Текст книги "Гранаты, вороны и тени (СИ)"
Автор книги: Rabbit hearted girl
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Только если ты не чёртова фата-моргана, – прошептал Моррей, едва касаясь губами его лба.
– Я не мираж, и я никуда не денусь, – произнёс голос, и кто-то только крепче сжал его в своих объятьях.
Со страхом Оскар раскрыл глаза, видя перед собой Кэдогана, почти такого же, как и всегда. Неужели Юджин всегда был таким, а он сам был слеп и не видел этого? Тот замер в нерешительности, всё еще до конца не понимая, что произошло. В висках барабаном стучала кровь, а кожа горела, точно всё ещё чувствовала прикосновение обветренных и искусанных губ Оскара. Он посмотрел на Юджина с лёгким удивлением и почти чувствовал призрачную эйфорию, что приказывала ему бежать прочь со всех ног, вместе с ним, куда угодно.
Грохот и звон стекла.
Голубые глаза испуганно уставились в коридор, а Юджин, от неожиданности, развернулся, расставив руки, точно пытаясь защитить Оскара от чего-то. Он совершенно не понимал, что происходило. От зеркала, что висело прямо напротив входа в комнату, отвалился большой кусок. Стекло разбросало по всему полу, точно неведомая сила вырвалась из зеркала.
Оскар смотрел с ужасом. «Значит, угрожаешь? Ну что ж, выбор твой», – пронеслось у него в голове.
– Уходи, – пробормотал он.
– Я не…
– Уходи! – прикрикнул Оскар, чувствуя, как дрожь проносится по всему телу. – Убегай и больше никогда не приходи.
– Ты не…
– Если я тебе хоть сколько-нибудь дорог, – он, вынуждая Юджина пятиться, вёл его в коридор, – оставь меня. Уже поздно, слишком поздно, – прошептал Оскар, до боли жмуря глаза.
– Послушай…
– Уходи! Сейчас же! – он рывком подобрал его пальто и бросил ему.
– Оскар, не смей, – Юджин схватил его за плечи. Оскара снова трясло.
– Отпусти, пожалуйста, отпусти меня, – прошептал он ему почти в ухо.
В комнате хлопнула оконная рама, так, что Юджин невольно отвлёкся на мгновение, но этой доли секунды Оскару хватило, чтобы оттолкнуть его прямо к двери. Ветер ворвался в коридор, зашелестел черновиками, разнося их по всей квартире.
– Опомнись, это всё – мираж, всё поправимо, – лишь качал головой Юджин, в то время как Оскар наощупь пытался открыть замок.
– Для меня уже – нет, – голос безразличный, холодный, но в глазах – будто мольба о помощи. Замок предательски щёлкнул. – Уходи.
– Нет.
– Убирайся! – вскрикнул тот. «Это не он, это…» – мучительно повторял Юджин, когда тот вытолкнул его в коридор и ловким движением тут же захлопнул дверь.
– Чёрт, открой! – забарабанил по двери Кэдоган.
Юджин не помнил, сколько он стучал в дверь. Минуту, час? Он стучал, пока стало нечем дышать, пока не сбил кулаки в кровь.
– Я не уйду, не уйду, – бормотал он сам себе, уже в почти забытье. В какое-то мгновение раздался дикий крик. Крик, заставивший его отойти от двери прочь.
Одно-единственное слово, произнесённое с такой болью, что самому хотелось повеситься.
Убирайся.
Комментарий к Гранаты. 3.1
песни: Chase Holfelder – Animals, Billie Eilish – bury a friend, Nothing But Thieves – Crazy
========== 3.2 ==========
Убирайся.
В этом слове звенел ноябрьский дождь, пробирающий до костей, ревел ветер, рвущий кожу на куски.
Юджин прижался к стене, точно сбитый воздушной волной. В голове была пустота, в которой эхом раздавалась одна-единственная мысль.
Убирайся.
Медленно, боясь издать хоть один звук, он спустился на пару пролётов вниз и уселся на покрытый трещинами подоконник, поглядывая вверх, на темноту за стеклом. Откинув голову, Юджин выдохнул и попытался привести мысли в порядок.
