Текст книги "Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ)"
Автор книги: Minotavros
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
– Н-не хотел б-беспокоить… Эт-т-то нормальн-но.
– Это – нормально?!
Градусник обнаруживается почему-то на кухне, рядом со стоящей на столе солонкой. Стало быть, кое-кто, почувствовав себя хреново, будить не стал, потащился на кухню – измерения температуры проводить тайком. Подпольщик!
– Ну, сколько? Ет-тить твою налево, Данилов! Тридцать девять? Может, скорую?
– Н-не… н-надо скорую. Эт-то… н-нормально.
– Н-нормально?! – от переживаний Артем и сам начинает заикаться, точно и ему скорая нынче совсем не повредит. – Ни с того ни с сего – тридцать девять – нормально?!
Данилов почти с головой закутывается в тяжелое «зимнее» одеяло, которое приволок из «гостевой» Артем. И в еще одно, «летнее», под которым они вдвоем до этого чувствовали себя вполне комфортно.
– Н-нормально. П-противовирусная т-тер-рапия же. Т-ты чего хочешь? Парацетамол дай.
Парацетамол обнаруживается совсем рядом – в тумбочке, возле смазки и презервативов. Самое необходимое для жизни. Черт!
– Ты знал! Ты знал, что так и будет.
Данилов не отнекивается – кивает молча, соглашается. Знал.
– Мне врач ссказал. Организм с-сопротивляется…
Артем садится на край кровати, зажмуривается, старательно загоняя внутрь, обратно под веки, непрошенные слезы.
– И что, так теперь всегда после уколов будет?
Данилов не отвечает – только вздыхает тяжело.
Ясненько…
Артем укладывается рядом с ним, обвивает руками и ногами поверх двух слоев одеял – для пущего тепла, прижимается всем своим тощим, цыплячьим (чего уж там!) телом. Кажется или от этих простых действий озноб, мучающий Данилова, становится чуть меньше?
– Ничего, ничего, сейчас парацетамол подействует, пропотеешь, легче станет. На работу я тебя завтра не пущу, отлежишься дома.
Данилов протестующе хрюкает в одеяла. Тоже, хрюкальщик! Ничего… ничего…
*
Ночью жар и впрямь спадает, и Данилов решительно откидывает от себя одеяла. Артем протирает его полотенцем, дает выпить воды, меняет влажный от пота пододеяльник. Укладывает обратно, укрывает. Наутро Данилов встает по будильнику и отправляется на работу. Упрямый баран! Одно утешает: до следующего укола – чуть больше суток. Конечно, утешение так себе, но все же. («Господи, пусть это будет не сегодня! Не сегодня, ладно? Я… не готов».)
Целый день Артем сидит в интернете, читает про противовирусную терапию и ее последствия. Раньше, конечно, нужно было информацию собирать, но кто же знал, что оно… вот так. Укол и укол.
С работы Данилов возвращается… Никакой. Буквально из серии «никакее не бывает».
– Слушай, может, оно все-таки… грипп?
– Я в прошлый раз к врачу ходил. Нет, извини. Это… так и будет теперь.
(«В прошлый раз». А мне, значит, ни звука?! Скотина ты, Данилов!»)
– И долго… так и будет?
– Пока не сдохну.
– Данилов, твою мать!
– Или не вылечусь.
– А ты вылечишься, слышишь?! Обещай! Обещай мне сию же секунду, что… – похоже, Артема все-таки накрывает долго сдерживаемая истерика.
Данилов обнимает его трясущееся в сухих, так и не выплеснувшихся слезами рыданиях тело, прижимает к груди, шепчет в макушку совсем тихо. Но Тёмка слышит:
– Я старюсь не давать обещаний, которых не смогу выполнить. Извини, мой хороший…
Кажется, это вот «мой хороший» Тёмку и добивает. Контрольный, бля, выстрел. Данилов на нежности не то чтобы совсем уж скуп, но как-то (по-мужски?) сдержан. Надо думать, он и своих пассий женского пола всякими там «рыбоньками», «кисоньками» и прочими «лапушками» в былые дни не особо баловал. Чего уж говорить про роман с мужиком. Хоть этот мужик и носил прежде гордое имя Цыпа. Слезы все-таки прорывают преграды и обрушиваются – ливнем.
