Текст книги "Ильхо (СИ)"

– Милый Ильхо, вы не спускались к обеду. Вы не заболели? – спросила Кайя, сыто откидываясь на подушки.

– Я чувствую себя прекрасно, – невозмутимо ответил Ильхо, прогуливаясь вдоль оконных проёмов и бросая взгляды на тёмное пятно острова, окружённого сереющей во мраке водой.

К вечеру набежали облака, и розовый отсвет почти не добирался до земли сквозь их толщу. Он давно подумывал о ночной вылазке в лес: заплутать в темноте, поплавать в озере, ощущая восторг от неизвестности, таящейся под перебирающими воду ногами. Этерь такое бы понравилось.

После ужина в гостиной собрались все обитатели замка: и семья, и гости. Он рад был провести время в их компании, просидев полдня у себя за работой. Это было непривычное для него состояние целостности и наполненности смыслом, пусть даже речь шла всего лишь об ожерелье.

Кайя своими вопросами пыталась вывести на разговор то его, то отца, от игры с которым на этот раз отказался Кай. Сам же Кай затаился в одиночестве в кресле поодаль, делая вид, что слушает игру Лолли на арфе. Но, кажется, его больше занимали собственные мысли. Регина сидела с кислым лицом: если ей верить, сегодня головная боль мучила её особо сильно.

Горели светильники на стенах, белые занавески вскидывались и опадали, ловя движения ветра, что проникал внутрь свободно.

Первым откланялся отец. Одарив Ильхо взглядом, в котором, как всегда, было слишком много глухой досады, Герцог отправился спать или продолжать заниматься делами – этого никогда нельзя было знать наверняка. Ильхо вздохнул свободнее, когда тот покинул гостиную. Ему было тесно с ним не то что в одной комнате – в одном замке. Да даже на одном острове, если подумать хорошенько.

Ильхо представил себе, что живёт на том же самом Коралловом острове, но отца на нём нет. Чувствовал бы он облегчение тогда?

– Лолли, мы идём спать, – произнесла тётка резко. – У меня голова раскалывается.

– Ах, мама!..

Но, глядя в непреклонное лицо матери, Лолли поднялась, убрала свой инструмент на подставку и безропотно последовала за Региной.

Потом ушла и Кайя.

Ильхо обернулся. Кай по-прежнему сидел в кресле, сложив руки на животе, откинув голову на спинку и прикрыв глаза.

– Я не сплю, если ты подумал.

– Ничего такого. – Ильхо постоял в замешательстве.

Прежде у него не было возможности разговаривать с Каем один на один, да они оба и не искали такой возможности. И теперь он раздумывал, стоит ли спросить что-то или просто уйти. Или постоять ещё, глядя на остров. Ища ответы.

Кай всё-таки открыл глаза и поднял голову.

– Мы собираемся в столицу сразу же по возвращении. Жду не дождусь, когда снова смогу увидеть её огни, услышать весь этот гам, крик, шум, – его голос звучал устало, но с толикой предвкушения. – Всё же здесь слишком тихо по ночам.

Да, теперь и Ильхо ощущал, как тишина сдавливает голову. На острове ночью можно было различить множество звуков, но все они так или иначе были причастны к общей, всеобъемлющей тишине, что царит там, где присутствие человека почти ничего не меняет. Или не меняет вовсе. Цеха, правда, продолжали греметь, но их гул всегда казался Ильхо потусторонним.

– Прости, но я не понимаю тебя, – Кай подался вперед и оперся локтями о колени, сцепив руки в замок. – Ты и впрямь выбираешь добровольное заточение?

Его до жестокого неумолимый взгляд вдруг пронзил Ильхо до самого нутра. Будто Каю было физически больно наблюдать за его, Ильхо, жизнью и за принятыми решениями.

Однако он ещё не вполне понимал, в чём его обвиняют. Как не понимал, что именно собирается защищать.

