Текст книги "Соулмейт для джедая (СИ)"
Автор книги: Ophelia Stern
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Которого ты убил! – выкрикивает Энакин, чувствуя, как в его голосе звучат истеричные нотки. – И после этого еще надеешься, что я поверю тебе, тварь?! Хочешь оклеветать канцлера?!
– Я любил его! Он был для меня сыном точно так же, как ты для него! Сидиус заставил меня… Он отобрал у меня все. Он и у тебя отберет, даже не заметишь.
– Сомневаюсь! – огрызается Энакин, сжав руку посильнее напоследок, и отпускает графа, скидывая на пол.
– Я был глупцом… – ослабшим голосом произносит Дуку, садясь прямо на полу, не найдя в себе сил подняться. – Сидиус дал мне могущество, и оно опьянило меня. Я потерял двух самых дорогих для меня людей. Двоих своих учеников. Сначала Квай-Гона. Затем Вентресс.
– Дай-ка подумать, почему? – злорадствует Энакин. – Может, потому что ты сначала проткнул световым мечом одного своего ученика, а затем попытался убрать вторую, а?! Красиво же ты сейчас треплешь языком, ничего не скажешь, я почти верю, да-да!
– Путь ситхов – путь предательства. Сначала я предал их… А потом Сидиус предал меня, – кашляет граф. – Ответь, ты любишь Кеноби?
– Не смей произносить его имя! – Энакин заносит кулак, но лишь бессильно ударяет им по стене. Если Дуку хотел вывести его из душевного равновесия, то он может себя поздравить. Ему удалось.
– Тогда послушай меня. Если не ради своего покойного учителя, то хотя бы ради своего любимого. Держись подальше от Палпатина. Он ведь подослал тебя убить меня, верно?
– Он не подсылал, он..! – Энакин запинается, вспоминая разговор с Палпатином в его кабинете, и отчаянно мотает головой из стороны в сторону, словно желая таким образом вытряхнуть из нее то, что только что услышал от Дуку. – А, все ясно, – спокойно произносит он. – Ты решил перевести меня таким образом на темную сторону, втеревшись в доверие.
– Я больше ни на чьей стороне, Энакин. Я на своей собственной.
– Какое совпадение, я тоже! – восклицает Скайуокер, буквально искрясь сарказмом.
– Тогда, на крейсере… Квай-Гон ведь говорил с тобой, верно? – после того, как Энакин нерешительно кивает, окончательно оказавшись в замешательстве, граф продолжает. – Со мной он тоже говорил. Он сказал, что прощает меня. И попросил об одной вещи. Ты знаешь, о какой? Он попросил уберечь тебя.
Лицо Энакина перекашивается от боли при упоминании наставника в таком ключе. Непохоже, чтобы старый ситх – или скорее, уже-не-ситх – манипулировал им. Энакин помнит, как странно Дуку вел себя на крейсере, прося прощения у кого-то невидимого. Возможно, он мог услышать, как Энакин обращается к учителю, или почувствовать присутствие Квай-Гона. Возможно, он мог сыграть на этом. Но…
Сила, как же все это сложно! Энакину хочется, чтобы Квай-Гон заговорил с ним снова. Прямо сейчас ему нужна подсказка свыше. Или же просто разговор с кем-то близким. Энакину, привыкшему думать и решать самостоятельно, вдруг срочно понадобился чей-то совет. Но для начала, ему надо покинуть это место. Что он и собирается сделать.
– С тобой я позже разберусь, – поворачивается он к Дуку, но его слова звучат, как неуверенная попытка угрозы от мальчишки-подростка, и теперь Скайуокер чувствует себя, вдобавок ко всему, опозоренным.
С этими чувствами он и покидает камеру.
========== Часть 27 ==========
Асока впервые в местном баре. Конечно же, раньше ей уже приходилось бывать в барах, когда того требовала миссия, а это не было редкостью, поскольку именно питейные заведения зачастую оказывались теми местами, где легче всего разведать нужную информацию – пьяные люди, как-никак, отличались большей общительностью, чем трезвые – но всякий раз это происходило в присутствии Энакина или Падме. Но если первый как-то раз тайком от магистра угощал ее каким-то коктейлем, на который девочка сама же его уломала (правда, пожалела об этом, поскольку гадость оказалась несусветная, а голова болела еще пару часов), то вторая отличалась крайне профессиональным подходом и не была любительницей совмещать приятное с полезным.
