Текст книги "Соулмейт для джедая (СИ)"
Автор книги: Ophelia Stern
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
========== Часть 12 ==========
– Ох, господин, вы замечательно выглядите! Самый завидный жених в галактике, не менее! – восторженно восклицает молоденькая горничная, что едва ли не пляшет вокруг сенатора, поправляя то воротник, то пуговицы его белоснежного плаща, пошитого специально к свадьбе лучшими мастерами Набу – королева лично распорядилась, чтобы наряд ее младшего брата соответствовал статусу и торжественному событию.
Оби-Ван же уже заранее представляет в красках тот момент блаженства, когда он стянет с себя этот неудобный, слишком облегающий для него, привыкшего к свободной одежде, свадебный костюм, но все-таки благодарит девушку.
– Нет, думаю, рукава надо все же подогнуть, слишком длинные! – суетливо взмахивает руками девушка.
Сенатор, в принципе, и сам бы прекрасно управился со всем этим, но не отказывать же своей единственной прислуге, для которой весь этот процесс предсвадебных хлопот – сплошное удовольствие. Потому, пока девица заботливо поправляет манжеты, он лишь задумчиво разглядывает свои пальцы, усыпанные перстнями —традиция такая, надевать по особым случаям фамильные драгоценности, и думает о том, что скоро к ним присоединится еще одно кольцо.
Наверное, для урожденного аристократа его отношение к роскоши можно бы было назвать странным. Проще говоря, оно было абсолютно никаким. Наверное, отчасти это, когда он был подростком, и послужило для появления его забавы, которая после стала неплохим стратегическим ходом – притворяться простым оруженосцем, чтобы кто-то другой носил эти тонны гримма и традиционные украшения вместо него.
Зашедший дворецкий сообщает о прибытии Сатин. Оби-Ван благодарит его и горничную, отправив ее, наконец, прочь из комнаты, под предлогом того, чтобы кто-то проконтролировал процесс приготовления к празднованию, и критически оглядывает себя в зеркале, из которого на него уставилось непривычно гладко выбритое лицо. Сатин частенько говорила, что без бороды ему лучше, и в шутку ворчала, чтобы он, наконец, побрился, потому к свадьбе Кеноби решился на столь смелое для него преображение.
Выйдя встречать герцогиню, добираясь сквозь просторные залы, Оби-Ван отмечает, что подготовка к свадьбе идет полным ходом. Репортеры, приехавшие заранее, уже расставляют свои голокамеры. Совершенно без радости он отмечает, что в самый важный, самый счастливый для него день он хочет лишь одного – сбежать. Скрыться от мира в полузаброшенном отцовском поместье, со всех сторон окруженном озерами, вместе с Энакином.
Энакин…
Этот мальчишка, бесцеремонно ворвавшийся в его размеренную, привычную жизнь, перевернувший ее с ног на голову… И расставивший все по местам. Он научил чувствовать. Научил мыслить совсем иначе. С ним все казалось правильным. Все казалось просто: вот он, Оби-Ван, а вот тот, кого даровала ему сама Сила. Разве это правильно – отказываться от даров Силы?
Сатин как всегда сдержанно улыбается, видя его. Она тянет руку к его лицу и проводит пальцами по щеке. Неожиданно ярко улыбается, подняв взгляд ярких бирюзовых глаз, и Оби-Ван честно пытается почувствовать хоть что-то. Хоть что-то, кроме желания еще раз заглянуть в другие, серо-голубые глаза.
Он знает, что Энакин здесь, рядом, следует за ним по пятам, буквально в десяти шагах, выполняя отданный ему приказ, и именно поэтому он старается не оглядываться вокруг.
– Ты отлично выглядишь, любимый, – произносит Сатин, когда он берет ее руку в свою и машинально, руководствуясь одной лишь привычкой, целует пальцы.
– Ты тоже… Просто волшебная, – он улыбается. Искренне.
Она и правда прекрасна в длинном и будто бы воздушном белоснежном платье. Таком простом, но таком же светлом и изящном, как она сама.
