Текст книги "Бастард (СИ)"

Автор книги: Nar Garcvorg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Последние два всадника въехали – одним из них был Джори Кассель, а вторым, видимо, какой-то болотный человек, уж больно маленького он был роста. Натянутый на глаза капюшон серого плаща скрывал лицо, но не черную кольчугу. За его левым плечом Санса увидела рукоять меча, а на предплечьях блестели стальные наручи. Когда все остановились, он начал слезать с лошади, но в этот момента Арья закричала: "Джон!", он вздрогнул и, зацепившись ногой за стремя, неловко упал.

"Это не может быть Джон Сноу, – подумала Санса. – Он хороший наездник, так все говорят".

Это было почти все, что она знала о Джоне.

Арья думала иначе – Джори поймал ее в двух футах от поднимавшегося человека. Он оказался еще ниже, чем выглядел, будучи верхом – пожалуй, лишь чуть выше Робба. Капюшон слетел, и Джон Сноу отер пыль с лица.

Он смотрел на Арью с отцовской печалью во взгляде.

"Он не должен быть настолько похожим на отца", – почему-то эта мысль принесла испуг.

Но она тут же заметила разницу – у отца никогда не дрожала нижняя губа.

Санса встала на колени вместе со всеми, чтобы мама могла вручить отцу замок, но Арье было плевать – она извивалась и кричала в руках Джори, оттаскивавшего ее от Джона Сноу. Ей удалось его пнуть – даже Санса знала, что от такого пинка будет больно, – но Джори не отпустил ее. Он держал ее, даже когда Арья до крови прокусила ему руку.

Отец на кого-то кричал – а он никогда не кричал, Джори уносил Арью брыкающуюся двора.

– Прошу вас, верните Сансу и Брана в их комнаты, – услышала она голос матери.

Септа взяла Сансу за руку. Она так иногда делала, Сансе не должно было быть страшно, но ладонь септы оказалась вдруг скользкой и влажной, и Сансу передернуло.

На обеде Джона не было, но был другой мальчик. Теон Грейджой, новый воспитанник отца. Он был еще тише и угрюмее, чем Джон Сноу.

Так вкусно Санса не ела со своих последних именин. Оленина, запеченная с яблоками и специями, вода с вишней, рыбная похлебка с овощами и лимонные пирожные в конце – Санса готова была поклясться, что съела столько же, сколько весит – но раньше за едой всегда шел разговор, а в этот раз все молчали.

Арья проглотила оленину и выпила вишневую воду, но больше ни к чему не притронулась, обиженно поглядывая на Джори и маму, постоянно при этом ерзая.

– Почему Джон не с нами? – спросил Робб, доедая.

– Он болеет, – сказал отец, – Джон останется в своих комнатах, пока не поправится.

Санса вдруг поняла, что отец ничего не съел. Может, он хотел поесть вместе с Джоном, пока тот не может выйти?

– Я отнесу ему! – Арья опрокинула стул и начала сваливать пирожные в подол, который придерживала рукой.

– Сколько раз тебе повторять, Арья, платье – не сумка, – отругала ее септа Мордейн.

– Джона покормят слуги, – сказала мама тоном, который не позволял возразить.

Тогда Арья сделала нечто непростительное – она отпустила подол, и пирожные упали на пол.

– Арья!

– Я хочу к Джону!

Мама и септа одновременно начали говорить, но вдруг поднялся отец. Все замолчали. Все перестали есть. Можно было услышать, как каркают мейстерские вороны в другом конце замка.

– Джон очень расстроится, если ты заболеешь из-за него, Арья, – отец подошел в ней и коснулся ее щеки, но Арья зло дернулась. – Ты могла бы собрать для него ягод или… – голос отца вдруг стал хриплым, а потом и вовсе пропал. – Сделай ему подарок, Арья, Джон будет рад.

Арья кивнула и зло затопала с сторону сада, отец устало покачал головой. Пирожные остались на полу.

Следующим утром, во время шитья, Арья спросила септу Мордейн о Джоне. Санса иногда завидовала младшей сестре – она могла спросить о чем хотела.

– Боги наказали его, – выговорила септа сухим голосом, – этот мальчик был порождением греха, оскорблением брака твоих родителей, заключенного в свете Семерых, и Отец покарал его.

