Текст книги "Пока мы будем летать (СИ)"
Автор книги: Paper Doll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Глава 8
В магазине всего несколько покупателей. Они снуют между рядами, действуя мне на нервы. Не могу перестать думать о том, что если то, что мне рассказала Лиззи – правда. Конечно, после случившегося, она последний человек, которому я должна доверять, но это повергло меня в шок. Сложно поверить, что Стюарт мог сделать это, но почему-то я упрямо верю в это, оправдывая тем самым Зака.
Когда покупатели подходят, я вежливо улыбаюсь. Получается это у меня фальшиво, я и сама это чувствую, но на что-то настоящее меня не хватает. Уголки моих губ дергаются, когда замечаю рыжую макушку Стюарта, приближающуюся из-за спины милой леди, что расплачивается за свою покупку. Он подходит ближе и ближе…
Мысленно умоляю эту девушку не спешить. Пожалуйста, ищи свой кошелек ещё с полвека, только не оставляй меня с ним наедине. Найди для меня каждое пенни, которые я могла бы пересчитывать ещё с вечность. И вообще не уходи, пока не придет кое-кто другой.
Но когда Стюарт заходит за стойку, кладет свою большую ладонь рядом с моей, а его локоть касается моего, все мои мысли путаются. Теперь же я просто надеюсь, что он не заметит, что моё дыхание сбилось. Кожа, кажется, наэлектризовалась. А я вся напряглась.
Провожу уходящую девушку грустным взглядом, словно прощаюсь со своим лучшим другом. Когда двери за ней захлопываются, чувствую себя в клетке.
– Пока мы наедине, ты не хочешь поговорить со мной? – слышу голос парня над ухом. Он звучит твердо и строго. Я содрогаюсь. Это не было неожиданно, но это было тем, чего я больше всего боялась, и чего мне больше всего не хотелось.
– Нам есть о чем говорить? – стараюсь игнорировать встречи с его глазами. Пересчитываю ещё раз деньги, которые мне отдала девушка. Проверяю чек, который она забыла. Занимаю себя хоть чем-то. Но когда чувствую, как обе его руки ложатся на стол, а его грудь почти упирается в мою спину, то игнорировать это становится только сложнее.
– Я думал, всё изменилось ночью четырнадцатого февраля, – чувствую его дыхание в своих спутанных волосах. Почему я не родилась достаточно высокой?
– Что изменилось? – спрашиваю я. Делаю попытку развернуться, и он ловит меня, прежде чем я успеваю сделать это. Теперь его руки крепко держат меня за плечи. Прячу глаза, опустив их вниз. Рассматриваю его грязные ботинки и почему-то мысленно сравниваю размер его ноги с моей. Странно, но это меня немного расслабляет. До тех пор, пока его пальцы не прикасаются к моему подбородку и не поднимают его.
– Всё, – повторяет он.
Пристально смотрю в его глаза. Сейчас он далек от образа хорошего парня, каким всегда казался. Стюарт нечто большее, нежели клеймо хорошего парня. Он всё ещё не кажется мне плохим. Просто я будто вижу его другую сторону. За его внешней непосредственностью стоит терпеливость и рассудительность. В глазах его сейчас я вижу силу. И сраженная ею наповал, мне сложно произнести и слово.
Я понимаю, что значит «всё». Нахожу это странным, но, чёрт, для меня тогда тоже изменилось всё. Но ещё больше для меня всё изменилось, когда до меня дошел слух, будто это Стюарт сделал то дурацкое фото и распространил его.
Поэтому сейчас, глядя ему в глаза, чувствую, будто сейчас расплачусь. Потому что я не знаю Стюарта, что стоит сейчас передо мной. Сердце чувствует, будто я знала этого парня всю свою жизнь. Оно думает, что чувствует Стюарта. А умом понимаю, что передо мной стоит незнакомец.
– Ничего не было. И ничего никогда не будет, – поджимаю губы, но не прячу в этот раз глаза, чтобы получилось увереннее.
Наш зрительный контакт прерывает звонок телефона, что лежит позади меня на деревянной стойке. Стюарт первым хватает мой телефон. Из-за разницы в росте мне приходится попрыгать. Он держит телефон над головой, но в то же время читает мои сообщения.
