Текст книги "Алые стены в Хогвартсе (СИ)"
Автор книги: Митриллина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Эвергрин снял магические верёвки с Крэбба. Винсент вскочил, яростно размахивая волшебной палочкой, глаза его вращались, как у сумасшедшего, на губах вскипела кровавая пена, но ни звука произнести он не мог. Зато Эйнар, по-прежнему усмехаясь, произнёс: «Виртус Виолатио!» направляя палочку ему на горло. Нет, на этот раз голова не отлетела, но кровь всё-таки хлынула потоком, едва не забрызгав Эвергрина. Крэбб упал ничком, пару раз дёрнулся и затих навсегда. Кровавая лужа на мокрой лесной земле тускло блестела, впитываясь очень медленно. Эйнар замер, несколько мгновений смотрел на неё, а потом скинул сумку с плеча, быстро достал оттуда пустой фиал, оставшийся после урока. Парень увеличил его и, метнувшись к телу, наполнил сосуд кровью. В холодном воздухе алая горячая жидкость испускала пар…
Прежде чем закупорить склянку, Эвергрин наклонил её, вдыхая запах и любуясь игрой красного цвета в хрустальных гранях. Потом он оторвался от завораживающего зрелища, убрал сосуд в сумку и повернулся к оставшемуся в живых слизеринцу. Парень отменил заклятие. Гойл вскочил и, даже не попытавшись использовать магию, рванулся к Эвергрину. «Авада Кедавра!» – просвистел ему навстречу слепящий зелёный луч. Словно наткнувшись на него, Грег остановился и свалился навзничь. Несколько минут в полной тишине Эйнар стоял, всё так же с палочкой в руке, и смотрел то на один труп, то на другой.
Затем он вздрогнул: из глубины леса послышались осторожные мягкие шаги… Присмотревшись, среди чёрных стволов он заметил светлые тени. Парень подхватил сумку и стал медленно отступать к опушке. Ни поворачиваться спиной, ни бежать было нельзя, Эйнар знал, что это спровоцирует хищников на погоню. Он пятился, пока не оказался на краю леса. За ним никто не гнался, и парень привалился спиной к дереву, чувствуя, что напряжение покидает его. Впереди мерцал окнами Хогвартс, в разрывах облаков светила полная луна. Сейчас он станет невидимым, пойдёт в своё убежище и…
Эйнар сглотнул и закрыл глаза. Но ненадолго. Услышав позади, совсем рядом, тихие шаги по опавшей листве, он едва не свалился, но всё-таки успел выставить на звук волшебную палочку.
– Не бойся. Я не враг, – сказал… кто-то. Голос действительно не был угрожающим, звучал негромко и довольно мягко. Но что-то в нём было странное: подвывающие гласные, рычащее «р»… Парень вжался в ствол дерева спиной и выдохнул:
– Ты кто? Покажись. Чего тебе надо?
В пятно лунного света между двумя деревьями вышла девушка. Эвергрин понял, что это перекинувшийся* вервольф: на ней не было ни одежды, ни обуви. Маленькие аккуратные ступни мягко шагали по стылой земле, но вряд ли девушка мёрзла, её густые пепельные волосы, спускаясь водопадом ниже колен, окутывали её, словно зимний меховой плащ. Эвергрин невольно шагнул к ней, всё-таки не опуская волшебную палочку, но вервольфа** отступила в тень, сохраняя расстояние между ними.
– Чего тебе? – повторил Эйнар.
– Я хочу знать, за что ты кормишь мою семью.
– Я? Кормлю? – парень растерялся.
– Да. Ты принёс нам вкусное мясо. Один раз, потом другой раз. А сегодня – сразу двоих. За что?
– П-почему ты решила, что это я принёс?
– Твой запах, – сказала она, как нечто само собой разумеющееся.
«Вот идиотская ситуация! – подумал Эвергрин. – Оказывается, я кормлю вервольфов! И сейчас обсуждаю это с… одной из них. Бред».
– Моя семья давно не ест людей. Охотимся в лесу. Часто голодные. Выходить из леса нельзя, большой человек запретил вожаку, вожак запретил нам.
«Большой человек? А, Хагрид!» – сообразил парень.
– …А люди вкусные. Ты человек, ты не можешь есть людей. Но ты забрал кровь. Ты ешь кровь? Но ты не вампир. Я не понимаю.
– Ну, пусть так: я ем кровь, – Эйнар передёрнулся, но не объяснять же дикому зверю, зачем он убивает и зачем ему кровь. – А остальное мне не надо, я приношу в лес. Ты… тоже ела… то, что я принёс?
