Текст книги "Язык цветов (СИ)"

Автор книги: Pyrargyrite

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– Не за что. – Кивнул Эррор, опуская голову. – Прости, нам пора идти.

– Не извиняйся, завтра увидимся. – Вымолвил мужчина. – Да и мне самому надо бы побыть одному.

Надо бы побыть одному. Как же он ошибся в сказанных словах. Ведь, когда юноши удалились, он просто застыл в прихожей, разъедаемый изнутри болезненными чувствами. Простоял так черт знает сколько времени, а потом, окинув квартиру подавленным взглядом, пошел к комнате брата. Но зайти туда не решился. Даже к ручке прикоснуться не смог. Дыхание будто остановилось, зато сердцебиение усилилось настолько, что пульс болью отдавал в виски.

А в голове ни единой мысли. Только чувства прожигают изнутри.

Направившись на кухню, Найтмер, не давая себе отчета в проводимых действиях, заварил тот самый раздражающий его липово-гречишный чай, налил его в кружку брата и поставил на стол. Порывшись в шкафах, он сел напротив кружки и потупил взор. Сколько кофе и чая они прогнали вместе за этим столом, сколько тем обсудили. Они ведь всю жизнь были вместе. Всю проклятую жизнь, которую хочется возненавидеть всей душой. Дрим был его маленьким солнцем, его черт подери. Что он сделал? За что у него отобрали это солнце?

Час, второй, третий. А он все сидит напротив этой кружки, навалившись на спинку стула. В глазах плывет, а у сигареты уже горит фильтр, обжигая пальцы. Черт знает, сколько он уже выкурил. Все бесполезно. Перед глазами стоит его улыбка, сменяющаяся безжизненностью. В ушах звучит его смех, становящийся потом теми самыми последними словами, от которых мурашки по телу проходят. Было тошно. Невероятно тошно от всего.

Кажется, в дверь позвонили. Но Найтмер не обратил на это внимания. Все вокруг такое нереальное. Пусть все это будет сном. Просто плохим сном. Пусть окажется страшным порождением потаенных страхов, пусть, проснувшись, он обнаружит рядом спящего Дрима. Мирно спящего и греющего своим теплом. Но, черт, этот звон режет по ушам, раздражает.

***

– Да чтоб тебя, Найтмер. – Прошипел юноша, облокотившись на дверь. Взломать ее не получится, но попасть внутрь как-то надо. Нельзя было оставлять его одного, нельзя. Сосредоточившись, Киллер попытался найти ниточку, связывающую их. Они ведь часто менялись телами, но можно же этот процесс как-то контролировать? Сейчас этот обмен необходим.

Закрыв глаза, парень начал копаться в себе. Глубже, глубже, но безрезультатно. Тогда, может, в своих мыслях о Найтмере? Чертов бесящий детектив, вечно сующий свой нос куда не надо.

– Ладно, допустим, не так уж сильно ты меня раньше бесил. – Выдохнул Киллер себе под нос. – Но сейчас я готов разнести эту дверь в щепки, лишь бы высказать тебе все свое недовольство подобным. Какого черта вообще? – Стукнул он кулаком в дверь и сполз по стене на пол.

Сколько раз эта связь срабатывала совсем в неудобное время? Можно хоть раз устроить все в нужный момент?

В нос резко ударил едкий запах табачного дыма, а тело стало каким-то будто бы отекшим. С трудом разлепив глаза, Киллер уже не знал, что делать – радоваться тому, что сработало, или беспокоиться о том, что со своей аллергией он и сам здесь быстро сляжет.

Но времени терять нельзя, надо для начала хотя бы дверь себе-Найтмеру открыть, что и пошел делать юноша. Только идти было трудно, ноги заплетались, а углы, которые казались в одном месте, оказывались совсем в другом – под ногами или прямо перед носом. Обругав такое состояние мужчины, Киллер с трудом все-таки добрался до двери и повернул защелку, открыв ее и выбравшись из квартиры наружу.