«И что я наделал? – подумал он. – Я, я… он был прав тогда, я идиот. Я должен был сразу же позвонить, как только зашёл, не поддаваться эмоциям и этим чёртовым мыслям. Нет, Оскар, ты прав, я – худшее, что есть в твоей жизни, – Юджин прижался лбом к холодному и пыльному стеклу. – И главное: почему, почему я оставался всё это время? Мне был нужен кто-то, чтобы чувствовать себя важным? Чтобы заставлять его мучиться, ведь, чёрт, я же замечал это поначалу, но, нет, проще же закрыть глаза на очевидные вещи, ведь именно так я всегда и делаю?! Мне нужен был кто-то, чтобы чувствовать себя правильным. Ведь что может быть проще? Найди себе бестолкового приятеля, что только и творит какую-то ерунду, да читай ему морали по несколько раз в день? Ведь так?» – он никогда прежде не чувствовал себя настолько мерзко. Он был действительно во всём виноват. С самого начала.
«Может…», – подумал он, доставая телефон и измятую визитку. «Думаешь, это ему нужно? – прошипел голосок в голове. – А может, он будет тебя ненавидеть всю оставшуюся жизнь за это. Ведь ты мог изначально сделать всё правильно. А сейчас? Он хочет совершенно иного. Он же сам тебе сказал». Юджин ещё раз пробежался взглядом по визитке и небрежно бросил её на подоконник. «Я сам не знаю, чего я хочу, – пронеслось у него в голове. – Я хочу, чтобы было всё как раньше, чтобы не было никаких беспокойств, лишь тишина, спокойствие и ничего более, – почти жалобно подумал Юджин. – Я ведь зарёкся, что никогда не буду хоть кого-то подпускать близко, ведь каждый раз, когда они решают уйти (а это вечно происходит), они, по сути, умирают. А я хочу их помнить – я не хочу забывать, но если я буду помнить – я буду хранить память о своих личных мертвецах, тех, что, может, даже ещё живы. Но он… его уже, кажется, больше нет. Так может, действительно, дать ему то, чего он хочет? Уйти, исчезнуть, может, он передумает… Да даже если не передумает – это действительно его дело. А я, я ведь не думал о нём, я теперь для него – одно плохое воспоминание, призрак», – он болезненно зажмурил глаза, будто снова оказавшись в той комнате, рядом с ним. «Я сделал неправильно всё, что мог. Я должен был ещё вчера сделать хоть что-то, чёрт возьми, я должен… – нервным движением он нащупал визитку, взял её, неловко перехватив пальцами, и чуть не выронил из-за дрожи в руках. Мгновение Юджин смотрел на неё, а потом бросил на пол.
– Может, он действительно хочет этого? Чтобы я отпустил его, дал возможность выбора? Я всю жизнь: в школе, универе – был обузой. Просто кем-то на фоне, кто таскается за другими, лишь бы не быть одному. Я даже не знаю, отчего я увязался за ним. Хотя… Черт, уже бесполезно хоть что-то отрицать, – он невольно поёжился, когда подпер рукой подбородок и почувствовал резкий запах лекарств, исходящий от кожи. Слишком много воспоминаний. Слишком много всего. Это ведь неправильно. Его жизнь никогда не была такой, а если была – это были худшие дни. Дни бесконечных ссор и обмана.
У Б И Р А Й С Я
В его голове крик смешивался с его лёгким шёпотом, шёпотом, в котором слышался дождь и всё то, что…
«Пожалуйста, услышь…»
Как же глупо было это. Глупо и самонадеянно.
– Я сам закопал его в землю, – прошептал Юджин, осознавая. – Уже поздно пытаться хоть что-то изменить.
Уже ничего не вернуть. Ничего. Особенно того, чего и не было.
Он не сделал ничего из того, что было нужно. Позволил ему свихнуться. Из-за себя. Из-за бесконечного чувства вины, причина которого теперь была чуть более чем понятна. Юджин чувствовал себя последним идиотом. «Я в который раз наступаю на одни и те же грабли. Я не вижу того, что происходит у меня перед носом, я это настолько старательно отрицаю, что довожу до такого. И что я после этого, как не последнее чудовище?»
Поддавшись секундному порыву, он соскочил с подоконника и, бросив бессмысленный взгляд наверх, выбежал из подъезда. На улице хлестал ливень. А он просто шёл, шёл, не давая себе обернуться. Когда он почти вышел к перекрёстку, он не выдержал и посмотрел назад, но ничего не увидел.