– Ты ничего ей не рассказала? – он смеется. Этот парень шутит надо мной? Выхватывает мой телефон, читает мои сообщения, ещё и смеется. Ещё минуту назад между нами было напряжение в миллионы вольт, а сейчас он так легко и непринужденно ведет себя.
– Не твоё дело. Отдай телефон, – дергаю его за рукав кофты. Телефон падает мне прямо в руки. На экране замечаю открытую с Мишель переписку.
«Не хочешь в воскресенье сходить с церковь? Моя мать тебя приглашает.)»
Вот чёрт. Последний раз я появлялась в церкви со своей матерью.
– Это было давно. Ей не обязательно этого знать, – закрываю переписку, оставляя Мишель без ответа.
– Но тебя там по-прежнему ждут, – парень уже стоит передо мной по ту сторону стойки. Он почти лежит. Глубокие карие глаза по-прежнему гипнотизируют меня.
– Откуда ты всё это знаешь? – смотрю на него с подозрением. Это уже начинает напрягать.
– Я знаю о тебе немного больше, нежели ты думаешь. Если хочешь узнать что-либо обо мне, то можешь просто спросить. Обещаю не врать! – парень выпрямляется и кладет руку на сердце, произнося эти слова.
Я очень хочу кое-что узнать о тебе, Стюарт. Очень сильно. Но пока что я не могу этого спросить.
Харпер
Обернута в одеяло, чувствую прикосновение хлопка к каждому миллиметру моей кожи. В комнате по-прежнему холодно, будто и не случайно. Холод проникает под обнаженную кожу, у меня буквально болят кости от этого. Кровь будто медленнее течет под давлением низкой температуры. А голова не так трезво соображает.
Натягиваю одеяло под самый подбородок, но мне всё ещё холодно. Переворачиваюсь на бок и первое, что попадается мне на глаза – мертвый фикус, который я перенесла сюда из подвала. Почему я его не выбросила? Наверное, это означало бы, что я похоронила его. А мне почему-то не хотелось этого делать. Может, у него ещё есть шанс ожить? Может, у меня ещё есть шанс?
Оборачиваю одеяло вокруг тела и поднимаюсь с кровати. Сон уже давно ушел, а тело уже онемело от долгого лежания. Рядом со мной постель смята. Тома рядом нет. Его никогда нет, когда я просыпаюсь. Почему только сейчас я начала это замечать? Раньше меня это мало волновало. Но сейчас чувствую острую необходимость, чтобы рядом со мной был кто-то. Чтобы, открыв глаза, я могла видеть кого-то рядом, чтобы убедиться, что я не одна.
Чувствую нечто тянущее внизу живота, что сменивается резкой болью. Боль эта абстрактна. Она поднимается вверх по моим венам и затем поражает в самое сердце. Мои ноги подкашиваются, когда я пытаюсь подняться. Одеяло падает вниз, и я остаюсь полностью обнаженной. Холод сковывает моё тело ещё сильнее, но меня это не волнует. Я чувствую себя обессиленной, но всё же мне хватает сил, чтобы разбросать подушки в разные углы комнаты, стянуть простынь и разорвать её краешек и толкнуть ногой чёртово одеяло.
Затем я падаю на пол. Закрываю лицо руками, но не плачу. Просто чувствую усталость. И одиночество. А ещё беспомощность. Всю свою жизнь я будто пытаюсь что-то исправить, но у меня ничего не получается. Может, просто я слишком поздно решила взяться за исправление чужих жизней?
Когда я была маленькой и жила в одной комнате с Эйприл, то часто читала ей сказки на ночь. К счастью, засыпала она всегда быстро. Я даже завидовала ей. Стоило мне лечь в кровать, как я слышала голоса своих родителей. В основном это был крик матери. Я пыталась сделать что-либо, чтобы не слышать её – накрывала голову одеялом, закрывала уши ладонями, но ничего не помогало. Тогда я спускалась вниз, садилась на лестнице и слушала. Там я слышала и голос отца. Он всегда пытался успокоить мать, когда она была зла (злой она была почти всегда). И у меня всегда было такое чувство, будто я могла остановить это, но я сидела на месте, поджав ноги к себе и ждала, пока это закончится.