Но сейчас Асока здесь одна. Один из лучших баров Корусанта, который она приметила для сегодняшней своей вылазки, произвел на девушку впечатление, но она так и не смогла определить, какое именно. Сейчас она вся слишком переполнена любопытством и новизной ощущений. Поначалу, девушку раздражают слишком яркие цветные вспышки, освещающие темное помещение, громкая музыка и толпы народу в очереди к барной стойке. Ее одолевает желание уйти, но раз уж она твердо решила провести этот вечер, свободный от занятий и тренировок, в баре, значит тут она его и проведет. Чтобы отвлечься, Тано принимается изучать взглядом всех присутствующих. Публика значительно отличается от той, что она видела в тех забегаловках, где им приходилось искать криминальных субъектов. Заведение полностью оправдывает звание “одного из лучших”: сплошь разодетая, а точнее будет сказать – полураздетая, “золотая молодежь”, которая представляет большую часть посетителей, высокопоставленные чиновники, расположившиеся на диванчиках в обнимку с экстравагантного вида “элитными” девушками, особо удачливые мошенники, пробившиеся в свет, но которым разве что на лице недостает надписи “вор”, и прочие, прочие, прочие… Достаточно взглянуть на спидеры, припаркованные на обширной площадке, прилегающей к заданию, чтобы понять, где ты находишься. Асоке становится не по себе. Еще не взглянув на карту бара, она заранее сомневается, что ее республиканских кредитов в кармане хватит хотя бы на один напиток оттуда.
Когда до нее доходит очередь, девушка взбирается на высокий стул прямо перед барменом, что внимательно глазеет прямо на нее, раскрывает рот и понимает, что не имеет ни малейшего понятия о том, что она собралась заказывать здесь. Она уже прекрасно осведомлена, что выбирать напиток по его внешнему виду – такая себе идея… Спасибо Энакину и “чудному” дымящемуся коктейлю приятного светло-фиолетового оттенка, что так приглянулся Асоке… Сила, зачем она снова его вспомнила?! Теперь ей точно в горло ничего не полезет!.. Знать бы только название хоть одного напитка, которым по крайней мере нельзя бы было отравиться – и Асоке бы этого за глаза хватило.
– Стакан “Девятого Вала”, пожалуйста, – раздается голос какого-то парня слева от нее.
– Да, и… И мне то же самое! – неловко улыбается, щелкнув пальцами, девушка.
– Ой, да я посмотрю, у этой юной леди отличный вкус! – изумляется незнакомец. – На мой счет запишите.
Что ж, если этот молодой человек настолько богат, чтобы купить алкоголь для незнакомой девушки, то пожалуйста. Асока не возражает. Взяв стакан с напитком, она благодарит то ли бармена, то ли незнакомца, и делает крупный глоток, тут же морщась и едва сдержавшись, чтобы не выплюнуть вино, или как назвать это криффово пойло, в тот же стакан:
– Тьфу, ну и гадость! – жалуется девушка, хватаясь за голову, поскольку барная стойка перед ее глазами сделала оборот прежде, чем вернуться в исходное положение.
– Что, в первый раз пьешь? – смеется незнакомый парень, выпивая свой стакан залпом.
– Как вы его пьете? – хрипло интересуется Асока, чувствуя, что ей надо глотнуть чего-нибудь, но уж точно не того, что оставалось в ее стакане.
– Я с Памарта, – поясняет незнакомец. – Этот напиток – то, чем славится мир, где я родился, так что…
– Да уж, помереть можно от гордости за такое-то пойло, – Асока отодвигает от себя стакан в сторону своего соседа. – Можете допить.
– Налей этой леди чего полегче за мой счет, – обращается парень к бармену, который, понимающе кивая, ставит перед Асокой другой стакан.
Она даже не успевает почувствовать вкус напитка и понять, что именно перед ней, залпом выпивая, дабы хоть как-то смягчить столь запоминающийся эффект от выпитого ранее. Что ж. Она всегда мечтала пережить что-то из разряда типичных подростковых приключений, которые могли бы произойти с кем-то, не являющимся джедаем. Напиться с каким-то странным парнем – тоже вполне себе приключение.