– Данилов, ты…
– Погоди, я хоть переоденусь. Мокрый же весь.
Артему неловко. Действительно, после слезопада, который он обрушил на даниловскую парадную рубашку, ту можно только отправить в стирку. Менее радикальные меры ее уже точно не спасут. Неловко, конечно, вышло.
– Данилов, как на работе?
– Да как обычно.
Выглядит он усталым. По-настоящему больным. Вон и привычная складочка между бровей словно бы стала глубже, и тени под глазами – гуще.
– А подробности? Я тут, между прочим, томлюсь в одиночестве в ожидании подлинной, живой жизни, а ты…
Данилов смотрит на него укоризненно. Но, в общем, так… Как прежде. Пока еще не закрутилось… вот это все.
– Ты бы, баба Яга, сначала меня накормила, напоила, в баньке попарила, а потом уж и спрашивала.
– Так ужин на столе! Чего бухтеть-то! Руки мой – и «кушать подано, идите жрать пожалуйста»!
За ужином Данилов все-таки делится рабочими «подробностями»:
– Два ящика водки, мерзавцы, где-то при погрузке потеряли. Хорошей, между прочим, водки. «Кристалл». Ну, я их, сволочей, выведу на чистую воду!
– В милицию сдашь? Тьфу ты! В полицию.
– Зачем? За два ящика-то? Премии всех лишу к чертовой матери! И виновных и невиновных. В другой раз станут друг за другом следить пристально. А то взяли моду: «Я – не я и лошадь не моя». А еще бухгалтерша Алина в декрет собралась. Очень вовремя! Говорит, будет работать по удаленке. Знаю я эту удаленку в декрете!
– Не от тебя беременна-то хоть? – не может удержаться от дешевой подколки Артем.
Данилов смотрит на него квадратными глазами. (Пустячок, а приятно! Обычно Данилов – сама гребаная невозмутимость.)
– Да ты чо, Тём?! Ты думаешь, я совсем сволочь, да?!
Тёмка смеется. Смеется по-настоящему, от души, запрокидывая голову и взбрыкивая коленками так, что едва не падает с кухонного табурета. Ужасно смешной Данилов! Ужасно… нормальный. Это, впрочем, как-то в раз напоминает о том, насколько мало по-настоящему нормального осталось, в сущности, в их жизни.
Смех обрывается сам собой.
Данилов глядит понимающе. Тёмка еще с прошлого лета помнит, что с Даниловым никогда не надо обманываться его откровенно простоватой внешностью обыкновенного парня из сериала «Бандитский Петербург» (из тех, что в сценах разборок угрожающе играют желваками и потрясают пудовыми кулаками в массовке). Данилов – товарищ умный и проницательный. И по большей части видит тебя насквозь. Иногда даже еще раньше, чем ты сам начинаешь про себя хоть что-то понимать. Вот и теперь… Тень боли, легкое ее эхо мелькает в даниловских глазах. Мелькает – и пропадает – как не было.
– Слушай, завтра по прогнозу тепло и дождя нет. Пойдем вечером в парк? На каруселях покатаемся. А то сидишь тут, и вправду, один… как сыч.
Прям передача «Удиви меня!». Данилов. И карусели. В парке. Интересно, это он Артёма дитем несмышленым считает или сам от всех переживаний малость в детство впал? Впрочем, «какая, в жопу, разница»? Данилов, который хочет в парк, а не валится мешком на кровать в приступе болезненной слабости. Данилов, похожий на прошлолетнего себя как… как две капли воды! Да!
– Конечно, Данилов! И спорим, я тебя сделаю на машинках?
– Ты?! Меня?! Сопля!
Дальше следует легкая потасовка. (На потасовку серьезную у Данилова, очевидно, несмотря на довольно задиристый настрой, сил все-таки нет.) Которая заканчивается, как в старые добрые времена, в постели. Тут Данилов показательно сдается на милость победителя и разрешает Тёмке делать с собой все, что тому только заблагорассудится.
