355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ophelia Stern » Соулмейт для джедая (СИ) » Текст книги (страница 9)
Соулмейт для джедая (СИ)
  • Текст добавлен: 8 ноября 2018, 01:00

Текст книги "Соулмейт для джедая (СИ)"


Автор книги: Ophelia Stern


Жанры:

   

Слеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

«Меня выгонят,» – отрешенно думает Энакин, пытаясь понять, что вообще ему полагается чувствовать по этому поводу.

Он продолжает измерять больничные коридоры шагами, словно надеясь, что таким образом собственные мысли его не догонят. Под ребрами что-то ноет, распирая грудную клетку изнутри. Невыносимо. Он должен быть с Оби-Ваном. Но он неумолимо далеко, хоть и разделяет их всего лишь коридор и дверь в больничную палату.

Комлинк Энакина начинает противно пищать. Он уже представляет, откуда и, скорее всего, даже кто может вызывать его сейчас, и ему предстоит заставить себя ответить. Но голос из-за спины, принадлежащий какой-то особо сердобольной женщине-врачу, не дает ему собраться с мыслями:

– Генерал Скайуокер? Вы можете ненадолго пройти в палату.

«Да пошли вы,» – с усмешкой думает Энакин, вырубая комлинк и разворачиваясь, одарив врача самой искренней улыбкой и, срываясь на бег, направившись в палату к любимому.

========== Часть 30 ==========

Врач сообщает Энакину малоприятную новость о том, что природу болезни Оби-Вана пока что установить не удалось. На вирус это походило мало, врачи утверждали, что скорее всего это не заразно, но все же Энакину посоветовали не слишком тесно контактировать с Кеноби. Да-да, конечно, он учтет.

На счастье Энакина, та самая врач, что пропустила его в палату, разрешила ему остаться в ней и на ночь, видимо, стыдясь за поступок своих коллег. Правда, с оговоркой, что тот не будет слишком напрягать больного длительными беседами.

Сидя на кровати Оби-Вана, тихо, вполголоса, Энакин рассказывает ему сказки, которые в далеком детстве слышал от мамы, чтобы хоть чем-то заполнить тишину, от которой становилось не по себе. На какой-то момент, начинает казаться, что Оби-Вану становится лучше. Дыхание становится размеренным, глаза закрыты, и даже болезненный румянец немного сходит с лица. Решив, что его любимый заснул, Энакин замолкает.

– Эни, – тихо окликает его Оби-Ван, и от неожиданности Скайуокер вздрагивает. – Пообещай мне одну вещь.

– Что угодно, – шепчет Энакин.

– Когда у нас появится ребенок, ты будешь рассказывать ему сказки на ночь.

«Ну все, приехали, – невесело думает Энакин. – Окончательно сбредил.»

– Какой еще ребенок, золото? – устало улыбается он, проводя ладонью по волосам Оби-Вана.

– Я думал, мы усыновим малыша после того, как ты выйдешь за меня, – пожимает плечами Оби-Ван. Нет, точно умом тронулся.

– Усыновим? А я дочку хотел, – тихо смеется Энакин.

– Ну хорошо, хорошо, удочерим, не придирайся к словам! – возникает Оби-Ван.

На самом деле, за всю свою недолгую двадцатидвухлетнюю жизнь, Энакину ни разу не приходила в голову мысль о детях, что в принципе неудивительно. Энакин искренне считал себя самым неподходящим на роль отца созданием в Галактике. Но сейчас он готов пообещать Оби-Вану все, что угодно. Все, что только придет в воспаленный болезнью мозг Кеноби. Даже абсолютные глупости вроде этой.

– Хорошо, я обещаю.

«Он тебе это припомнит после того, как поправится, – скептически говорит Энакин самому себе, но тут же одергивает себя: – Главное, что он поправится.»

А ради этого Энакин пойдет на все.

***

Обстановка в Совете накалена до предела. Это Падме чувствует, едва зайдя в зал, куда ее в добровольно-принудительной форме попросили подойти для важного разговора.

– Мастер Йода? – вежливо кланяется она старейшему магистру, садясь на свое место.