Спустя двадцать минут, Асока и ее новый приятель перемещаются за один из столиков. Девушка, привыкшая ко вспышкам света и громкому звуку, так раздражавшему ее ранее, теперь видя и слыша все словно сквозь какой-то вакуум, сбиваясь, повествует парню, чьим именем так и не удосужилась поинтересоваться, об аресте Дуку, в вольном пересказе. Настолько вольном, что в собственном изложении Тано и ситха сама обезоружила, и канцлера спасла, и Энакина с Падме заодно, подорвав между делом вражеский крейсер. Впрочем, парень отчего-то мало заинтересован. Куда больше его внимание привлекает разрез на топике Асоки и ее короткая юбка.
Девушке жарко и душно. Она глубоко дышит, набирая полную грудь воздуха. Хочется выбраться из этого бара поскорее и подальше, но разморенное алкоголем тело не слушается Асоку, словно сделавшись ватным. Она чувствует, как что-то прохладное скользит по ее ноге. И сейчас девушке абсолютно безразличен тот факт, что это рука незнакомца.
– Асока?! – окликает ее знакомый голос.
Она поднимает взгляд пьяных глаз, пытаясь сфокусировать его на источнике звука. Когда же расплывающийся образ перед ней, наконец, образовывает цельную картину, Асока ярко улыбается:
– Мастер Амидала!
– Магистр-джедай Падме Амидала, – холодно представляется Падме, обращаясь уже не к Тано, а к незнакомому парню за ее спиной. – И я посоветовала бы вам, юноша, убрать руки от моей ученицы и не пользоваться ее положением, – только сейчас Асока замечает, что в руке Амидалы – деактивированный световой меч.
– Магистр?.. Ученица?.. Так ты что, серьезно джедай?! – изумленно восклицает тот, уставившись на Асоку.
– Ну я же тебе говорила, – хладнокровно пожимает плечами та, все еще улыбаясь, глядя на свою спасительницу.
Из мира собственных грез ее вырывает Падме, хватая цепкой ладонью за локоть и заставляя подняться из-за стола, выводя из бара. Едва передвигая онемевшие ноги, Асока волочется следом за наставницей.
– Откуда вы узнали, что я здесь? – удивляется она.
– А я не знала. Зашла выпить с магистром Луминарой, а тут такой сюрприз, – невесело отзывается Падме, волоча непутевую ученицу по оживленным улицам вечернего Корусанта, отпустив ее локоть и вместо этого взяв под руку.
– А что, магистры пьют?! – искренне удивляется Асока.
– Ну мы же тоже люди… И взрослые, в отличие от тебя, люди!.. Да и знаешь, с такими-то падаванами странно, как большинство из нас не спились.
– Зачем ты меня забрала? Там было весело, – хнычет Асока, позабыв про местоимение “вы” и уважительное обращение к собственному мастеру. Не сказать, чтобы ей действительно было весело, но именно сейчас, на нетрезвую голову, возникает желание включить капризную девочку.
– Думай, о чем говоришь, Асока! – едва не задыхается от возмущения Падме. – Тебя чуть не изнасиловали!
– А ты что, ревнуешь? – пьяно смеется Асока.
– Возможно, – сдержанно отвечает Падме.
До Храма Джедаев отсюда рукой подать, но Асоке, с трудом переставляющей ноги, которые ей все тяжелее отрывать от земли, эта прогулка кажется вечной. И кстати, она не то, чтобы против вечной прогулки под руку с Падме.
Магистр практически на руках заносит Асоку в ее комнату, придерживая за талию, поскольку та рискует завалиться набок и заснуть где-нибудь у двери. Жар у девушки успел сойти за время пребывания на прохладном вечернем воздухе, но теперь ее начало клонить в сон с удвоенной силой.
Сквозь полудрему Асока чувствует, как Амидала, словно ребенка, раздевает ее до белья и укрывает одеялом.
– Па-а-адме!.. – протягивает она жалобным тоном, для чего ей даже усилий прикладывать не приходится, поскольку ее сонный голос звучит так сам по себе. – Полежи со мной, пока я не усну.
