Текст книги "Алые стены в Хогвартсе (СИ)"

Автор книги: Митриллина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Мой сын, Эйнар Йенссон, – сказала с гордостью миссис Эвергрин. Юноша вежливо кивнул представленному в ответ подростку, Дадли, и повторил своё имя, протягивая руку мистеру Вернону Дурсли. Судя по их виду, покушать в этом доме любили. Даже слишком. Он ждал, что из-за широких спин вот-вот вынырнет юркий худенький Гарри, но того почему-то не было. Эйнар уже открыл было рот, чтобы спросить об этом, но поймал взгляд мамы. Она качнула головой, и сын скрипнул зубами, но повиновался и смолчал.

Ужин, приготовленный Петунией, действительно был очень вкусным. И обильным. Правда, накрыт стол был не в гостиной, а прямо на кухне. Мистер Дурсли снисходительно поглядывал на оживлённо (но тихо) переговаривающихся женщин и только и делал, что подкладывал кусочки себе в тарелку. Печатью интеллекта лица обоих Дурсли отмечены не были. Дадли то и дело косился на Эйнара, явно недоумевая, как ему себя с ним вести. Эйнар тоже никак не мог понять, кто же они такие, его новые родственники. На первый взгляд, вполне милые, хотя и туповатые, люди. Ну, толстые, так, судя по этому ужину, любого бы разнесло от стряпни хозяйки дома, зато ей самой, как и Гарри, еда впрок явно не шла. Баланс, однако… Гарри отзывался о них весьма нелестно, но, может быть, «ужасно» они обращаются только с ним, потому что он волшебник? Может, именно поэтому мама и настаивала, чтобы он вёл себя по-магловски? …И где, в конце концов, Поттер?!

Не успел он додумать этот вопрос, как Холли сказала довольно громко:

– Петуния, дорогая, а как поживает твоя сестра Лили?

Невинный вопрос дальней родственницы, которая ни с того ни с сего вдруг напросилась в гости, и которая явно не знает о событиях последних лет пятнадцати, а то и больше… Петуния побледнела и растерянно посмотрела на супруга. Вернон громко сглотнул, побагровел и принялся отчаянно промокать роскошные усы салфеткой. Словно затыкал самому себе рот. Дадли даже с каким-то интересом посмотрел на обоих родителей. Эйнару показалось, что тот вообще впервые услышал имя сестры своей матери. Но вопрос был задан, и вежливые хозяева должны были отвечать гостье.

– Э-э-э… Тётя Холли… – промямлила Петуния. – Сестра уже давно умерла. Погибла вместе с мужем… в автокатастрофе.

– Ой, простите… Как неловко вышло, – миссис Эвергрин смутилась, но лишь её сын понял, что она играет, ведь папа только на днях ей рассказал, как погибли Поттеры. Видимо, иного способа вывести Дурсли на разговор о Гарри просто не было. Эйнар не мог не восхититься уловкой Холли, он даже не подозревал, что мама умеет лгать. Да, не так уж просты Эвергрины… Но тут он почему-то почувствовал беспокойство. Бросив взгляд на хозяйку дома («Хм, она мне троюродная сестра, так получается?»), юноша изобразил чуть смущённую улыбку. В ответ Петуния вздрогнула, выщипанные брови взлетели, зелёно-карие глаза вдруг потемнели, а на лице появилось какое-то непонятное выражение. «Ох, да мне не зря показалось, что она чем-то угрожала маме! Тут точно какие-то тайны, и не только у Петунии…» – пронеслось у него в мыслях.

– А их сын? Где он? Бедный мальчик, конечно, живёт у вас? – продолжала допрос тем же «растерянным» тоном миссис Эвергрин, и Эйнар быстро обвёл взглядом остальных, прежде чем вновь посмотрел на Петунию. Силач и задира Дадли явно испугался, побледнел и одной ладонью закрыл себе рот, а вторую почему-то спрятал за спину. Вернон, наоборот, ещё сильнее покраснел и нахмурился, сердито шевеля усами. Выражение лица хозяйки дома было бы, наверное, более уместным на эшафоте. Такие реакции были бы смешны, особенно от безобидного по форме вопроса, но… Эйнар окончательно убедился, что Гарри Поттер в этом доме ничьим любимцем действительно не был. Но, ради всей магии, почему?!