– Не закрывай ее, а то внутрь не попадем. – Отрешенно проговорил Найтмер в теле юноши, с поникшим видом сидящий у стены. Даже в теле Киллера резко стало как-то совсем уж плохо. Чересчур плохо. Глаза зажгло, они зачесались, а в носу и горле появилась какая-то отечность. Но все это, благо, закончилось, когда они вернулись в свои тела.

Юноша сразу закашлял, поднялся с пола и побежал в квартиру, закрывая нос воротом своей черной кофты. Открыв все окна, он оттащил уже закрывшего дверь мужчину в другую комнату, которая, судя по всему, является спальней детектива.

– Зачем ты пришел? – Безэмоционально спросил Найтмер, пошатываясь в разные стороны.

– Алкоголем и сигаретами делу не поможешь. – Задыхаясь, с трудом вымолвил парень. Стало еще хуже – от перегара начало тошнить, а от треклятого дыма можно было с жизнью распрощаться.

– Оставь меня. – Коротко отрезал мужчина, заваливаясь на кровать, так как больше стоять он был не в состоянии.

– А ты уверен, что хочешь остаться один? – Пытаясь уловить свежий воздух из окна спальни, Киллер навалился на подоконник, всей головой выглядывая на улицу.

– Я не один… – Тихо прошептал Найтмер. – Брат со мной.

– Ох, нет, от этого тоже ничего хорошего. – Проскулил юноша, возвращая голову обратно в помещение. – Скажи уже сам себе: он умер.

– Он просто ушел. – Отчаянно произнес брюнет.

– Нет, умер. – Рыкнул парень. – Умер, черт подери. Пока ты сам себе это не скажешь, легче не станет.

Найтмер смолк. Ничего не ответил, лишь вновь поднялся с кровати и куда-то пошел, но тут же оказался остановленным уже порядком пошатывающимся Киллером.

– Ложись спать.

– Мы не спим ночами. – С трудом произнес мужчина, пытаясь вырвать руку из хватки юноши. Правда, получалось это не очень. Он даже руку-то поднять не мог.

– Ты не спал, а теперь спи. – Отрезал Киллер, силком толкая брюнета обратно на кровать. – Боже, Найт, тебе нужны силы. Ты и без того на амебу похож, такими темпами ей и станешь. Завтра же похороны, посмотри на себя. – С трудом, но все-таки положив Найтмера на кровать, юноша попытался отдышаться.

– Не называй меня так. – Огрызнулся мужчина. Необоснованная злость вновь охватила его, только вот встать не представлялось возможным. Да и разум плыл. Совсем плыл.

– Черт, я слишком остро реагирую на запах дыма. – Прохрипел себе под нос парень, начав терять сознание.

А у того агрессия резко отступила, когда чужое тело оказалось рядом. На кровати. Меньше чем на расстоянии вытянутой руки. Только вот протянуть ее было трудно. Что с ним случилось? Думать вообще нереально. Но рука хотя бы дотянулась до Киллера. До его локтя. Ухватившись за рукав кофты, Найтмер закрыл глаза, падая в небытие.

И все-таки Киллер прав, он совсем не хочет оставаться один.

Комментарий к VI. Солнце.

[Л-Л:Отбечено]

========== VI. Утешение. ==========

Голова трещит по швам, даже глаза открыть кажется чем-то нереальным. Но так хочется воды, просто неописуемо. Чертов сушняк.

Развернувшись на бок, мужчина с большим трудом открыл глаза. Их сильно резало, они болели, а перед ними все плыло. Темно.

Что было вчера? Или сегодня? Сколько он проспал? Судя по всему, пару часов от силы, ведь комната еще была окутана мраком ночи. Хотя зимой даже утром этот мрак не отступает. Но еще, вроде бы, все-таки ночь.

Как-то холодно.

Хотел забыться с бутылкой крепкого алкоголя, усиливая опьянение сигаретами, но что-то совсем не получилось. Только физическое состояние стало хуже, а в душе по-прежнему тяжелый осадок. Чертовы виски. То память отшибают нещадно, то все помнишь, все до мельчайших подробностей.

Выдохнув, Найтмер проморгался. Вроде бы что-то видно, правда, тело ватное, не ощущается почти. Опьянение еще не прошло, только разум прояснился.

