Текст книги "Соулмейт для джедая (СИ)"
Автор книги: Ophelia Stern
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Да, конечно.
Как только они освобождают девушку из ее камеры, та, видимо от избытка чувств, резко виснет на шее Кеноби. Энакин слабо кривится, как от зубной боли, стараясь не смотреть на парочку, и Оби-Вану делается неловко. Сатин его жена и им нечего скрывать чувств, но ведь Энакин явился сюда ради него, рискуя всем, а он…
– Не время, ваша светлость! – видимо, не выдерживают нервы у Скайуокера, и он в достаточно резкой форме решает напомнить герцогине, где они находятся, торопя парочку к выходу, пропуская их вперед себя и надевая обратно шлем, что оказывается очень ко времени, поскольку навстречу им попадаются тюремщики.
Оби-Ван чувствует, как Скайуокер, вошедший в роль, толкает его прикладом в плечо, и ощущает, что тот будто бы уже давно хотел это сделать, да только сейчас выдалась возможность.
Оказавшись на улице, Энакин выдыхает и скидывает с себя надоевший шлем:
– И как они их сутками носят? Это ж сдохнуть можно! – ворчит он, подбегая к спидеру и кивая за свою спину. – Приготовьтесь к самой весёлой поездке в вашей жизни.
Оби-Вану не нравится то, как звучат эти слова, но позади слышатся голоса охраны, дающие понять, что их заметили, и все, что остается —забраться в спидер и надеяться на лучшее. Впрочем, все надежды улетучиваются, стоит Скайуокеру тронуться с места. Ну конечно, связался с гонщиком на свою голову! В другой ситуации сенатор точно предпочел бы сменить водителя, но сейчас выбирать не приходится.
“Самая веселая поездка в жизни” длится, на счастье, чуть больше минуты:
– Мы почти на месте! – оповещает Энакин, спрыгивая на землю, пока Оби-Ван, неловко вылезая из машины, поскольку в ушах все еще свистит ветер, а ноги едва чувствуют под собой почву, подает руку Сатин, и они бегут к кораблю Скайуокера.
– Засада! – кричит тот, резко останавливаясь и выхватывая световой меч, который припрятал в кобуре, и выставляет в сторону руку, дабы его спасенные заложники не двигались с места.
На их пути появляется Дозор Смерти, во главе которого – уже знакомый Оби-Вану Визсла со своим черным клинком наготове, и еще не знакомая высокая и худая девушка с идеально гладким безволосым черепом, одетая в черное платье с закрытым горлом, которая активирует разом два алых световых меча. Впрочем, кажется, Энакину, в отличие от него, эта леди знакома.
– Так-так, кто у нас тут? Малыш Скайуокер! Так даже неинтересно, я ожидала, что и магистр Амидала за компанию явилась спасать старых друзей. Мне всегда было интереснее сражаться с дамами, мужики – слишком предсказуемы… Прости, Визсла, – небрежно бросает она через плечо.
– О, я непременно передам магистру Амидале твои слова, Вентресс! Но боюсь, сегодня твой выбор невелик, – едким тоном отвечает Энакин, бросая взгляд через плечо. – Я беру их на себя, а вы бегите, не оборачиваясь, на борт, и улетайте отсюда поживее. Я прикрою.
– Но Энакин, я не могу… – возражает было Оби-Ван.
– Все ты можешь, – улыбается. Кеноби не видит лица Энакина, но точно знает, что он улыбается, неглядя кидая в его руки бластер.
– Как трогательно! – комментирует та, чье имя, похоже, Вентресс.
Активировав световой меч, Скайуокер вступает в схватку с Вентресс и Визслой одновременно. Один клинок против трех. И еще с десяток человек, которые никуда не делись, и которых джедай вынужден отвлекать от супружеской четы.
Это безумие.
– Пошли, живее! – кричит Сатин, хватая Оби-Вана за руку, и тащит его к кораблю.
– Я его не оставлю, Сатин! Его же на клочки разорвут! – подстрелив одного из Дозора, загородив жену от выстрелов, он толкает ее в сторону корабля. Теперь внимание солдат приковано к сенатору.