Но Кай не собирался развивать свою мысль. Он с сожалением усмехнулся, поднялся и вышел из гостиной без объяснений и лишних взглядов.

Ильхо остался один.

Смятение в его мыслях передалось дрожью рукам. От желудка к горлу поднималась волна тревоги, чтобы разлиться во рту тошнотворной горечью.

Какое-то время он ещё стоял, прикованный к месту, но потом медленно побрёл из гостиной, даже толком не понимая, куда направляется. Наверное, к себе…

Но ноги, тяжелые, непослушные, будто чужие, несли его к библиотеке. Ильхо остановился в галерее и, вцепившись в каменное ограждение, поглядел на небо. А ведь ему почти удалось обмануться. И ведь заблуждаться было так легко, так радостно. Он, Этерь, этот остров…

Хотя…

Нет.

Почва из-под ног уходила с устрашающей стремительностью. А он скользил по склону, цепляясь содранными в кровь пальцами за выступы, за мокрую податливую глину, за камни, за корешки, и падал, падал, падал, чтобы расшибиться о камни и быть смытым свирепым прибоем. И даже крик его никто не услышит в этом неистовом рёве стихии.

– Ильхо?

На мгновение сердце сладко сжалось – он принял её за Этерь, но это была всего лишь Кайя.

– Боже, так поздно! Вы всё это время простояли здесь?

Остров просто звенел тишиной, как он раньше этого не замечал?

– Да, я… задумался, – он отвернулся от неё, чтобы даже в этом тусклом свете она не видела, как он хмур.

Но Кайя не собиралась уходить. Она всё стояла и стояла где-то позади. Нужно было сказать что-то, чтобы она оставила его в покое, но слова не шли.

– Ох, Ильхо, мне так жаль тебя!

Вдруг она подошла и припала к его спине, обняла так крепко, что Ильхо пошатнулся.

– Ильхо, милый!

Она прижималась, тёрлась щекой о лопатки и – почувствовал он с дрожью – оставляла легкие поцелуи, что ощущались даже сквозь рубашку. Он повел плечами, пытаясь стряхнуть и её прикосновения, и то, как они отзывались в нём, но понял, что на рубашке, на спине у него слишком мокро.

Ильхо изумленно обернулся.

Кайя плакала, действительно плакала!

– Я вижу, что ты делаешь со своей жизнью. Позволь помочь тебе! – взмолилась она, обняв его лицо. Заплаканная, растрепанная, в одной сорочке, она была как никогда прекрасна – но это Ильхо замечал отстранённо, где-то на краю сознания. – Позволь увезти отсюда!

– Но я тебя не люблю, – прошептал он заворожённо, не в силах возразить, когда она принялась оставлять поцелуи на его лице: на щеках, на губах, на шее.

– И не надо, не надо. Любовь придёт, если ты захочешь. Не губи себя, пожалуйста!

Он неприкрыто простонал, когда Кайя выдохнула эти слова ему в губы и поцеловала, глубоко, жадно, как если бы пыталась подсадить свой жар ему как можно дальше, на самое основание языка, давя, лаская, играясь.

«Да, – пронеслось предсмертным импульсом в мозгу. – Вот он, простой выход».

И тогда Ильхо положил руки ей на талию и притянул ближе. Она обвила руками его шею, её слёзы высохли.

Пока они поднимались к нему, они не смотрели по сторонам, кружась и встречая спинами стены и преграды, оставляя незримые следы рук на камне, позволяя эху своих стонов гулять по анфиладам.

Чем больше его сжигала подожжённая ею страсть, копившаяся в нём так долго, но не к ней, тем больше захватывала тревога и тем отчаяннее старался он забыться.

Утром всё будет хорошо, утром он посмотрит на своё будущее кристально чистым, не замутнённым страхами взором.

========== Глава 12 ==========

Барудо сполоснул лицо пресной водой, принесённой из источника. Сегодня выходной, и ему нет надобности идти в лавку, а жаль… Было бы чем заняться. Ему уже не хватало болтовни Этрь, её шуток и задорного характера.

