Текст книги "Ильхо (СИ)"
Автор книги: Мина У.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
========== Пролог ==========
Герцог затушил лампу. От нескольких часов непрерывной работы глаза устали и слезились – он не мог больше смотреть на огонёк. А небо сегодня было безоблачно, и розоватого света, лившегося с него, хватало, чтобы убрать за собой.
Когда работа спорилась, он мог просидеть в своей мастерской хоть до самого утра. Мог забыть о времени и вообще не спускаться вниз день или два. Сегодня он управился рано, но это было лучшее из всего, что он сотворил. Возможно, он никогда больше не повторит своего успеха. Его натруженные руки уже немолоды, и подводит зрение. Если бы в Ильхо была хоть толика его жажды познания и созидания, но…
Герцог прибрал инструменты. Он всегда держал рабочее место в чистоте и порядке. Строгость и дисциплина, строгость и дисциплина – повторял он себе – вот те столпы, на которых зиждется воплощение в жизнь любой идеи. Где бы он был, если бы в его голове гулял ветер, а к своему труду он относился безалаберно? Лучший ответ был перед его глазами – его сын, что наверняка – он знал это – шлялся до сих пор по острову в поисках развлечений и острых ощущений. В его возрасте он уже знал, что будет делом всей его жизни, и готов был многое положить ради осуществления своих мечтаний.
Надо бы обязать Ильхо провести несколько дней в Цехах. Это должно пойти мальчишке на пользу.
Инструменты были разложены по холщовым чехлам и убраны: те, что поменьше, – в ящики стола, побольше – в сундук. Бумаги с эскизами и чертежами – свернуты и сложены в корзины. Стеклянный сосуд, в котором еще недавно трепетала и билась синяя искра, бережно спрятан в шкаф под замок. До новой поставки через месяц-другой он ему не понадобится.
Не удержавшись, он подошел к большому, в человеческий рост, стеклянному ящику, что был установлен у стены. Образец спал, пока. Искра была помещена внутрь всего час назад, а это значит, что пробуждения следует ждать не раньше обеда. У него будет время к нему подготовиться и еще раз как следует все обдумать.
Для этого образца отведена особая роль.
Переволновавшись, Герцог отошел к окну.
Замок спал. В саду под башней было тихо и сумрачно, а в распахнутые настежь окна дышала душистой прохладой мирная островная ночь. Спокойные нынче воды океана ловили гребешками волн отсветы туманности, раскалывающей небосклон пополам.
Места красивее и умиротвореннее, пожалуй, не было на целом свете, и до глубокой старости, до самой смерти он будет вынужден видеть один лишь этот пейзаж. Никакой пищи для ума.
Раздался оглушительный звон. Герцог вздрогнул и обернулся лишь для того, чтобы увидеть, как, разметав осколки своей темницы и распахнув резную деревянную дверь, его творение скрывается на лестнице, ведущей вниз.
Он постоял так какое-то время, соображая, почему же в этот раз искра сработала иначе. А потом его губы тронула тонкая улыбка. Герцог снова бросил взгляд в окно: на погруженные в тишину цеха, возвышающиеся по другую сторону острова, на пляжи, скрытые от его взора густой зеленой порослью, на спящий городок – единственный на острове.
Улыбка сделалась веселее.
Так или иначе, игра началась.
========== Глава 1 ==========
– Ты проспал завтрак, – такими недовольными словами его встретила тетка. Она одна осталась за столом к тому времени, как он спустился.
Ильхо беззаботно пожал плечами. Он слышал, что у аристократов есть некий этикет, строгий распорядок дня, традиции и прочая ерунда. Но все это осталось там, на Большой Земле, которую он, к слову, совсем не помнил, лишь какие-то обрывки. А здесь – кому это нужно?
Отец всегда завтракал в своем кабинете. Кузина, теткина дочь, тоже предпочла бы вставать, когда ей заблагорассудится, но мать была с ней строга. В жизни же самого Ильхо время и вовсе не имело значения. Когда ложиться? Когда вставать? Он сам себе был хозяин, и никто ему был не указ.
