях на скорость, – со слегка самодовольной улыбкой сообщил Оскар.

Юджин занял своё прежнее место на диване и принялся молча наблюдать за тем, как друг допивает остатки. Останавливать его теперь уже не было смысла. Настроение Оскара снова сменилось на равнодушную печаль, и он, задумчиво откинув голову на спинку дивана, рассматривал потрескавшийся потолок комнаты.

– Когда мне было шестнадцать, это всё выглядело совершенно по-другому, – пробормотал он. – Отец умер как-то тихо, в больнице, а когда я увидел его мёртвым, я даже не понял, что это – он. Я просто не мог этого понять. Для меня он никогда не существовал: мать постоянно твердила мне, что он ещё тот урод – провоцирует её, бьёт. А я… Я был идиотом. Ты когда-нибудь хотел вернуться в прошлое и всё изменить? – вдруг резко повернулся он в сторону Юджина.

– О чём ты именно?

– Я бы многое отдал, чтобы вернуться в прошлое и наладить отношения с отцом, – пробормотал Оскар. – Мы с ним могли бы быть хорошими друзьями, у нас было столько общего, такой же характер, – он на мгновение улыбнулся, но улыбка тут же потухла. – Я только орал на него и хлопал дверью перед носом, а он слишком любил меня, чтобы устраивать сцены.

– Я не знаю, не уверен, – пробормотал Юджин, как-то растерявшись. – Хотя бывает такое, что осознаёшь что-то очень важное слишком поздно. Тогда, когда уже ничего не изменить, – он задумчиво посмотрел на Оскара, который даже не заметил его взгляда, выливая себе в бокал остатки виски.

Какое-то время они молчали: только были слышны приглушённые стенами крики соседей и курлыканье голубей на балконе. Эту степенную городскую тишину нарушало лишь тиканье часов, которое отчего-то казалось то громче, то тише, и приглушённое сиплое дыхание Оскара, наводившее на подозрения, что тот простудился.

– Ты был прав. Как всегда чертовски прав, – уже с трудом контролируя себя, сказал он.

– О чём ты? – не понял Юджин.

– О том, что мне плевать, – Оскар посмотрел на него. – Мне плевать. Абсолютно плевать. А я знаю, что это – неправильно. Вот и бешусь. Был прав, что я её ненавидел.

– Не стоит, – пробормотал его друг, машинально поправляя очки. На секунду ему стало страшно. И интересно: Оскар говорит это искренне или играет?

– А в чём смысл? Никто ничего уже не изменит, – он слегка пожал плечами. – Я ведь и нашёл её, только чтобы понять: каково это – быть с таким человеком. Я знал, что у неё до этого была попытка суицида, знал, что она цепляется за меня, лишь бы сбежать от матери – из этого дома, полного сумасшедших, – что, на самом деле, ей хочется спастись, и что в случае чего… Я убил её, понимаешь?

– Ты бредишь, – лишь пробормотал Юджин, растерянно глядя на него. Оскар хотел что-то прибавить, но тут же зашёлся в приступе кашля. – Ты точно не заболел?

– Ты неисправим: я признаюсь тебе во всех грехах, а ты беспокоишься, здоров ли я, – на губах Оскара мелькнула слабая улыбка, от которой внутри Юджина точно что-то сломалось.

– У тебя жар, – пробормотал он, приложив руку к его лбу. – Надо что-то выпить, – прибавил Юджин, стараясь убрать руку как можно скорее, пока Оскар не заметил, как сильно она трясётся.

– Как можешь заметить, выпил я уже достаточно, – покачивая бутылкой, слегка засмеялся тот.

– Чёрт, – едва слышно прошептал Юджин, оглядывая комнату в поисках аптечки. На всякий случай.

– Просто, просто посиди со мной, ладно? – донёсся до него голос друга. – У меня из-за температуры случается паранойя. Кажется, точно стены давят и кто-то следит.

– А так ты будешь точно знать, что кто-то следит?

