Текст книги "Я найду тебя сквозь века - I (СИ)"

Автор книги: orlando_sur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

На кладбище тишь да покой, не считая изрытой земли, только лич замер, не сводя горящего магией взгляда с Саяха, тьфу, Сансара. В гнезде о нем говорят только по первому имени, данному при рождении, для семьи он тот же озорной сорванец. Родич ползет к месту упокоения. Как горько видеть это. Прости, мы вернем тебя семье.

Лич. Нужно его упокоить или он пригодится? Ничего не говорят. Сансар начал нервничать. Все смотрят, поджав губы, на скелет наха. Он покажет могилу и тогда... Санни чувствовал, сила утекает, лич очень сильный, своевольный. Опять тишина. Нажонок решился, иначе пока они вспомнят о нем, он упустит эту тварь и она кого-нибудь искалечит. И он начал проговаривать словесное плетение поводка верности и служения.

Фарсей не глядя поставил контур вокруг лича и двинулся с братом к могиле. Упокоив скелет, начал рассматривать:

– Крупный. Похож на нас.

– Свистящие два поколения назад были крупнее, – заметила подобравшаяся ближе Сахсэ.

– Смотри на руки.

– Плечи и талия. И волосы. Черные, да? – она наклонилась и распотрошила блеклую косу. – Не Свистящий.

– Думаю, лежит он тут три– четыре века, – подал голос Харсей.

– Пять-шесть. Если некромант. Захоронен на отшибе, когда там ещё далеко от могильника было, – бормотал себе под нос Фарсей. – Пять-шесть веков назад у нас ушел Сиахх. Искать древние захоронения. И не вернулся.

– Вы видели предметы, прибывшие с Сансаром? Могли они быть его? – Лиаша незаметно оказалась рядом.

Фарсей покрылся мурашками, эта Сизая его волновала.

– Могли. Каждый медальон внесен в реестр. Кинжал всегда в паре с медальоном. Если они были вместе у киотов, а могильник этих лохматых, получается, Сиахх. Больше некому, – Фарсей трансформировал мешок из своей накидки и аккуратно уложил скелет родича, брата отца.

Когда Фарсей закончил, оглядел собравшихся вокруг него нахов и застыл: лич тихонько сидел на земле около Саяха и с любопытством, С ЛЮБОПЫТСТВОМ!!! рассматривал происходящее. Разумный лич!!! Сколько он в него влил силы?

– Зачем? – Фарсей сначала вдохнул, выдохнул и только потом спросил, стараясь, чтобы голос звучал мягче. Этот змееныш трогательно открытый, не такой как братья, хотя в первый год жизни они ничем не отличались друг от друга. Теперь же он наполнен странной воздушностью, наверное, это влияние стихий, которые его омывают, говорят, мальчик очень талантлив.

– Все молчали, а у меня кончались силы. Спросить я не мог, – поджал губы малыш и, соблюдая протокол, не поднял глаза, чтобы не дерзить, но упрямо вскинул их в сторону. Хорош, паршивец!

– Решение верное, но безопаснее было бы упокоить. Боялся не удержать?

– Не боялся, а опасался. Он – очень бодрый, – на грани дерзости возразил мальчик. И почему именно он достался Сизым?!

Вернулись в гнездо, черные медальон и кинжал забрали Черные. Как и лича, а он понравился Санни. Пока выходили из леса, он подсушил умертвие, и получилась такая симпатичная коричневая мумия, и почти не воняет, мог бы сгодиться для хозяйства Сизых. Правда, трудно представить, что такое существо бродит в гнезде. Фарсей часто бросал на племянника заинтересованные взгляды, даже не отругал. Братья тоже смотрели как на чудо болотное. А что было ему делать? На упокоение лича сил нужно немеряно, потому что он и сам в случае чего может подняться в виде нетопыря. Потому Сансар и пошел по пути наименьшего сопротивления: умный же в гору не пойдет, умный гору обойдет.

В гнезде Сани сразу ринулся в купальню, смыть противный запах мертвечины. Это Черные привыкли, а он – нет. Сидел там в каменном углублении, пузырьки считал, как рядом опустился Таусс, выплеснув часть воды на дорожку.

