Текст книги "Пока мы будем летать (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– Но вы всё же расстались… – чёрт, в этом же и была суть вопроса.

– Мм, да… Летом на одной из вечеринок, он переспал с Сесилией Паркер. Она забеременела от него, поэтому он, как истинный джентльмен, женился на ней. Ничего нового, – улыбаюсь, пытаясь придать голосу больше уверенности, чтобы не вызвать у Эйприл сочувствия. Правду говоря, я не чувствую, будто любила Патрика. У меня были к нему чувства, но вовсе не такие, какие девушка должна испытывать к парню. Скорее я чувствовала себя его младшей сестрой, которую он опекал. Мне даже не жаль, что мы расстались. – Так что происходит между тобой и Стюартом? – спросила я невзначай. Кажется, мы всё равно уже свернули на улицу Фостеров.

– Такой же придурок, как и его старший брат, – фыркнула Эйприл. Я едва подавила улыбку, что так и просилась наружу. Если девушка называет парня «придурком», это уже определенно о чем-то свидетельствует. Например, о том, что она в него влюблена. Только боюсь, что такого рода предположение не очень понравится Эйприл.

– Я не говорила, что Патрик придурок…

– Об этом говорит его поступок.

Да уж, здесь нет смысла спорить.

– Ладно, что между вами произошло? Давай решим эту проблему вместе, – предложила я. В конце концов, нельзя же так сильно расстраиваться из-за парня. Тем более, зная Стюарта, он не мог сделать что-то очень плохое. Уверена, что это пустяки.

– Он… Он сделал то, чего я от него не ожидала. В неком смысле этого слова, он предал меня… – Эйприл выдавливала из себя по слову, постоянно запинаясь от волнения. Думаю, это было бы гораздо легче, если бы она не принимала меня, как своего родителя. Теперь я начинаю волноваться о том, не сильно ли я её напрягаю.

– Если бы ты рассказала мне немного больше, я могла бы тебе хотя бы немного помочь, – осторожно произношу я, в надежде не спугнуть её. Ощущение, будто я ступаю босиком по натянутому канату над высотой в сотни метров.

Но я понимаю, что оступилась, когда Эйприл качает отрицательно головой в ответ. Она не собирается мне рассказывать. Для неё я ещё один взрослый, которому «точно не понять». И лишь в этом я её понимаю. Хотя, когда я была подростком, не было со мной рядом взрослого, который даже хотел бы меня слушать. Поэтому я хочу помочь. Отсутствие возможности сказать хуже отсутствия понимания у человека, с которым ты говоришь. Тот хотя бы может попытаться понять или сделать вид, что понял.

У меня нет опыта в успокаивании других людей (если не считать Брук, у которой каждое событие в жизни либо как праздник, либо как трагедия), но я стараюсь разобраться с хаосом своих мыслей и всё же сказать что-то вразумительное, что могло бы спасти ситуацию.

Я поднимаюсь с места. Эйприл расположилась не так уж и высоко от меня. Об этом стоило догадаться, когда её голос звучал не так и далеко от меня. Хотя, ощущение отчуждение друг от друга почему-то ещё сильнее захватило меня в свой мучительный плен.

Я взяла сестру за руку. Для этого мне пришлось встать на цыпочки. Не совсем удобно, но мне нужно было сделать это. Для себя. Я начала крутить кольца на её пальцах, не отрывая своих глаз от них.

– Люди совершают ошибки, Эйприл. И, что бы не сделал Стюарт, я считаю, что ты должна дать ему шанс. Я знаю его ещё со времени, когда ему было двенадцать. Он хороший парень. Не сомневаюсь, каким он был, таким и остался, – я поднимаю глаза вверх и встречаюсь с задумчивым взглядом девушки. Грусть никуда так и не делась. – Он тот человек, которого ты заслуживаешь…

– Но ему ещё далеко до такого идеального парня, как Том, – в уголках её глаз появляются морщинки, а на лице оживает улыбка. Я смеюсь в ответ. Не хочу развеивать её иллюзию о том, будто я люблю Тома. Он просто улучшенная версия Патрика. Ещё спокойней, ещё комфортнее, ещё безопасней. Могла бы я мечтать о лучшем?

