Текст книги "Маринея, или путешествие сквозь Бермудский треугольник (СИ)"

Автор книги: Печатная машинка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Сейчас же уйти уже было невозможно. Если Ардестиния запросит мира, признав тем самым себя проигравшей, это нанесёт непоправимый ущерб её репутации, и тогда наверняка те народы в разных странах, которые многие десятилетия и даже столетия жили под гнётом ардестинианского капитализма, почувствуют его слабинку и взбунтуются. Этого допустить никак было нельзя! Поэтому нужно продолжать интервенцию всеми силами, всеми средствами! На помощь регулярной ардестинианской армии были призваны даже наёмники из разных стран, которым платил лично ТаворКратос.

Но ничего не помогало. Маринейцы со всем воодушевлением включились в борьбу, и день за днём число убитых и захваченных в плен ардестинианцев росло, хотя и защитники тоже несли ощутимые потери. Война длилась уже десять дней, и непонятно было, сколько ещё всё это продлится. Всё новые и новые свежие части ардестинианской армии отправлялись на фронт, и не все и новоявленных бойцов понимали, за что они идут сражаться и умирать, несмотря на массированную пропаганду ардестинианского правительства.

Аргос Тор принимал очень активное участие в руководстве Совета обороны и лично осматривал положение на фронтах, разговаривал с солдатами, подбадривал их и наставлял на борьбу с врагом. Верховный мудрец пытался вести переговоры с генералом Кратосом с целью принудить его прекратить боевые действия, но тщетно. И всё равно Аргос Тор продолжал с оптимизмом смотреть в будущее, ожидая, что война не продлится слишком долго.

Его дочь Элая работала в Айяделле в госпитале, без устали ухаживая за ранеными. В столице они были в относительной безопасности, Вадим знал это. И всё равно тревога за судьбу этих людей, ставших ему практически второй семьёй, постоянно тревожила молодого человека. Но от этого он сражался ещё яростнее, стараясь, как мог, приблизить конец войны.

Что будет делать дальше, он не знал. Вряд ли маринейцы могут отправиться воевать в Ардестинию, чтобы навсегда покончить с ненавистным противником, так что на продолжение компании на чужой территории рассчитывать особо не приходилось. Тогда остаться здесь и помогать этим людям в возвращении к мирной жизни? Или же отправиться домой и доложить обо всём начальству? Вадим никак не мог решить, но одно он знал наверняка: из разведки он уйдёт! Куда бы ни пришлось после этого деться, что бы ни случилось, больше он не сможет вынести такой жизни!

Уоррен незадолго до своего бегства успел навредить Соболеву и рассказал Аргосу Тору о том, кто он такой на самом деле. Впрочем, это не возымело желаемого американцем эффекта – маринейцы от Вадима не отвернулись, хотя и были неприятно удивлены. Вадим же старался теперь реабилитироваться всеми силами. Ему не хотелось оставлять о себе плохое впечатление, даже если он не останется жить в Маринее. Особенно молодой человек переживал по поводу Элаи. Вадим пока так и не смог поговорить с ней, попытаться всё объяснить. Он рассчитывал, что девушка всё-таки сможет его понять и простить.

В рядах маринейский армии, где многие тоже успели узнать правду о Вадиме, несмотря ни на что уважали его за храбрость и готовность всегда прийти на выручку товарищам. И день ото дня это уважение росло, с ним стали даже советоваться командующие отрядами при подготовке наступления на тот или иной участок фронта. Особенно ему удалось проявить себя в массированном сражении около небольшого городка Арднекта примерно в ста тридцати километрах к юго-востоку от Айяделлы.

Это случилось на шестнадцатый день войны. В сражении приняли участие почти сорок тысяч человек со стороны Маринеи и около пятидесяти пяти со стороны Ардестинии. Зато перевес в бронетехнике и боевых роботах был на стороне защитников. Бои длились около семи часов и привели к разгрому группировки ардестинианцев. Хотя доблестно сражавшиеся солдаты Маринеи также понесли значительные потери примерно в половину состава.

