Текст книги "Старик и ящер (СИ)"
Автор книги: Нуремхет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– О, друг мой, сюда, сюда скорее! – крикнула Эйза в отчаянии.
Она ждала, что пантера примчится к ней и даст взобраться себе на спину, а затем унесет прочь из этого жуткого места. Но пантера, подскочив к озеру, внезапно прыгнула в середину бурлящего котла и пропала там, словно в одночасье сварилась.
Однако то был вовсе не котел, и в этом Эйзе удалось вскоре убедиться. Издавая леденящее душу шипение, над водой поднялась голова на длинной шее, покачиваясь, будто змея. Эйза и решила бы, что это водяная змея, но голова была драконья. Не успела Эйза понять, что за чудище явилось перед ней, как еще четыре головы показалось рядом с первой. Они были так похожи друг на друга, что Эйза догадалась: головы принадлежат одному туловищу. Вода вокруг них кипела, и алые струи разливались в ней, будто кровь. Должно быть, это и была кровь: когда поднялись еще три головы, Эйза увидела, что они пытаются стряхнуть с себя пантеру, вцепившуюся, словно клещ, в одну из восьми шей.
Пока три головы боролись с кошкой, остальные пять вперили взгляды в Эйзу. “Оставь ее, давай уйдем!” – хотелось закричать ей, но слова теснились в горле, не желая выходить, и с губ ее сорвался только жалкий писк.
Гидра, словно окончательно уверившись, что жертва не двинется с места, запрокинула две головы и издала жуткий звук, похожий на удары железных пластин друг о друга. Тотчас вода под ней закипела снова, будто крошечные воронки образовались в озере, и, яростно шипя, на поверхности появились еще восемь голов, затем шестнадцать, потом три десятка, вот уже почти сотня. Двенадцать малышей-гидр услышали призыв матери и, как она, уставились на Эйзу.
Казалось, пантера перестала занимать старшее из чудищ. С силой тряхнув головой, оставляя в зубах кошки внушительный кусок плоти, мать оттолкнула хищницу и отбросила в воду. Тут только, поняв, что больше не дождется помощи, Эйза совладала с ногами и бросилась бежать. Гидры должны быть неповоротливы на суше, отчаянно надеялась она, им не догнать быстроногую дочь бога.
Но именно так, похоже, думали сами гидры. Стремительным рывком мать вытянула голову и схватила Эйзу за плечо острыми, вывернутыми внутрь зубами. Вцепившись в добычу, тварь подволокла ее к озеру и оставила на мелководье. Но то было вовсе не приглашение к бегству. Только Эйза попыталась подняться, как сотни зубов вцепились в ее плечи. Мать крепко держала ее за руку, пока малыши выбирались на берег, чтобы начать пожирать добычу с другого конца.
Эйзе казалось, она обратилась в чистый дух, ибо ни бог, ни дети бога не могут умереть, пока живо то, чем они владеют. Пока остров у запада материка не обрушится сам в себя, пока не уйдет под воду, пока молодой вулкан не расколет его на части, жив будет островной бог, жива будет и дочь его, Эйза. Тело ее никогда не станет до конца уязвимо и, даже сгорев, заново соберется из пепла.
Но нынче гидры, оголодавшие по холодной поре, пожирали ее и рвали на части. И стопы и голени проглотили двое детенышей, руки достались еще двоим, оставшиеся восемь выели внутренние органы, и мать проглотила голову Эйзы и то, что осталось от ее туловища после пиршества хищного выводка.
Эйзе казалось, душа ее осталась в голове, и она чувствовала, как смыкаются вокруг нее горячие стенки нутра, как падает она на самое дно колодца, такого глубокого, что если лабиринт на ее острове вытянуть в длину – и тогда он не сможет равняться с ним. Но вот падение закончилось, и она рухнула в горячий влажный мешок, словно бы дышащий в окружающем жаре. И тут же ощутила все свое тело, разорванное на тысячу кусков, лежащее в желудках у десятка хищных тварей. Лежа неподвижно, не в силах издать ни звука, она чувствовала едкий сок, пожирающий ее плоть и кости, и в голове звенели слова не слова, а будто бы песня.