– Как ты, мой хороший? – сразу обнял, погладил спинку.

– Устал. Лича поднял, а упокоить не смог, пришлось привязать его к себе. И мои черные медальон и кинжал они забрали. И лича. А! Я поднял и наха, все решили, что он из Черных.

– Со всех сторон обиженный, – слабо улыбнулся Таусс и щелкнул пальцем по носу.

– Угу.. Мне кажется, Ис-Фарсей к Ис-Лиаше присматривается, – проворчал Санни из подмышки Таусса, куда он съехал.

– Давно пора. Они встречались на поединке, и она его тогда победила. Представляешь, молодая, дерзкая, и побила взрослого наха, – хмыкнул брат.

– Понятно. Если она тогда ему и понравилась, гордость не дала ему возможности начать ухаживать. Теперь же все в порядке. Знаешь, он на меня сегодня все время посматривал. Ну, как ты на копченые хвостики пикров.

– А-аа, ты им поперек аппетита. Талантливый, сильный, их главой бы стал, у них бы голова перестала болеть. Глава Черных и твой отец уже не молоды, вы – поздние дети у них.

– Так быстрее пусть с Лиашей соединяется, она сильная, родит хороших змеенышей, – лениво отозвался Сансар, совсем расслабившийся от горячей воды гейзерного источника.

– Не все так просто. Чем старше отец детей, тем они слабее. Мне кажется, Асанна на себе вас вытянула, на своей юности. И то, только ты один такой. Подозреваю, над тобой поработала Мадре, она любитель все улучшать. Не представляю, как можно увеличить источник, но она явно что-то сотворила, – Таусс начал осторожно разминать Сансару плечи.

– У меня, когда я был киотом, ты же знаешь, был дар некро, как и стихий, и ментал мне Лирх тренировал. Думаю, Мадре могла оттуда мое присоединить в это тело? Оно соединилось и получился такой замечательный результат...

– Замечательный, согласен, – сказал Сансару в губы Таусса и начал их покусывать.– Маленький мой, любимый Сюсь. Иди сюда, хочу чувствовать твое тело.

Когда Лиаша и Кинзар не нашли Иц-ссу в постели, Лирх привел их в купальню. Таусс расположился в ванне, оперевшись шеей о бортик, а Сансар распластался на его груди, уткнулся в шею. Оба спали так, что не ощутили чужого присутствия.

– Что с ними делать? – любуясь на детей, спросила Лиаша.

– Сейчас агрируем их на подушки, высушим, пусть спят.

– Я о них, как о парочке. Кажется, у них медленно что-то зарождается. Жаль их. Не понимаю. Связь Истинных и вторая связь рядом. Странно, – потрясла косами Лиаша.

– Не торопи события. Сколько детей у нас достигает совершеннолетия? А если бы они доживали, сколько бы они любили? – посетовал Кинзар. – У него большое сердце, ты же видишь. Он бы смог любить двоих. Ну, идем, Ия-ххо их рассудит.

Санни сровнялось сорок семь. На Земле он был бы солидным мужчиной, здесь же – сопливый малец. За прошедшие годы он сблизился почти со всеми членами своего гнезда, это происходило естественно, младшего медленно подводили к зрелости. Каждый в подходящем случае делился собственными наработками, мастерством, а периодически все, кроме стариков ночевали в их гнезде, стараясь согреть опечаленного малыша и тревожащегося Таусса. Говорили, что уверенность, опыт, эмоциональная стабильность Иссахо энергетически подпитывает во сне змеенышей. От этого соединяющая их нить затягивалась, делая ближе, теперь даже глава клана не казался страшным. Родным, строгим и очень дорогим.

Лиаша уже пять лет пара Фарсея, подруга главы клана, но Санни до сих пор не хватает ее. Наверное, это навсегда.