– Я спрашивала тебя не об этом. Я спросила: когда Джон поправится? И при чем тут боги?

Септа выглядела готовой ответить, и Санса замерла, не донеся иголку до ткани.

– Он поправится, когда того пожелают боги, если Матерь будет к нему милостива.

– Так бы и говорила, что не знаешь, – огрызнулась Арья.

Септа не ответила. Странно, ведь она не позволяла Арье дерзить, никогда.

На обеде отца не было, и Арья приставала с этим вопросом к мейстеру – с тем же результатом. Лишь встав из-за стола Санса поняла, что Робба тоже не было, как и Теона Грейджоя.

Спросив разрешения септы, она отправилась в богорощу – Робб, в отличии от нее, почему-то любил это место и страшное лицо, вырезанное на дереве. Но его там не было. Санса обошла половину замка – даже библиотеку и Воронью башню, пока ну услышала всхлипы.

Теон сидел на крыше башни.

– Спускайся! – крикнула ему Санса. – Маме не нравится, когда по ним лазают.

– Твоей маме, ты имеешь в виду, – со злым смешком ответил Теон. – Моя-то осталась в Пайке.

Санса не сразу поняла – как это, мама не рядом. Потом вспомнила Джона Сноу. Ей стало жалко их.

Еще она вспомнила, что вчера Теон ей нравился. Он был красивым – в Винтерфелле не было других красивых мальчиков. У него были длинные черные волосы, расчесанные и блестящие, перевязанные золотой лентой, узкое красивое лицо, черные глаза, каких почти не было на Севере. И красивая одежда – чего здесь вообще не было. Черный камзол с золотым узором на груди и с застежками из черного оникса, черный полуплащ с золотым кракеном, высокие начищенные сапоги. Она узнала, что мужчины тоже могут одеваться красиво, лишь когда у них остановился певец, но тот был скорее пестрым, настолько, что в глазах рябило. Теон Грейджой был красивым.

Тут ей пришла в голову идея – настолько замечательная, что Санса не смогла удержаться.

– Она могла бы и тебе быть мамой, – ты ведь не бастард, – а я твоей сестрой. Если хочешь. Как игра.

– Нет уж, оставь ее себе, Старк. У меня своя есть. И сестра тоже. И братья были, пока их твой отец не убил.

Санса окаменела. Отец кого-то убил? Его братьев? Детей? Братьев, как Робб? Братьев, как Бран? Она скрестила руки на груди, чтобы унять дрожь, вдруг возникшую в пальцах. Сансе хотелось крикнуть, что он врун, но он не врал – он почти плакал.

"Вежливость – щит женщины", – вдруг вспомнила она.

– Я сожалею о твоих потерях, – так ведь надо говорить, верно? – Ты не знаешь, где Робб?

Он спрыгнул с крыши и приземлился в одном футе от нее. Посмотрел на нее сверху вниз.

– Я не знаю, кто Робб.

– Робб – мой брат, – удивленно сказала Санса.

Как можно это не знать? Он что, совсем глупый? Тут ее осенило – папа никого не убивал, глупый Теон просто ошибся.

– Рыжий? Видел его. Ревел как девчонка и бежал куда-то. Зеленый неженка. Это он-то – наследник Севера?

Санса почувствовала ком в горле и поняла, что плачет.

– Робб хороший! А ты… ты… злой!

– Да плевать. Оставь меня в покое.

Он начал неловко карабкаться назад на крышу, с которой спрыгнул. Санса собирала уходить, когда Теон заговорил:

– Через кладбище. Он бежал по кладбищу.

– Благодарю, – Санса, сдерживая слезы, сделала реверанс, хотя он не смотрел в ее сторону.

Ей пришлось спуститься в Крипту. Она никогда не приходила сюда одна – только с Роббом, ведь он защищал ее от огромных пауков, которые здесь водятся. Даже Арью сюда не пускали – мама говорила, для нее лестница слишком крута.

– Робб? – Санса поняла, что ее голос дрожит от страха.

Вокруг было темно и холодно, а статуи сжимали свои страшные ржавые мечи, и казалось, что они не позволят ей вернуться. Ей почудилось, что лютоволк у ног одной из статуй оскалился, и Санса побежала.

Она остановилась, лишь добежав до последних статуй.