– Как мило, я сейчас расплачусь! – восклицает на это Вентресс, парируя выпад Энакина, выбивая его световой меч из рук и прежде, чем тот успевает откатиться, останавливает его каблуком, деактивируя свои. – Этот трофей – мой. А этот – твой, – кивает она на джедая, к шее которого глава Дозора подносит свой меч.
– Пошли, Дуку сказал – брать живьем, – отдает он команду своим людям, обступившим Оби-Вана и Сатин, которую тот прижал к себе, загородив.
Сперва Оби-Ван решает, что их снова сопроводят обратно в тюрьму. Но вопреки ожиданиям, всю троицу приводят к тронный зал, где уже ждет Дуку, вальяжно расположившийся на троне.
– Прекрасно справились, можете идти, – небрежно бросает он в сторону Визслы и его Дозора. – Я боюсь, это спектакль для одного зрителя.
Вентресс пропускает их, стоя, облокотившись о дверной проем.
Энакин, которого больше никто и ничто не сковывало, кидается в сторону графа:
– Ублюдок! – шипит он.
Лидер сепаратистов, усмехнувшись, выставляет перед собой ладонь, выпуская в сторону джедая несколько молний, отбросив на пол, припечатав к нему нехилым разрядом.
– Энакин! – Оби-Ван, оказавшийся просто не в силах смотреть на мучения любимого – да, все еще любимого —
кидается к Скайуокеру, склоняясь над ним. Что толку теперь скрываться, если им обоим, а вернее – троим, суждено умереть здесь?
– Да, любопытно… – протягивает Дуку, наблюдая за Энакином, приходящим в себя на коленях у сенатора, и переводит взгляд на свою, как видно, ученицу. – Вентресс, дорогуша, когда я говорил, что вы можете идти, тебя это тоже касалось. Только, пожалуйста, будь добра, верни этому благородному рыцарю его оружие, оно ему пригодится.
Девушка раздраженно закатывает глаза, неохотно швырнув на пол металлический цилиндр, так, что тот подкатился прямиком к Энакину, и уходит. Очнувшийся джедай, нащупав оружие, пошатываясь, поднимается на ноги:
– Ты хочешь, чтобы я дрался с тобой?
– О, ни в коем случае, – Дуку поднимается со своего (а точнее, вовсе не своего) трона, делая шаг навстречу, как кажется, Скайуокеру. Но стоит ему вытянуть руку перед собой, Оби-Ван ощущает, как его горло словно стискивают стальные пальцы, и чувствует, как что-то, помимо его воли, притягивает его в сторону графа. Сенатора даже чуть приподнимает от пола, которого он касается лишь носками сапог, которыми пытается неумело в него упереться и затормозить.
– Оби-Ван! – кричит Сатин, бросаясь к нему. Еще раньше с места срывается Скайуокер.
– Стоять! – неожиданно прогремевший голос Дуку заставляет их застыть на месте, словно вкопанных. Железные тиски отпускают Оби-Вана, но теперь в опасной близости от его шеи оказывается алый клинок светового меча, почти касаясь кожи. – Если кто-то из вас, а особенно ты, Скайуокер, сделает еще одно неверное движение, я перережу ему горло.
Энакин тяжело дышит, ненавидящим взором уставившись на Дуку, но остается на месте.
– Знаете, меня всегда интересовало, способен ли человек, воспитанный в определенных моральных устоях, принести невинную жертву во имя любви, – последнее слово он будто выплевывает. – Поэтому, Скайуокер, я предлагаю тебе самую честную сделку. Жизнь сенатора – в обмен на жизнь его жены.
Энакин сжимает челюсть так, что на лице его играют желваки. Механические пальцы сильно, до скрежета, стискивают рукоять светового меча.
– Энакин, нет!
========== Часть 17 ==========
Энакин вплотную упирает рукоять светового меча в грудную клетку девушки, но не активирует его. Рука юноши дрожит мелкой нервной дрожью, и он удивляется, как же так может сводить механические пальцы, не имеющие нервных окончаний. Ответ оказывается до банальности прост: дрожит не рука – дрожит все тело.
Ситх объявляет, что времени у него – пять минут. И это отнюдь не прибавляет Энакину энтузиазма. Будь у него, к примеру, полминуты, он действовал бы быстро, без промедления, по первому велению глупого сердца. Будь у него хотя бы полчаса, он успел бы придумать что-нибудь. Но у него пять минут, не дающие ровным счетом ничего.