Таусс. Он стал совсем взрослым, безумно красивым и близким. Шеарх не упускал случая пообщаться с Санни, не стесняясь его старшего брата. И по истечении одиннадцати лет оба почувствовали странную привязанность друг к другу. Вернее, соперник воспринимался как неотъемлемая часть любимого. Таусс каждый вечер и утро показывал, как он любит Санни. Его теплые губы, иногда нежные или обжигающе страстные, жар его тела сводили с ума Сансара. Несколько месяцев и он исчезнет в испытании. Страшно его отпускать. Хотелось кричать, визжать, вцепиться в него и не отпускать. Паисса до сих пор не вернулась. Испытание казалось теперь убийственной обязанностью. Ему, помнящему рациональность современного развитого мира, ситуация виделась совсем иначе, чем нахам. Потому что любящий своих созданий бог не посылал бы в расход их, не подвергал бы их жестоким испытаниям. Слишком тихий и благодатный мир? Нужно научить жестокости и выживаемости? Но не ценой же гибели молодых нахов! Нет, что-то тут не так, не все просто.

Но мысли не приносили изменений и вот уже слов нет, а только пронзительный взгляд, напускная бодрость и за ними тоска в глазах уходящего на испытание любимого… брата.

После его ухода дом опустел. Из его детского гнезда остался лишь Кинзар. Ему тоже не сладко. Они оба оставались на месте, не поддаваясь приглашениям родичей и потому тем приходилось приходить к ним. Кинзар с упорством маньяка оставался на месте, не покидал Санни, и он был ему за это благодарен, ведь словно цедил из камней энергию Исси и Тау.

Через месяц он исхудал, словно жизнь ушла из него. И однажды утром Сагзех сообщил ему свое решение: змееныш передавался в Гнездо Ночи до возвращения Паиссы, Таусса или через пять лет. Его принимали в гнездо его родителей. На всякий случай предусматривалось и второе гнездо: Фарсей и Лиаша.

Там все выглядело иным. Чужой клан. Санни почувствовал это с первых мгновений. То, что у Сизых считалось воспитанием, здесь не слишком признавалось. Можно было возмутиться в разговоре со старшим и даже повысить голос, что братья и делали. Слишком громко, шумно. Шаях и Фаях ожидали подобного поведения от Санни, но... он так не мог! Воспитание он впитал с первых лет жизни. Свобода и характер, считавшиеся здесь достоинством, Санни про себя называл распущенностью и несдержанностью. Вроде, он еще ребенок, но делать мелкие пакости старшим ради шутки он не мог даже помыслить, не то, что братишки. И спать они ложились, наигравшись перед сном с ходячими трупиками зверенышей.

Санни в первую ночь же рванул из спального гнезда родителей и братьев. Остановившись в коридоре, вздохнул. Темно-синий камень, совсем другое расположение помещений и... он не знал куда двигаться, где искать Лиашу. С другой стороны, можно ли к ним, они же пара, наверняка, есть чем заняться.

«Хозяин, я покажу, где Старшая спит», – подала голос Самма.

«Откуда знаешь?»

«Просследила», – самодовольно заявила подруга.

С того вечера он спал с Лиашей и Фарсеем. Не сразу, но Санни принял этого сурового наха. Глава клана же, общаясь с сыном брата, все больше узнавал подростка через призму взгляда любимой, видел с каким почтением и нежностью мальчик относился к наставнице, насколько они открыты друг перед другом, как близки. И незаметно для себя перенял стиль их общения, а через какое-то время понял, что воспринимает Сансара своим змеенышем, лично своим продолжением.

– Так, именно так, – шипела Лиаша.– С кем ты спишь, сознание выстраивает свою иерархию семьи. Любимая у тебя я, а младший признается потомком. Я рада, что и ты его признал сыном. У вас в гнезде совсем не так как у Сизых. Мы ближе друг к другу, чем вы здесь между собой.

Через год Санни оценил мудрость решения Сагзеха. Обида его прошла, когда оглянувшись, он понял, что время смягчило остроту душевной раны, близость Лиаши и Фарсея, который внезапно превратился в личного наставника и учителя, облегчило его существование. Шеарх появлялся каждый день, шаг за шагом приближаясь к своему Ссаэши.

Раннее утро. Зима, видимо. Воздух морозит кожу, на плечах накидка из пуха тирхов. За прошедшие годы Сансару удалось превратить их если не в фамильяров, то домашних животных. Они же разумны! Нахи признали это. Вот и вычесываемая с них шерсть стала основой для пончо, накидок и плащей.