Когда они впервые встретились, им было по двадцать три. Пять лет Оби-Ван ждал момента, когда назовет эту девушку своей женой, но она отчего-то не спешила давать согласие, несмотря на то, что отвечала взаимностью. Казалось бы, за это время можно было либо передумать раз десять, либо окончательно утвердиться в своем решении. И он был уверен. Ровно до того момента, как этот мальчик, как снег, свалился на голову, именно тогда, когда все было окончательно решено.
Он ведет свою невесту, без пяти минут жену, под руку во дворец своей старшей сестры, где и должна состояться церемония. Обменивается любезностями с десятками гостей, около трети из которых видит во второй, а то и первый раз в жизни. Передает привет на голокамеру какого-то особо назойливого репортера, и улыбается, тут же выставив перед собой руку, уклоняясь от дальнейших расспросов. Представляет свою будущую супругу гостям… Господи, какая скука!
– А тот юноша… Джедай? – интересуется Сатин, мягко беря его за локоть.
– Да. Представляет Орден, – Оби-Ван невольно тяжело сглатывает, видя, что внимание юноши, до которого уже тоже успели докопаться вездесущие репортеры (джедаи их отчего-то особо интересовали), обращено к ним. – Познакомься, Сатин, это Энакин Скайуокер, с недавних пор – рыцарь-джедай.
– О, так ты – ученик Квай-Гона? – неожиданно дружественным, даже покровительственным тоном интересуется она. – Сочувствую твоей утрате.
– Благодарю, – отзывается Энакин, взгляд которого из этих двоих прикован в большей степени к Оби-Вану, чем к девушке. От этого сенатору становится совсем не по себе.
– Мастер Джинн и его бывшая ученица были моими друзьями, во времена гражданской войны на Мандалоре они меня очень выручили, – поясняет Сатин, хотя Энакин не выглядит заинтересованным. – Именно поэтому, когда я услышала эту новость, я была очень опечалена.
– Давайте не будем об этом, госпожа Крайз… или, быть может, правильнее будет “госпожа Кеноби”?.. По крайней мере, не в этот светлый день. Я поздравляю вас со свадьбой. И вас, конечно же, тоже, сенатор Кеноби, – улыбается он.
Оби-Ван знает, что между ним и Энакином будет все кончено, как только он ответит согласием на вопрос священника. Он не уверен, является ли его чувство к Сатин любовью, но точно уверен, что слишком уважает ее, чтобы изменять. Это было бы унизительно для нее, как и для Энакина, которого окончательно обесчестила бы роль любовника. Эта связь станет губительна для них обоих. Для Энакина – как для джедая, для него – как для политика и мужа. И он, Оби-Ван, намерен оборвать ее, как бы бесчеловечно это ни было по отношению к Энакину.
Церемония длится бесконечно долго. В течении ее, Оби-Ван не сводит глаз с Сатин, вцепившись в девушку взглядом, как в спасательный круг. Ему кажется, что достаточно будет одного лишь взгляда на Энакина, чтобы принять, возможно, самое идиотское решение в своей жизни – просто сорваться и подбежать, поцеловать его на виду у всех – у Сатин, у своей величественной сестрицы, приблизительно десятка репортеров и журналистов… Несложно представить, какими заголовками будет мелькать вся пресса в ближайший месяц – “Сенатор Набу сорвал собственную свадьбу ради романа с рыцарем-джедаем”. Но им с Энакином будет уже все равно. Они сбегут отсюда. Вдвоем.
Он слышит собственный голос, повторяющий за священником клятву в любви к Сатин.
«Прости меня, мой мальчик…»
Он слышит, как их объявляют мужем и женой.
«Прости, Эни, прости…» – мысленно повторяет он в сотый раз по кругу, откидывая фату с лица своей уже жены, чтобы наклониться и поцеловать ее.
========== Часть 13 ==========
Сложнее всего было пережить первую ночь. Около литра предусмотрительно выпитого в течении вечеринки алкоголя – абсолютно зря. Алкоголь оказался неспособен заглушить те образы, что услужливо подкидывал Энакину его собственный мозг: Оби-Ван занимался с Сатин любовью, точно так же, как с Энакином в тот, первый раз, целовал ее и шептал ей те самые слова, что так и не услышал Скайуокер. Зато благодаря выпитому его полночи тошнило. Как оказалось после, таблетки, что выписал врач, никак не сочетались с алкоголем. Но в сущности, Энакину было плевать. Физическое недомогание, пусть в малой степени, заглушало боль душевную. Так он и заснул под утро – обхватив себя за талию, неудобно изогнувшись на застеленной кровати, и даже не раздеваясь.