Вадим, не жалея себя, рвался в атаку за атакой, прикрывал товарищей во время перегруппировок сил, помог вытащить раненных членов экипажа из подбитого танка, а когда на помощь ардестинианцам подошли ещё несколько боевых роботов, сам сел за танковое орудие и ловко сумел вывести из строя две машины. Это придало маринейским солдатам духу, и они стали атаковать с новой силой, покончив с остальными стальными монстрами.

Но вот последовала очередная атака ардестинианских иланофоров, которые вызвали беспорядки в маринейских рядах. Эти проворные и манёвренные машины последнего поколения достаточно свободно уворачивались от огня зенитной артиллерии, и выкашивали пехоту с ужасающей быстротой. Несколько сотен маринейцев погибли менее чем за десять минут.

Вадим, хотя и сумел подбить один из иланофоров, зашедший на цель прямо над ним, но и сам был ранен, и довольно серьёзно. У него были раздроблены несколько рёбер с правой стороны тела, пробито лёгкое, а также в двух местах прострелена нога. Хотя маринейцы достигли в медицине значительно больших успехов, чем мы, и могли вытащить человека практически «с того света», но действовать нужно было быстро, чтобы молодой человек не умер от потери крови. Вадима, который находился без сознания, среди прочих раненных оперативно погрузили в санитарный фургон, и отправили в ближайший госпиталь в направлении Айяделлы.

Там Вадиму сделали срочную операцию, срастив кости, или вообще заменив их, где нужно, и восстановив ткани лёгкого. Вся операция проводилась методом лазерной хирургии и заняла не более получаса. Единственной трудностью было возможное неприятие организмом искусственной крови, которую Вадиму закачали вместо потерянной им по дороге. Этот состав без проблем подходил для всех маринейцев, но для гостя из другого мира такая кровь могла не помочь. Но делать было нечего, и врачи пошли на риск.

Соболева вместе с другими прошедшими операции бойцами поместили в палату для выздоровления. Благодаря передовым методам лечения оно обычно происходило очень быстро и не превышало двух суток. Пока Вадим всё ещё был без сознания, но скоро оно должно было восстановиться. Действительно, уже через четыре часа парень открыл глаза. И первое, что он увидел, было лицо Элаи.

Она выглядела печальной, но сразу заулыбалась, как только поймала его взгляд на себе. Элая одета была гораздо скромнее и непритязательнее, как стали одеваться все маринейцы в военное время. Но даже самая простая одежда из грубой серой ткани не могла затмить красоту девушки. Вадим сразу почувствовал, как ему её не хватало всё последнее время.

Он хотел было что-то сказать и протянуть ей руку, но был ещё слишком слаб, поэтому Элая нежно удержала его от дальнейших движений и принесла попить.

– Как хорошо, что мы, наконец, встретились, Вадим! Как только я узнала, что ты отправился на фронт, то не могла унять в себе тревогу все эти дни! Ведь мы даже не простились! Почему, ты не пришёл ко мне?! Ладно, не говори, я догадываюсь… Главное, что сейчас всё хорошо, и ты жив и почти уже здоров. Ты потерял много крови, а врачи сказали мне, что не уверены в приживаемости у тебя нашей искусственной. Но твой организм справился, ведь ты сильный! ― Элая опустилась к нему и обняла Вадима.

Он почувствовал, как все опасности и переживания последнего времени остались в прошлом и нечего теперь не значили. Этот поступок Элаи говорил обо всём – она не презирает его, даже узнав правду, она беспокоилась о нём и хотела поговорить. Больше он не повторит своей ошибки и скажет Элае всё, в чём должен был признаться уже давно.