– Д-да, – выдохнула Петуния, словно признаваясь в смертном грехе, – только сейчас он уехал с … друзьями на … чемпионат мира по … Ой, я точно не помню, по чему… – скомкала она признание. И ей явно стало легче, что она сумела проскочить «подводные камни».

– Ах, как жаль! А мы хотели бы познакомиться и с сыночком Лили тоже, да, Эйнар?

Юноша кивнул. Он расстроился, что не удастся сообщить Гарри, что они оказались роднёй, но подумал, что скажет об этом в Хогвартсе, и дружелюбно улыбнулся всем Дурсли.

…Миссис Эвергрин разместили в гостевой спальне, а её сыну пришлось занять комнату Гарри. Миссис Дурсли очень сокрушалась из-за этого, но Эйнар с улыбкой убедил её, что всё нормально, что он даже рад. Парень внимательно осмотрел комнату, которая казалась нежилой, походила на склад потерянных вещей и вовсе не напоминала обиталище юного колдуна. Похоже, Гарри, отправляясь на чемпионат, забрал отсюда всё до последнего клочка пергамента. Кстати, что за чемпионат? И тут Эйнар вспомнил: финал чемпионата мира по квиддичу! Он вообще-то хотел попасть и на этот матч тоже, но отец после билетов на оба полуфинала просто не мог позволить себе ещё и финал.

Юноша улёгся в кровать Гарри, опять и опять обдумывая все свалившиеся на него новости. Незаметно для себя Эйнар задремал, но вдруг какие-то странные звуки заставили его вскочить и насторожиться. Стены заснувшего дома Дурсли не только сотрясал дуэт храпящих Дадли и Вернона, к этому грохоту примешивалось ещё что-то. Эвергрин на цыпочках подошёл к двери, чуть помедлил – и резко открыл. Петуния едва успела отпрянуть. Она привалилась, словно обессилев, к стене, её лицо было залито слезами, а с губ срывались душераздирающие всхлипы. Эйнар замер в растерянности.

– П-петуния… Что с вами? Почему вы плачете тут, под дверью, посреди ночи? Что случилось?

– Эйнар… – простонала она. – Я должна тебе кое-что сказать. Но не могла найти силы.

– Да что случилось-то? Я понял, у вас с мамой какие-то тайны… Вы уверены, что я должен знать их?

Миссис Дурсли со страхом и отчаяньем взглянула на парня – и опять разрыдалась. «Да что ж такое с ней?» – раздосадованно подумал он, шагнул назад в комнату и вопросительно посмотрел на плачущую женщину. Она вздохнула со всхлипом и вошла. Эйнар уселся на кровать, Петуния села на стул возле стола.

– Я не могу не сказать тебе правду. И сказать не могу.

– Ну, вы уж решите, пожалуйста, говорить или нет…

Такие слова могли быть приняты за грубость, но, видимо, такого толчка Петунии и не хватало. Слёзы всё так же текли безостановочно по её впалым щекам, но говорила она очень спокойно, даже отрешённо, и тихий её голос не позволял усомниться в том, что всё это правда. От первого слова до последнего.

– Сначала спрошу. Эйнар, ты волшебник?

Прямой вопрос требовал прямого ответа. Парень кивнул.

– Ты поэтому заставил Холли приехать сюда? Из-за Гарри? Ты считаешь его своим родственником?

– Да. Он мне троюродный племянник. А вы – моя троюродная сестра.

– Это не так.

…Петуния говорила долго. Эйнар слушал и молчал. Когда чувствовал, что от её слов ему отчаянно не хватает воздуха, он хватался за ворот пижамной куртки и судорожно сглатывал. Больше всего он хотел вскочить, заорать, начать крушить всё вокруг… Но он, тупо уставившись в пол, просто сидел и не издавал ни звука. Юноша чувствовал, как кипит магия внутри него, и боялся только одного, что не справится с выбросом. Но он как-то справился. Наконец, Петуния сказала «Прости», неловко коснулась ладонью его спутанных кудрей и, тихо ступая, вышла из комнаты. Эйнар так и просидел без движения, пока не забрезжил рассвет. То, что кипело и плавилось в его душе, казалось, застыло в некой форме. И ему ещё предстояло осознать, что же это за форма. И не только ему. Когда парень понял, что в состоянии вновь двигаться, он прошёл в ванную комнату и долго стоял под душем. Потом вернулся в комнату, переоделся и сложил вещи. Решительно прошёл к гостевой спальне и постучал. На пороге возникла Холли, зевая и улыбаясь:

– Ты чего вскочил в такую рань, милый?