– Да. Вся семья ела. Ты принесёшь мясо нам снова?
«Да куда ж ещё я их дену-то?» – поморщился он и сказал: – Принесу.
Вервольфа снова шагнула в лунные лучи. Эвергрин присмотрелся: она была красивая и совсем не казалась опасной. Особенно красивыми ему показались её глаза, большие, золотистые. Эйнар убрал волшебную палочку в чехол на поясе так, чтобы девушка это видела: он понял, что палочка, как магическое оружие, её настораживает и пугает.
– Как твоё имя? – внезапно спросил он, шагнув к ней навстречу. Расстояние между волшебником и зверем сократилось.
– Имя? – удивилась она.
– Ну, вы же как-то отличаете друг друга… когда надо позвать.
– Та, которая идёт позади.
– Странное имя. А почему ты идёшь позади?
– Я молодая, ещё не взрослая. Я иду позади семьи и ем последней. После меня ест только мой брат…
– …И его зовут Тот, который ест последним? – усмехнулся Эйнар.
– Да.
– Хм, а если бы я был вервольфом, как бы меня звали?
Девушка шагнула ещё ближе, внимательно посмотрела на него золотистыми глазами и… принюхалась:
– Ты не вервольф, но и человек ты не такой, как другие… Я бы назвала тебя Тот, который не как все.
– Прикольно, – опять усмехнулся парень. – Это значит «ненормальный»? Хм, а в этом что-то есть…
В чаще вдруг послышался короткий глухой вой. Вервольфа вздрогнула:
– Это меня зовут.
– Ладно, мне тоже пора, – и внезапно он сказал: – Может, ты придёшь сюда завтра? Поболтаем…
Девушка кивнула и скрылась за деревьями. Послышался тихий-тихий хлопок, мелькнула серая тень – и мягкий шорох лап быстро затих. Эвергрин ещё пару мгновений всматривался во тьму, а потом, невидимый, пошёл в Замок. В глубокой задумчивости он добрался до своего «Уюта» и широким взмахом выплеснул кровь Крэбба на стену.
Комментарий к Не вовремя и не к месту «Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу» © )))
*перекинувшийся – то, что связано с вервольфами, во многом навеяно вервольфами Терри Пратчетта.
**вервольфа – а правда, как назвать, если вервольф самка? Вервольфиха? Грубо. Вервольфица? Длинно.
====== Признания ======
И опять весь Хогвартс облетела весть о новой трагедии: в Запретном Лесу нашли останки ещё двух слизеринцев, Крэбба и Гойла. Хотя их тела и объели хищники, но совершенно понятно было, что оба погибли от магии. Никаких сомнений не возникло: пятикурсники устроили в лесу колдовскую дуэль. К тому же, одна младшекурсница из Когтеврана заметила в окно, как парни решительно и напряжённо шли к Лесу. Вдвоём. А потом среди деревьев замелькали вспышки заклинаний. Девочка побоялась сразу сказать об этом кому-то из взрослых, но разревелась и призналась декану Флитвику, когда стало известно о гибели слизеринцев. Никто в Хогвартсе не удивился, что эти ученики просто не подумали о последствиях. Ректор Дамблдор за завтраком сообщил о происшествии и, сурово хмурясь, обвёл взглядом все четыре факультета, и подчеркнул, что отныне запрещается не только подходить к Лесу, но и устраивать магические поединки. В любом виде.
Тем не менее, Эйнар в своём плаще-невидимке ещё несколько раз ходил в Запретный Лес встречаться с вервольфой. Ему нравилось говорить с ней, нравилось, как она без всякого лукавства рассказывает о простых отношениях в стае. Жизнь вервольфов, свободная от человеческих мудрствований, казалась парню такой необычной и притягательной. Ну, и конечно же, ему просто нравилась красивая девушка. Он только подходил к тому поваленному дереву, как она сразу появлялась из-за деревьев. Однажды Эйнар спросил её:
– Ты хорошо разговариваешь. Твоя семья тоже? А кто вас учит?
– Всю стаю учит вожак. Его научил Большой человек. Мы редко говорим с людьми, но это полезно.
Немного подумав, парень догадался, каким образом человеческая речь может быть полезной вервольфам.
– Позвать в чаще на помощь? Человек прибежит, а вы… нападёте?
– Да, – просто сказала вервольфа, и Эвергрин передёрнулся.
– …А почему ты не нападаешь на меня?
– Ты нас кормишь. Нельзя нападать на того, кто приносит еду.
Тут парню пришла в голову мысль, которая его встревожила:
– Кто-то ещё, кроме Ха… Большого человека, приходит с вами разговаривать?