Вадим сделал над собой усилие и приподнялся на кровати. Элая разжала объятия, и молодые люди оказались сидящими лицом к лицу, почти вплотную друг к другу. Отгороженные плотной ширмой, они были невидимы окружающим, и молодой человек внутренне поблагодарил судьбу за то, что есть эта завеса – ему было гораздо легче говорить с Элаей наедине.

– Я все эти дни одновременно ждал и боялся встречи с тобой, ― наконец, найдя в себе силы, произнёс Вадим. ― Боялся объяснения, которое должен был давно тебе дать. Всё, что говорил Уоррен, ― правда, и я действительно был послан командованием, чтобы схватить Гарри Пауэлла и переправить его в Россию, а потом, незапланированно, я попал сюда, к вам. Я продолжил, хоть и без санкции командования, собирать различные сведения о Маринее, притворяясь журналистом… Я лгал тебе, лгал всем вам… Прости меня, Элая!

– Тебе не нужно просить прощения! ― перебила его девушка. ― Мой отец с самого начала, знал, кто ты – Пауэлл всё рассказал ему. Отец пообещал, что не будет ничего тебе говорить, и посмотрит, что ты будешь делать, как себя вести… Вадим, ты ничего плохого не сделал, не причинил нам никакого вреда! Тебе не в чем оправдываться! Более того, ты столько сделал для защиты Маринеи и сам пострадал! Наш народ всегда будет помнить тебя и благодарить за помощь! ― Элая старалась говорить тише, чтобы не беспокоить остальных пациентов в палате, многие из которых спали, но не всегда могла унять эмоции.

– Когда отец рассказал нам с мамой, то тоже взял с нас слово не говорить тебе ничего. Мы так и делали. Было интересно наблюдать за тобой, общаться. Я знаю, что всё, что ты мне рассказывал о себе, это правда. Я это чувствую! Ты – хороший человек!

– Значит, ты знала всё это время, но делала вид, что веришь в мою легенду?! ― Вадим был не на шутку удивлён.

– Да, и выходит, что я тоже не была с тобой вполне честна, и тоже должна просить прощения!

Вадим хотел что-то сказать, может быть, возразить ей, но разговор молодых людей прервала санитарка, которая попросила Элаю помочь – только что прибыла новая партия раненных солдат. Элая, конечно же, без промедления согласилась и, оставляя Вадима, заверила, что скоро вернётся, и они смогут закончить разговор.

После её ухода молодой человек снова почувствовал слабость и тоску от ощущения, что не успел сказать самого главного. Поскорее бы уже закончилась эта война! Тогда он больше не будет тратить время зря, и наверняка они с Элаей будут вместе! А сейчас нужно поскорее восстановиться и снова встать в строй!

К концу следующего дня Вадим уже был как новенький. Раны зажили, и почти не осталось следов. Он чувствовал себя отлично и готов был снова сражаться. Вот только с Элаей увидеться вновь им не удалось: как узнал Вадим, ей пришла телеграмма от Аргоса Тора (система электронного обмена информацией к тому моменту всё же была серьёзно повреждена, и маринейцы использовали старые проверенные способы связи) с просьбой срочно вернуться в Айяделлу. Элае пришлось так спешно уезжать, что она даже не смогла с ним проститься, но передала коротенькую записку через одну из санитарок: «Прости, мне нужно срочно возвращаться! Быстрее поправляйся! Надеюсь, мы увидимся как можно скорее! Твоя Элая!»

Вадим сжал записку в руке, а затем положил в нагрудный карман куртки. Записка была тем ценнее, что написана была на русском языке. Если Элая так сделала, значит, она не хотела, чтобы смысл её стал понятен кому-либо ещё, кроме него. А это что-то значит! Вадим почти наверняка знал, что Элая тоже любит его, и теперь оставалось только прямо спросить её об этом. Вот кончится война, и он что есть сил полетит в Айяделлу и отыщет там свою любимую!