– Именно, – Оскар снова слегка улыбнулся, но стоило ему отвести взгляд в сторону, где висела фотография Ниджелии, как от улыбки не осталось и следа. – А то мне будет казаться, что следит – она.

Юджин ничего не сказал. Он растерянно смотрел куда-то на стену. Куда угодно, лишь бы на секунду забыться. В какой-то момент он даже пожалел, что от виски, благодаря усилиям Оскара ничего не осталось. Он запоздало заметил свой бокал, стоящий на тумбочке рядом с диваном. «Оскар что-то замолчал», – как-то рассеянно подумал он. Мысли смутно пробегали, едва задерживаясь. Он понимал, что во всём этом есть что-то неправильное, что этот день должен был быть совсем другим, но и в тот же момент осознавал, что, на самом деле, такой исход его устраивает. И от этого было даже как-то мерзко. Подсознательно он чувствовал вину по отношению к Ниджелии хотя бы за то, что ему действительно была безразлична её смерть. Но ещё отчетливее он понимал, что сильно лукавит, называя это «безразличием», и от этого было ещё хуже. Повинуясь секундному порыву, он залпом выпил виски и тут же скорчился. В горле, ещё не слишком отошедшем от недавней болезни, всё полыхало, на глазах невольно выступили слёзы. Он случайно дёрнул ногой, задев диван, и тут же почувствовал, как что-то, точно в ответ, зашевелилось. «Задел Оскара?» – подумал он. Юджин бросил взгляд в его сторону, и увидел, что тот спит, едва удерживаясь в вертикальном положении. Он даже не успел подумать о том, что неплохо бы осторожно его уложить, как тот безвольно упал на его колени.

«И всё ещё спит», – запоздало пронеслось в голове Юджина. Он выдохнул, понимая, что теперь даже не сможет уйти. Но одновременно с этим он почувствовал, что и не хочет этого. Оскар, действительно, продолжал крепко спать, лишь слегка подвинул голову. Юджин осторожно наклонился и забрал из его рук пустую бутылку. Оскар мог её выронить, а потом проснуться от резкого звука. В его состоянии это было бы не лучшим способом пробуждения.

«Что он тогда пел на лестнице? – подумал Юджин. – When I get drunk, you take me home and keep me safe from harm? Он был слишком прав». Он осторожно отодвинул бутылку ногой подальше и попытался сам устроиться поудобнее. В голове промелькнула мысль о том, как удачно выпал на завтра его выходной. Он бросил взгляд на Оскара, мирно спящего на его коленях, точно так и надо. Сейчас он совсем не походил на провокационного поэта, бесконечно пребывавшего в состоянии тревоги и напускной печали, а больше напоминал уставшего ребёнка, заснувшего посреди игры.

Оскар вдруг как-то задрожал и задёргался. «Кошмар?» – предположил Юджин. Он, не задумываясь, осторожно коснулся его плеча, и тот тут же успокоился. На мгновение ему стало неловко из-за того, что он действовал опрометчиво. «Хорошо, что я выпил только сейчас, когда он спит, – решил Кэдоган. – Кто знает, чего я мог бы натворить». Юджин медленно, насколько это было возможно, откинулся на спинку дивана и, закрыв глаза, запоздало подумал, что ему даже жаль, что он сделал это так поздно.

«Ты был слишком прав», – едва слышно повторил он, хмуро поглядывая на расплывающееся на стене пятно настенных часов.

Комментарий к Вороны. 1.1

песни: Nothing But Thieves – Graveyard Whistling, Placebo – Bosco

========== 1.2 ==========

Этот вторник казался Юджину самым скучным в его жизни. Он вообще не любил вторники: сил работать уже нет, а до выходных ещё очень долго. В принципе любому работа Юджина могла показаться крайне унылой и однообразной, однако он бы так не сказал. Просто иногда случались вот такие скучные дни, когда его окружали такие же скучные молчаливые люди. И даже книги не спасали.

Юджин работал библиотекарем и готовился к важному шагу в своей карьере: его собирались перевести в архив. С одной стороны, это значило, что он получит доступ к самым интересным и ценным книгам в библиотеке, а с другой – что лишится возможности постоянно видеть посетителей библиотеки.