Но Йода молчит. Говорить начинает Мейс Винду. Тон его холоден, но Падме без проблем распознает, что магистр вне себя от гнева, возмущения, и крифф его разбери, что там еще творится в черепной коробке Винду, но ей уже страшно представить, что ждало бы виновника всей этой суматохи:

– Вы же в достаточно близких со Скайуокером отношениях, магистр Амидала, так? – интересуется он, и такое начало Падме уже не нравится.

– Энакин – как брат для меня. Он рос на моих глазах, и разумеется… – разводит руками она, резко замолкая.

– И вам было известно, что Скайуокер спит с сенатором Кеноби? – прямолинейно интересуется Винду.

Этот вопрос задевает Падме так, словно бы речь шла не об Энакине, а о ней самой. Она не была в курсе отношений своего названного брата с Кеноби, но всегда знала об особых чувствах, которые тот испытывал к сенатору. Как джедай, она этого не одобряла, но как друг, предпочитала закрывать на это глаза. В ином случае, конечно, могла бы и догадаться о романтической связи между ними. Но слыша это до мерзкого лаконичное “спит”, девушка презрительно кривится. И презрение сейчас, в этот короткий миг, она испытывает отнюдь не по отношению к Энакину. Остается надеяться, что до Винду не дойдет.

– Нет, я не была в курсе их отношений, – Падме делает ударение на этом слове. – Если бы мне было известно, я бы постаралась как-то повлиять на Энакина, или доложила бы в Совет, – пресвятая Сила, да кому она врет?!

– Я, конечно же, верю вам, магистр Амидала, и не сомневаюсь в вашей преданности Ордену. Но… Я думаю, мы можем говорить об этом, как о вновь открывшихся обстоятельствах по делу об убийстве Дуку.

– На что вы намекаете, магистр? – Падме чувствует, как голос ее начинает звенеть, едва не срываясь.

– Дуку был причастен к смерти Сатин Кеноби – жены Оби-Вана Кеноби, а поскольку тот находится в… Близких отношениях со Скайуокером, вполне возможно, что под влиянием своего любовника, тот и…

– Прошу прощения, магистр Винду, но при всем уважении, ваша версия притянута за уши, – в резкой манере замечает Падме.

– Да неужели? – щурится Винду. – Скажите, магистр Амидала, вы ничего не почувствовали, когда зашли в камеру?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – словно отрезает она.

В висках у Падме стучит. Она солгала. Конечно же, она прекрасно понимает, на что намекает Винду. Первое, что она ощутила сегодня утром, зайдя в камеру Дуку – знакомый отпечаток в Силе. Очень хорошо знакомый.

Когда Падме покидает зал Совета, ее все еще колотит от этой мысли. А если Энакин и правда убийца, что тогда? Конечно же, его упекут за решетку, это будет вполне справедливо, и…

«Нет, ситхову мать! Это не будет справедливо!» – злится девушка.

Она думает об Энакине – бедном мальчике с его наивной, почти детской влюбленностью в Кеноби. Об Асоке – маленькой девочке с открытым нараспашку сердцем. И о себе – взрослой, в отличие от этих двоих, женщине. Но действительно ли так сильно она от них отличалась?..

Неожиданно, ей в голову приходит догадка:

«Ну конечно же! Асока! Как я сразу не подумала?!»

Амидала давно заметила, что ее ученица общается со Скайуокером куда ближе, чем она сама. Наверное, в первую очередь от того, что магистр воспринималась ими двоими, как эта самая “взрослая женщина”. Да еще и выше по званию. А Асока и Энакин словно слеплены были из одного теста. Вот они и правда были словно брат и сестра. И наверняка Асока была в курсе многих – если не большинства – секретов Энакина.

Поэтому, недолго думая, Падме направляется к своей ученице. Остается только надеяться, что она не сильно спугнет ее. Особенно если учесть, что после вчерашней своей выходки Асока старалась всячески ее избегать, что в какой-то мере даже забавляло.

– Да-да, войдите, – слышится из-за двери. Что ж, на счастье Асока оказывается в своей комнате, а не гуляющей где-нибудь на территории Храма, или того хуже – снова ищущей приключений где-нибудь в городе.