Я выдавлю твои глаза и дам тебе орлиные, чтобы видеть под водой и под землей. Я сварю твое мясо и дам тебе плоть из сырой земли, чтобы семя, брошенное в нее, прорастало. Я сломаю твои кости и дам тебе хребет из железа, чтобы ни камень, ни плеть, ни самая тяжелая ноша не надломили его. Я сорву твою кожу и дам тебе роговую, которой ни жар, ни холод не будут страшны. Я вылью твою кровь и пущу по жилам ртуть, чтобы силы, несущие беду, бежали от тебя в страхе.
Гидра зашевелилась, закашлялась, содрогаясь всем телом, будто проглоченный кусок причинял ей нестерпимую боль. Стенки плоти сжимались и разжимались вокруг Эйзы, словно целый выводок чудищ счел ее мясо несъедобным. В конце концов, озерные хищники срыгнули недавно проглоченные куски, и они выпали на землю и срослись, будто никогда не были разделены. Лишь шрам остался позади шеи в том месте, где голова соединилась с телом.
Гидра с детенышами медленно уползали обратно в воду. Что-то в них было удивительно знакомым, напоминающим ее саму, Эйзу, но в чем состояло подобие, она не смогла бы сказать. Пантера лежала на мелководье, деловито зализывая рану на правой лапе. Обойдя озеро, больше не стремясь оставить ноги сухими, Эйза подошла к другу и опустилась рядом.
– Нынче я могу хвастаться сестрицам, что побывала в пасти у гидры. Да только увижу ли их? Путь долог, много верст идти до огненного обруча. Отдохнем, да и пойдем отсюда.
Пантера слушала ее внимательно, опустив лапу, затем поднялась и обошла Эйзу кругом, принюхиваясь, будто к незнакомой. Что-то в ее запахе не нравилось чудовищу, и кошка ворчала, скалясь, будто чуя врага. Затем, будто смирившись с неизбежным, легла снова и положила голову Эйзе на колени.
Глава шестая. Хозяйка мертвого леса
На первый взгляд этот лес не отличался от десятков других лесов, где путники успели побывать. Но стоило постоять у опушки хотя бы сотню ударов сердца, как гнетущее чувство охватывало душу. Казалось, ничто живое не имеет права находиться между этими стволами, но отчего появлялось это ощущение, трудно было сказать. В конце концов, как ни спешила Эйза, они с пантерой сошлись во мнении, что зловещее место лучше обойти стороной. Чтобы обогнуть лес, потребовалось семь дней, будто даже на расстоянии его чары морочили головы путникам, заставляя ходить кругами. О том, что лес действительно так обширен и велик, Эйза не думала. Только увидев по правую руку чистое поле вместо дурной бесконечности стволов, она облегченно выдохнула и велела пантере сбавить шаг. Нынче, вырвавшись из ловушки, они могли позволить себе отдых. На восточном конце поля, у самого края леса, Эйза увидела избушку, нескладную и кособокую, но вдохнувшую в ее сердце радость. Долгие дни не видя ни одного человеческого лица, она бы расцеловала даже нелюдимого лесного колдуна, выстроившего себе дом в этой глуши.
– Давай посмотрим, кто там живет, – сказала пантере, и страшная кошка неслышными прыжками приблизилась к избушке.
Сойдя со спины чудовища, Эйза встала у низкой двери и трижды постучала. Ответа не было так долго, что она решила, будто здесь никто не живет. Но вот, когда Эйза уже отступила на шаг, дверь отворилась и в проеме показалась женщина, высокая и худая, с двумя толстыми черными косами, лежащими на плечах.
– Приветствую тебя, добрая госпожа, – коротко поклонилась Эйза. – Я ехала много дней, чтобы обогнуть лес, и рада видеть здесь человеческое жилище.
– Так ли уж человеческое? – улыбнулась женщина. – Приветствую и тебя, странствующее дитя. Что привело такую юную девицу в мои владения?
– Я иду на крайний юго-запад материка, к страшному огненному обручу. Это друг мой. – Она указала на пантеру. – Мы идем от самого Лаора и много земель миновали прежде, чем добраться сюда.