– Один раз. Давно. Я была щенком. Пришёл другой человек. Волшебник как ты, с палочкой. Длинная борода. Говорил со всеми. Как человек говорил. Как волк говорил.
– И что же он спрашивал?
– Кто убил и съел человека.
– И что же твои ему сказали?
– Сказали, что нас много, а еды мало. Что Тот, который видел много снегов, кормил свою семью. А потом пришёл Большой человек и с ним много волшебников. Они усыпили много-много нас и унесли. Они не вернулись. Стая стала маленькой. Еды стало больше.
– …Те, кого унесли… Они спали или умерли?
– Они все спали. Я испугалась. Мой отец упал. Я понюхала. Он не мёртвый, он спал. Его унесли волшебники. Мать взяла брата и унесла. Я спряталась. Потом пришёл Большой человек и сказал, что тем, кого забрали, будет хорошо в другом большом лесу.
– А он не обманул вас?
– Обманул? Что такое «обманул»?
– Это когда… говорят то, чего нет, – в смущении пояснил Эйнар, а сам подумал: «О Мерлин, дикие твари, „злобные хищники“, не знают, что такое ложь… Кажется, я начинаю понимать, почему Хагрид своих „зверюшек“ так любит…»
– Зачем говорить то, чего нет… Вожак поднимается на гору, воет и слушает. Далеко есть другие стаи. Мой отец там вожак. Им хорошо, много еды.
Парень задумался и долго молчал. Если Дамблдор когда-то приходил и узнавал, кто из вервольфов и почему убил человека… Кстати, кто это был? Ученик? Учитель?..Ладно… Значит, ректору может прийти в голову мысль опять спросить их. А если он таким образом узнает, что кто-то «кормит» вервольфов уже мёртвыми телами? Кто-то…
Эйнар взглянул на девушку. Она вдруг отшатнулась и вздёрнула верхнюю губу, словно оскалившись.
– Что? – удивился парень
– Ты смотришь, как охотник. Глаза злые. Так идут убивать. Нельзя нападать на меня. Не смотри так.
Он отвёл глаза.
– Я не хочу нападать на тебя. Я просто… Послушай. Можно я дам тебе человечье имя? Если мне надо будет позвать тебя, я не смогу провыть то, как тебя зовут…
– Как ты будешь звать меня?
– Лара.
Вервольфа повторила человеческое имя.
– Нравится?
– Странно… на языке… А как твоё человечье имя?
– Эйнар Йенссон Эвергрин, – усмехнулся парень, понимая, что ЭТО она ни за что не выговорит, так же, как он не мог провыть её вервольфское имя.
И точно: девушка смешно фыркнула, словно собаке в нос вода попала.
– Я не смогу это сказать.
– Ну, тогда зови меня… – и во внезапном озарении он выпалил: – Поттер.
Это слово она смогла повторить.
– …Но мне решительно больше нравится «Ненормальный», – улыбнулся Эйнар.
…Эвергрин исправно посещал занятия «Отряда Дамблдора» (так ребята назвали свою группу «самообороны», хотя Эйнар и близнецы Уизли между собой прибавляли ещё слово «партизанский»), там он не столько учил, сколько старался учиться наравне со всеми, больше всего усилий прилагая, чтобы скрывать свои умения. После Отнимающего заклинания ребята учились ставить магический щит, отрабатывая его до автоматизма. И, конечно же, всем участникам, особенно девушкам, понравилось занятие, где они учились создавать Заступников.
– Главное – сосредоточиться на самом хорошем, радостном воспоминании, – втолковывал Гарри. Он уже вполне освоился с ролью учителя. – Хотя, конечно, сейчас, в спокойной обстановке, без нависшей опасности, это может неплохо получиться, но не забывайте, только по-настоящему сильный Заступник сможет отогнать дементора, с которым по-другому вы никак не справитесь.
– Правильно, Гарри, – кивнул Эйнар, – но где нам взять дементора? Пусть сейчас каждый натренируется хотя бы просто создавать Заступника, – и всё-таки не удержался, вызвал своего красавца-медведя.
Действительно, оказалось, что не у всех учеников порядок с достаточно хорошими воспоминаниями, или же им просто трудно было выбрать. Постепенно всё больше серебристых, более или менее прозрачных и блестящих, зверей и птиц наполняли комнату, вызывая восторженные взвизгивания девочек и довольные улыбки парней. Гарри же, хмурясь всё больше, смотрел, как эйнаров медведь гордо восседал посреди комнаты, а вокруг него бегали, прыгали и летали другие Заступники: терьер Рона, выдра Гермионы, две обезьяны (гривастый павиан и длинноногий патас) близнецов Уизли, какаду Джордана, сокол Диггори… Но когда к этой компании присоединились тонконогая антилопа Джинни и изящный лебедь Чжо, он всё-таки не выдержал и вызвал своего оленя.