– Собирайся. Поехали отсюда, – выдохнул он, нахмурившись.

– Что, вот прямо так, никому не сказав?

– Я… Петуния поговорила со мной сегодня ночью. Она наверняка догадается, почему нас нет. Я теперь всё знаю. Поехали.

– Ты… знаешь? – её глаза расширились в страхе.

– Знаю. Собирайся. Я ни минуты лишней в этом доме не останусь. Жду в машине.

Эйнар пошёл ко входной двери и не оглянулся. Не прошло и получаса, как их машина покинула Литтл-Уингинг.

– …И что же ты теперь знаешь, Эйнар? – осторожно спросила миссис Эвергрин.

– Что я не родной вам сын, – как-то очень буднично ответил юноша. Машина вильнула.

– И что теперь? – женщина даже не прятала страх в голосе. То, чего они с Йеном так боялись, всё-таки произошло…

– Ничего, – пожал плечами Эйнар. – То, что я приёмный, не мешало же вам любить меня. Почему это должно сейчас мешать мне любить вас? Ты по-прежнему моя мама. Папа – всё так же мой папа. А я – ваш сын.

====== Совсем другой Эвергрин ======

В Коукворт они заехали всего лишь забрать Йена и вещи и тут же отправились в Лондон, домой. Оставшись наедине с отцом, Эйнар сухо сообщил, что тайна его появления в семье Эвергринов для него больше не тайна. Йен не мог не испытать облегчения и ещё раз подивился, насколько же повзрослел его мальчик. Он с гордостью и благодарностью обнял его и почувствовал, как ровно бьётся сердце Эйнара. Успокоился ли Сигюрдссон? Конечно, да. Но отцовская любовь всё-таки колола его собственное сердце тревогой: не слишком ли много свалилось на подростка, не слишком ли внезапно пришлось тому повзрослеть… Йен и сам не мог бы объяснить, почему, но ему казалось, что сын… Да! Сын! Родной! Несмотря ни на что – родной!.. Так вот, ему казалось, что сын не так уж спокойно воспринял правду, как пытался показать ему и Холли. А может, он всё-таки зря тревожится?

В преддверии шестого, предпоследнего, года в Хогвартсе, Эвергрин-младший стал более серьёзно задумываться о том, чтó бы ему хотелось делать после учёбы. Несколько раз отец брал его с собой в Министерство, провёл краткие экскурсии по Департаментам, в первую очередь, конечно, по своему. Там Йен познакомил сына с Уилки Бикроссом, ещё довольно молодым волшебником, который, тем не менее, уже был старшим инструктором в Аппарационном испытательном Центре и проводил в Хогвартсе специальные подготовительные занятия по аппарированию (для шестикурсников, кстати). Молодые колдуны быстро нашли общий язык и долго болтали.

Перед самым началом учебного года Эйнар решился пойти к магловскому парикмахеру и попросил, насколько возможно, избавить его от «детских» кудряшек. Мастер внял просьбе юноши, и теперь Эйнар надеялся, что с новой короткой стрижкой старым прозвищем его будут называть разве что Фред и Джордж Уизли, в насмешку. Не то, чтобы прозвище ему надоело, просто он по многим причинам считал, что прежнего «Кудряшки Сью» уже нет. По возвращению из парикмахерской Эйнар долго и придирчиво разглядывал себя в зеркале, чего ранее никогда не делал. Удивлённая Холли, пряча улыбку, остановилась позади него.

– Мама, что скажешь? – наконец задумчиво вымолвил юноша, ухватил одну из только что уложенных наверх и назад кудрявых прядок, оттянул её до носа и отпустил. – Я теперь красивый?

Миссис Эвергрин счастливо улыбнулась:

– Почему «теперь»? Ты и был красивый.