– Киллер, эй, – прохрипел мужчина, пытаясь приблизиться к парню и разбудить его. Юноше стало плохо перед тем, как Найтмер уснул. Это он хорошо помнит. Хорошо помнит, как жгло глаза в его теле, как отекло горло. Что-то с ним не так, это точно.

С трудом обхватив рукой плечо парня, брюнет слегка потряс его, но тот никак не реагировал. Подвинулся ближе, ощупал лоб. Горячий. Или это руки такие холодные. Дышит тяжело, даже тяжелее чем в больнице, когда с носом совсем все плохо было.

– Да проснись же ты. – Как-то отчаянно произнес Найтмер уже вполголоса. Тот замычал, заворочался, даже застонал, но так и не проснулся. Живой и ладно.

Поднявшись с кровати, пошатываясь в разные стороны и загибаясь, мужчина вышел из комнаты. Пытался держаться за стену, только вот по ней до кухни не дойти, а потому приходилось как-то держаться на ногах и медленно передвигаться. В гостиной он обнаружил, что все окна открыты нараспашку. Теперь понятно, почему так холодно. Кажется, Киллер открывал их, чтобы проветрить задымленную квартиру. На кухонном столе стоит почти полностью опустошенная бутылка виски. От этого вида как-то затошнило. К черту, больше никогда не прикоснется к этой отвратительной штуке.

Холодная вода освежала, ослабляла головную боль и снимала отечность. Только вот так и заболеть можно.

А кружка брата по-прежнему стоит на столе. К ней так никто и не притронулся, а чай в ней, наверное, уже холоднее, чем вода из холодильника. Вечером еще была какая-то надежда, что он вернется, что сядет напротив, улыбнется в своей манере. Потом нахлынуло отчаяние. Найтмер прикасался к мертвому телу, а потому от реальности бежать уже невозможно. Это не розыгрыш, не злая шутка, не плохой сон. Это отвратительная сторона жизни.

Дарует тебе эмоции и чувства, людей, которых ты любишь всем сердцем, а потом она их безжалостно отнимает, оставляя тебя с огромной пустотой внутри. А еще эта надежда. Чертова вера в то, что все вдруг станет как раньше. Вера, которая погасает, когда понимаешь, что как раньше уже не будет. Потом начинаешь все ненавидеть. Себя, окружающих, какие-то высшие силы, судьбу. Но эту агрессию удивительным образом сглаживал Киллер. Может, уже привычка? Привычка, что любая раздраженность в его присутствии в итоге уходит. Это даже описать нельзя. Он всегда бесил своими шутками, но в итоге Найтмер начал и сам на них отвечать сарказмом или иронией, не испытывая прежнего негатива. Потом же все раздражающие действия парня стали привычными, от них появлялось желание лишь обреченно выдыхать и пытаться не обращать внимание. А в бункере Киллер и вовсе стал симпатичен мужчине как человек.

Все-таки, при всей своей хитрости и изворотливости, он имел множество слабостей, которые как-то слишком уж сильно давили на жалость. Да и не бросал там, хотя мог спокойно сбежать и остаться без преследования со стороны детектива. Напротив, помогал и даже спасал. Кроме того, прошлое у него, судя по всему, совсем уж тяжелое. Лишился всей семьи на своих глазах? Это, наверное, невероятно ужасно. Если так вообще можно описать подобное. Только боли от утраты брата это не уменьшает.

Будет ли еще агрессия со стороны Найтмера? Возможно. Но сейчас он уже просто готов упасть на колени и начать молиться. Глупо думать, что Дрим может вернуться. Он и не вернется. Но, может, они могли бы видеться во снах? Пожалуй, об этом мужчина молил с самого начала. Даже когда младший лежал в коме. Чтобы тот пришел к нему во сне, чтобы они поговорили, чтобы ощутить его присутствие и как-то успокоиться.

Но он не приходил. Даже в ту ночь Найтмер лишь слышал голос и видел этот чертов столб света, в котором растворялись две фигуры. Лиц видно не было, но детектив из тысячи узнает силуэт своего брата. После же мужчине снилось всякое, но только не Дрим. Может, после похорон все-таки увидит его во сне? Хотелось бы верить.