– Ты смелое дитя, – согласилась женщина, – но смелость не поможет тебе в безжизненном краю, где даже чудовищные черви не осмеливаются селиться, где нет ничего живого, где самая вода высыхает за три дня и лишь огонь и камень властвуют неделимо.
– О, я думала об этом, – закивала Эйза. – Мне страшно отправляться в эту гибельную страну, и лишь на свою природу я уповаю. Мой отец – островной бог, и я не могу погибнуть, пока последний холм острова не скроется в океане.
Женщина задумчиво глядела в ее лицо.
– Не встречались ли мы раньше, милое дитя? Мне кажется, я помню твой голос.
– О, я бы запомнила колдунью, живущую на краю этого страшного леса, – заявила Эйза. – Если только ящер, когда уносил меня, не посещал твоих владений.
– Не тебя ли он обратил в вербную ветку, чтобы ты не могла сбежать? Ящер был у меня и просил воды и приюта. Я дала ему напиться, но в приюте отказала, ибо в ту же ночь гостил у меня твой отец, что преследовал ящера и собирался убить его.
– Тогда ты опечалишься, узнав, что мой отец настиг ящера и смертельно ранил. Нынче я иду за Синей звездой, чтобы выкупить его у старшей смерти прежде, чем его дух отойдет в чертоги Создателя.
– Я помогу тебе, – сказала женщина. – Там, куда ты идешь, не место ничему живому и ничему кратковременному, а ты слишком жива и юна, чтобы выйти оттуда невредимой. Лишь тот, кто пересечет царство мертвых, сможет пересечь царство неживых.
– Что же мне делать? Сестры-смерти могут не захотеть пустить меня к умершим.
– У меня есть собственный мир мертвых. – Женщина обвела рукой опушку леса. – Все здесь не то, чем кажется, и очень легко заблудиться, оставшись в моем лесу навсегда. Но я дам тебе провожатого: он выведет тебя в поле, если ты станешь блуждать.
– Мне нужно пересечь лес? – Эйза подняла глаза на высящиеся до облаков сосны. – Так я за месяц не управлюсь, а времени у меня до новой луны.
– Незачем пересекать лес, – успокоила ее колдунья. – Иди по тропе, никуда не сворачивай – и выйдешь к озеру, чьи воды чернее смолы. Окунись в них и возвращайся, не оглядываясь назад.
– А если оглянусь?
– Можешь сбиться с пути.
Некоторое время Эйза раздумывала над советом колдуньи. Посещение леса отнимет у нее драгоценный день, который можно было потратить на путешествие. С другой стороны, ей не помешает любая помощь, чтобы в конце пути не остаться навсегда у огненного обруча, разом обесценив прежние усилия.
– Я пойду, когда солнце будет в зените, – решилась она. – А сейчас, добрая госпожа, мы утомлены и голодны и будем признательны тебе даже за скромное угощение.
Колдунья поманила их в дом, и Эйза с пантерой вошли в небольшой, но куда более просторный покой, чем то можно было представить снаружи. Только оказавшись внутри, кошка встревожилась, словно почуяла беду. Она оборачивалась то к одной стене, то к другой, свирепо скалилась и ворчала, будто пытаясь устрашить невидимого противника.
– Что с тобой, друг мой, что случилось? – ласково спрашивала ее Эйза, но кошка, разумеется, не могла ответить. Она пятилась в сторону дверного проема, словно не желая ни мгновения лишнего оставаться в четырех стенах, и Эйза, как ни хотела провести день под крышей, следовала за ней.
– Она чует мертвых, – спокойно сказала колдунья. – Дом, который ты видишь, всего лишь обман зрения, и, к счастью, у тебя нет посоха твоего отца, дабы увидеть, что стоит здесь на самом деле.
От ее слов Эйзе сделалось дурно, и решимость посетить лес стала угасать с каждым мигом.
– Но еда у меня не гнилая, – успокоила ее ведьма. – Посиди здесь, я вынесу.
Эйза и пантера уселись на землю неподалеку от дома. Возвышающийся под боком лес не добавлял веселья, и Эйза успела пожалеть, что вообще стучалась в избушку.