– Асока, я не помешала? Мне надо с тобой поговорить, – зайдя внутрь, Падме оглядывается. Комната ее ученицы выглядит так, словно дизайнером интерьера тут поработал Скайуокер – абсолютный беспорядок. На стул свалены кучей какие-то механические детали – интересно, для чего они? – поэтому, Амидале приходится сесть на край ее кровати.

– Да что ж за день такой? – смеется Асока. – Всем-то вдруг понадобилось со мной поговорить!

– Я… Это насчет Энакина, – решает сразу честно признаться Падме. – Ты знала об его отношениях с Кеноби?

– Да, уже достаточно давно, – виновато кивает девочка. – Помните, когда мы со Скайрокером сопровождали сенатора? Вот тогда и узнала… Простите, что вам не сообщила, но…

– Ничего, я понимаю, – Падме выставляет перед собой ладонь, предупреждая все дальнейшие оправдания Асоки. – Не стоит оправдываться, если на самом деле не считаешь себя виноватой. К слову, я тоже не считаю, что ты неправильно поступила. Но сейчас о другом речь. Энакин когда-нибудь говорил, что собирается убить Дуку?

– Сегодня утром он признался мне, что собирался убить его, но не смог этого сделать. И если что, я не говорила вам этого, – хмурится Асока.

– Так. Значит, все ясно, – бормочет себе под нос Падме. – Он был там, но ничего не сделал…

«Но если не Энакин, тогда кто?..»

– Падме… – вдруг тихо и как-то испуганно произносит Асока. – Я знаю, кто это мог быть. Но это предположение покажется вам немного бредовым…

========== Часть 31 ==========

Утро для Энакина как-то не задалось с самого начала. Начать хотя бы с того, что он снова проспал от силы часа три. Скайуокер уже начал задумываться, как бы выпросить у врача сильное снотворное в другой раз, поскольку в голову ему пришла мысль, что он уже начинает забывать, как это – здоровый сон более пяти часов подряд, при котором тебя не мучают кошмары.

У Энакина возникает чувство, будто он и сам уже болен. Каждое движение отдается болью в голове. От голода и недосыпа начинает тошнить. Но глядя на Кеноби, понимая, что ему во много раз хуже, Энакин снова сжимает руку любимого и стискивает челюсть, чтобы не заплакать, испугав и заставив волноваться Оби-Вана еще сильнее.

«Поешь и выспишься, когда все это закончится и вы оба вернетесь к нормальной жизни,» – говорит он себе. Такая вот странная привычка – говорить с самим собой с позиции стороннего наблюдателя. Но, что еще более странно, помогает сохранять трезвость рассудка. Ненадолго.

Как раз в то время, когда Энакин с ложечки, как маленького, пытается накормить любимого завтраком – какой-то странной жидкой похлебкой, которая даже выглядит безвкусной, но тем не менее, врач настаивает, что Оби-Вану необходимо питаться, и в этом Энакин с ней в принципе согласен – в палату заходит, а вернее – врывается, незнакомая женщина. Худая, невысокая, бледная, рыжеволосая, и… Очень похожая на Оби-Вана. Впрочем, дама-то при ближайшем рассмотрении оказывается вполне себе знакомой, просто Энакину требуется время, чтобы признать в ней саму королеву Набу.

Женщина некоторое время молча смотрит на Оби-Вана, затем ее взгляд задерживается на Энакине, с губ срывается полный раздражения вздох, и она обращает еще более негодующий взор обратно к Кеноби:

– Ну знаешь, братец, – начинает королева, и Энакин сразу улавливает, что тон ее не предвещает ничего хорошего. – Это уже выходит за все рамки. Я сейчас даже не стану делать поблажек на то, что ты болен. Слухи о твоем романе с этим… С этим джедаем дошли уже и до Набу, ты вообще думаешь своей головой?! Что теперь скажут о нашей семье?.. И что уже говорят! Я немедленно прилетела сюда, чтобы убедиться в ложности этих слухов, и что я вижу своими же глазами?!

Энакин чувствует себя лишним и растерянным. Но очень быстро это чувство сменяется раздражением. Даже не так. Злостью. Злостью и обидой за Оби-Вана. Как может эта женщина думать о репутации и постороннем мнении, когда ее брат, близкий человек, в больнице в тяжелом состоянии? Когда она своими глазами видит болезненно-розовые пятна на белой, как мел, коже, глубокую синеву под светлыми глазами, неужели ее драгоценная репутация – все, о чем она может думать?