– Эни… Не делай этого, – в голосе Оби-Вана он слышит слезы и мольбу. – Если кто и должен умереть, то только я, я виноват, прошу, Энакин!
Энакин думает, что бы сказала Падме. Наверное, что-то вроде “не нам вершить чужую судьбу, на все воля Силы”. Он даже представляет ее интонацию и выражение лица, с которым она произнесла бы это. А что сказал бы Квай-Гон?.. Энакин пытается напрячь извилины и попытаться представить, но ничего не выходит.
Рыцарь-джедай неспособен совершить убийство невинного человека. Мальчик Энакин не простит себе, если потеряет любимого, позволив ему умереть. А генерал Скайуокер как всегда хочет спасти абсолютно всех. Но на этот раз так не получится.
– Ответь мне, Энакин, ты правда любишь Оби-Вана? – тихо спрашивает Сатин, почти на ушко, положив изящные тонкие пальцы поверх металлических пальцев Энакина, сжимавших деактивированный световой меч.
– Люблю. Больше жизни, – хриплым шепотом отвечает Скайуокер.
– Тогда спаси его, – уверенно произносит девушка, словно не понимает, что это будет значить для нее.
– Я… Я не могу, – запинаясь произносит Энакин, глотая собственные слезы с каждым произнесенным словом. – Я джедай, а не убийца.
– А разве вы, джедаи, не убиваете одних для того, чтобы спасти других? – мягко улыбается герцогиня. – Между прочим, этим вы мне всегда и не нравились. Я еще подростком, помню, с твоим учителем спорила. Но сейчас я спорить не буду.
Энакин не находит, что ответить. Год назад, он убил бы, не задумываясь. Тогда он ненавидел эту девушку за то, что она отняла у него любимого, предназначенного ему самой Силой. Но теперь, повзрослевший Энакин видел в ней лишь человека, который точно так же, как и он, любит Оби-Вана, и точно так же стремится защитить его. Даже ценой собственной жизни.
Палец Энакина неуверенно ложится на кнопку активации светового меча. По лбу, к которому буквально прилипли пряди волос, стекает ледяной пот. Всего лишь одно легкое движение большого пальца отделяет его от точки невозврата: он станет убийцей, окончательно потеряв Оби-Вана, но сохранив ему жизнь.
– Береги его, ладно? – дрожащими губами улыбается девушка. – Сделай его счастливым.
Энакин не успевает ответить, потому что ладонь Сатин резко сжимает его собственную, заставив активировать световой меч. Голубой клинок пронзает грудь девушки. Рука разжимается и она падает на пол.
– Впечатляюще, – Дуку деактивирует световой меч, честно исполнив свою часть уговора и отпуская Оби-Вана.
Тот, словно на ватных ногах, делает несколько шагов, отходя от врага, а после резко, словно выпав из оцепенения, срываясь с места, бежит к Сатин. Падает на колени возле девушки, уткнувшись в ее хрупкое плечико, сжав в объятиях. Энакин замечает, что он дрожит… Нет, неверное слово… Буквально трясется над телом жены. Пусть и не видит слез, но понимает, что Оби-Ван горько плачет. Подтверждение тому – полувсхлип-полустон, который эхом разносится по залу, нарушая повисшую в нем гробовую тишину.
Таким Энакин видит его впервые. Оби-Ван всегда казался ему сильной, несгибаемой личностью, образцом выдержки, которой Скайуокеру еще стоило поучиться.
«Простишь ли ты меня, любимый? Ненавидишь ли за то, что именно моим мечом, моей рукой был подписан этот смертный приговор?»
– Дуку, – сглатывает Энакин, устремляя взгляд к ситху. – Скажи, почему именно я? Ты ведь все это специально подстроил, верно?
– Я? – переспрашивает он, и в голосе слышится усмешка. – Отчасти да. Это все и впрямь безумно интересно. Но по большей части, я лишь выполняю свой долг. Да, представь себе. У нас, у ситхов, тоже есть свой долг. Почему именно ты, ты спрашиваешь? На это я не могу ответить. Как по мне, слишком много чести для рыцаря-джедая среднего уровня паршивости. Скажу лишь, что тобой заинтересовалась одна очень могущественная личность.