И все-таки к осознанию идти тяжело. Даже думать о таком тошно и противно. Но надо, хотя бы ради самого Дрима. Вряд ли он хотел бы видеть на своих похоронах брата, который даже стоять не в состоянии из-за горя.

По всей кухне раздался звук пощечины.

– Да соберись ты уже, а. – Рыкнул сам на себя Найтмер, глубоко вдохнув. Надо как-то собраться. С мыслями, с духом. Жизнь не терпит такой заторможенности, время идет, и просто сидеть или лежать, перебирая в голове мысли о несправедливости и жестокости, некогда.

Но все-таки, сейчас даже жить не хочется. На все стало как-то плевать. Плевать на работу, плевать на эту жизнь. Хочется отстраниться от всего.

Однажды Дрим рассказывал Найтмеру про стадии… траура? Или просто стадии переживания горя. Надо же, появились силы что-то анализировать. Только вот даже от возможности думать тошно. Да и те стадии, что помнил Найтмер, у него как-то смешались в одно.

Шок, ладно, эта стадия была в ту самую ночь. Потом отрицание, гнев, торг, проявляющийся в попытках заключить сделку с судьбой, а потом депрессия и потеря интереса к жизни. Это четыре отдельные стадии, но у него сейчас они все слились в одно. Психология, все-таки, слишком субъективная наука. Признаться, Найтмер всегда относился к ней с каким-то презрением и недоверием, как и к самим психологам. Но Дрим, пожалуй, был исключением. Ведь он не подгонял все под какие-то определенные рамки, старался быть максимально объективным. А потому и был так несравненно хорош в этом деле. Он чувствовал людей, а не пытался на основе их слов подобрать нужный пункт с «диагнозом» в книге. Скорее он сам эти слова находил. Где-то в глубине своей души. А потому каждому, кто поговорил с ним, становилось лучше. Это даже не профессия, не специальность, это дар.

И вновь он думает о брате. Но думать о нем в таком русле как-то легче. Ведь светлые мысли поселяют в душе тепло. Пусть даже такое тоскливое. Во всяком случае, надо снова попытаться разбудить Киллера. Мало ли что, не хватало еще, что бы и с ним что-то случилось.

– И с каких пор я так беспокоюсь за этого придурка? – Буркнул себе под нос мужчина, направляясь обратно в спальню.

Включив лампу на прикроватной тумбочке, Найтмер окинул юношу изучающим взглядом. Остро реагирует на дым, говорит? Значит, он сейчас так себя чувствует из-за того, что в квартире было сильно накурено? Что же, виноват, но он же сам пришел, его же не звали. Хотя, стоит ли думать об этом, если подсознательно Найтмер ждал прихода парня? По крайней мере, сейчас он это понял. За ту неделю, что они провели в окружении друг друга, за те пару дней, когда Киллер оказывал неизмеримо огромную поддержку, его присутствие стало чем-то необходимым. Может быть, они и правда могли бы поладить, найти общий язык, все такое. Да и недаром же они соулмейты.

– Эх, – выдохнул мужчина, ложась рядом с Киллером, – эти связи, эти родственные души. Все это как какое-то принуждение к чему-то.

– С одной стороны – так и есть. – Тихо прошептал проснувшийся юноша, отчего детектив вздрогнул, явно не ожидая, что его слышат. – Судьбу, по сути, предопределяют какие-то высшие силы. И ей даже противиться трудно. Но с другой, – повернув голову к Найтмеру, парень открыл покрасневшие глаза, – это дает шанс людям найти хоть кого-то, с кем они могут сблизиться или что-то в этом духе.

– Что-то вроде помощи в спасении от одиночества? – Спросил тот. Хотя это звучало как утверждение, а не вопрос. Коротко кивнув, юноша вновь отвернулся, а Найтмер, нахмурив брови, продолжил. – Что с тобой?

– В смысле? – Хмыкнул Киллер, смотря в завораживающий потолок. Прямо как звездное небо. Темный, усыпанный множеством белых крупиц, которые в темноте еле заметно светятся.

– Почему тебе стало так плохо?