И единственной, кто еще цеплялся за прежнюю жизнь, оставалась его тетка, Регина. Стареющая, недовольная жизнью женщина. О ней Ильхо знал лишь, что у нее случаются мигрени и потому она пьет много кофе, – удовольствие не из дешёвых, но самого Ильхо это мало заботило: несмотря на изгнание, они до сих пор были баснословно богаты.
А это были уже слова его кузины. Лолли вечно повторяла, что, живи она в столице, благодаря деньгам его отца у нее не было бы недостатка в ухажерах. Ильхо неподдельно забавляло, какую значимость она придавала наличию женихов, – но ей было семнадцать, и она читала много романов.
Регина как раз заканчивала завтракать и с видом, исполненным достоинства и отчасти чванства, допивала свой кофе. Завтрак им накрывали на открытой террасе, примыкающей к столовой, а потому утреннее солнце подсвечивало тонкий фарфор в ее руках.
Ильхо не стал присаживаться, перехватил нарезанного мяса и ягод, подкидывая их в воздух и ловя ртом. Тетка с тихим раздражением то и дело бросала на него недовольные взгляды. Поля ее серой шляпы негодующе трепетали на легком ветерке. Но Ильхо вовсе не собирался никого злить. Просто хотел похвастаться позже перед Тео новым трюком.
– Присядь, ради всего святого! Не будь как один из этих… – она понизила голос и взглядом указала на слуг, что убирали грязные тарелки и блюда со стола.
Ильхо безмятежно рассмеялся. Какие же все-таки глупости порой говорят люди!
– В этом нет ничего смешного, – тетка все же обиделась. – Нужно держаться за свое положение. Иначе мы уподобимся местным дикарям.
А вот сам Ильхо был не против местных «дикарей». Один из них даже был его лучшим другом…
– …Эй, Тео!
Он заглянул за плетеный забор и застал друга сидящим перед мазанкой за починкой рыболовной сети. На самом деле Тео, как и его старик, нырял за жемчугом, но рыбу на острове ловили все и постоянно.
– Чего?
Смуглый, темноволосый Тео сильно отличался от самого Ильхо. Они были словно полными противоположностями. Друг был ниже его на голову, свои длинные черные волосы заплетал в косу, в ухе носил серебряное колечко, и глаза его, миндалевидной формы, желто-карие, по-кошачьи щурились от солнца и ветра.
Сам Ильхо по сравнению с местными простолюдинами был высок, и волосы его и ресницы, выгорая, золотились на ярком солнце зимой, а во время летних штормов становились цвета мокрого песка. Да и кожа его была чувствительна к загару, поэтому, как бы он ни хотел бегать по острову в одних лишь штанах и безрукавке, а все же приходилось надевать рубашку.
– Бросай сети, пошли кататься!
Тео прищурился и улыбнулся, продолжая работу.
– Завидую я тебе, – певуче и совсем без зависти проговорил друг. – А как же твоя работа в Цехах? Отец не спросит?
Ильхо оперся на забор, положив голову на руки; его укрывала тень цветущего дерева – крупные белые цветы только распустились.
А что отец скажет? Он поставил условие: провести три дня на производстве, посмотреть, поинтересоваться делом. По дню на каждый Цех. Но это было скучно. Ильхо исполнил свою повинность, и теперь был свободен. Никакого желания принимать участие в «семейном» деле у него не возникло.
– Я свободен как волна. Давай, Тео, бросай всё!
Друг терпеливо вздохнул, отложил в сторону сеть и направился к навесу за домом. Там, под надежным укрытием из пальмовых листьев, они хранили свои доски – Тео сам их сделал, а красное дерево для них привезли специальным заказом вместе с пряностями и тканями.
Ильхо перемахнул через калитку и поспешил на помощь…
Они бежали по горячему песку – доски под мышкой, – поднимая за собой брызги белоснежной крупы.
Обычно безлюдное местечко сегодня было облюбовано кем-то еще. Двое сидели у самой кромки прибоя, сцепив руки вокруг коленей, и вели разговор, слова которого тонули в рокоте волн.
Девушка и парень.
