Текст книги "Бастард (СИ)"

Автор книги: Nar Garcvorg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Вместо него остался Квиберн – у него было доброе и умное лицо, но Арье он не нравился. Арья залезла в его комнату в гостевом доме – там были странные смеси в странных склянках, а в одной банке в воде плавала дохлая мышь. Другие люди приезжали до и после, но дохлой мыши ни у кого не было. Потом приехал еще один ахримейстер, на этот раз не бандит, но тоже лжец – Джона он не вылечил, и просто уехал.

В тот день она видела Джона. Он выглянул в окно, когда она стояла на внутренней стене. До него было меньше десяти ярдов. Его волосы, темные, как у нее, отросли и закрывали лицо. Он смотрел вниз – там две собаки дрались за кость – и, кажется, плакал. Арья не видела слез, но его плечи вздрагивали, и она слышала всхлипы, несмотря на шум замка.

Арья не окликнула его, только смотрела сверху вниз, замерев и боясь издать хоть звук. Джон вскоре перестал плакать, и собаки тоже убежали. Он просто высунулся в окно, подставляя лицо ветру. Потом он влез назад, но ставни не закрыл, и Арья смогла разглядеть, как он упражняется с мечом.

Она провела несколько часов, наблюдая за ним, пропустила обед, урок шитья и, наверное, много чего еще, но ей было все равно. Она стала приходить на это место на стене и смотрела на Джона, если ставни были открыты.

К ним еще приезжал Бронзовый Джон Ройс – хотя в нем не было ничего бронзового. Арья смотрела, как он сражался с отцом и сиром Родриком во дворе. Ройс сбил с ног сира Родрика, потом повалил отца и вновь набросился на Родрика.

Потом они бились один на один. Арья запомнилось, как тренировочный меч в руках отца разбился вдребезги от силы, которую отец вложил в удар.

– В чем дело, Нед? – пробасил Ройс. – Ты не позволял побить тебя дважды к ряду с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.

Арья знала, в чем дело.

Вскоре лорд Ройс уехал, а Корен увез его сына в Ночной Дозор.

А потом был самый страшный день в ее жизни. Она стояла на том самом месте, когда к Джону пришел кто-то – Квиберн, скорее всего – и закрыл ставни. Арья выждала немного и хотела уже уйти, когда Джон закричал. Это длилось несколько часов. Джон кричал, плакал, выл и рычал, а Арья, свернувшись в клубок на стене, глотала слезы. Когда она пришла на ужин, оказалось, что она прикусила губу до крови и сгрызла три ногтя до мяса.

Папа обнял ее, потрепал по щеке и сказал, что Джон скоро выйдет. Но он обманул. Через неделю Джон снова заболел, а Квиберн, извинившись, покинул Винтерфелл – Арья подслушала их разговор с отцом.

– Боюсь, хворь заберет его в ближайшие два года, – так сказал этот лживый, злой мейстер с дохлой мышью в банке.

А потом он уехал, и Арья даже не успела дать ему по носу – она плакала.

За несколько часов до этого она висела на шее у папы и обещала, что сделает так, что он больше не захочет плакать, и вот – она сама ревела.

Все говорили, что Джон умрет. Противная тетя Лиза говорила об этом во время обедов – больше они с Арьей нигде не виделись, мама и мейстер Лювин шептались об этом в Вороньей башне, папа говорил об этом в крипте – ну, он говорил, что не позволит этому случится, Робб плакался об этом Теону Грейджою. Санса щебетала об этом с Джейни Пуль, прямо во время шитья. Санса казалась грустной, но Джейни Пуль вдруг захихикала и пробормотала что-то о снежных призраках – вот она удивилась, наверное, найдя в постели лошадиные говяшки.

И они говорили об этом все чаще. Арья иногда хотела взять старый меч Джона – ну, деревянный – и хорошенько огреть каждого по голове – кроме папы, потому что он не позволит Джону умереть.

Джон не должен был умирать.

Потому она и ткнула охранника метлой – как ей еще поговорить с Джоном?

На следующий день мама привела их – всех, даже Робба и папу – на дворик перед караульной – как раз туда, где Джон мог их разглядеть.

А потом ушла.