Вздыхая, Амидала ложится поверх одеяла:
– Все? Теперь спи.
– Не все, – слабо улыбается Асока, болезненным взглядом уставившись на наставницу.
Ей плевать, что будет завтра. Ей на все плевать. Она не осознает что делает, как сказали бы многие. Она достаточно пьяна для того, чтобы забить на все устои. И поцеловать своего мастера. Коротко, невинно и смазанно, лишь соприкоснувшись губами.
Обняв ученицу через укрывавшее ее одеяло, Падме целует ее в лоб. Обычное проявление чувств учителя к падавану. Но поцелуй этот получается чрезмерно теплым для двух джедаев, которые по какой-то нелепой случайности лежат в одной постели. Им часто приходилось спать вместе, когда другого места не хватало. Но именно сейчас, в этих обстоятельствах, все происходящее кажется чем-то личным. Чем-то за гранью реальности джедаев.
– Вот теперь все, – шепчет Асока, засыпая.
Проснувшись, девушка понимает, что уже совсем светло… Сколько же она проспала? Интересно, она хотя бы на завтрак успеет?.. Хотя тошнота, подступившая к горлу Асоки при одной только мысли о еде, прозрачно намекает, что завтрак – не самая лучшая идея. Ну да крифф с ним, поест как-нибудь в другой раз. Собственное зрение, медленно приходя в норму, хотя бы позволяет девушке понять, что она находится в своей комнате, а не где-то еще. Уже радует.
Падме рядом нет. Зато в изножье постели девушка обнаруживает совсем другого гостя, явно дожидавшегося здесь, когда она проснется…
– А-а-а! – вскрикивает она, натягивая одеяло до подбородка. – Скайрокер, уйди, я не одета!
– Меня это совершенно не интересует… Если ты не Оби-Ван, конечно. А я что-то не вижу, чтобы у тебя была борода, – смеется Энакин. Асока тоже пытается рассмеяться, но эти попытки отдаются болью в ее голове. Скайуокер вмиг становится серьезным, поднимаясь с ее постели и отворачиваясь. – Ладно, можешь одеться. Кажется, разговор нам предстоит серьезный.
Асока со вздохом поднимается с кровати и тянется за одеждой. Сейчас ей не хватает только серьезного разговора. Странно только, что от Энакина, а не от Падме. Хотя возможно, магистр подослала Скайуокера, не пожелав разобраться сама?
– Ну? – одевшись, поворачивается Асока к рыцарю-джедаю, готовая ко всему… Но не тому, что слышит в ответ.
– У меня проблемы, Шпилька. И я думаю, серьезные.
========== Часть 28 ==========
– У меня проблемы, Шпилька. И я думаю, серьезные, – сообщает подруге Энакин, садясь на ее кровать и уставившись куда-то в пол пустым взглядом.
Вчера он так и не пришел к Оби-Вану. Наверное, Кеноби будет злиться, что он пропал. Наверняка, не только он сам, но и любимый не сомкнул всю ночь глаз, беспокоясь о нем. Угрызения совести притупляет лишь дикое желание развалиться прямо на кровати Асоки и заснуть, которое он с трудом подавляет. Энакин не помнит, где он провел всю ночь. Факт в том, что он бесцельно мотался где-то в окрестностях Храма Джедаев. Много думал. Поэтому, теперь на это нет сил.
– Точно у тебя, а не у меня? – уточняет Асока.
Это кажется Энакину странным, но Сила услужливо подсказывает ему, что незадолго до его визита, скорее всего – ночью, кто-то был в комнате девушки, а собственное обоняние улавливает нотки чего-то алкогольного. Пожалуй, он не станет выяснять у девушки обстоятельства, по всей видимости, весело проведенной ею ночи. Все-таки, в этом нет необходимости, по одной простой причине. Это же Шпилька. Рано или поздно проболтается сама.
– О твоих проблемах я пока не осведомлен, но надеюсь, что они не сродни моим, – вяло улыбается Энакин. – У меня… Довольно странные новости. Вчера вечером я был у Дуку.