Ильхо заприметил: она симпатичная. Кожа смуглая; ветер развевает смоляные пряди волос, а глаза даже издали сияют, как два сапфира. И простенькое выцветшее платье, в котором еще угадывается синий цвет, идет ей как нельзя лучше.
Он узнал ее: она помогает на кухне в замке.
А вот парнишка казался незнакомым. Он выглядел как его ровесник, лет девятнадцати, а может, и моложе. Темные волнистые волосы – то ли длинные, то ли короткие, – небрежно убраны под красную бандану, рубаха-безрукавка с воротом на шнуровке обнажает сильные, хоть и тонкие руки, а штаны-шаровары закатаны до колен. Ни дать ни взять какой-нибудь подмастерье из Цехов. И прибыл на остров недавно: кожа светлая, как коралл, но с нежным румянцем.
Завидев вновь прибывших, пара умолкла, но через мгновение обрывки слов вновь стали доноситься с ветром. Ильхо, бросая мимолетные взгляды, все подмечал: что оба смотрят в их сторону и что девушка что-то втолковывает своему другу.
Он вслед за Тео, не замедляя шага, понесся навстречу волнам. Когда они катались в одиночестве, лишь изредка соревнуясь между собой, это было чистое, искрящееся удовольствие, но красоваться на публике Ильхо любил еще больше, хоть такое и нечасто случалось.
Волны накатывали одна за другой. Он раз за разом вставал на доску и скользил по воде как по шелку. Его рубаха и штаны набрякли от брызг, а промокшие волосы липли ко лбу и скулам.
Одна волна, вторая, третья, четвертая – все по прямой. Он даже не замечал, как там дела у Тео. На всем белом свете остались только он, доска под ногами и волны.
И тут, бросив короткий взгляд на берег и убедившись, что те двое все еще сидят и девушка смотрит, он дерзнул направить доску вдоль гребня волны. Тео всегда спускался только по прямой. Друг твердил, что делать иначе рискованно, но у Ильхо уже несколько раз получалось, получится и сейчас…
Но стоило ему попытаться оседлать волну, как доска под ногами вильнула, и на этот раз он потерял равновесие. Судорожно всплеснув руками в попытках удержаться за воздух, Ильхо рухнул в воду и тут же вынырнул, чувствуя себя беспомощным; мысли его пришли в смятение.
И тут его захлестнул мощный поток – ударила следующая волна…
На песок его, мокрого, побитого и отплевывающегося, вытащил Тео.
Ильхо не успел даже толком отдышаться, как его ушей достиг заливистый смех девушки, – он слышал его даже сквозь шум прибоя, как и веселые слова, слетающие с уст парня. Что тот говорил, оставалось загадкой, но через призму задетого самолюбия Ильхо будто расслышал колкости и низкие шутки в свой адрес.
– Ты в порядке? – перед ним маячило взволнованное лицо друга, но Ильхо молча сел, бросив рассерженный взгляд в сторону весельчаков.
В следующее мгновение он уже поднялся и быстрым шагом по мокрому песку направлялся к ним. Тео был мудрее – он просто стоял и смотрел, и мягкая улыбка играла на его смуглом лице.
– Хей! – крикнул Ильхо, приближаясь.
Оба обернулись – девушка замолкла и вскочила, но парнишка остался сидеть: он смотрел на Ильхо, нахмурив ровные темные брови из-под низко надвинутой банданы, всем своим видом открыто дерзя.
– Ты, – он подошел почти вплотную и посмотрел на сопляка сверху вниз, уперев руки в бока и слегка запрокинув голову. – Что смешного, босяк?
– Топай дальше, неженка, – щурясь то ли от ветра, то ли от презрения, бросил парнишка чистым звонким голосом. С близкого расстояния он казался еще моложе, и Ильхо заколебался, но все же пригрозил:
– Держи язык за зубами. Такому мальчишке, как ты, не помешала бы хорошая порка!
– Мальчишке?! – зло выдохнул тот и взвился с места.
Ильхо готов был ударить, но тут ему в глаза полетела горсть песка. Он схватился за лицо руками, в попытках протереть их, избавиться от невыносимого саднящего чувства, но ничего не видел, и в это мгновение его ударили между ног.