– Ну, да, – усмехнулся Эйнар, – какая мать скажет сыну, что он некрасивый…

Холли подошла к нему, обняла и положила подбородок ему на плечо. В зеркало теперь смотрели две пары орехово-карих глаз. Парень ещё раз отметил, что кроме цвета глаз, сходства с матерью было не много. Он поморщился от этой мысли, и Холли тут же это поняла и отстранилась.

– Красота в глазах любящего – это, конечно, верно. Но ты и на самом деле вполне симпатичный юноша. И эта стрижка тебе идёт, она тебя совсем переменила…

…Так что, в «Хогвартс-экспресс» 1 сентября действительно садился совсем другой Эйнар Эвергрин. Но если перемены в его душе были пока едва ясны ему самому, изменения в его внешности, похоже, заметили все, кто хоть мало-мальски был с ним знаком.

Оказавшись на платформе Девять и Три четверти, парень присел возле своего сундука, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и пока он так сидел, мимо него шли ученики Хогвартса, и однокурсники, и те, кто был курсом-двумя младше.

– Привет, Эйнар! Вау, Эвергрин сменил причёску! – эти и подобные приветственные слова летели со всех сторон, причём, если кто и посмеивался, то… уж никак не девчонки…

Эйнар встал, он чувствовал, что неудержимо краснеет от смущения.

– …Это что у тебя на голове, Эвергрин? Червяки на тусовке?

Ну, а так мог сказать только один его знакомый. Нахальный слизеринец Драко Малфой. Действительно, это был он, как всегда в сопровождении своих подпевал Крэбба, Гойла и Паркинсон. Эвергрин нахмурился:

– Если ничего в моде не понимаешь, Малфой, так лучше помалкивай и не позорься. И побольше уважения к старосте, а то ещё год не начался, а Слизерин уже баллы потеряет благодаря тебе.

– Вот именно, что год ещё не начался, – ухмыльнулся Драко, – мы даже ещё не в поезде, так что ты пока не имеешь право снимать баллы.

– …Йенссон, у тебя проблемы? – раздался за его плечом знакомый голос. Из-под арки на платформу высыпали Уизли: Фред, Джордж, Рон и Джинни, а также Гарри Поттер и Гермиона Грэнджер.

– Да не то, чтобы проблемы… – скривился Эйнар. – Просто какие-то слизеринцы гриффиндорского старосту не уважают.

– Ну-ка, староста, отвернись на минутку, – продолжил Фред и покосился на сестру: – Джин, ты, кажется, давно не практиковала свой Летучемышиный сглаз. Спорим, ты его забыла?

– Это я-то забыла?! – рыжая девчонка тряхнула кудрями, прищурилась и, поддёрнув рукава вязаной кофты, полезла в карман за палочкой. Малфой чуть попятился, его свита встревоженно переглянулась. Джинни окинула взглядом Эйнара: – Староста, а ты точно отвернёшься?

Тот широко улыбнулся:

– Да мне только что любезно напомнили, что я пока не могу никого штрафовать, а потому – полный вперёд, мисс Уизли!

Если бы Эвергрин не знал, что аппарированию начинают учить только на шестом курсе, он подумал бы, что слизеринские четверокурсники дезаппарировали, так быстро они исчезли в толпе. Гриффиндорцы дружно рассмеялись. Эйнар хлопнул по ладоням близнецов, помахал с улыбкой остальным и пошёл вдоль состава в первый вагон, где были купе для старост. И опять он замечал, что почти все девочки, как только он приближается, начинают шушукаться и хихикать… «Интересно, а раньше они обращали на меня внимание?» – невольно подумал юноша.

На пиру в честь начала учебного года Эйнар специально постарался сесть подальше от всех своих приятелей: увидев на вокзале Поттера, он вдруг понял, что ему теперь как-то очень неловко находиться рядом с Гарри. Но полностью избавиться от «мелких» ему не удалось, с ним рядом уселся Лонгботтом, стесняясь, как всегда, а напротив плюхнулась Джинни Уизли, надувшись, что ей не хватило места рядом с братьями. Она принялась трещать о финале квиддичного чемпионата, но внимательно (и восторженно) её слушал только Невилл, Эйнар же ушёл в себя. А затем, после традиционного распределения новичков и после ужина, встал с опять-таки традиционной речью ректор Дамблдор. Но не успел он продекламировать и половины, как в громовых раскатах, завывании ветра и блистании молний (снаружи Замка бушевала самая настоящая буря) в Большой Зал театрально ступил новый (точнее, очередной) учитель Защиты от Тёмных сил. Бывший мракоборец Аластор Хмури впечатлил своим появлением не только будущих учеников, но и некоторых преподавателей. Нимало не смущаясь под пристальными взглядами почти всех присутствующих, он поздоровался с ректором, уселся за учительский стол и принялся за еду. Дамблдор же продолжил свою речь и просто поразил всех учеников новостью о том, что после многолетнего перерыва возобновляется легендарный Турнир Трёх Волшебников, и проходить в этом году он будет не где-нибудь, а в Хогвартсе. Посреди воцарившейся тишины Фред Уизли невольно вскрикнул «Да ладно?! Шутите?!» и этим разрядил напряжение.