– Нам нужны не просто зверюшки-милашки, а надёжные товарищи, как вы не поймёте…
– А что плохого в том, что они милашки? – восторженно пискнула Лаванда Браун, когда, наверное, с сотой попытки наконец-то появился её Заступник, пудель.
Олень Поттера, красуясь, прыгнул в середину хоровода. Медведь Эвергрина, наклонив голову, взглянул на него, подвинулся, не вставая, и отвернулся. Олень наклонил увенчанную мощными рогами голову. Лебедь и антилопа чуть сместились в его сторону. Гарри быстро глянул на Эйнара, но тот сделал вид, что ничего не заметил.
Невилл Лонгботтом был среди тех ребят, у кого до сих пор ничего не получалось, его волшебная палочка выпускала лишь еле заметные клочки серебристого дыма.
– Ну, сосредоточься, Невилл, – сказал за его спиной Эйнар, – самое-самое хорошее твоё воспоминание…
– Я стараюсь, – несчастным тоном отозвался тот. Он действительно старался изо всех сил, даже его круглое лицо блестело от пота. Эвергрин ободряюще похлопал его по плечу.
И вдруг… Все до единой девушки завизжали от восторга так, что Заступники шарахнулись в разные стороны, а парни чуть не в один голос выпалили: «ЭТО ЧЕЙ?!» Почти полностью прозрачная, словно обведённая контуром из серебристых искр, посреди пляшущих зверей появилась большая панда. Чжо Чжан завертела головой в поисках хозяина этого сосредоточения умиления.
– К-кажется, это мой… – неверяще прошептал Невилл.
– Позови его, – сказал Эйнар. – Только не пытайся потрогать, исчезнет.
Лонгботтом еле слышно позвал, и панда деловито встал и беззвучно потопал к нему. Девочки опять заахали.
…После этого занятия Эйнар всё чаще замечал вопросительный взгляд Невилла, но так и не понимал, чего тот хочет. Он лишь отводил глаза и старался не оставаться с пятикурсником наедине. Но однажды Лонгботтом всё-таки «отловил» своего старшего товарища в коридоре, не доходя до портрета Полной Леди.
– Что происхóдит, Эйнар?
– А чтó происходит, Невилл?
– Ты больше не ходишь со мной в… ту, свою комнату.
– И что? Мне некогда. Я учусь, если ты не заметил. Я староста, если ты не знал. Тебе нужны занятия? Мы занимаемся теперь вместе со всеми, с «ОД». Кстати, у тебя хорошо получается. Твоя панда, например, произвела фурор покруче оленя Поттера.
– Не уходи от темы! Ты сбегаешь куда-то каждый вечер. Но как только я иду за тобой – ты исчезаешь за ближайшим поворотом. ЧТО ты делаешь там, в Комнате, такое секретное, что даже мне нельзя знать? Я же твой друг!
Эвергрин посмотрел на него долгим взглядом и решительно сказал:
– Тебе нельзя больше ходить со мной туда.
– Почему?
– Потому, что я не хочу, чтобы ты туда ходил.
– Но что я сделал, Эйнар, что я сделал не так?
– Да при чём тут ты, Невилл…
– Ты же знаешь, я всё для тебя сделаю, ты мой единственный друг, я всегда на твоей стороне… ЧТО бы ты ни сделал! Я не выдам тебя!
– О чём ты?
– Ты думаешь, я ничего не понимаю? Никто в Хогвартсе не знает, а я – знаю. Но я молчу и буду молчать, ты можешь доверять мне, Эйнар!
– И что же ты знаешь?
– Это ты их всех убил!
– О Мерлин, опять ты об этом… Ты спятил? Кого я на этот раз убил?
– Всех. Снейпа. Хембридж. Малфоя, Крэбба и Гойла.
– Снейпа загрызли вервольфы. Хембридж уехала. Малфой упал с башни. Крэбб и Гойл устроили идиотскую дуэль. При чём тут я?
– Ты умный и хитрый. Ты не хочешь, чтобы всем стало ясно, что в Хогвартсе объявился безжалостный убийца.
– Ну, допустим, ты прав, и я всех убил, – вздохнул Эвергрин и постарался говорить со всем возможным скепсисом, – допустим. Может, ты ещё и знаешь, почему?
– Из-за Гарри Поттера. Ты убиваешь всех его врагов.
Эйнар расхохотался, запрокинув голову.