Задохнувшись и скрючившись от боли, Ильхо упал на колени и между красными раздраженными веками увидел размытые очертания убегающих вдаль фигур.
– Мелкий гаденыш! – прокричал он на весь пляж так, что даже волны не в силах были заглушить его слова. – Я найду тебя и душу из тебя выбью!
– Ильхо, – зазвучал над ним певучий голос Тео. – Ай-яй-яй, – покачал он головой, придерживая его за плечи.
– Море! Как же мне больно! – простонал Ильхо, позволяя увести себя прочь.
========== Глава 2 ==========
Ильхо сменил рубашку на свежую, но даже не стал ее застегивать. Сегодня он со старым замковым псом, что прибыл на остров еще вместе с первой партией рабочих и жил теперь во внутреннем дворике, предпринял вылазку к Северному мысу. Там недавно возвели часовню.
Ильхо с любопытством облазил одноэтажное кирпичное строение. Внутри было бедно и пусто, маленькие окошки располагались высоко, почти под потолком, так что столпы света падали на немногочисленные ряды деревянных скамеек. Без единого прихожанина на них. Наверное, рабочим, прочим ремесленникам, фермерам и рыбакам просто некогда было молиться. Ещё и в такой дали.
Да и священников на острове было всего трое. Ильхо никогда прежде с ними не разговаривал, даже не помнил, когда именно они прибыли, и с интересом выслушал об их нуждах и чаяниях, забыв обо всем уже на обратном пути к замку.
Пёс давно уже не носился по каменистой тропе, а просто бежал позади, высунув язык от жары. Его длинная золотистая шерсть явно не годилась для здешнего климата, но животное как-то приспособилось. Свою же голову в пути Ильхо укрывал соломенной шляпой.
А теперь он, отдохнув и переодевшись, поспешал встретиться с Тео, который ждал его у развилки проселочной дороги, ведущей к городку. Оттуда они условились бежать на пляж, где после заката молодежь из семей фермеров, рабочих и прислуги собиралась на танцы.
– Опять убегаешь?
Лолли застала его, когда он собирался перебраться через перила террасы, чтобы спуститься в сад, а там перемахнуть через живую изгородь, и напрямую к дороге. На острове жили мирные люди, и у замка не было ни охраны, ни ворот, что запирались бы на ночь, да и никто из домашних не стал бы его останавливать. Просто так было короче и веселее, и можно было проверить, насколько сильны его мышцы и цепки пальцы.
Сестра застыла у выхода из холла. Легкий вечерний ветерок, скинувший с себя гнет жалящего солнца, играл с ее тоненькими волосами, выбившимися из прически, – только у них двоих на всем острове волосы были светлые, даже у тетки они с годами потемнели, а у отца и вовсе серебрились сединой. Платье ее, хоть и было пошито из самой легкой, струящейся ткани, что поставляли на остров, но все же было многослойным – как она носила его днем, в такой зной, да еще и с корсетом? Местные простолюдинки давно от него избавились и, кажется, ни о чем не жалели.
– Пошли с нами, – он ласково махнул ей рукой, решив, что, если б она согласилась, он даже не стал бы продираться сквозь сад – обошлись бы обычной дорожкой.
Глаза сестры сделались круглыми от испуга.
– К-куда?..
– На пляж. Будут танцы, – Ильхо не сдержал при этом радостной ухмылки. Самое лучшее времяпрепровождение после катания на волнах.
– Танцевать… с рабочими?
– Там все собираются.
– Мы – не собираемся. Я слышала, что люди там почти что голые и жмутся друг к другу. Это неприлично, – шепотом добавила она, краснея.
Ильхо закатил глаза и рассмеялся.
– Танцевать тебя никто не заставляет. Можешь просто прогуляться по пляжу. Там красиво.
Лолли мотнула головой.
В возрасте двенадцати лет сестра упала в море с обрыва. Ее вытащили из воды, а Герцог вернул с того света, но, по наблюдениям Ильхо, после того случая Лолли сделалась пугливой и глуповатой и из замка больше не выходила – гуляла только в саду, смотрела на море с открытых террас и говорила о женихах.