Тут она и увидела Робба – он вылез из ниши за статуей Брандона Старка, старшего брата их папы. Даже в неровном свете факелов она видела дорожки слез на его щеках.

– Санса? Как ты меня нашла?

Она решила, что на этот вопрос отвечать необязательно.

– Что случилось? Ты плакал?

Обычно он бы устыдился – хотя Санса не знала, чего здесь стыдиться: все дети плакали, даже Джон Сноу, изображавший из себя папу, – но сейчас Робб просто кивнул.

– Мама и папа кричали… И мейстер Лювин… Я ничего не понял, и меня увели прежде, чем я успел спросить, но… – Робб, сглотнул, посмотрел прямо ей в глаза, и Санса вздрогнула. – Санса, мама сказала, что Джон умрет.

* * *

Кейтлин чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое.

Она ждала Неда. И даже не из-за Полурукого и секрета о матери Джона Сноу. Боги, она просто скучала по нему! По его рукам, по его колючей бороде, по серым глазам, по голосу, называвшему ее "Кэт" – никто, кроме Неда, не называл ее так с тех пор, как она покинула Риверран.

Она не могла говорить от счастья, когда увидела его, невредимого, въезжавшего в ворота Винтерфелла – и как она могла когда-то не любить этот замок, каждая частичка которого помнила Неда?

Кэт не была слепой – она видела его опустевший взгляд, направленный куда-то вдаль, видела бледность на его щеках – она появлялась лишь тогда, когда Нед слишком утомлен. И она видела, что бастарда нет рядом с ним. Она не знала, какие чувства это вызвало в ее груди – боль или облегчение – но они не имели значения, когда Кэт бросилась в объятья мужа и прижалась щекой к его щеке.

Она ощутила, как горячая волна прошлась по всему ее телу, сорвав с губ бессмысленный стон. Кэт почувствовала влагу между ног. Ей хотелось, чтобы он поднял ее на руки, отнес в свои покои и любил, пока не наступит следующее утро, она хотела почувствовать его дыхание на свой коже, хотела почувствовать его в себе, хотела увидеть в его глазах огонь, предназначенный только для нее, хотела ласкать его всеми способами, которые только можно придумать, хотела показать ему, как она скучала, как сильно она любит его.

Она отступила и опустилась на колени, и весь двор опустился вместе с ней.

– Винтерфелл твой, мой лорд, – она подняла взгляд и увидела, что муж смотрел не на нее.

Нед смотрел на Куорена Полурукого, оставшегося стоять, и Кэт никогда не видела во взгляде мужа столько гнева. Он поднял ее с колен и поцеловал руку, но даже не взглянул на нее.

– Что ты здесь делаешь?

Кэт вдруг почувствовала себя несчастной. Ну что ей стоило выгнать этого дозорного с его сотней секретов? Поселить его в Винтертауне и забыть о нем?

– Ты знаешь, зачем я здесь, лорд Старк, – Полурукий выпрямился и положил руку на рукоять меча.

Нед сделал два быстрых шага и ударил дозорного по лицу. Кэт не знала, почему тот не достал свой меч. Этот удар мог бы сбить с ног людей вдвое больше Куорена, но дозорный устоял.

– Я сказал тебе, сир, что убью тебя, если увижу еще раз!

Ужас сковал сердце Кэт. Она приняла Куорена как гостя в Винтерфелле, если Нед нарушит законы гостеприимства, боги не простят этого.

Куорен поднял ошеломленный взгляд.

Кэт должна была заговорить, ее слово могло бы сдержать руку мужа, но если жена будет перечить Хранителю Севера перед всеми его вассалами…

– Мой лорд, прошу вас! Этот человек – гость Винтерфелла, он преломил здесь хлеб.

Благослови боги сира Родрика!

Нед замер, и Кейтлин видела, как его глаза вновь заледенели, а лицо превратилось в холодную маску.

– Для чего он сюда прибыл?

– Сопроводить Уэймара Ройса в Ночной Дозор, – мгновенно ответил сир Родрик.

– Дайте ему лучший доспех из оружейной и отведите в Винтертаун, там он дождется лорда Ройса.

– Я хочу его увидеть, Старк, – из рассеченной брови Куорена текла кровь, и он смотрел на Неда со смесью мольбы и ярости.

Нед повернулся к Родрику, не обращая на дозорного внимания.