Всё это происходило в этой маленькой комнатке. Может, поэтому стены кажутся мне серыми и холодными. Может, и воздух здесь такой прохладный лишь из-за того, что люди сделали его таким.
Усмирив ураган внутри, я всё же оделась, заправила кровать и даже успела за это время проголодаться. Затем я решила найти телефон. Уверена, Брук уже не раз успела набрать мой номер, написать мне сотню сообщений и даже обидеться на меня за игнорирование. Когда-то и она повзрослеет.
Безуспешные поиски телефона закончились тем, что я просто включила компьютер. На большом экране больше не было фотографии Эйприл с друзьями. У меня больше не было возможности даже на фото видеть её счастливой. Теперь на рабочем столе просто стоит какая-то скачанная из Гугла картинка, на которой изображены горы, покрытые снегом, а на переднем плане укрытое зеленой травой поле.
Пока жду, как прогрузится браузер, смотрю в окно. Последний день зимы не радует особо теплом. Хотя солнце обычно начинает прогревать землю ближе к концу марта, но я всегда надеюсь на скорое приближение весны. Никогда не пугалась холода, но тепло всегда прогревало на почве моей души какую-то надежду на что-то лучшее. С каждой весной я будто заново начинала жить. Не знаю, получится ли этой весной сделать это.
Когда я захожу на Facebook, первым делом захожу на страницу Эйприл, невзирая на всю сотню сообщений, что мне успела прислать Брук (и теперь заметив меня в онлайн-режиме, продолжает присылать). Той фотографии, что оставила на её странице Лиззи, я больше не замечаю. Зато я замечаю новые фотографии, на которых Эйприл отметила Мишель. На фото были Мишель, что широко улыбается, Стюарт, который украдкой смотрит на Эйприл, закрывающую лицо руками. Чувствую на этом фото её улыбку, и лишь от этого становится вроде бы немного спокойней.
Затем я наконец-то открываю переписку с Брук. Не вижу смысла читать самое первое предложение. Сначала я читаю последние. Она жалуется, будто утром в неё врезался какой-то велосипедист и даже не извинился. У меня это вызывает лишь смех. Проблемы Брук такие ничтожные, но она всегда вопит так, словно это вопрос жизни и смерти. Брук всё ещё не может понять, что есть проблемы серьезнее, чем быть случайно сбитой велосипедистом, который не извинился перед тобой. Но надеюсь, что это будет её единственной проблемой сегодня.
«Тебе не понравился Тайлер?» – пишет девушка, напрочь забыв о своей проблеме. Пытаюсь вспомнить, кто такой Тайлер, но кроме парня, с которым я познакомилась в летнем лагере в начальной школе, я никого не могу вспомнить. К счастью, мой мозг всё ещё работает и выдает мне идею всё же полистать переписку с Брук, где, возможно, и сказано что-то об этом Тайлере. Листаю выше, выше… Бессмысленная болтовня, на которую даже не стоит обращать внимания… И вот я нахожу фото!
Брук стоит полуобернута спиной к камере. Это и не удивительно. На платье, в которое она одета, со стороны спины виднеется большой вырез, Брук точно не упустила бы возможности показаться в «выгодном» свете. Парень, что стоит рядом с ней, пошло улыбается. Глядя на эту улыбку, у меня отпадает потребность спрашивать, было ли между ними что-то. Он в солнечных очках, поэтому разглядеть его глаза мне не удается. Одет он вполне стильно, если можно так сказать. Голубая гавайская рубашка с расстёгнутыми сверху пуговицами и темно-синий пиджак с закатанными рукавами. В общем, этот парень – полная противоположность Тима. Как и все предыдущие.
«А что случилось с Джорджем???»
Едва ли удается вспомнить имя предыдущего парня, с которым тусила Брук. Уверена, она сама не помнит, как его звали.
«Кто это?»
В этом вся Брук.
«Ах да! Джордж!»
«Мы расстались с ним на прошлой неделе…»
Разве они не начали встречаться на прошлой неделе?
«Разве я тебе не говорила об этом???»
Скорее всего, Брук всё-таки говорила мне об этом, но разве я когда-то слушаю, о чем она говорит?