– Ты знаешь, что скоро будут гости? – спросила она взволнованно.
Отец говорил что-то такое, да.
Ильхо пожал плечами. Временами к ним с визитом наведывались разные люди: ученые, дворяне, авантюристы – все, кто мог выбить себе при дворе разрешение на посещение острова. Иногда было интересно, иногда – смертельно скучно. В любом случае, он всегда мог сбежать с приема, если ему не нравилось, и улизнуть из замка, чтобы отправиться с Тео нырять за жемчугом или собирать моллюсков.
Судя по тому, как глаза сестры заволокло пеленой грез, она мечтала, что на корабле приплывет какой-нибудь молодой, статный дворянин, на худой конец – военный.
– Хей! Ильхо! – донеслось откуда-то снизу. Лолли вскрикнула, когда над перилами террасы показалась голова Тео. В сумерках и в тени крыши он был почти черен лицом.
– Ай, иду, Тео!
Ильхо махнул на прощание сестре, во все глаза глядевшей на карабкающегося как обезьяна Тео.
– Лолли, Лолли! – издалека послышался теткин голос, полный злости и беспокойства.
Но Ильхо в сопровождении друга уже спускался вниз по отвесной стене. На его счастье, в Коралловом замке не было ни одной прямой линии, ни одной ровной поверхности, и выступов для рук и ног было предостаточно.
Закат, как всегда, торопился. Он отгорал в здешних местах столь стремительно, что полюбоваться им удавалось не каждому.
Южная ночь пахла нежно, сладко.
При свете солнца все взоры невольно устремлялись к океану. Остров же казался песчинкой в его водах. Глубокие синие волны вдали и лазурные вблизи – они искрились в ярких лучах.
Но стоило солнцу зайти, как океан превращался в темное рокочущее ничто, в пустоту, в непроглядную пучину, а их маленький клочок земли становился убежищем посреди хаоса.
Простой народ любил веселиться. Забот днем хватало, хоть никого и не принуждали работать до изнеможения, а с наступлением темноты люди в возрасте любили посидеть в местном баре, скоротать вечер за разговором, песней и чарочкой самодельного вина или водки. Но молодые – и парни, и девушки – раз в неделю, перед Божьим днем, стекались к пляжу, который так и прозвали – Зеленым, не столько из-за пышной оправы в виде хитросплетения гибких корней и раскидистых крон невысоких деревьев, сколько из-за того, что это было излюбленное место зеленых юнцов, устраивающих танцы, жгущих костры, распевающих песни, любителей состязаться в незатейливых играх.
Ильхо с Тео пробирались сквозь заросли, обходя тропинку. Вдалеке, перекликаясь с волнами, звенели под быстрыми и ловкими пальцами гитарные струны. В музыкальности местным было не отказать: жизнь под солнцем в окружении волн располагала слышать и слушать. Музыку они могли извлечь из чего угодно – казалось, даже из воздуха. И, если под рукой не оказывалось музыкального инструмента, им могли послужить горшки и палки, песок в раковинах, панцири черепах – все что угодно.
В замке развлечения были редкостью. Да и те чопорные приемы, что устраивались для редких и немногочисленных гостей, были далеки от простого безмятежного веселья на ночном берегу.
А на пляже было на что поглядеть. Парни избавлялись от рубашек и жилеток, оставаясь в одних подвернутых к коленям штанах, а то и вовсе обходились набедренными повязками. Девушки же сбрасывали опостылевшие в жару платья и оставались лишь сорочках, подолы которых подвязывали узлом сбоку, чтобы укоротить до колен, а то и выше. А те, что посмелее, прикрывали тело набедренной повязкой, стягивая грудь полоской ткани. Ночь дарила свободу делать то, что не осмелишься при свете дня.