– Уберите его отсюда. Мейстер Лювин! Я хочу, чтобы вы немедленно отвели Джона в его комнату и осмотрели его руку.

Кэт не понимала, что происходит. Кто такой это Куорен? Почему Джон Сноу здесь? Он все еще Сноу? Где он и что с ним случилось? Почему Нед так холоден с ней?

Все вопросы перестали иметь значения, когда Нед переплел ее пальцы со своими. Он сжимал ее руку так сильно, будто тонул. Они шли в его кабинет – и Кэт показалось, что эта дорога заняла больше часа. Ноги вдруг стали ватными, а руки задрожали. Наверное, она слишком много испытала. Предвкушение, счастье, возбуждение, страх, разочарование… Кейтлин чувствовала себя так, словно не спала несколько дней.

Дверь за ними захлопнулась, и из Неда словно выпустили воздух. Он сгорбился, опустил голову, его рука повисла на ее мертвой плетью.

Кэт хотела знать, что происходит, но боль ее мужа была важнее любопытства. Она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом и запустила пальцы в его волосы. Впервые Нед нуждался в ее утешении. Что она за жена, если не сможет его дать?

"Я люблю тебя, Нед. Твоя боль – моя боль, твой гнев – мой гнев. Я люблю тебя, люблю, люблю", – она пыталась передать ему это, покрывая поцелуями его лицо, сжимая его в объятьях.

Он не отвечал на ее ласку, по Кэт чувствовала, как его спина выпрямляется.

Когда пришел Лювин, Нед был похож на древних королей Зимы, холодных и могучих.

Мейстер Лювин редко выглядел взволнованным, и сейчас был один из таких случаев. Он смотрел на Неда как на умирающего.

– Это серая хворь, милорд, нет никаких сомнений. Он сказал, что на руке была рана.

Кэт ошеломленно посмотрела на Неда. Он несколько вдохов смотрел на мейстера и лишь потом понял, что это был вопрос.

– Да. В его руку вонзился кусок дерева во время… Да, рана была, по словам лекаря, до кости.

– Значит, споры попали в кровь, – пробормотал Лювин, – тогда заражение проходит удивительно медленно. Хворь забрала лишь небольшой участок ладони за… месяц? два?

– Пятьдесят восемь дней, – хрипло проговорил Нед.

– Что же, тогда у него есть еще несколько лет перед тем, как, – мейстер замялся, – наступит конечная стадия.

Эти слова привели Неда в ярость.

– Я не спрашиваю, сколько ему осталось жить! Как его вылечить – вот что мне нужно!

Кейтлин схватила Неда за руку, успокаивая.

– Я не видел больных серой хворью с тех пор, как был школяром в Цитадели, – невозмутимо ответил Лювин, – я знаю о ней больше, чем обычный мейстер, но есть люди более сведущие. Мне неизвестно лекарство, неизвестно, сможет ли оно помочь Джону, я лишь знаю, что оно есть.

– Вы знаете, кто может помочь? – глухо спросил Нед.

– Да, я знаю нескольких людей.

– Напишите мне список. Я призову их в Винтерфелл.

– Я должен сказать, милорд. Винтерфелл, наверное, лучшее место в Вестеросе, чтобы переносить эту болезнь. Здесь сухой и чистый воздух, в замке тепло и нет сырости, вне замка слишком холодно, чтобы эта сырость появлялась. Если у мальчика есть шансы выздороветь – то именно здесь, однако…

– Однако что, мейстер Лювин? – Голос Кэт дрогнул. Она догадывалась, что он скажет.

– Серая хворь заразна.

Услышав это, Кейтлин больше не могла спокойно спать.

Арья рвалась к Джону после обеда, и на следующий день, снова и снова. Джори пришлось выставить охрану у двери Джона Сноу. В его комнату входили только Нед, Лювин и две служанки.

Через несколько дней мейстер осмотрел все вещи Джона Сноу – они были в повозке за стенами замка. Он вернулся и показал им с Недом обгоревшую фигурку всадника.

– Хвори на ней больше нет, все остальные вещи стоит вымыть в кипящей воде и уксусе, но хворь была именно на этой игрушке.

Нед дождался ухода мейстера и сдавил ее в правой руке, заставив тонкое дерево с треском сломаться.