Вскоре вышла колдунья, неся две миски. Первую, с куском хлеба и горшком овощной похлебки, протянула Эйзе. Вторую, с двумя кусками вяленого мяса, поставила перед кошкой. Поблагодарив хозяйку и дождавшись, когда она скроется в избе, Эйза осторожно разломила хлеб и внимательно осмотрела его со всех сторон. Затем дала обнюхать пантере, но та не проявила ни волнения, ни любопытства, и Эйза решила, что это добрый знак.
Утолив голод, обе путницы тяжелым взглядом уставились на лес. Тот отвечал не менее тяжелым молчанием, словно нелюдимый хозяин, к которому гости явились в неурочный час.
Солнце медленно катилось к зениту. Когда оно засияло прямо над головами путниц, трухлявая дверь снова отворилась и из избы показалась колдунья.
– Иди, отважное дитя, пришло твое время. Полдень – недобрая пора, но не время господства мертвых, и путь твой должен быть легок.
Эйза поднялась на слабо повинующихся ногах и пошла в сторону леса. Сосновые стволы будто надвинулись на нее, силясь обхватить, втянуть в себя, да так и оставить. Стоило большого труда не поддаться их чарам и шагать размеренно и ровно, будто на прогулке. Вот солнечный свет померк, спрятавшись за ветвями, и Эйза поняла, что вошла во владение леса. Тут только она вспомнила, что ведьма обещала дать ей провожатого. Оглянулась было, чтобы спросить, но позади не были ни избы, ни поля, лишь один бесконечный лес, словно она шла по нему уже половину дня. Подняв глаза на скрытое за ветвями солнце и убедившись, что оно все так же висит в зените, Эйза немного успокоилась и опустила глаза, выискивая тропинку.
Она и не ожидала увидеть широкую, хорошо заметную тропу через лес, но не думала, что упомянутая дорожка будет шириной с пол-ладони, едва заметная среди хвойной подстилки. Ступив на нее, Эйза твердо решила не сходить во что бы то ни стало и даже по сторонам не смотреть для пущей надежности.
Тропинка ужасно петляла, огибая деревья, возвращаясь сама к себе, выписывая невероятные узоры, так что Эйзе скоро начало казаться, будто она ошиблась и следовало выбрать совсем другую дорогу. Но вот тропинка обогнула очередную прогалину между соснами, и Эйза увидела краем глаза, как шевелится опавшая хвоя на прогалине, будто маленькая змея или огромный червь ползет под ней. Тогда она подумала, что дорожка неслучайно огибает на вид безобидные места, и больше не хотела сворачивать.
Чем дольше шла, тем больше чувствовала странное покалывание в задней части шеи, будто какое-то кровососущее насекомое устроило там пир. Помня советы колдуньи, Эйза не вертела головой, но вскоре терпеть наглого пришельца, обосновавшегося на шее, стало невозможно. Протянув руку, она коснулась места, где, как она думала, сидело насекомое, но ничего не ощутила, кроме липкой влаги под ладонью. Поднеся руку к лицу, Эйза увидела кровавые разводы на пальцах, словно что-то вцепилось в ее шею и улетело. Некоторое время ничего не происходило, и Эйза снова пустилась в путь, но не прошла и сотни шагов, как почувствовала уже знакомую тяжесть под затылком. Казалось, хищная птица сидит на ее плечах, цепляясь когтями, чтобы не упасть. Протянув руку и ощупав порезы, Эйза снова ничего не ощутила. Невидимый кровосос немало злил ее, и ей хотелось поскорее добраться до озера, чтобы смыть кровь и заставить жадную тварь отцепиться.
Но тропинка все петляла и петляла, не думая выводить Эйзу ни к озеру, ни к чему-либо отличному от бесконечного ряда стволов. Солнце, между тем, покинуло зенит и стало клониться к закату. Меньше всего хотелось Эйзе ночевать в этом неприветливом краю, и она прибавила шагу, сетуя на собственную глупость и доверчивость. Ей стало казаться, что колдунья нарочно заманила ее в лес, дабы скормить местным хозяевам, и никому, кто вошел сюда, больше не выйти в мир.
Эйза решила идти до заката, и, если озеро к тому времени не покажется, залезть на ближайшую сосну и с нее осмотреть окрестности. Больше всего боялась она, что и с вершины сосны лес будет простираться во все стороны однообразным темно-зеленым морем, где ни вода не блеснет между стволами, ни поляна не покажется вдалеке.