Она напоминала ему сына. Не характером, а своей молодостью и верой в лучшее в мире и людях.

Барудо вышел на свежий воздух, оставив лачугу проветриваться. Отсюда открывался вид на песчаную косу и украшенный солнечными бликами океан. Его нога зажила, даже рана затянулась так, что он не мог при всём желании разглядеть следы укуса.

Не сходилось что-то: во всей этой истории существовал изъян.

Ужасная догадка вдруг пустила корни в его сердце. А что, если его сын вовсе никуда и не отбывал? Как Лут.

Всё ведь одно к одному: человек пропадает, а наутро Герцог объявляет, что всё в порядке и нет повода для беспокойства.

Ноги подкосились, и Барудо опустился на плетёное сиденье у стенки лачуги. Неужели и его мальчика утащила на дно морское эта тварь? Губы задрожали, и, прикрыв лицо руками, старик заплакал.

Нет, всё могло быть не так плохо. Нет оснований не верить Герцогу, тот всегда был добр к ним, к каждому на острове. Зачем бы ему покрывать морское чудище?

Барудо цеплялся за надежду как мог, но сердце его болело, и он догадывался, что так будет теперь всегда.

Неуверенным, старческим шагом он поплёлся в бар к Аурии, чтобы она по доброте душевной плеснула ему водки.

***

Чёрный шёл Ильхо, а уж чёрный, расшитый бирюзовым – тем более. Кайя не могла на него наглядеться. Даже его осанка внезапно претерпела изменения, или раньше у него просто не было случая нести себя так прямо, так степенно?

Она держала Ильхо под руку, когда они прогуливались после завтрака по замку. Кайя ничего не стала ему говорить о женитьбе: ни рано утром, ни когда они встретились в столовой. Этот шаг он должен был сделать сам. А в том, что он его сделает, она не сомневалась.

Дорогой Кай сопровождал их, развлекая её непринуждённой беседой. Это было очень кстати, ведь сам Ильхо сегодня больше думал, чем говорил. Кайя не опасалась его отрешённости. Ему о многом нужно было договориться с собой, конечно же. Страшно, когда жизнь меняется в одночасье, но она готова была помочь ему в этом, как только его шок пройдёт. Тогда же, кстати, она собиралась вытащить из него всё, что он знает о делах отца.

Их отплытие оставалось вопросом даже не нескольких дней – возможно, лишь суток – полутора, и оно лучше всех прочих обстоятельств и увещеваний должно было подтолкнуть Ильхо произнести верные слова.

Они уже строили с братом прекрасные планы, связанные с возвращением. Кай предавался размышлениям, открыт ли их дом в столице и если нет, сколько времени понадобится прислуге, чтобы подготовить всё к их приёму. Пошлют ли они письмо сразу же из порта? Или всё же лучше добраться сначала до поместья, где обосновался отец?

Они могли бы разделиться. Каю наверняка нужно будет осветить все подробности их путешествия перед родителем. А Кайя могла бы сразу же направиться в столицу. Тем более, если её будет сопровождать Ильхо. Но последнюю мысль она, конечно же, не озвучила вслух.

И, естественно, к этому времени они должны будут пребывать в новом статусе. Она многое может себе позволить, но не делить дорогу один на один с мужчиной, не являющимся её родственником или мужем.

– Милый Ильхо, а кто же обручает здешних поселенцев? – спросила она словно невзначай, разбавив беседу праздным вопросом.

– Раньше это был мой отец, но теперь на мысе есть церковь и священнослужители, – его взгляд блуждал по окрестностям, что можно было обозреть с этой стороны замка, и ни разу не обратился ни к её лицу, ни к лицу брата.

– Так странно, что я ни разу не бывал там, – заметил Кай. – Есть на что взглянуть?