Вадим вернулся в свою часть как раз перед новым наступлением. Предстояло выбить мощный, хорошо вооружённый отряд противника с территории иланодрома. Они окопались там и приготовились держать оборону до последнего солдата. Сражение вновь выдалось жарким, и Вадим, как прежде, принимал в нём активное участие. Однако на этот раз он не проявлял чрезвычайной, граничащей с безрассудством смелости, ибо знал, что своей смертью он причинит Элае огромные страдания.

И, тем не менее, через четыре с половиной часа сражение завершилось в пользу войск Маринеи. Ещё один отряд ардестинианцев был разгромлен, а значит, конец войне всё ближе. Силы противника слабели, и найти выбывшим воинам замену правительству Ардестинии становилось всё труднее. Последовали ещё несколько побед маринейцев, и вот уже боеспособной осталась только одна группировка войск Ардестинии, зато самая мощная.

Почти четыреста тысяч солдат оккупационных войск направили свой удар на Айяделлу, уже не рассчитывая победить в войне, но хотя бы напоследок причинить Маринее как можно больший вред. В свою очередь защитники страны стали также подтягивать свои силы к городу, чтобы отразить нападение неприятеля. По численности и вооружению армии были примерно равны, но у маринецев на этот раз было неоспоримое преимущество – они осознавали, что это последний решающий бой, и от него зависит будущее их родины, а поэтому сражались вдвойне храбрее.

Все сражения, в которых Вадим принимал участие до этого момента, были несравнимы с тем, что он увидел в этот раз. Это действительно был бой не на жизнь, а насмерть. Всё началось в окрестностях столицы, примерно в тридцати километрах к северу и постепенно под бешеным напором ардестинианцев боевые действия вплотную приблизились к черте города. В итоге, спустя полтора дня боёв, маринейцы, ликующие, словно война уже закончилась, стали принимать в плен массово сдающихся оставшихся в живых врагов.

Теперь, когда скорый полный разгром оставшихся оккупационных сил ардестинианцев был очевиден и требовал не больше суток времени, Вадим всерьёз задумался о перенесении войны на территорию противника с целью навсегда покончить с империалистическими планами ардестинианской правящей верхушки. Он решительно был готов отстаивать свою точку зрения о необходимости такой кампании перед Советом обороны, да и в целом, всеми жителями Маринеи. Но этого не понадобилось…

========== Глава XVIII ==========

Несмотря на всё могущество ардестинианской разведки и репрессивного аппарата, в стране, пропитанной атмосферой подозрительности и научившейся самым изощрённым методам слежки за своими гражданами, существовало революционное подполье. Эти люди, уставшие от гнёта корпораций и не приемлющие политику, которую Ардестиния вела с их подачи в отношении всего остального мира, только и ждали удобного случая, чтобы начать восстание.

Начав с небольшой группы отщепенцев вдали от крупных городов, они постепенно, шаг за шагом, в условиях глубочайшей конспирации разрослись до организованного движения, насчитывавшего несколько тысяч активных членов и несколько десятков тысяч сочувствующих из числа простых ардестинианцев, доведённых до отчаяния социальным неравенством, преодолевшим все мыслимые пределы, разграблением национальных богатств страны, отравлением атмосферы и агрессией империалистического правительства Ардестинии.

Но на стороне официальных властей всё ещё было подавляющее превосходство в силе и ресурсах. Правящая верхушка, состоявшая из пары десятков беспринципных магнатов, а также многочисленные прихлебатели из числа среднего класса до последнего готовы были защищать сложившийся порядок вещей и не уступили бы ни на шаг требованиям восставших. Они знали о существовании подполья, и один раз чуть было не разрушили всё, когда в рядах повстанцев завёлся предатель. Многих сторонников революции тогда схватили, пытали, замучили до смерти в тюрьмах. Но движение не было уничтожено, но лишь стало осторожнее и, одновременно, ещё решительнее в своей главной цели.

