Текст книги "Алые стены в Хогвартсе (СИ)"
Автор книги: Митриллина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Он снова наклонился над ней, глаза в глаза. Девушка поразилась: холодный взгляд, презрительно кривящиеся губы… он сейчас совсем не был похож на того Эйнара, которого они привыкли видеть… Парень приложил руку к её лицу, чтобы она почувствовала остроту обсидиановых шипов, медленно надавил и убрал руку, замахиваясь…
– Подожди! – всхлипнула она. – Ты же так и не сказал, где Рон!
Эвергрин выпрямился и рассмеялся:
– Рон! Опять Рон! И ты только что пыталась убедить меня, что влюблена в кого-то ещё?.. Я же сказал, узнаешь, где он, если будешь хорошо себя вести! ...А кстати! Сделай-ка мне одолжение, Гермиона, напиши кое-что…
– А если я… не напишу?
– Напишешь! – парень широко улыбнулся, светло, совсем как раньше. – Иначе, во-первых, ты не увидишь своего Ронни, а во-вторых… Кажется, ты забыла, что пришла сюда не одна, а? Я приглашал только тебя, черёд маленькой мисс Уизли должен был настать немного позже. Но, вообще-то, для меня не принципиально, кого убить сначала, тебя или её. Так что, ты напишешь всё, что я продиктую. Или тебе придётся смотреть, как я ей отрезаю пальчик за пальчиком. И слух тебе я не отключу. Ну? Будешь повиноваться? Или ты всё ещё считаешь меня безобидным шутником?! Флагелло! – белый луч хлестнул наискось по её туловищу, девушка едва смогла отвернуться, чтобы он не обжёг лицо.
– Итак? Ты же напишешь? – процедил он, погасив ясную улыбку, и ей ничего другого не оставалось, кроме как кивнуть. – Вот и умница.
Перед Гермионой появился столик, пергамент, перо и чернильница. Эйнар высвободил ей руки и принялся диктовать. Она записывала, глотая слёзы, но некоторые капли всё-таки попадáли на лист…
– …Ну, вот, и хорошо, – когда она закончила, Эвергрин забрал бумагу, прочёл и кивнул: – Отлично получилось! А эти размытые слёзками буквы – просто прелестны. Что ж, ты вела себя хорошо, была послушна – и я сдержу своё слово, ты не увидишь смерть Джинни. Зато увидишь кое-кого другого…
Парень отнёс столик за ширму и вернулся с чёрной форменной мантией Рона и его ботинками – с теми вещами, в которых был под оборотным зельем. Гермиона с ужасом смотрела на них, не отрывая взгляд. Эйнар неторопливо прошёл к канделябру со свечами, возле которого была большая глыба камня, аккуратно накрыл её мантией, поставил на пол ботинки, направил палочку: «Финита Инкантатем!»
– …Тебе хорошо видно? – заботливо спросил он, обернувшись к Грэнджер. Ей действительно было хорошо видны бескровное лицо, погасшие голубые глаза и спутанные рыжие волосы… Она закричала. Горько и отчаянно. Но еле слышно.
– За что? За что? – шептала девушка, пока Эвергрин приближался к ней снова, с нацеленной волшебной палочкой, сурово нахмуренный. Неумолимый, как дементор.
– Не «за что», а «за кого». За вашего «великого героя». Думаешь, это тебе сейчас больно? Нет. Гарри будет ещё больнее. И тогда, залитая ВАШЕЙ кровью, моя боль наконец-то погаснет. Прощай, Гермиона Грэнджер. Виртус Виолатио!
Синий луч ударил ей в сердце. Девушка поникла на стуле, как сломанная кукла. Эйнар наклонился над развёрстой кровавой раной, вдыхая желанный запах. Омыл перчатки, поднёс к лицу, слегка улыбнулся и прикрыл глаза.
====== Последняя ступенька ======
…Эйнар Эвергрин подтащил тело Гермионы к стене и написал её имя рукой. Полюбовался и, зачерпывая кровь из раны, выплеснул её туда же, поверх надписи. Потом выпрямился и несколько минут стоял, неотрывно смотря на алые, ещё дымящиеся, потёки. Что ж, ночь не бесконечна, пора браться за вторую девчонку. Он подошёл к обездвиженной Джинни, с помощью «мобиликорпус» перенёс её к стулу, потом отменил действующие заклинания и мгновенно наложил другие:
– Инкарцеро! Квайтус! – и, отступив назад, с ухмылкой наблюдал, как испуганно девушка осматривается. Её лицо ещё сильнее исказилось страхом, когда она разглядела тела брата и Гермионы. Она была так ошеломлена этим зрелищем, что не могла оторвать взгляд. Едва размыкая внезапно пересохшие губы, девушка прошептала:
– Ты маньяк! Сумасшедший!