Но вскоре казавшаяся бесконечной чаща оборвалась и уступила место широкому полю, покрытому жухлой травой без единого цветка. Солнечный свет, казалось, не задерживался здесь, и, как ни сияло небо, поле оставалось серовато-бурым, словно в пасмурный день поздней осени. Эйза порадовалась хоть какой-то перемене, но радоваться было рано. Тропинка, попетляв некоторое время у начала поля, ушла в траву и исчезла, и Эйзе не оставалось ничего другого, кроме как идти наугад. Существо, сидевшее позади шеи, вцепилось в нее еще крепче, словно боясь, что Эйза сбежит, но куда бы она могла сбежать?
Лес постепенно оставался вдалеке. Вот пропала последняя полоска, а поле все не кончалось, простираясь на четыре стороны. Невольно закралось подозрение: уж не пересекла ли она лес за четверть дня пешком? Что если с запада на восток он куда шире, чем с севера на юг, и ей следовало с самого начала пойти коротким путем?
Но поля она не могла узнать, и определенно его не проходила: то, где они остановились прежде, чем идти в лес, было наполнено жизнью: трава зеленела, в ней то и дело раздавались шорохи и треск насекомых, нынче лишь собственное дыхание да звук шагов различала Эйза. Гнетущая тишина давила на уши. Но хуже всего было то, что солнце стремительно катилось к краю небес и сумерки укрывали землю. Нынче рядом не было даже сосны, чтобы с ее вершины осмотреть окрестности, и Эйза с ужасом поняла, что вынуждена будет ночевать здесь.
На первый взгляд безжизненная пустошь не таила опасности: мертвая и безмолвная днем, вряд ли она могла ожить ночью, но Эйзу не покидало предчувствие беды. Наконец, когда вокруг сделалось совсем темно, она оборвала траву так, чтобы клин из голой земли указывал на север и поутру она не сбилась бы с пути. Затем уселась возле своего ненадежного указателя и обняла колени.
Несмотря на то, что этот лес находился куда севернее ее острова, темнело здесь почти так же быстро. Вот Эйза смотрит на стрелку, а вот перестала различать даже собственные стопы. Оставалась надежда, что на чистом небе покажется огрызок луны и хотя бы этот бледный свет спасет ее от окружающего мрака.
Луна действительно сияла все ярче: узкий серп явился на небосводе, но в его свете мертвое поле стало выглядеть только более зловещим. Ни единого дуновения не чувствовалось кругом, но казалось, что трава шевелится и в ней двигаются еле заметные тени, неразличимые прямым взглядом, но тревожащие боковое зрение. Эйза боялась закрыть глаза, но и держать их открытыми было страшно. Вокруг царила все та же вязкая тишина. Существо с острыми когтями и не думало покидать ее плечи.
По левую руку в беспорядочном шевелении теней ей почудился металлический блеск. Эйза моргнула несколько раз, но блеск не исчез, словно круглый щит, лежавший неподалеку, отражал лунный свет. Впрочем, она готова была поклясться, что днем не замечала в том месте ничего металлического. Выпрямившись во весь рост, чтобы лучше рассмотреть дивное видение, Эйза увидела блестящую черную гладь, будто отполированную лучшим из резчиков. Сняв с пояса нелепый амулет, который дал ей страж моста, Эйза воткнула рогатую палку в середину своего указателя, дабы днем смогла отыскать его. Сама же направилась к блестящему предмету.
Чем ближе подходила, тем больше становилось ясно, что это озеро. Черное и неподвижное, как зеркало, в котором она видела пантеру, оно не знало ни малейшей ряби – то ли от вечного безветрия, то ли от зловещих чар здешних мест. Вероятно, это и было то озеро, в которое ей велели окунуться. Тварь позади крепче запустила когти в шею. Если погрузиться в озеро с головой, она отцепится?