Поэтому оставалось только ждать удобного случая, чтобы свернуть шею действующей власти финансовых воротил. Многие подпольщики сумели проникнуть в государственные структуры и занять там более-менее значимые посты. И даже ведомство господина Заониса, где, казалось бы, должны были, как нигде, следить за всеми и каждым, пополнилось двумя верными сторонниками революции.

Но настоящим успехом повстанцев стало знакомство одного из них с Одисом. В университете они были хорошими товарищами, и несколько месяцев спустя случайно встретились в городе. Молодой человек не знал, что Одис – сын Тавора Кратоса, но даже известие о том, что он работает в его секретариате, сразу породило план вербовки парня в члены подполья.

Это был крайне рискованный шаг, и в случае провала повстанцы могли потерпеть уже полное, окончательное поражение. Но на совете командиров повстанцев решили, что игра стоит свеч, и вскоре встретились с Одисом лично. Вопреки ожиданиям, его даже не пришлось слишком долго уговаривать – молодой человек, узнав конечную цель всего предприятия, охотно согласился участвовать в восстании и передавать всю информацию, какую только сможет узнать в «Ардестиниан Корпорэйшн».

Не стоит думать, что он ненавидел отца – тот сделал для него достаточно много, хотя и не мог открыто признать своего сына. Но в характере Одиса было много и от матери, и он по мере взросления и осознания роли Ардестинии в мире и своей личной роли во всём происходящем не мог не возмутиться и не пожелать что-то изменить. Порой в нём вызывала отчаяние кажущаяся безысходность и невозможность преодолеть власть корпораций. И вот, когда повстанцы вышли на него и предложили сотрудничать, Одис решил, что это тот самый шанс, которого он искал. Он не мог упустить такой возможности!

Неизвестно, сколько бы ещё повстанцы ждали своего часа, если бы не появление Уоррена и последовавшие за этим события. Всё более определёнными становились сведения о готовящемся новом вторжении в Маринею, а это значило, что большая часть войск ардестинианской армии будет отвлечена из страны для участия в конфликте, а оставшиеся не смогут оказать настолько сильного сопротивления, и можно будет захватить оружие на армейских складах. К тому же, подготовка вторжения потребует концентрации внимания разведки на этом вопросе, и, следовательно, её внимание к внутренним врагам на какое-то время хотя бы немного ослабнет.

Судьба благоволила революционерам, и дальнейшие события развивались, в основном, по задуманному ими сценарию. Война с Маринеей, как известно, не получилась лёгкой, несмотря на все старания разведчиков-диверсантов. Оказавшись по-настоящему крепким орешком, эта страна умела при необходимости дать сдачи, и всё большие ресурсы, в том числе и человеческие, отвлекала война. Наконец, когда почти три четверти ардестинианской армии находились за пределами страны, лидеры повстанцев дали сигнал к выступлению.

По всей Ардестинии отряды восставших при поддержке местных жителей стали нападать на военные базы с целью овладения хранящимся там вооружением. И здесь удача едва не оставила людей – всё-таки наивно было полагать, что победить профессиональных военных будет так легко, пускай и превосходящими по численности силами. Повстанцы начали нести серьёзные потери, и если бы не внезапный переход на их строну двух армейских частей со всем личным составом и тяжёлым вооружением, то революция захлебнулась бы в самом начале.

Почти десять тысяч солдат, тысячи единиц современного стрелкового оружия и взрывчатки, несколько десятков танков и бронетранспортёров, восемь больших боевых роботов и тридцать пять десантно-транспортных иланофоров составили костяк ударной мощи повстанцев и во многом определили успешный исход революции.

За неделю восставшие смогли захватить большую часть страны, но оставался ещё главный оплот действующей власти – столица Ардестинии Эваскел, на защиту которого были брошены все оставшиеся в распоряжении армии солдаты и техника, а также были отозваны некоторые части с фронта.