Дуку уходит. Вот так просто уходит, оставляя Энакина поверженным. Почти невредимым, но снова им побежденным. Наедине с безутешным Оби-Ваном и холодеющим телом Сатин.
«Я должен был быть на ее месте,» – думает Скайуокер.
Он виной случившемуся, а значит, он и должен был нести расплату. Его тело, пронзенное собственным световым мечом, сейчас должно было лежать бездыханным трупом на полу. Почему эта леди – не джедай, не генерал, а просто сильная женщина – отдала свою жизнь за их общего любимого вместо него? Разве способен он сделать кого-то счастливым? Почему еще ранее его учитель отдал свою жизнь за него? Разве способен он в принципе хоть на что-то, кроме как приносить несчастья?
«Простишь ли ты меня за то, что я остался в живых, в то время, как твоя жена мертва?»
Но Энакин знает точно, на что он способен прямо сейчас. То, ради чего он прибыл. Вытащить отсюда Оби-Вана. Увезти в безопасное место. Беречь его, как попросила герцогиня, даже если не сделать счастливым. И уж с этим он справится.
========== Часть 18 ==========
Все это до последнего момента кажется Энакину каким-то подвохом, уж очень непохожим на правду, но Дуку действительно их отпускает. По крайней мере, не препятствует, словно нарочно позволяя покинуть планету.
К собственному стыду, Энакин едва не забыл о Сатин, желая лишь поскорее убраться с Мандалора и забрать отсюда Оби-Вана… Ах да, и еще вернуть собственный корабль туда, откуда угнал его. Падме порешает своего непутевого названного братца ко всем ситхам, как только он его посадит. Ну, если ей, конечно, не воспрепятствует Асока.
О жене позаботился Оби-Ван, который, словно обезумев, вцепился в бездыханное тело Сатин, заявив, что не уйдет отсюда без нее. Энакин не стал возражать. Не в его положении. Но когда, усевшись в кресло второго пилота, Кеноби так и не выпускает супругу из своих рук, нервы Энакина не выдерживают.
– Она умерла, Оби-Ван! Сатин мертва! Перестань, умоляю! – он повышает голос, сам не замечая, насколько безжалостно звучат его слова, как сам тон его приобретает резкие, царапающие слух, металлические нотки.
Кеноби смотрит куда-то мимо джедая немигающим взглядом, поднимаясь с кресла, разворачивается и выходит, покидая кабинку пилота. R2-D2 неодобрительно пищит, обиженно отворачиваясь от Энакина.
– Что, думаешь, это было слишком грубо? – он сильно сжимает губы и до боли прикусывает щеку, не дождавшись ответа. – Понятно.
Доверив управление автопилоту, Скайуокер поднимается с места, вознамерившись пойти к Оби-Вану и извиниться за свое поведение. Но тот возвращается сам. Уже без Сатин. Энакин опускается обратно в кресло, откинувшись на спинку.
– Надеюсь, ее родные простят мне такое волеизъявление, но я действительно не мог. Не мог оставить Сатин на планете, где ее предал собственный народ, в который она верила, – произносит Оби-Ван. – Я должен привезти ее на Набу. Герцогиня Кеноби будет похоронена в фамильном склепе Кеноби.
– Значит, на Набу, – со вздохом повторяет Энакин, меняя заданный курс. Теперь уж точно останется только гадать, куда именно Падме затолкает ему световой меч.
– А? – Оби-Ван вздрагивает, обращая взор на Энакина, словно говорил не с ним, а с пустотой, лишь для того, чтобы выговориться, и не ожидал никакой реакции.
Впервые с того самого момента в тронном зале, он смотрит прямо на джедая. Энакин чувствует, что должен что-то сказать. Хоть что-то, неважно, но прямо сейчас, пока зрительный контакт не разорван и момент не утерян окончательно.
– Прости меня, – с трудом выдавливает он самое очевидное и, пожалуй, банальное, что вообще мог сказать. – Знаешь, Сатин была очень сильной женщиной. Я не смог, а она… – губы юноши искажает горестная усмешка.