Со всеми он попрощался. Словно расставался навсегда. А кто его знает, Таусс и Паисса канули в неизвестности. Теперь его очередь. Почему нахи не попросят, не вымолят у Ия-ххо жизни своих детей? Такие вопросы даже не позволялось поднимать младшим. Если вернется, то не останется в стороне: терять своих детей он не намерен.

Шеарх в последний год сгорал в пламени от невозможности защитить его, своего маленького птенчика. Горы лакомств, артефакты для облегчения учебы и рвущая душу нежность по ночам... Ведь упертый Золотокровный добился-таки разрешения последний год ночевать в гнезде со своим Ссаэши, пусть даже с Кинзаром, Чиа и Засши.

Теперь он один. Сагзех не считается, хотя он его проведет на поле испытания.

Миг закрытых глаз и три ритма сердца. Так мало и он покинут. Поле вокруг до горизонта, только пожухлая трава – были заморозки. За плечами плотная циновка, с любовью плетенная гобинами для него. Один молодой нах и ветер, со свистом лижущий свою жертву.

====== Часть I. Глава 9. Ключи свободы ======

Никто ничего не смог рассказать. Шеарх иносказательно предупредил, что у них отнято право передавать историю испытания. Только помнил Санни, как Ссаэши еще в детстве говорил, что начиная путь с самого низа, нужно выжить, несмотря ни на что. Почему тогда он смог произнести это? Или считалось, что неразумному змеенышу можно?

Санни выбрал едва различимый бугорок, расстелил коврик и свернулся клубком. Холодно. Лучше приступить к медитации сразу. Сам Сагзех потратил на его натаскивание двенадцать лет. Санни наставника не превзошел, что говорило о невозможности стать главой клана. Только обладатель максимального родового дара Сизых мог им стать. Санни сровнялся талантом с Фарсеем и тот даже пытался выкупить племянника у Сизых. После всего, что они испытали, глава клана Черных четко воспринимался отцом. Родные же родители так и остались в стороне, не сумев наверстать потерянные годы.

Сансар очнулся. Начало смеркаться, тело охладилось, покрылось инеем. Змееныши просто замерзали, только куда девались их трупы?

На пятые сутки, когда нах перестал уже открывать глаза и шевелиться, ему приснился странный сон.

Над ним кто-то плакал. Пронзительно, отчаянно, жалобно. Голос мальчишечий.

– Ты кто? – показалось спросил Сансар, не открывая глаз и боясь прогнать существо.

– Ой, ты меня слышишь?! – и почему Санни услышал в его голосе обреченность?

– Слышу. Ты кто?

– Я -Хуул, – прозвучало весьма невнятно.

– Иа-Хуу? Или Хуул? – почувствовал знакомое и уцепился за это Сансар.

– Ты понял? Правда?

– Да, ты вполне четко сказал. Постой, ты – Бог?

– Да, – теперь недовольство. – Но ты знаешь мое истинное имя! – радостно прочирикал он.

Двенадцать или десять? Санни все не мог понять.

– Мне десять тысяч семьсот восемьдесят шесть.

– Такой старый... – вырвалось у Санни.

– Нет, вовсе нет. Не будем о обо мне. Ты – испытуемый. И снова из Сизых. Так дело не пойдет, картина разрушится... – забормотал ребенок. – Слушай, я тебе помогу – имею право, ты мое имя знаешь.

– Ты специально его всем рассказываешь, вдруг кто-нибудь услышит? – предположил Сансар.

– Ага. Уже сколько веков, а дело не двигается. А там такое творится и я не могу до них добраться.

– До кого? Куда не двигается? И что я должен делать? – Санни совсем запутался.

– Ладно, ты же пришлый, расскажу. Значит так: этот мир... моя песочница, где-то так по твоим понятиям. Мои энергетические всплески создали другие миры, связанные с твоим. У меня есть семья: сестры, братья и все старшие. Пока я зевал, они начали играть в упущенных песочницах, но они все равно мои и ответственность тоже моя. Понимаешь, если я не буду наводить там порядок вашими руками, братья доберутся и сюда. Потому вы и жертвуете собой ради своих близких, как на войне.