Главы корпораций били тревогу. Им спешно пришлось заботиться о перемещении своих семей и самого ценного имущества подальше от Ардестинии, и не у всех это получалось. Транспортное сообщение было нарушено, а войска воздушной обороны действовали теперь в интересах повстанцев, которые тем временем сжимали кольцо вокруг Эваскела.

С большим трудом повстанцам удалось захватить штаб-квартиру ардестинианской разведки, а её глава, Заонис, повинный в смерти многих повстанцев, жестокий палач, не нашедший, однако, в себе сил покончить жизнь самоубийством, был повешен революционерами прямо во дворе здания по оглушительный рёв толпы, ликующей от осознания, что с одним из угнетателей покончено навсегда.

Сопротивление армии было отчаянным, но вот войска повстанцев уже на улицах столицы, приближаются к деловому кварталу. Остались считанные часы до падения власти корпораций. Потери с обеих сторон были ужасны, и, тем не менее, решимость восставших ничуть не поколебалась, а, наоборот, с каждым часом всё увеличивалась по мере осознания того, что совсем скоро они смогут отпраздновать победу. Вести, приходившие с маринейского фронта, также были на руку восставшим – армия Ардестинии была почти полностью разгромлена, было множество убитых и взятых в плен.

Наконец, произошло то, чего так ждал Одис, – отряд, в котором он сражался, вплотную приблизился, а затем начал штурм комплекса зданий «Ардестиниан Корпорэйшн», а это значило, что скоро он лицом к лицу встретится с отцом. Парень был уверен, что тот ещё не покинул город и будет до последнего сидеть у себя в кабинете, не желая верить, что его власти пришёл конец. Одис хотел лично схватить его и заставить сдаться.

Никому на свете, даже своим товарищам-революционерам, он не говорил, что доводится Тавору Кратосу сыном и, несмотря ни на что, желал сохранить отцу жизнь. Поэтому, отчаянно пробивая себе путь сквозь ряды охраны, Одис старался пробраться к нему наверх. Только бы успеть!

А между тем ТаворКратос сидел у себя в кабинете на девяносто седьмом этаже здания «Ардестиниан Корпорэйшн» и наблюдал, как рушится ардестинианская империя ― его империя. Глава самой могущественной корпорации в этом мире, он был человеком прозорливым, и как только в сводках с фронта стали приходить новости о всё больших потерях ардестинианской армии, отправил жену и детей подальше, в безопасное место. Большую часть документов о деятельности корпорации Тавор Кратос успел сжечь, поэтому теперь находился в относительном спокойствии. И всё же ситуация в городе была накалена до предела.

Бунтовщикам удалось захватить множество важных правительственных объектов (куда только смотрел Заонис!) и сейчас они вплотную приближались к зданию «Ардестиниан Корпорэйшн». Теперь от уничтожения и разграбления его может спасти лишь верная охрана ― личная гвардия Тавора Кратоса. Сюда стянули до тысячи отлично вооружённых бойцов, а на подступах к деловому кварталу стояла бронетехника. И всё-таки, у Тавора Кратоса было какое-то внутреннее ощущение, что поражение неминуемо, а посему нужно убираться отсюда в самом скором времени.

Он встал из-за стола и подошёл к потайному бару, аккуратно вмонтированному в стену кабинета. Налив себе выпить, Тавор Кратос с бокалом в руке подошёл к широкому панорамному окну и стал наблюдать, что происходить внизу. То тут, то там видны были чёрные густые клубы дыма ― то и дело гремели новые взрывы. В небе, лавируя между небоскрёбами, носились туда-сюда многочисленные иланофоры ― это те, кто имел возможность сбежать из города, поспешно «делали ноги». Скоро он тоже полетит, к жене, детям… К детям!

Мысли Тавора Кратоса переключились на Одиса. Где он? Что с ним? Ранен? Убит? Тавор Кратос потерял связь с сыном больше суток назад и с тех пор не мог предположить, где тот находится. А что, если Одис сам примкнул к этим восставшим? Такая крамольная мысль только что зародилась в мозгу Тавора Кратоса и теперь не давала ему покоя. Он отхлебнул ещё из своего стакана и вернулся за стол.