Потом было легче. Вернувшись на Корусант, Энакин тут же был “обрадован” новостью о том, что в Галактике официально объявлено военное положение. Пожалуй, это сулило ему весьма интересное начало карьеры рыцаря-джедая. В глубине души, он был рад, если, конечно, в принципе можно радоваться войне.
Ему, совсем юному двадцатилетнему мальчишке, было поручено командование отрядом клонов, и звание генерала впридачу. С этим он и был отправлен на дальние рубежи, совсем не уверенный, что вернется обратно.
Энакин не был на Корусанте три месяца. За это время он успел приобрести несколько шрамов на своем теле, авторитет среди солдат и прозвище Герой-Без-Страха. И все это благодаря безрассудству, порой граничащему с безумием, с которым он рвался на передовые позиции, не доверяющий везению, судьбе, но остающийся тем, кто всегда, всякий раз, в итоге всех вытягивал. Для своих подчиненных он стал тем самым идеальным образцом джедая, рискующим всем, и в первую очередь собой, ради блага Республики. Они не видели в нем того, чем Скайуокер был на самом деле – сломленного человека, чувствующего себя живым, лишь идя по той тонкой грани, что лежала между жизнью и смертью.
Однажды ему удалось заглянуть в глаза смерти ближе, чем обычно. Тогда, Скайуокер закрыл свой отряд от взрывного устройства, одновременно отрезав себе путь к отступлению. В те доли секунды, прошедшие между раздавшимся взрывом и моментом, когда Энакин оказался отброшен взрывной волной и припечатан к стене, он впервые за все три месяца войны ощутил страх и какой-то внутренний протест перед тем, что должно было произойти.
Но похоже, Сила все же любила свое дитя, раз позволила ему отделаться несколькими переломами ребер, сотрясением и осколочным ранением в области живота. С таким вот боевым комплектом он и прибыл на Корусант, восстанавливать здоровье, по решению Совета, которому поспособствовала в первую очередь, конечно же, Падме.
И вот, Энакин уже неделю отчаянно пытается придумать себе занятие, которое позволит ему не сойти с ума. Находясь в госпитале, все, чего он мог желать – это покинуть стерильную палату, в которой уже начал путать времена суток, просыпаясь к десяти вечера и засыпая в обед. Но теперь, когда врач, повторно осмотрев Скайуокера, которого успели подлатать еще до прибытия на Корусант, разрешил ему вести “умеренно активную деятельность”, что подразумевает под собой нечто вроде “можешь пойти прогуляться, но не вздумай брать в руки световой меч, и Силы ради, никаких полетов”, он не имеет ни одной идеи в своей голове.
Он успел очень соскучиться по Падме, но, к сожалению, на момент его возвращения, ее не оказалось в Храме Джедаев, и когда она вернется – до сих пор неизвестно. Можно было бы, как любили многие джедаи, которым выдавались дни отпуска, зайти в бар и выпить чего-нибудь, но, вспомнив свой последний опыт с алкоголем, Энакин тут же решает откинуть эту мысль. Бесцельная ходьба по улицам – совсем не то, чего требуется ослабшему организму. Можно бы, конечно, было как всегда занять себя сборкой или разборкой каких-нибудь механизмов, но что-то подсказывает Энакину, что R2 не порадуется десятому за месяц апгрейду.
В конечном итоге, он принимает решение отправиться в Храм Джедаев и поискать там Эйлу или Кита, или, быть может, Пло-Куна. В общем-то, любого случайного своего приятеля среди джедаев, у которого можно бы было хотя бы узнать, как обстоят дела. Все же, он отсутствовал достаточно долго. Но его планы нарушает сообщение от канцлера, который просит Скайуокера зайти к себе.