В какой-то степени это было его хобби. Ему нравилось смотреть, как люди, сидящие в читальном зале, бегло поглощают строчку за строчкой; как уставшие студенты, тяжело вздыхая, окружают себя кипами огромных учебников; как стеснительные посетители отчаянно ищут нужные книги сами, стесняясь спросить помощи у библиотекаря.

Но сегодня был не такой день. В залах было пусто. За окном шёл проливной дождь, вгоняющий в дрёму. Кто-то в служебной комнате заварил кофе, и теперь этот манящий запах растекался по всем залам старой библиотеки, смешиваясь с холодным запахом дождя и сухим, точно шелестящим, запахом старых, многократно прочитанных книг.

Юджин сонным взглядом осмотрел полки, уже думая, чем бы занять время, как вдруг хлопнула входная дверь, впустив в залы сырой воздух с улицы. Он машинально дёрнулся, подходя к лестнице. Внизу у гардероба пронеслась, на секунду задержавшись у стола смотрителя, неясная тень. Юджин меланхолично предположил, что это наверняка какой-то отчаявшийся студент или заскучавший старик, которого не остановил даже дождь. Юджин на секунду отвлёкся от мыслей о посетителе, заметив, что кто-то поставил книги в неправильном порядке. Раздался звук быстрых шагов по лестнице, однако библиотекарь был слишком занят расстановкой книг.

– Простите, – раздался хрипловатый мужской голос за его спиной. Он казался немного дребезжащим, точно его обладатель был взволнован. От неожиданности Юджин чуть не выронил книгу, которую он, было, собирался поставить на место; но вовремя взял себя в руки.

– Да? – Юджин резко поставил книгу на место и развернулся на каблуках. Перед ним стоял молодой человек, разглядывавший стеллажи, уходящие в потолок. Он был в уличной одежде: длинном синем шарфе, запутанном вокруг шеи, и сером старомодном пальто, по которому стекали струйки воды – значит, шёл без зонта.

– Мне… мне нужны собрания сочинений Бодлера, – отчего-то запнувшись, пробормотал незнакомец.

– Вам принести в читальный зал, или вы возьмёте с собой? – на автомате произнёс дежурную фразу Юджин.

– Нет, я здесь, – как-то рассеянно, точно его мысли уже были в совсем другом месте, отозвался он.

– Хорошо, – коротко кивнул Юджин. – Я принесу вам лучшие тома, а вы располагайтесь здесь, – он указал на длинные ряды пустующих столов. Если хотите, можете оставить пальто в гардеробе, – прибавил он, уже собираясь уходить.

– А можно ещё и томик Рембо? – уже несколько оживлённым голосом спросил посетитель. Его яркие голубые глаза наполнились блеском предвкушения. Юджин, замерший на лестнице, слегка улыбнулся:

– Будет сделано, – кивнул он, заметив, как на губах незнакомца заиграла улыбка. Тут в голове мелькнула догадка. Сам не зная зачем, он спросил: – Может, что-то ещё? Поля Верлена? – незнакомец посмотрел на него, удивлённо округлив глаза, а затем зашёлся в звонком смехе.

– Тащите, – махнул рукой он.

Весь нижний этаж был заполнен кофейным ароматом. От этого запаха становилось как-то теплее, особенно после встречи с продрогшим посетителем. Краем глаза Юджин заметил, как тот спустился вниз и оставил пальто в гардеробе. Странно. Казалось, что в этом посетителе совершенно нет ничего особенного, но всё же что-то было не так. Впрочем, как минимум, странным было то, что он попросил. И с каким восторгом? Такого неподдельного интереса к столь экстравагантным представителям французской литературы он не видел, наверное, никогда за всё время своей работы тут.

Собрав несколько лучших, по его мнению, томов, он поднялся на второй этаж, по пути дав знак смотрителю. Краем глаза из-за стопки книг он увидел, какой стол занял посетитель, однако не увидел его самого.