– Ладно, опять допустим, – продолжил он с улыбкой. – Тогда почему я так упорно всё отрицаю и скрываю? Почему не хвалюсь, что я защитник Мальчика-который-выжил? Ведь если ты прав, то все враги Гарри теперь мертвы, и больше убийств – если то были убийства – в Хогвартсе не будет. Ну-ка, ответь, о прозорливейший.
Невилл молчал, но явно не переубеждённый.
– Ладно… Раз уж ты так хочешь, пошли. Сам всё увидишь. Но запомни, это была не моя идея, – Эйнар повёл широкими плечами и пошёл к лестнице. Лонгботтом поплёлся за ним. Дойдя до пустого класса, Невилл как всегда остался снаружи, Эвергрин не позволял ему видеть, как открывается «Уют». Потом староста позвал его войти. И закрыл проём. Тоже как всегда.
– Эйнар… ЧТО тут произошло? Почему тут кровь? – с неподдельным изумлением и ужасом Лонгботтом озирался в комнате.
– Дай мне свою палочку и сядь на стул, – скомандовал старший гриффиндорец, и младший повиновался. – Инкарцеро! Почему кровь? Ну, как бы тебе объяснить… Нравится мне просто. Видеть кровь. Чувствовать. Вдыхать запах. Считай, что я… Ненормальный. Ладно, признаю, ты всё-таки прав, это я их всех убил. И я не собираюсь останавливаться. Я буду и дальше убивать. Сейчас твоя очередь.
– Но я же… Эйнар, я же никому не расскажу. Отпусти меня.
– Нет. Ты не расскажешь, потому что умрёшь. Я не могу больше тебе доверять. Ты так гордишься нашей общей тайной… Я вижу, что тебя просто распирает от желания всем рассказать. Я не могу больше рисковать. Мой план вступает в решающую фазу. Надо было тебя убить, как только ты впервые переступил порог этой комнаты. Но мне нужно было на ком-то потренировать боевые заклинания. Ты тоже кое-чему научился, это была моя благодарность. Но на этом всё.
– Нет, не делай этого, Эйнар!
– Да? И почему же?
– Я… Я никогда не сделаю ничего, что повредит тебе. Ты нужен мне, – Невилл замялся, то краснея, то бледнея, и вдруг выпалил: – Я люблю тебя!
– Чего-о?! Какая, фэйри под хвост, любовь?! Ты – парень, и я – парень! Так не бывает!
– Так бывает. И не так уж редко. Мне самому было трудно понять эту мою странность.
– «Странность»! – фыркнул Эвергрин, сердито раздув ноздри. – Да ты мастер эвфемизмов, Лонгботтом!
Было ясно, что Невилл стремился выговориться:
– Весь прошлый год я с ума сходил, не понимая, что со мной творится… Когда тебя из озера вытащили, и ты был без… без сознания, я чуть в обморок не упал. А потом, когда тебя из лабиринта принесли всего в крови, и ты не шевелился, когда твой папа над тобой рыдал, вот не вру, рыдал в голос… Я, наверное, никогда не забуду это: взрослый, сильный мужчина падает на колени и плачет как ребёнок… Я думал, я сам умру. Как я пережил каникулы – вообще не помню. А в начале этого года я пошёл искать Рона и зашёл в вашу спальню старост. Там никого не было…Нет, я тогда всё ещё не понимал, что со мной, я просто хотел ощутить, каково это, быть старостой. И тогда я… Я лёг на одну кровать. А кровать оказалась твоя. Вот ты говоришь про запах крови… Я понимаю! Меня тогда тоже как молнией пронзило, когда я почувствовал на подушке твой запах. Я вдыхал его как одержимый – и надышаться не мог. Больше всего я боялся, что кто-нибудь зайдёт и…нет, даже не увидит, как я жалким червяком извиваюсь, обнимая твою подушку, а – выгонит меня, и я лишусь того, что мне вдруг стало нужнее воздуха…
– …Подушки…
– Не смейся. Не подушки. Ощущения, что ты рядом. Совсем рядом. Что ты со мной. Но мне повезло, никто не вошёл. Тогда я нашёл единственный выход. Когда меня перестало трясти как в лихорадке, я снял твою наволочку и заменил на свою. Хорошо, что они одинаковые. Ты, конечно, даже не заметил ничего. А я мог дышать тобой каждую ночь, никого не опасаясь. Ребята сказали, что я перестал храпеть, зато во сне стал как дурак улыбаться… Да уж, вид у меня, наверное, у спящего тот ещё… Они, наверное, думают, что я с какой-нибудь девочкой во сне обнимаюсь…
– Что, до сих пор? – если у кого-то сейчас и был дурацкий вид, так это у Эйнара.