Энакину даже стыдно становится за то, что он едва не забыл про своего давнего, пусть и не слишком близкого, друга. Канцлер Палпатин всегда ему нравился. В отличие от магистров Винду или Йоды, этот человек никогда не осуждал его, даже зная обо всех (вернее, теперь-то уже далеко не обо всех) далеко не джедайских слабостях Энакина. С самого детства он интересовался делами Скайуокера, пожалуй, больше, чем любого другого падавана, и если Квай-Гон был ему отцом, то Палпатина юноша мог назвать кем-то, вроде доброго дядюшки. Потому, не раздумывая, Энакин изменяет свой маршрут.
Возле самой двери, секретарь канцлера сообщает юноше, что у того сейчас посетители и беспокоить канцлера не стоит. Энакин соглашается было подождать в приемной, но из-за двери кабинета неожиданно выглядывает сам Палпатин:
– А, Энакин. Не стоит ждать здесь, ты можешь зайти ко мне, мой гость собирается уходить, – как-то очень настойчиво, положив руку на плечо юноши, канцлер уговаривает его зайти к себе, пока тот лишь поспешно благодарит, не успевая даже согласиться. – Ну, я думаю, представлять вас друг другу нет необходимости.
Внутри у Энакина что-то обрывается в один миг. Три месяца спустя, он наконец-то видит перед собой знакомую пшенично-рыжую шевелюру и светлые глаза, которые так хотел забыть (или убеждал себя в том, что действительно этого хочет).
– Добрый день, сенатор Кеноби, – он пытается холодно и вежливо улыбнуться, но чувствует, что его лицо лишь искажается в нервной гримасе.
– С возвращением, генерал Скайуокер, – приветствует в ответ Оби-Ван, поспешно отводя взгляд на канцлера. – Я же могу идти, господин канцлер?
– Да, разумеется, – кивает тот, наблюдая за тем, как сенатор поспешно выходит, чуть ли не выскакивает за дверь, и садится на диван, приглашая Энакина устроиться рядом. – Мне казалось, вы с сенатором – хорошие друзья. Что-то произошло?
Этот вопрос ставит Энакина в тупик. Что он в принципе может ответить? “Он женился и разбил мне сердце, а я все еще влюблен в него, как мальчишка, и вдобавок он моя родственная душа”?
– Вы как всегда проницательны, канцлер. Дело в том, что в последнюю нашу встречу… Случилось небольшое недопонимание, – выпаливает он, надеясь, что канцлер не станет выспрашивать подробности.
– Мальчик мой, я вижу, как тебя что-то гнетет. Я хочу, чтобы ты знал, что можешь всегда на меня положиться. Что бы то ни было, я постараюсь помочь тебе разрешить любую неприятную ситуацию. Все же, я имею достаточно высокое положение, чтобы позволить себе давать такие обещания, – улыбается он, глядя на Энакина.
«Боюсь, тут даже вы бессильны, канцлер.»
– Нет, это… Это пустяки, я просто не до конца оправился после взрыва, – Палпатин внушает доверие, и в голове Энакина даже проскальзывает мысль о том, чтобы все ему рассказать. Просто чтобы облегчить душу. Но его решительность проходит, как только момент упущен и канцлер уже начинает интересоваться его здоровьем и делами в армии.
У канцлера Энакин проводит приблизительно полчаса. Все же, Палпатин – человек занятой, и тратить его драгоценное время и дальше было бы наглостью, да и Скайуокер вспоминает о своем намерении проведать других своих приятелей.
В пустом коридоре он сталкивается с Оби-Ваном. Тот останавливается прямо напротив Энакина, словно специально ждал его.
«Теперь собрался маячить у меня перед глазами?»
Пытаясь скрыть свое раздражение, Энакин собирается просто обойти Кеноби, но тот хватает его за рукав, заставив обернуться.
– Эни, я… Просто хочу узнать о твоем самочувствии. Я совершенно случайно узнал о том, что с тобой произошло, и хотел зайти и навестить тебя в больнице, но подумал, что ты просто не захочешь меня видеть и выставишь вон.
– Ах вот как, – раздраженно вздыхает Энакин, уже не пытаясь скрыть своих эмоций. – Правильно, значит, подумал.