– Эни… Я своими глазами видел то, что произошло. Твоей вины здесь нет, – Оби-Ван протягивает руку, но не касается джедая, поскольку тот резко уклоняется, и пальцы его сжимаются, а ладонь бессильно опускается вниз.
Больше всего на свете Энакину хочется сейчас ощутить тепло любимой руки. Но он упрямо продолжает наказывать себя и, сам того не зная, Оби-Вана.
– Я должен был быть на ее месте, – упрямо повторяет он, как заученную мантру, словно веря, что сама Сила услышит.
– Нет, – качает головой Оби-Ван. Голос его звучит уверенно. – Я бы не простил этого. Ни тебе, ни себе.
Энакин ничего не отвечает. Просто потому что, кажется, все его слова утратили ценность, а любой вопрос из тех, что он хотел бы задать, прозвучит абсолютно глупо и дико. Оби-Ван же спасает положение тем, что вскоре засыпает, переутомленный, прямо в кресле. Что ж, его можно понять.
Всю дорогу до Набу, Энакин, отключивший автопилот, сосредоточен на управлении звездолетом. Полеты всегда отвлекали от дурных мыслей, расслабляли и в целом оказывали на него благотворное воздействие. Чего, по всей видимости, нельзя было сказать об Оби-Ване, который практически все время проспал. К слову, сон его похож на сон больного лихорадкой: беспокойный, поверхностный, болезненный, с частыми пробуждениями, сразу после которых он снова проваливается в сон, словно желая стряхнуть его с себя, но оказываясь не в силах.
Глядя на эти мучения, преследовавшие Оби-Вана не только наяву, но и во сне, Энакину безумно хочется чем-то помочь. По крайней мере, это единственное, что он мог бы сделать для него. Сконцентрировавшись, джедай пропускает сквозь себя тонкие ниточки Силы. Его охватывает уже знакомое ощущение света, идущего изнутри, и он направляет Силу, с помощью нее осторожно, невесомо касаясь Оби-Вана. Пшенично-рыжих, слегка влажных волос, лба, покрытого испариной – свидетельство начинающейся болезни, пробирается под одежду, даря ощущение приятной, ласковой прохлады. Слыша, как дыхание становится размеренным, видя, как черты лица – губы, вытянутые в тонкую линию, складка, пролегающая меж бровей, сжатые до напряжения веки – расслабляются, Энакин слабо улыбается и заканчивает. Это меньшее, что он может дать. Но также и большее.
Всю дорогу он думает о том, что надо связаться с Падме, но решает сделать это по приземлению, что кажется ему разумным. Пытается придумать что-то, что худо-бедно было бы похоже на правду, но ничего не выходит.
«А значит, лучше для меня будет доставить домой Оби-Вана и убраться с этой планеты как можно скорее,» – думает Скайуокер.
Но по прибытию на Набу, он понимает, что ему самому сейчас, как никому другому, нужен здоровый сон. Сколько он уже не спал?.. Но перед этим желательно подкрепиться хоть чем-то, поскольку желудок Энакина явно намекнул ему, что так дело дальше не пойдет.
На его счастье, хорошо отдохнувший и выспавшийся, в отличие от него, Оби-Ван сам предлагает Скайуокеру остаться, а вернее, просто оставляет его без какого-либо выбора, заявив, что пока тот не придет в себя – никуда не полетит. Этим он напоминает Падме: забота, граничащая с диктатурой.
Поняв, что теперь уж точно попал, Энакин решает связаться с Амидалой. Та отвечает незамедлительно, не дав Скайуокеру и рта раскрыть. Глядя на нее, он понимает, что если бы голоизображение могло кого-то ударить, она бы с превеликим удовольствием это сделала:
– У тебя одна минута, чтобы назвать мне как минимум пять причин своего свинства и сообщить свое местоположение.
– У меня только одна причина, – честно сознается Энакин. – Мой друг был в беде и я не мог бросить его на произвол судьбы. Поэтому сейчас я на Набу, куда привез сенатора Кеноби, вызволенного из мандалорской тюрьмы.
– Ах вот оно что, – кивает Падме с каким-то понимающим, сочувственным даже, вздохом, и Энакин чувствует подвох раньше, чем она продолжает. – Надеюсь, для Совета это будет достаточным основанием.