– Хм… И почему же ты так считаешь? – улыбка Эвергрина стала шире.
– Только сумасшедший убивает просто так, без причины!
– Смелое заявление. Но, видишь ли… Если лично ТЫ не знаешь причину – это не значит, что её нет.
– И что же это за причина?
…Менее всего Джинни могла ожидать, что Эйнар после этих слов так весело расхохочется. И сразу же она подумала, что парень действительно безумен.
– Ты чего? – растерянно сказала Уизли, всё-таки посмотрев на него.
– Да я просто вспомнил, сколько раз у меня спрашивали это… Те обречённые, которые сидели на этом же стуле, так же, как ты, привязанные, и так же, как ты, продолжали верить в собственную значимость! Как будто убить лично их было для меня чем-то важным. Первым был Снейп. Спокойный настолько, что я даже растерялся. «За что ты собираешься меня убить?» – спросил он. Хотя, не думаю, что ему на самом деле было это интересно. Иногда мне даже кажется, что он помог мне убить себя, совершив таким образом самоубийство…
– Снейп – и самоубийство?
– Ага, я и сам не поверил, если бы мне сказали. Но – вон его кровь, на той стене. Клянусь волшебной палочкой Мерлина, я бы хотел быть столь же спокойным в свой смертный час! Потом мадам Хембридж. Мерзкая тётка. Её, пожалуй, менее всего интересовали мои мотивы, она просто хотела жить любой ценой… Вон те лужи на полу от неё остались. Драко Малфой… Ну, это вообще отдельная история, он никого, кроме себя, не видел ни в жизни, ни перед смертью.
– Но он же погиб случайно…
– Да, да… Только эту «случайность» устроил ему я. Крэбб и Гойл… Им я тоже помог покинуть этот мир, они явно чувствовали себя неприкаянными, оставшись без своего хозяина. Им я даже и не хотел ничего объяснять. Кстати, кровь Крэбба – вот. А потом исчез наш маленький неуклюжий безобидный Невилл… Я не собирался его убивать, честно. Но что поделать… Только представь, этот недоразвитый ещё в самом начале меня выследил! Единственный раз я шёл сюда, просто почитать, расслабился и не проверил, не идёт ли кто за мной. Он был о-очень удивлён, попав сюда, в мою Тайную комнату, хотя тогда на стенах ещё не было всех этих украшений. Он мог бы помешать мне. А вместо этого стал помогать. Он был даже рад помогать мне, своему единственному другу. Понимаешь? Не ты, не Рон и не Гарри – это Я был его другом. Он делал для меня всё, на что был способен. И, между прочим, Лонгботтом может и был тугодумом, но дураком не был точно. Он ведь единственный, кто заподозрил меня. Более того, он даже нашёл в себе смелость сказать мне об этом! Этот тихоня решительно был недооценён вами, самовлюблёнными гриффиндорцами. А потом он стал слишком назойливым. Его тоже не интересовали мои мотивы, он готов был помогать мне во всём, абсолютно во всём, лишь бы я позволил ему оставаться рядом со мной, – Эйнар нахмурился и помотал головой. – Я не знаю, что он на самом деле хотел от меня, я не стал вникать в его лепет на этом самом стуле о … Ладно, неважно. И он тоже здесь умер, вот эта широкая полоса – то, что от него осталось… И ведь никто, слышишь? НИКТО не обеспокоился, что он исчез! До сих пор. И, наконец, твой братец Рон. Да и Гермиона тоже… Они очень интересовались, почему да за что… А НИ ЗА ЧТО! Вам не надо знать причину, по которой я отнимаю вашу жизнь. Достаточно того, что её знаю я. И узнает Гарри Поттер. Да, кстати. Сейчас ты напишешь письмо… Такое же, как написала Гермиона.
– Не буду, – Джинни замотала рыжими, так и не расчёсанными после сна, лохмами.