– Молодой, человек, вы можете выйти? Мне надо поговорить с моим братом один на один! – дамочка свысока смотрит на Энакина, и даже тон ее голоса звучит пренебрежительно, заставив Скайуокера поежиться, вспомнив те далеко не самые приятные моменты своей жизни, когда любой мог обратиться к нему в таком тоне.

– Хорошо, я уйду. Но знаете, что, ваше величество?.. – закипает Энакин, поднимаясь со своего места, твердо вознамерившись высказать этой леди все, что о ней думает перед тем, как покинет палату.

– Он никуда не пойдет, – холодно произносит Оби-Ван, уже мягче обращаясь к Энакину. – Эни, сядь, пожалуйста, на место… – брови королевы, изогнувшись тонкой дугой, ползут вверх, а Оби-Ван продолжает. – Вчера Энакин ответил согласием на мое предложение, так что будь добра проявить уважение к будущему члену семьи Кеноби. Мне совершенно нечего скрывать от своего будущего мужа, так что, с твоего позволения, дорогая сестрица, он останется здесь. А еще ты могла бы поблагодарить человека, который спас жизнь твоего брата по меньшей мере три раза. Я мог умереть еще вчера, если бы рядом не оказался Эни. Я надеюсь, ты поняла меня? Теперь я готов тебя выслушать!

Но ни она, ни Энакин не успевают ничего ответить, поскольку, едва закончив свой монолог, Кеноби падает на подушку, теряя сознание. Ни слова не говоря, Энакин пулей уносится в коридор:

– Врача, быстро!

***

Из больницы Энакина выпроваживают, объясняя это тем, что Оби-Вану нужен покой, а им нужно продолжать обследования. Не получив возможности даже взглянуть напоследок на любимого, Скайуокер выходит на улицу, где, как по заказу под настроение Энакина, льет дождь. Он даже усмехается: как лирично. Но рассуждать о поэтичности момента нет времени. Энакину нужно попасть в Храм Джедаев. Неопределенность – хуже всего.

В Храме на глаза Скайуокеру попадаются какие-то падаваны – две девчонки лет по шестнадцать, которые при виде него начинают о чем-то перешептываться, обходя его, но не отрывая взглядов, хлопая любопытными глазками. Энакин не осуждает любопытных подростков. Он слишком хорошо помнит себя в их возрасте, и понимает, что приключись такое с кем-то другим, когда он был падаваном, он был бы впереди планеты всей со своим любопытством. А потому, Энакин как можно более нахально улыбается девочкам, проходя мимо. Пусть им будет, что обсудить, он не жадный.

Следом на глаза Энакину попадаются еще падаваны, которые также с любопытством таращат на него глаза. Должно быть, идут с каких-нибудь занятий. Энакин надеется отыскать среди них Асоку, но вместо нее встречает кое-кого другого.

– Энакин! – к нему подбегает Падме, хватая за руку. – Хвала Силе, ты здесь! Я никак с тобой связаться не могла, магистр Винду уже собирался отправить кого-нибудь тебя искать.

– Винду? Он сильно зол? – усмехается Энакин.

– Как тысяча ситхов, – Падме невольно улыбается, видя, как развеселило Скайуокера это сравнение.

– Превосходно! – смеется Энакин. – То, что надо! – видя недоумение на лице Падме, он игриво ей подмигивает.

– Либо я ничего не понимаю, либо… – начинает Амидала.

Энакин ей подсказывает:

– Либо я придурок.

– А, ну да, конечно, – фыркает девушка, разведя рукой. – Как там сенатор?

Вопрос звучит абсолютно искренне, без малейшей издевки или подвоха, и Энакин невольно снимает с себя маску неуязвимого, позволив себе проявить слабость:

– Он… Он совсем плох, – шмыгает носом Скайуокер. – Врачи не знают, что с ним. Я провел возле него всю ночь, но все равно боюсь… Не оказаться рядом, когда буду ему нужен, – он закрывает лицо рукавом, дабы Падме не видела, как оно исказилось от боли.