– Ты… Ты сообщила Совету?! – нет, такого подвоха он уж точно не ожидал.
– А что мне оставалось? Ты бесследно пропал вместе с кораблем, словно испарился. Мы с Асокой застряли на неопределенное время, хотя должны были уже вернуться на Корусант. Я за тебя волновалась, ты не выходил на связь, и… Нет, извиняться я не буду, – заканчивает девушка, сжав губы и скрестив на груди руки.
– Ладно, все понял. Прости, Падме. Я тут не задержусь, скоро буду, – Энакин со вздохом откидывается на постель. Теперь ему уж точно крышка, но даже это известие приносит какое-то небывалое облегчение. Иногда, когда тебе плохо, наступает тот момент, когда ты уже ни во что не веришь, желая, чтобы стало еще хуже. Все же, решать насущные проблемы – проще, чем грызть себя неразрешимыми переживаниями, приводящими в тупик. С этими мыслями он и засыпает.
***
На следующее утро… Или день?.. У Энакина давно уже отсутствует какой-то режим благодаря вечным перелетам, и он совершенно не может сказать, проспал он сутки или два часа… Он просыпается с мыслями убраться отсюда. Ни с кем не прощаясь, даже с Оби-Ваном… Особенно с Оби-Ваном. Скайуокер никогда не бежал с поля боя, но сейчас ему хочется бежать, подобно самой трусливой вомп-крысе.
– Ты улетаешь? – он не успевает взобраться на борт, когда его окликает голос Кеноби, заставляя обернуться. Он не имеет ни одной идеи, как здесь оказался Оби-Ван, если тот, конечно, не преследовал его от самых ворот дворца своей сестры, где они и остановились.
– Да, приходится, прости, – вздыхает Энакин, остановившись, вымученно глядя на него. Ему было бы легче встретить ненависть в любимых глазах. Но в них лишь печаль.
– Я… Я хотел спросить. Что сказала тебе Сатин перед смертью?
– Она просила спасти тебя, – тяжело сглатывает Энакин. – Просила о тебе позаботиться и… Сделать счастливым. Но боюсь, она доверилась не тому человеку.
– Знаешь, Сатин всегда была очень проницательна. От нее невозможно было ничего утаить. И возможно, ее жертва была не напрасна ради меня… Ради нас, – вздыхает он.
– Что? О чем ты?
– Останься, Эни.
– Я… Я не могу, – произносит Энакин дрожащим голосом, часто мотая головой, отступив на шаг. – Не сейчас.
«Останови меня. Останови. Меня. Останови. О с т а н о в и. Остановименяостановименяостанови.»
Но он лишь улыбается и стискивает зубы, готовясь отпустить.
– Когда закончится война, – слабо улыбается Скайуокер, – я попытаюсь еще раз. Закончу со всеми своими делами, и лишь затем возьмусь за самое главное. На Ордене свет клином не сошелся. Возможно, на моей карьере гонщика еще рано ставить крест, – неожиданно для себя озвучивает он то самое, о чем думал с их первой ночи.
– Ты хочешь сказать, что… – Энакин не дает Оби-Вану договорить, кивая в подтверждение его мыслей, и, развернувшись, забираясь на борт корабля. – Я люблю тебя, Энакин, – слышит он вслед. Но не останавливается, даже не оборачивается.
– R2, приготовь ко взлету, – отдает он команду, махнув рукой в сторону дроида, и падает в кресло пилота, до боли стиснув дюрасталевыми пальцами собственные волосы и закусив указательный палец живой руки. Когда Набу остается где-то внизу, по лицу юного джедая крупным градом катятся слезы.
========== Часть 19 ==========
–…И чтобы глаз с нее не спускал, понял меня, Энакин?!
Асока и Энакин переглядываются, обмениваясь понимающими взглядами, и синхронно вздыхают. Уже не впервые их отправляют куда-то вдвоем, да и порученное им задание на сей раз, казалось бы, пустяковое, но… В общем-то, всякий раз одно и то же. Падме включает режим “мамочки” и никто не знает, как с этим бороться.
– Магистр Амидала, вы что, думаете, что я справляюсь с отрядом взрослых мужиков, и вдруг не справлюсь с ребенком? – “магистром Амидалой” Скайуокер обычно называет подругу, когда желает подзадорить и вывести из себя. Но на сей раз, значительно быстрее из себя выходит Асока.