Когда Ильхо добрался до пляжа и Тео догнал его, на ходу переправляя косу – вплетая в нее ленту с колокольчиками, что нежно звенели при каждом движении, – на месте уже было полно народу. Кто-то успевал еще искупаться, ведь именно с этой стороны острова был лучший заход в воду, кто-то разжигал большой костер, стаскивая и ломая сухие ветки, вразнобой наигрывали мелодии, другие же просто шумели, перебрасываясь шутками и с оглушительной радостью приветствуя друзей. Девушки звонко смеялись и порой – то одна, то другая – срывались с места, преследуемые босыми быстроногими парнями, задыхаясь от смеха и азарта погони.
Ильхо не делал важности из своего появления. Он всех здесь знал, все знали его – главное, что в ближайшее время ему будет все равно, кто он и кто они.
*
Работа на пролетах кипела. Герцог обошел кузнечно-прессовый цех в сопровождении начальника ночной смены. Нужно было убедиться, что угля хватит до следующей поставки и что к тому времени, как с Большой Земли придут корабли, все машины будут готовы и перепроверены. Но эти вопросы он собирался задать уже цеху сборки.
Механизмы протяжно скрипели, но исправно выполняли свою работу. Начальник ночной смены с привычной местной доброжелательностью докладывал о своевременном выполнении плана. В цеху даже ночью от печей исходил жар, но его рабочие были готовы к подобным условиям. Пот не сильно досаждал им.
Все же эти люди были исполнительнее и послушнее, чем первые прибывшие сюда в самом начале его ссылки. Не зря он позже отослал прочь всех неугодных.
В своих людях нужно быть уверенным: что они не схалтурят ни на одном из этапов кропотливой работы и что не выдадут его секретов.
Из года в год в условленное время к причалу на островке Встречи, находящемуся на расстоянии всего трети морской мили, приходит караван кораблей: три судна для перевозки грузов и обязательно два военных для сопровождения.
Он отправляет им навстречу лодки, груженные готовыми машинами, а те в ответ пересылают им все необходимое, что нельзя добыть на острове: специи, ткани, лекарства, новые инструменты, предметы роскоши и самое важное – сырье и топливо, как для производства, так и для его научных изысканий. Такой вот натуральный обмен. Жалкие крохи, которые он получает в обмен на то, что может сносно жить и даже творить, но не слишком дерзко. Дерзость и смелость караются цивилизованным обществом.
Герцог удостоверился, что и без него здесь работа спорится, и вышел на свежий воздух, радуясь, что хотя бы под открытым небом жара спала. Ему доложили, что Ильхо прослонялся по Цехам отведенные ему три дня, потравил байки о морских чудищах с рабочими, развлек их своими фокусами и несколько раз с неподдельным интересом выслушал пояснения об этапах производства, но залетавшее ему в одно ухо, как обычно, тут же вылетало из другого.
Мальчишке девятнадцать, а он даже не думает о собственной судьбе. Кто он без наследия своего отца? Простой оборванец, без знаний, умений и с доской под мышкой.
Но ведь очевидно: парень не глуп. Отнюдь.
Здесь нужен катализатор… И их гостья вполне может сыграть эту роль.
Её появления Герцог ожидал со дня на день.
*
Ильхо набил трубку травкой, которой только что разжился у Лута, фермера, поджег тлеющей веточкой, принесенной от костра, и раскурил. Тео наблюдал за ним с беспокойством.
– Не кури эту дурь, потом будет казаться всякое. Лут сам говорил, что у него до сих пор видения, хотя уже несколько дней прошло. Говорит, что видит, что было с ним еще до того, как он на свет появился, и слышит голоса.
Ильхо затянулся покрепче и ухмыльнулся, глупо и счастливо. Тео не в курсе, что он уже дважды пробовал и ему нравилось чувствовать, как тело и разум разъединяются и он не знает, где реальность, а где бред затуманенного сознания.
Они сидели в отдалении от плясок, у кромки прибоя, на песке, расслабив спины и вытянув ноги. Ни отсветы пламени, ни тени танцующих не дотягивались до них. Тут было тише.
– Попробуй, – Ильхо протянул трубку Тео. Друг помедлил; он всегда был слишком вдумчивым и осторожным, но, наверное, за это и нравился ему, не знавшему порой, где та граница, за которую нельзя переступать.