«Когда ты собираешься возвращаться?»
Спрашиваю я, пытаясь перевести разговор в другое русло. Тем более, мне действительно немного не хватает Брук, не смотря ни на что. Не хватает её бунтарства. Хочется просто уйти в отрыв с головой. Забыть обо всем. Не думать ни о чем. Просто танцевать, будучи оглушенной громкой музыкой и высокоградусным алкоголем. Для этого мне не хватает Брук.
«Через месяц. На весенние каникулы.»
Я отвлекаюсь от переписки с Брук из-за звонка моего телефона. Резко поворачиваю голову и нахожу его на подоконнике. Здесь, в комнате Эйприл. Как я вообще могла забыть его здесь? Беру его в руки и сразу же нахожу новое сообщение от Тома, из-за которого мой телефон разрывался.
«Сегодня задержусь в Шрусбере. Наверное, там и буду ночевать… Работа, ты же понимаешь… Не скучай.)»
Работа? Почему он не предупредил меня об этом раньше? Почему-то теперь мне сложно верить этому человеку после того, как я узнала, что Джоди Чепмен, сучка, которую я ненавижу больше своей жизни, живет сейчас в его квартире. Что, если даже сейчас она с ним?
Я быстро набрала номер своей напарницы Камиллы, чтобы сообщить ей, что вероятно опоздаю к своей второй смене. Было бы неплохо, если бы она прикрыла меня перед Тони, а там я сама что-нибудь совру. Он всегда ведется на любую нашу ложь. Хотя, может, из-за этого в возмездие он заставляет носить нас эти дурацкие униформы и ездить на роликах.
Выключаю ноутбук и, сломя ноги, несусь вниз, чтобы переодеться.
***
Одетая в чёрную водолазку, чёрные джинсы с потертостями на коленках и чёрную кепку, чувствую себя вполне уверенно. Пусть моя большая куртка не совсем подходит и выгляжу я в ней, как снеговик, но всё равно чувствую вкус крови этой стервы у себя во рту.
В сумке униформа. Розовое боди и фатиновая юбка будто горят там. У меня такое чувство, словно каждый проходящий мимо меня человек может заметить это, но всё равно стараюсь думать о Джоди.
Верчу на указательном пальце связку ключей, среди которых есть ключ от квартиры Тома. Чем ближе я к этому месту, тем быстрее стучит моё сердце, намереваясь вырваться наружу. Я буквально слышу каждый его удар. Ничего не могу с этим сделать.
Когда ключ уже в двери, чувствую, что моя былая смелость превратилась в волнение. Руки дрожат, и я пытаюсь снова почувствовать ненависть к Джоди. Вспоминаю тот самый первый раз, когда увидела её. И это меня немного заряжает. Я снова словно заряженный пистолет.
Как только открываю двери, чувствую её запах, что просто режет мои ноздри. Её духи неприятно пахнут лилиями, которые я терпеть не могу. Насколько я помню, Том тоже.
– Милый, ты вернулся? – слышу её голос, и меня будто прошибает насквозь. Когда девушка выходит в коридор и обнаруживает меня, то она кажется мне немного напуганной.
– Я даю тебе десять минут на то, чтобы ты собрала свои вещи и убралась отсюда, – строго говорю я, пытаясь придать своему голосу большей уверенности.
– Какое право ты вообще имеешь…
– Время идет! – кричу я. Она пятится назад. Интересно, что сделала бы Джоди, если бы была на моем месте? Она выглядит уязвимой и даже не пытается наброситься на меня, как сделала тогда. Может, я зря готовилась к нападению?
Джоди идет в спальню, а я следую за ней. Падаю на кровать Тома, где ещё несколько минут назад нежилась она. Интересно, когда я уходила на работу, он приходил сюда к ней? Они лежали в этой постели и вспоминали прошлое, взявшись крепко за руки. Моё имя пропало из его памяти на некоторое время. Он был слишком занят ею.
– Меня бросил муж, – говорит Джоди. Она отрывает меня от плохих мыслей и обращает на себя внимание. У неё в глазах стоят слёзы. Она выглядит разбитой. И даже если бы она хотела уничтожить меня, у неё просто не хватило бы на это сил. Я вижу в этой женщине слабость, да и только. Серое лицо, бесформенная пижама, растрепанные короткие волосы.