– Это, – прорычал он, – подарил Джону Станнис Баратеон. Эта игрушка была для Арьи.

Кейтлин оцепенела. Это был подарок для Арьи. Она почти что видела, как ее дочь обнимает сводного брата и прижимает фигурку к груди. А потом, через луну или две, ее руки, вечно исцарапанные и грязные, превращаются в серые, потрескавшиеся и иссохшие палки.

Очнувшись, она поняла, что Нед что-то писал, сидя за столом. Он уже отправил ворона в Цитадель, попросив двух архимейстеров прибыть в Винтерфелл, а после – королю, с просьбой поторопить их. Он послал гонцов в Браавос, Пентос, Мирр и Волантис. Кому еще он мог написать?

Ее сердце сжалась, когда она прочитала письмо, написанное дрожащей от гнева рукой.

"Джону очень понравился ваш подарок, милорд. Если он умрет, я лично вручу вам такой же".

Когда ее жизнь превратилась в сплетение страхов и опасений? Почему все не может быть как раньше, до Пайка и Грейджоев?

– Любовь моя, ты ведь не отправишь это брату короля?

– Он мой сын! – отчаянно прошептал Нед, комкая пергамент побелевшими пальцами. – Он мой сын.

Его глаза блестели. Сердце Кейтлин разбивалось на тысячу кусков оттого, что Неду больно, и разбивалось снова потому, что ему больно из-за бастарда.

Она опустилась на колени перед его стулом и погладила его по щеке.

– Нед, я знаю, что ты сделаешь все, чтобы спасти Джона Сноу. Видят боги, я не питаю к нему любви, и я всего лишь женщина, но я не могу понять, как война с Железным Троном поможет ему.

Нед посмотрел на на нее потерянным взглядом.

"Боги, – ужаснулась Кейтлин, – в нем больше не осталось сил".

Эддард Старк был самым непоколебимым и твердым человеком в Вестеросе – она точно это знала. Стена растает раньше, чем ее муж потеряет свой дух – так она думала. Жалость и болезненная любовь затопили ее.

Кейтлин за руку отвела мужа в его покои.

Он плакал. Нед, ее милый муж, могучий, сильный, стальной, плакал, когда брал ее. Он вбивался в нее, вжимая в кровать, а его слезы капали ей на грудь. Его поцелуи были солеными и отчаянными, словно это он умирал.

Прошел целый месяц, прежде чем прибыл первый лекарь. Архимейстер Марвин, с маской из валирийской стали, он больше походил на бандита, стерегущего путников на захудалых дорогах. Вместе с ним прибыли три мейстера, его ученики, еще не выковавшие себе звено из валирийской стали. Он провел в Винтерфелле десять дней, половину из которых потратил на изучение Крипты. Кейтлин не представляла, что он делал в комнате Джона Сноу, но она слышала детские крики в одну из ночей, а когда мельком увидела мальчика, бледного и испуганного, поняла: он боялся именно Марвина.

Архимейстер покинул замок, сказав, что не может помочь, а вот один из его учеников, Квиберн, остался. Он заявил, что хочет изучить этот случай, а Лювин, увидев в его цепи серебряное звено, согласился.

Робб старался делать вид, что все в порядке, но он начал проводить все больше времени с Теоном Грейджоем и стал подражать ему. Кейтлин предпочла бы видеть слезы сына, а не озлобленную усмешку.

Однако, как бы плох ни был Робб, Арья была хуже. Она пыталась пробраться в комнату Джона Сноу и будто не слышала, когда ей говорили, что он может заразить ее. Пришлось даже сделать решетку у его окна, пока Арья не догадалась, что сможет туда влезть. Она и раньше умела пропадать, но сейчас делала это постоянно. Ее находили спящей на крыше конюшни и молящейся в септе посреди ночи, находили в псарне вместе с собаками во время уроков шитья. Но страшнее всего было, когда ее не находили, а она объявлялась сама – Кэт боялась, что Арья все-таки пробралась к бастарду, или сбежала в Волчий лес, или навредила себе каким-нибудь безумным способом, который и в голову никому не придет. Никакие разговоры не помогали, Арья не слушала – и, уж конечно, не отвечала на вопросы.