– Будешь, будешь… – тихо промолвил Эйнар с такой угрозой, что девушка побледнела. – Я же не ради похвальбы сейчас это всё рассказал, Джинни. Я не собираюсь из-за тебя останавливаться в шаге от моей цели. Твоя жизнь в моих руках, забыла? Так вспомни! Вон туда смотри! – он шагнул к девушке, схватил её подбородок рукой в перчатке в крови Гермионы, сильно сжал, вонзив шипы, и повернул её лицо туда, где лежали тела. Она всхлипнула и зажмурилась.
– Ты – последняя ступенька. Я всё равно тебя убью, мисс Уизли, с письмом или без него. Но если ты будешь послушной – умрёшь быстро, как Гермиона. Будешь противиться – будешь умирать медленно, долго, очень страшно и очень больно. Понятно? Или тебе для наглядности показать, как выглядит труп твоего брата? ...Не надо? Тогда будь хорошей девочкой и напиши то, что я тебе продиктую. Ну?! – Эвергрин убрал руку, не позаботившись разжать пальцы, шипы процарапали кровавые дорожки по лицу. – Напишешь?
– Д-да, – дёрнула головой девушка.
– Вот, это правильный ответ, Джинни, – усмехнулся он, принёс из-за ширмы столик с письменными принадлежностями, разрезал верёвки на её руках и стал диктовать.
… – Отлично, – Эвергрин выхватил лист из рук девушки и прочёл, -…Интересно, любимая шутка профессора Флитвика, про корову вместо короны на голове, не про тебя случайно? Эх, кто ж тебя английскому языку-то учил… – покачал он головой и усмехнулся. – Ладно, сойдёт.
Парень отнёс стол и письмо за ширму и вернулся к связанной девушке. Он стоял перед Джинни и молчал, поигрывая волшебной палочкой, светлой, с розовой вставкой в рукояти. Уизли смотрела на него и не узнавала того старосту Эвергрина, к которому все привыкли, того Йенссона, о котором взахлёб говорили её братья: Рон, Фред с Джорджем, даже Перси… От его молчания становилось всё страшнее.
– …Эйнар, – тихонько, даже как-то неожиданно для себя самой, робко позвала Джинни.
– М-мм? – никакого интереса в потемневших карих глазах, только бровь чуть приподнялась.
– А-а ты точно меня убьёшь? Может, можно как-то по-другому?..
– По-другому? Что ты имеешь в виду? У тебя есть что-то, что ты можешь предложить в обмен на свою жизнь?
– А если я… как раз свою жизнь и предложу? Ну, то есть, стану твоей девушкой? То есть, СОВСЕМ твоей, как… как Паркинсон была у Малфоя…
Она краснела всё больше и каждую фразу говорила всё тише. Эвергрин теперь смотрел на неё, как смотрел бы обычный человек, обнаружив плавающего в своей ванной утконоса, а на последних словах передёрнулся всем телом, вспомнив Пэнси, с которой он едва не стал встречаться. Но, по крайней мере, она не предлагала себя так… «Мордред с Морганой, кем эта Уизли себя возомнила?! Королевой Мэб*?!» – пронеслось у него в голове, но если рыжая хотела сбить его с толку, то ей это удалось…
– Я всё равно не понял, о чём ты.
Отступать Джинни теперь было нельзя:
– Ну, у тебя же нет девушки. Я буду ею. Ты же мне нравишься.
– Вообще-то, ты влюблена в Поттера, забыла? – вымолвил парень, а в голове мелькало: «Да это фарс какой-то… Как можно так себя предлагать? Она, что, не понимает, что этим только бесит меня? Или она нарочно меня злит, чтобы я прикончил её одним ударом? ...Как бы там ни было, благодаря такому её поведению, я сейчас быстро дойду до нужного состояния…»
И он стиснул волшебную палочку в руке так, что костяшки побелели.
– Я согласна его забыть ради тебя, – тем временем девушка гнула свою линию.
– Ах, ты согласна?! – его злость выплеснулась в иронии. – Невероятная честь, мисс Уизли! Ради меня забыть Поттера Великого! Я щас умру от щастья!.. Только, знаешь ли, я не любитель надкусанных яблок. Похоже, в Хогвартсе только я и Гарри не удостаивались ещё твоей благосклонности. Я имею в виду, телесной. Ты же на это мне намекаешь, я правильно понял?!
– Да ты…! Да кáк ты…?! – смущение Джинни растаяло без следа, теперь она злилась не хуже Эйнара. Только она не учла, что они находятся вовсе не в равных условиях…
– …А я ещё не верила, когда говорили, какой ты!!!