– Ладно, не будем о грустном. Я не могу перенести тебя целиком, физическая оболочка привязана к этому миру, поэтому там у тебя будет другое тело. Но душу, магию и суть воплотить там я могу, а потом она перестроит физические признаки по здешнему подобию.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Понимаешь, тебе придется многое сделать. А если ты встретишь своих, это станет подарком и я ни при чем. А удача тебе пригодится.

– Что там происходит? И сколько у тебя было выбросов? – Сани захлебывался от вопросов, которые хотел задать.

– Пока девять. Там верховодил сначала мой старший брат, потом ему надоело, занялся другой, а теперь там все идет само собой и становится слишком опасно.

– А я что должен сделать? – Санни боялся услышать ответ.

– Изменить все. Там война. Схлестнулись две расы. Первая, от Ли-Амми, считает себя венцом создателя. Вторая на грани уничтожения, а мне их жалко. Всех жалко. Они все жить хотят, только не умеют.

– Хуул, ты все всем разрешаешь?

– Ну, да, я же Бог, я же их люблю, и как я могу их наказывать или запрещать?

– Скажи, родители у вас есть? Если твой брат решит тебя убить, скажет, если его не будет, часть любви родителей на тебя перенесется к нему. Что тогда сделают они?

– Ну, это же другое...

– Нет, пойми, мы тебя почитаем, но ты – родитель и должен следить за безопасностью детей своих.

– Ты... Я должен подумать!

Снова тишина. Боги... родители, дети, песочница. Так он никогда не думал о своем мире. И что за девять миров? Ведь в одном из восьми застряли Паисса и Таусс, хоть бы они были живы. Что их там держит? Почему они не могут вернуться? И при каком условии испытание завершается? И почему родичи говорили, что сложно докричаться до Хуула?

Едва Санни закрыл глаза, как рядом раздалось сопение.

– Ты уже тут? – с усталостью спросил нах.

– Папа сказал, что нужно оплатить хороший совет. Ты что хочешь? И еще сказал, присмотреться к тебе.

– Давай по порядку. Я не знаю, что хочу. Если только возможность найти моих сородичей. А мы сможем с тобой там, в другом мире общаться?

– Хмм, если хватит тебе сил, такое возможно в сильном эмоциональном напряжении. Так бывает... Я слышал, ты хотел спросить про возвращение.

– Да, хотел. Почему змееныши погибают там? Почему? Ведь ты переносишь лишь душу.

– И магию. Там все плохо. Сейчас я уже не подселяю нахов в тела умирающей расы, нет, только к победителям. Только и у них очень сложная классовость. Знатные почти не погибают, поэтому приходится впихивать вас в заведомо проигрышные позиции. В общем, в случае простой смерти вы спокойно возвращаетесь сюда.

– А бывает и не простая? – похолодел Санни.

– Поверь, там такие затейники, лучше не попадайся, не смогу помочь. Держать нити ваших жизней с местными телами и так не просто. Вас там сейчас двенадцать и еще ты с братьями сейчас добавитесь.

– Где они, почему я их не вижу?

– Глупый, они рядом, в другой ячейке. Ты не поймешь, у вас трехмерное пространство. Ладно, ты готов? Не волнуйся, ты – сильный, может, я услышу тебя.

Санни завис в странном тугом месте, мысли очень лениво двигались, но все равно пытался сообразить: как можно появиться в новом мире с сильными магическими умениями и не вызвать подозрение? Или он их вселяет в детей, но тогда выходит, что время в испытании течет на опережение родного мира...

Так и вышло. Он открыл глаза от того, что его резко хлестали по щекам и грубо орали. Здоровенный рыжий мужик с острыми ушами тряс его, лупил и не мог успокоиться:

– Отродье пьес! Из-за тебя меня отправят на выпас улов! Давай, вставай! И не придуривайся!