На миг я проникнулась сочувствием к ней. А затем просто вспоминаю о девушке, которой пришлось на свои глаза видеть, как её отец, совершив самоубийство, истекал на кухне кровью. Которую оставила мать, когда ей едва ли исполнилось шестнадцать. У которой на руках остался двенадцатилетний ребенок. Которая спустила свое будущее в погребную яму, только бы позаботиться о своей младшей сестре. Кому-то вообще было жаль эту девушку?
– Том просто разрешил мне пожить у себя некоторое время, пока я не оправлюсь… – Джоди стоит у открытого шкафа, прижав к груди какую-то сложенную вещь. Чемодан открыт перед ней, но он ещё пуст. Она ещё надеется на то, что я дам шанс. Кто даст шанс мне?
– Сколько ты здесь уже живешь? – суживаю глаза и смеряю девушку взглядом. Кажется, ей становится от этого не по себе. Она опускает глаза вниз, прежде чем ответить:
– Уже около месяца, – совсем тихо произносит она. Он целый месяц водит меня вокруг пальца. Целый месяц живет у меня, действуя мне на нервы. Целый месяц делает вид, будто хочет «проводить со мной каждую секунду».
Как долго он мог меня ещё обманывать?
– Собирайся быстрее, пожалуйста. Мне ещё на работу нужно успеть, – рассматриваю свои ногти. Во всех типичных американских фильмах о школьницах сучки именно этим и занимаются. Не понимаю, почему этому отводится отдельная сцена, ведь меня надолго не хватает, и я быстро перевожу взгляд на Джоди.
– Официантка, – фыркает она. Вот и яд полился изо рта. Всё-таки люди не меняются. Ни при каких условиях.
– Напомни, пожалуйста, где работаешь ты? – спрашиваю я, ведь заранее знаю ответ.
И она замолкает. Джоди продолжает собирать свои вещи, но я не чувствую радости от этой маленькой победы.
Поднимаюсь с кровати и подхожу к окну. Из окна квартиры Тома самый обычный вид. Дома, заселенные такими же скучными людьми, как и он. Как Джоди. В домах этих люди вместе живут, вместе грустят или вместе страдают. Люди в этих домах либо счастливы, либо несчастны. Мне жаль этих людей. Но также меня эти люди совсем не волнуют.
Мне быстро надоедает торчать у окна, поэтому я иду на кухню. Проходя мимо, задеваю девушку плечом. Знаю, что уже давно не в старшей школе, но так и хочется поддеть кого-то. Просто так. Иногда причинение боли другому человеку дарит немалое удовольствие. Такова человеческая сущность.
На кухне порядок. Заглянув в холодильник, нахожу пирог, которому недостает нескольких кусочков. Я так и не позавтракала, поэтому я бы не отказалась от пирога. Достав кусочек, я выхожу на балкон.
Здесь вид на внешний двор. Ещё хуже. Воздух здесь, кажется, грязнее, нежели в той части города, где находится наш дом.
Квартира Тома никогда не казалась мне уютной. Когда мы только начали встречаться, я часто проводила здесь время. У Эйприл была своя личная жизнь, о которой у меня тогда не было причин беспокоиться. Время, когда мы только начали встречаться, было лучшим. Потому что тогда я нуждалась в ком-то. И Том был подходящим.
Сейчас моя уверенность в нем пошатнулась. Это благородно с его стороны помочь своей бывшей, но он ведь мог посоветоваться со мной. Просто рассказать мне об этом. Но он просто скрыл это. И всё ещё, по сути, скрывает.
Морозный воздух сковывает мои легкие. Я нуждаюсь в сигаретах. Мне нужно согреть себя, успокоить сигаретным дымом.
– Тебе не стоило беспокоиться, потому что он любит тебя. По-настоящему, – голос Джоди за спиной заставляет меня передернуться от легкого испуга. Но я быстро беру себя в руки. Я возвращаюсь на кухню уже без кусочка пирога (что оказался довольно-таки неплохим).
– Ты уже собрала вещи? – спрашиваю я, поддерживая невозмутимое выражение лица.