– Том правда хороший. И вообще, тот факт, что он помогает своей бывшей…

– Прости, что? – спрашиваю я, когда Эйприл вспоминает об этой стерве. – Ты имеешь в виду Джоди? Джоди Чепмен? – это имя впечатано в мою кожу вместе с ногтями, которые она вонзила в мою руку. Кажется, у меня до сих виднеются следы в виде полумесяцев.

Мы были в Шрусбере. Гуляли по городу, чувствовали себя влюбленными и очарованными друг другом. В то время мне ещё казалось, будто я влюблена в него. К сожалению, влюбленность не так долговечна.

Джоди напала на меня, когда мы случайно встретились в супермаркете. Она подошла к нам, чтобы совсем неправдоподобно удивиться и заодно поздороваться. Мы уже стояли в очереди (что была такой большой, словно мы были у входа в Лувр), когда я заметила её. Джоди стреляла своими накрашенными зелеными тенями глазами в Тома, в попытке очаровать или хотя бы привлечь его внимание, но, по-моему, впечатление она произвела только на меня. Без капли смущения я показала ей средний палец. И она взорвалась.

В том супермаркете меня больше никогда не видели. А я больше не видела Джоди. И, честно говоря, надеялась больше не видеть её.

Эйприл отпрянула от меня. Она закрыла свой рот обеими ладонями, что могло означать лишь то, что она обмолвилась. Меня ведь возмущает больше даже не тот факт, что это бывшая девушка Тома, а что это чокнутая Джоди Чепмен, которая едва ли не разодрала своими когтями половину моего лица.

– Прости, – тихо произносит Эйприл. Похоже, она должна была держать это в секрете от меня. Тем не менее, я не собираюсь рассказывать об этом Тому. Пока что.

– Я разберусь с этим, – выдавливаю из себя улыбку. Это дается мне тяжело, но мне кажется, что у меня получается сделать это вполне убедительно. Нет, я определенно не хочу об этом задумываться даже на секунду. Не в этом святом месте.

***

Эйприл идет в магазин, на работу. Настроение у неё, кажется, улучшилось, и это не может не радовать меня. Она всё ещё волнуется из-за Тома и секрета, в который она ненароком меня посвятила. По дороге обратно Эйприл так и не осмелилась поднять на меня глаза. Она слишком восприимчива. Таким людям тяжело приспособиться к внешнему миру, но для этого у неё есть я. Поэтому я могу быть спокойной.

Чувствую усталость во всем теле и ужасный голод. Я вообще спрятала лазанью в холодильник? Было бы грустно, если бы она испортилась, иначе мне придется ещё что-то готовить.

Когда замечаю на горизонте дом, чужой и холодный, мне становится вдвойне грустнее. Магия развеялась. Нет чувства свободы, которым я прониклась на мгновенье. И я не бегу, а просто плетусь, встречая с распростертыми объятиями рутину серой повседневности. И вообще ощущение, будто мне не двадцать с небольшим излишком лет, а семьдесят или около того, и я уже изрядно подустала от жизни.

Достаю из кармана сигареты и когда хочу зажечь одну, то слышу телефон, который разрывается от входящего звонка с номера Брук. Только её проблем мне сейчас как раз не хватает. Тем не менее, я не осмеливаюсь не принять звонок.

– Привет. Ты не ответила на мои последние сообщения, поэтому я решила перезвонить, – говорит девушка. Я же пытаюсь вспомнить, о чем было её последнее сообщение. Может быть, я его вообще даже не видела ещё. – Как тебе Джордж?

Ах да! Брук прислала мне фото, где она в ресторане с каким-то парнем, которому на вид точно не больше двадцати трёх. В его волосах было столько геля, сколько и ненатурального блеска на коже. Я подумала о том, что Брук должно быть сошла с ума, если встречается с парнями вроде этого. Но следующая мысль – лучше, чтобы Тим не знал об этом.

– Я видела… Прости, ужасно хотела спать, поэтому ничего не ответила. Так кто этот Джордж? – я замедлила шаг. Зажала телефон между ухом и плечом, и всё же достала из кармана куртки сигарету.