Ильхо покачал головой, обратившись мыслями чуть ближе к реальности.

– Только одинокая постройка и три священника.

– Ещё там живёт Этерь, – добавил он, словно в этом был смысл.

– Твоя подруга? – спросил Кай с той вспыхнувшей в глазах искрой, что Кайя всегда связывала в нём с охотой: на секреты, выгоду или же трофеи.

Ильхо не ответил, пропустив вопрос мимо ушей, и Кайя поняла, о ком речь. О той оборванке, что кинулась ему на шею в деревне. Ну да это уже не имело значения. В долгосрочной перспективе Кайя выигрывала всё, даже – и в этом вопросе её вера была непоколебима – его обожание. А нежные привязанности должны отцвести вовремя.

Она прикоснулась к жемчужному ожерелью на шее. Безвкусная, но по-своему милая вещица, о которой она спросила Ильхо утром, завидев на столе в его покоях. Эти розовые жемчужины наверняка скрывали какую-то премилую историю, и Кайя жаждала её узнать. Но он, отведя глаза и натягивая штаны, сказал, что это уже неважно. «Хочешь – бери» – бросил он ей, отвернувшись, чтобы найти рубашку, и она взяла. А почему бы и нет? Она будет носить его с самыми изысканными своими нарядами, сшитыми по последнему слову моды; и уверена, что долгие месяцы взгляды всех салонов будут прикованы к этому подарку – доказательству её чудесного победоносного путешествия. Как и к самому Ильхо.

Жаль, что она не сможет лично засвидетельствовать, как с прошлой привязанностью Ильхо будет окончательно покончено. Скорее всего, до отплытия он так и не увидится со своей дикаркой. Действительно жаль… Было бы славно, если б ту поставили на место.

Кай после упоминания о мысе и церкви задумчиво молчал – было ли это связано с тем, что он ещё надеялся что-то выведать о делах Герцога? Вся их небольшая процессия свернула к библиотеке, и судьба преподнесла Кайе ещё один щедрый, столь долгожданный подарок. Словно само небо её услышало.

Из кабинета Герцога вышла – нет, выскочила! – девушка, и хоть в этот раз на ней было лёгкое белое платье, такое незамысловатое, что вполне могло оказаться вчерашними занавесками из какой-нибудь хибары, Кайя безошибочно узнала её.

Дикарку.

Она заметила их, оглянувшись через плечо, хотя направлялась к выходу, и когда увидела Ильхо, засияла, словно серебряная монетка. Тем прекраснее это было, что Кайя предвкушала скорейшее крушение всех её тщетных надежд.

Не замечая никого и не смущаясь, девчонка кинулась к Ильхо, как если бы видела только его.

– Я прочла две страницы! А ты говорил: деревенщина! Спорим, через год я буду знать больше тебя…

Именно на этих словах её улыбка увяла. Они оказались друг перед другом, и если дурочке не была очевидна пропасть, которая пролегала в тех нескольких шагах, что отделяли её от них троих, то Кайе было искренне её жаль.

Цепким диким взглядом девчонка окинула Ильхо с головы до ног.

– Что с тобой случилось? – Смешно, но она требовала у него ответа.

И только мгновением позже дикарка всё-таки заметила очевидное: Кайя продолжала держаться за руку Ильхо. Ильхо, обратившегося в каменное изваяние.

– Отвечай! – крикнула она свирепо.

Кажется, зрелище грозилось развернуться поистине грандиозное, Кайя была уверена, что настолько насытится их обоюдным унижением, что не сможет сегодня съесть больше ни кусочка. Но она не была готова к тому, как отстранёно прозвучит голос Ильхо.

– Этерь, если твоё занятие закончилось, иди куда шла. Это пока ещё мой дом. И ты не будешь на меня кричать здесь.