– Интересно, какой же я, просвети, – хмыкнул Эвергрин.
– После Святочного Бала полшколы девчонок о тебе мечтали! Каждая хотела встречаться с тобой! Даже, я слышала, француженки!
– И что?
– И то! Когда ты так и остался без пары, все сразу стали шептаться, что… – и она осеклась.
– Что? Продолжай, раз начала, – процедил он сквозь зубы, хотя уже понял, чтó она скажет, если посмеет: одно дело, шептаться за спиной, и совсем другое – заявить в лицо.
– Ну… Что ты… – её кураж испарился, как только Джинни увидела придвинувшееся к её лицу лицо Эйнара, с таким бешенством в потемневших глазах, которое сразу ей напомнило не кого-нибудь, а самого профессора Снейпа. Конечно, она тут же заткнулась.
– То-то же! Если не знаешь, о чём говоришь, лучше молчи. Может, за умную сойдёшь, – распрямился он и взмахнул волшебной палочкой: – Хотя, вот так будет понадёжнее. Силенсио! – и тут же, почти без паузы: – Флагелло! Флагелло!
Белый луч, похожий на раскалённую проволоку, стегал и жёг одновременно, палочка Хембридж работала отлично. Джинни дёргалась, взмахивая руками, пыталась защитить лицо, рот широко открывался в беззвучном крике. Лицо кривилось от боли и страха, но ещё больше – от осознания неизбежности… «Флагелло! Флагелло!» – беспощадный луч хлестал слева и справа, путался в волосах и жестоко рвал их. «Лацеро! Лацеро!» – руки, ноги девушки покрывались глубокими рваными ранами, зияющими в разрывах ткани. Снова и снова «флагелло» чередовался с «лацеро», открытые раны под ударами луча-хлыста болели и кровоточили всё сильнее. Больше всего Джинни ждала, когда же она потеряет сознание, но забытье всё не приходило. Кровь теперь текла свободно, мантия больше не впитывала её. Эйнар замер, любуясь растекающимися струйками, которые «оживляли» подсохшие лужицы крови Грэнджер. Резко выдохнув, он опять направил на полуживую Джинни волшебную палочку. Закусив губу, девушка расширила в ужасе глаза, и слёзы текли по её щекам, обжигая глубокие царапины и смешиваясь с кровью… Тем не менее, ни одна рана ещё не была смертельной, Эвергрин следил за этим.
– Думаешь, я слишком жесток к тебе? Гермиона страдала не меньше, только от боли в душѐ, с которой не сравнится никакая телесная боль. Но, увы, души-то у тебя и нет, Джиневра Уизли. Поэтому страдает твоё тело.
«За что ты так ненавидишь меня?!» – беззвучно прошептала девушка.
– Ненавижу? О нет, Джинни, ненависть слишком сильное чувство, оно не предназначено для такого ничтожества, как ты. Ненавижу я Гарри Поттера, каждой струной моей души, выражаясь высокопарно. А тебя всего лишь презираю…Встать! – рявкнул он внезапно. С трудом превозмогая боль в израненных руках и ногах, она оперлась на подлокотники и встала.
– Иди к стене. Туда, рядом с той кровавой лужей. Диффиндо! – волшебные верёвки на её ногах были разрезаны вместе с мантией, – Иди.
Девушка спотыкаясь шагнула туда, куда он её велел.
– Виртус Виолатио! – несколько раз прогремело заклинание. Переломанные ноги больше не держали её, и Джинни рухнула на пол, лицом вниз. Эйнар подошёл и пинками шипованных сапог «проверил», насколько «хорошо» сломаны кости. О да, палочка Хембридж работала безупречно. Парень наклонился к беззвучно рыдающей Уизли, приподнял её голову за волосы и прошипел над ухом:
– Твоя кровь тоже не достойна быть на стене. Пусть остаётся на полу, рядом с той, что вытекла из Хембридж. Пожалуй, я оставлю тебя, не буду дожидаться, пока ты испустишь дух. Завтра я приду и приберу тут. Прощай.