– Мне, вообще-то, уже шестнадцать! – возмущается девушка, себе под нос добавляя. – И это еще неизвестно, кому там из нас с кем “справляться” придется.
– Я, пожалуй, не буду тебе напоминать, что в прошлый раз все закончилось тем, что ты оставил моего падавана один на один с Гривусом, – Падме неодобрительно косится на Энакина.
– Э-э! Что за подтасовка фактов? Я виноват, что она сама побежала преследовать Гривуса?!
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос, – вздыхает Падме. – У твоих клонов хотя бы самодисциплина присутствует, – теперь неодобрительный взгляд достается уже Асоке. – Мое счастье, что хотя бы сенатор, летящий с вами – взрослый адекватный человек.
– С…сенатор? – Энакин давится воздухом. – Но разве мы не королеву должны были сопровождать?
– Эни, не тупи, – мягко и как-то снисходительно улыбается Амидала. – Это же тайная встреча. Не официальная. Ты хоть представляешь вообще, как это выглядело бы? “Королева Набу встретилась с сенатором от сепаратистов”.
– Я-то думала, вы пошутили, когда говорили о сепаратистах, – недоверчиво глядит Асока на свою учительницу.
Энакин уже не слышит, что отвечает ей Падме, поскольку все его внимание поглощено другим. Он совсем не готов встретиться с Оби-Ваном снова, хотя с момента их последней встречи прошел целый месяц.
Он боится. Боится неловкого молчания. Боится новых серьезных разговоров о будущем. Боится воспоминаний о произошедшем. И неизвестно, чего на самом деле боится больше всего… Как там говорил мастер Йода? Страх – первый шаг на темную сторону?
«Хорошо, все-таки, что с нами летит Шпилька. Ее присутствие должно немного разрядить обстановку,» – думает Энакин позже, глядя на то, как идет на посадку корабль Кеноби, на котором им предстояло лететь.
Асока бежит первая. Как ребенок, честное слово, даром, что на днях исполнилось шестнадцать:
– Здравствуйте, сенатор Кеноби. Я – Асока Тано, джедай-падаван, – громко заявляет она.
– Падаван мастера Скайуокера, я полагаю? – вопрошает сенатор, взглянув за плечо девочки, на поспешно подошедшего вслед за ней Энакина, обменявшись с ним быстрыми приветствиями кивком головы.
– Нет-нет, магистра Амидалы, – качает головой девочка. – Кстати, мне же можно будет повести?! – она с интересом обегает корабль со всех сторон.
– Ну, если Энакин не про… – начинает Оби-Ван, но Скайуокер резко его обрывает:
– Против!
Асока обиженно хмурится:
– Мастер Амидала бы разрешила. Она всегда говорит, что мне, как падавану, нужно больше практики.
– Извини, Шпилька. Но я – не мастер Амидала. Право управления еще надо заслужить, так что я посмотрю на твое поведение, и может быть – может быть! – на обратном пути дам тебе немного побыть пилотом.
Тано недовольно огрызается, зло пиная ближайший камень, и Энакин думает, что ему приходится быть слишком уж строгим. Но причина, разумеется, не в том, что он хочет позлить девочку, вредничает или не доверяет ей.
«Прости, Асока, но тебе придется немного поразвлечь беседами уважаемого сенатора, пока я управляю кораблем. В конце концов, каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается,» – мысленно усмехается он.
И Энакин оказывается прав. По крайней мере, Асока действительно отвлекает Оби-Вана своим присутствием от его собственного… Правда, весьма необычным способом: продолжает спорить с сенатором всю дорогу.
– О каком таком мирном соглашении с сепаратистами может идти речь после всего, что они совершили?! – не унимается воинственная Тано. – Почему вы вообще решили, что они станут вас слушать?!
– Бонтери – друзья моей семьи. Мина Бонтери и вовсе лучшая подруга моей сестры. И, как большинство сепаратистов, она не поддерживает решение конфликта при помощи войны, – спокойно, словно школьный учитель, объясняет Оби-Ван.
– Так уж и большинство! – весьма скептически реагирует на его слова Асока. – И вообще, какая подруга?! Она же сепаратистка!