Это было действеннее пощёчины. Девчонка отшатнулась, содрогнувшись. Даже Кайя повернула голову, чтобы взглянуть на человека, с которым держалась рука об руку. Она и не думала, что его глаза могут быть такими холодными. Отмеченные обычно мечтательным взглядом, они всегда виделись ей светло-зелёными, тёплыми, как вода в прогретой заводи. Но сегодня вода подёрнулась льдом.

Этерь перевела ошеломлённый взгляд и на Кая, и на неё, дольше всего задержавшись на ожерелье, обернувшем её шею. Потом вновь поглядела на Ильхо, тяжело дыша, распахнув свои огромные кошачьи глаза.

– Что они с тобой сделали? Что они с тобой сделали?! – беспомощно сжимая кулаки, выкрикнула она так громко, что эхо понеслось по сводам.

Ладно, этого хватит.

– Пойдём, – Кайя потянула Ильхо, и он послушался. Кай остался стоять, сохраняя бесстрастный, слегка скорбный вид. Возможно, он хотел нагнать их позже.

Но огибая Этерь, чья грудь тяжело вздымалась и опадала, будто девчонка задыхалась, Кайя не удержалась и, чуть склонив голову, прошептала на ходу:

– Мне так жаль.

Словно искра вспыхнула в керосине: Кайя и не успела испугаться, лишь закричала не своим голосом, когда дикарка вцепилась в её прическу и дёрнула изо всех сил, заставляя согнуться пополам. Её хватка была настолько сильной, что Кайя не на шутку перепугалась, что вовсе останется без скальпа.

Лишь бы прекратить этот кошмар в ответ она вцепилась в плечо и лицо беснующейся твари, пытаясь отстраниться. Кайя не постеснялась впиться когтями в упругую кожу, пока Этерь мотала её из стороны в сторону, рыча сквозь сжатые зубы.

Кайя потеряла бы себя в этом клубке волос и ярости, если бы Ильхо не пытался вытащить её из лап своей дикой подружки. Но он делал только хуже: её волосы не выдерживали тяги в обе стороны. Кай же ухватил дикарку.

– Чёрт, Этерь, прекрати! – окрикнул Ильхо сердито, и тут Каю удалось разжать хватку сумасшедшей.

– Кай, уведи её! – бросил Ильхо, обхватив её за плечи и спешно направляясь в сторону жилых покоев. Кайя стенала, и ей даже не нужно было притворяться: такого унижения она не помнила со времён своей первой брачной ночи, но там хотя бы не было других свидетелей, кроме её мужа.

Разъярённые, животные крики Этерь, почти уносимой Каем прочь, преследовали их до верхних этажей.

***

Кай ни за что не подумал бы, что едва сможет совладать с девчонкой, но по мере того, как они удалялись от библиотеки, силы покидали Этерь – к тому времени как он вывел её в сад, она уже перестала сопротивляться и просто позволила вести себя, обнимая за плечи.

Она ниже его ростом и на ней это дивное белое платье, такое лёгкое, что он мог бы разглядеть её силуэт, если б она стояла в нём напротив солнца.

Этерь не рыдала, но слёзы катились по её щекам градом. Впрочем, когда Кай довёл её до уединённой поляны на краю сада, откуда открывался вид на бесконечные водные просторы, и те прекратились. Она пыталась взять себя в руки.

– Простите, что испортила ваш костюм, – она неловко ткнула пальцем в замоченный слезами рукав пиджака и отвернулась, чтобы смотреть на море, а не на него. – Идите. Не нужно со мной водиться.

– В прошлый раз ты обращалась ко мне на «ты», – напомнил он мягко, сложив руки за спиной.

Этерь втянула носом воздух и кивнула, но, взглянув на него, не выдержала: её глаза вновь наполнились слезами, и она горько зарыдала. Кай тут же оказался рядом, чтобы она могла продолжить марать его пиджак столько, сколько ей будет угодно, уткнувшись в его грудь носом и прижимая руки.

Он не думал, что это будет уместно, но его руки осторожно легли на её плечи.