Он разжал пальцы, и голова девушки упала. «Виртус Виолатио!» – ещё один синий луч сломал плечо, и возле головы также стала натекать тёмная блестящая лужица, подбираясь к лицу. Эйнар бросил волшебную палочку Хембридж в эту лужу, словно награждал её за хорошую работу. Она опять напилась крови и выросла, розовая вставка запульсировала, как живая. «Она словно питомец у меня, – подумал парень, вылавливая палочку из крови Джинни, – У кого сова, у кого кошка… А у меня – волшебная палочка-кровосос. Бр-рр…» И он написал кончиком палочки по оставшемуся пятну имя девушки. Усмехнулся, наблюдая, как натекающая кровь скрыла надпись, и ушёл за ширму переодеваться.
Перед уходом он ещё раз оглядел комнату, убедился, что Джинни ещё дышит, но ей осталось не долго. Затем он уложил поровнее тела Гермионы и Рона, дважды произнёс «Эритлапидем**!» и трансфигурировал обоих в камни. И наконец-то отправился в расположение факультета. За окнами Замка Хогвартс уже брезжил рассвет.
…В первый день каникул Эйнар Эвергрин опять проспал дольше, чем обычно. Но спустившись из спальни в Общую комнату, он увидел, что Гарри Поттер стоит у окна.
– Привет, – староста дружески толкнул плечом очкарика и встал рядом, тоже наблюдая, как толпа учеников, уезжающих на каникулы по домам, стекает по ступеням из дверей Замка и рассаживается по каретам. – Что на завтрак не пошёл?
– Да ну… Только и разговоров, что о доме… Не хочу слушать. Мой дом – Хогвартс. А ты что не поехал?
– А! – махнул рукой семикурсник. – Экзамены выпускные, чтоб их… Почитаю лучше. Тем более, что Уизли уехали.
Гарри понял, что он имел в виду близнецов, но вспомнил о Роне и помрачнел.
– Ой, извини… – сказал Эйнар, заметив это.
– Да ладно… Надо привыкать. Хотя, не знаю, когда я привыкну, что его больше нет. ...Эйнар, спасибо тебе.
– Да за что? – в голосе Эвергрина звучало искреннее удивление.
– Ну, ты теперь всегда рядом… Ты и был нам всем другом с самых первых дней, а потом мы… ну, бросили тебя, что ли… Прости.
– Не извиняйся. Пошли в Большой Зал, может, там ещё осталось что-нибудь пожевать.
…Пасхальные каникулы особо весёлыми не стали, во-первых, много заданий, во-вторых, у Поттера настроения развлекаться явно не было, а в-третьих, Эвергрин, в отличие от Фреда с Джорджем, никогда не считался подходящей компанией для безудержного веселья. Семикурсники, почти в полном составе, сидели в гостиной, обложившись учебниками, и Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Но один день этих каникул всё-таки стал особенным.
13-го апреля Эвергрин проснулся от того, что в окно стучала клювом сова. Точнее, светло-рыжая сипуха. Ещё точнее, Урфина, сова Йена. Парень соскочил с кровати и впустил птицу. Она с гордостью тащила большую коробку. Эйнар отвязал посылку и усадил сову на подоконник, призвал ей поилку и кормушку из школьной совятни. Пока он быстро писал родителям благодарное письмо, в окно влетела ещё одна сова, с меткой почты Хогсмида. Она важно несла в клюве небольшой конверт с яркими цветами. Эйнар взял конверт, указал птице на еду и воду (Урфина подозрительно покосилась на них), но почтовая сова ухнула и деловито выпорхнула в окно. В коробке оказался большущий торт, украшенный кусочками фруктов и восемнадцатью свечами. Ещё две свечи лежали отдельно. Эвергрин сосчитал свечи, улыбнулся и вдруг почувствовал, что глаза увлажнились: да, ему сегодня исполнилось двадцать лет, но родители дали ему выбор, открывать ли эту маленькую тайну всем, или нет… Парень вернулся к письму, быстро дописал и вручил лист Урфине. Сова улетела. Эйнар утёр глаза и убрал вообще все свечи. Затем он переоделся и уже хотел отнести торт в гостиную, угостить всех остальных ребят, но тут вспомнил про конверт. Эвергрин развернул листок.
Да, это было поздравление. Но, читая старательно выписанные строчки после обычных поздравительных слов и пожеланий, парень бледнел всё больше.
«Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаясь, смотрю на тебя.
Я стою на краю твоей дороги,
Задыхаюсь, тебя любя.
Я стою на краю твоей дороги,
Молча слёзы глотая,
Я стою на краю твоей дороги,
Молча жизнь моя утекает.