– Не переношу запах сигарет и алкоголя. – Спокойно ответил юноша, краем глаза замечая, что детектив чуть ли не сверлит его пристальным взглядом. Так непривычно. Но не это. Найтмер часто смотрел на Киллера не отрываясь, прожигал его своими глубокими пурпурными глазами, следил за каждым движением. Непривычно то, что сейчас это происходит в каком-то спокойствии и умиротворении. И создается впечатление, что он не следит, как это бывало обычно, а просто смотрит. Просто… наблюдает? Может, в этом нет разницы, но Киллеру казалось, что она есть.

– То есть, если бы окна не были открыты, а в этой комнате стоял бы такой же столб дыма, как в гостиной и на кухне, то ты мог бы задохнуться? – Серьезно проговорил мужчина.

– А что, уже ищешь варианты наиболее быстрого и эффективного избавления от меня? – Усмехнулся парень, бросая ехидный взгляд на Найтмера. У того, кажется, бровь дернулась.

– Можно я тебе снова нос сломаю? – Пропел тот, резко поднимаясь и нависая над юношей, на что последний ухмыльнулся еще шире.

– Ого, уже спрашиваешь разрешение? Прогресс, прогресс. – Передразнив интонацию мужчины, протянул Киллер. – Только, боюсь, мой нос еще не зажил с прошлого раза, так что сломать уже сломанное, наверное, не получится. – Найтмер также резко отстранился, как и приблизился ранее. Сел рядом, отвернулся и выдохнул.

– Зачем соврал мне про падение? – Этот вопрос словно удар током. Стараясь не выдавать появившееся напряжение, Киллер продолжил говорить в насмешливой манере.

– Снова необоснованно обвиняешь меня во лжи.

– Снова пытаешься отрицать очевидное. – Выдохнул мужчина.

Самое неприятное, что совсем непонятно – вспомнил он все или просто Киллер ляпнул лишнего. Только вот Найтмер больше ничего не сказал, оставив этот диалог незаконченным. Лишь встал с кровати и закрыл окно. А ведь и правда, холодно.

Поежившись от осознания того, что в комнате буквально ледяной воздух, юноша спрятал лицо в ворот кофты, чтобы хоть как-то согреться. Закрыл глаза, начал дышать ртом, но, почувствовав какое-то утяжеление на себе, вздрогнул и широко распахнул глаза. Обнаружив на себе одеяло, Киллер заступорил. Даже ни сколько из-за одеяла, сколько из-за того, что почувствовал рядом так манящее к себе тепло в форме проклятого детектива, лежащего слишком близко вместе с ним под одеялом. Да, они уже спали вместе, но то было для утешения, а сейчас это как-то напрягает. Напрягает тем, что манит. А в прочем, даже так греет. Наверное, этого хватит. В этом же нет ничего такого?

***

В тепле так хорошо и приятно. Даже на душе становится легче. Может быть, незначительно, но легче. Только вот какое-то копошение рядом вырывает из объятий сна. Разлепив глаза, юноша уткнулся взглядом в белоснежную спину. Изящная, широкая, сильная, даже несмотря на то, что сам ее обладатель силу применять не особо любит. Правильнее сказать, не любит вообще.

– Тебе не холодно? Без футболки. – Спросил парень, поднимая голову и обжигая дыханием не менее изящную шею, очерченную завораживающими взгляд тату.

– С тобой мне не может быть холодно. – Тихо произнес Инк, грустно улыбаясь и старательно что-то рисуя на своих запястьях.

От этих слов кровь подкатила к скулам, а сердце на мгновение замерло, после чего ускорило свой ритм. Несколько слов. Несколько приятных слов из уст любимого человека. А все равно смущает.

– Что ты делаешь? – Поинтересовался юноша, пытаясь выглянуть через спину художника, но что-то силы подводили. Последствия почти бессонной ночи? Они вместе долго не могли уснуть. Где-то в душе переживая, скорбя, при этом молча сидя рядом в объятиях друг друга.

– Посмотри на руку. – Коротко ответил Инк, убирая пишущие атрибуты на тумбочку и вновь расслабляясь в объятиях своего соулмейта.