– Энакин, я понимаю твою злость, но поверь мне, не было и дня, чтобы я не вспоминал о тебе. Мне тяжело от того, что мы расстались вот так. Я хотел бы сгладить свою вину, но не представляю, что должен сделать, чтобы заслужить прощение, – Оби-Ван смотрит на него тем же сломанным взглядом, который Энакину приходилось наблюдать в зеркале, и он ощущает, как боль, пустившая корни в его душе, напоминает о том, что она все еще здесь и никуда не уходила.
– Нет, не надо, – джедай посильнее одергивает свой рукав. – Просто уходи.
Рука сенатора обхватывает его ладонь, в то время, как вторая тянется к вороту туники:
– Дай взглянуть…
Дурацкая метка, чтоб ее! Сколько раз Энакину хотелось просто прижечь её световым мечом!?
– Пошел ты к криффу, Оби-Ван Кеноби! – Скайуокер отталкивает от себя руки сенатора, своей дюрасталевой рукой продемонстрировав ему известный по всей Галактике жест “фак”. Удовлетворенно хмыкнув, уловив растерянность во взгляде Кеноби, джедай разворачивается и уходит прочь.
========== Часть 14 ==========
Падме вернулась на Корусант не одна. Вслед за ней с корабля сошла девочка-тогрута, лет четырнадцати на вид, хотя точно Энакин судить бы не взялся – внешность тогрут весьма обманчива.
Пока Скайуокер наблюдает за ними, оставаясь невидимым из-за своего укрытия в виде колонны, он замечает, что Падме всю дорогу объясняет что-то подростку, а та явно слушает, внимая каждому слову.
– Какие люди! Магистр Амидала собственной персоной! Неужто падаваном обзавелась? – появившись прямо перед носом парочки, Энакин, кажется, заставляет девчонку вздрогнуть от неожиданности, а саму Падме – распахнуть глаза, на секунду приобретая выражение лица, словно собирается хорошенько его огреть. На самом деле, она уже даже руку заносит…
– Тьфу, дурак! – смеется Падме, вместо удара сгребая Энакина в объятия, словно вот-вот оторвет его от земли, что выглядит довольно забавно, учитывая, что названный брат уже давно перерос ее на целую голову. – Да вот, как видишь… О Сила, как же я скучала! – прилив нежности у Падме, однако, длится не дольше, чем обычно, и, отпустив Энакина, она приобретает серьезное выражение лица. – Это моя новая ученица, ее зовут…
– Асока Тано! – восклицает девочка, которая до сего момента казалась молчаливой, но очень скоро Энакин понимает, что лишь казалась. Падме, которая теперь оказалась за спиной своей общительной ученицы, открывает рот, как раз собираясь что-то сказать, но тут же поджимает губы и характерно для нее одной хмурится, оказавшись ею перебита. – А вы и есть мастер Скайрокер?
– Да. То есть… Погоди, что?!
Глядя на праведное возмущение Энакина, Падме, что до сего момента смотрела на свою ученицу со строгостью, невольно фыркает в ладошку, и прищур темных глаз выдает ее улыбку. Юноша немигающим взглядом глядит на девушку, но та лишь разводит руками.
Энакин все еще не успевает остыть по поводу исковерканной фамилии, но девочка будто этого не замечает:
– Мастер Амидала многое мне о вас рассказывала, Скайрокер.
– Эй, прекрати меня так называть, мелкая! – возмущается Энакин, лишь после понимая, что выглядит сейчас в глазах девочки не как рыцарь-джедай, генерал и в принципе взрослый, ответственный человек, а как мальчик-подросток, но любопытство все же берет верх. – И что же поведала тебе магистр Амидала? – скрестив руки на груди, он на всякий случай заранее стреляет взглядом в Падме.
– Ну, она называет вас братом, рассказала, что вы были учеником её бывшего мастера, что вы отличный гонщик, можете починить все, что угодно, а еще – жуткий раздолбай, – на последних словах, горделивое выражение лица Энакина, которое оно успело приобрести, сменяется выражением крайнего возмущения, но на сей раз адресованного Падме.