Я знала, что за моим вопросом последует длинный рассказ. Честно говоря, голос Брук действовал на меня успокаивающе, пусть я её и не слушала. Она, как и любая нормальная девушка, склонна к преувеличению. Брук сначала посчитает, сколько лепестков в цветке, а потом решит начать ей с «люблю» или «не люблю», чтобы прийти к тому исходу, что будет выгодным для неё. В случае с Тимом, она всегда подводила свои расчеты к «не любит». Хотя я не видела ещё ни одного парня, который любил бы девушку так сильно.

Затяжка за затяжкой. Я медленно разлагаюсь так же, как и эта сигарета. Я снова я. И я уже не уверена, была ли я собой там. Но свобода ведь реальна? Это чувство, оно же существует на самом деле? Иначе, почему сейчас я чувствую себя так, словно мне всё это приснилось.

После своего уезда Брук ни разу не спросила у меня ничего. Что-то вроде – ты в порядке? Что ты делаешь? Ты вообще ещё жива? Сейчас, пропуская мимо ушей подробности её «идеального» свидания с любовью всей её жизни на одну неделю, мне хочется закричать в трубку, что я умираю. Что я никуда не бегу… Что уже прибежала. И мой дом – это мой склеп, в котором навсегда похоронена моя душа. И что я лучше бы умерла в бегах за своей счастливой жизнью, нежели здесь. И что я хотела бы стать моей безалаберной матерью, которая осмелилась бросить всё и быть счастливой.

Чувствую, как сгоревшая сигарета жжет пальцы. Не отпускаю её. Это помогает мне отвлечься. Подумать о физической боли, что напоминает о том, что фактически я ещё жива.

– Брук, – я перебила девушку. – Как можно спасти другого, если ты не знаешь, как спасти себя?

По ту сторону телефона тишина. Утихло щебетание сладкого голоса Брук. Я слышу лишь свист ветра, что дает свои немые ответы. Когда я подхожу ближе к дому и не слышу никакого ответа, решаю просто покончить с этим.

– Ладно, не беспокойся. Я сама разберусь с этим. Потом созвонимся, – сбрасываю звонок. В уголках глаз застыли слёзы. Ветер срывается и бьет меня по лицу ещё сильнее. Прости, друг, жизнь бьет сильнее.

Зажигаю ещё одну сигарету. Мне нужен этот дым. С ним мне легче дышать. С ним просто легче. И пусть меня убьет чёртов рак, но я одержима вещами, что меня убивают. Ничего не хочу с этим делать.

Когда оказываюсь у самого дома, замечаю ещё одного человека, что сидит на ступеньках у самих дверей. Всё так же надеюсь, что это не Том. Его я сейчас хочу видеть в последнюю очередь. Пусть идет к чёрту вместе со своей Джоди Чепмен.

Вытираю ладонью слёзы, которые мне только мешают видеть. И без того, кажется, я слепа, если окружаю себя такими пустыми людьми.

– Ты мне не перезвонила, – говорит Стюарт Фостер, приближаясь ко мне ближе. Падаю ему на плечо и начинаю плакать. Я не могу с этим справиться.

Глава 7

Эйприл

Кажется, моя задница примёрзла к пластиковому сидению. Здесь довольно спокойно и никого нет. Может, пойти на футбольное поле во время перерыва сначала казалось мне плохой идеей, но сейчас я не жалею. Здесь меня никто не может найти, и о большем я не могу даже мечтать.

Верчу уже несколько минут в руках тост с сыром, который прихватила из дома. Выглядит отвратительно. Откусив кусочек, чувствую, что и этого не стоило делать. Меня тошнит от сыра.

Не знаю, повезло ли мне, что в школе никто не напоминает о произошедшем. Никакой больше Кровавой Мэри, никаких косых взглядов в мою сторону. Чувствую, будто просто перестала существовать для этих людей. Сную по школе, словно приведение.