***
Дождь был ледяной. Пронизывающий ветер. Юджин просто бессмысленно брёл куда-то. Он совершенно потерялся, забыл, куда свернуть, зашёл в какие-то незнакомые узкие улочки, больше похожие на заброшенный и старый французский городок, из тех самых – на грани, полуразрушенных, полузабытых, из тех самых, что любил Оскар.
Юджин думал о всяком. Мысли сменяли одна другую, точно поезда на перроне. В голове было шумно и душно от воспоминаний, будто кто-то открыл пресловутый ящик Пандоры, но в нём, вместо обещанных всем страшных болезней и недугов оказался он сам.
Ему вспомнилась их первая встреча. Вспомнилась каждая мелкая деталь: их странный и немного неловкий разговор, запах кофе, заполнивший всю библиотеку, капли дождя на пальто влетевшего в читальный зал Моррея. На мгновение в голову пришла мысль, что, наверное, ему надо было бросить Оскара, оставить наедине с книгами и ни за что не заговаривать. Он остановился, рассеяно осмотрев пустынную улицу. В лужах отражались огни фонарей. «Нет, – выдохнул он, – будь у меня такая возможность… Я бы сделал всё то же самое».
В какое-то мгновение Юджину послышался голос Оскара. Он нервно обернулся, уже мысленно представив себе его, стоящего на другой стороне улицы, дрожащего, но спасшегося, по-глупому улыбающегося ему, но увидел лишь пустоту. Никого там не было. Внутри всё задрожало.
Дождь, что на пару минут успокоился, полил с удвоенной силой. Юджин равнодушно развернул воротник, чтобы прикрыть горло, но особенно от этого толку не было: пальто уже промокло до нитки.
– Эй, придурок, ты хоть под крышей спрячься! – неожиданно раздался чей-то голос. Кэдоган нервно обернулся и увидел курящую женщину. Она высунулась из окна, но то и дело оглядывалась в комнату. – Или заболеть хочешь? – в её голосе слышались нотки сочувствия и заботы. «Такие обычно всех как детей воспринимают», – подумал Юджин как-то рассеянно.
– А может, я этого и хочу? – пробормотал он сам себе, даже не подняв головы и просто уйдя прочь.
«Из-за этой погони за призраками и от них, он сам стал призраком, лишь изредка приходящим в этот мир, – пронеслось в его мыслях. – И я сам стал для него таким призраком. А призраки – они пугают, они ненормальны, ирреальны, неправильны. Их не хочется видеть, они напоминают о многом. И в первую очередь – об ошибках. И больше уже ничего не будет. Никогда. Но если бы он хотя бы… – Юджин помотал головой и резко остановился. – Что он «хотя бы»? Он не в таком состоянии! Он принял меня за призрака, вместо руки увидел истлевшие кости, чёрт, что он сейчас может натворить? Я не должен был уходить – плевать, что он сказал. Он сейчас ничего не понимает. Да, я наделал немало глупостей – но я же и должен был всё исправить». Он нервно огляделся по сторонам. Примерно понял, где находится. Краем глаза Юджин посмотрел на часы: четыре часа. Идти было долго, но на такси у него просто не было денег, а автобусы ещё не ходили. Он побежал, громко шлёпая по лужам, забрызгивая ботинки и штанины мутной водой, даже не думая об этом.
***
Юджин толком не помнил, как добежал до квартала, где находился дом Оскара. Было душно, несмотря на промозглый ветер. Юджин торопливо расстегнул пальто. В глазах было мутно – и не только из-за очков, что запотели от его слишком частого, тёплого дыхания.
же начинало светать. Вот совсем неподалёку даже собралась небольшая группа людей, несмотря на ранний час…
Он снял очки и машинально протёр их шарфом, прищуриваясь, пытаясь понять, что происходит. Надев очки, он увидел, стоящие у перекрёстка машины скорой и полиции. Водители с равнодушными усталыми лицами переговариваются, бросая взгляды на редких прохожих: несколько любителей здорового образа жизни – явно только с пробежки – да парочка собачников. Один мужчина стоял и с почти мистическим ужасом смотрел во двор. Юджин почувствовал, что что-то не так, и медленно подошёл.