Я стою на краю твоей дороги,
Моё сердце кричит: „оглянись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Мои руки дрожат: „прикоснись!“
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, взглянешь ли на меня,
Я стою на краю твоей дороги,
Жду, ударишь ли ты меня…
Я стою на краю твоей дороги,
Я люблю, как же я тебя люблю!
Я стою на краю твоей дороги.
…Я стою на самом краю».
Хотя подписи не было, но Эйнар сразу понял, от кого это. Выронив листок, он сел на кровать и схватился за ворот мантии. Лучше всего то, что он почувствовал, описывали бы слова «Удар из прошлого. Под дых». Не нужно было быть великим мудрецом, чтобы догадаться: сочинив стихотворение («О Мерлин! Это что ж получается, он НА САМОМ ДЕЛЕ был влюблён?!»), Невилл в ближайший поход в Хогсмид оставил на почте доставку к определённому дню, то есть, к его, Эйнара, дню рождения. И даже не подозревал, что не доживёт до этого дня. Парню опять потребовалась вся его сила воли, чтобы перестать думать об этом. Быстро подняв с пола листок, он скомкал его и сунул в карман. Затем взял торт и понёс его вниз. Она разрезал угощение, а потом сердито бросил поздравление Невилла в камин.
За завтраком все гриффиндорцы продолжили поздравлять Эвергрина с днём рождения, а потом юношу подозвал к себе ректор. Эйнар с удивлением и настороженностью на лице подошёл к Дамблдору. Тот торжественно повёл рукой на остальных преподавателей:
– Во-первых, я и все учителя поздравляем тебя с днём рождения, Эйнар Йенссон Эвергрин.
Юноша улыбнулся и вежливо склонил голову в знак благодарности.
– Ну, а во-вторых, я хотел бы поговорить с тобой. Подойди после завтрака в мой кабинет.
Эйнар вернулся к столу, гриффиндорцы тут же стали спрашивать, что такого он натворил, за что его вызывает к себе ректор, но парень отвечал, что понятия не имеет. Конечно, он натворил много чего, но не хотел даже думать, что ректор опять что-то подозревает, ведь после того случая с Малфоем он действительно был гораздо осторожнее.
Приглашение в кабинет ректора Хогвартса было вовсе не из тех, которые ученик может проигнорировать. Подойдя к горгулье-охраннице, Эйнар остановился, пароля он не знал. Каменная статуя открыла глаза и прошипела: «Назови себя». Парень назвался и горгулья посторонилась, открывая дверь на лестницу.
– Профессор Дамблдор, я могу войти? – постучав, он приоткрыл дверь.
– Да, входи.
Эвергрин не мог сдержать любопытства, оглядываясь в кабинете ректора. Седобородый старец величественно восседал за своим столом и наблюдал за парнем.
– Садись, – тот послушно сел на край кресла и настороженно посмотрел на Дамблдора.
– Сэр, я не понимаю, Вы считаете, я что-то ещё натворил? – выдавил он из себя.
Ректор улыбнулся:
– Ну, зачем так сразу… Я просто хочу кое-что уточнить. О тебе. Ты староста, отлично справляешься со своими обязанностями, ты умён, хорошо учишься, и все учителя тебя хвалят. Ученики тебя уважают, и даже с других факультетов. Ты блестяще участвовал на прошлогоднем Турнире, …и не возражай! – приподнял он ладонь, когда Эйнар открыл рот. – Да, не только я, ректор Хогвартса, но и представители Министерства, и главы других школ отметили, что оба хогвартских Чемпиона были очень достойно подготовленными волшебниками. По независящей от тебя причине ты не дошёл до Кубка. Ты знаешь, что Крум был под заклятием Подвластия, его вынудили вывести из игры всех, кроме Гарри. Кто и зачем, – сказал ректор, отвечая на вопрос в глазах Эйнара, – это тебе знать не обязательно, это к тебе не имеет отношения. Так вот. Скажи-ка мне, мальчик мой, ЧТО ты скрываешь?
Эвергрин вздрогнул и с ещё бóльшим удивлением воззрился на Дамблдора.
– Сэр… Почему Вы решили, что я что-то скрываю? Хотя, даже если это и так… По-моему, у каждого человека есть такие секреты, которые он не хотел бы открывать никому.
– Это верно, – усмехнулся старец и вышел из-за стола. Эйнар тоже вскочил. – Ты, конечно же, имеешь право на свои секреты, если только… Если только твои тайны не вредят другим людям.