За следующий месяц их посетили несколько целителей из Эссоса. Красный жрец из Волантиса говорил, что может помочь, нужны лишь две жертвы – человеческие. Нед выгнал его, едва услышав об этом. Браавосиец, высокий и худой, со следами оспы на широком лбу, предлагал отвести Джона Сноу в Черно-Белый Дом, где его, быть может, смогут исцелить. Лювин, едва услышав об этом, побелел и упросил Неда в тот же день отослать браавосийца. И это были лишь те, с которыми Кейтлин и Нед встречались. Посланник из Пентоса вернулся ни с чем, Мирийцы же прислали письмо, где написали, как следует правильно умерщвлять больных серой хворью – благословением богов это письмо прочла Кэт, а не ее муж.

С каждым днем Нед все больше впадал в отчаяние.

Все стало еще хуже, когда к ним приехала Лиза – причем на сносях. Кейтлин была рада сестре, но не тогда, когда она пытается объяснить ее мужу, что чрезмерная забота о бастарде – оскорбление. Конечно же, она буквально повторяла мысли Кэт, но Неду не нужно было это слушать.

У Лизы была еще одна неприятная черта – она не умела хранить тайны. Суть болезни Джона была секретом от детей, когда он только приехал – теперь о ней знали все. Лиза не стеснялась говорить об этом за обеденным столом, едва вспоминала какую нибудь страшную историю о серой хвори, напоминала, что Джон Сноу опасен для ее ребенка – племянника Кэт.

Архимейстер Эброз, лучший целитель в Семи Королевствах, прибыл много позже Марвина и задержался намного дольше. Он каждый день приходил в комнату Джона со странными инструментами, подолгу запирался с Лювином в его покоях, и в конце концов предложил отправить мальчика в Цитадель.

Кейтлин радостно ухватилась за это решение – оно избавило бы ее детей от угрозы, а Нед смог бы успокоиться, не посещая мальчика каждый день и смириться с участью бастарда.

Они ждали архимейстера у дверей комнаты Джона, когда Лювин воспротивился этому решению.

– Мой лорд, я не хочу говорить плохо о коллегах, но в Цитадели его едва ли вылечат.

Нед бросил на него непонимающий взгляд

– Но ведь Эборз сказал…

– Что там лучшие инструменты – и это, несомненно, правда. Я могу вспомнить дюжину способов излечить серую хворь, которые убьют вашего сына, – Мейстер увидел непонимание на их лицах и, с тяжелым вздохом пояснил: – Ванны с мышьяком останавливают болезнь, но пациент после них не проживает больше полугода. Уверен, еще больше подобных способов ждут проверки.

– Они не осмелятся…

– В Цитадели десятки больных, и они меняются довольно часто, милорд. На моей памяти лишь двое из них поправились – никто из них не был бастардом.

Эброз легко принял отказ.

– Это ваше решение, лорд Старк. Быть может, эссоские мудрецы смогут сделать то, чего не могу я. Но, если нет, вот вам мой совет – убейте его, это милосерднее, чем дожидаться конца. Убейте и сожгите тело. Серая хворь боится огня.

Нед побледнел и заговорил голосом мертвеца.

– Разве нельзя просто отрубить руку? Болезнь ведь лишь в ней…

Эброз покачал головой и начал что-то объяснять, когда скрипнула дверь.

Джон Сноу вырос и побледнел, его длинные темные волосы опустились до лопаток. Бастард смотрел прямо на нее, и Кейтлин впервые не видела в нем страха перед ней. Казалось, он хотел что-то сказать, но потом просто отвернулся и захлопнул дверь.

Они смотрели друг на друга лишь несколько мгновений, но Кейтлин почувствовала, как мурашки пробегают по ее спине.

Вечером Лиза с восторгом объявила, что нашла решение. Горести, город в Эссосе, куда ссылают зараженных. Будто они без нее не знали.

– Я вижу, вас слишком беспокоит близость болезни, – ледяным голосом ответил Нед, – это, должно быть, вредно для ребенка. Полагаю, вам лучше поселиться в Винтертауне.

Лиза оскорбилась, но Нед не был настроен слушать женские упреки. С каждым днем он становился все холоднее.

Прошла еще неделя, и Квиберн, про которого они уже успели забыть, объявил, что может попробовать один способ.

Крики Джона Сноу были слышны, наверное, за полмили от замка. Кейтлин не представляла, что человек может издавать подобные звуки.