– Эни… Вы справитесь, – девушка кладет руку на его плечо и Энакин благодарно улыбается ей.

– Ну… Веди меня к своим магистрам, – бодро восклицает он, справившись с минутной слабостью, загнав боль и страх куда поглубже.

– Знаешь, меня почему-то напрягает твоя уверенность, – хмурится Падме, но все же исполняет его просьбу.

Впервые Энакину не просто не страшно, а действительно весело предстать перед Советом. В последний раз схожие эмоции он испытывал в пятнадцать лет, когда стал организатором массового побега из Храма “навстречу приключениям” среди таких же бунтующих подростков. Тогда он был чрезвычайно горд собой.

– Энакин Скайуокер, – берет слово Мейс Винду. – Означает ли ваше появление перед Советом, что вы раскаиваетесь в совершенном вами проступке и в частности – нарушении Кодекса?

Тут Энакину делается еще веселее. Проступок. Так теперь называют длительный период осознанных отношений с любимым мужчиной, занятия любовью, сон в обнимку и едва ли не совместное проживание. П р о с т у п о к. Скайуокер сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос.

– А что, если нет? – издевательским тоном спрашивает он. – Что тогда?

На лице Винду проскальзывает выражение растерянности, но лишь на считанные секунды, хотя Энакину и этого вполне достаточно. Магистр продолжает:

– В таком случае, следует говорить о применении к вам определенных мер воздействия.

– А почему бы вам просто не вышвырнуть меня из Ордена пинком под зад? Думаю, как минимум лично вы, магистр Винду, грезите об этом с момента моего появления здесь, – расплывается Энакин в ядовитой улыбке.

– Скайуокер, вы забываетесь, – кажется, до белого каления Мейсу Винду оставалось совсем немного.

– Что, нет желания? Ну что ж, насильно мил не будешь, – пожимает плечами Скайуокер, и со спокойным, слегка насмешливым, лицом выдает: – Я ухожу из Ордена.

– Энакин… – шокировано шепчет Падме, уставившись на него огромными карими глазами.

– Уверен ты в своем решении? – интересуется Йода, пока Винду настороженно хмурится, а другие магистры, видимо, в шоке от услышанного.

– Как никогда, магистр, – выражение лица Энакина вмиг становится серьезным.

– Что ж… Держать тебя не в праве мы. Расходятся пути наши отныне. Своим путем пойдешь ты.

Поклонившись, Энакин идет к выходу из зала Совета, по дороге чуть притормозив, подав знак Падме, расстроенно глядящей ему вслед, что подождет ее снаружи. Ему еще надо собрать свои вещи. И разыскать Асоку.

Собрание Совета же продолжается.

– Туманно будущее его. Сомнения Скайуокера одолевают, – озвучивает свои мысли магистр Йода.

– Боюсь, мы рискуем полностью упустить его из вида, – раздраженно произносит Мейс.

– Магистры, я хотела бы внести одно предложение, – объявляет Падме. – А вернее, скорее просьбу, – присутствующие магистры переводят взгляды на нее и девушка понимает, что ее слушают, продолжая. – Я хотела бы, чтобы вы поручили мне расследование убийства графа Дуку. Я думаю, у меня есть некоторые зацепки, и…

– Простите, магистр Амидала, но вам будет поручено другое задание, – безапелляционно отрезает Винду. – Как говорилось ранее, нам стало известно, где может скрываться Гривус. Он нужен нам, живым или мертвым – без разницы.

– Поимка Гривуса войне конец положит, – отмечает Йода.

Падме ощущает себя, будто в тупике. Еще недавно, такое доверие подкупило бы ее. Охота за Гривусом – надо же. Но сложившаяся ситуация пугает девушку своей непредсказуемостью. Падме раздражает непредсказуемость, но по странному стечению обстоятельств, именно она является основной “фишкой” практически всех близких ей людей. Как, к примеру, Энакина и… Асоки.

«И снова вся надежда на Асоку, – думает Падме. – Надеюсь, она не обидится, если я не возьму ее с собой на задание, но здесь, на Корусанте, мне понадобится кто-то, кому я могу доверять, как себе.»