Несмотря на неоднократно повторённое предупреждение об ограничении возраста участников Турнира, не меньше 17 лет, Эйнар был уверен, что близнецы Уизли обязательно попытаются это обойти. И точно: мельком глянув на приятелей, он заметил, как они с решимостью на одинаково нахмуренных физиономиях принялись шептаться с Роном и, конечно, с Гарри.

– …Эйнар, а ты хотел бы поучаствовать в этом турнире, если бы смог? – спросил Невилл.

– Конечно, хотел бы. Это хорошая проверка, на что ты способен.

– Эх, я бы обязательно подал заявку на участие…

– Да? – Эйнар с удивлением взглянул на него. – Думаешь, тебя бы выбрали Чемпионом школы?

– Конечно же, нет! – хихикнул Лонгботтом. – Именно потому, что меня ТОЧНО не выбрали бы! Но я мог бы сказать бабушке, что я это сделал. Она стала бы уважать меня немножко больше, – он вздохнул. – Ведь она считает меня совсем никчёмным волшебником… Так же, как все вокруг.

Эвергрин усмехнулся и хлопнул его по плечу:

– Ты бы поменьше думал о мнении других. При всём уважении к твоей бабушке, жить-то тебе. Думай своей головой и поступай так, как лучше для тебя.

– А если я сделаю что-то, что другим не понравится?

– А это их проблемы. Ты не золотой галлеон, чтобы всем нравиться. Чтó бы ты ни сделал, кто-нибудь всё равно останется недовольным. А если вдруг всем понравится – то недоволен будешь ты сам. Так что, толика разумного себялюбия – именно то, что тебе нужно, Лонгботтом.

Невилл недоверчиво покосился на него, а Джинни, сидевшая напротив, хихикала и энергично кивала:

– Точно-точно, Невилл! Я выросла с шестью братьями! Если бы я старалась угодить каждому из них – давно бы с ума спрыгнула.

…В этом году Эвергрин гораздо больше радовался, что он староста. Несмотря на то, что он внезапно обнаружил, что многие девочки обращают на него внимание, больше всего он стремился оставаться в одиночестве. В учебники он и раньше «закапывался» не хуже Гермионы, а поскольку он был уже на предпоследнем курсе, никого из гриффиндорцев не удивляло, что Эйнара либо можно было видеть в гостиной между башнями книг, склонившимся с пером над свитками, либо… его вообще там не было. Обязанности – да и привилегии – старост весьма способствовали стремлению парня быть одному. Он никогда не отказывался от вечерних и ночных дежурств и всегда соглашался подменить кого-нибудь, а ванная комната старост вообще стала его любимым местом пребывания. Фред Уизли громогласно «беспокоился», что либо его друг от постоянного купания вылиняет в такое же белёсое существо, как глиста, ну, или Малфой («Что, в принципе, одно и то же», – ухмылялся Фред), либо у него жабры вот-вот вырастут, а Джордж «подозревал», правда, чуть потише, что Эйнар втюрился в русалку, и это именно она «сделала его красавчиком», а теперь Эвергрин тренируется жить под водой как его «пассия». Что, конечно, не исключало отращивание жабр, соглашался он с братом. Эйнар только усмехался, отмахивался от этих подначиваний и сбегáл в очередной раз на дежурство или в ванную.