Та виновато пожимает плечами, кивая на свою ученицу:
– Теперь ты – ее кумир.
– Да уж, огромная честь, – бурчит он себе под нос, хотя ему и впрямь приятно быть чьим-то кумиром.
– А еще магистр Амидала обещала мне устроить тренировочный поединок с вами, – встревает Асока, идущая чуть позади за ними двоими к Храму Джедаев.
– Я теперь не отвяжусь, да? – щурится Энакин, глядя на подругу, и та снова, молча и загадочно улыбаясь, пожимает плечами.
Снова взять в руки световой меч для Энакина, истощенного болезнью, оказывается самой сложной частью. Прошло около полумесяца, но по ощущениям – что-то вроде года с тех пор, как он в последний раз держал его. Но рукоятка, лежащая в дюрасталевой руке, дает ощущение правильности происходящего, которого Энакин не испытывал с тех пор, как вернулся на Корусант, думая лишь о том, что сейчас его отряд воюет за Республику, проливая свою кровь, пока он здесь прохлаждается в относительной безопасности.
Работа ему предстояла интересная. Если быть честным, то с новичками Энакин не сражался ни разу в жизни. Главным принципом обучения у мастера Джинна было полное отсутствие поблажек: соперник всегда должен быть сильнее, и тогда, только тогда можно говорить о каком-то совершенствовании. Самому Энакину пришлось пройти через огромное количество унизительных поражений от Падме прежде, чем он впервые сумел вывести бой хотя бы в ничью. И видимо, сама Падме решила придерживаться тех же методов в воспитании собственной ученицы.
Решив поразвлечься, Энакин становится в боевую стойку формы атару, которую обычно использовали Квай-Гон и сама Падме. Он видит, как брови девушки, наблюдающей за ними, изгибаются в удивлении. Энакин украдкой подмигивает ей.
К удивлению Скайуокера, Асока использует шиен. Точнее, конечно, в ее ведении боя проглядывались лишь какие-то зачатки шиен, еще не отточенного до подобающего уровня. Энакин и сам поклонник пятой формы, но предпочитает делать уклон в джем-со, от чего этот бой становится вдвойне интересным. Когда девочка понимает суть его обманного маневра, и без того большие глаза округляются от удивления, и, злая на Скайуокера за его жульничество, она обрушивает на него целый град косых и кривых выпадов. Про себя Энакин смеется, но лишь от того, насколько ему эта реакция не по наслышке знакома. Один уверенный выпад – и световой меч вылетает из рук девчонки.
– Неплохо, – одобрительно кивает он, удивляясь, насколько по-учительски звучит его тон. – Но будь здесь ситх, ты бы уже была убита.
«И я тоже, чего греха таить?» – думает он про себя.
Поблагодарив девочку за бой, он уходит в сторону, наблюдая за тем, как уже Падме, стоя за спиной Асоки, прижимаясь к ней, направляет руки девочки, оттачивая с ней сложный выпад. Ладонь старшей обхватывает руку младшей, которой та сжимает рукоять светового меча, буквально мертвой хваткой вцепившись в нее —основная ошибка большинства падаванов. Энакин с улыбкой вспоминает, как его мастер выправлял тем же методом его стойку. Только здесь было что-то еще, чего Скайуокер, пусть и замечал, но уловить пока не мог.
– Слушай, Эни, а может, тебе тоже стоит подыскать падавана? – улыбается Падме, когда Скайуокеру все же удается вместе с Асокой уломать ее завершить тренировку (даже удивительно, насколько мастер Амидала оказалась суровой учительницей) и отпустить на отдых вконец измотанную ученицу.
– Ну нет, – смеется Энакин, но взгляд его серьезен. – Не думаю, что кому-то, вроде меня, можно доверять детей.
Не то, чтобы он боится ответственности, но с таким-то учителем, привыкшим лезть в самое пекло, это был бы неоправданный риск для жизни ученика. А рисковать чьими-то жизнями Энакин не любит и не умеет. Только своей.
– И я, кстати, еще не совсем валюсь с ног. Поэтому… Может, дуэль? – улыбается он. – Как в старые времена, м?