Санни дернулся, его полоснула обжигающая боль внутри, но он сумел подняться. Так упал, воооон оттуда, где виднеется парочка ехидных лиц. Ребро, явно, сломано, оттуда и боль. Ковыляя за тянущим его за собой мужиком, они оказались наверху. По росту Санни был мельче всех и худее. Кожа на руках выглядела смуглой настолько, что объяснить ее загаром не представлялось возможным. Остальные щеголяли белоснежной кожей, разными светлыми расцветками волос и презрительными лицами. По их взглядам Санни понял, что ему предназначена роль парии. Возможно, что мальчишка сам постарался покончить с собой, но тогда почему те подростки выглядят неприлично довольными?

Когда он пришел в себя, на самом деле пришел и сообразил, что у него снова есть ноги и ими нужно шевелить, держать координацию, не слишком махать руками... Именно тогда отряд наблюдал странные движения черныша, пока он не привык. Идти было трудно, голова раскалывалась и гудела, а утерев мокрый нос, а позже почесав шею, Санни обнаружил, что у него все испачкано кровью. Немудрено, что мальчонка умер.

Колонна детишек разных возрастов в лохмотьях следовала в плотном окружении воинов. Мужик, который его вытащил из оврага, оказался одним из трех надзирателей. Охранники выглядели не в пример лучше, и дело вовсе не в одежде. Они сами были другими. Ростом выше, черты лица утонченные, волосы почти платина. Они казались клонами, настолько походили друг на друга, за исключением лиц. Ширина плеч, рост, объем грудных клеток, достаточно тонкие талии и спесивые выражения лиц словно под копирку. Конвоируемые же выглядели дворняжками: носы длинные, картошкой, уточкой, курносые, губошлепы, ниточкой, низкие лбы, выпуклые... Волосы от соломы до русых оттенков. Если бы не остроухость, нах не подумал бы, что это эльфы, ведь надзиратели щеголяли и приличной щетиной. Если только полукровки. Сам же заметил, что у него волосы остались темными, и почему-то этому жутко обрадовался.

В пути разговоры не поощрялись, но мальчишки все равно ухитрялись шептать. И судя по сверлящим его затылок взглядам, неприятности Санни не закончились. Черная ворона среди белых голубей, а как же, нужно заклевать.

Санни осторожно попробовал прочувствовать свою энергию. Она тонкой струйкой сочилась в тело из пространства. Так, выходит, этот мальчик брал энергию извне. Хуул говорил, что все дает с собой, куда же оно делось? Ааа точно, тело будет перестраиваться. Ну, тело, давай, а то голова уже скоро лопнет.

Когда солнце склонилось к лесу и начало темнеть, их остановили, пересчитали, сделали перекличку. Оказалось, хозяина тела звали Тьюро. Судя по росту и размеру рук и ног, мальчишка выглядел десятилетним. Детей привязали веревками к деревьям, раздали по ломтю грубой лепешки размером с детский кулачок, надзиратели прошлись с бурдюком и напоили каждого по деревянной кружке теплой воды. Финиш же театра абсурда настал, когда дети начали мочиться и поболее рядом, шагнув пару шагов за дерево, сколько позволяла длина веревки. Охрана же расположилась на бугорке с наветренной стороны.

Санни долго мучился, не мог заснуть в этой вони и не выдержал. Нашел ручеек магии, который к ночи стал мощнее, отчего он стал чувствовать себя лучше, голова перестала болеть, ребра почти не беспокоили. Подождав пока все заснут, спасибо Сагзеху, научил распылять энергию менталиста, Cанни дернул уголком губ, совсем как Андрюха Громов во время работы. Все-все заплатят за то, что убили маленького хозяина тела.

Утром, еще не встало солнце, начался великий ор. Гора дерьма лежала перед бугорком, и ночной ветерок обдувал с ее стороны остроухую охрану. Санни старался половину ночи, ослабляя себя, так как без отдыха быстро уставал. Он убрал дерьмо у всех, кроме тех двух противных рож, скалившихся на его падение, а остальным оставил иллюзию, привязав тонкие стихийные ниточки. Поэтому эльфы не смогли найти виновного и поэтому, убираясь от облака вони, быстро увели детей, не покормив и не напоив. Только в стороне выпороли всех с особой жестокостью.