Джон смотрел на них из-за оконной решетки – откуда только она взялась! – и улыбался. А потом взял и завыл.

Санса испугалась, а Арья запуталась, но Бран, ее маленький брат, повторил за Джоном.

Хохоча, Арья тоже завыла, изображая из себя волка. Санса покраснела, а отец улыбнулся, обнял их всех разом и поднял.

Арье было весело, но это быстро закончилось, и они разошлись. Санса потащила ее к септе Мордейн, Брана забрала служанка, а Робб отчего-то разозлился и ушел, топая ногами.

Арья хотела еще – и с Джоном.

"Но Джон умирает, – вдруг вспомнила она, – он больше не будет брать тебя на руки и выть с тобой, глупая Арья, он превратится в камень и будет стоять в Крипте".

Арья заплакала – прямо в септе, под взглядами Сансы, Джейни Пуль, Бет Кассель, семи дурацких богов и септы Мордейн. Это были не те слезы, которые просто текут из глаз – Арья давилась рыданиями, икала, растирала рукавом сопли по лицу и тряслась.

Джон обещал ей привести подарок. И сказки. Он должен был рассказать ей новые сказки, не страшные, как у старой Нэн, а интересные, как только у него. И целовать ее перед сном – он делал так, пока не уехал на войну с папой, и заставлять ее смеяться, строя рожицы, и обнимать, когда она спит, и есть вместе с ней голубику, и учить ее ездить верхом, и познакомиться с собакой, с которой Арья подружилась, и побить Корена с Роббом.

Ему нельзя умирать.

Перестав трястись, Арья поняла, что плачет в объятьях септы.

Она должна увидеть Джона. Ближе, чем с десяти ярдов.

Ее отнесли в комнату – хотя она и сама могла дойти, мейстер Лювин дал ей что-то выпить, и Арья уснула.

Во сне ей чудилось, что кто-то гладил ее волосы, но так делал только Джон. Ей снилось, как они гуляют по волчьему лесу, играют в деву и чудовище и собирают шишки.

Она проснулась посреди ночи, и ей снова захотелось плакать, но в этот раз Арья не поддалась. Ей нужно было встретится с Джоном. Быть может, надо ему что-нибудь принести? Арья живо представила, как они сидят на его кровати и уплетают пирожные с ежевикой, а потом показывают друг другу синие языки и смеются.

Пробраться на кухню было несложно, сложнее было выйти из комнаты. Арья выглянула в окно – луны почти не было, а завтра она и вовсе исчезнет. Было темно-темно, должно быть, час волка – от этого наблюдения Арья едва не засмеялась. На цыпочках она подошла к двери и тихо ее открыла.

Проклятье! Она забыла про огонь в очаге – на стене коридора тут же заплясали его отражения, обхватывая тень Арьи – высокую и с непомерно большой головой. К счастью, за дверью не было никого, кто мог бы это заметить – во всем Великом замке охраняли лишь вход и комнату Джона.

Но Арье сперва нужно было на кухню. Пришлось подняться по лестнице и вылезти в одно из окон – она наступила прямо на крышу перехода, ведущего в арсенал – дальше все легко.

Зайдя на кухню, Арья поняла, что может и не найти тут ежевичных пирожных. Было темно, и ей пришлось искать едва ли не на ощупь. Она нашла вчерашний хлеб, копченое мясо – для зимних запасов, когда снег будет таким глубоким, что нельзя будет выйти охотиться, нашла маленький нож, которым резали лимоны для ее любимых пирожных, а вот пирожных не было: ни лимонных, ни ежевичных.

Арья, наверное, истратила целый час, ощупывая кухню – зато сумела найти плетеные корзины, где были ягоды. Арья набрала всех понемногу – вишни, ежевики и голубики, сложила это все в кулек и запихнула его себе под платье.

Уже забираясь в окно Великого замка, она вспомнила, что дверь Джона охраняют двое – и Арья понятия не имела, что делать со вторым.

"Уж с одним-то я разберусь", – подумала она, сжав рукоять лимонного ножа.

Размышляя, она едва не уснула на ступеньках, прямо у коридора с гвардейцами.

Наверное, уже пришла пора утренних сумерек, когда у нее появилась идея. Даже план.