– Ага. Как бельё поменяют, так я с недельку подожду – и меняю наволочки. И знаешь, что?
– Что?
– Больше всего мне нравится думать, засыпая, что ты тоже… ну, пусть невольно, но дышишь мной.
– Да ты извращенец!
– Да ладно… Ты – ненормальный, я – извращенец, два сапога – пара.
– Какая, к Мордреду, пара?! – Эвергрин очнулся. – Так нельзя! Это не любовь! Это…
– …что? Чтó это, Эйнар? – Невилл, только что блаженно улыбавшийся своим воспоминаниям, опять побледнел и затравленно посмотрел на него. – Ты же сам видел, у меня Заступник – панда, как у тебя – медведь… Они же почти парные… Так ЧТО же это за чувство?! Если ты хочешь всегда быть рядом, помогать, заботиться, оберегать, даже просто прикасаться… Если всё время думаешь о ком-то, если кто-то для тебя необходим настолько, что ты задыхаешься без него… Когда даже просто смотреть на кого-то для тебя уже счастье – ЧТО это, если не любовь? И неважно, разного вы пола или одного…
– ЗАМОЛЧИ!!! Я не хочу это слышать! Силенсио!
Эвергрин яростно уставился на Лонгботтома. Затем гнев на его лице медленно сменился таким отвращением, что Невилл закрыл глаза, только бы не видеть это выражение на лице своего… кого? Друга? Возлюбленного? Небеса всемогущие, да какая теперь разница… Он поставил на кон всё. И проиграл. Всё, даже собственную жизнь. А зачем ему теперь жизнь?
Эйнар стоял напротив и не мог сдержать дрожи, даже палочка тряслась в его руке. Затем он почти бегом бросился за ширму и мгновенно переоделся. Чуть помедлил он лишь когда посмотрел на стиснутую в кулаке волшебную палочку. Парень решительно сунул её в сундук с одеждой и схватил палочку-кровопийцу Хембридж. Твёрдым шагом он прошёл назад, к стулу со своей жертвой. Невилл смотрел на него полными слёз глазами. Эвергрин презрительно скривился и выпустил острые обсидиановые шипы на перчатках и сапогах: это орудие он ещё не испытывал.
– Как… ты… посмел… – каждое его слово, произнесённое звеневшим от отвращения голосом, сопровождалось пощёчиной шипованной перчаткой, – даже… подумать, что твоя противоестественная любовь вызовет у меня ответное чувство?! Или вообще какое-нибудь чувство, кроме презрения?!
Невилл не мог сопротивляться, да, похоже, и не хотел. Его голова безвольно моталась из стороны в сторону под яростными ударами. Слёзы жгли глубокие царапины, смешивались с кровью… Разрезав верёвки, Эйнар скинул Лонгботтома на пол, нещадно осыпая беднягу ударами белого бича «флагелло» и пинками шипованных сапог. Мантия быстро изодралась в клочья, и кровь теперь летела во все стороны, доводя Эвергрина до исступления. Жестокая палочка работала отлично, «виртус виолатио» ломал кости как сухие ветки…
Последними ударами Эвергрин разорвал Лонгботтому грудь, переломал рёбра и рассёк сердце. Выплёскивая кровь Невилла на стену, парень вдруг подумал: «Ты хотел отдать мне своё сердце? Что ж, твоё желание исполнилось!» И упругий трепещущий кровавый комок, вырванный из груди, шлёпнулся в стену, словно ставя точку.
…Но ярость схлынула быстрее, чем возникла. Эйнар сидел на полу, весь в крови, и… ничего не чувствовал. Менее всего он хотел убивать Невилла. И зачем этот придурок признался в этой своей… любви?!
Комментарий к Признания «Вы, конечно, будете смеяться, но нас опять постигла тяжёлая утрата...» © )))
====== Волшебная палочка с волосом единорога ======
Бросив тело Невилла в Лесу, Эйнар сразу же, не дожидаясь, пока появятся вервольфы, вернулся в Замок. Он убрал следы по дороге, прибрался в Комнате, но скорее по привычке, чем осознанно. Тем не менее, про плащ-невидимку он всё-таки не забывал, и снял его только когда пошёл вверх по Главной лестнице. Только направился Эвергрин не сразу в расположение факультета, а сначала в ванную старост. Смывая остатки крови с лица, выполаскивая волосы, юноша вдруг понял, что если бы минут пять-десять назад его кто-нибудь встретил в коридорах, либо на лестницах – он бы признался во всём. «Даже не знаю, – думал он, лёжа в тёплой воде бассейна, – рад я тому, что никто не попался мне по дороге, или расстроен… Ладно. Что сделано, то сделано…» И он заставил себя думать о том, с чего всё началось, о том, ради чего он встал на этот путь, с которого не имел права сворачивать. Потому, что иначе всё, что он уже совершил, потеряет смысл. «Я пойду до конца. Я должен».