– Так, ну я смотрю, не я одна решила провести вчерашний вечер в непривычной обстановке, – Асока наливает себе стакан воды, залпом выпивая и тут же наполняя его снова, подтверждая догадки Энакина. – Это и есть вся твоя новость?
– Нет, еще не вся. Он утверждает, что канцлер Палпатин – и есть Дарт Сидиус… Ну, как тебе такое?
– Звучит, как бред, – искренне признается Асока.
– Я тоже так подумал. Но некоторые основания верить ему у меня все же есть. Он утверждает, что узнал о моей связи с Оби-Ваном от Сидиуса. Сидиус каким-то образом следит за мной… Может и не только за мной, я вообще не понимаю, какого криффа за мной следить!.. Но было еще кое-что. Тогда, на крейсере, я слышал голос своего учителя. Я и Дуку. И после этого в нем что-то… Изменилось, что ли, я не знаю, Асока! Не знаю, кому верить! – восклицает Энакин, прижав к разгоряченному лбу холодную дюрасталевую ладонь, которую ощущает даже сквозь плотную ткань перчатки.
– Я думаю, тебе стоит присмотреться к канцлеру получше. Я его почти не знаю, а ты, как мне казалось, едва ли не дружбу водишь. И я все же не стала бы так безоговорочно доверять Дуку. То, что вас посещают одни и те же галлюцинации, еще не значит, что теперь вы друзья навек… А кстати, что ты вообще делал у Дуку? – прижав стакан к виску, Асока щурится, глядя на Энакина.
– Я… В общем-то, я хотел его убить. Но не смог, – просто признается он, разводя руками.
– Тебе кто-нибудь уже говорил, что ты придурок, а? – закатывает глаза девушка, и Энакин в который раз благодарит Силу за существование Асоки. Реши он поговорить с Падме, она одарила бы его одним из тех самых своих осуждающих взглядов, и очень хорошо, если бы еще не доложила в Совет.
– Говорили, – честно сознается Энакин, пытаясь скрыть улыбку облегчения.
– Жаль, я не буду первой, – вздыхает Асока.
– Понимаешь, дело в том, что… – Энакин выдыхает. Если уж решился на откровения с лучшей подругой, то лучше высказать все и сразу. – Меня мучают кошмары. Мне часто снится, что Оби-Ван мертв. Снится, что я не спас его так же, как свою маму и учителя. И я связал это с арестом Дуку… Я уже говорил, что он в курсе наших отношений, и… Ох… – он мотает головой, обхватив лицо руками.
– Знаешь, если бы мой любимый человек был в опасности, я тоже делала бы все возможное, чтобы избежать ее, – Асока немного нервно поджимает губы. – Хотя может, это просто сон?
– Просто сон, повторяющийся множество раз? – неуверенно уточняет Энакин, скептически глядя на подругу.
– Да, звучит неубедительно, – нервно соглашается та.
– Может, пойдем поедим? Думаю, завтрак уже начался, – меняет тему Энакин, вспомнив лишь сейчас, что не ел ничего ровно столько же, сколько не спал. В отличие от сна, еды организм не требовал, но Оби-Ван точно прибил бы его, если бы узнал, что он устроил себе голодовку. Да и смена обстановки ему сейчас не повредит.
– Вау, так я его не проспала? – искренне удивляется Асока, явно обрадованная этим фактом.
Однако, никто из этих двоих так и не ест, даже заняв столик в общем обеденном зале храма и для приличия набрав тарелок с едой. Асоку, по всей видимости, все еще немного подташнивает и она с трудом проглатывает кусок хлеба, но вместе с тем она пытается унять засуху у себя в горле, опустошая стакан за стаканом крепкого чая. У Энакина же аппетита так и не появляется, потому он просто берет себе стакан молока, дабы перед Оби-Ваном не совсем стыдно было за свое скудное питание.
– Странно, что здесь нет Падме, – задумчиво произносит он, оглядывая присутствующих. – Не может же быть, чтобы ее отправили на задание или что-то в этом духе, и она не сказала нам. Обычно она никогда не опаздывала…
– Ну…. Магистры – люди занятые, – пожимает плечами Асока, быстро отводя взгляд, как если бы Энакин сказал что-то не то. А может, у него уже паранойя началась?..