Она кивает головой. Оставляет на столе ключи. Не сдвигаясь с места, я просто разворачиваюсь спиной к дверям. Оперевшись на стол, смотрю вниз, пытаясь держать себя в руках. Считаю до десяти раз за разом. Хочу сбросить с себя и этот груз, но это получается с трудом.
Входная дверь громко хлопает. Подскакиваю на месте. Чувствую горячие соленые капли на щеках. Ненавижу себя за это. Тыльной стороной ладони вытираю чёртовы слезы и заставляю себя улыбнуться. Я должна найти силы, чтобы дальше идти. Бежать по дороге своей молодости.
«Твой дом теперь свободен. И ты тоже свободен. Найдешь свои вещи на крыльце».
От автора:
Ранее в подобного рода переписках я просто подчеркивала фразы, которые принадлежали главным героиням. Теперь я решила их оставлять справа.
В предыдущих главах я исправлю это, как только будет время.
Надеюсь, что так всё же удобнее.)
Глава 9
Эйприл
– Тебе не обязательно было подвозить меня. Я могла добраться и пешком, – сухо отмечаю я, когда машина останавливается.
Это был первый раз, когда я ехала в пикапе Фостера. Как я и ожидала, здесь пахнет не весьма приятно – маслом, мазутой и почему-то свежескошенной травой. Тем не менее, здесь чисто. Чистое стекло, чистое зеркало, чистые сидения… Ехать в этом автомобиле оказалось весьма удобно, к моему же удивлению.
– Тебе не обязательно было садиться, если ты не хотела ехать, – Стюарт глушит мотор и широко улыбается, глядя на меня. Теперь он снова милый, порядочный парень, который уже за две минуты разговора мог бы понравиться любой матери, что желает своей дочери хорошего будущего.
Я перевела взгляд на него. Разве у меня был выбор? На мне белое твидовое платье до колена. Если учитывать, что это платье сшила моя бабушка для Харпер, когда ей было ещё пятнадцать, то оно выглядит вполне прилично. Для воскресного похода в церковь оно просто идеальное. Также помимо этого на мне зимние тяжелые сапоги и старое темно-синее мамино пальто, которое я имела смелость достать из кладовки «ненужных вещей». Харпер была права, в нем ещё прохладно, но я изменила бы себе, если бы не сделала наоборот.
Уже несколько дней подряд идет сильный дождь. Он так сильно стучит в стеклянные окна, что мне очень тяжело уснуть. Вот и сейчас из-за ночной бури я плохо выспалась. У меня мешки под глазами, кажется, такие большие, что в них можно продукты из магазина нести.
– Если бы я хотела выглядеть, как свинья, то я бы обязательно пренебрегла бы твоим предложением. Но вместо этого… Ладно, просто спасибо, – говорю наконец я, когда понимаю, что уже начала противоречить себе самой.
Мы оба выходим из машины, и я рада, что мои ноги грузнут в гравии, а не в болоте. Мишель ещё нет, хотя я замечаю, как много людей идут сюда. Я даже не знала, что у нас в городе так много верующих католиков. Что я делаю среди них?
– Как там Харпер? – спрашивает Стюарт, когда подходит ко мне. Мы оба опираемся на машину. Его плечо касается моего, но я не делаю попытки увеличить расстояние между нами.
– Сегодня утром, когда я уходила, она спросила: «Разве ты не атеистка?», – мы оба засмеялись.
Смотрю на проходящих мимо людей, а они смотрят на нас. Среди них есть дамы, что часто заходят в магазин. Они загадочно улыбаются, проходя мимо нас. Это заставило меня всё же немного отодвинуться от Стюарта.
– Боишься, что они подумают, будто между нами что-то есть? – он заметил. Почему-то за этот один шаг мне стало стыдно перед ним. Мои щеки вмиг покраснели, выдавая меня. Надеюсь, я смогу это свалить на холод. В этом пальто мне действительно прохладно.