Немного потупив взор, Эррор протянул к себе руку и, осмотрев ее, заметил на запястьях то, чего не видел уже очень давно. Невероятно давно они не пользовались своей связью, ведь как таковой необходимости в этом не было. Они всегда были вместе. Только, разве что, ландыши на ключицах не исчезали никогда. Своеобразное бессмертие и вечная связь.

– Давно я не наблюдал за весной на руках. – Мягко улыбнулся парень, рассматривая миниатюрные белые цветочки, символизирующие нечто волнительное. Утешение и надежду. А также нежность, ту самую, что присуща даже тонкому и невероятно приятному аромату этих прекрасных и любимых цветов, который, в свою очередь, всегда витал вокруг Инка. За все время, проведенное вместе, Эррор так и не смог понять, почему от его соулмейта пахнет подснежниками. Откуда берется этот аромат. Но, на самом деле, это его мало беспокоило. Он есть, и это прекрасно. Прекрасна сама возможность наслаждаться им, глубоко вдыхая его. Чем сейчас и занимался Эррор.

– Эрри. – Обратился Инк, аккуратно переворачиваясь на другой бок и заглядывая в открывающиеся янтарные глаза. – Знаешь, если бы тебя не было рядом, я бы, наверное, впал в депрессию.

– Я тоже. – Выдохнул юноша с грустью во взгляде. Осадок в душе был каким-то горьким и острым. Но в присутствии друг друга это все как-то смягчалось, теряло свою горечь, приобретало новый смысл. – Мы уже столько пережили…

– И еще переживем. – Как-то тоскливо произнес художник, протягивая руку к голове Эррора, проводя ладонью по смольным волосам и притягивая его к себе.

Тяжело, больно, грустно. Но унывать не хотелось. Совсем не хотелось. А благодаря друг другу им удавалось находить в себе силы улыбаться, думать о чем-то, не загружаться по поводу случившегося. Хотя, что уж там, отойти от этого все еще кажется нереальным. Но они отходят. Медленно, плавно, вместе, но отходят. Вдыхая ароматы друг друга, наслаждаясь теплом, присутствием, разговорами о светлых воспоминаниях. В этом они находят свое утешение. К счастью, успешно. К несчастью – все равно осадок невероятно сильно горчит. А приближающийся траурный час добавляет тоску этой горечи.

Комментарий к VI. Утешение.

[Л-Л:Отбечено]

========== VI. Кипарис. ==========

На высоком берегу заснеженного мыса, в возвышающемся над ним белокаменном храме, в день православного праздника звучит согласное пение священнослужителей. Средь живописных стен, украшенных изящной мозаикой, средь свободно стилизованных белоснежных колонн, описанных золотыми виноградными лозами, средь ангелов на стенах, улетающих ввысь, в конусовидный купол, с которого смотрят вниз святые люди, под узким столбом света, спускающимся с витражных стекол на острие описанного скульптурами конуса, сегодня проходит панихида.

Вера в бога в этом мире уже давно ушла на задний план, давая проход свободе выбора религии и веры. Люди предпочитают не задумываться о ней, не придерживаться ее, жить по-своему, имея свою веру и свое видение мира. Но все крещеные, все искупанные в святых водах церкви. И все в темный час стоят в черных одеждах с горящими свечами в руках, все слушают божественное песнопение, все начинают верить в отпевания, в покой, в уход в лучший мир.

Правильно ли это? Возможно. Религия ведь создана самими же людьми. Для других людей, для тех, кому нужна помощь, для тех, кому нужна поддержка и вера в лучшее. Люди не обязаны придерживаться ее, но они всегда могут прийти в храм, насладиться музыкой небес и даже помолиться. Ведь когда в жизни не остается света, где-то его приходится искать. И порой, отчаиваясь, люди приходят в этот храм. Так же и на похоронах.

Людей было много. Что неудивительно, ведь тот, кого отпевают, был человеком социально адаптированным. У него было невероятно много знакомых, для многих из которых он был кем-то очень важным. Дрим помог множеству людей, которые сейчас стоят и держат горящие ярким пламенем свечи. С опущенными головами, терпя жжение горячего воска, стекающего по рукам, вспоминая все лучшее, что у них связанно с этим юношей, слишком рано покинувшим этот мир.