И Тёмка отрывается по полной. Гладит, тискает, лижет там, где можно и где нельзя. (Хотя… где нынче нельзя-то?) Данилов сначала лежит с довольно индифферентной физиономией, но потом начинает громко сопеть, покряхтывать, а потом и вовсе стонет так, что у Тёмки все его чакры (или как их там?) в животе огненным узлом завязываются. Тут уж просто никак невозможно не взобраться на стонущего Данилова верхом и… В итоге заканчивается все довольно привычным образом: Тёмка – носом в постель, Данилов – сверху. Ну не умеет человек лежать тихо и получать удовольствие! Даже… не совсем здоровый. Кто бы, впрочем, сопротивлялся! Точно не Артем.
*
На следующий день Данилов заявляется с работы намного раньше обычного – часов в пять. Ночь у них накануне прошла просто отлично. Ни температуры под сорок, ни приступов внезапной лихорадки. (Похоже, это нынче и есть самые верные признаки удачно прошедшей ночи.) Впрочем, Артем не особо обольщается. Если лекарств не колоть – так и организму не на что нервно реагировать. А противовирусная… она через день. Значит, вечером, после аттракционов. Гадость какая!
Но пока… Так получилось, что в Центральном парке культуры и отдыха Тёмка еще ни разу не был. Сначала учеба продыху не давала, потом – практика. После уже и настроение развлекаться напрочь отпало. Данилов – человек занятой: то по врачам, то на работе. А идти куда-то одному… Развлекаться в одиночестве Артем так и не научился. Не, в академии с ребятами у него отношения вполне нормальные: кофе там на переменке в забегаловке за углом хряпнуть (пока Данилов не видит, не одобряет он излишнего кофепития) или неполезный для желудка бургер после занятий в развеселой компании употребить. В кино один раз даже выбирались, пока Данилов в командировку на север мотался по каким-то своим страшно важным торговым делам. Сидеть дома наедине с собой не слишком-то весело. Другое дело – в кино. Очередной супергеройский боевик в компании беспечных долбоебов. Попкорн там, пиво, кола. Правда, дружбой это не назвал бы даже самый завзятый оптимист. А Тёмка в последнее время на оптимиста точно не тянет. Может, потом и сложится что-нибудь путное на учебе – в конце концов, еще два года занятий, но… Не сейчас. Сейчас ему и Данилова – выше крыши. Да и, если честно, никто, кроме Данилова, и на фиг не нужен. Такие дела…
– Щас оторвемся! – Данилов весьма удачно паркует свою «бэшечку» почти у самого входа в парк – возле третьей крутой арки, увенчанной традиционными для сталинского ампира гирляндами переплетенных цветов и колосьев. И красной звездой, без которой – никуда.
Странно даже, что за вот этими монументально-облезлыми «воротами в прошлое» отчетливо виден изгиб «американских горок» и слышен восторженный визг катающихся на них посетителей парка. Совершенно потрясающий контраст, ежели кто понимает. Дух захватывает. Петля времени. Отдых – культурнее некуда. Именно к горкам, кстати, Артема и волочет, восторженно сверкая глазами, точно мальчишка, Данилов.
Артем только успевает поинтересоваться на бегу:
– А тебе… можно? – И получить в ответ:
– Мне теперь, если подумать, все можно! Единожды живем!
И уже ему в руку впихивают билеты, а затем они с Даниловым медленно ползут по наклонной куда-то вверх, вверх, чтобы, замерев на миг на самой высокой точке, сорваться вниз, в пропасть, и орать при этом ничуть не хуже иных-прочих. И сидящий рядом Данилов, что характерно, верещит, точно последняя девчонка. И не стесняется перед Тёмкой, не строит из себя… хм… крутого мачо. И это греет. Растекается горячей волной где-то внутри…
– Не обоссался? – Данилов такой романтик!
Тёмка мотает головой и ржет точно припадочный, почти до икоты. И не успевает отсмеяться, как уже поднимается на здоровенном колесе обозрения в чертовой открытой всем ветрам кабинке. И Данилов напротив – довольный как кот, которому в нужном месте чешут его наглое пузо. Разве что не мурлычет.
Потом их мотает на какой-то совершенно сумасшедшей карусели: не кругами, а восьмерками – и в финале – едва ли не вниз головами.
– Ща блевану! – на весь парк вопит счастливый Данилов, а не менее счастливый Артем рядом вторит ему дурным голосом:
– «Таких не берут в космонавты!» Держись, Данилов!