– О чём Вы? – парень заставил себя собраться.
– Ну, видишь ли… Один мой знакомый когда-то давно сказал мне такую фразу «Альбус, в тебе столько удивительных достоинств… Это какие же чудовищные пороки должны их уравновешивать?!» – он усмехнулся, и гриффиндорец тоже. – Шутка, конечно, но в каждой шутке…
– То есть, только потому, что я стараюсь вести себя хорошо, поступать правильно и хорошо учусь, Вы допускаете, что я какой-то скрытый злодей?
– Нет, я не считаю, что ты «скрытый злодей», но я бы очень не хотел столкнуться с, так сказать, тёмной твоей стороной.
– Какой ещё «тёмной стороной»? – Эйнар внутренне похолодел, но очень надеялся, что ему удаётся внешне сохранять спокойствие.
А Дамблдор вместо ответа вдруг переменил тему:
– …На первом испытании Турнира ты показал всем своего Заступника. Сильного, овеществлённого. Создавать их – это программа седьмого курса. С учителем Защиты от Тёмных сил вам в этом году не повезло. Так кто тебя научил?
– Отец.
– А он объяснил тебе, чем определяется образ Заступника?
– Ну… нет, просто сказал, что они зависят от самого волшебника.
– В общем, да. Зависят от характера волшебника.
– И что? При чём тут мой медведь? Это сильное животное, спокойное, независимое, его уважают как другие звери в лесу, так и люди. Что плохого в этих качествах?
– Конечно, ничего плохого. Скажи мне, Эйнар, ты же бывал в магловском цирке?
– Бывал, а что?
– И какие дрессированные животные чаще всего выступают на арене?
– Ну, собаки… Тигры, львы…
– …И медведи, мальчик мой, медведи! Неуклюжие увальни с виду, они так ловко выполняют самые сложные трюки.
– Ну, да, потому что они умные и хорошо дрессируются.
– Это верно. Только знаешь ли ты, что такой вот милый мишка – единственный из всех дрессированных, обученных, послушных зверей – НИКОГДА не бывает полностью безопасным для своего хозяина. Львы, тигры, конечно, опасны, но только медведь может безо всякой причины откусить руку, которая его только что кормила.
– Сэр… – вот теперь парень растерялся по-настоящему, – Вы же не считаете меня?..
Ректор усмехнулся – и вдруг направил на Эвергрина волшебную палочку: «Легилименс!». Парень вздрогнул всем телом, перед его внутренним взором вдруг встала картина радостно бегущих к нему Гермионы и Джинни – а потом всё закрыло размытое красное пятно… Эйнар, не помня себя, выхватил свою волшебную палочку и сжал так, что едва не сломал её…
Комментарий к Последняя ступенька *Королева Мэб – персонаж кельтского фольклора, повитуха фей. Своим прикосновением к спящим людям заставляет их видеть осуществление своих заветных желаний, фантазий, грез. Впервые упоминается в трагедии «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира (1594 г.).
**Эритлапидем – придуманное мной «латынеобразное» заклинание, связанное с камнем (лат. lapis)
====== Алые стены, тёмное пятно ======
… И мысленная картина начала плавно меняться. Размытое, красное как кровь, пятно становилось более чётким, словно отдаляясь. И вот он уже видит давнее детское воспоминание, ему тогда было лет пять: целая поляна алых тюльпанов. Эйнар почувствовал, как стекла по щеке слеза: он видел себя, совсем маленького, радостно бегущего среди этих цветов, чуть не с него ростом, к своим родителям, Йену и Холли, и отец подхватывает его на руки, и подбрасывает высоко-высоко… И с высоты он видит целое море красных цветов, приветливо кивающих ему, потом падает вниз, и, хоть дух захватывает, он нисколько не боится, визжа от восторга, а не от страха, потому что его ждут надёжные, всесильные руки отца…
– …Эйнар, мальчик мой, можно посмотреть твою палочку? – голос Дамблдора вернул юношу в реальность. Эвергрин протянул ему волшебную палочку, с трудом разжал пальцы и помотал головой, сбрасывая наваждение. Почему ему показалось, что ректор теперь сам был удивлён, но в то же время словно… зауважал его? Старец поднёс палочку Эйнара к свету и принялся осматривать её, едва не касаясь носом.