Арья затопала по коридору, ничуть не прячась. Подошла к стражникам.

Одного из них она знала – пузатый Том. Он был добрым и… не-да-ле-ким, как говорил Джон. Арья встала перед другим – его имени она не знала, но он казался умным.

– Пусти меня к Джону, – сказала она, держа руки за спиной.

Он печально покачал головой.

– Не могу, маленькая леди. Тебе положено спать сейчас.

– Пусти меня, – Арья попыталась сделать папино злое лицо, но стражник только снисходительно улыбнулся, и она разозлилась.

– Нельзя к нему, Арья, иди в свои покои.

Сначала она хотела только пригрозить ножом, но вдруг она ощутила такой гнев, что не смогла совладать с собой.

– Пусти меня! – крикнула Арья и воткнула нож ему в ногу.

Он вошел на два дюйма и наткнулся на что-то твердое.

– Ох, боги! – крикнул стражник, а потом посмотрел на нее, словно впервые увидел.

Нога его вдруг подогнулась, и он с лязгом рухнул на камень.

Арья побежала от них, и пузатый том хотел броситься за ней, но передумал. Она поднялась по лестнице, пронеслась по коридору и спустилась, оказавшись с другой стороны коридора с комнатой Джона.

Высунувшись из-за стены, она увидела, что у двери больше никого нет.

Арья радосто подскочила к ней и, навалившись как следует, распахнула.

Джон не спал.

"Он ждал меня", – подумала Арья.

Ее брат стоял посреди комнаты и сжимал двумя руками меч – настоящий. Арья могла видеть, как заточенная сталь отражает огонь.

"Джон теперь большой, ему можно носить сталь, хотя Роббу еще нет".

Он повернул голову, посмотрел ей в глаза, и Арье показалось, что ее сердце остановилось. Арья хотела разбежаться и прыгнуть в его объятья, хотела, чтобы он погладил ее по волосам и назвал маленькой сестричкой.

Вместо этого она сказала:

– Ты обещал привести подарок.

Джон попятился.

– Как ты сюда попала?

Единственным освещением был очаг, лицо Джона скрывалось тенью от волос, и Арья не могла видеть его.

– Я принесла ягоды.

Арья достала кулек. Половину ягод раздавило, пока она бегала, но вкус ведь от этого не портится. Она сделала шаг к Джону, он – шаг назад.

– Тебе нельзя подходить, Арья.

Джон выпустил меч и показал ей руку в перчатке. Арье захотелось поколотить весь мир.

– А тебе нельзя умирать! – выкрикнула она. – Я не хочу!

– Я тоже, – тихо проговорил Джон.

– Обещай, – тут же потребовала Арья.

Джон посмотрел в огонь и его глаза стали пурпурными, отражая пламя.

– Я не умру, – голос Джона охрип, – я обещаю.

* * *

Свет играл на лезвии меча, сходясь и расплываясь, создавая причудливые узоры. Огонь очага делал обычный меч похожим на валирийскую сталь, на отцовский Лед.

Джон полагал, что леди Кейтлин принесет его, завернув в ткань или спрятав как-нибудь еще, но меч ему принесла служанка.

Он не знал, как это лучше сделать. Надо было просить веревку. Джон видел много смертей.

Если он упадет грудью на меч, будет умирать добрую сотню вдохов – если повезет, и меч пробьет сердце. Если же меч пробьет живот, Джон может мучиться несколько часов. Самая быстрая смерть, которую он видел – это казнь, когда отец отрубал преступникам голову. Их ноги и руки при этом всегда дергались, раньше Джон думал, что их смелость изменяет им перед смертью, но лекари объяснили ему, что это от удара по шее. Они страдают меньше вдоха.

Но Джон не мог сам себе отрубить голову. Можно было, конечно, попробовать перерезать глотку, но у Джона не было столько сил – в шее много хрящей, которые так просто не перережешь. И, если быть честным, такая смерть внушала Джону ужас – смотреть, как из тебя вытекает красный ручей, и захлебываться в собственной крови.

Было жаль, что его тело сожгут – он слышал, как об этом говорил архимейстер. Серая хворь боится огня. Ему бы хотелось стоять в Крипте, чтобы Робб и Арья могли его навещать. Отец наверняка позволил бы. Мертвый Джон, даже будучи Старком, Роббу не помешает.