В канун Хеллоуина в Хогвартс прибыли делегации двух других магических школ-участниц Турнира Трёх Волшебников, Дурмштранга и Жез’лешарма. И появление этих делегаций, и сами кандидаты в Чемпионы, юноши и девушки семнадцати лет, возглавляемые директорами школ, произвели большое впечатление на учеников Хогвартса, ведь мало кто из них видел прежде иностранных колдунов. Но ещё бóльшее изумление принесло известие о способе отбора Чемпионов. Кубок Огня, древний артефакт, как и утверждал Дамблдор, действительно был беспристрастным судьёй, который выберет участников для Турнира. Кубок установили в холле, очертили золотистой линией, через которую не могли перейти те, кто не достиг нужного возраста. Кандидаты в Чемпионы должны были бросить в него записки со своими именами. Эйнар, как и многие другие, с интересом обошёл вокруг Кубка, разглядывая его, убедился, что не пересекая линию добросить заявку в огонь не получится, и с не меньшим интересом посмотрел на слегка озадаченных близнецов Уизли. Фред и Джордж переглядывались и одинаково чесали затылки, а Джордан хихикал за их спинами. Но Уизли не были бы Уизли, если бы их не осенило, чтó можно сделать, и они целеустремлённо поскакали наверх по Главной лестнице. Эйнар чуть помедлил, но понёсся вслед за ними, уж очень ему стало любопытно… Снадобье Старения они готовили, конечно же, все вместе в спальне и выпили его тоже вместе. Написали на клочках пергамента имена и тотчас же помчались к Кубку.

В холле все с интересом уставились на них. Потом один из близнецов отважно шагнул через линию. За ним прыгнул и второй. С другой стороны туда же проскочил и Эвергрин. А дальше что-то пошло не так, как планировалось. Не успели Фред и Джордж протянуть листки к Кубку, как он исторгнул из себя вместе с золотистыми искрами облако густого жёлтого дыма, которое мгновенно накрыло куполом пространство, ограниченное линией. Близнецов, словно здоровенным пинком, вышвырнуло из этого купола. Все зрители расхохотались. Смеялись и сами близнецы, встав на ноги и потирая ушибленные места: их довольно крепко приложило к каменному полу. Но тут дым рассеялся, а Кубок ещё раз насмешливо (иначе и не сказать) фыркнул облачком дыма – и все, без исключения, присутствующие захохотали ещё громче: лица Фреда и Джорджа «украсили» пышные седые бороды. Сами Уизли тоже хихикали и тыкали в них пальцами.

А вот Эйнар не смеялся. Ведь он смог подойти к Кубку Огня и бросить заявку. Более того, он бросил также и имя Невилла Лонгботтома. И ничего особенного не произошло… Его не вышвыривало за линию, и бороды у него не было. Озадаченный, он последовал за своими приятелями в больничное крыло. Близнецы, увлечённые шуткой Кубка, совсем не обращали внимание на растерянную физиономию своего друга. Мадам Помфри, целительница, со смехом дала близнецам какое-то зелье – и через пять минут все четверо вернулись в гриффиндорскую гостиную точно такие же, как вышли.

И наконец настало мгновение, когда Кубок Огня должен был вынести решение. Большой Зал был снова битком набит, ученики трёх волшебных школ, преподаватели Хогвартса, приглашённые министерские чины… все, затаив дыхание, ждали, кто будет провозглашён Чемпионами. Ректор Дамблдор, на правах главы Школы-хозяина Турнира, зачитывал имена.

«Виктор Крум, Дурмштранг!

…Флёр Делакур, Жез’лешарм!

…Эйнар Эвергрин, Хогвартс!»

Невероятно, но вместо того, чтобы аплодировать, прыгать в восторге и орать вместе со всеми гриффиндорцами, Фред и Джордж замерли и онемели, когда прозвучало последнее имя. Одинаково распахнув в изумлении глаза, они не сводили взгляд со своего друга. Вопрос «НО КАК?!» был просто-таки написан на их лицах. Эвергрин покраснел от смущения: он хотел всего лишь бросить имя Невилла за компанию с близнецами, чтобы бедолагу всё-таки стали немножко уважать, и только в самый последний момент написал и себя. Поэтому он вовсе не ожидал, что из всех хогвартских кандидатов именно его Кубок выберет участником Турнира. Тем не менее, мимо стола преподавателей парень шагал довольно твёрдо. Все учителя выглядели удивлёнными, но Хмури просто сверлил юношу подозрительным взглядом как живого глаза, так и волшебного. По спине Эйнара побежали мурашки, так что он даже с каким-то облегчением закрыл за собой дверь в комнату Чемпионов. Там, разделённые светом камина, словно огненной границей, стояли Виктор Крум, плечом к плечу с директором Каркаровым, и Флёр Делакур, которую обнимала огромными ручищами, как будто охраняя от всего на свете, величественная директриса Максим. Эвергрин всё ещё в смущении остановился посередине и исподлобья, настороженно разглядывал своих будущих соперников. Они тоже искоса поглядывали на него.