========== Часть 32 ==========

Энакин ненавидит долгие проводы и прощания, но Падме, вознамерившуюся высказать Скайуокеру все, что думает, об его уходе из Ордена, не остановить. В конце концов, она заканчивает свою практически монологичную речь выводом о том, что это жизнь Энакина, и решения в ней принимать лишь ему. Что ж, можно было сделать подобный вывод и чуть раньше. Минут хотя бы на двадцать. Но и на том спасибо. Зато Асока понимающе молчит и даже не спорит, когда Энакин просит не провожать его, покидая свою – уже не свою – комнату.

Зато Энакину неожиданно достается другой провожающий. Девочка-юнлинг лет трех, только недавно, должно быть, очутившаяся в Храме, семенит вслед за бывшим джедаем. Поначалу юноша слабо улыбается, видя маленького темноволосого ребенка, похожего на красивую куклу, с деловым видом вышагивающего возле него. Но когда преследовательница подает вид, что не намерена отставать, даже после того, как Энакин ускоряет шаг, чтобы ребенку было сложнее догнать его, он останавливается и разворачивается прямо к девочке.

– Ты что, заблудилась? – малышка мотает головой, и Энакин со вздохом присаживается напротив нее, так, чтобы его глаза оказались почти напротив любопытных карих глазок. – Ну а что тогда? Весело преследовать взрослых?

– Просто ты уходишь, а тебя никто не провожает, – девочка смешно надувает щечки, по видимости, обиженная такой несправедливостью, и заставляет Скайуокера невольно улыбнуться тому, сколько же искренности в этом ребенке. – А еще ты похож на моего папу.

– На папу?.. – переспрашивает Энакин, делая вид, будто откашливается, поскольку к горлу подступает ком, когда он вспоминает себя, едва оказавшегося здесь и каждую ночь тайком плачущего по маме. – Ты скучаешь по нему? – спрашивает он шепотом, поскольку боится сорваться.

– Нет, – мотает головой девочка. – Я его не видела. Только во сне.

Легче не становится. Вместо этого на ум приходит недавний, казалось бы, совершенно бредовый разговор с Оби-Ваном про ребенка. Кеноби точно не был в своем уме, когда заговорил об этом с Энакином. Но он дал обещание, и, что самое бредовое в данной ситуации, почти готов полюбить эту чисто теоретическую дочку. Почти верит в тихую идеалистическую жизнь этой маленькой теплой семейкой в родовом поместье Кеноби на Набу.

– Прости, но я точно не он, – неожиданно холодным тоном заявляет Энакин, поднимаясь на ноги. – И тебе пора возвращаться. Старшие будут тебя искать.

Он покидает Храм Джедаев, больше ни разу не обернувшись назад.

***

И снова Энакин на пороге кабинета канцлера. На сей раз он абсолютно без понятия, что именно собирается сказать Палпатину, но интуиция Скайуокера подсказывает ему, что им точно есть, о чем потолковать. Впрочем, эта хваленая скайуокеровская интуиция все чаще начала давать сбои, хотя… Все лучше, чем возвращаться в квартиру Оби-Вана и ложиться на кровать, где его нет, чтобы увидеть очередной кошмар.

– Надо же, мой юный друг вновь решил почтить меня визитом, – приветливо, как и всегда, улыбается канцлер.

– Я зашел сообщить о том, что сегодня принял окончательное решение покинуть Орден. Я больше не джедай, – он садится на диван, поскольку ноги бывшего джедая подкашиваются от усталости.

– Что ж, я не буду лукавить, если скажу, что полностью поддерживаю тебя в твоем решении. Джедаи не способны разглядеть твой потенциал. Они никогда не дали бы тебе раскрыться в полной мере, – Палпатин серьезно смотрит на Энакина, словно пытается прочесть его, как открытую книгу. Тот даже усмехается при мысли об этом: неплохо бы было, если бы хоть кто-то его “прочел”. И желательно разобрал, что там написано. Да, и после рассказал самому Энакину. Может, хотя бы так он начал бы понемногу себя понимать?