– Всё наладится, – произнёс он тихо, спокойно. Но ведь не думала же она, что между ней и Ильхо что-то возможно?

Этерь его не услышала, она могла слышать лишь собственное горе. Кай пригладил её буйные волосы: сначала несмело, но потом – поняв, что можно – гладя её по голове в порыве почти бескорыстного утешения.

Почти.

Она явно не собиралась вырываться, и её всхлипы прекратились, так что он осторожно обратил её лицо к себе, нежно приподняв за подбородок. Этерь по-прежнему была расстроена и не понимала.

– Почему меня так тянет к тебе?

Он спрашивал даже не её – себя.

Она сморгнула; Кай наклонился и прикоснулся к её припухшим губам своими, едва поймав её дыхание.

Но Этерь не позволила ему успеть сделать хоть что-то. Она тут же отступила на два шага и, посмотрев на него грустно, но непреклонно, покачала головой, пошла прочь.

Кай прикрыл глаза. Его покой отныне был потерян.

***

Тео было неспокойно всё утро. Ильхо не появился в городе, не пришёл искать его на берегу. Такое бывало, конечно, но сегодня это подняло в его душе волну тревоги.

Не случилось бы чего.

Поэтому Тео мерил длинными шагами пыль дороги до замка, надеясь в скорейшем времени застать друга в добром здравии. И желательно – в хорошем расположении духа.

Он всегда переживал за него. С той самой минуты, когда они познакомились, и, кажется, даже и прежде, до того, как он увидел Ильхо впервые, в нём всегда жила эта призрачная тревога.

С Ильхо не должно было случиться ничего дурного.

По привычке Тео срезал дорогу через сад, намереваясь просто вскарабкаться к Ильхо в покои. Но когда миновал лабиринт плодовых деревьев и цветущего кустарника, то услышал уже знакомый перебор струн под тонкими пальцами.

– Сегодня – так прям чудесно! – выпалил он не подумав, чем опять напугал девушку. Она не сразу завидела его, потому что он ещё не выбрался на свет, и от испуга уронила арфу в траву.

Лолли была одна.

– А где ваша матушка? – спросил Тео, помогая ей поднять инструмент.

– Она отошла, но скоро вернётся. Она велела мне повторить произведение не менее десяти раз.

Сестра Ильхо глядела на него как обычно: пугливо и по-смешному изумлённо, хотя, наверное, дело было в её круглых, навыкате глазах. Которые сегодня краснели от выплаканных слёз.

– С тобой что-то случилось? – спросил Тео взволнованно.

Девушка опустилась на сиденье, обняла вернувшуюся в свои объятья арфу и, всхлипнув, горестно заплакала.

– Меня никто не любит! – еле вымолвила она сквозь рыдания обиженным голосом. – Никто не хочет на мне жениться! А Кай целует другую – я видела сегодня, в этом саду! Я ничего, кроме замка, и не видела в жизни.

У Тео не было платка, но сегодня на нём была какая-никакая, а безрукавка, вполне чистая, свежая, и он не раздумывая оторвал от неё кусок ткани и протянул девушке. Лолли посмотрела на его подношение замутнённым слезами взором и захлопала ресницами, отчего слезы еще пуще принялись падать ей на подол платья.

Она взяла обрывок и шумно в него высморкалась.

– Чтобы выйти из замка, не нужно замужество. Я могу тебя проводить.

Казалось, поначалу она по-настоящему испугалась.

– Что же скажет мама?

Но Тео лишь пожал плечами.

– Да здесь же все свои. А если я буду рядом, с тобой ничего и не случится. Ведь мне приходится оберегать Ильхо, а это посложнее будет, чем прогуляться с тобой.

Ему это было несложно. В самом деле, почему бедная девушка должна проводить свои дни в каменных стенах, когда совсем неподалёку есть пляжи, лес, есть город и фермы? Отчего бы ей не развеяться?