Эйза медленно сняла плащ и тунику, дотронулась стопой до неподвижной воды. На ощупь та оказалась прохладной, но не ледяной, однако стопа ушла в воду без единого круга ряби, словно в густую смолу. Опустившись на колени у водоема, Эйза погрузила в него руку – и снова не увидела ни малейшего движения. Озеро, пусть и не пугало, определенно не казалось дружелюбным. Но если она опустится в него, все закончится и можно будет отправиться обратно.
Набрав полные легкие воздуха, Эйза обхватила себя руками за плечи и единым движением погрузилась в воду с головой.
Под поверхностью озера оказалось куда светлее, чем снаружи. Здесь, под водой, отовсюду лился мертвенно-бледный свет, и Эйза с удивлением обнаружила, что может дышать. Она хотела было вынырнуть: ведьма ничего не говорила о времени, проведенном под водой, – но внезапно что-то схватило ее за ногу.
Эйза глянула вниз и распахнула глаза от удивления: ее держал юноша неземной красоты, обнаженный, словно тоже собрался здесь искупаться. Он был во всем похож на человека, лишь лоб его венчал небольшой и острый, загнутый кверху рог. Эйза показала ему наверх, пытаясь сказать, что лучше им выбраться из озера, но незнакомец, казалось, не понял ее жеста. Он подплыл ближе, так, что их лица оказались друг напротив друга, и проговорил ласково:
– Зачем тебе уходить, милая девица. Оставайся здесь, со мной. В лесу на поверхности ты погибнешь, а тут тепло и светло, тут мое царство. Солнце никогда не заглядывает сюда, а ты прекраснее всех солнц на земле.
– Поверь, я меньше прочих хочу вновь оказаться в лесу, но мне нужно вернуться к его хозяйке до того, как скроется луна. Если я не поспешу, навсегда останусь в его власти.
Этого Эйза не знала доподлинно, но более уважительной причины, чтобы покинуть общество озерного царя, придумать не смогла.
– Куда тебе спешить? – Он махнул рукой, и рядом с ними словно бы из ниоткуда проступили очертания огромного ложа, устланного мягчайшим пухом, украшенного самоцветами и черепами животных. – Будь моей женой, и мы вместе сделаемся господами озера: всякий, кто будет являться сюда, живой или мертвый, станет нашим слугой, а у меня много слуг. Они будут исполнять любые твои прихоти, только оставайся со мной.
Точно так же говорил ей ящер, обещая все сокровища земли, и слова озерного бога не тронули Эйзу. Однако она поняла, что так просто тот ее не отпустит, и попыталась схитрить.
– Твое предложение весьма заманчиво, добрый господин. Но я пришла сюда не с пустыми руками. Хозяйка леса сказала мне, что я должна отдариться другим его господам, и я принесла с собой золото и самоцветы, волшебные амулеты и зеркала – о, таких зеркал ты в жизни своей не видывал, даже если живешь многие столетия. Но все они остались на берегу: я боялась утонуть, спустившись с ними в воду. Позволь я выйду и принесу их, а затем вернусь к тебе и мы сочетаемся браком.
Некоторое время озерный царь глядел на нее с подозрением, словно пытаясь разгадать обман. Затем улыбнулся сладко и произнес:
– Зачем же ждать, милая девица, если ты согласна. Иди ко мне, будь моей, и ты никогда ни в чем не станешь нуждаться.
С этими словами он схватил ее в объятия и поволок на пуховое ложе. Эйза попыталась вырваться, но озерный бог был неизмеримо сильнее нее. Руками удерживая ее локти, он яростно целовал ее шею и грудь, коленом развел бедра, и Эйза увидела как растет на глазах красный детородный орган, будто единственная живая часть на мертвенно-бледном теле. Предчувствие беды говорило ей, что, как только этот орган войдет в нее, она станет госпожой озера и не сможет больше выйти на поверхность. Не сможет найти Синюю звезду и принести умирающему ящеру. Не сможет вернуться к отцу, не сможет слушать сказания Атры, не сможет увидеть, как закатный свет кровью катится по стенам лабиринта. По неясной причине это было ей дороже, чем все озерные сокровища, и Эйза закричала, вцепившись зубами в плечо царя.