– Если честно, то… Меня это не заботит, – усмехается Энакин, откидывая голову на спинку дивана. – После того скандала, что произошёл вокруг моих отношений с Оби-Ваном Кеноби, в Орден мне путь заказан. Не знаю, на что они вообще надеялись. Каких-то извинений ждали, раскаяния. Да и на что мне весь этот потенциал, какое-то абстрактное могущество, если даже Сила не способна спасти моих близких от смерти?

– Не способна… – с какой-то усмешкой повторяет Палпатин, словно говоря с самим собой, а затем вновь обращается к Энакину. – Ты знаешь легенду о Дарте Плэгасе Мудром? – канцлер понимающе смотрит на него, когда тот озадаченно мотает головой. – Это не то, что могли бы рассказать тебе джедаи. Дарт Плэгас был одним из величайших лордов ситхов. Настолько великим и мудрым, что открыл способ использования Силы для создания жизни. Он познал темную сторону Силы настолько тонко, что мог спасать от смерти тех, кто был ему дорог.

На последней фразе глаза Энакина загораются жадным лихорадочным огнем. Ситх, не ситх, темная сторона, светлая, какая ему теперь разница? Он нетерпеливо торопит Палпатина:

– А дальше что произошло?

– Его ученик, которому он передал все свои знания, убил его, пока тот спал. Забавно вышло: он спасал других от смерти, а себя не сумел.

– Эти знания… Они сохранились где-то по сей день? – Энакин нетерпеливо теребит ткань туники.

– Тот самый ученик забрал их с собой, скрывшись в неизвестном направлении, – Палпатин наблюдает за Скайуокером, как за ребенком, которому только что рассказали занимательную историю.

Энакин хмурится. Ему кажется странным, что канцлер рассказывает ему это. Как и то, что Палпатину известна легенда ситхов. Подозрения, прокравшиеся в его черепную коробку с момента визита к Дуку, начинают подавать признаки жизни, зашевелившись в ней.

– Канцлер, вы ведь слышали новость об убийстве Дуку? – интересуется он, боясь, что такая резкая смена темы разговора покажется Палпатину как минимум странной.

Но тот и бровью не ведет:

– Разумеется, слышал.

– Но… Я этого не делал, – осторожно произносит Энакин.

– Не делал. Я знаю, – мягко улыбается Палпатин. – Потому что это сделал я.

Слишком неожиданно. Слишком неожиданно даже после всех предпосылок и, казалось бы, полной готовности Энакина к чему угодно. Кажется, шок разом перекрывает все прочие эмоции вроде страха, гнева, или что он должен чувствовать в такой момент? Вскочив с места, Энакин оказывается в нескольких шагах от канцлера, активируя свой световой меч, направив на него:

– Вы – владыка ситх!? – звучит скорее, как утверждение, чем вопрос.

– И что же ты собираешься делать? – канцлер улыбается точно так же, как и прежде, но его улыбка уже не кажется Энакину теплой и дружелюбной. – Убить меня? Сдать джедаям?

– Вы управляли мной, словно пешкой, все это время, – накатывает ледяной волной осознание на Энакина. Следом накатывает другая волна, обжигающая – волна гнева. – То, что произошло на Мандалоре – тоже ваших рук дело!

– Я предпочитаю не действовать своими собственными руками, если того не требуют обстоятельства. Мне ближе роль заказчика, чем исполнителя, – спокойно поправляет канцлер в то время, как Энакина продолжает буквально трясти. – Но все же, ты, в определенном смысле – мой должник. Подумай, Энакин, имел бы ты сейчас то, что имеешь, если бы я не заставил вмешаться Дуку? Я видел, как ты страдаешь, какую боль испытываешь, как ты медленно умираешь, увядаешь от невозможности быть с Оби-Ваном, и просто предоставил избавиться от проблемы самому.

– Ах я вас еще и благодарить должен?! – Энакин медленно делает шаг к канцлеру, но тот попросту поворачивается к нему спиной, принимаясь расхаживать по кабинету, словно каждый день ему в затылок упирается световой меч и это нисколько не доставляет ему неудобства.

– Подумай, мальчик мой, где бы сейчас был ты и твой возлюбленный, если бы не мое скромное влияние? Как скоро были бы вы вместе?