– Пойдём? – Тео протянул ей руку.

– Сейчас?

– Солнце пошло к горизонту, уже не печёт. Лучше этого времени – только после заката или на рассвете.

Лолли замешкалась; решение давалось ей явно нелегко. Но потом она робко протянула ему руку и поднялась, пристроив арфу около стула.

И только когда они покидали пределы замка (самым обычным путём, ведь он не мог тащить её через заросли), Тео вспомнил, зачем явился.

– Кстати, ты не видела сегодня Ильхо? Я хотел проведать его и узнать, всё ли с ним в порядке.

– У него всё прекрасно, – ответила Лолли всё с той же обидой. – Он целый день со своими новыми друзьями.

Было ли это плохо, раз она так расстроена? Но, по крайней мере, Тео знал, что Ильхо ничто не угрожает. Он навестит его завтра.

***

Ужин прошёл тихо, несмотря на то, что он объявил о своём намерении жениться на Кайе. Новость эта была воспринята с тихим вздохом изумления Регины, с тоской во взгляде Лолли и с полным равнодушием отца.

Ильхо ждал. Смотрел в его глаза, когда слова слетели с губ, и ждал, что тот скажет хоть что-то. Но отец после непродолжительной паузу лишь поднял за него бокал, после чего продолжил есть, и даже новость о том, что его единственный сын собирается покинуть остров так скоро, ничего не переменила ни в его лице, ни в поведении.

За священником было решено послать на рассвете.

Ильхо с самого утра ощущал, как тело его и душа будто разъединились, и вторая наблюдала за ним, делающим то, что должно, словно со стороны. Он не мог позволить им снова соединиться в одно.

– Больше не пугай меня так, – тётка упрекнула дочь, нарушив тишину.

– Я просто заплутала в саду, – призналась Лолли, краснея. Ильхо вдруг почувствовал небывалый прилив любви к сестре. Он будет по ней скучать. Как и по всему остальному…

– Твоё платье было всё перепачкано.

Лолли лишь потупила взгляд, пряча едва заметную улыбку.

Ильхо покрутил головой: высокий ворот тесного костюма душил его. Хотелось сдёрнуть с себя всё лишнее и наконец-то впервые за день сделать свободный вдох, но этот наряд был частью того, что теперь заставляло его держать себя прямо. Где-то глубоко внутри, возможно, в области желудка, всё кипело, клокотало, бурлило – сжатый комок его нервов, похожий на клуб змей. Но он сумел сдержать его и не дать вырваться наружу.

Он прислушивался к ночному ветру, не донесёт ли тот до слуха обрывки песен, – сегодня на пляже должны были быть танцы. Но, конечно же, не слышал ничего, кроме шума прибоя у подножия замковой скалы.

Ильхо не прошёл вместе с семьёй и гостями в гостиную после ужина. Вместо этого он долго бродил по замку, прощаясь с домом. А потом открыл дверь в комнату, где не был уже давно.

Здесь ничего не изменилось. Обстановка так и оставалась нетронутой, казалось, здесь даже аккуратно наводят чистоту, стараясь не менять положение вещей, словно хозяйка вышла мгновение назад и обещала вернуться. Правда, покои больше не пахли ею. Ильхо не смог бы сказать, как именно различал этот запах, но в его детских воспоминаниях он был жив, а здесь – нет.

И тем не менее он упал на кушетку перед окном, где мама любила расчёсывать свои локоны, и представил, что она действительно где-то рядом. Ветер перебирал его волосы, возможно, это её невидимые пальцы отгоняли от него злые ночные тени.

Он уснул…

Россыпь холодных звёзд отражалась на водной глади – точно такими же звёздами сияло далёкое дно. Камни выступали из воды: подёрнувшись белым колючим налётом, они источали холод.