Потом – катание на допотопных, изрядно побитых и поцарапанных жизнью автомобильчиках. Артем, как и обещал, зажимает Данилова у борта, но потом милосердно позволяет ему проделать тот же маневр уже с самим Тёмкой.
– Следующий раз свезу тебя на настоящий картинг, – обещает окрыленный победой Данилов. – Вот там натуральный драйв. Драйвище, ё! А здесь так, детские игрушки! – И… замирает, глядя вверх.
Как они, весь вечер шлындая от одного аттракциона к другому, не заметили этого аттракциона, Артем объяснить совершенно не в состоянии. Как и непонятную реакцию до сих пор веселившегося от души Данилова. Встал столбом прямо посреди парковой аллеи и смотрит куда-то в сторону неба. А там…
Ну… корабль. Точнее не корабль, а очередные качели, выполненные в виде пиратского корабля. (После «Пиратов Карибского моря» мода на эти пиратские корабли просто страшенная. Куда ни плюнь – обязательно в Веселого Роджера или Джека Воробья попадешь. Тёмка еще в Турции на такое до рези в глазах насмотрелся.) Да и ничего, кстати, особенного: раскачивается-раскачивается, потом начинает тормозить. Нет, прикольно, конечно, но…
– Данилов, ты чего?
– Тёмка, ты помнишь, в Турции?..
Незабываемо. Возле их отеля несколько таких кораблей, стилизованных под пиратские парусники, становились на ночь на рейде, чтобы поутру отчалить, увозя отдыхающих на экскурсии. Популярное семейное развлечение. И что?
– Помню.
– Ты на таком плавал когда-нибудь?
Тёмка пожимает плечами. На какие шиши? Водные экскурсии – дело недешевое.
– Нет. Не случилось.
– И у меня не случилось. Я их, понимаешь, презирал. И эти дурацкие попсовые фигуры на носу…
– Джек Воробей! – понимающе хмыкает Артем.
– Джек, – кивает в ответ Данилов. – И паруса, которые никогда не расправятся. Так, для декорации к мачтам привязаны. И мачты – декорации. Потому что мотор. Но на закате… Я всегда жалел, что не умею фотографировать. Когда солнце садится аккурат за таким кораблем. И ты на несколько мгновений начинаешь верить, что все всерьез, все взаправду: и паруса, и капитан Джек Воробей, и вечный попугай с картавыми криками: «Пиастры! Пиастры!» А потом солнце садится…
– И на кораблях зажигаются огни, – заканчивает за Данилова Артем.
Данилов тяжело вздыхает.
– Знаешь, как я сейчас жалею, что ни разу на эту экскурсию не выбрался? Пусть бы даже с дурацкой пенной вечеринкой на борту. Там еще посреди моря возле какой-нибудь живописной бухточки остановку для купания делают… Можно по лесенке в воду спускаться, а можно по такой специальной горке: разогнался как следует – и-и-и плюх!
– Какие твои годы, Данилов! – пытается утешить его Артем. – Следующим летом съездишь. Вдвоем съездим. Или давай сейчас, бросай все свои дела – и вперед, к морю. И…
Что?! Забыл. Все на свете забыл. Увлекся. Качели-карусели.
– Нельзя мне к морю, – вздыхает Данилов и изо всех сил трет ладонями лицо, будто какой-то странный массаж себе делает. Против морщин. – В жару нельзя – вирус начнет еще энергичнее размножаться. В самолет нельзя – печень может не выдержать. И в следующее лето мне тоже… никак. Согласно прогнозам. Пошли домой, а?
Они идут к выходу из парка, туда, где, как верный пес, ждет их оставленная вне праздника жизни черная «бэшечка». Артему хочется плакать и материться, но он изо всех сил сохраняет на физиономии нейтрально-спокойное выражение. Над Парком культуры и отдыха в неспешных летних сумерках загораются разноцветные лампочки – пламенный привет из далекого Нового года.
========== 5. ==========
*
– Поедешь со мной в Амстердам?
Первое, что приходит в еще совсем смурной, не успевший толком проснуться Тёмкин ум: «Это какой-то неправильный сон». (Как в том мультике: «Это неправильные пчелы, и, наверное, они делают неправильный мед».) Почему неправильный? Потому что слишком… слишком…
– Так поедешь или нет?
Неправильный… Совсем неправильный сон.
В последнее время, месяца два уже с хвостиком, сны Артема похожи на серо-черный кошмар: болезни, смерти, всякие неопределенные, но отвратительные чудовища, таящиеся во мгле. И уколы. Непременно – даже против чудовищ – уколы. Их, кстати, Артем теперь может ставить, даже не просыпаясь. На бегу. На скаку. Стоя на голове и с закрытыми глазами. Так наловчился. (Данилов смеется: «Насобачился! Я у тебя вместо собаки. Гав!» Он теперь много смеется, Данилов. Но почему-то совсем невесело.) А тут…
– Тём, ты спишь, что ли?
Еще бы! В шесть часов утра! Все нормальные люди спят. И только ненормальные…
– Какой еще Амстердам?!
– Город такой, – терпеливейшим образом объясняет Данилов. – В толерантной стране Нидерланды. Они же Голландия.
Артем садится на постели. Сна – ни в одном глазу.
– Данилов, какая еще нахрен Голландия? Туда же лететь самолетом? Тебе же нельзя, врач сказал!
Тяжелая даниловская ладонь ложится на взлохмаченную со сна макушку Артема. Гладит, точно приблудного кота, успокаивает.
– Там недолго самолетом. Часа три.
Артем укоризненно вздыхает.
– Знаешь, Данилов, твой любовник, конечно, глупый, наивный Цып, но даже ему известно, что сначала – два часа до Москвы, а уже потом – три до Голландии.
– Ты не глупый, ты умный Цып. И откуда такие глубокие познания?
– Из интернета, вестимо. И не заговаривай мне зубы, пожалуйста! Два чертовых перелета. Два раза «взлет-посадка», Данилов.
– Зато успеем на земле передохнуть. Я вон как-то в Китай летал. Девять часов в воздухе. Чуть не помер. А тут… Взлетели. Поели. Попили. Туалет посетили. Сели. Да и в Голландию мы ненадолго. Знаешь, как в этих, буржуинских, фильмах? «А не слетать ли нам на уик-энд на Мальдивы?» Слышь? На Мальдивы! А мы на уик-энд смотаемся в Амстердам. Никогда там не был. А ты?
Но Артему, определенно, не до Амстердама.
– А как же врачи?
– А врачам мы не скажем. Вот и все. Не обязан я им заграничный паспорт под нос каждый раз совать.
– Данилов, что за отвратительный пофигизм! Речь, в конце концов, именно о твоем здоровье! О твоем. А не этих абстрактных… врачей. Хотя и не абстрактные… Владимир Иванович, например, не одобрит.
– Тём, я, в натуре, не понимаю: ты со мной живешь или с Владимиром Ивановичем?
Похоже, Данилов решил обидеться. А уж если он обижается, то всерьез. Обиженный Данилов… ну… не тот опыт, который хотелось бы повторять в шесть часов утра. Поэтому… что? Обнять, прижаться губами к напряженной голой спине, руками поводить… где дотянешься.
– С тобой, Данилов, с тобой. И не только живу. Как думаешь, мы можем?..
Данилов внезапно может. В последнее время с этим… не очень. Потому – внезапно. И не просто может, а так может, что через пару минут Артем забывает и про слишком раннюю побудку, и про чьи-то смешные обиды, и про далекую Голландию. Стонет, хрипит, вскрикивает, превращается в желе. В медузу. И инфузорию-туфельку. В мокрый след на скомканном постельном белье. В ничто.
Впрочем, и из этого блаженного состояния его извлекает неприлично бодрый и словно бы и не кончавший только что так, что – дым из ушей, Данилов.
– Тём, а как с Голландией? Через выходные, да? Я уже и отель заказал.
И стоит ли с ним, таким упертым, спорить? Но Артем честно пытается:
– А визы? Быстро ведь не сделают.
– Чехию возьмем. Там – аккурат неделя. Какая разница? Все равно – «шенген». Сейчас позавтракаем – и живой ногой в визовый центр.
– Данилов, у меня учеба, если ты не помнишь.
– Прогуляешь один раз. А то что-то слишком правильный стал. Аж противно.
Тёмке правильным быть как раз не противно, а даже прикольно. Учится он с удовольствием. Но аргументы, похоже, все кончились. Танк – он и есть танк.
Последняя попытка соскочить выглядит, кстати, откровенно жалко:
– Не уверен, что у меня загранпаспорт еще действует…
– Действует, я проверял!
– Так там же, наверное, справки какие-то нужны: с места учебы, о доходах…
В Турцию он, понятное дело, без всяких справок летал. Да и вообще – без заранее полученной визы. Тогда всеми бумажками ушлый Витя занимался. Но тут – Европа. Дело серьезное.
– А я уже все взял! Оформил тебя к себе в фирму задним числом и зарплату нарисовал, какую надо.
Артем чувствует, как глаза вылезают на лоб.
– А нужное количество евро на счету?
– Положил. Сделал справку. Снял. Все в порядке, Тём, не дрейфь!
Душа Артема пребывает в затяжном обмороке, общее ощущение – будто кто-то запустил его в космос. Без скафандра. Впрочем, думать, с кем связываешься, нужно было еще раньше – в Турции. А теперь что же? Амстердам так Амстердам.
*
Визу они получают буквально накануне вылета. Артему кажется, что его собственный, персональный пульс совсем сошел с ума и сердце вот-вот выскочит наружу. Через рот. Или мозг вытечет из ушей. Данилов спокоен и пребывает в совершенной нирване.
– Приговоренным к смерти не отказывают. Последнее желание, понимаешь?
Артем бы и сам его за такие речи с превеликим удовольствием убил. Но разве с ним, сумасшедшим бугаем, справишься?
– Данилов, объясни мне популярно, на пальцах, для чего тебе на самом деле эта поездка? Денег ты в нее вгрохаешь дофигища. Я тебе в этом деле не помощник, прекрасно знаешь. Перелет… Тс-с-с! Молчи! Слышал уже твои возражения!.. Перелет тяжелый. Даже для здорового меня. В субботу с утра – там. В воскресенье – обратно. Одна ночь, полтора дня. Зачем?
Данилов трет пальцами виски, сосредоточенно пыхтит. Формулирует. Вздыхает тяжело, трудно. Артем ждет ответа. Для него это не просто прихоть. Не каприз разбалованного ребенка. Ему важно знать. Важно понимать, как оно там, у Данилова в голове. Потому что среди того, что вертит их судьбами в последнее время, без полного понимания и доверия никак нельзя.
– Устал я, Тём. Ужасно устал. Не мое это, понимаешь? Скрываться, прятаться. Я себя не то преступником, не то извращенцем чувствую. А так неправильно, Тём. Совсем неправильно. И осталось мне… всего ничего. Хочу, понимаешь, пройтись с тобой по улицам за руку. Обниматься на скамейке в парке. Поцеловать тебя на площади, скажем, и не бояться получить от какого-нибудь блюстителя чужой нравственности в рыло. Почувствовать себя… таким же, как все.
Артему хочется провалиться сквозь землю. Раствориться. Исчезнуть. Ох, как же он понимает Данилова! Особенно насчет «таким, как все». Артем всю свою жизнь «не такой». Уже, казалось бы, и свыкнуться можно было. Ан нет, не выходит. А каково Данилову?
– Прости. Прости меня, пожалуйста.
– Тём, ты чего? Ты-то здесь при чем?
«Не встретил бы ты меня…»
Данилов словно чувствует, что сейчас услышит очередную Тёмкину фирменную глупость – зажимает ему рот поцелуем. Артем не то что одновременно целоваться и говорить не умеет (а кто умеет, интересно знать?), у него и думать одновременно с поцелуями не получается. Только дышать загнанно да за плечи Данилова изо всех сил цепляться. Хитрому Данилову, кстати, эта Тёмкина слабость известна досконально, потому сначала он зацеловывает своего падкого на ласки любовника до невменяемого состояния, а потом отпускает его и, даже не дав как следует продышаться, спрашивает:
– Успокоился? – Артем кивает. – Вот и умница. Я тебе денег на карту кинул – сходи в парикмахерскую. Или в салон красоты. Ну… знаешь… Тебе виднее. Хочу, чтобы в этом гейском царстве-государстве ты был самый красивый.
Здрасте, приехали!
– Я тебе баба, что ли?!
– Не баба, не баба, ты чего такой ежик? И маникюр… Чтобы ногти – с розовым перламутром…
Запомнил ведь!