– Это не характеризует ее, как человека. Я погляжу, ты много сепаратистов повидала, юная леди?
– О, предостаточно! – тянет саркастическую улыбку Асока.
– Назови, – мягко улыбается Оби-Ван, при этом внимательно уставившись на девушку.
– Ну, Дуку, Гривус, э-э… Да много, кто! – раздражается юная падаван, как типичный подросток, который теоретически понимает, что может быть неправ, но отказывается это принимать.
Когда, взбудораженная этим разговором, Асока вбегает в кабинку пилота, дабы поделиться с Энакином, видимо, надеясь на его поддержку, забыв ради этого даже о недавней размолвке, Скайуокер не находит, что ответить. Пусть будет так, если это положит окончание войны. Прежний Энакин, задай ему тот же вопрос в начале карьеры генерала, согласился бы с Асокой, но теперь…
«А что теперь, Скайуокер? – спрашивает он у себя. – Ну закончится война, ну допустим. А дальше что? Ты действительно думаешь о карьере гонщика? О том, что сможешь выкинуть из жизни двенадцать лет, словно их не было, и жить нормальной человеческой жизнью?»
От визита в особняк сенатора конфедерации независимых систем Энакин ожидал чего угодно, но не того, что хозяйка – средних лет высокая дама с короткой стрижкой, которой, видимо, и была Мина Бонтери – радушно пригласит всех троих к столу и предложит выпить, за бокалом вина интересуясь у Оби-Вана делами его сестры. От всего этого, Энакин чувствует себя ужасно неловко, словно является невольным слушателем разговора двух давних друзей. И глядя на Асоку, он понимает, что она еще более смущена, чем он сам, после своих-то пламенных речей о продажности сепаратистов.
После ужина девушка пытается сбежать из-за стола, и, судя по тому, как она косится то на самого Энакина, то указывает ему взглядом на дверь, надеется, что тот составит ей компанию. Но гостей вызывается сопроводить сын Мины – Лакс, видимо, совершенно не так истолковав их поведение, решив, что гости заскучали, и предложив провести им экскурсию по владениям своей семьи.
Скайуокер доходит лишь до выделенной ему комнаты и, поблагодарив хозяйского сынка, поспешно ретируется под непередаваемый взгляд Асоки, явно такой подставы не ожидавшей. Оглядев светлый и немного старомодный интерьер, чем-то напомнивший ему старое поместье Кеноби в озерном краю, он пожимает плечами и ложится на застеленную кровать. Спать ему не хочется, за окном еще совсем светло, но и на какие-то дополнительные телодвижения сил не осталось.
Легкую дремоту, в которую за своими мыслями провалился Скайуокер, нарушают чьи-то шаги в направлении его кровати. Открыв глаза, Энакин понимает, что неизвестно, когда, успели спуститься сумерки, поскольку в комнате, где он не зажигал никакой свет, стояла приятная, успокаивающая глаза полутьма.
Он решает, что, должно быть, Асока, наверняка успевшая повздорить с тем парнишкой, снова зашла пожаловаться. Готовый выслушать Шпильку, он садится в кровати, но вместо девчонки видит перед собой стоящего в метре от него Кеноби.
– Оби-Ван?..
– А ты решил избегать меня вечно? – дождавшись, когда неловким жестом Энакин предложит ему сесть рядом с собой, Оби-Ван усаживается на помятую постель, и добавляет. – Если ты ждал от меня первого шага, то можешь считать, что это он. Я все понимаю, ведь я старше, и за мной изначально ведущая роль в отношениях. Я слишком многое возложил на тебя.
От этих слов, Энакин неожиданно вспыхивает:
– Я – не мальчишка, Оби-Ван. Я – генерал. И уж точно не жду, что кто-то начнет решать за меня. Если ты дважды отымел меня, это не дает тебе никакой “ведущей роли”.
– Прости, – даже в потемках Энакин понимает, что сейчас Кеноби краснеет. Отчего-то, такая реакция вызывает у Скайуокера тихое удовлетворение. – Я еще тогда, на Мандалоре, заметил, что ты очень сильно изменился, Эни. И мне хотелось бы знать, изменились ли твои чувства тоже?