Нед вошел в комнату бастарда белый как снег, а вышел с легкой усталой улыбкой.

Они сказали детям, что Джон Сноу поправляется, и скоро выйдет к ним – даже Арья перестала приходить каждый день к его комнате. Все стало как раньше. Арья смеялась, когда мальчик-конюх катал ее по двору, Робб учился обращаться с копьем, будучи верхом, Санса ворковала с Браном. Даже Теон Грейджой, казалось, стал чаще улыбаться. Даже стены Винтерфелла, наверное, потеплели. Кейтлин нравился такой Винтерфелл.

А через неделю серая хворь вернулась.

Арья обезумела, когда они сказали, что к Джону запрещено приходить. Робб убежал, едва сдерживая слезы. Кейтлин почувствовала, что у нее больше нет сил, она лишь растерянно смотрела на то, во что превращается счастливая семья из-за одного больного бастарда.

– Все будет хорошо, папа, – Кэт увидела, как Санса, встав на цыпочки, клюет Неда в щеку и обнимает. Она вспомнила, что говорила то же самое после смерти матери, но не могла вспомнить, выглядел ли ее отец столь же несчастным.

Нед вновь послал гонцов в Эссос, во все его уголки, вплоть до Асшая, обещая золото любому, кто сможет исцелить его сына. Они и так потратили больше, чем могли, чтобы достойно принять всех приезжавших и оплатить их услуги. Если это продолжится, то зимой им будет не на что покупать еду – но ведь не могла она сказать этого мужчине, чей сын умирал.

Тем вечером Арья едва не пробилась к бастарду, ткнув охранника в глаз метлой.

Кейтлин знала, что нужно сделать, но, Боги, это было… она даже не могла подобрать нужного слова. От одной мысли ее начинало тошнить.

"Соберись, Кейтлин Талли. Семья, долг, честь – этому тебя учили с детства".

Ей нужно было подумать. И нужен прохладный воздух, пока ее не вырвало.

Она шла по вечернему Винтерфеллу будто под водой. Вейлон Пуль, кастелян замка, что-то ей говорил – она что-то ему отвечала, но даже под угрозой смерти она бы не вспомнила, о чем шла речь.

Вдруг она обнаружила себя подходящей к комнате Джона Сноу. Охранник даже не пытался возразить – все знали: Эддард Старк верит своей жене.

"Это милосердие, – сказала она себе, открывая дверь, – он уже мертв".

Мертвым он, однако, не казался. Джон Сноу сидел, опираясь спиной о стену, положив книгу на скрещенные ноги. Правая рука в перчатке безвольно лежала на кровати, а левой он переворачивал страницы. В комнате пахло потом, травами и болью. Деревянный меч лежал у изголовья кровати – Кейтлин могла бы поклясться, что им пользовались.

Джон Сноу поднял на нее свои серые глаза. О чем он думает сейчас, этот мальчик? Он боится умереть или верит, что выживет? Кейтлин поняла, что впервые так пристально его разглядывает. Его нос был прямым, а у Неда была маленькая горбинка, и брови Джона Сноу были гуще и темнее – должно быть, от матери. Теперь уже неважно, кто она такая или даже жива ли она.

– Леди Старк? – Джон Сноу стоял перед кроватью, выпрямившись и смотря прямо ей в глаза, мурашки снова пробежали по ее спине. Раньше он непременно опускал голову.

"Ты не должна бояться, – подумала она, – Дай ему немного ласки, он ее заслужил".

И все же она не смогла заставить себя произнести его имя.

Кейтлин присела на кровать и похлопала рядом с собой. Он присел. Его глаза расширились, когда Кэт развернула его лицо и поцеловала мальчика в лоб. Она попыталась заговорить, но у нее вышел какой-то немощный хрип. В горле стоял ком. С трудом сглотнув, она все же заговорила.

– Мне жаль, что это с тобой случилось, – Кэт взяла его руку в свои, – Мне правда жаль.

Его рука была теплой, в отличие от рук Неда, хотя мозоли на них были похожими.

– Я умру? – его голос звучал ровно, почти безразлично, но его маленькая рука дрогнула.

Кейтлин снова почувствовала тошноту.

– Никто не знает, как это лечить. Насколько оно высоко?