Теперь все обсуждали произошедшее, охрана не смогла заткнуть рты детей. Предположения были разные, но сводились к одному: каждый решал, что он сын чистокровного отца и тот таким образом проявил свою заботу, или что сама магия любит его, а остальным просто повезло быть рядом. Санни внутри плевался: никто не подумал, что кто-то это сделал для себя. Каждый был полон уверенности, что все произошло исключительно для него. Странный эгоцентризм. Охранники же оказались вполне молодыми детками высокопоставленных семейств, и сопровождение диких сервов считалось вроде армейской службы. Вот их слушать было гораздо информативнее, хотя и удавалось реже. Но они чаще всего доказывали, кто круче, у кого длиннее уши, изысканнее их форма, тон голубизны глаз, насколько закреплен кровью... Еще бы пиписками померялись. Каждый разговор начинался о великом «я» и иже с ним. Сервы считались животными, чуть выше располагались мастера, далее собственно начиналась раса эльфов по их разумению, и то, слуги. А если прислуживающие низшие эльфы считались грязнокровками, то дети в отряде на их взгляд приравнивались пыли под ногами.

Пленники и надзиратели были больше похожи на людей, чем воины, но снобы даже в лохмотьях. Охрана вела себя, будто стережет неразумное стадо, общалась только с надзирателями и то – через сжатые зубы. Те же относились подобно и к детям. А внутри этой банды был беспредел. Сколько раз Санни только благодаря проснувшемуся дару менталиста и позабытому было шестому чувству в последний момент уходил от подножек, ударов брошенным камнем... Да что тут происходит, если дети так жестоки? Ведь все в одинаковом незавидном положении, но все равно выстраивают иерархию. Вот оно! О небо, он забыл...

Теперь оказалось, те два подростка намечающиеся лидеры. С ними никто не справлялся, а эти заключили союз и оказались сильнее всех. Больше объединений не оказалось.

Через три ночи мытарств отряд привели в лесную деревушку. Здесь звонко стучал молоток кузнеца, ржали лошади, квокотали куры... У Санни дрогнуло в груди – все это напоминало обычную людскую деревушку.

Всех двадцать три ребенка заперли в доме. Потом начались процедуры: их вымыли щёлочью, переодели, раздали по грубому гребню и кожаному шнурку для волос. Ноги остались босыми.

Теперь они выглядели почти одинаково: серая льняная одежка, гладко завязанные волосы. Приютские, ага... У Санни обнаружились волосы до лопаток и он ухитрился заплести себе небольшую косицу.

На следующее утро детей рассадили полукругом на полянке, а через некоторое время привели зеленокожего человечка, похожего на гобина, только умный злой взгляд из-под нависших бровей никак не походил на умиротворенные мордахи слуг подземелий его родного гнезда. Позванивали цепи из светящегося белого металла и два воина за спиной говорили об опасности существа.

– Эхи, вам дается шанс занять достойное место среди сервов. Наставник Чрох будет обучать делать артефакты. Если научитесь делать хотя бы простейшие, ваше будущее обеспечено. Если нет, будем пробовать вас в других местах, – объявил надзиратель.

Мастер Чрох говорил непонятно, невнятно и вообще старался запутать, за что часто получал бляхой на ремне по спине, когда совсем ничего различить не получалось. Но не врал. Разбирая ужасные конструкции его пояснений Санни старательно учился. Ему было интересно постигать опыт актефакторики. Сизые и Черные не владели этим мастерством, хотя в принципе могли бы. Песчаные, Пестрые, Длиннопалые и Очаистые снабжали Детей Рассвета нужными медальонами и украшениями и не делились своими тайнами. Поэтому он с почтением относился к зеленокожему мастеру.

В первый месяц дети собирали из бусинок на ткани руны. По результатам этого одиннадцать подростков покинули учебный класс. Ребята шептались, что теперь их попробуют в выделке кожаных изделий. Один из обидчиков Санни тоже исчез вместе с ними, но оставшийся на следующий день поймал и избил Санни с новоявленным дружком.