Такое положение обстоятельств могло бы обрадовать меня, но я не могу избавиться от мыслей о том ужасном вечере. Его липкие руки на моем теле, грязные слова в моем подсознании. И я не в силах перестать думать о том, что из-за какого-то глупого слуха, моя жизнь идет к чертям. Почему именно я?

Слышу звук оповещения о новом сообщении. Наверняка это Мишель или Фостер. Не хочу видеть никого из них. Изо дня в день я не мечтаю о большем, как просто вернуться домой, где меня никто не может достать. Стены там слишком хрупкие. Иногда мне кажется, что стоит легонько ветру подуть, и это карточное строение просто рассыплется, и мы вместе с ним.

«Он тебе рассказал что-то об этом?!» – сообщение от Лиззи. Забивать свои мозги ещё и тем, что она болтает о Мишель и Фостере, последнее, о чем я сейчас хочу думать. Но теперь, когда она уже напомнила мне об этом, я чувствую, как на плечи навалилось больше груза, под которым я ломаюсь ещё больше.

«Он не мой бойфренд, чтобы я беспокоилась теперь об этом. Не говорила и не хочу говорить. Мне всё равно, если он действовал за моей спиной!!!»

Отправляю сообщение и рефлекторно подношу ко рту чёртов тост. Но как только мой язык чувствует отвратительный вкус сыра, я просто бросаю тост на соседнее сидение. Это ужасно!

«Да, но сейчас он смотрит тебе в глаза и врет. Если тебе нужен такой друг, то…»

Слишком много драмы. Я уже собираюсь печатать новое сообщение, в котором собираюсь послать Лиззи к чертям. Это она сейчас встречается с парнем, который плохо поступил со мной. Это она позвала меня на эту чёртову вечеринку. Это она игнорировала меня несколько следующих месяцев после случившегося. Так какого чёрта?!

«Ладно, прости, если я слишком назойлива…»

«Может, встретимся сегодня после уроков? У нас ведь последний урок совместный?»

Я удаляю сообщение, что собиралась ей отправить. Это всё слишком странно. Сначала она притворяется, будто не знает меня, а теперь ведет себя как мега-заботливая подруга. Не знаю, стоит ли мне верить ей после всего, что произошло между нами.

– Я же говорила, что она здесь, – слышу знакомый голос, который сразу же привлекает моё внимание. Ко мне уже поднимаются Мишель и Фостер. Мне хватило секунды, чтобы посмотреть ему в глаза и понять, что он чувствует себя виноватым передо мной. Интересно, знает ли он только, в чем его вина на самом деле?

Прячу телефон в карман, оставив Лиззи без ответа. Мне ещё нужно подумать над этим предложением. Обхватив коленки руками, я наблюдаю за тем, как Мишель, переступая через сиденья, идет ко мне. Чертыхнувшись, девушка едва не падает, что вызывает на моем лице лишь ухмылку. Нет сил смеяться.

– Господи, что это ещё такое? – спрашивает блондинка, двумя пальцами легко подняв тост с сыром, о котором я уже успешно забыла. Я лишь скривила нос в ответ. Мишель перекинула это ядерное оружие ещё за два сидения от нас.

Мишель садится слева от меня, Фостер – справа. Я сквозь толстый шар одежды чувствую, как его рука почти незаметно прикасается к моей. Я бы успешно упустила это мимо своего внимания, но это оказывается сложнее. В попытке игнорировать это, я просто надвигаю волосы на правую половину лица.

– Я написала «верность». Для меня главное в человеке верность, – кажется, Мишель решила продолжить диалог с Фостером, который они начали ещё до того, как нашли меня. – Но честность – тоже неплохо. Это важно, – она кивнула головой.

– Что написала ты? – чувствую толчок в бок со стороны Фостера.

– Я даже не понимаю, о чем вы ведете разговор, – пожимаю плечами. Честно говоря, я даже надеялась, что меня этот разговор не коснется. Я искала здесь одиночества, поэтому было бы неплохо, если бы меня не вовлекали в это.

– Задание по психологии. Черта, которую ты ценишь в человеке больше всего, – объясняет девушка. Теперь, когда всё вроде бы прояснилось, они оба уставились на меня в ожидании ответа, словно это так уж важно.