– Нет, – опускаю глаза вниз и смотрю на свои старые ботинки. Однозначно в следующем году мне нужно купить новые. Эти уже совсем стерлись. – Почему я должна беспокоиться о том, чего нет? – пожимаю плечами, а затем поднимаю голову совсем вверх. Небо выглядит грустно. К счастью, дождя больше нет. После столь длительных ливней чувствую, что и дышать вроде бы легче. Но серая пелена, окутавшая небосвод, всё равно немного давит. – Хотя, знаешь, что меня беспокоит? – я перевела взгляд на парня. Он заметно напрягся. Может, он знает, что я знаю, будто это сделал он? В любом случае, спросить я собираюсь о другом. – Почему ты такой разный? Типа, когда мы остаемся наедине, ты становишься таким… Плохим, что ли? А сейчас ты просто идеальный соседский мальчик, – кажется, такого рода вопроса Стюарт явно не ожидал. Я заметила тень облегчения на его лице.
– Я всегда одинаковый. Это ты видишь меня в разных ситуациях по-разному, – парень ухмыляется, оставляя меня с ещё большим количеством вопросов. – Привет, Мишель! – вскрикивает он в следующую секунду, и я подпрыгиваю на месте.
– Разве я не говорила, что буду ждать вас внутри? – Мишель указывает на церковь, напротив которой мы остановились. Людей уже не так много, но я чувствую нарастающее волнение от того, что они все уже внутри. И мне предстоит зайти туда и снова встретиться с ними. Какой кошмар. Надеюсь, семья Мишель расположилась ближе к выходу.
В отличие от меня, Мишель решила не изменять себе и выбрала свой обычный стиль в одежде. На ней были черные джинсы с дырками в области колен и чёрная футболка с эмблемой одной из её любимых рок-групп. Когда я впервые увидела её не в школьной форме, а в повседневной одежде, то была немало удивлена. Помимо этого стиль Мишель включал в себя обведенные чёрной подводкой глаза, из-за чего я подписала её в телефоне, как «Панда». Наверное, в её косметичке только и есть разные оттенки чёрной подводки, ведь другой косметики на её лице я никогда не видела. Хотя сейчас она без косметики, её белоснежные волосы завязаны в высокий хвост, и эта девушка лишь издали напоминает Мишель Шепард, которую я успела узнать.
– Я так рада, что вы приехали вместе, – тихо шепчет девушка явно не мне. Мысленно закатываю глаза и делаю вид, что ничего не слышала.
Когда мы заходим в церковь, меня охватывает дрожь. Последний раз я заходила сюда под руку со своей матерью. Сколько лет уже прошло? Четыре? Или уже пять? Ни одного звонка, ни письма. Я даже не знаю, жива ли она ещё. Неимоверно скучаю по ней. Скучаю по разным делам, которые мы делали вместе. По времени, которое мы проводили вместе. По секретам, которые были лишь у нас…
Когда мы идем по дорожке вперед, я представляю, как много лет назад, моя мать в белом подвенечном платье шла к алтарю, где её ждал отец. Я не раз пересматривала видео со свадьбы. И каждый раз, смотря на её улыбку, не могу определить, была ли она действительно счастлива в той момент. Потому что каждый последующий день жизни с отцом она называла адом.
Здесь приятно пахнет воском и ладаном. Проходя мимо болтливых сплетниц, стараюсь пропускать мимо ушей их перешептывание. Может, они обсуждают меня, а может, и Харпер, а может, и мою мать, которую уже давно не видели в городе. А может, и соседского мужа, которого нашли пьяным в канаве? Или безуспешную дочь женщины напротив, которая забеременела в шестнадцать лет, не успев выпуститься со школы? К сожалению, таких случаев у нас в городе хватает. Я пропускаю это мимо себя, но лишь потому, что заворожена этим местом.
Мы садимся не настолько далеко, как мне этого хотелось бы, если вообще не сказать, что довольно близко. Миссис Шепард обняла нас, как своих детей, и поцеловала в обе щеки, не жалея своей помады. Мне от этого стало даже немного неловко, но, похоже, для неё это в порядке вещей. Мистера Шепарда нет. Мишель сказала, что он уехал в командировку на неделю. Младший брат девушки даже не взглянул на нас, когда мы подошли. Похоже, он не был заинтересован в этом действии. Он незаметно играл в Subway Serf на телефоне, чем показывал свое безразличие к происходящему.
Я удобно расположилась между Стюартом и Мишель. Мы сидим с самого края. Миссис Шепард раздала нам молитвенники, поддерживая свой образ «матери года».