Все же Тео принял трубку и неумело затянулся, тут же зайдясь кашлем. Ильхо залился смехом, когда посмотрел в помутневшие, слезящиеся глаза друга. Тот захохотал мгновением позже, просто потому что вместе они могли смеяться и вовсе без травки, и для этого им не нужны были особые причины.
Была еще одна вещь, которой Ильхо мог заниматься часами напролет, – это, раскинувшись на песке, заложив руки за голову, глядеть на небо, щедро усыпанное звездами, большими и маленькими, и прорезанное от края до края вздувшейся, словно шрам, окутанной розовой дымкой и переливающейся от лилового к темно-синему туманностью. Сложно на самом деле было определить, какого же она цвета. В разные ночи и под разными углами она могла казаться чем-то одним, а потом менять и цвет, и форму. Но на землю и океан она проливала рассеянный розоватый свет, легкий и мерцающий.
Сегодня вид туманности будоражил, словно розовый в ней довлел над сознанием, призывал, требовал. Звезды сверкали под ее вуалью подобно тысячам, сотням тысяч, миллионам глаз, наблюдавшим за ним.
– Ты знаешь, что это такое?
Ильхо указал рукой на небесный шрам и тут же уронил руку обратно в песок.
– Не-а. – Тео все затягивался, не возвращая трубку.
– На Большой Земле говорят, это облака межзвездного газа…
– Чего? – отозвался друг.
Вообще-то Тео не умел ни читать, ни писать, поэтому не было шансов показать ему ту книгу из отцовской библиотеки, что доставили с последним караваном. Да, Ильхо заглядывал туда иногда, просто от скуки.
– Они далеко-далеко от нас, за пределами нашей планеты.
– Хах, ну ладно! – Тео вновь заржал, но уже совсем не как обычно, а скорее припадочно, и это тоже было весело.
– Думаешь однажды отсюда уплыть? – спросил Ильхо, невольно затаив дыхание, когда приступ смеха отпустил их. – Тебе-то можно. Вам всем можно.
Лежа, Ильхо не видел лица Тео, но по интонациям голоса с легкостью мог представить, как то расслабленно.
– А зачем? Здесь хорошо. Хороший воздух и вода хорошая. Есть еда и есть чем заняться. Что я буду делать на Большой Земле? – он махнул рукой: мол, ничего. – Я даже толком и не помню, как там, в мире, живут.
– Тебе же было десять, когда вы прибыли на остров?
– Не помню… А ты?
– Что я?
– Хотел бы уплыть?
Ильхо молча уставился на туманность. В книге ее называли Туманностью Дракона.
Он бы уплыл, наверное. Он родился и всю жизнь прожил на острове, и мысль о том, чтобы покинуть родной край, и волновала, и пугала. Но Ильхо имел страсть к авантюрам, так что воображение живо нарисовало ему, как он поднимается на корабль.
Не на простой. На «Химеру» самого капитана Руперта, что прибывал на остров время от времени с личными визитами к отцу. У них было какое-то дело, которое они обсуждали за закрытыми дверями отцовского кабинета. Но это было неважно. Важно было то, что «Химера» ходила под солнечными парусами. Единственный в своем роде корабль-небоход…
– Хей? – позвал его Тео.
– Ты же знаешь, нам нельзя.
Тео кивнул.
– Но хотел бы?
Ильхо повернул голову, чтобы посмотреть в темные глаза друга, и кивнул.
Со стороны танцующих, от костра, доносились буйные, веселые выкрики, музыка сделалась бодрее, прибавилось барабанов.
– Пошли!
Ильхо первым подскочил, стряхивая тоску, как песок. Голова закружилась, но это быстро прошло. Тео поднялся медленно, не спеша; он всегда двигался плавно, что было ему на руку, когда они катались на волнах, где его, Ильхо, порывистость могла порой обратиться неудачей.
Они побежали к свету.