Хоровая а’капелла пронизывает каждого, проникает в самые глубины души, окрыляя ее и возвышая, даря свет внутри. Она словно помогает отпустить. Но на душе все равно невероятно тяжко. А особенно при виде этого бледного аккуратного личика, обрамленного солнечного оттенка локонами волос, неряшливо спадающими на лицо. Еще тяжелее от вида его самых близких людей. Родной брат, под руку поддерживаемый каким-то светловолосым парнем, два лучших друга, поникшими взглядами прожигающие свечу. Все трое невероятно отстраненные, все трое подавлены, все трое боятся поднять взгляд на открытый гроб, столкнуться с безжизненностью того, кто был им важен, кого они ценили, кого берегли.

Рядом с ними стоит не менее поникшая супружеская пара. Для них Дрим был как сын. Как второй сын, такой же родной, как ушедший перед ним Блу. Юноша часто приходил к ним, когда не стало последнего. Часто был с ними, часто говорил с ними, помог им заглушить эту боль. А они отчасти помогли ему справиться с потерей. Но не смириться, не отпустить. Ведь те были связаны судьбой, в свое время безжалостно разрубившей эту связь. Но так лишь казалось, ведь на самом деле эта связь бессмертна, она вечна, она сильнее смерти. И тот, кто познал ее однажды, тот, кто единожды ощутил настоящие чувства, искренние и чистые, в будущем не будет удовлетворен чем-то меньшим. Является ли такой ранний уход юноши подарком судьбы для него? Возможно, ведь теперь он снова вместе со своей родственной душой. Только подарок этот невероятно горький, невероятно прискорбный для других.

А свечи горят, солнце пробивается сквозь витражные стекла, создавая на лице юноши чудесную игру света. Прекрасную игру, завораживающую, но такую грустную, поселяющую в душе тоску еще большую, чем раньше.

– Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему сыну твоему Дриму, и сотвори ему вечную память. – Произнес священник, оповещая всех об окончании панихиды. Хор снова протяжно запел, но теперь уже не только он. Теперь уже и все присутствующие тихо подпевали два слова: «вечная память». А после – минута молчания. Тянущаяся неизмеримо долго, прожигающая изнутри, но, в то же время, позволяющая проводить, отпустить.

Прежде чем гроб закрыли, Найтмер коснулся холодного лица брата. Он, наверное, уже был готов упасть на колени, снова дать волю эмоциям, ведь нахлынувшее на него отчаяние было видно невооруженным глазом. Только вот держащий его парень не позволил этому случиться. Киллер просто держал его под руку, просто кидал сочувствующие взгляды в сторону мужчины, просто тихо шептал ему что-то в моменты, когда тот оказывался на краю потери рассудка. И, что удивительно, это помогало ему снова взять себя в руки.

Следом за Найтмером Дрима коснулись и Эррор, и Инк. Одновременно. Также одновременно вздрогнули от прошедшего по коже холода и убрали руки, приблизившись друг к другу, взглянув в глаза и опустив взгляд в пол. Жестокая реальность, но от нее никуда не деться.

Его похоронят рядом с Блу. На небольшом огражденном от всего сущего участке кладбища. Где-то между высокими стройными кипарисами, пышно цветущими летом. Увенчанный солнцем и луной символ смерти и похорон, под которым также летом цветут солнечные цветы гелиотропа, символизирующие вечную привязанность и любовь, которая была присуща двум молодым парням. Там же, прямо за могилой, будут цвести белые и красные цветы акации, символизирующие жизнь и смерть, смерть и возрождение, бессмертие и реинкарнацию. Дрим верил в жизнь после смерти, в нее же верил и Блу. А потому в нее сейчас верят и все те, кто стоит вокруг закапываемой могилы. Теперь уже одной на двоих. Прежде чем разойтись, каждый сказал свое доброе слово в память об умершем. Каждый положил по цветку красного гладиолуса или гвоздики. И каждый выразил слова соболезнования единственному кровному члену семьи, присутствующему на похоронах.