Падме оказывается легка на помине. Ворвавшись в зал, она бегает взглядом в поисках своих – это Энакин замечает издалека, и поспешно протискивается к своей ученице и Скайуокеру. Она выглядит какой-то запыхавшейся и взволнованной. На Падме это совершенно не похоже.
– Что-то случилось? – интересуется Энакин сразу же после обмена приветствиями, краем глаза замечая, как старательно Асока отводит взгляд от своей учительницы.
– Ага, случилось. Экстренное собрание Совета, – невесело усмехается Падме, – по поводу убийства, произошедшего в тюремной камере.
Энакин чувствует, как сжимается его горло, рискуя вытолкнуть из себя очередной сделанный им глоток напитка наружу. С трудом проглотив несчастное молоко и сделав глубокий вдох через рот, юноша осторожно интересуется:
– А кого убили-то?
– Графа Дуку, – подтверждает его опасения Падме. – Не просто убили, а проткнули явно световым мечом.
Асока обменивается со Скайуокером многозначительным взглядом. Тот едва заметно хмурится, взглядом стараясь показать, что точно не в курсе и ни при чем. Постаравшись изобразить как можно более непринужденный тон, что получалось достаточно натянуто, если учесть, что голос предательски дрожал, он спрашивает:
– Вау. И кто же? Наши доблестные магистры уже в курсе?
– Большинство считает, что это дело рук Дарта Сидиуса. Но некоторые, как, например, Мейс Винду, придерживаются версии, что убийца – среди своих, – отвечает Падме, как-то странно смотря на Энакина. Или его и впрямь уже начинает параноить?
– Да и ну его к ситховой матери, этого Дуку, – подает голос Асока. – Больно уж противный старикан был.
Энакин не слышит, о чем говорит со своей ученицей Падме, поскольку в голове у него вдруг начинает дико звенеть, заглушая не только чужие слова, но и собственные мысли. Он в очередной раз подносит стакан к губам, но тот выскальзывает из пальцев и падает на стол, обрызгивая голубоватыми каплями одежду Скайуокера.
– Какой-то растерянный ты сегодня, Скайрокер. Что, смерть Дуку тебя так огорчила? – хихикает Асока. Он прекрасно знает, что девушка сейчас лишь подыгрывает ему, единственная зная настоящую причину поведения Энакина, и за это он ей благодарен. Энакин тоже пытается рассмеяться, но получается, как ему кажется, неестественно.
– Не думай, юная леди, что это освобождает тебя от утренней тренировки, – заявляет Падме, когда вокруг все уже начинают расходиться, поднимаясь из-за стола.
– Думаю, меня и моя собственная смерть бы от нее не избавила, – хихикает Асока. – Ну, видимо, до встречи, – она неловко машет рукой Энакину.
Больше у Скайуокера нет ни малейшего желания находиться в этом месте. Если с утра собственные проблемы казались ему нерешаемыми, то сейчас он дошел до той самой крайности, когда и проблемы уже проблемами не кажутся. Ему нужен отдых. И желательно, вне Храма Джедаев. И подходящее место он знает лишь одно…
– Где ты был всю ночь? – хрипло интересуется Оби-Ван, когда возлюбленный нежданно-негаданно заявляется к нему домой средь бела дня, а точнее говоря – утра.
– Пожалуйста, обойдемся без расспросов, – выдавливает Энакин жалобную улыбку. – Остановимся на том факте, что я был один. Надеюсь, тебя это успокоит.
– Не слишком, – честно признается тот.
Кеноби выглядит, как человек, который не спал всю ночь. Энакин отмечает, что его любимый впервые на его памяти расхаживает по дому в халате после пробуждения, а также то, как именно он кутается в этот халат, пряча даже ладони. Под какими-то поблекшими, потускневшими глазами Оби-Вана залегла тень, а сам он кажется Энакину не просто бледным, а белым, как любимые простыни на их кровати. Даже губы побелели и будто приобрели синюшный оттенок.
Конечно же, Энакин ожидал, что Кеноби волновался за него все время отсутствия, но чтобы настолько… Внешний вид любимого действует на него подобно самому болезненному уколу совести. Энакин даже ловит себя на мысли, что ему стало бы легче, если бы тот наорал на него, чего он опасался буквально пару часов назад.