С каждым шагом он всё отчётливее понимал, что прекрасно знает, где находится. За прошедшие недели он выучил эту улицу наизусть. И с каждым шагом он чувствовал, как всё его существо противится этому, хочет остаться на месте – а лучше развернуться и бежать прочь.
– Эм, мистер, пожалуйста, отойдите, здесь нет ничего интересного, – отмахнулся молодой полицейский, явно уставший отгонять зевак.
– Здесь живёт мой знакомый, – лишь выдавил он, чувствуя, как начинает заикаться. Сержант лишь пожал плечами.
– Так, расходимся, пропустите врачей, – вновь подал голос он. Мимо с равнодушными лицами прошли санитары, несшие на носилках нечто, накрытое простынёй. Рука неизвестного безвольно свисала, почти касаясь грязного асфальта. Бинт на руке почти развязался и теперь расплывался змеёй в луже.
Позади следовал офицер, а за ним – двое: мужчина и пожилая женщина. Женщина смотрела куда-то в пустоту со смесью возмущения и ужаса, и только куталась в старую вязаную кофту.
– Головой об стену, – бросил мужчина какому-то особенно дотошному зеваке, разыскивая в карманах сигареты.
– Эй, парень, ты в порядке? – к Юджину приблизился офицер.
– Нет, – пробормотал он, провожая взглядом бинт, волочащийся по земле. – Я убил его, – прошептал Юджин, не в силах перевести взгляд. В голове стало как-то страшно-пусто.
– Парень, он…
– Я сбежал. Я, я… – он не дал офицеру ничего сказать, но и сам ничего не мог ответить.
Да уже и нечего было отвечать.
***
За окном шёл проливной дождь. Барабанил в стёкла, создавая иллюзию хоть какой-то жизни. Где-то вдалеке, в комнатах, люди что-то говорили, что-то обсуждали – жили. Юджину же казалось, что он даже дышит по привычке.
Он сидел за старым столом смотрителя – попросили посидеть в зале буквально полчаса. Сейчас от него вряд ли был какой прок, но – ему сказали – он пошёл.
В голове было пусто. Все мысли – они точно умерли. Юджин даже толком не мог вспомнить последние дни. Последнее, что он связно помнил – то, как убежал из квартиры Оскара, всё, что было до этого. Затем была пустота. Он жил фрагментами, мгновениями. Так, точно кто-то снял его жизнь на плёнку, а затем посчитал, что в ней слишком много скуки, и оставил лишь пару мгновений, по сути, тоже пустых, но хотя бы на секунду задерживающих внимание.
Не жизнь, а монтаж.
Неправильный, рваный, скомканный. Бессмысленный. Как в каком-нибудь скучном и занудном претенциозном фильме, режиссёр которого думает, что человек, который бессмысленно смотрит в одну точку целый час – крайне любопытный объект для наблюдения.
«Два дня»
Юджин даже не сразу понял, что значат эти два дня.
Через два дня он его увидит.
От этой мысли пробегала дрожь.
«Что я ему скажу? Ведь им всегда что-то говорят? Что?» – пустота победила, и последние попытки думать отпали сами собой. Взгляд вновь стал потерянно-безразличным, секундное напряжение и испуг сменились апатией.
Где-то в глубине комнат послышалась ругань, которой он не придал значения.
– Ты вообще в сознании? – Оуэн пришёл буквально пару минут назад. Увидел, что на местах все, кроме Юджина. Сразу же подумал, что тот дома – брат по своим связям рассказал ему всё, что знал, заодно передал вещдок, одолженный у «одного очень хорошего знакомого полицейского». Конор мало о чём распространялся – но дело было и без того ясно. Однако одно не вписывалось в общую картину, что он себе нарисовал в голове: пальто Юджина, тряпкой висевшее на вешалке. За последнюю минуту он высказал их начальнику – Стиву (тщедушному мужчине лет шестидесяти, с унизительным чувством юмора и привычкой приходить на работу лишь за пару часов до конца рабочего дня) – и заодно узнал, что Юджин сам пришёл на работу и был «совершенно не против помочь Клэр и заменить её в зале, какое твоё дело, иди и занимайся каталогами, баран», – конец цитаты. – В тебе есть хоть что-то человеческое? Какое ему работать? Ты его видел?