Парень прокрался в спальню старост. Тишину нарушало лишь ровное сонное дыхание Рона и Марка О’Нила, старосты шестого курса. Эйнар подошёл к своей кровати и заставил себя коснуться подушки. Но ему опять повезло: домовые эльфы только что поменяли постельное бельё. Со вздохом облегчения парень рухнул в постель.
Наутро Эвергрина еле добудились. За завтраком он всё ждал, что же скажет Дамблдор о новой смерти ученика, но… Никакого объявления не было. День прошёл как обычно. И ещё один день. И ещё… Невероятно, но Лонгботтома НИКТО не хватился!
…Время шло, приближались рождественские каникулы. Предпраздничное настроение окутывало Хогвартс, никто уже не вспоминал о странных событиях. Но и с погодой тоже творилось что-то странное, казалось, небо высохло: после гибели Снейпа ни капли дождя не выпало, сухая и холодная земля едва не трескалась. Сейчас пошёл снег, но тоже сухой, он сыпался, словно крупа из дырявого мешка. Тем не менее, праздничной атмосферы он всё-таки добавил, укрыв серый, мрачный двор и высохшую траву белой нарядной пеленой. Эйнар с нетерпением ждал возможности уехать из замка на каникулы.
…Ну, вот, наконец-то, родной дом! С лиц родителей не сходили улыбки, но Эйнар, как ни старался, не мог радоваться так же. Разумеется, Йен не мог этого не заметить. Холли озабоченно переглянулась с мужем, но тот едва качнул головой и сказал негромко:
– Это, похоже, мужские дела. Я поговорю с ним.
Отец прошёл за Эйнаром в его комнату, закрыл за собой дверь.
– Ну, рассказывай, – спокойно сказал он, усаживаясь на кровать сына.
– Что рассказывать? – резко обернулся к нему парень.
– Сядь со мной рядом, – сын послушался, Йен усмехнулся: – Тебе не о чем поговорить с отцом? Я же вижу, с тобой что-то не так. Эйн, я на твоей стороне. Что тебя беспокоит? Расскажи. Я пойму. Я твой отец. Я люблю тебя.
Эйнар вздрогнул и вымолвил:
– …Вот с этого-то всё и началось…
– С чего?
– Папа… – и он решился: – В школе один парень сказал, что он меня любит.
Мужчина растерянно кашлянул и потёр лоб. Потом вымолвил, видя, что сын не шутит:
– Прямо так и сказал? А ты… что?
– А я… – Эйнар запнулся, на самом деле чуть не ляпнув: «Я его убил», но отец невольно пришёл ему на помощь:
– …Ты его ударил?
Сын кивнул.
– Сильно избил?
Он отвернулся от отца:
– …Он сказал, что так бывает…
И тут же юноша вновь посмотрел на Йена, требовательно, даже с какой-то мольбой:
– Но, папа, так же нельзя! Скажи!
– Ну, я вообще-то тоже считаю, что так нельзя, но… Так действительно бывает.
– А-а… ты это теоретически знаешь, или… тоже столкнулся с… такими отношениями?
Эйнар нетерпеливо уставился на отца, а тот покраснел в явном смущении.
– Ладно. Я, конечно, не горжусь этим, и не собирался рассказывать ни тебе, ни вообще кому бы то ни было, но раз уж так вышло… Да, Эйнар. Когда я учился в школе… Не в Хогвартсе, ты знаешь… В Дурмштранге. Там девушки учатся отдельно от парней, поэтому… Я часто слышал, что некоторые парни начинают встречаться друг с другом. Даже знаком был… с такими парами. А однажды один парень стал… Ну, оказывать мне внимание. Вообще-то, он не говорил ничего прямо, но тáк намекал, что даже я понял…
– И ЧТО? – вырвалось у Эйнара.
– Ну, что-что… Я отреагировал так же, как ты, дал ему в мо… в лицо.
– И он отстал?
– Конечно. Мне было шестнадцать, но мой кулак уже тогда мог быть убедительным аргументом. Так что, я думаю, тот парень тоже… не будет больше к тебе подходить.
«Вот это точно. Не будет», – мрачно подумал Эйнар. Рассказ отца его немного успокоил, но всё-таки… он должен был спросить кое-что ещё.
– Папа… Скажи, почему?!