– Я… Я такую ерунду написала, – не хочу говорить, что написала, потому что мой ответ не кажется мне достаточно хорошим. Это просто было первое, что пришло мне в голову.

Но у меня не получается избежать ответа. Две пары глаз по-прежнему выжидающе смотрят на меня. Это напрягает, на самом деле. Почему я не могу просто побыть наедине?

– Человечность. Я написала «человечность», – опускаю глаза вниз. Сложив руки в замок, рассматриваю их так внимательно, будто ищу на них что-то.

Молчание, что образовалось, напрягает меня ещё больше, нежели тот разговор, что мы затеяли. Я могу услышать свист ветра, что кажется мне громче мыслей людей, которых с недавних пор я называла друзьями. Я не знаю, что мне делать и стоит ли вообще что-то делать. Всё это так неловко.

– Думаю, в этом есть смысл, – произносит наконец девушка. Она смотрит вдаль, когда я смотрю на неё. Думаю, эта черта ей присуща. Думаю, Мишель хороший человек. Не только потому, что она согласилась быть со мной, когда моя жизнь оказалась самым дном, и не потому, что она первая, кто вообще заговорил со мной в школе. Просто она человек. И таких видно издалека.

Фостер тоже человек. Несмотря на то, что я узнала о нем, мне всё ещё сложно поверить в то, что это был он. Я не могу верить Лиззи на сто процентов, но теперь не могу доверять и ему. Пока я не определила, правдой ли является вся чушь, что наговорила мне Лиззи, я не могу не видеть человека и в нем.

Мы снова молчим. Мне не совсем комфортно, поэтому я начинаю ерзать на месте. Смотрю прямо, туда, куда смотрит и Мишель. Чувствую пальцы парня, неуклюже переплетенные с моими. Фостер совсем незаметно положил свою ладонь на мою. Отдернув руку, я просто кладу её на колено. Каждое его прикосновение сейчас только больше разрушает меня.

– Кстати, я принесла тебе салат. Думаю, это намного лучше… Этого нечто, – Мишель первой нарушает тишину. И я даже отчасти рада, что именно она делает это. Девушка улыбается, протягивая мне пластиковый контейнер, из которого выглядывают листья салата, кукуруза и помидоры.

– Спасибо, я сейчас не голодна, поэтому…

– Эйприл, об этом мы и хотели поговорить с тобой, – её теплая ладонь накрывает мою холодную и совсем легко сжимает. Из голубых глаз сыпятся искорки. Я выпрямляю спину, но чувствую сзади Фостера, который теперь ещё ближе, нежели мне этого хочется. Он буквально дышит мне в затылок. Меня это более чем пугает.

– Ты достаточно хороша, – произносит у меня за спиной Фостер. Обе его руки ложатся мне на плечи, от чего я вздрагиваю. Не сдержавшись, я оборачиваюсь. Пара карих глаз, кажется, не врут мне, но если всё, что рассказала мне Лиззи – правда, странно, что я вообще могу смотреть этому человеку в глаза. Но его слова переворачивают во мне буквально всё.

– Эмм… Стюарт, кажется, ты перепрыгнул фазу, когда мы должны были сказать, что не так… – Мишель всё ещё сжимает мою ладонь и теперь, кажется, ещё сильнее. Я снова перевожу свой взгляд на неё и теперь смотрю просто в недоумении. – В общем, мы заметили, что ты… Ты никогда не ешь вместе с нами. И вообще… То есть я не думаю, что ты должна это делать… Ты и так очень красива, – обрывчастые фразы свидетельствуют о том, что Мишель ужасно волнуется. Я волнуюсь не меньше неё.

Но я выдавливаю из себя улыбку в ответ. Опускаю глаза, мне срочно нужно найти себе оправдание. Пытаюсь выглядеть более непринужденно, насколько это вообще возможно, ведь всё моё тело сейчас напряжено. Но когда поднимаю глаза и снова смотрю на Мишель, то понимаю, что выгляжу сейчас не весьма адекватно.