– Во мне уже давно нет ничего человеческого, – с кислым лицом ответил Стив, покачиваясь на стуле. Оуэн в возмущении бросил взгляд в сторону Джинни, что явно смотрела на них, но та тут же отвернулась и притворилась, что читает что-то.
– Почему было не послать Джинни, да мне позвонить, в конце концов? – он чувствовал, что ещё немного и взорвётся.
– Джинни делала мне чай, – начальник равнодушно пожал плечами. – А этот всё равно ничего особенного не делал.
– Ты последняя тварь, просто знай это, – прошипел Оуэн, бросив бумаги (которые вообще-то должен был ему передать из другого отдела, но за всем этим забыл и последние пять минут просто махал ими перед его лицом) и вылетев в зал.
Вспышка – и он точно очнулся.
«Оскар тогда очень точно сказал, что его затягивает во тьму. Так и есть. Он всегда правильно говорит», – подумал Юджин, равнодушно осматривая зал. Какое-то движение. Кто-то идёт к нему. Он надел очки и, даже до конца не рассмотрев лицо, уже на автомате поморщился.
Энн.
Конечно же, Энн.
Она просто подошла и встала к стеллажам, прямо напротив. Кулаки спрятаны в растянутых рукавах старого свитера. Взгляд ещё более пустой, чем у него. За всё это время они не сказали друг другу ни слова. Она лишь следовала за ним навязчивой тенью, а он – убегал, не желая даже знать от чего, – у него и без того было от чего убегать. Сейчас уже было нечего терять, и он, сам даже не зная почему, спросил:
– Зачем ты тут?
Она молчала.
– Тебе делать нечего? Ходишь по пятам. Оставь. Сегодня – и ближайшую вечность – я не в настроении для бесед. Это первый и последний разговор. А теперь оставь меня, пожалуйста.
Едва слышный вздох.
– Тебе грустно, – мелодичным голосом прошептала она.
– Ты ничего не знаешь о грусти, – пробормотал он.
– Я могу развеселить, – вдруг прибавила Энн. В глазах – всё та же пустота, но горящая. Нет, кругом только чёртовы сумасшедшие… – Крисс рассказывала такую занятную историю. О Бэнджамине и Джоан. Или о собаке, что перебегала прямо перед её домом… – она выглядела одновременно потерянной и взбудораженной.
– Послушай, – Юджин повысил голос, пристав с места, но тут же опомнился и почти прошипел: – Мне не нужна чья-либо компания.
– А Райан и Джилл, о, ты должен это услышать, – она явно была не в себе.
– Зачем ты тут? – не выдержал он. Как ни странно, но на неё это подействовало. Энн зачарованно посмотрела на него, склонив голову.
– Я знаю, что я нужна тебе, – пробормотала она.
– Мне теперь не нужен никто, – Юджин лишь процедил сквозь зубы. – Был человек, без которого я не мог жить, а теперь его нет. И что теперь? Что делают все нормальные люди? – он и сам не понял, как перешёл на крик. – Как ты можешь знать о подобном, когда ты и понятия не имеешь, что я такое? Чёрт возьми, я был для него сотни раз перечитанной книгой, а я ничего как всегда не замечал. Я из тех мерзких людишек, что воспринимают всё как должное. О, мне улыбаются, ну – так и надо, странные шутки – наверное, просто так общаются. Ведь проще игнорировать, чем принять и осознать. Что ты можешь знать об этом? Я был нужен ему, а я – сбежал, сбежал потому, что мне просто вздумалось, что так будет лучше, проще. Я чёртов дезертир, убийца, предатель! – он дрожал и смотрел в никуда. Юджин даже не сразу понял, что кто-то твёрдой рукой схватил его за плечо и осторожно отвёл в сторону.
Оуэн.
«Что ему нужно?»
Энн смотрела потерянным взглядом, точно ничего и не слышала.
– Эй, успокойся, – Андерсон шикнул на него строгим голосом. – Она тут ни причём. Вали отсюда, Энн, – он махнул рукой на девушку и та, раздражённо посмотрев на него, удалилась.