Мальчик, поморщившись, поднял правую руку, высвободил из ее хватки левую и провел пальцами по запястью.

– Пальцы пока слушаются, – сказал он, – мейстер говорит, что перестанут через несколько лун.

"Какой мейстер?" – хотела она спросить, но их здесь было полтора десятка.

– Ты умрешь, – сказала Кейтлин, заставив голос не дрожать, – Но ты можешь решить, как и когда.

Мальчик непонимающе на нее посмотрел, и Кейтлин прыгнула с обрыва.

– Арья едва не пробралась к тебе сегодня.

– Я знаю. Я слышал.

– Она может умереть, если коснется тебя, – жестко продолжила Кейтлин. Джон Сноу отшатнулся от нее. – Я знаю, что ты любишь ее, как любишь всех моих детей, и ты не хочешь навредить им. Нед никогда не прекратит искать лекарство – он тоже тебя любит. Я не желаю тебя зла, Джон Сноу, но…

– Я понял вас, миледи, – голос бастарда не был холоден, как она ожидала – только печален. – Моему отцу не придется искать лекарство, и Арье незачем будет рваться в пустую комнату.

Он поднялся, подошел к очагу и уставился в огонь. Кэт вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, отвлекающей отца от важных дел.

Она поднялась, стараясь не создавать шума.

– Хотел бы я, чтобы вы были моей матерью, – сказал он, не отводя взгляда от огня, и Кэт окаменела.

Ей хотелось провалиться под землю, прямо здесь, хотелось плакать и просить прощения – видят боги, есть за что.

– Для меня было бы честью быть твоей матерью, – голос внезапно охрип. Кейтлин вдруг поняла, что сказала правду. Возможно, это было бы для нее слишком большой честью. – Я могу что-нибудь сделать… для тебя?

Джон Сноу наконец посмотрел на нее. Его серые глаза стали мягкими – таким был взгляд Неда до восстания Грейджоя. Он молчал, молчал, молчал, а Кейтлин чувствовала, как ее начинает трясти.

– Я хочу увидеть их. Папу, Робба, Брана, Сансу. Арью. Как-нибудь. Пожалуйста, – он смотрел на нее несколько вдохов, а потом его глаза заледенели. – Забудьте.

Она уже стояла в дверях, когда ее настиг голос, один в один повторяющий интонации Неда.

– Мне понадобится меч, миледи.

* * *

– А у бастарда правда рога на голове растут? – спросил мальчишка.

Он был меньше двух других, его рыжеватые волосы напоминали Робба, хотя Робб никогда не был таким дураком. Она стояла, притаившись в тени, у входа в конюшню и слушала болтовню мальчишек, хотя из них троих ей был интересен лишь один.

– Хватит чепуху молоть, – Харвин, четырнадцатилетний здоровяк, мечтающий служить в гвардии ее отца, сын мастера над конями и замковой служанки, был нежен с лошадьми, а вот дураков не любил, – Матушка сказала, все как у всех, просто бледный, и перчатку с руки не снимает.

Услышав, что хотела, Арья тихонько вышла. Она хотела спросить у Харвина, но так даже лучше – а то начал бы упираться.

Арья замерла, глядя на Великий Замок. Ее окна выходили на тренировочный двор, а вот окна Джона – на небольшой дворик перед караульной, где никогда не происходило ничего интересного.

От мыслей о Джоне Арья всхлипнула. Ему, наверное, ужасно грустно. Сначала она передавала ему ягоды через служанок, но она уже давно не бывала за стенами Винтерфелла, и ягодам неоткуда было браться. Арья приходила к его комнате каждый день, но ее никогда не пускали. Вчера она двинула охраннику метлой, но тот успел ее схватить – и теперь они стояли там по двое.

В замок постоянно приезжали новые люди. Ей было любопытно, поначалу, и она начала подслушивать, что они говорят. Они говорили, что могут вылечить Джона, но все они врали. Первым был огромный бандит с толстым лицом и бычьей шеей. Он назвался ахримейстером – Арья знала, это какой-то главный, умный мейстер, но тот бандит не выглядел умным – и Арья слышала, как Джон кричал, когда он пришел к нему ночью.

А еще он постоянно лазал в крипты. Арья жаловалась на это отцу, но тот ничего не сделал – бандит-ахримейстер уехал сам.