Тотчас крупная птица вспорхнула словно из ниоткуда, издавая душераздирающие вопли. Она вцепилась когтями в лицо озерного бога и пыталась выклевать ему глаза. Пытаясь стряхнуть птицу, тот отпустил Эйзу, и она, не задерживаясь ни мгновения, стала грести к поверхности. Только увидев, что она сбегает, юноша перестал обращать внимание на птицу и ринулся за неудавшейся невестой, но Эйза прибавила ходу, и вскоре голова ее оказалась над водой. Тотчас вернулся холод, тьма и тишина опустились на глаза и уши, но больше не могли испугать ее. Поспешно выбравшись на берег, схватив одежду, Эйза помчалась к указателю, уверенная, что так далеко на сушу озерному богу не выбраться. Только оказавшись у воткнутой в землю палки, она смогла перевести дух. Стояла некоторое время с бешено колотящимся сердцем, неотрывно глядя на озеро: не покажется ли ее преследователь мертвенной тенью, не бросится ли в погоню. Но озерная гладь была неподвижна, будто самое совершенное зеркало, лишь крик, полный отчаяния и злобы, донесся из-под воды.
Убедившись, что погони не последует, Эйза надела тунику и плотнее завернулась в плащ, спасаясь от холода. Так она сидела некоторое время, пока кровь согревала окоченевшее тело. С удивлением обнаружилось, что тварь, царапающая ее шею, исчезла, будто и вправду не могла дышать под водой. Эйза слабо порадовалась этой новости и готовилась было встретить рассвет, как со стороны озера раздался яростный крик и большая птица вспорхнула из воды – та самая, что бросилась на незадачливого жениха. Эйза хотела было крикнуть слова благодарности, но птица сама направилась к ней, подлетела сзади и уселась на плечи так, чтобы ее не было видно. Острые когти привычно оцарапали истерзанную шею.
– Спасибо, что позволила мне выбраться, – осторожно сказала Эйза. Былая радость улетучивалась с каждым мигом.
Так они сидели до рассвета, каждая на своем месте, словно вросли в землю, и лишь первые лучи желтовато-белого солнца смогли вывести их из оцепенения.
Эйза поднялась, подобрав нелепый амулет, сунула его за пояс и побрела на юг, надеясь, что к полудню покажется лес.
… Колдунья встретила ее на закате. Уставшая, едва переставляющая ноги Эйза, только выйдя к избушке, опустилась на траву и застыла. Ведьма протянула руку, словно подзывая кого-то, и птица, сидевшая у Эйзы на шее, снялась с места и перелетела на руку хозяйки.
– Как тебе мой провожатый, пригодился? – спросила она лукаво.
– Пригодился, матушка, – отвечала Эйза. – Пуще самых сильных амулетов пригодился.
Перестав улыбаться, ведьма подошла к гостье и положила руки ей на голову. Слова, которые, как Эйзе казалось, она уже слышала, зазвучали над опушкой:
– Я выдавлю твои глаза и дам тебе орлиные, чтобы видеть под водой и под землей. Я сварю твое мясо и дам тебе плоть из сырой земли, чтобы семя, брошенное в нее, прорастало. Я сломаю твои кости и дам тебе хребет из железа, чтобы ни камень, ни плеть, ни самая тяжелая ноша не надломили его. Я сорву твою кожу и дам тебе роговую, которой ни жар, ни холод не будут страшны. Я вылью твою кровь и пущу по жилам ртуть, чтобы силы, несущие беду, бежали от тебя в страхе.
Эйзе хотелось усмехнуться и сказать, что злые силы почему-то не спешат в страхе бежать с ее дороги, но время было неподходящее, и она промолчала.
– Нынче ты окуналась в мертвое озеро и ходила по мертвому лесу. Мертвое не равно неживому, но живое не равно ему еще больше, посему владыки огненного обруча не посчитают тебя чужой. Иди – и забери сокровище, которое ты ищешь, но помни, что на материке найдется много людей, богов и животных, кто может возжелать твоей красоты и бессмертия. Смотри внимательно и будь осторожна. Не пренебрегай защитниками, кем бы они ни были и как бы злы ни казались.