– Что тебе нужно? Хочешь успокоить? Сказать эти ваши слова сочувствия? Я сам всё испортил, я опоздал везде и во всём. Это лишь моя вина, – слова давались с трудом. Челюсть немного дрожала, по спине то и дело пробегал холодок.
– Сочувствие – это не ко мне, – Оуэн меланхолично пожал плечами. – Ты идиот, и это факт. Тебе нужно это принять и понять, что уже ничего не сделать. Да, частично это твоя вина. Но давай будем реалистами – Оскар не из тех, кого можно было представить милым старичком, прогуливающимся по парку.
– А он мне как-то приснился таким, – вдруг лицо Юджина изменилось: стало немного спокойнее, на губах возникло подобие улыбки. – А что, он может, он может, – прибавил он. Андерсон хотел что-то сказать, но решил, что это будет лишним и замолчал.
– Послушай, давай отойдём куда-нибудь, а то тут всё же достаточно людно, – он качнул головой в сторону тени, виднеющейся за стеллажами. Тень стремительно исчезла. – Давай наверх. Мне тебе просили кое-что передать. Не хочу, чтоб кто-то видел.
Молча они поднялись по старой деревянной лестнице. Про себя Юджин подумал, что уже давно тут не был.
– Вот, – молча, внимательно следя за каждым жестом своего собеседника, Оуэн положил связку ключей на стол.
– Что это? – будто не совсем понимая, спросил Юджин, хотя ответ был очевиден.
– Она опечатана, но если тебе нужно – ты можешь…
Он даже не дослушал. Взял ключи. Раздался лёгкий металлический звон.
В голове снова стало неправильно-пусто, а в груди – наоборот – слишком тесно.
Юджин поднял глаза: за окном стучит проливной дождь. Снизу доносятся чьи-то перебранки и долетает лёгкий запах кофе – наверняка Жаклин – это ведь у неё есть эта дурацкая привычка каждый день делать кофе и дразнить им все отделы.
На мгновение показалось, что позади скрипнула лестница, а воздух наполнился свежестью дождя.
Юджин рассеянно опустил взгляд. На ещё минуту назад пустом столе лежал брошенный кем-то блокнот.
– Эй, ты, ты тут? – Оуэн в панике округлил глаза, почти переходя на фальцет.
– Нет, – пробормотал Юджин, рухнув на стул и упав лицом в столешницу.
***
Ключ до боли легко повернулся в замочной скважине. Пахнуло пустотой, пылью. Ничем.
Юджин сделал шаг и бросил ключи на тумбочку. По квартире пронеслось эхо.
Мёртвая тишина. Так вот какая она?
Заглянул в комнату. Идеальная чистота. Ни одной зацепки, ни одного знака того, что что-то случилось. Словно хозяин просто вышел, а он пришёл слишком рано. Ведь так? Он ведь говорил ему пойти прогуляться? Юджин почувствовал, как челюсть слегка задрожала, а глаза как-то странно защипало. Он подошёл к столу, чувствуя, как ноги начали подкашиваться, и схватился за него руками.
Его взгляд упал на идеально, до безумия ровно сложенную стопку бумаги. На некоторых листах – капли крови, края некоторых помяты, оборваны. Но лежат идеально ровно.
– Нет, – прошептал он, почти против своей воли беря рукопись. Юджин бросил взгляд на невнятное посвящение на первом листе.
Он не может это читать.
Он не хочет это читать.
Он не хочет этого даже касаться.
На мгновение Юджин заметил, что держит пальцем лист именно на том месте, куда капнула кровь.
– Его кровь, – шёпот разнесло по квартире эхо.
Почти аккуратно положив рукопись на место, он сделал пару шагов назад. Колени подкашивались, в голове – сотни голосов и одна-единственная мысль.
– Зачем ты это сделал? – пробормотал он, окончательно теряя контроль и хватаясь руками за голову, точно пытаясь сдержать голоса. – Что ты этим доказал? Что ты принял решение и довёл всё до конца? Как ты смел решать подобное, не думая об остальных? – с каждым словом Юджин кричал всё громче, в глазах становилось всё темнее, а пол как будто бы ближе. Он и сам не понял, когда оказался на коленях, крича одно-единственное слово, просто звук, звук, перерастающий в почти вой.