– Что же, я подобрал для вас лучшие тома, что есть в нашей библиотеке, – обратился он точно в пустоту. – К сожалению, наиболее полный сборник Рембо у кого-то на руках, но в этом есть все основные произведения – то же «Одно лето в аду»…

– Благодарю, – донёсся голос откуда-то из глубины стеллажей. Юджин в нерешительности поставил книги, окинув взглядом старую прямоугольную сумку из затёртой кожи и брошенный посреди стола чистый блокнот. Он заглянул за стеллаж, и увидел посетителя, задумчиво рассматривающего книги. – Ничего, если я возьму книгу отсюда? – спросил он, заметив Юджина.

– Да, – коротко кивнул тот, приглядываясь к тому, что именно выбирает этот странный молодой человек. Уайльд. Ну да, логичное завершение списка… – Только позвольте вам предложить, – сказал он, сам дивясь своей разговорчивости, – вот это издание, – он подошёл почти вплотную и достал увесистый томик с крайне невзрачной обложкой. – Возможно, внешне он ничем и не примечателен, но здесь достаточно интересная подборка, и основные произведения, и редко упоминаемые, – пробормотал он, внезапно понизив тон, показывая посетителю содержание. Тот бегло осмотрел книгу и взял её, утвердительно закивав.

На секунду Юджин задумался о том, кем бы мог быть этот странный молодой человек. Студент? Или заскучавший в отпуске работник какого-нибудь офиса? Впрочем, нет, будь он офисным планктоном, наверное, в библиотеку он пошёл бы в последнюю очередь. И всё же что-то в этом странном посетителе было не так. То ли в его внешности – в этих ярких, точно сияющих изнутри, глазах, в несколько взлохмаченных и слегка намокших, длинных волосах, – то ли в тех книгах, что он попросил…

– Кхм, можно пройти? – голос посетителя вернул Юджина на землю. Он понял, что всё это время так и стоял перед ним, а возможно, и слишком пристально смотрел. Юджин пробормотал что-то невнятное и отступил в проход между рядами, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Мельком он заметил, как незнакомец мягко усмехнулся, проходя мимо него.

Юджин тут же поспешил уйти в служебную комнату. «Сегодня я какой-то рассеянный», – подумал он, почти вбегая в комнату, воздух в которой был буквально пропитан запахом горячего кофе. «Нужно… Чёрт, я даже не дал ему заполнить карточки… Впрочем, это и не моя обязанность, с чего я об этом беспокоюсь?» – казалось, он пытается зацепиться за любую мысль, только бы не думать о кое-ком ещё, кто сидит в этом кабинете. Юджин как бы невзначай посмотрел на одну из своих коллег, чей пристальный изучающий взгляд он почувствовал на себе с того самого момента, как сюда зашёл. «Эта новенькая – пожалуй, единственная причина, по которой я хочу уйти в архивы и никогда сюда не возвращаться», – подобные выводы не могли не вгонять его в унылое настроение. Он заметил, что та даже не перевела взгляд, а всё также продолжала его рассматривать. Юджин уже мысленно создал целую речь, обращённую к девушке, состоящую из доброй сотни причин, почему его достала эта слежка, как неожиданно зазвонил телефон. Он буквально подлетел к нему, зацепившись за ножку стула и едва не упав. «Даже представлять не хочу, о чём она сейчас думает», – промелькнуло у него в голове, пока он, не в самой удобной позе, выслушивал просьбу одного из смотрителей занять его место в читальном зале. «Видимо, мне всё равно придётся вернуться», – подумал он.

Повесив трубку, Юджин резко развернулся, и снова столкнулся с уже изрядно надоевшим взглядом новенькой. Он решил просто не обращать внимания и уйти, однако, уже взявшись за ручку двери, мельком заметил стоявшую на столе кофемашину. Поддавшись внезапному порыву, библиотекарь налил кофе в две чашки (вторую он всегда наливал про запас, пусть его коллеги вечно шутили, что тот собирается угостить посетителей, хоть это и было запрещено) и выскользнул из кабинета, буквально чувствуя на своей спине неотрывный взгляд.