Когда ворвалась Арья, он как раз примерялся, как бы вбить меч себе в грудь, попав в сердце.

Он почти набрался решимости. Он был спокоен. А Арья принесла ему ягод.

Этот кулек так и лежал на крышке сундука.

Меч расплывался перед глазами.

– Я не хочу умирать, – сказал Джон в пустоту.

За те несколько лун, что он болел, отец был рядом с ним больше, чем за восемь лет до этого.

Отец рассказал Джону о Роберте Баратеоне, об Орлином Гнезде, о турнире в Харренхолле, рассказал о его деде, Рикарде Старке, который был лордом Винтерфелла до отца. Рассказал о Штормовом Пределе, где гостил в дни своей юности.

Джон лежал вечерами и представлял себе эти места – огромный Харренхолл, в десять раз больше Винтерфелла, с оплавленными драконьим огнем башнями, лучших рыцарей Вестероса, сражающихся друг с другом. Демона Трезубца, сражавшегося в общей схватке, Барристана Смелого в серебренных доспехах и Эртура Дейна, Меча Зари.

Джон никогда не задавал вопросов, чтобы не задеть те воспоминания, которые причиняют отцу боль, только просил: "Расскажи еще".

Еще Джон начал много читать. Тирион Ланнистер подарил ему книгу путешественника, бывавшего и в Эссосе и в Вестеросе, где он описывал самые величественные и невероятные чудеса. Джон прочитал эту книгу несколько раз, и ему захотелось посмотреть на эти чудеса.

Правда, в Вестеросе была лишь Стена, да еще упоминалась Высокая Башня в Староместе – она была даже выше Стены.

"Эброз предлагал забрать меня в Старомест, – вспомнил Джон, – Но отец решил оставить меня здесь".

На краю сознания, словно назойливая мошка, появилась мысль – она постоянно ускользала от Джона, но почему-то внушала надежду.

Джону вдруг захотелось взглянуть, не прошла ли серая хворь дальше, забрав у него еще кусок. Пальцы слушались, хотя уже ничего не чувствовали – кроме того кошмарного дня, когда мейстер срезал с него зараженную плоть и поливал мясо под ней серным уксусом.

Хворь забралась чуть выше запястья. Раздражение снова накатило на Джона – это же надо, взяться раненой рукой за зараженную фигурку. Когда он вообще успел получить эту дурацкую рану?

Тут Джон снова взглянул на потрескавшуюся плоть, а потом на меч.

Разве нельзя просто отрубить руку? Болезнь ведь лишь в ней…

И правда. Джон видел на Пайке рыцаря, который потерял правую руку во время штурма замка – его лечил тот же мейстер из Ланнистеров, что и Дейси.

Джон поднял меч левой рукой и собирался уже рубить, когда понял, что может промахнуться. Или не до конца отрубить, и тогда серая хворь попадет в новую рану, и будет только хуже.

Джон несколько часов тренировался, и все же смог перерубить ножку стула с одного удара.

Потом он понял, что бить будет еще и неудобно, но это ничего.

Еще за час Джон продумал все. Обрубок он бросит в очаг – ведь серая хворь боится огня. Рану надо будет замотать чистой тряпкой – Джон отрезал мечом кусок простыни и несколько раз потренировался заматывать левой рукой обрубленную ножку стула. Попробовав разрубить ножку стула из того положения, к котором он будет рубить руку, он не смог. Надо было просить топор.

Джон подтащил сундук к камину – кулек с ягодами он перекинул на кровать, он их еще с Арьей съест. Положил руку. Замахнулся мечом.

И струсил.

"Огонь слишком слабый, – сказал себе Джон, – моя рука в нем не сгорит. Я попрошу развести посильнее, а потом уже отрублю. Сегодня, пока Арья снова не пробралась ко мне".

Джон чуть не сошел с ума от страха, когда увидел ее в своей комнате. Она может умереть, если коснется тебя.

Даже когда на него напали железнорожденные с золотыми кракенами на груди, даже когда архимейстер Марвин колдовал над ним, а в его комнате плясали тени, даже когда он падал со стены, Джон так не боялся.