– Это только моя вина, – прошептал он, уткнувшись головой в сиденье дивана, чувствуя этот до боли знакомый, едва уловимый запах когда-то пролитого вермута. Кэдоган даже почти помнил тот вечер. Тогда, тогда его непутёвый друг смог пробиться с небольшим сборником в приличное издательство. Достаточно выпил. А Юджин, Юджин слишком много думал.
– Зачем, зачем ты оставил мне все эти воспоминания, – его голос был почти неразличим. – Было бы куда проще, если ты без разговоров выставил бы меня за дверь. А так? Внушил жалкую надежду, зачем? Чтобы я до конца жизни в страхе вспоминал эти единственные за всё моё существование секунды чего-то, похожего на жизнь?
Он падал куда-то во мрак, и единственное, что пыталось вернуть его в реальность – полустёршееся из памяти имя.
Он не хотел произносить его даже мысленно.
Так быстрее забудешь.
Но разрозненные детали роем гудели в его голове.
Пронзительные голубые глаза, которые почти никогда не смотрели прямо. Тёмные отпущенные волосы, что шли лёгкими волнами из-за влажной погоды.
Пальцы – вечно в мелких царапинах из-за книг и тетрадных листов, вечно в синих чернилах.
Голос – изменчивый, вроде бы слегка хриплый. Но он не мог вспомнить, каким именно он был. Не мог вспомнить этот звук.
«Отпусти, пожалуйста, отпусти меня», – вдруг воскресло в памяти.
– Оскар, Оскар, Оскар, – пробормотал Юджин, уткнувшись лицом в обивку дивана, чувствуя, точно, произнеся его имя, нарушил какое-то табу.
Он выдохнул и кое-как поднялся. Стены выглядели как-то голо: без часов, без фото Ниджелии. Из-за того что не было часов создавалось ощущение, что время просто остановилось. Будто кто-то сломал само время, разрушил его. Казалось, что сейчас всё придёт в порядок, что Оскар зайдет в комнату – и всё будет так, как должно было быть.
Он обернулся и вдруг заметил коробку на нижней полке шкафа. За эти недели он не раз обращал на неё внимание, но сейчас она стояла криво, точно её кто-то отодвинул, а потом неаккуратно поставил на место. Ведомый шестым чувством, Юджин достал её и открыл.
Фотографии.
Вырванные из блокнота страницы – все в каких-то записях. Одни – перечёркнуты. Другие написаны предельно разборчиво – так обычно Оскар писал те стихи, что хотел ему показать. Даже для издателей настолько не старался: просил его перепечатать.
Потрёпанный блокнот.
Юджин осторожно взял отдельные страницы в руки. Это всё были стихотворения – одновременно типичные и нетипичные для Оскара. Они были безупречны в своей безумной красоте. Но они были… неужели о нём самом?
Он с испугом читал строчки странного подобия средневековой баллады, в котором главного героя – простого менестреля – преследовал некий дух. Преследовал настолько долго, что тот стал для него уже частью жизни (хоть и мучительной), однако поэт никогда его не видел. Герой уговорил его показаться – но пожалел об этом. Дух был настолько красив, что герой больше ни на что не мог смотреть, один взгляд на призрака заставлял его плакать. И, чтобы больше не страдать, менестрель решил выколоть себе глаза.
Герои в этих стихах страдали, сгорали от своих чувств, клялись убить тех, кто довёл их до этого состояния; преследовали их в тёмных аллеях парков, призраками пробирались в спальни. Они, крича, сдирали с себя кожу, не зная, как сбежать от самих себя; убивали себя и тех, кто убивал своим присутствием их.
И везде стояли схожие по времени даты.
Прошлая зима.
– Оскар, – он болезненно закусил губу и взял в руки блокнот, ожидая увидеть в нём то же самое. – Неужели? – Юджин пролистал несколько страниц. Тот самый единственный дневник Оскара – записи его снов.
Лето.
Год назад.
Запись на несколько разворотов, в конце – вопрос: «ПОЧЕМУ ИМЕННО ОН?».
Пролистав ещё, Юджин увидел немало знакомых снов. Знакомых по разным причинам. Только он не знал, что он был их непосредственным участником.
– Зачем же было лгать, – выдохнул он, не в силах смотреть последние записи – рваные, нервные, измятые.