Санни каждый раз старался сесть рядом с мастером. Через какое-то время он понял принцип: укладывать магические нити и потоки в артефакт, оставляя кончики для активации. Но ведь не мог гоблин учить врагов чему-то ценному! Тьюро, так Санни звали здесь, через месяц сообразил, что это и именем назвать нельзя, так как означало – отрыжка на местном сленге. Как-то надзиратель просветил его, что он не порядочно-рожденный среди сервов, а выкидыш черной предательницы, даже не полу, а еще хуже. Что это значило, Санни так и не понял, но пьяный бред рыжего бухряка запомнил. Зато для гоблина его внешность была своеобразным мостиком не доверия, но сотрудничества. Чрох заметил, что с Санни никто не общается лишний раз, шпыняет при случае, подставляет, портит работы, а еще он заметил, как мальчишка ловко укладывает ниточки стихий в простейшие изделия.

Однажды, когда солнце достигло зенита, охранники задремали под деревьями, а может, специально бросили гоблина. Припекало, а немолодой на вид мастер не мог покинуть поляну с прикрученными цепями к пеньку. Санни же из сострадания не уходил, а заодно занимался. Чрох долго сверлил недоверчивым взглядом мальчишку, кусал губы и решился.

– Что ты делаешь среди них?

– А что я должен? – удивился он. – Я здесь родился, куда мне деваться?

– Ты сын рабыни?

– Рабыни? Не знаю. Надзиратель назвал меня выкидышем черной предательницы.

–... – беззвучно ахнул гоблин.

– Что?

– Ваши все пытались уйти, не знаю, насколько у них получилось это. Дом Сумеречной Лозы. Тебе не позволят быть рабом, у тебя уже проснулась сила, а ведь ты мал.

– Почему?

– Такая сила, кто-нибудь да захочет выпить ее. А такого врага никто не позволит держать.

– Как это... выпить?

– Спокойно, – хмыкнул Чрох. – Твоя сила, молодость обязательно понадобятся кому нибудь. Омоложение и прибавление магической мощи, что может быть лучше? – зубасто улыбнулся он.

– И вы этим не брезгуете? – скривился Санни.

– Конечно. Нет ничего лучше чем рассечь тело врага, увидеть потоки его крови, умыть в них руки и лицо, вырезать и отведать его сердце, мммм... И не кривись, тебе это не идет. Древний обычай: выпить кровь поверженного врага и съесть его сердце, а это магия и жизненная сила. Эти белобрысые делают куда хуже: они ловят с последним вдохом душу, запирают в украшения – ее свет приятно отблескивает в драгоценных камнях. Они нарушают законы мира – лишают посмертия души!!!

– Ааа, точно... – протянул Санни.

В словах старого гоблина странным образом переплетались исторические принципы с Земли и реалии этого магического мира.

С того момента гоблин стал лучше учить лично его, а через год он вдруг обнаружил, что вокруг мастера сидят всего трое. Когда это произошло, оставшиеся расслабились, отбор они прошли, теперь их задачей было как можно дольше задержаться в учениках.

Еще через год Чрох взял его личным учеником, когда никого не было рядом. Санни обрадовался, что постигаемое тайное мастерство артефакторики станет доступно Сизым. Они смешали кровь, прошептали подсказанные гоблином клятвы и с этого момента у них установилась ментальная связь. Сансар постарался укрыть знания своего мира щитом Лирха и после этого у него начался личный Армагеддон.

Гоблин очень мало спал, а все остальное время учил его, глупого несмышленыша. И ночью во время сна, и во время скудной еды, и даже во время справления нужды Грогзыхха, так назвал его Учитель, гоблин загружал пустой мозг знаниями. Никакие возражения бесправного ученика не принимались. Чтобы Грогзыхх узнал Кодекс наставника и ученика, его всего-то за полтора года натаскали гоббледуку, затем начались серьезные занятия.

– Теперь ты не сможешь никому передать мои знания, никому без моего разрешения, – скалясь, сообщил Учитель.

– Почему? – только и спросил Грогзыхх.

– Белобрысые поработили почти всех гоблинов-мастеров. Свободными остались женщины и дети. Наши потомки близки к одичанию. Ты – наш билет в будущее. Подожди, – одернул гоблин ученика, увидев вопрос в его глазах. – Понимаешь, что ты сейчас без ограничивающих браслетов? Белобрысые считают, что у тебя наследие как у них в двадцать семь начнет проявляться, и только поэтому ты пока без них, чтобы твой дар как можно больше развился.