Он поставил сундук обратно, спрятал ягоды и меч под кровать и стал ждать слугу, который принесет дров и заберет ночной горшок.

Потом вскочил, перепрятал меч и ягоды – ведь проклятый горшок стоял под кроватью.

К нему пришел не слуга – это был отец.

Растерянным взглядом он оглядел комнату, не сразу заметив Джона. И тут Джон догадался, в чем дело.

– Отец, я не прикасался к ней! Арья стояла у входа, а я там, у очага, я не позволил ей зайти, клянусь!

Лицо лорда Старка посветлело. А потом он заметил изрубленный стул.

"Проклятье! Надо было сделать все ночью, теперь отец заберет меч, и я больше ничего не смогу сделать".

Джон едва не заплакал от злости на себя. В груди будто извивался какой-то зверь.

– Кэт велела принести тебе меч.

Джон опешил. Как он узнал?

– Прости, отец, я просто…

– Зол. Я понимаю, Джон, правда, я понимаю. Я тоже зол.

Слова потекли из Джона рекой.

– Я не видел солнца уже несколько месяцев. Я не могу обнять тебя, отец. Я не могу обнять свою сестру. – Джон вытер злые слезы левой рукой. – Моя мать тоже не придет сюда, чтобы меня обнять. Мне холодно! – Джон передернул плечами и указал на очаг. – Позволь, хоть что-нибудь меня согреет. А еще мейстер сказал, что тепло мне полезно, – Джон улыбнулся сквозь слезы, – клянусь, он хотел сварить меня заживо в этих треклятых ванных.

Отца его слова тронули. Они сидели бок о бок больше часа, пока слуги бегали с дровами туда-сюда. Под конец было настолько жарко, что пот начал заливать Джону глаза.

Удивительно, но ему нравилась эта жара, а присутствие отца рядом делало его решимость все крепче. Джон даже о руке начал забывать. Серая хворь боится огня.

Когда он остался один, Джон снова поставил сундук к очагу и положил на него правую руку. Он почувствовал, как жилка на его руке дрожит, когда сжал меч.

Джон посмотрел в пламя. До очага был целый ярд, но горячий ветер обдувал лицо Джона. Ярко красные угли переливались, воздух дрожал от жара, языки тянулись вверх и наружу, прямо к Джону.

Серая хворь боится огня.

Меч со звоном упал на пол, Джон перешагнул через сундук и встал прямо перед очагом; стянул с правой руки перчатку. Медленно провел ей по языкам пламени и ощутил легкое пощипывание. Сердце бешено колотилось в его груди.

Серая хворь боится огня.

Винтерфелл V

Браавос встретил ее туманом и мелким дождем.

Виликор была почти счастлива, даже когда вся ее одежда была промокшей до нитки. Скоро, скоро она вернется домой. Она переплыла залив на рыбацкой лодчонке, оставив ее хозяину серебряную марку – одну из двух, что были у нее в кисете.

Вряд ли ей еще понадобятся эти деньги.

Она проплыла мимо рыбного рынка – ей нужен был северо-восточный островок города. На самом севере стоял дворец морского владыки, а вот на востоке, среди обычных домов было место, которому она принадлежала.

Плывя домой по Длинному каналу, она увидела слева от себя храмы всех известных богов. Они никогда не интересовали ее. Может, эти боги существуют, может – нет, но небо… небо есть везде. Небо видит все.

Идя по улице, она жадно смотрела вокруг. Все было точно таким, как она помнила. Точь в точь.

– Чего тебе? – огрызнулся на нее прохожий.

Он, должно быть, думал, что широкие рукава скрывают, насколько у него тонкие руки – достаточно тонкие, чтобы девочка могла его удержать.

– Кто живет в этом доме? – потребовала Виликор.

Домом, по правде, это строение не было. Скорее уж дворец. В Браавосе самыми богатыми людьми были банкиры, быть может, один из них его выкупил? Но почему тогда он не снял знамя?

– Тразадо, идиотка, кто же еще? – рявкнул он раздраженно. – Пусти!

Он дернул рукой, пытаясь освободить рукав, и удивленно выпучил глаза, когда девочка удержала его.