В холодном воздухе висело напряжение и скорбь. А яркие лучи солнца, отражаясь от поблескивающего снега, пытались развеять воцарившуюся печаль. Кому-то после всего этого стало легче, кому-то наоборот, хуже, кто-то не сдержал слез, а кто-то, во время произношения последних слов, улыбался сквозь сдерживаемые слезы. Все уже свое сказали, все уже ушли. Осталось лишь шесть человек подле могилы. Среди них – супружеская пара, которая не может найти в себе силы что-то сказать, только лишь смотрит на двух счастливо улыбающихся юношей, чья фотография украшает мраморную могильную плиту. Никто не был против объединения могил и переделывания памятника. Ведь теперь они вместе. И уже навсегда. Так, наверное, будет лучше.

Найтмер, бросив короткий взгляд на фото, начал сильно пошатываться, но тут же оказался ловко подхваченным Киллером, который, в свою очередь, сразу повел мужчину подальше от кладбища. Не хватало еще ему здесь потерять сознание, упав в сугробы.

– Ты еле на ногах стоишь. – Недовольно буркнул юноша. Надо как-то его снова отвлечь, занять чем-нибудь, а то опять впадет в глубокое отчаяние, из которого у парня только начало получаться вытаскивать его. Но, стоит признать, прошло все лучше, чем ожидал Киллер. Хорошо держится.

– Ты тоже. – Тихо и безэмоционально произнес Найтмер, прижав руку к себе, тем самым буквально заставив блондина идти впритык к нему. Того это действие удивило. Даже вызвало на лице еле заметную улыбку, ведь прогресс в принятии все-таки есть. Как ни крути, а все проходит. Даже такое. И пусть голос мужчины был сдержанным и безэмоциональным, а взгляд подавленным, но в его глазах буквально на мгновение удалось поймать небольшой блеск. В них возвращается цвет, тусклость медленно исчезает. От этого и появилась улыбка. Что все не зря, что он идет на контакт, принимает эту помощь, позволяет Киллеру залечивать рану от потери.

***

– Видимо, у них что-то налаживается. – Тихо произнес Инк, взглядом провожая две отдаляющиеся фигуры.

– Не ожидал, что этот парень будет так поддерживать Найта. – Выдохнул Эррор, склоняясь над могилой. – Эх, если бы не Дрим, я бы, наверное, до сих пор был гаптофобом.

Инк, сев рядом на корточки, провел рукой по могильной плите, заглядывая в счастливые лица покойных друзей.

– Он спас многих. – Вполголоса проговорил юноша. – Ты говорил, лучшим людям достается самая тяжелая судьба? Пожалуй, Дрим был из тех самых лучших, со множеством темных событий в жизни, не раз ранящих его.

– Может, теперь он найдет покой и свое счастье? – Еще тише вымолвил Эррор, обращая взгляд на лазурно-солнечные глаза.

– Уверен, найдет. – Грустно улыбнулся Инк, медленно поднимаясь и с тоской смотря на своего соулмейта. – И, надеюсь, Найтмер тоже найдет в себе силы жить дальше.

– Можно ли считать объявление его родственной души помощью свыше? – Задумался Эррор. – Встречи ведь не бывают случайными.

– Если брать в учет момент, в который он появился, то, может быть, можно. – Выдохнул юноша, посмотрев вдаль.

Солнце весело играло лучами над блистающими снежными холмами, виднеющимися на горизонте. На небе ни единого облачка. Сегодня прекрасная погода. Даже относительно теплая.

– Там, где кончается нечто, начинается что-то новое. – Задумчиво прошептал себе под нос Инк, завороженно любуясь окружающим пространством, обращая внимание на заснеженные ветки деревьев, на мерцающую снежную пелену, на звонкое пение птиц, совсем нехарактерное для такого времени года. – Может, сходим в больницу? – Развеял он воцарившееся молчание. – А то несколько дней уже не навещали Гено…

– Да, пожалуй, пошли. – Кивнул Эррор, бросая еще один короткий взгляд на могилу и зарывая в себе тоску. – Надо же, я был так шокирован новостью о том, что у меня есть брат и сестра, а потом все это так резко ушло на второй план.

– Кстати, как мне все-таки тебя называть? – Нараспев протянул юноша, обхватывая ладонь брюнета своими руками. – Дядя Эррор или мамочка Эрри?