– Я не хотела говорить об этом… Я придерживаюсь специальной диеты, которую мне прописал врач. Ем лишь в определенное время и только определенную еду. Мне очень жаль, что вы неправильно меня поняли, – мне хочется стукнуть себя же по лбу за эту глупость. Вообще не понимаю, как я могла придумать такую ерунду, но, похоже, это действует.

Скидываю руки Фостера со своих плеч. Вытаскиваю ладони из ладоней девушки, которая некоторое время неверяще смотрит на меня, но затем произносит тихое «Ладно».

– Прости, что поняли тебя неправильно, – она неловко улыбается, и мне даже становится стыдно за свою ложь в ту же секунду.

Поэтому прежде чем сдать себя, я просто поднимаюсь с места.

– Спасибо за беспокойство. Если у меня будут проблемы, ваши уши будут первыми вянуть от моего нытья.

***

Мы идем дорогой, которую я удачно забыла, но теперь каждый поворот, каждое дерево, мимо которых мы проходим, знакомы мне. Лиззи идет впереди, а я плетусь сзади. Чувствую вину перед Мишель и даже перед Фостером. Хотя общение с другим другом не предательство ведь, правда?

Я спрятала руки в карманы, голову опустила вниз. Лиззи что-то рассказывает мне, но я не весьма охотно слушаю её. Живое щебетание девушки скорее вызывает во мне раздражение. Мне так сложно понять, как я могла быть такой же, как она. Как я могла так же легко обсуждать других людей, не зная их на самом деле? Как я могла насмехаться над чужими недостатками? Как единственным, что могло беспокоить меня, были вечеринки, устроенные старшеклассниками? Как я могла доверять человеку, который так легко предал меня и который так же легко сейчас делает вид, будто ничего не было?

– Почему мы перестали дружить? – я остановилась. Девушка замолкает и, обернувшись, наконец замечает меня.

То, что произошло в школе сегодня, заставило меня задуматься о некоторых вещах. Беспокоилась ли хотя бы когда-то обо мне Лиззи? Я считала её лучшей подругой и до сегодняшнего дня немало беспокоилась на счет того, почему она так поступила со мной.

Она часто оставляла меня пьяной на вечеринках, а сама уезжала домой. На следующий день мы вели себя так, словно этого неприятного инцидента не случалось. Часто Лиззи говорила, будто слышала обо мне гадости, которые говорят девчонки. Она говорила, что рассказывала мне это не со зла, а лишь чтобы я всегда была на чеку, ведь «у змей всегда яд на языке». Но мне так ни разу и не посчастливилось услышать ни одного плохого слова о себе от кого-то другого. Когда я рассказала ей о том, что мне нравится Зак, она сказала, что слышала, будто он говорил, что я недостаточно хороша для него. «Я же говорила, что твоя проблема в том, что ты слишком много ешь картошки фри и гамбургеров из «Розового поросёнка», – повторяла она.

Мне стоило спросить у Лиззи, почему мы вообще дружили с ней. Но, судя по её выражению лица, её озадачил и этот вопрос.

– Понимаешь… – девушка поворачивается ко мне лицом. Я слишком хорошо знаю Лиззи (хотя теперь уже и в этом сомневаюсь), поэтому мне не сложно было определить, что сейчас в её голове в хаотичном порядке летают различные мысли-варианты, которые она не готова озвучить вслух. Но вот Лиз закусывает нижнюю губу, глаза опускает вниз. Три, два, один… – Так случается между людьми. Дружба – это такой же вид отношений, как и отношения между влюбленными. Иногда это даже сильнее…

Я просто закатила глаза в ответ.

– Ничего более умного не могла придумать? – я выхожу вперед. Задев девушку плечом, продолжаю идти.

– Но ты же видишь, как отчаянно я хочу всё исправить, – она продолжает настойчиво мне врать.

– Ты встречаешься с моим парнем! – я снова резко останавливаюсь. Начинается дождь. Мелкие капли падают мне на куртку и расплываются, превращаясь в круги, похожие на дыры от пуль, которыми сейчас стреляет в меня Лиззи.