– Тебе надо поспать. Нам обоим. Разговоры лучше оставить на время пробуждения. Идем, ладно? – тяжело вздыхает Энакин.
Хватая за руку молчаливого, пусто кивающего на его предложения отправиться в спальню, Оби-Вана, он уводит его в комнату, где, зашторив все окна, заставляет его лечь в постель. Глаза наглейшим образом слипаются, но Энакин какое-то время держится. Лишь после того, как до слуха его доносится мерное посапывание Оби-Вана, которого пригрел в объятиях, как он сам привык засыпать в руках последнего, джедай, наконец, позволяет себе поддаться сну.
========== Часть 29 ==========
Тишину полутемной комнаты нарушают скрип кровати, сбивающееся глубокое дыхание и тихие сладкие стоны. Сидя на бедрах любимого, насаживаясь на его возбужденный орган, Энакин откидывает назад голову. И почему он раньше не любил и всегда старался избегать эту позу? Каждое движение доставляет неимоверное удовольствие, заставляя Скайуокера задыхаться в экстазе, едва не срываясь на крик.
Но стоит ему опустить взгляд, чтобы взглянуть на лицо партнера, и собственный крик до боли пронзает слух. Оби-Ван смотрит, но вряд ли видит его стеклянными глазами, откинув на подушку голову, повернув ее немного вбок. Из приоткрытого рта начинает что-то сочиться, и на белоснежной подушке образуются пятна черной крови, или даже не крови, а расплавленной жидкой тьмы, которая уже не сочится тонкой струйкой, а хлещет наружу. Энакину страшно, дико, больно, он хочет слезть с тела любимого, хочет помочь ему или хотя бы попытаться, но собственное тело отказывается подчиняться Скайуокеру, продолжая получать мучительное, гадкое удовольствие.
– Сила, приснится же такое… – бормочет Энакин вслух, дабы привести себя в чувства, садясь в кровати.
Оби-Ван спит на соседней подушке. Энакин прислушивается к его тяжелому, хриплому дыханию и настораживается. Тянет руку, касаясь его щеки, лба, и отдергивая. У Кеноби сильный жар. Сам он по-прежнему мертвецки бледен, как и утром, но щеки горят нездоровым, болезненным румянцем.
– Оби-Ван?.. Оби-Ван, проснись! – трясет его Энакин, пытаясь привести в чувства. Но болезненный сон Кеноби слишком крепок, и если он и слышит возлюбленного, то не отзывается, а лишь хмурит влажный от испарины лоб и сдавленно кашляет.
Энакину страшно. Он как будто в ночном кошмаре и все никак не проснется. Словно в кошмаре он вызывает врачей, срывающимся голосом диктуя адрес. Словно в кошмаре проживает минуты до их приезда. Успевает наскоро одеться. И лишь затем понимает, что ему стоило бы выбрать иной наряд заместо джедайской робы, привлекающей к себе повышенное внимание. Наплевать.
Оби-Ван приходит в себя по дороге в больницу. Энакин улыбается сквозь слезы и просит его не делать резких движений. Несмотря на присутствие медиков, он не отходит ни на шаг, сжимая ослабшую руку любимого в своих ладонях. Кеноби бредит. При виде слез в глазах любимого, он и сам начинает плакать, что сейчас чисто физически дается ему с трудом.
– Эни… Поцелуй меня, – тихо просит Оби-Ван.
И Энакин целует. Склоняясь к любимому, примыкает своими солеными от слез губами к его губам, словно желая вдохнуть сквозь этот поцелуй жизнь, саму Силу, в побледневшие уста.
– Эни… – шепчет Оби-Ван, заставляя Энакина заглянуть в его глаза. – Выходи за меня.
– Ты бредишь, Оби, – сквозь очередной приступ слез смеется Скайуокер, мотая головой. – У тебя жар.
– Но ты выйдешь? – с какой-то надеждой повторяет он.
– А куда я денусь? – Энакин прижимает пальцы Оби-Вана к своим губам. – Только поправляйся для начала, ладно?