– Что «почему»? – Йен внимательно посмотрел на сына, и тут до него дошло. – Почему этот парень решил, что ты можешь ответить ему тем же? Почему он решил, что ты можешь быть таким, как он? Что на тебе какая-то метка, клеймо, видимое только таким как он?
…Да, именно это терзало Эйнара. Поэтому он так разъярился и убил Невилла, хотя сначала вовсе не хотел его убивать, ведь можно было просто стереть ему память. Юноша кивнул, чувствуя, что теперь сам краснеет.
– Ну, я не знаю, конечно, того мальчика… Но могу предположить. Дело не столько в тебе, сколько в нём. Он младше тебя?
Сын кивнул.
– И друзей у него… не очень много?
– Вообще нет.
– Эйн… Понимаешь, нет таких явных признаков, которые могут точно сказать, что парень предпочитает парней, а не девушек. Кстати, у тебя ведь девушки нет?
– Я учусь, я…
– Да всё нормально, я понимаю, сам такой был. Так что, мне кажется, тот мальчик просто сказал тебе это… от отчаяния. Ты, скажем прямо, симпатичный и довольно успешный, но с девушками не встречаешься. Ты старше, и это твой последний год в Школе. Друзей у него, как ты сказал, нет. Он просто испугался остаться один. Более того, может быть даже, он своё восхищение тобой, как старшим и более успешным, принял за любовь, вот и признался. Так что, нет на тебе никакого клейма.
Даже описать нельзя, какое облегчение испытал Эйнар! Он счастливо и благодарно обнял отца, и наконец-то смог вернуть себе прежнее расположение духа. Остальные каникулы прошли радостно и безмятежно. И вот, все снова вернулись в стены Хогвартса.
…Рон Уизли шёл по коридору, возвращаясь из совятни в Башню Гриффиндора. Своего Свинристеля он одолжил Гарри, потому что Хедвига улетела с поручением близнецов, поэтому отправлять письмо домой ему пришлось со школьной совой. В одиночку он не очень уютно себя чувствовал в пустых и полутёмных ходах-переходах Замка. Едва успев подумать, как хорошо было бродить вместе с Гарри под плащом-невидимкой, староста-пятикурсник вдруг замер: за угол метнулась какая-то тень. Рон неслышно побежал туда и осторожно поглядел за угол. Человек в плаще с накинутым капюшоном крался по коридору с явно недобрыми намерениями. «Надо поймать злоумышленника!» – подумал Уизли и достал палочку. Но, поразмыслив, он решил сначала проследить за незнакомцем и узнать, что же тот замышляет. Человек торопливо, но осторожно направлялся к Главной лестнице. В азарте погони Рон мчался следом и едва успел заметить, как незнакомец нырнул в подземелья. «Там я его потеряю!» – обеспокоился рыжий, и побежал ещё быстрее. Перепрыгивая через ступеньки, он спускался по лесенке, когда внезапно открывшаяся дверь остановила его бег…
…Эйнар прошёлся по своей Тайной комнате, едва касаясь кончиками пальцев каменных стен, на которых уже высохла кровь его предыдущих жертв. Он скривился: высохшая кровь лишь слегка грела его воспоминаниями, а для полноты ощущений не хватало запаха, вкуса, тепла вязкой жидкости. Ну, ничего. Здесь был тот, кто сейчас восполнит все ощущения. Ночь всё ещё достаточно длинна, чтобы не торопясь расправиться с этим ничтожеством и потом ещё успеть выспаться. На крайний случай, можно будет пропустить завтрак. Для начала надо переодеться: он уже привык, что ни на одежде, ни на обуви не должно остаться ни капельки крови. Он зашёл за ширму, которая была единственным предметом обстановки, наименее испачканным кровавыми потёками и брызгами. Там стояли два больших хрустальных ларца, в одном Эйнар сохранял свой школьный наряд, а в другом лежало «рабочее» одеяние. Пустяками, вроде «тергео», он не заморачивался, ведь слишком долго было разыскивать кровь на чёрной мантии и обуви. Быстро и сноровисто Эвергрин скинул одну одежду и обувь в пустой ларец и надел другую, из второго. Особенно любовно он поглаживал при этом лёгкие сапоги драконьей кожи с выдвижными острыми обсидиановыми шипами в толстой подошве. Похожие перчатки заняли место на руках. Затем специальный фартук, похожий на мясницкий, белый (во-первых, на нём лучше смотрелась кровь, а во-вторых, потом кровь впитывалась, и не оставались некрасивые застарелые пятна), свою палочку в чехол на поясе, палочку обречённого – в руку. Можно приступать. Он вышел из-за ширмы.