– Бывшим парнем! – возражает она, будто между этими понятиями есть разница (в действительности есть, но не в этой ситуации). – Вы расстались ещё в декабре! И это ты бросила его! – её сущность понемногу вылезает наружу. Я получаю лишь едва ощутимое удовольствие от того, что она злится.

– Но ты ведь знала, как сильно я его любила! Ты ведь с самого начала знала, что я чувствовала к Заку! – я даже не замечаю, как мы обе плавно переходим на крик. Людей на улице нет. Ни души. Сейчас почти все на работе, а тем, у кого нет работы, точно не до нас.

Лиззи всегда беспокоилась о своей репутации, поэтому это единственное объяснение, которое я находила до этого в том, что мы больше не дружим. Но чем больше я думала обо всем, тем больше сомневалась в том, были ли мы друзьями вовсе, любил ли меня Зак и имело ли всё это смысл. Ведь если нет, то почему для меня это до сих пор имеет значение?

– Но я его люблю сейчас! – ловлю в её голосе даже некие нотки упрямства. Словно мы сейчас спорим о том, кто любит Зака больше. Если он вообще заслуживает этой любви. – Но я беспокоюсь о тебе тоже. После того, как я заметила тебя с этой сифилисной шлюхой и «хорошим» мальчиком, я поняла, что тебя нужно спасать. И это потому, что я забочусь о тебе, Эйприл, – уже более спокойно произносит девушка.

Чувствую, словно она выпустила в меня очередную пулю, сделала контрольный удар. Мне неприятно слышать подобные вещи о Мишель и даже о Фостере, ведь Лиззи даже не знает их так близко, как я. Но я молчу, потому что сама не уверена, знаю ли я их теперь достаточно хорошо.

Заметив на моем лице замешательство, она понимает, что ей не стоило так резко отзываться о моих новых, пока ещё, друзьях.

– Пошли быстрее. Иначе попадем под дождь.

Я не стала язвить, что мы уже попали под дождь. Вместо этого я натягиваю на голову капюшон, прячу руки в карманы и ускоряю шаг. Теперь мы идем молча. Через пятнадцать минут мы уже возле дома Лиззи.

В её доме по-прежнему пахнет вкусными черничными пирогами, ароматичными свечами с запахом корицы и духами её матери от Givenchy. У меня возникает чувство дежавю. В этот раз оно кажется мне таким же тошнотворным, как и запах, что здесь витает.

Молочного цвета обои, на которых растут розовые цветы. Свет, что освещает каждый угол, каждый дюйм, заполненного мебелью пространства. Большие чистые окна, из которых бьет сейчас разве что серый тяжелый цвет. Я выключаю свет, который вероятно забыли выключить. Это, к счастью, не так давит на глаза.

Слышу за спиной шуршание. Лиззи подходит ко мне. Она прикасается к выключателю и включает свет. Боже, это ад.

– Лучше оставить. Ты же знаешь, – говорит девушка. Да, теперь я вспомнила. Мать Лиззи панически боится темноты. Не знаю, случилось ли с ней в детстве что-то, но свет горит буквально в каждой комнате. Я никогда этого не понимала. И моей целью никогда не было понимать это. Её мать пусть с причудами, но довольно приветливая. Хотя, мне кажется, после того, как я впервые отказалась от предложенного мне кусочка черничного пирога, она стала относиться ко мне иначе.

В комнате девушки тоже горит свет. Не знаю, включила ли она его только что или здесь его также ещё не выключали. Лиззи относится к прихоти матери с неким раздражением. Она считает это недостатком их маленькой семьи. Если бы я не была лучшей подругой девушки, то не узнала бы об этом никогда. Думаю, Лиззи порой стыдно за свою мать. За её заносчивость, наивность и простоту.

Порой я завидую ей. У неё хотя бы есть мать. Я бы отдала всё на свете, только бы узнать что-либо от неё. Узнать, где она, с кем, как живет. Я хочу знать, всё ли с ней в порядке. И я готова закрыть глаза на всё её недостатки, только бы она вернулась.

Мне не нравятся розовые стены в комнате Лиззи. Здесь также витает сладко-приторный запах, от которого меня тошнит.