Тразадо – один из старых родов Браавоса; Виликор наизусть знала их историю. Основатель рода, Аоран, был бастардом из Валирии, которого из зависти к военному мастерству продал в рабство кровный брат.

"Аоран" – не настоящее имя, на высоком валирийском это слово значило "бастард", а "тразадо" означало "проклятый" или "убийца дракона".

Взбунтовавшись, он убил драконьего всадника и его дракона во время войны с Сарнорским царством – клинок, который он вонзил в драконий глаз, хранился в доме Тразадо до сих пор, Виликор видела его, огромный двуручный меч, изогнутый и оплавленный. После этого Аоран бежал из рабства, а с ним бежали еще четырнадцать человек, но до города добрались лишь трое. В то время Браавос все еще оставался тайным, никто не знал о его существовании, потому они больше года скитались по Андалосу, преследуемые отрядами Валирии.

Аоран так исхудал, что когда предстал перед морским владыкой и первым мечом Браавоса, не мог поднять собственный клинок. Первый меч рассмеялся и заявил, что беглец скорее подметал залы своих господ в Валирии, а меч этот просто нашел. Тогда Аоран попросил принести метлу и бросил вызов первому мечу. Тот вновь рассмеялся и обнажил сталь, но Аоран победил его, будучи вооруженным лишь палкой.

Морской владыка был так впечатлен, что повелел выковать для Аорана меч, которым тот сможет сражаться. Тонкий бандитский клинок.

Аоран Тразадо был первым мечом Браавоса тридцать семь лет, при трех морских владыках, как раз в те годы, когда Браавос только открылся миру, и никогда не брал в руки иного меча, кроме подаренного владыкой. Он и был на знамени дома – клинок брави, скрещенный с метлой на лазурном фоне.

Аоран вел войны с пиратами Закатных королевств и Валирией, которую люто ненавидел. Он взял себе в жены бывшую рабыню, родом с Летних островов, где все любили всех, и обязал ее хранить ему верность. У них было трое детей, и средний из них, будучи лучшим бойцом, наследовал отцу. Все дети унаследовали его внешность, белые волосы, небесные глаза и бледную кожу, хотя их мать была чернее ночного неба.

– Тразадо мертвы, – сказала Виликор.

Раньше эти слова заставили бы ее плакать.

– Пусти, – повторил он, – Эраст Тразадо, это его дом, пусти меня.

Вместо этого пальцы Виликор сжались сильнее.

В доме Тразадо было много традиций. Они никогда не женились и не выходили замуж за тех, в ком могла течь хоть капля крови Валирии. В их роду были дотракийцы, иббенийцы, высокие люди, даже джогос-нхаи – странно, как они все еще сохраняли свою внешность. Женщины этого дома, когда брали себе мужей, оставались Тразадо. Каждый ребенок обучался владению мечом, а в двенадцать лет проходил особое посвящение – лишь тогда его начинали считать истинным Тразадо. После смерти членов этого дома клали в стальные короба и относили в горы, ближе к небу – а в Браавосе гор не было, потому каждые похороны становились путешествием. Глава дома избирался в поединке между всеми мужчинами старше тринадцати лет – именно в этом возрасте Аорана продали в рабство – и младше тридцати – когда он стал первым мечом.

– Эраст – калека.

Он сломал себе колено, когда упал, катая сестру на шее, и это случилось до того, как он прошел посвящение.

Мужчина закатил глаза и перестал вырываться.

– Ани, его новая жена, стала главой семьи после смерти Винара и всех его дядьев в спорных землях.

"Глупость, – подумала Виликор, – Ани была женой Винара, матерью Эраста через брак, и никогда его не любила".

И женщина никогда не вела за собой род воинов.

Тразадо всегда были особой семьей. Обычные люди шли в наемники чтобы заработать денег или упиться кровью, но не Тразадо. Внуки и правнуки обычных наемников становились купцами, банкирами и лордами, но не потомки Тразадо. Те воевали всегда – бывало и такое, что они оказывались с разных сторон конфликта.

Если Браавос не вел войн, они шли наемниками в Спорные земли, или присоединялись к какому-нибудь кхаласару; если же Браавос воевал, то все они слетались туда и присоединялись к нему в боях. А раньше, когда еще был Валирия, они сражались в королевствах Вестероса.