«Вам удалось разузнать что-нибудь о моём секретаре Одисе?» ― он вызвал через коммуникатор главу службы охраны. Но тот не мог сказать ничего удовлетворительного. Одиса якобы видели в разное время в разных частях города, но в такой обстановке никто не мог ни за что поручиться. Настроение Тавора Кратоса стремительно портилось.

Он никогда не был особенно сентиментальным человеком, даже в молодости, ещё до того, как превратился в беспринципного и жестокого дельца. Но всё же было в его жизни одно чувство, которое и сейчас порой напоминало о себе, ― любовь к матери Одиса. Эта девушка, маринейка Ортания, совсем ещё юной попала в плен, после очередного набега армии Ардестинии. Генерал Кратос решил сделать подарок своему младшему брату на день рождения и привёз Ортанию в качестве наложницы.

Как она сначала боялась его! Словно загнанный зверёк, жалась в угол при его приближении. К тому же Ортания совершенно не знала ардестинианского языка, а Тавор Кратос только начал тогда учить маринейский и мог едва связать несколько слов. Так продолжалось около трёх недель, затем Ортания начала немного привыкать к окружавшей её действительности. Тавор Кратос не хотел торопить события и поэтому вёл себя очень прилично. Брат и друзья смеялись над ним, не понимая этого промедления. Обычно с захваченными в плен маринейками мужчины не церемонились, но Тавор Кратос продолжал делать по-своему.

В конце концов, между молодыми людьми возникло взаимопонимание, и даже привязанность. Ортания научилась сносно изъясняться в ардестинианском, а Тавор Кратос практиковался с ней в маринейском языке. Он был очень привлекательным молодым человеком, и не удивительно, что Ортания ещё через некоторое время полюбила своего «хозяина». Тавор Кратос, в свою очередь, всё больше пленялся даже не её физической красотой, а чистой и непорочной душой этой девушки, такой местами наивной и, несомненно, доброй.

Мысль о браке была невозможной. Среди элиты ардестинианского общества, к которой принадлежал молодой человек, никогда ничего подобного не было. Эти люди гордились своим богатством и могуществом и считали всех остальных в мире, особенно маринейцев, низшим сортом людей. Но и любовь всё сильнее разгоралась между двумя сердцами, и вот уже Тавор Кратос решает бросить всё: богатство родителей, влияние в свете, блестящую карьеру и бежать с возлюбленной на край света. Но беременность Ортании спутала все карты.

Понимая последствия и боясь навредить тем самым своему любимому, девушка до последнего не говорила ему о ребёнке. В итоге, бежать было уже слишком трудно для неё. Роды прошли тайно и закончились трагично. Едва произведя на свет своё дитя, девушка умерла. Ортанию похоронили на самом простом кладбище за городом.

С трудом сумев сдержать себя от горя, молодой отец распорядился насчёт ребёнка, своего сына. Одиса, как успела назвать его Ортания за мгновение до смерти, отдали на воспитание в семью простых ардестинианцев неподалёку от города, и на протяжении многих лет Тавор Кратос тайно посещал его и давал деньги этим людям, чтобы они заботились об Одисе должным образом.

В итоге мальчик получил хорошее образование, а когда Тавор Кратос стал достаточно самостоятельным и влиятельным человеком, то взял сына на работу к себе в канцелярию, чтобы иметь возможность чаще его видеть. И теперь он не мог себе представить, что сын мог предать его!

От этих грустных мыслей Тавора Кратоса отвлекло сообщение начальника службы безопасности: «Мятежники сумели прорваться в здание, и бои идут уже на первых этажах! Господин Кратос, вам нужно немедленно улетать!»