С балкончика, расположенного над алтарем, играет музыка. Скрипка. К ней присоединяется виолончель. Совсем тихо играет рояль. Трубач пока стоит без дела. Но я знаю его партию на память. Знаю, когда должна играть скрипка, по каким нотам играет рояль, когда должна вступать виолончель. Пятый инструмент стоит без дела. Почему его всё ещё не убрали? Я надеялась, что его выбросят, сожгут, но он стоит на прежнем месте, дожидаясь чего-то.
– Почему эта арфа стоит здесь всегда? На ней же никто не играет, – спрашивает Мишель, которая, кажется, проследила за моим взглядом. Я теряю фокусирование и обращаю свое внимание на девушку. Пожимаю плечами, улыбаясь. Откуда мне знать?
Чувствую, как Фостер сверлит меня взглядом. Он осуждающе качает головой, но ничего мне не говорит. В любом случае, его это не касается. Его вообще не касается что-либо происходящее в моей жизни. Кроме того дерьма, которое я отгребаю благодаря его неудавшейся шутке.
Но когда я смотрю дальше, то замечаю на другой стороне сидящего Дональда Николса. Он осматривается вокруг, пока не встречается взглядом со мной. Похотливая улыбка украшает его лицо. Я будто снова чувствую его влажные руки на своем теле. Его грязные слова эхом отбиваются в моей голове. И внезапно мне становится слишком тесно в собственном теле.
Не могу вспомнить. Кажется, я не замечала Дональда всё это время в школе в силу своей невнимательности или он действительно не приходил всё это время. В любом случае ему, похоже, вовсе не жаль за содеянное. А к моему счастью, никто не упоминает об этом. Не мешало бы ещё и самой забыть об этом.
– Эй, – Фостер толкает меня локтем в бок, отвлекая. – Не обращай на него внимания.
Мне сложно даже представить, что такие люди, как Дональд вообще верят в Бога и ходят в церковь. Рядом с ним сидит девочка лет тринадцати. Скорее всего, его сестра. У них есть внешние сходства. Что, если бы я подошла к ней и рассказала о том, каким на самом деле является её брат?
Священник начинает свою воскресную проповедь. Музыка стихает, но в моей голове, кажется, звучит арфа. Смотрю вперед, но перед глазами пелена. Эта арфа принадлежала моей прабабушке. А до этого она принадлежала ещё кому-то. Мама говорила, что не знала всей истории. Ей её не рассказывали. Но в этой же церкви на ней уже несколько поколений подряд играли бабушка, мама, а затем я. Это она научила меня играть. «Харпер злится. Упрямая девчонка. Хочешь, я научу тебя играть?» – спросила как-то раз меня мама. Я тоже не хотела играть, но не хотела расстраивать её. Я не хотела, чтобы она относилась ко мне так же, как к Харпер. Я хотела, чтобы она меня любила.
Когда она ушла, я хотела разбить инструмент вдребезги. Не могла смотреть на чёртову арфу. Не могла играть на ней и перестать думать о ней. Почему она не взяла меня с собой? Я же не такая, как Харпер.
Не слышу ничего, что происходит вокруг меня. Подняв голову вверх, поджимаю губы и пытаюсь побороть своих демонов. Нужно ли мне отпустить её? Или надежда ещё есть? Скорее всего, я просто больше никогда не вернусь сюда и всё. Мишель поймет. Фостер уже понимает. Он держит меня за руку прямо сейчас. Чувствую тепло, которое он отдает мне.
Эллисон, Хлои, Дэниел и Уоренн. Они заметили меня. Они смотрят на меня. Не с ненавистью, как я ожидала. Скорее с сочувствием. Может быть, даже с любовью. Лиззи всегда говорила, что дружба с ними вне выступлений мешает моей репутации. Когда я забросила игру на арфе, она сказала, что это всё равно было старомодно и никому не интересно. Она сказала, что парни вроде Зака не встречаются с девчонками, что играют по воскресеньям в церкви на арфе.
Хлоя махнула мне рукой. Почти незаметно, но я увидела. Эллисон сразу схватила её за руку, будто та сделала безрассудный шаг, о котором они не договаривались заранее.