Тразадо были воинами. Они сокрушили наемные армии Пентоса сто лет назад, двести лет назад они разбили Безупречных Квохора, они воевали с Волантисом на Золотых полях и с Лиссом в Летнем море. Лишь в одной войне Браавоса они не участвовали – когда город освобожденных сражался против Волантиса на одной стороне с Эйгоном из рода Таргариенов, последних валирийцев.

Но в этот раз они потерпели поражение. Винар Тразадо был человеком в равной степени гордым, амбициозным, честным и кровожадным.

Он призвал всех Тразадо – три или четыре десятка. Отряд небольшой, но их репутация была известна. Они все вступили в очередную войну между Тирошем и Мирром, на стороне последних – Винар полагал, что если Тирош ослабнет, морской владыка сможет объявить им войну и освободить еще один вольный город от рабства, а Тразадо еще сильнее увеличат свое влияние. Винар хотел, чтобы место первого меча было занято Тразадо навсегда.

На стороне Тироша выступили Золотые Мечи. Винар решил, что это ему на руку: Золотые Мечи были основаны человеком с валирийской кровью.

Битва была на поле, и Тразадо возглавляли кавалерию, полторы тысячи тяжелых всадников. Это была непобедимая сила. Если только у врагов не было животных побольше. Лошадей можно научить прыгать через пламя и не бояться собак или даже львов, но слоны?

Кавалерия была разбита за час, Виликор видела, как их давили. Все Тразадо погибли. Тирош победил.

Среди мертвецов она нашла отца, столь же мертвого. Она едва успела схватить его клинок и убежать до прихода победителей, собиравших трофеи.

Она не могла сражаться – отец взял ее с собой, лишь чтобы продолжать обучать военному делу, и не подпускал близко к битвам, и это спасло ей жизнь. Она добралась до Браавоса через Вольные города. Ей приходилось побираться и убивать, воровать и сбегать.

Виликор, наконец, выпустила рукав, и прохожий, ругаясь, удалился.

Ани Тразадо. Она была шлюхой из Лисса – конечно же, валирийской крови – вскружившей ее отцу голову. Он забыл о столетиях истории, когда взял ее в жены, заявив, что не намерен прятать любовницу в сундуке. Винар Тразадо был честным человеком.

"Смотри в глаза, когда убиваешь, – учил он ее, – смотри в глаза, когда любишь. Смотри в глаза, когда пытаешь".

Вся ее спина была покрыта шрамами от его честности.

Виликор подняла голову. Небо над Браавосом было серым, облака слились в одну свинцовую стену, стоящую между ней и солнцем.

Эраст любил свою сестру – или говорил так, когда она последний раз помнила.

Ани же… Ани ненавидела Виликор. Она полагала, что ее с Винаром дети – которые уже никогда не родятся – станут наследниками, но Винар, уже нарушавший одну из традиций, хотел нарушить и вторую. Он тоже хотел, чтобы после него семью возглавляли его дети, а не кузены и племянники. Эраст был калекой, а Виликор – девочкой, но Винара это не остановило. Он говорил, что в день рождения Виликор в небе появилась красная комета, и что это знак. Он дал женщинам больше прав в их доме, чтобы Виликор смогла участвовать в поединках, когда придет время, но, видимо, этими правами воспользовалась Ани.

Наверняка она смогла убедить Эраста принять ее сторону, а теперь…

Если она узнает, что Виликор жива – быстро исправит это.

Виликор с удивлением поняла, что ничего не чувствует. Она не хочет видеть Эраста. Не хочет быть главой Тразадо. Не хочет смерти Ани.

Она шла по улицам Браавоса как призрак. Грязные волосы закрывали лицо, протертые до дыр сапоги, снятые с какого-то мертвеца, болтались на ногах. Клинок отца остался лежать у дверей дома Тразадо, и она чувствовала странную легкость, когда ничто больше не висело у нее на бедре.

Она никогда не бывала на Острове Богов, где стояли храмы всем богам, какие только были в мире – кроме богов Тразадо, потому что никто не смог бы построить статую Неба или создать для него храм.

Небо теперь было для нее ничем большим, чем местом, откуда светят солнце и луна.