– Ну если ты не боишься, что я сделаю тебя, как ребенка… – пожимает плечами Падме, становясь в боевую стойку и активируя зеленый клинок, – тогда защищайся.
========== Часть 15 ==========
Он не видел Оби-Вана чуть больше года. То есть, разумеется, видел пару раз, волей-неволей сталкиваясь в здании Сената, куда наведывался к канцлеру, изредка объявляясь на Корусанте, но это были лишь короткие мгновения, которых, впрочем, Скайуокеру оказалось достаточно для главного: убедиться, что его любимый жив и здоров, и по-прежнему существует где-то отдельно от него. Он еще не умел, но учился любить, как джедай – без желания обладать и попыток предъявить свои права на объект своих чувств, и, что самое сложное – без ожидания взаимности.
Но иллюзиям суждено было разбиться.
Вот Оби-Ван стоит на коленях, согнувшись, почти завалившись на пол, хватаясь за шею, и судорожно скребет ногтями плитку. Вот он поднимается, как-то неестественно, словно марионетка, которую тянут за ниточки, и алый клинок пронзает его грудь. Тело, как тряпичная кукла, падает на пол, на последнем выдохе шепча одно лишь слово, а вернее – имя:
– Энакин…
Невидящий взгляд застывших, стеклянных глаз, в которых всего секунду назад теплилась жизнь, уставляется перед собой, вверх – на убийцу.
– Это твоя вина, – произносит Дуку, обращаясь к единственному свидетелю, устремляя взгляд в угол зала, где только что свершилось хладнокровное убийство – или казнь?
– НЕ-Е-Е-ЕТ! – эхом разносится крик, полный отчаяния.
– Нет! – Энакин резко садится в импровизированной кровати – проще говоря, на расстеленном на полу матрасе, пробуждаясь от собственного крика, и хватает механическими пальцами запястье живой, дрожащей руки.
Падме и Асока спят, уместившись вдвоем на односпальной койке. Первая на спине, закинув за голову руку, вторая – под боком у наставницы, во сне закинув на нее ногу, видимо, только засчет этого и удерживаясь на кровати, с которой наполовину свисала.
Поднявшись с пола, Энакин смотрит в окно, пытаясь определить, сколько времени. Наверное, на Корусанте сейчас уже утро. Что ж… Остается только надеяться, что канцлер уже бодрствует и он его не разбудит.
Как бы там ни было, Энакин уже прекрасно знает, что собирается делать дальше. Поскольку спал он одетым, не теряя времени, Скайуокер сворачивает свой матрас и нашаривает в темноте световой меч, пристегивая на пояс. Идя мимо кровати девушек, он резко останавливается, замерев.
– М… Падме… – доносится слабый голосок со стороны Асоки.
Но к счастью Энакина, девушка просто разговаривает во сне. Резко выдохнув, юноша покидает комнату, на цыпочках выходя из дома, дабы не разбудить тви’лекскую семью, которая временно приютила троих джедаев на задании.
Канцлер выходит на связь достаточно быстро. Как всегда рад видеть Энакина, но у того нет времени даже на элементарную вежливость:
– У меня немного странный вопрос к Вам, канцлер. Скажите, есть ли какие-нибудь известия о том, как обстоят в данный момент дела на Мандалоре? – Энакин искренне надеется, что, руководствуясь одним лишь предчувствием, задал правильный вопрос.
– И все же, твой дар предвидения – за гранью моего понимания. Совсем недавно, оттуда поступил тревожный сигнал. Дозор Смерти во главе с Визслой отстранил герцогиню от обязанностей и захватил власть. И существуют доказательства, что к этому причастен Дуку.
– А… Что же вы и… джедаи? – Энакин с трудом сглатывает.
– Мы не имеем никакого права на вмешательство в дела Мандалора, поскольку герцогиня сама заявила о принадлежности к Совету нейтральных систем и невмешательстве республики, так что…
– Благодарю вас, канцлер, – перебивает Энакин. – До связи.
Ему нет необходимости интересоваться местоположением Оби-Вана. Энакин даже не предполагает, отчего-то он именно знает, что Кеноби на Мандалоре и в данный момент подвергается большой опасности. И ничуть не сомневается в причастности Дуку.