А потом Эйнар вдруг услышал… точнее, перестал что-либо слышать: за дверью, снаружи, воцарилась полная тишина. И в комнату Чемпионов вошёл… совершенно бледный, растерянный Гарри Поттер. Все воззрились на него. Следом явились Дамблдор, МакГонаголл, Бэгмен, Крауч, Хмури, Снейп… И началась такая неразбериха, из которой Эвергрин понял лишь одно: участников Турнира будет не трое, а четверо. Поттер – тоже Чемпион. Этого только не хватало…

…Шестикурсника Эйнара Йенссона Эвергрина уважали в Хогвартсе. Хотя он особенно не стремился к этому, просто был собой. Хорошо и усердно учился, никогда не отказывался помочь другим, и не только ребятам со своего факультета. Уважал себя, и общение со своей персоной никому не навязывал. Уважал других и был верным другом, или, хотя бы, надёжным приятелем. Словом, почти все ученики Хогвартса были довольны выбором Кубка Огня, и Эйнар не мог не испытывать благодарности за эту поддержку. Но, как оказалось, были и недовольные. Драко Малфой, например, постоянно возмущался, что оба хогвартских чемпиона оказались гриффиндорцами. Эйнар спокойно вынес подобное отношение, Малфоя он никогда особо не любил, но куда больше парня задело, что на него обиделись его друзья, Фред и Джордж Уизли.

Кстати сказать, лучший друг Гарри Рон Уизли обиделся на Поттера по точно такой же причине.

– КАК ты сумел обмануть Кубок, Йенссон?!

Рыжие близнецы с возмущением загнали Эйнара в ближайший угол коридора почти сразу же после Хеллоуина.

– Твой день рождения 13 апреля, ты даже младше нас! ПОЧЕМУ нам – пинок под зад и седые бороды, а тебе – участие в Турнире?! Ты пил зелье вместе с нами, мы видели! Тогда ПОЧЕМУ?!

– Да я не знаю!!! – орал, отбиваясь, Эвергрин, он и сам себе задавал эти вопросы, но ответов точно так же не находил.

– А КТО знает?! – рявкнул Фред, а Джордж, всегда более спокойный, добавил: – В общем, так. Пока ты не объяснишь, каким это образом ты стал Чемпионом, – ты нам не друг. Пошли, Фред.

Поттеру было ещё хуже, не только потому, что он был намного младше, но и потому, что он вообще отрицал, что подходил к Кубку. Его считали мошенником как гости из иностранных школ, так и почти все ученики Хогвартса. Но несмотря ни на что, участники Турнира были связаны Контрактом, который никто и никоим образом разорвать не мог. Все четверо обречены были идти до конца. Фред и Джордж теперь полностью игнорировали Эйнара, но, если честно, так вели себя только они. Их брат Рональд же, наоборот, демонстративно избегал Гарри, но на пару с Невиллом, который просто-таки источал благодарность, что Эйнар бросил в Кубок и его имя, «прирос» к старшему чемпиону.

Комментарий к Совсем другой Эвергрин ... Ну, кажется, вымучила ещё главу. Даются они мне всё труднее. Я уже отмечала, что иногда мои герои ведут себя совсем не так, как я планирую, и вот пожалуйста! ) Я хотела, чтобы Эйнар спокойно занимался своими делами, а он решил в ТТВ участвовать...

Все предупреждения, таким образом, откладываются ещё немножко. Извините.