– Ага, – удовлетворённо кивнул он, возвращая вещь хозяину, – вот ещё одно доказательство, что ты не так прост, как хочешь казаться, Эйнар Эвергрин! В веке восемнадцатом, если я не ошибаюсь, был так называемый клуб «Белые Копья»… Слышал о таком?
Парень помотал головой.
– …Туда принимали только тех волшебников, кто владел такими же, как у тебя, палочками. Из осины. В основном, сердцевиной у них была драконья жила, гораздо реже – перо феникса, и вообще редчайшими были с волосом единорога. Это был клуб дуэлянтов, Эйнар. Клуб боевых магов высшего полёта. Она ведь лучше всего выполняет боевые заклинания, да?
– Боевые?
– Да, да. И не говори, что Виктор Крум тебя им не научил.
Парень потупился, делая вид, что разглядывает свою волшебную палочку. Дамблдор усмехнулся.
– …Так вот, многие палочки, которые идеально совпадают со своими колдунами, иногда способны выдавать заклинания самостоятельно, что называется, в трудную минуту, особенно когда хозяин охвачен очень сильными чувствами, или же растерян, застигнут врасплох. Твоя боевая палочка, Эйнар, настоящее верное «белое копьё», она защитила тебя от легилименции, ведь в поединке очень важно, чтобы противник не узнал твои тайны и не использовал против тебя твои же слабости.
Профессор снова вернулся за стол и сел. Затем демонстративно убрал свою волшебную палочку. Эвергрин сделал то же. Дамблдор промолвил задумчиво:
– Даже угадывать не берусь, что общего может быть между двумя радостными девочками и большим красным пятном… – он чуть помолчал и добавил: – Что ж, я очень хотел бы тебе предложить помощь, мальчик мой, но ты ведь откажешься.
Парень независимо вздёрнул подбородок.
– Ты одарённый волшебник, но кому много дано – с того много и спрашивается. В тебе много хороших черт, но и плохого предостаточно. Не дай темноте захватить твою душу, Эйнар.
«Я уже перешёл эту черту, сэр, – мысленно сказал Эвергрин, – но я вернусь. Осталось совсем недолго».
– …Я очень надеюсь, что ты сделаешь правильные выводы из нашего разговора. Можешь идти.
…Этим же вечером Эйнар пошёл в свою комнату. В плаще-невидимке, разумеется, но, перед тем, как его надеть, юноша с сожалением отметил, что срок действия плаща истекает, осталось меньше ста часов (внутри, под воротником, стояла метка). Почти всё время он истратил в прошлом году на исследование Замка. Подземелья Хогвартса были настолько древними, глубокими и запутанными, что вряд ли кто-то (включая смотрителя Филча, ректора Дамблдора или даже призраков) мог утверждать, что знает их как собственную спальню. Эйнар Эвергрин изучал их долго и вдумчиво. И отправляясь в свой «Уют», он неоднократно убеждался, что никто его не выследит и не найдёт (лишь однажды это сделал Лонгботтом, но тут уж Эйнар сам был виноват, и извлёк урок из этой ошибки). Пока он сам не захочет, чтобы нашли эту его собственную Тайную Комнату. Может быть, он даже оставит, подобно Салазару Слизерину, зашифрованное указание, и какой-нибудь не в меру любопытный и достаточно умный, чтобы правильно решить задачу типа «два плюс два умножить на два», школьник откроет эту комнату. Конечно, к тому времени самого Эйнара уже давным-давно не будет в живых. Кстати, забавно будет, если этим школьником окажется его далёкий потомок.
Парень шёл осторожно, не торопясь, и думал, чем же стала для него эта Комната. Поначалу это было просто место, где он мог «прятаться» от всех, место, где он мог быть собой и делать то, что хочет. Затем он собрал там библиотечку весьма специфической литературы, позволил присутствовать там Невиллу, и Комната стала тренировочной – и уже не совсем его. А потом он начал отсчёт «ступенек». И всё изменилось. С первыми брызгами крови по стене, с первым именем, выведенным дрожащими пальцами. Имени Снейпа, конечно, уже не видно, но, Мерлин свидетель, даже сейчас Эйнар мог бы найти все до единой буквы, они словно светились там, на камнях, из-под потускневшей крови. Парень сам бы не мог объяснить, как такое могло быть, но каждое имя, начертанное им на полу, на стенах, скрытое кровавыми всплесками, полосами и пятнами, действительно словно светилось. Может, ему это только казалось? Или буквы видел только он? Эвергрин не хотел это выяснять, просто принял, как есть.