В больнице их разделяют. Оби-Вана увозят в палату для диагностики, а Энакина просят подождать в коридоре. Через небольшое окно пробиваются лучи заката. Совершенно безразличного Энакину, когда рядом нет того, с кем можно разделить свое восхищение. В данный момент, играющий яркими красками кусочек неба лишь раздражает Скайуокера. Его собственный мир рискует вот-вот сломаться, и тогда шансов на восстановление уже не будет. В то время, как мир вокруг празднично-великолепен. Отвратительно. Гораздо приятнее Скайуокеру сейчас видеть перед собой стерильно-белый пустой коридор больницы, не выражающий собой абсолютно ничего. Такой, каким станет он сам, если вдруг… Энакин предпочитает об этом не думать.
Вдалеке по коридору раздается цоканье каблуков. К Энакину приближается смутно-знакомая девушка и двое мужчин с голокамерами. Не сразу, но он припоминает, где мог видеть эту леди. Какая-то особо знаменитая местная репортерша. Она была в числе тех, кто встречал самого Энакина, Падме и Асоку, когда те доставили на Корусант спасеного канцлера и плененного Дуку. Энакин успел засветиться, ляпнув что-то, чего сам абсолютно точно не смог бы вспомнить, на камеру и улыбнувшись. Сам он новостями никогда особенно не интересовался, зато Оби-Ван утверждал, что теперь Скайуокер – едва ли не одна из самых узнаваемых личностей Корусанта… Но что эта женщина делает здесь?
Одна из камер уставилась прямо на Энакина. Девушка же, на которую направлена вторая, принимается тараторить:
– Нам удалось встретить Энакина Скайуокера – рыцаря-джедая и одного из генералов армии Республики, в больнице, где по несчастливому стечению обстоятельств очутился Оби-Ван Кеноби – сенатор Набу и, по недавним сведениям, его любовник, чье состояние оценивается врачами, как стабильно тяжелое.
До Энакина начинает доходить смысл происходящего. По всей видимости, врачи, ставшие свидетелями той сцены, произошедшей между ним и Оби-Ваном по дороге сюда, не преминули нажиться на сенсации и попросту “продали” их двоих журналистам, жадным до подробностей чужой личной жизни. Как низко. Хотя куда больше Скайуокера сейчас заботит собственное положение. Для этих людей он – что-то вроде экспоната, диковинной зверушки. Зверушки, которую будут доить до тех пор, пока она представляет хоть какой-то интерес. И разумеется, приносит деньги.
– Энакин, скажите, как долго продолжаются ваши отношения? Как известно, около года назад сенатор Кеноби стал вдовцом. Находились ли вы в отношениях ранее, или вы стали средством утешения убитого горем вдовца?
– Энакин, как известно, Орден Джедаев не одобряет наличие романтических связей, скажите, как долго вы держали свою связь в тайне?
– Энакин, вы можете сказать, кто был инициатором ваших отношений?
– Энакин, ответьте, кто в вашей паре берет на себя ведущую роль?
– Энакин, ответьте, а…
– Энакин…
– Энакинэнакинэнакин…
Он уже не слышит вопросов, которые ему задают, стоя с совершенно пустым видом и чувствуя, как внутри закипает злость. Если бы хоть какие-то нормы этикета позволяли подобное, то наверняка, у него поинтересовались бы тем, какая поза в постели – их любимая, и какого размера достоинство Кеноби. Потому что людям интересно. Люди и это съедят. Энакин чувствует себя предателем, чувствует себя так, словно самое светлое, самое чистое, что было в его жизни, поливают грязью с его молчаливого согласия, под звуки одобрения толпы тех самых людей, за которых он воевал, посвятив войне свою молодость, из вчерашнего подростка превратившись в генерала. И ради чего это все? Чтобы кто-то копался в его белье?
– Ненавижу, – цедит сквозь зубы Скайуокер, отталкивая в сторону оператора и поспешно уходя, желая слиться с этим ослепительно, тошнотворно белым коридором, раствориться в нем.
– Что он сказал? – слышится сперва неуверенный шепот за спиной Энакина, а затем более уверенное: – От дальнейших комментариев Скайуокер отказался.
Энакин точно уверен: ответы на все эти вопросы они найдут и без него. Если нет – додумают. И разумеется, рано или поздно в курсе событий окажется и Орден. И тогда…