Энакин опускает световой меч. Перед глазами проносится последний год его жизни, наполненный самой жизнью больше, чем все предыдущие. У Энакина был Оби-Ван, а у Оби-Вана был Энакин. Все совершенно правильно, и все на своих местах. И так продолжалось бы дальше, если бы не болезнь Оби-Вана. Сколько раз за это время Энакин вспоминал, что свое счастье он выстроил на пепелище чужого счастья? Стоило ли счастье двоих чьей-то жизни? Энакин боится, что не будет до конца честен, отвечая на эти вопросы.

– Скажи, ты же хочешь спасти его? Спасти Кеноби? – на этих словах Палпатин поворачивается к Энакину. – Согласись ты познать мощь темной стороны, я непременно передал бы тебе знания моего наставника.

Энакина одолевают сомнения. Да, он больше не доверяет джедаям, да и не может точно сказать, доверял ли хоть когда-нибудь кому-то из них, за исключением близких к себе людей. Но это не значит, что он будет безоговорочно доверять ситхам.

– Спасибо, но я, пожалуй, останусь на своей собственной стороне, – он разворачивается, поспешно направляясь к выходу. Все, чего хочется Энакину прямо сейчас – убраться из этого кабинета, покуда его раздраженный недосыпом, недостатком питательных веществ и иными способами надругательства над собственным организмом, мозг не подкинул ему еще какую-нибудь тупую идею.

– Но я же знаю, что ты достаточно умный мальчик. Ты вернешься, – с этими словами провожает его до двери канцлер. И как бы не раздражала Энакина такая излишняя самоуверенность, он отчего-то чувствует, что доля правды в этих словах присутствует.

Оказавшись в квартире Оби-Вана – или, быть может, правильнее будет сказать – в их с Оби-Ваном квартире – Энакин, стянув с себя верхнюю часть одежды еще по дороге, заходит на кухню. Его желудок отчаянно просит хоть какой-нибудь еды, а ругаться с жизненно-важным органом Энакину не хочется (как наверняка сказала бы Падме – с мозгом-то уже поругался). На счастье, выясняется, что Оби-Ван еще вчера (или позавчера?.. Энакину с его давно нарушенным графиком сложно сообразить, в какой именно день происходили те или иные события) приготовил для него ужин, который Скайуокер прямо холодным поспешно съедает без остатка, не чувствуя даже вкуса еды, которая по-хорошему была бы уже негодна в пищу. Запив все это стаканом такого же холодного, заваренного, по видимости, в то же самое время, чая, Энакин принимается искать по шкафчикам да ящикам таблетки, надеясь найти среди них хоть что-то, наподобие снотворного. Только теперь он понимает, что за все время почти не бывал на кухне, поскольку готовкой в основном занимался Оби-Ван, а потому понятия не имеет, где и что лежит.

Неожиданно, Энакин ощущает на своих плечах чьи-то ладони. Не успевает он повернуться, или хотя бы вскрикнуть от неожиданности, как некто, стоящий за спиной, резко дергает Скайуокера на себя. Это последнее, что он чувствует перед тем, как то ли наяву, то ли уже начав терять сознание, ощутить, будто проваливается куда-то.

========== Часть 33 ==========

Открыв глаза, Энакин видит со стороны свое собственное тело, которое, словно в замедленной съемке, медленно падает на кухонный пол, в полете нехило задев макушкой стол. Наверное, вылезет шишка – отрешенно думает Энакин, переведя взгляд на того, кто наблюдал за падением, стоя рядом с ним.

– Я что, умер? – спрашивает он у своего учителя, который с улыбкой смотрит на него.

– Ни в коем случае. Можешь считать, что слегка переутомился. Как минимум шесть часов сна – и будешь в норме, – успокаивает Квай-Гон.

– Да уж, похоже, просроченный чай был лишним, – хватается за голову Энакин, но не ощущает собственных прикосновений. Ладно, пожалуй, это действительно стоит считать сном. По крайней мере, видеть перед собой, словно живого, своего учителя – куда приятнее, чем снова провалиться в очередной кошмар.

– Я думаю, мне стоит показать тебе некоторые вещи, которые не под силу увидеть живым. Даже джедаям.

– И что это? – интересуется Энакин, который сейчас куда более увлечен изучением своей руки – полупрозрачной, пропускающей сквозь себя лучи мерцающего света.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю