Текст книги "Куриный бог - 2. Стакан воды (СИ)"
Автор книги: Minotavros
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
– Тём, ты оптимист. А если лекарство откуда-то придется везти? Это у Чернавской кто-то из ее больных в Шарме брал, потому туда и едем. А так… Сведения крайне расплывчаты и неопределенны. Нужен запас времени на всякие внезапности. Ну и… Шесть часов самолетом – туда, шесть – обратно. Акклиматизация, хотя бы минимальная. Тём, я еще не готов к твоей безвременной кончине.
Артем и сам, конечно, к такому не готов. Ну… ладно.
– Слушай, да кто ж меня отпустит в сентябре? Ты же сам говорил: в отпуск зимой пойдем. В Великий Устюг смотаемся. На родину Деда Мороза.
– И в Устюг смотаемся. Дня на два-три. Долго ли, умеючи? Тёмочка, не бухти. Я с твоим начальством все утряс. Отпускают тебя. На неделю.
Тёмка привычно душит в себе бешеный порыв дать кому-то в морду. Решил он! Путевочку купил! С начальством утряс! А поговорить? Дома, в нормальной обстановке поговорить, а?
В конце концов, конечно, как всегда, приходится брать себя в руки. Артем устало трет ладонями лицо. За целый трудовой день – не устал, а тут пятнадцать минут разговора – и сил уже нет.
– Брошу я тебя, Данилов, к такой-то матушке! Вот вылечу – и сразу брошу. Чувствую себя не мужиком нормальным, а какой-то тряпкой, об которую ноги вытирают. Словно у меня ни воли своей, ни права голоса нет. Ладно, не рабочий это разговор. Дома вечером, если что.
У Данилова на физиономии сложная смесь обиды и решимости.
– Работай. Я тебя в машине подожду.
– Мне еще… почти три часа.
– Похрен. Подожду.
Артем пожимает плечами.
– Жди.
Домой они едут в молчании. Бормочет радио, иногда начиная выдавать смутно знакомые импортные мелодии. Ладно, хоть не попсу. С Данилова станется внезапно какую-нибудь «Любэ» ностальгически врубить. Про батяню-комбата.
Дома пахнет ужином. Артема слегка отпускает: не сидел хитрый Данилов три часа под окнами отеля, не мучил свой и без того не слишком здоровый организм голодом и неудобной позой. Вон, даже гречки отварил и Тёмкины паровые котлетки в соусе в микроволновку сунул. Хозяйственный!
Сытый Тёмка – добрый Тёмка.
– Ладно, Данилов. Когда у меня самолет?
– Ночью летишь. Давай ищи плавки там, шорты… Деньги на лекарства и на прожитье я тебе на карточку кинул. Должно хватить. Не хватит – шли эсэмэску – еще переведу.
Богатенький Буратино!
Чемодан собирается быстро. Наверное, на волне еще не до конца покинувшей Тёмкин организм злости. Ну не любит он, когда вот так… Острая аллергия у него с некоторых пор на… сюрпризы. Да и оставлять Данилова на целую неделю одного…
– Тём, смотри какая масочка шикарная! С трубкой. И ласты.
– Еще я с собой ласты не пёр! Данилов, у тебя точно все в порядке с головой?
– Так рифы же! Рыбки!
«Рифы! Рыбки!» То ли дитя малое, неразумное, то ли идиот с пылающим взором.
– Данилов, ты мне лучше расскажи, как себя вести в тамошних аптеках. Сам знаешь, мой английский в последнее время стал лучше, но не за счет медицинских терминов.
Данилов подходит вплотную, обнимает, гладит по спине.
– Ты не грейся. Я тебе в инете гида крутого нашел. Дам контакты. Народ его хвалит. Он тебе поможет за определенную сумму. Или, если хочешь, путевки у него какие-нибудь купи. Дельфины там, верблюды. Я с ним списался уже. Он тебя у отеля подберет, до аптеки довезет, там все сам на своем древнеегипетском разрулит.
От этакой конкретики Артема чуток отпускает. Ради Даниловского лекарства он бы и на край света поперся, не только в Шарм. Ради того, чтобы побороть уже проклятущий вирус. А не ради кораллов, дельфинов, рыбок.
– Данилов, ты иногда меня страшно бесишь.
– Тёмочка, я иногда сам себя страшно бешу. Представляешь, каково мне с самим собой всю жизнь жить? Как думаешь, мы успеем?..
Разумеется, они успевают. И даже два раза. В самолет Артем садится сонный и буквально затраханный. Так что шесть часов полета пролетают почти мгновенно. Его не смущают ни вечно орущие дети, ни вполне ожидаемый дискомфорт набитого под завязку чартерного рейса. Тёмка сонно размышляет о том, что предаваться перед вылетом бурной страсти у них с Даниловым, похоже, становится настоящей традицией. Хотя сидеть потом… сложновато. Или это сиденья – дрянь? Очень осторожно сквозь тонкую джинсовую ткань он гладит синяк, оставленный нетерпеливыми пальцами Данилова на левом бедре. Точно не на неделю прощались, а по меньшей мере на год. Мысли о Данилове сменяются рассуждениями о том, что нужно напомнить начальству о новых простынях. (Старые уже скоро окончательно утратят приличный вид.) А еще он думает о детях… Ну вот на кой черт тащить младенца, который еще ни говорить, ни ходить не может, за тридевять земель, с очень жесткой акклиматизацией? Или вот этих, постарше, кому явно положено в сентябре быть в школе, просиживая штаны на уроках? А еще он думает о дельфинах, с которыми с удовольствием бы поплавал, если бы… Если бы рядом был Данилов. Потому что без Данилова… «Без кота жизнь не та», да? И только об одном Артем не думает: о том, что лекарство, за которым он сейчас летит «через горы, моря и зоны турбулентности», может не подействовать.
Потом все-таки получается уснуть, и снится ему, будто они с Даниловым гуляют по ночному зимнему городу, по скрипучему снегу, а по небу над ними в желтом отблеске фонарей проплывают киты и дельфины. А еще – стаи разноцветных переливающихся рыб. Грациозно плывут, никуда не спеша, и губы Данилова на Тёмкиных губах – холодные от падающего хлопьями снега.
В аэропорту воздух пахнет солнцем и морем. Артем тихо радуется, что ему не нужно получать в общей толкучке багаж, и спокойно ждет остальных в автобусе с включенным на полную мощность кондиционером. А ведь еще только утро! К Данилову летит эсэмэска: «Привет из Африки!» Ответ возвращается почти мгновенно: «Все хорошо?» И он честно отвечает: «Да».
Потом – довольно долгий путь в отель (с Тёмкиным всегдашним везением отель этот находится на самом конце их автобусного маршрута. Уже все туристы развезены по своим местам отдыха, а Тёмка все едет, едет.) Правда, в конце концов, отель оказывается хорош. А уж Тёмкин номер – с видом на море – и вовсе настоящее чудо. Ай да Данилов! А говорил «путевка – горящая»! Балконная дверь открывается прямо на пляж. Переступил через невысокие перильца – и беги ныряй. Совсем недалеко покачиваются на волнах похожие на детский конструктор разноцветные пластмассовые кубики пирса. Над головой шелестят листвой финиковые пальмы. Тёмка принюхивается: странно – вроде и похоже на Турцию, а вроде и не то.
Первое, что он делает – звонит даниловскому супергиду Малику. (Артем еще долго хихикал, насколько это имя созвучно столь нелюбимому Даниловым Алику. Практически родной брат!) Тот говорит по-русски бегло, с легким арабским акцентом – округло, плавно. «Нет, нет, конечно! Только завтра, окей? Сегодня… нет времени».
Окей, конечно.
Артем встряхивает головой, с интересом разглядывая телефон у себя в руке. Вот так просто, что ли? Завтра и?..
А сегодня…
Данилов, прощаясь, сказал, очень серьезно глядя в глаза: «Передай от меня привет морю». Что ж, самое время!
Артем надевает плавки, пластиковые сланцы и, оступаясь по раскаленному песку, спешит к пирсу, который на довольно приличных волнах изгибается и подбрасывает идущих по нему, словно норовистый водяной дракон. А по бокам от пирса – кораллы и разноцветные рыбки, каких раньше Тёмка видел только в дорогих аквариумах. Все-таки Египет – это тебе не Турция. Теперь бы только не захлебнуться с непривычки в даниловской маске.
Захлебнуться не получается, получается влюбиться. В воду, которая гораздо более соленая, чем в Средиземном море. В настоящие, живые кораллы и стайки разноцветных рыбок вокруг них. В волны, что здесь, на глубине, совсем не вызывают страха – просто подбрасывают: вверх… вниз… вверх… вниз… Возле металлической лесенки, по которой с пирса спускаются в воду купальщики, шевелит роскошными плавниками испуганная и оттого несколько агрессивная полосато-рыжая крылатка.
В номер он возвращается на дрожащих ногах и, кажется, совершенно сгоревший. (Данилов велел купаться в футболке и даже эту самую футболку в чемодан сунул, но… Кто бы о ней вспомнил!) Ничего. На ночь можно будет от души намазаться пантенолом.
– Артемчик! Ты ли это?!
Будь оно все проклято! А ведь так хорошо начиналось! Шведский стол оказался вполне приемлемым. (Не сравнить, понятное дело, с Турцией, но… приемлемо.) Кондиционеры в ресторане работали на полную мощность. Даже арбуз нынче вынесли на десерт. И Артем успел урвать пару кусков настоящего летнего счастья. А на выходе…
– Какими судьбами, Тёмочка, родной?!
– Отдыхаю.
Витя. Витюша. Витёк. Вот о ком Артем, оказывается, уже и думать забыл. С тех самых пор, как Данилов подобрал его, будто брошеного щенка, на берегу Средиземного моря.
– Один отдыхаешь?
– Один.
Тут, наверное, требуется изобразить встречный интерес и полюбопытствовать насчет самого Виктора, но… Лениво. Тем более, что…
– Неплохо, видать, насосал.
– Что?
– Папика себе богатенького нашел, говорю. Иначе на какие шиши ты нынче по пятизвездочным отелям разъезжаешь?
Артем все-таки вскидывает глаза и встречается взглядом со своим прошлым. (Век бы его не видать!) За минувшие годы Витя почти не изменился – все такой же бронзовый красавец с обложки. Только, разумеется, заматерел. Утратил былую юношескую звонкость. И в лице появилась легкая… потасканность, что ли? Или это просто Артем нынче совсем недобрый?
– Вить, извини, жарковато тут… общаться. Я – в номер.
– Так пойдем вместе, вспомним былое! Ты ведь не забыл меня, Тёмочка, а? Потому что я тебя не забыл.
Артем прислушивается к себе. (Правда, слышит почему-то только крики детей в бассейне да шум крошечного искусственного водопада, который ощущается как-то странно в обступившей со всех сторон удушливой жаре.) Раньше он при такой встрече обязательно испытал бы острый приступ паники. Дергался бы. Задыхался. Пытался удержать в груди рвущееся оттуда глупое сердце. А сейчас… Сейчас он только улыбается и небрежно отодвигает заступающего ему дорожку Витю. Плечом.
– Извини. Как-то не вспоминается ничего. Склероз. Пока, Витюша.
Из номера он отправляет эсэмэску: «Я тебя люблю. Здесь весь вай-фай платный».
– Ну и хрен с ним, с платным вай-фаем, – уже через минуту выдыхает ему в трубку Данилов. – Я до чертиков соскучился. Кстати, надеюсь, ты перед купанием не кладешь хлеб для рыб в плавки. А то эти сволочи откусят тебе самое дорогое.
*
Возвращается Артем домой победителем. И страшно трусит на таможне, что кто-нибудь решит прикопаться к горе лекарств в его багаже. Там и впрямь гора – целых полчемодана. И не столько тот самый препарат (хотя и его – в достатке), сколько сопутствующий, бесплатно полученный по внезапной акции. «Бонус!» Спасибо белозубому супергиду Малику, который совершенно бесплатно свозил Тёмку в единственную в округе приличную аптеку, долго объяснялся с весьма скверно говорившим по-английски (но бодро по-египетски) продавцом, потом переводил суть объяснений слегка струхнувшему от этого всего Артему, а потом еще и вез его обратно в отель. Смеялся: «Ты им один целую месячную выручку сделал!» Чтобы через два дня (лекарство пришлось-таки везти аж из Каира) снова появиться возле отельного шлагбаума. Денег он у Тёмки, кстати, за труды так и не взял. Сказал оскорбленно: «Что я, не понимаю? Вопрос жизни и смерти!» Получилось, конечно, слегка пафосно, но Тёмка чуть сентиментальную слезу не пустил. Его всегда поражало, когда люди, ничем тебе ни с какого боку не обязанные, вдруг вели себя… как люди. В отличие от самых, казалось бы, близких. Он даже пожалел, что не купил у Малика ни одной путевки. Ну не было нынче настроения ни на дельфинов, ни на верблюдов. Ни на легендарный цветной карьер.
Ни на Витю. Вот кто от души портил Тёмке прекрасное во всем остальном пребывание на древней земле Египта. Появлялся внезапно, начинал притираться всем телом, делать грязные намеки и вообще – изо всех сил лез под кожу. Артему стоило большого труда не дать ему в морду. А еще не жаловаться во время вечерних разговоров Данилову. Тот и так страдал (пусть и делал вид, что страдает не всерьез, понарошку): «Бросишь ты меня, Тёма, ради какого-нибудь роскошного, молодого и здорового шейха!» Тёмка обещал непременно вернуться и затрахать ревнивца до бессознательного состояния. Короче, не до Вити.
У Витюши, кстати, похоже, с шейхами на жизненном пути тоже не срослось. Во всяком случае, вкалывал он в Тёмкином отеле простым аниматором. И свободного времени у него, как и положено простому аниматору, было не слишком много. Так что на блядки и горячие воспоминания о совместном прошлом Витюшу тянуло редко, но метко. Зажать где-нибудь, похватать за разные места… Но ничего… Артем тоже за прошедшие годы сил и борзости поднабрался. Отбился. Выжил. Честь свою девичью не утратил и в целости доставил на родную землю.
– Данилов!
Жаль, аэропорт – совсем неподходящее место для того, чтобы повеситься на шею и зацеловать до потери памяти. Не в случае двух взрослых мужиков. Определенно. Приходится ограничиваться немножко нервным рукопожатием и легким (ну… в случае Данилова – не очень) похлопыванием по спине. В машине Данилов, пользуясь довольно серьезной тонировкой, все-таки Тёмку целует, точно печать ставит: «Мой». Теперь можно считать, что таможня дала добро на нахождение в родной стране.
– Думал, ты уже никогда не вернешься!
Дома в коридоре – жесткие стены. И после привычной уже жары – странно холодные. Особенно – когда голыми лопатками. Теми, с которых шкура – клочьями. Впрочем, паленой спине от прохлады – сплошной кайф, сердцу от торопливых даниловских ласк – просто охренительно, а тело рвется навстречу, поскольку неделя порознь – это много.
– Данилов, может, все-таки в спальню?
– В спальню – потом.
Потом так потом.
– М-м-м… Ты соленый.
– Купался до самого отъезда…
– М-м-м… И здесь…
– Везде, Данилов, везде.
Потом, уже в постели, повторив все «с чувством, с толком, с расстановкой», засыпающий Данилов бормочет во влажное от пота Тёмкино плечо:
– Ты привез мне кусочек моря…
И вырубается раньше, чем Тёмка успевает хоть что-нибудь ответить. А тот привычно уже смотрит на спящего Данилова и думает: «Все моря мира, Данилов, сколько их ни есть на свете. Все – для тебя».
*
– Дай попробовать!
– Сам знаешь: тебе нельзя.
Местное вино производится из слегка подвяленного на жарком солнце винограда. Полувиноград-полуизюм. Он растет на скалах, буквально стелется по ним, цепляется своими упрямыми лозами, спасаясь от яростных морских ветров.
– Ну хотя бы только понюхать! – Данилов молитвенно складывает руки под подбородком. Дурачится.
Разве Артем может ему всерьез сопротивляться, когда он такой? Правильный ответ: не-а, не может.
– Р-рай! – блаженно рокочет Данилов, прикрывая глаза и смакуя действительно крохотный глоток золотого вина. – Будто пьешь солнце.
– Данилов, – пытается быть строгим Артем, – не увлекайся!
– Мне врач что сказал? «У вас прекрасная здоровая печень. Только без фанатизма!»
У Данилова прекрасная здоровая печень. И полное отсутствие вируса. Спасибо заветному лекарству! Данилову можно летать самолетами и купаться в море. Загорать, конечно, все еще не рекомендуется, но он и прежде… до всего… не был любителем этого дела. Главное, при любом раскладе, не пропускать прием таблеток против отторжения. И в положенный срок укладываться в больницу на обследование. Ну уж за этим Артем следит в оба глаза, если вдруг сам Данилов со своей ненормальной работой про все на свете забывает. Придумал, например, собственный отель открыть. В Тюмени.
– Пойдешь управляющим?
«Без тебя?!»
– Эм… Далековато.
– Да ничего. Снимем на первое время квартирку… Я тут присмотрел по объявлению…
– А эту сдавать будешь?
– Зачем? Мы же не навсегда. А дом – это дом.
Так что с Санторини они с Даниловым, похоже, туда и отправятся. Прямиком в Тюмень. Артему все равно. «Дом – там, где сердце». Банально, но факт.
– Тёмочка, ты ведь не съешь один эту вкусняшку?
Началось! Почему-то нет для Данилова пущей радости, чем утащить у Артема кусочек-другой обалденного десерта.
– Я тебе предлагал взять две порции. А ты…
– Ну Тёмочка…
Артем пожимает плечами и печально провожает взглядом уплывающий к Данилову десерт: мороженое с бананом, шоколадом и орехами. Назад вернется меньше половины. Проверено! В следующий раз надо все же заказать две порции.
Чтобы не смотреть жующему Данилову в рот, Артем вынимает из кармана телефон и начинает фотографировать: горшок с какими-то яркими цветами у края террасы, на которой расположено кафе. Белые стены домов и белые же крыши, убегающие по склону вниз. Синие купола вдали. Крутые белые лестницы. И море. Такого сумасшедшего оттенка, что кажется: кто-то серьезно переборщил с фотошопом. (Не увидел бы своими глазами – ни за что не поверил бы, что такое бывает на самом деле.) И Данилова, блаженно щурящегося на солнце. Живого, загорелого Данилова в дурацкой соломенной шляпе.
– Перед отъездом в Тюмень нужно будет к родителям заехать. Батя звал на шашлыки. Ты со мной?
– А мама? – осторожно уточняет Тёмка.
– Что мама?
– Мама твоя тоже звала?
– Ну… ты же знаешь мою маман… Будет осуждающе поджимать губы и подкладывать твоего любимого салатика. Не требуй от нее слишком много.
Артем и не требует. Шаткое равновесие, которое установилось между ним и родителями Данилова, совершенно определенно тот самый мир, который лучше доброй ссоры. Удивительно, но первый шаг навстречу сделал даниловский отец. Вот уж от кого Артем ничего такого не ждал. А мама… мама до сих пор поджимала губы. Хотя гадости уже вслух не говорила. Ладно. Авось расстояние до Тюмени сделает общение с родственниками еще более терпимым.
– Пойдем? – Данилов глядит виновато. Десерт он съел полностью. Впрочем, Артем не сердится. С Даниловым случается такое, когда он нервничает. А разговоры о родителях – это до сих пор нервы.
– Пойдем.
Данилов просит у официанта счет. Расплачивается. А потом они неторопливо ползут по белой лесенке вверх. Артема по первости страшно смущали все эти лесенки. Даже в отель нельзя попасть, просто шагнув в холл. Нет, сначала требуется открыть дверь, которая, на первый взгляд, не ведет никуда. Дверь, а за ней – небо. Кинематографичненько так, образно. Дверь в небо. Их тут полно – разноцветных дверей в пустоту.
Правда, если открыть, дальше видна лестница, которая приведет куда надо. К прохладе белого номера с кондиционером и огромной кроватью. (Данилов выбирал!) К разноцветным зонтикам возле бассейна, наполненного ласковой водой цвета сумасшедшего здешнего неба. Бассейн, конечно, это так, полумера. Обычно Данилов берет напрокат машину, и они едут на пляж. Море на Санторини повсюду, но добраться до него не каждому дано.
Поэтому сегодня они просто гуляют по острову, а завтра перебираются на Крит. Данилов, говорит, что Артему там понравится, и Артем ему верит. Потому что верит всегда с той поры, как Данилов надел ему на шею кожаный шнурок со странным, не то детским, не то языческим амулетом – «куриным богом».
– Тём, я тут подумал… Если со мной что-нибудь случится…
– Лучше бы ты не думал, Данилов.
Они стоят у бассейна, облокотясь на белые каменные перилла, и смотрят на синее-синее море и белый город внизу, у их ног. Все это похоже на сказку, в которой нет ни боли, ни смерти. Только море – и вечность. Только загорелая рука, спокойно лежащая близко-близко к твоей руке. Никого нет, кроме них. Никто не увидит. Никто не осудит.
– Тём, ну ты же знаешь: каждый год кто-нибудь из тех, с кем мне в одно время делали пересадку, умирает. То отторжение, то рак на фоне подавителей. Дело-то такое….
Артем упрямо сжимает губы и резким выдохом сдувает со лба чересчур отросшую челку. Приедут домой – сразу к парикмахеру.
– Ты мне обещал как минимум двадцать пять лет.
Данилов улыбается. Ему – все ни по чем. Он и в реанимации, только что вынырнув с того света, поди, улыбался.
– Мы будем к этому стремиться, но…
Танк. Ежели уж решил что-нибудь сделать (или вот как сейчас – сказать), непременно сделает. Или скажет.
– Ладно. Я слушаю.
Можно было бы, конечно, еще и руки на груди скрестить для пущей демонстрации протеста, но… Слишком жарко сегодня для пафоса.
– Если со мной что-нибудь… случится, не хочу, чтобы меня хоронили в земле.
В горле Артема – ком.
– А как… хочешь?
– Кремация. И чтобы прах развеяли над морем.
– Твои… не согласятся.
– Поэтому я тебя и прошу. Ты сделаешь. Я и завещание на этот счет уже написал.
– Данилов, как ты это представляешь? Вот стою я такой, исполненный скорби, в аэропорту: с завещанием – в одной руке и с урной с прахом – с другой. А таможенники мне улыбаются ласково и говорят: «Добро пожаловать!»?
Данилов кладет ему руку на талию, прижимает к своему горячему боку – и сразу становится легче. Как всегда.
– Ну, во-первых, везти прах можно в банке из-под растворимого кофе. Я не обижусь. А во-вторых… Море – оно везде море, Тём. Езжай в Питер.
Не шутит ведь, гад. Артем утыкается носом в широкое даниловское плечо. Бормочет оттуда:
– Ладно, уговорил. Только и ты обещай.
– Все, что угодно!
– Если я уйду раньше… всякое ведь может быть?.. Уйду раньше… лет через… сто…
– Тем, ну ты совсем уж не зарывайся! – перебивает его Данилов. – Давай уж не через сто, а хотя бы через семьдесят…
– Ладно, – Артем кивает, – через семьдесят, так и быть. Но… тогда ты тоже обеспечишь мне море. Идет?
И Данилов, не кобенясь, говорит:
– Идет.
И Тёмка его целует.
Потому что… Есть на свете жизнь и есть смерть. И никто не скажет точно, сколько нам отмерено. Но, чтобы ни случилось, у нас все еще есть мы. И море. И собственный, персональный бог – маленький камешек с дыркой на кожаном шнурке.
КОНЕЦ
7.05 – 2.10.2019