«Надеюсь, Асока и Падме простят мне угон нашего корабля, – думает Энакин, пробираясь по еще пустым в столь ранний час и полуразрушенным улицам к месту их стоянки. – Особенно, если я не вернусь.»
Он отгоняет от себя эти мысли. Вернется. Конечно же вернется. Он не собирается биться с Дуку, встревать в конфликт с Дозором Смерти, брать на себя ответственность за судьбу целой планеты и нарушать все писанные и неписанные правила. Провались этот Мандалор к криффовой матери – Энакин и возражать не станет. Главное, что он найдет Оби-Вана, вытащит его, где бы тот ни был, и больше ни минуты не задержится. Но если он не сделает этого сейчас – он себе не простит.
– R2, проложи курс на Мандалор, – командует Энакин, садясь в кресло пилота.
«Только дождись меня, пожалуйста.»
========== Часть 16 ==========
Только прибыв на Мандалор, Энакин почувствовал какие-то сомнения в том, правильно ли он поступает. Что, в сущности, может он, один-единственный джедай, даже не магистр, против армии вооруженных до зубов мандалорцев и впридачу ситха? Теперь он уже точно знал, что Дуку здесь. Его присутствие в Силе, заставившее Энакина поежиться, едва переступив борт корабля, он не спутает ни с чем другим. Захотелось забраться на корабль и броситься наутек с этой планеты.
Хорош же он будет, Герой-Без-Страха! Энакин усмехается таким мыслям и отгоняет их прочь от себя. Иногда приходится быть тем, кем тебя считают совершенно незаслуженно: героем, спасителем мира, своего рода гением и даже Избранным – неважно. Если потребуется, он будет. Ради Оби-Вана.
***
Оби-Ван Кеноби сидит в одиночной камере тюрьмы Мандалора. Он знает, что в соседней находится его жена Сатин. С политзаключенными тут не возятся так, как это было бы на Набу.
«Могло быть хуже, – утешает себя сенатор, в который раз обходя свою камеру, на что ушло два широких шага. – Например, как это было на Джеонозисе. А где-нибудь на Татуине нас скормили бы Сарлакку.»
Татуин… Он пытается представить себе неуютную и неприветливую песчаную планету, но в мозгу всплывает образ самого прекрасного дитя, какое она могла породить. Эни обиделся бы подобной ассоциации.
Сквозь прозрачную дверь, превращающую его из заключенного в какой-то экспонат, экзотическую зверушку, Оби-Ван наблюдает, как к камере подходит очередной мандалорец. Наверное, этот тоже решил почесать с ним за жизнь, лишний раз намекнув на собственное превосходство. Кеноби со вздохом садится на жесткую неудобную койку.
– На вашем месте, я бы накатал жалобу за такие условия размещения, господин сенатор, – слышится неожиданно знакомый голос из-под шлема.
Оби-Ван уже решает, что у него развивается паранойя со звуковыми галлюцинациями в качестве бонуса, но дверь раскрывается, а некто, шагнувший в камеру, тут же оказавшись рядом с ним, снимает шлем. Русые волосы, которые успели отрасти и теперь больше не торчали во все стороны так, что Оби-Вану постоянно хотелось их пригладить, спадают красивыми волнами, едва касаясь кончиками плеч.
– Эни!? – Оби-Вану не верится, что после всего, после их ужасно горького расставания и окончательного разрыва, этот мальчишка пришел за ним.
Он обнимает Энакина и замечает, что его юношеская, почти подростковая угловатость исчезла. По-прежнему стройный, даже немного худощавый, но никак не хрупкий. Война превратила его из мальчика в красивого молодого мужчину, и Оби-Ван не может понять, нравятся ему эти перемены на самом деле или нет.
– Я скучал, я очень скучал, – шепчет Скайуокер, сжимая его в объятиях в ответ, – Но сейчас нам надо отсюда уходить. – он хватает его за руку и тащит прочь из камеры.
– Постой, а… Сатин, – напоминает Оби-Ван, и Энакин останавливается, понимающе кивая.