Артем этого хитрожопого манипулятора с удовольствием послал бы куда подальше, но слова про «последнее желание приговоренного к смерти» никак не уходят из головы. Что если?.. Месяц назад отечественное зверское лекарство после долгих уговоров и разговоров поменяли на дорогущее импортное. Уколы – раз в неделю. Лихорадка – «всего» два дня. Волосы выпадают, точно при химиотерапии. Данилов избавился даже от своей крайне примитивной стрижки «под машинку» – бреется налысо. Секс… хорошо, если раз в неделю. Просто замечательно. Впрочем, врачи предупреждали про неизбежное падение либидо. Прогнозы… Прогнозы – дрянь. Так что… Если Данилову нужен в Амстердаме Артем в облике дорогой бляди, то кто ему теперь судья? Не Тёмка, точно. Можно, кстати, заодно и растительность по всему телу удалить. Выделенной суммы, определенно, хватит. Давно думал об этом, но самому как-то… стрёмно. И сноровки должной нет. А если к тому же и брови еще чуток подкорректировать… И косметичку с помадой и тушью в рюкзак, на самое дно бросить. Гулять так гулять!
В пятницу с утра Артем, почти до боли сжав зубы, отправляется в самый креативный салон красоты, который только смог нарыть по рекомендациям на соответствующих сайтах. Через час ему кажется, что он слегка напутал с адресом и попал прямиком в ад. Через два мозги отключаются сами собой, остается только одна мысль: «Ради Данилова». Во имя любви ведь следует совершать подвиги? Каждый порядочный рыцарь просто обязан, да. Правда, не похоже, что нынче он именно в роли рыцаря. Скорее уж на принцессу смахивает. Ничего такую, впрочем, принцессу… Из зеркала на Артема смотрит… Не девушка, нет. Никакого женского белья, дамских шмоток и – упаси господи! – каблуков. Но… Губы накрасить, ресницы подтемнить… Мечта любого просвещенного гея. И пусть столица свободной любви содрогнется!
Сначала, впрочем, они едва не опаздывают в аэропорт. Потому что Данилов по самое «не могу» впечатлился проделанной Артемом работой. Да так, что прежние сожаления про «один раз в неделю» остались где-то далеко за кормой. С трудом растолкав забывшегося блаженным посторгазменным сном Данилова (такси же ждет!), Темка, улыбаясь, думает, что в самолете сидеть будет сложно. Весьма сложно. Но… Оно того стоило. Стоило ведь, да?
Несмотря на дурные предчувствия, во время перелета в Москву Артем исхитряется уснуть сном не то праведника (хотя праведности в нем нынче…), не то младенца. Дрыхнет, положив голову на широкое даниловское плечо, и периодически просыпается от того, что голова все-таки соскальзывает куда-то вниз, так, что на мгновение кажется: шея сейчас переломится под тяжестью переполненной неизбывными мрачными мыслями и чугунными снами черепушки. Хилая цыплячья шейка.
– Ты чего глазами лупаешь? Ночь. Спи давай.
Сам Данилов как раз не спит. С умным видом читает аэрофлотовский журнал или что-то изучает в каталоге воздушной торговли. Артем хочет поинтересоваться: неужели собрался срочно прикупить швейцарские часы, стоимостью во многие тысячи? – но снова проваливается в сон. И в кои-то веки снятся ему облака.
Из Шерметьева-1 в Шерметьево-2 они несутся аки кони. (Хорошо, Данилов весь этот маршрут уже однажды превозмогал, когда в какую-то очередную свою заграницу мотался. И хитрые стрелочки его с толку ни в коем случае не собьют.) Подземная электричка, везущая слегка дезориентированных пассажиров «из пункта А в пункт Б», вызывает у Артема острый приступ восторга. Это так далеко от его обычной жизни, что почти сказочно. Как и гигантские движущиеся полосы в бесконечных переходах, по которым можно даже ногами не перебирать – сами довезут. Впрочем, не перебирать не получается: Данилов суров и сосредоточен и периодически рычит:
– Тёмка, шевели батонами! Опаздываем, твою мать!
– Не трогай мою маму! – притворно обижается в ответ Артем, но «батонами» шевелит исправно. Опаздывать на самолет в Амстердам – последнее дело.