Ильхо оглянулся и ощутил влагой на лице морозное дыхание тумана. А впереди – водный простор – то ли океан, то ли озеро, очерченное вкрадчивым въедливым туманом. Он никогда не знал настоящего холода, но ощутил его – облачко пара сорвалось с замёрзших губ. И сам он чувствовал, как ледяной воздух выпивает из костей остатки тепла. Он стоял, ссутулившись и обхватив себя за плечи, едва ощущая прикосновение рук к собственной коже.

Медленно, клок тумана полз по берегу, обнажая мелководье и прибрежные скалы. Заиндевевшая чешуя серебром сверкнула рядом, и тут Ильхо увидел её.

Она умиротворённо лежала на плоском клонящемся к воде камне, опустив хвостовые плавники в хрустальную зыбь, покорно соединив руки на животе, разметав волны волос нимбом вокруг головы.

Он приближался медленно, по иглам холода. Ступив в воду, ледяными оковами сковавшую щиколотки, Ильхо побрёл к молчаливому изваянию на камне. Она оставалась недвижима. Вода мелко плескалась у её хвоста, а глаза заворожённо глядели туда, где звезды таяли в пурпурных с золотыми прожилками переливах.

Ильхо осторожно опустил на её лоб онемевшую ладонь, но не ощутил ничего, будто прикоснулся к застывшей глине. Прямая и тонкая как стрела тоска пронзила его сердце, он уже когда-то слышал эту печальную сказку, рассказанную во тьме воспоминаний печальным женским голосом.

А туман всё рассеивался… Он стоял по колено в обжигающей стужей соленой воде под куполом ночного неба.

Ильхо отступил от неподвижной русалки, лицо которой было ему знакомо и незнакомо в одно и то же время.

Мимо проплыла пустая ладья. Она стремилась в рассеивающуюся даль, туда, где все чётче проступали очертания чужой гавани. Над горизонтом рисовали карту неба созвездия.

Корабль покачивался в отдалении. Его пузатые бока и мачты-руки скорбно поскрипывали, испуская окрест тревожную мелодию.

Ильхо вглядывался в эти очертания. Его душила тоска; он был один. Один посреди воды, соли и мороза. Один наедине со звёздной пылью туманных чертогов.

О, если бы его душа просто заискрилась и ледяным крошевом устремилась ввысь, растворяясь в облаках, – наверное, тогда перестало бы ныть в груди.

Ильхо медленно двинулся вперёд. Туда, где ждал корабль.

Стальные обручи один за другим сковывали тело: бёдра, живот, грудь, плечи. Когда вода подступила к самому горлу, он уже ничего не чувствовал.

Шаг, другой. Глубокий вдох – солёная смола проникла в горло, разливаясь жидким стеклом по внутренностям. Ещё одно невероятное усилие – один вдох, огонь в лёгких, и всё было кончено.

Комментарий к Глава 12

Если б я давала название главам, назвала бы “Три ревущие женщины”.

========== Глава 13 ==========

– Он пожалеет об этом, как только взойдет на корабль. – Этерь зло воткнула нож в стол, оставив дырку в дереве, и Мартия вздрогнула: хоть это и была лишь разделочная поверхность, а всё равно чудилось, что повариха её отругает. – Придется ему вплавь возвращаться.

Этерь выдернула её прямо из постели раным-рано, даже раньше, чем Мартия обычно поднималась; они притаились в закутке на кухне и перешептывались. Вернее, Мартия шептала, а Этерь говорила не таясь.

– Почему ты так уверена?

Этерь подняла голову, туго обтянутую её знаменитой повязкой, – сегодня она снова была вылитый мальчишка, – и глаза её недобро сверкнули.

– Потому что знаю его. Он сам себя так не знает, как знаю я. А знаю я, что он – дурак!

Мартия поднялась и принялась ворочать вчерашние угли в печи. Пора было разводить огонь. Что Этерь было за дело до хозяев? Только самой себе проблемы создавать.

И чтобы подруга больше не резала несчастное дерево, Мартия подложила ей под нож мясо и фрукты.

*