Эйза закивала, давая понять, что слова ведьмы дошли до ее сердца. Пантера подползла к ней сбоку и улеглась рядом, позволив Эйзе бездумно гладить ее спину. Некоторое время кошка кашляла, словно подавилась комком шерсти, а затем выплюнула Эйзе под ноги остатки своей трапезы: обломки костей и человеческий череп, увенчанный рогом посреди лба.
Глава седьмая. Проклятое племя
К юго-западу от Вертолии лежала область Герна, известная плодородием и богатством, крайне миролюбивыми жителями и знаменитой на весь мир колыбелью чудовищ. Наделенная дарованиями отца, Эйза понимала язык всех живых тварей, кроме людей, а потому старалась идти дикими местами, чтобы не встречаться с теми, кого не сможет понять. Но гернские наречия были ей известны, ибо именно эта область ближе всех подходила к острову и купец Ормас происходил из нее.
Потому она шла, не особенно таясь ни от людских поселений, ни от чудовищ Медного берега. Здесь девица на спине гигантской пантеры ни у кого не вызвала бы удивления. Да что девица – даже дракон, таскающий бревна из ближайшего леса для постройки амбара (как ей рассказали в городе Алабреске) был делом, в общем, обыденным. Эти люди, весь короткий век жившие бок о бок с чудовищами, боялись их как урагана, шторма или пожара, естественного и неизбежного зла, и вовсе не стремились перебить. Богатые семьи могли даже приручать обитателей Медного берега, сажать на цепь и водить на поводу, ставить у своих сокровищниц для охраны. Если эти люди приручали виверн, гивров и хищные растения величиной с дом, девица верхом на большой кошке не могла вызвать у них ни зависти, ни изумления.
Так Эйза миновала несколько больших городов, расплачиваясь золотом, что дала ей шестирукая богиня, за еду и кров. Ее везде принимали радушно, и Эйза решила в другой раз, когда над ней не будет довлеть тяжкая необходимость, посетить Герну снова и вдоволь налюбоваться ее сокровищами.
Но вот северо-восточная часть страны осталась позади. Между Эйзой и Срединным Лаурадаманом лежал знаменитый Медный берег, и, как ни ладила Эйза с живыми существами, она заметно волновалась, приближаясь к нему.
Вот исчезли вдали последние поселения, и земля, прежде коричневато-желтая, стала краснеть. Пантера бежала много часов без устали, и вскоре они оказались на берегу большого озера, в самом сердце колыбели чудовищ. Здесь Эйза сошла на землю, чтобы наполнить бурдюк, и кошка, улегшись на мелководье, принялась жадно пить.
Вокруг не было ни души. Стрекотали сверчки, выводили однообразные трели цикады, солнечный свет играл на водной глади, и весь край в этот мирный полдень дышал покоем. Они бежали от городов почти половину дня и преодолели много верст, поэтому Эйза решила, что может позволить кошке отдохнуть.
Так они наслаждались тишиной, пока не услышали вдали, на глади озера, негромкий плеск. Поднявшись, Эйза отошла от края берега – на случай, если водный хищник вздумает попытать с ней счастья. Пантера, впрочем, не спешила покидать насиженное место и настороженно поводила ушами, вглядываясь вдаль.
То был вовсе не озерный хищник. На середину озера выплыла лодка с единственным гребцом – судя по небольшому росту и худощавому сложению, подростком. Подросток греб медленно, будто нехотя. Вот остановился посреди воды, поднял со дна лодки что-то крупное и заметно тяжелое и бросил в воду. Раздалось отчаянное мычание: Эйза поняла, что мальчик сбросил в озеро теленка.
Некоторое время ничего не происходило. Теленок пытался держать голову над водой, но вскоре ослаб и ушел в озеро целиком. Мальчик поспешно отводил лодку от того места, где утонул детеныш, и Эйза тревожно вглядывалась в дрожащую поверхность, не зная, чего ожидать.
Вдруг вода со всех сторон забурлила, словно родилось одновременно несколько маленьких водоворотов. Рябь приближалась к тому месту, куда упал теленок, и вскоре там началось настоящее побоище. Судя по всему, малыш был еще жив, когда водные хищники вцепились в него. Вознесенный над водой в челюстях небольших ящеров, бычок бился и отчаянно мычал, но ни мальчик, ни Эйза, ни тем более хищники не собирались являть ему милость.