====== Начало Турнира и Святочный Бал ======

Всё, что было известно участникам о первом туре – это его дата и то, что на нём решающую роль будет играть смекалка. Эйнар почему-то совсем не беспокоился о Турнире. Может быть, времени впереди было ещё много, а может быть, он всё ещё не осознал, во что вляпался. Гораздо больше его волновало, во-первых, что близнецы всё ещё на него дулись, и, во-вторых, что теперь ему почти не удавалось побыть одному. Но не только Рон Уизли и Невилл Лонгботтом норовили оказаться рядом с ним на переменах. Эйнар и шага не мог пройти по коридорам, чтобы хоть одна из встреченных девчонок, неважно, с какого курса и факультета, не попросила бы у него автограф. Только на дежурстве ему удавалось насладиться желанным одиночеством, но, как назло, декан МакГонаголл «в приступе заботы» о своих чемпионах перекроила весь график и резко сократила число его дежурств. Хватившись, Эйнар вспомнил, что не взял с собой мракоборческий плащ-невидимку, подарок отца. Хорошо хотя бы, что старостам было заранее известно, когда состоятся посещения деревни Хогсмид, поэтому Эйнар написал родителям и попросил, чтобы отец встретился с ним и привёз плащ.

Эвергрин старался поменьше думать о четвёртом Чемпионе, хотя это было трудно: Поттер так и лез ему на глаза, с явным намереньем поговорить. Это было понятно: с Гарри теперь почти никто не общался, кроме Гермионы, а за прошлые года мальчишка привык, что на просьбу помочь Эйнар всегда отзывался. Всегда. Тем более ему нужна была сейчас помощь и поддержка от того, кто оказался с ним в одной лодке. А тут ещё в «Ежедневном Пророке» появилась статья, за подписью Риты Скитер, о Турнире и его участниках. Девять из каждых десяти строк этой статьи были, конечно же, о знаменитом Гарри Поттере. Остальные же Чемпионы были упомянуты вскользь, а фамилии Делакур и Эвергрина к тому же были перевраны до неузнаваемости. И разумеется, о том, что Крум был героем недавно закончившегося Чемпионата мира по квиддичу, в статье не было ни буквы.

Когда субботним утром накануне первого тура весело гомонящая толпа учеников направилась к Хогсмиду, Эйнар разве только не бежал впереди всех, так он хотел поскорее увидеть отца. Войдя в бар «Три Метлы», парень сразу заметил Йена: статный светловолосый колдун перешучивался у стойки с кокетничающей хозяйкой, мадам Росмертой.

– Папа? – окликнул его Эйнар. Тот мгновенно обернулся, не переставая улыбаться:

– Эйн! Сынок! – Эвергрины обнялись. – Росмерта, это мой сын, Эйнар. Ты наверняка его уже видела здесь. Он учится на шестом курсе, и ещё он староста, – с гордостью сказал Сигюрдссон.

Приятная пухленькая женщина ласково улыбнулась парню.

– Принеси, будь добра, нам сливочного пива за тот столик, – отец и сын отошли от стойки.

– Папа, я должен тебе кое-что сказать…

Светло-голубые глаза Йена лучились радостью.

– …Я привёз тебе то, что ты просил, – он подал Эйнару пухлый свёрток из плотной бумаги. – Мама передала привет и велела тебя обнять. Ну, говори скорей, Турнир Трёх Волшебников ведь уже начался?

– Да. Собственно, поэтому я и хотел…

– В «Пророке» написали, что чемпионов четверо, и четвёртый – Гарри Поттер, неужели это правда?

Эйнар кивнул.

– А Крум из Дурмштранга – это тот самый ловец сборной Болгарии?

Снова кивок.

– А кто остальные двое? Такие странные фамилии…

– Мисс Делакур из французской школы и… Я, папа.

– Ты?! Мерлин великий! Эйнар, я… – отец сначала опешил, а потом словно засветился от счастья. И закричал на весь бар: – Росмерта! Всем по бутылке пива за мой счёт! Мой сын участвует в Турнире Трёх Волшебников!

Эвергрин-младший зарделся и опустил взгляд, посетители радостно загомонили, приветственно вскидывая выпивку. Эвергрин-старший сиял улыбкой:

– Мы с мамой так гордимся тобой, Эйнар!

– Да, папа… Но я хотел…

– …Да всё, что угодно!

– …Ты не мог бы мне кое-что объяснить? Мы с друзьями выпили Снадобье Старения и пошли бросать заявки. Их вытолкнуло, а меня – нет. Я не понимаю, почему. Может такое быть, что зелье на разных людей действует по-разному?