Но это тревожное сообщение не вызвало на лице Тавора Кратоса никаких эмоций. Он не спешил двигаться. Начальник охраны с непониманием на лице застыл около дверей. Спустя минуту он ещё раз обратился к своему шефу. Тот, наконец, поднял глаза и нехотя кивнул головой, сообщив, что он выходит через минуту. Удовлетворённый хотя бы таким ответом, начальник охраны скрылся за дверью.

Тавор Кратос ещё раз оглядел свой кабинет, не будучи уверенным, что когда-нибудь ещё вернётся сюда, допил спиртное из стакана, взял из ящика стола пистолет и сунул его за пояс, а затем медленно направился к выходу.

Электроэнергия была отключена во всём здании, однако резервный генератор действовал, и подниматься на лифте было возможно. Но это было небезопасно ― в любой момент электросеть могла замкнуть или же просто быть повреждена штурмующими, и лифт просто застрял бы между этажами. Начальник охраны настоятельно рекомендовал подниматься пешком, тем более что пройти нужно было всего несколько этажей. Тавор Кратос без лишних уговоров согласился. Однако шёл он медленнее, чем обычно, словно до последнего стараясь отдалить минуту расставания со своим детищем ― «Ардестиниан Корпорэйшн», здание которой стало ему почти вторым домом.

Наконец, последний лестничный пролёт был преодолён, и начальник охраны со своим шефом оказались на крыше самого высокого небоскрёба Эваскела. В былые времена, с его крыши открывались захватывающе красивые панорамные виды на город и его окрестности. Сейчас же с высоты можно было увидеть картину всеобщего хаоса и разрушения. Пылали десятки зданий, не проходило минуты, чтобы не были слышны новые взрывы и звуки выстрелов, крики голосов.

По периметру крыши раньше стояли вооружённые охранники, сейчас же никого не было, поскольку все они были отозваны для борьбы с восставшими и защиты здания. На взлётной площадке стоял уже готовый к взлёту иланофор. Пилот, увидев Тавора Кратоса и начальника охраны, запустил двигатели и открыл створку двери, но в этот момент позади раздался окрик.

Это Одис с автоматом наперевес прорвался сквозь кордоны охраны, опередив своих товарищей по восстанию. Он хотел лично схватить отца, чтобы, по возможности, избежать лишних жертв. Всё-таки несмотря на всё своё презрение к тому, что делал Тавор Кратос, Одис не мог не испытывать к нему хотя бы толики сыновней любви. Но он просчитался.

Начальник охраны мгновенно среагировал и, заслонив собой Тавора Кратоса, поднял автомат, чтобы застрелить Одиса. Но парень выстрелил первым, и вот уже они вдвоём с отцом стоят друг напротив друга и целятся один в другого из оружия. Пилот летательного аппарата безмолвно и с расширенными от страха глазами наблюдал за этой сценой.

– Всё кончено, отец! Сдавайся по-хорошему! Ты проиграл! ― решительно заявил молодой человек, а сам в это время не помнил себя от волнения. Он боялся такого поворота событий и до последнего надеялся, что удастся его избежать.

– И ты смеешь мне такой говорить?! ― вскричал в ответ Тавор Кратос. ― Ты, мой сын, предал меня и свою страну, после всего того, что мы дали тебе!

– Я спас Ардестинию от окончательного разрушения от действий таких жадных дельцов, как ты! ― не уступал Одис. ― Люди многие годы страдали от гнёта корпораций, и теперь они, наконец, получат возможность вздохнуть свободно! Сдавайся!

– Нет, меня так просто не одолеешь, сынок! ― вся недавняя апатия сменилась в Таворе Кратосе быстро нарастающим гневом. Пускай даже он потерял свою власть, но и Одису так просто не сойдёт его предательство: ― Сложи оружие, и я возьму тебя с собой! Мы ведь семья, ты что забыл?! ― Тавор Кратос попытался хитростью взять верх и воззвать к сыновним чувствам парня.