Люди вокруг были либо пьяны, либо полностью отдались танцу – уже и не различить. Да и сам Ильхо с головой окунулся в ритм музыки, в голоса поющих, в шум прибоя и треск толстых веток в кострище – таком высоком, что человек не смог бы перемахнуть через него, таком жарком, что взгляд опаляло. Отсветы оранжевого освещали толпу с земли, отсветы розового – с неба. Он сам не понимал, как двигается его тело: тому не нужен был разум, чтобы трястись, зарываясь ступнями в песок, чтобы стать одним целым с другими телами, мужскими и женскими, раскачивающимися и извивающимися, без слов чувствующими друг друга.
Можно было даже закрыть глаза и все равно продолжать двигаться – так было даже лучше, и Ильхо уже не знал, куда запропастился Тео…
Но когда он все же приоткрыл глаза, то увидел завораживающую картину. Ближе всего к пламени, словно не боясь ни жара, ни искр, оторвавшись от толпы, танцевала девушка. С наброшенным поверх голого тела куском рыболовной сети. Она танцевала сама с собой и с костром, руками ласково умоляя пламя, встряхивая темными волнами мягких волос и быстро кружась на месте.
Это вырвало сознание Ильхо из хмельного забытья. Как заворожённый, он направился к ней.
*
В этот день Барудо закрыл гончарную лавку поздней ночью. С тех пор как сын отправился искать лучшей жизни на Большой Земле, работы прибавилось. Надо было бы присмотреть себе подмастерья, но тоска по мальчику все время останавливала. Тот даже не поговорил с ним перед тем, как под покровом ночи отплыть к каравану у острова Встречи. Герцог лично передал Барудо, что накануне сын слезно просил выбить ему место на грузовом судне.
А вдруг он вернется? Вот скоро вновь придет караван, и его мальчик объявится в лавке как ни в чем не бывало…
Но это все, конечно, были пустые мечты.
Завтра. Завтра он прямо с утра пораньше отправится к Аурии. Ее дочь давно себе работу подыскивает – надо дать шанс смышленой девушке.
Закрыв дверь на один лишь засов и прихватив с собой флягу с кислым вином, Барудо отправился в свою хижину.
С единственной улицы их городка, пролегающей вдоль побережья, открывался вид на океан. Нужно было пройти всего несколько домов и подняться на скалистый холм по крутой тропинке – и он уже дома. Но Барудо отчего-то захотелось побыть под открытым небом и допить вино, глядя на сизые волны.
Он не свернул в сторону хижины, а спустился вниз, к каменистому берегу, где нашел валун поровнее и уселся на него. Грустно пить в одиночестве, а так хоть прибой говорит с ним.
Во фляге оставалась пара глотков, когда Барудо заметил движение в воде. Он напряг зрение, силясь разобрать, не показалось ли ему. В самом ли деле что-то черное барахтается в темных, с розовыми бликами на гребешках волн? Или это просто прибитое к камням бревнышко?
Но движение повторилось. Теперь уже сомнений не было.
Барудо забеспокоился. Что, если кто-то молча тонет прямо возле берега, не в силах найти ногами дно и ухватиться за скользкий камень?
Но стоило ему подняться на ноги, как темная фигура утопающего одним рывком уверенно приблизилась к берегу, словно в мгновение обнаружив лазейку между камнями, и оказалась совсем рядом, стоя по грудь в воде.
Барудо охнул и пьяно покосился. В бледно-розовом свете на мокрой, вздувшейся пузырями черной коже играли яркие блики. Глаз было не видать.
Существо издало короткий нечеловеческий крик, раззявив пасть, – будто голова раскололась пополам, – а затем рывком выбросилось на берег и поползло по камням, быстро и ловко перебирая руками. Прямо к нему.
Он попробовал отступить назад, но сразу же споткнулся о валун и беспомощно растянулся на спине.
Барудо весь онемел от страха. Его крики о помощи были лишь жалкими пьяными стонами, тонущими в плеске волн. За считанные секунды распухшая, ни на что не похожая голова с огромной пастью оказалась у его ног. Острая боль пронзила колено; он завопил, и неистовая сила поволокла его в океан.
Барудо изо всех сил цеплялся за камни, но пальцы соскальзывали с илистой поверхности. Лишь оказавшись наполовину в воде, он сумел ухватить небольшой булыжник и, захлебываясь соленой водой, как следует тяпнул тварь по голове.