– Будешь чай? – спрашивает девушка. Мне даже не нужно отвечать, как она оставляет меня одну в комнате и идет на кухню.

В это время по стеклянным окнам ещё сильнее стучит дождь. Его мелодия навеивает мне грусть.

Подхожу к широкому столу, что находится под стенкой в самой темной части комнаты. На нем стоят фотографии. Пусть я и видела их сотню раз, но сейчас рассматриваю, как впервые. Беру в руки фотографию в золотистой рамке, сделанной вручную. Размазанные нелепо блестки, приклеенные ракушки и какие-то ленточки. На фото Лиз от силы пять лет. Большие щеки, искренняя улыбка и взгляд, полный доброты и искренности. Раньше всё это я замечала и в старшей Лиззи, но сейчас всё это испарилось. Я вижу её такой, какая она есть. И это мне не так уж нравится.

Беру другую фотографию. Лиззи с мамой. О её отце я так ничего и не знаю. К счастью, она о моем тоже. Когда мы только подружились, мы решили, что это отличное объединяющее нас звено. Нет отцов, зато мы есть друг у друга. Звучит наигранно и неправдоподобно, но мы были всего лишь детьми, когда произносили такие дурацкие вещи.

Дальше в поле моего зрения попадает фото, которого ранее я не видела. Лиззи и Зак. Вместе. У меня кровь в жилах закипает. Я сжимаю челюсти, пытаясь контролировать свою злость, что вызвана вовсе не самим фактом, что они на фото вместе. Дело в другом.

Девушка сидит на старой полуразрушенной качели. Он обнимает её сзади. Смотрит куда-то в сторону, хотя это не так важно. Оба улыбаются. Вокруг много снега, но позади них я замечаю сгоревшие стены полуразваленного здания. Сгоревшие деревья выделяются особым оттенком чёрного, что так ярко виден на белом фоне.

– Это место было особенным для меня. Чёрт побери, оно всё ещё особенное! – я резко разворачиваюсь, когда слышу присутствие девушки в комнате. Она выглядит напуганно, когда замечает, что я держу в руках снимок, который она, скорее всего, забыла спрятать, прежде чем пригласить меня домой.

Она ставит кружки с чаем на стол. Подходит ко мне и нагло выдирает фото у меня из рук. Её лицо заметно бледнеет, но, тем не менее, ей не жаль. Мне кажется, она сделала это даже специально.

– Я же тебе доверяла. Ты знала, как это место дорого для меня, – чувствую, как мои руки буквально дрожат. В уголках глаз снова набирается соленое море. Отлично, сейчас не хватало только расплакаться в придачу.

– Я не знала, что это имело значение…

– Нет, ты знала! Ты знала об этом больше, нежели кто-либо, – не могу держать свои эмоции под контролем, поэтому не замечаю, как пускаю первую слезу, что катится вниз, также быстро, как капли дождя, что одна за другой сейчас скатываются за окном.

Мы обе погрузились в молчание. Мне просто нечего сказать. Это больше, нежели предательство. Это просто нож в спину. Неоднократные удары. Хладнокровное убийство.

Дождь всё так же стучится в окно. От этого становится только грустнее.

– Мы ведь никогда не были друзьями, правда? – я смотрю на неё, а её глаза опущены вниз. Это даже многословнее всего того, что она могла бы сейчас придумать.

Я собираюсь уходить, но внезапно девушка останавливает меня:

– Я ведь всё равно беспокоюсь о тебе, – слишком неправдиво, неправдоподобно и неискренне. – Фостер…

– Боже мой, я сама разберусь с Фостером! Тебя это уже точно не касается! И если то фото действительно сделал он, то он не лучше тебя. Такая же лживая сука!

Я разворачиваюсь и ухожу. Меня никто не останавливает. Лиззи даже ничего не отвечает мне. Это ведь правда. И теперь я знаю то, что раньше знали все.

Возвращаюсь домой под проливным дождем. Под его тяжелыми каплями я не прячу собственных слез. Вспышки молнии на горизонте осветляют мне путь. Раскат грома оглушает одурманивающие разум мысли.

У меня никогда не было друзей.