Впрочем, они успевают. И даже приходят чуть загодя – чтобы посетить туалет, купить бутылку воды без газа и чуток посидеть на удивительно неудобных креслах в зоне отлета. (Или это для Артема после предотъездных забав все кресла – неудобные?)
Зато самолетные сидения просто на порядок лучше. А еще кино можно смотреть. Артем так поражен открывшимися перед ним возможностями, что пропускает взлет. (Все равно за иллюминатором – ночная непролазная темень, только дальний край взлетного поля начинает застенчиво розоветь первыми рассветными лучами. И, конечно, огни, огни, огни…) Данилов рядом усмехается понимающе и только самую чуточку снисходительно-покровительственно, точно падишах, только что до полного онемения осчастлививший свою любимую наложницу. Хорошо еще, ему хватает мозгов не слишком сиять, а то получил бы в лоб. Ладно, может, и не прямо тут, в самолете, зато уж по прибытии на место – непременно! Тёмка – мстительное существо с удивительно хорошей памятью.
На нидерландской таможне обоих, с их «быстрым» чешским «шенгеном», маринуют просто до одурения. И билеты им обратные покажи, и бронь на гостиницу. Хорошо, что запасливый Данилов все заранее, еще дома, распечатал и по файликам разложил. Артему остается только вытащить файлик из своего рюкзака и сунуть дотошному таможеннику под нос.
– Я думал, они меня прямо отсюда домой завернут, – жалуется Артем Данилову, когда они («Ощипанные, но не побежденные», будто тот петух в мультике про «Бременских музыкантов») все-таки выползают из аэропорта.
– Ты лучше радуйся, что у нас весь багаж – в ручной клади, – устало улыбается Тёмкиным трепыханиям Данилов. – Говорят, при пересадке в Москве могут и потерять. Посмотрел бы я, как ты станешь заполнять заявление на потерю багажа на английском!
– Почему именно я? Вдруг бы в этот раз потеряли твой багаж?
Так, переругиваясь совсем не всерьез, они добредают до такси, которое везет их куда-то сквозь полупустой утренний город. Совсем чужой, не похожий ни на один из виденных Тёмкой городов. Сон, настолько донимавший в самолете, что посмотреть кино не удалось, и даже в очереди на таможне заставлявший зевать «во всю пасть», мгновенно исчезает куда-то и даже, кажется, машет Артему ручкой. (Подлюга!) Зато на сей раз Данилов кемарит, привалившись щекой к Тёмкиному плечу. Не так-то легко, похоже, несмотря на внешнюю браваду, дался ему этот двойной перелет. Артем сначала опасливо косится на водителя, а потом вспоминает, что как раз за тем они сюда и летели черт знает за сколько верст – чтобы не бояться и быть собой. И быть вдвоем. Он осторожно, старясь не разбудить, тычется губами в даниловский висок, а затем находит руку Данилова и переплетает свои и его пальцы. И впервые ему кажется, что, быть может, вся эта дурацкая затея с поездкой на уик-энд все-таки не лишена смысла. Наверное, что-то похожее видится и Данилову во сне, потому что лицо у него расслабленное и даже как будто счастливое.
*
От гостиницы Артем приходит в буйный восторг. Совсем небольшая, современная, в четыре этажа, обшитая натуральным деревом, она стоит – да-да! – прямо на канале. И под окнами у них с Даниловым – не обыкновенный балкон, а выходящая прямо к воде деревянная площадка с плетеными подвесными креслами и круглым столиком. А Данилов-то, оказывается, романтик!
Правда, сказать об этом самому Данилову и заодно поиздеваться над ним всласть Артем не успевает: тот, едва ввалившись в номер, на ходу раздевается и, пробормотав: «Я вздремну часок, ладно? А потом гулять пойдем…» – бухается прямо на нерасправленную здоровенную двуспальную постель и вырубается. Приходится Артему, ворча про себя, закатывать его под одеяло, укрывать-укутывать, подкладывать под тяжелую бритую голову довольно жесткую подушку. Пусть спит. Хоть часик, хоть десять. В последнее время Данилов дома спит плохо. Наверное, последствие приема неслабых лекарств. Так что пусть даже и все время пребывания в Голландии продрыхнет – лишь бы как следует отдохнул. А Тёмка… А что Тёмка? На веранде посидит, уточек покормит.