Несколько фото будто кто-то уже доставал, не так давно. Уголки у одной фотографии были помятые – значит, её доставали особенно часто. Её Юджин отложил и принялся рассматривать остальные фотографии – те самые фото с их единственной встречи в компании Эллы и Трис. «Значит, он их забрал себе и мне ничего не сказал? Почему?» – лишь покачал головой он, смотря на фото, где он улыбается в компании таких же улыбчивых Эллы и Оскара. На другой фотографии Оскар зачем-то попытался его обнять, а он возмутился – лицо вышло явно забавное, он даже сейчас невольно улыбнулся, но буквально на секунду. Отложенная фотография производила двоякое впечатление. Не самая удачная композиция. Трис явно снимала тайно, не с лучшей точки, но фотография вышла крайне живой. Он с улыбкой смотрел на Оскара – явно что-то рассказывал, а тот как будто бы увлечённо искал что-то в блокноте, но на деле – смотрел на него. «Чёрт возьми, видел бы я тогда себя со стороны», – подумал Юджин, не в силах смотреть на самого себя, такого умиротворённо-радостного, смотрящего на Оскара с таким теплом, что он мог поклясться: он ни на кого так не смотрел.
Из-за всех нахлынувших воспоминаний стало как-то тошно. Он отставил коробку в сторону и, немного пошатываясь из-за дрожи в ногах, поднялся. Немного знобило. Или, наоборот, в квартире было слишком душно? Голова была как будто в эпицентре смерча.
С трудом он дошёл до коридора – сам не зная зачем. Бросил взгляд на чёртово зеркало. Действительно, выбит крупный кусок. Будто пытаясь поверить в это, Юджин, точно зомби, бесцельно провёл пальцем по краю стекла. Даже не сразу заметил, что поцарапался, оставив на кромке несколько капель крови. Он задумчиво посмотрел в потрескавшееся зеркало, теперь больше напоминающее кривые зеркала из парков развлечений, те, что искажают – то приближают, то отдаляют объект, но превращают его в уродливую вытянутую и изломленную спираль.
Это зеркало было именно таким, а спиралью – он сам.
Юджин с трудом сдержался, чтобы не ударить по нему кулаком. «Никто не должен знать, что ты там был», – донёсся до него сохранённый где-то на подсознательном уровне голос Оуэна, точно голос призрачного здравого смысла.
Вместо этого он просто посмотрел в зеркало. С укором. С ненавистью. Будто не он, а зеркало виновато во всех его грехах. Или всё же тот, кто в нём отражался?
Было сложно увидеть хоть что-то. Трещины ломали перспективу, искажали углы.
Он немного повернул голову и вдруг замер, заметив силуэт, мелькнувший позади него, в комнате. Юджин машинально оглянулся, но ничего и никого не увидел. Попытался встать точно также, бессильно крутил головой – но бесполезно. В осколке было видно только комнату. Жёлтые обои, потёки на потолке…
Он был почти уверен, что видел силуэт человека, смотревшего в его сторону. Взлохмаченные волосы чуть выше плеч, руки обессиленно опущены.
Придерживаясь за стену, Юджин вернулся в комнату. Он совершенно уже не знал, зачем и почему всё это делает. Но сейчас в его голове промелькнула мысль. Слабая надежда. Глупая. Жестокая в своей бессмысленности.
Он сел на пол, там, где оставил коробку, взял первую попавшуюся фотографию, и, глядя на неё, прошептал, закрыв глаза:
– Я вызываю дух Оскара Моррея.
***
Дул холодный ветер, завывая в ветвях буков и тисов, поднимая с земли клейкие полусгнившие листья.
Две девушки быстрым нервным шагом шли по аллее кладбища, глядя по сторонам. Они крепко держались за руки, но явно из-за какого-то бессознательного испуга, а не по какой-то ещё причине.
– Опоздали, – пробормотала одна, увидев в отдалении одиноко стоящего молодого человека, замершего у совсем свежей могилы. Она машинально поправила растрепавшиеся каштановые локоны и ускорила шаг, потянув за собой вторую.
– Мы, мы… – запыхавшись, пробормотала она, подходя, но ее остановили жестом.
– Ничего, спасибо, что приехали.