Храм Владыки Света был похож на горящую кровоточащую крепость. Аоран бы восстал из могилы, если бы какой-то Тразадо вошел в храм тех, кто поклоняется огню и боготворит драконов.

Черно-Белый Дом выглядел странно. Все остальные храмы стояли так, чтобы к ним легко было подойти, словно торговки на рынке – не хватало лишь зазывателей, но храм Многоликого стоял на отдельном островке, а лестница, ведущая к дверям, начиналась в воде.

Виликор скинула с себя плащ и прыгнула в соленую воду. Плавать она умела лишь по-собачьи, и путь до храма занял добрую четверть часа.

Вдоль стен стояли воплощения смерти – в их рядах не хватало Винара Тразадо, но все остальные были.

Но ей был больше интересен бассейн с водой посредине.

"Небо должно отражаться в воде," – подумала она, но здесь не было неба.

Поверхность воды была идеально гладкой, и в ней было видно лишь отражение ее лица. Она видела его впервые за несколько месяцев – лицо было другим. Острые скулы стали еще острее, щеки впали, волосы из белых стали грязно серыми.

Она слышала, что эта вода помогает уснуть и не видеть сны – это то, что ей сейчас нужно.

Опасливо оглянувшись, она зачерпнула воду из бассейна и жадно выпила.

Утром она проснулась с широкой улыбкой.

* * *

Нед сидел в Библиотечной башне. Мейстер Лювин уверял, что здесь есть книги, которые стоят дороже, чем клинок из валирийской стали – некоторые были в единственном экземпляре, у некоторых были копии лишь в Цитадели. Последнее время Нед много читал – но ни в одной из этих книг не было сказано, как спасти Джона. Старк охотно отдал бы свой фамильный меч, чтобы мальчик выздоровел, тысяча лекарей охотно приняли бы его, поклявшись всеми богами, но ни один из них не мог помочь.

– Есть ли еще кто-нибудь? – Нед не хотел знать ответ на этот вопрос.

– Мне жаль, милорд. Я возлагал надежды на Эброза, он разбирается в человеческом теле лучше всех. Квиберна я в Цитадели не встречал, но у него живой ум и смелые идеи, Марвин же… я уважаю его, но он приехал сюда скорее из-за тех диких слухов о драконьих яйцах, чем с целью излечить Джона. Те, кого в Эссосе называют мудрецами, могли бы стать мейстерами, да – частично, но большая часть из них лишь самоучки и шарлатаны. Если вам угодно, есть слухи о Асшайских заклинателях…

Дверь в башню открылась, грохнула о стену и едва не сшибла вломившегося слугу.

– Лорд Старк, ваш сын… ох, простите. Джон Сноу, он…

– Что с ним? – Нед поднялся.

Книга, которую он пытался читать, соскользнула со стола и упала, раскрывшись на середине.

– Он… что-то сделал. Мы не знаем… его рука…

Нед уже не слушал.

В комнате Джона было невероятно жарко воняло, горелым мясом и мочой, на полу валялись угли, часть была еще красными. Джон без сознания лежал на кровати, его правая рука свисала вниз.

Когда Нед увидел серую и каменеющую кожу, он испугался. Сейчас он пришел в ужас. Кожа на руке Джона почернела и пузырилась, местами и вовсе слезла, Нед мог видеть мясо, кости и жилы на детской руке.

"Наверное, мой отец выглядел так же", – подумал он.

Неду не приходилось еще видеть таких сильных ожогов. Человек либо сгорал в огне, либо избавлялся от него раньше, чем кожа слезет.

Лювин подошел к кровати и опустился на колени; Нед шагнул к Джори Касселю – он лично охранял дверь после того, как Арья пробралась внутрь – и посмотрел на него.

Джори побледнел и отступил на шаг, однако заговорил.

– Он сунул руку в огонь, милорд. Я не знаю, сколько он терпел, – Джори передернуло, – я вообще не знаю, как можно это терпеть. Он закричал, я вошел и увидел, как он сидел перед очагом и сжимал головешку. Я… простите, лорд Старк, я растерялся. Когда я попробовал его оттащить, Джон пнул меня, – только сейчас Нед увидел разбитую губу Джори, – а потом он упал, продолжая сжимать клятое полено.